Мао Цзэдун

ЭПИЛОГ

Китайцы славятся своей активностью и трудолюбием. В стране с единым часовым поясом сотни миллионов людей просыпаются одновременно — в начале седьмого утра, делают дыхательную гимнастику цигун, завтракают и отправляются по ежедневным делам. На службу, учебу, в цеха, поля, школы, за прилавки универмагов.

Вместе со всеми ни свет ни заря встают и пекинцы. Толпятся в метро, на автобусных остановках, железнодорожных вокзалах. Позванивая звонками, крутят педали велосипедов, а те, кто побогаче, едут в такси или собственных автомобилях. Шумят на торговых улицах, глазеют на иностранных туристов, запускают воздушных змеев на площади Тяньаньмэнь.

С раннего утра бурлят городские рынки, а из бесчисленных ресторанчиков разносятся ароматные запахи удивительных блюд. В чудом уцелевших переулках хутунах на утреннем солнышке греются старики и старухи, а невдалеке от них играют дети. Слышится рыкающая пекинская речь, крики торговцев, привлекающих покупателей.

Особенно многолюдно на одной из центральных торговых улиц Ванфуцзин, в той ее части, которая не так давно была превращена в пешеходную зону. Толпы людей движутся по ней в разные стороны, и, если пойти строго на юг, через какое-то время выйдешь на широкий проспект Чанъаньцзе — главную магистраль города. Свернешь направо, минуешь массивное здание гостиницы «Пекин», и через каких-нибудь десять минут выйдешь в исторический центр Пекина. Это и есть Тяньаньмэнь. Справа — «Запретный город», а слева — собственно площадь.

И первое, что бросается в глаза: огромный портрет Председателя Мао, украшающий вход в бывший дворец императора, Врата небесного спокойствия. Проницательные глаза, высокий лоб, характерная родинка под нижней губой. «Великий кормчий» смотрит спокойно, с большим достоинством. Похоже, его уже давно не волнует то, что происходит в китайской компартии, в стране и мире. Не беспокоит его то, что, вопреки его воле, высказанной еще в апреле 1956 года, тело его не кремировали, а вскоре после смерти забальзамировали. Оно покоится тут же, на площади, в величественном мавзолее. «Дом памяти Председателя Мао» — так называется это здание. Квадратное строение бело-желтых цветов имеет 33,6 метра в высоту. Его общая площадь — 28 тысяч квадратных метров. Каждая из сторон «Дома памяти» украшена двенадцатью гранитными колоннами квадратной формы, а двухъярусная крыша выложена глазурованной черепицей. Постамент, также двухъярусный, облицован темно-красным гранитом, а изящная балюстрада вокруг всего комплекса сложена из белого мрамора. Тело Мао Цзэдуна покоится в центральном зале, в хрустальном гробу, установленном на постаменте из черного шаньдунского гранита. Председатель одет в серо-синий френч и накрыт красным знаменем с желтыми серпом и молотом. Вокруг постамента — живые цветы в белых фарфоровых горшках с синим рисунком. За изголовьем гроба на белой мраморной стене — золотые иероглифы: «Вечная слава великому вождю и учителю Председателю Мао Цзэдуну».

«Дом памяти» открыт для посещения шесть дней в неделю, со вторника по воскресенье, с 8.30 до 11.30 утра за исключением особых случаев. По вторникам и четвергам публику допускают и с 2 до 4 дня. Вход бесплатный.

Платить нужно только лотошникам и продавцам сувенирных магазинов, в разных концах города, в том числе и на Тяньаньмэнь, бойко торгующим предметами китча: значками и плакатами с изображением Мао, бюстами и цитатниками Председателя. Возрождение рыночной экономики в КНР в конце 70-х — начале 80-х годов, обусловленное «реинкарнацией» фракции «умеренных» вскоре после смерти Мао Цзэдуна, а главное — возвращением в июле 1977 года к власти Дэн Сяопина, привело к коммерциализации «культа Мао». Превращению бывшего вождя в сувенир истории способствовала и более чем снисходительная оценка его правления новыми лидерами КПК. «Товарищ Мао Цзэдун — великий марксист, великий пролетарский революционер, стратег и теоретик. Если рассматривать его жизнь и деятельность в целом, то заслуги его перед китайской революцией в значительной степени преобладают над промахами, несмотря на серьезные ошибки, допущенные им в „культурной революции“. Его заслуги занимают главное, а ошибки — второстепенное место», — заявили в 1981 году руководители партии¹. И с тех пор не пересматривали эту оценку. Что же тогда удивляться тому, что в новом Китае «великий кормчий» превратился в предмет культуры, истории и искусства?! Он как бы отошел в прошлое, встав в один ряд с Конфуцием, Цинь Шихуаном, Чингисханом и прочими историческими деятелями.

Его жена, арестованная «предавшим» ее Хуа Гофэном через месяц после кончины Председателя, в конце 1980-го — начале 1981 года вместе с другими главарями «культурной революции» предстала перед судом. Своей вины она не признала, громко заявив на весь мир, что была лишь «псом Председателя Мао и кусала тех, кого он велел кусать»². Ее приговорили к смертной казни с отсрочкой приговора на два года. Такой же вердикт был вынесен Чжан Чуньцяо. Другие же лидеры «левых», Ван Хунвэнь, Яо Вэньюань и Чэнь Бода, получили соответственно пожизненный срок, восемнадцать и двадцать лет тюрьмы³. Через два года, однако, смертные приговоры Цзян Цин и Чжан Чуньцяо были заменены пожизненным заключением.

Цзян находилась за решеткой вплоть до начала мая 1984 года, после чего режим ее содержания был изменен на домашний арест. Но в 1989 году вслед за подавлением студенческих волнений на площади Тяньаньмэнь ее вновь поместили в тюрьму: на этот раз за то, что она осудила Дэна за убийство студентов. Вскоре, правда, ее опять выпустили, поместив под охраной на двухэтажной вилле в северо-восточном районе Пекина Цзюсяньцяо. Здесь, устав от бессмысленной жизни, глубокой ночью 14 мая 1991 года она покончила с собой. Она сделала веревку из связанных между собой носовых платков и повесилась в ванной комнате. Перед этим она написала записку: «Председатель! Твоя ученица и соратница по борьбе идет к тебе»⁴.

Предыдущая жена Мао, Цзычжэнь, скончалась за несколько лет до этого, 19 апреля 1984 года в Шанхае. А дети, сын Аньцин и дочери Ли Минь и Ли На, живут в Пекине. У них давно есть свои дети. У Аньцина и Ли На — сыновья, а у Ли Минь — дочь и сын. Есть дети и у племянницы Мао, Юаньчжи, и у племянника Юаньсиня. Подрастают уже и внуки.

Вокруг них бурлит новая жизнь. Китайское общество стремительно модернизируется. Многие молодые китайцы осваивают суперсовременные технологии, занимаются бизнесом, едут за границу получать образование. Не отстают от них и потомки Мао. Дочь Ли Минь, Кун Дунмэй, в мае 2001-го получила диплом магистра в США.

Уже нет в живых ни Дэн Сяопина, ни многих других реформаторов постмаоистской эпохи, а Китай по-прежнему рвется вперед. Социальные эксперименты давно окончены. В стране развивается новое общество со смешанной экономикой. С колоссальной скоростью меняется облик огромной страны. Преобразования, начатые после смерти Мао, стимулируют бурный рост активности населения. В успехе этих реформ — залог того, что влияние маоизма на политическую и идеологическую жизнь Китая, которое пока еще ощущается достаточно сильно, недолговечно.

Как-то в начале «культурной революции» Мао послал Цзян Цин письмо, в котором приветствовал «полный беспорядок в Поднебесной». Тогда же он написал: «Я верю самому себе, но в чем-то не верю. В молодости я говорил: „Жизнь человека длится двести лет, и поднятые им волны должны колыхаться три тысячи лет“. Как видно, гордыни хоть отбавляй, но в то же время я не уверен в себе, у меня всегда такое ощущение, что, когда в горах нет тигра, тогда царем зверей становится обезьяна. Вот и я стал таким царем, но это не проявление эклектики, во мне есть и дух тигра, это — главное, есть и дух обезьяны, это — второстепенное. В свое время я использовал следующие несколько фраз из письма Ли Гу, жившего в ханьскую эпоху, к Хуан Цюну [биографии и того и другого содержатся в династийной хронике Поздней династии Хань, составленной в V веке]: „Твердое легко ломается, светлое легко пачкается; кто поет 'янчунь байсюэ' [древняя мелодия, которую очень трудно исполнить], тот легко может оказаться в одиночестве; большая слава вряд ли бывает заслуженной“. Последние две фразы как раз указывают на меня»⁵.

Прав ли был Мао в этом самоанализе? Или просто разыгрывал очередную роль? А может быть, все же делился с женой сокровенным? Этого мы уже не узнаем. Председатель давно беседует с Марксом.