Маринкина башня

Глава 2. В которой Агнеша знакомится с семьей польских магнатов Мнишек

Я, Мнишек, у тебя

Остановлюсь в Самборе на три дня.

Я знаю: твой гостеприимный замок

И пышностью блистает благородной

И славится хозяйкой молодой.

Прелестную Марину я надеюсь

Увидеть там.

А.С. Пушкин. Из пьесы «Борис Годунов»

Дверь с кованой ручкой в виде двуглавого орла Агнеша, конечно, открыла и, конечно, заглянула посмотреть — что там за ней.

— Ничего себе! — от неожиданности увиденного вслух брякнула девушка.

Она находилась в длинной галерее, похожей на балкон, нависающий над небольшим, но роскошно оформленным залом. Его окна украшали резные каменные цветы. С галереи зал хорошо просматривался. Там собралось немало народа в исторических костюмах. И диалоги велись на польском языке.

Снимают фильм? — рассуждала Агнеша. Не похоже, так как нет операторов и всех тех, кто участвует в съемочном процессе помимо актеров. Более разумным выглядела версия, что тут идет репетиция спектакля.

Посмотрю пару минут и вернусь к группе, — решила она.

Говорил смуглый молодой человек, чье лицо портило родимое пятно на носу, вровень с правым глазом.

— Мы, Дмитрий Иванович, Божьею милостью царевич великой Руси, Углицкий, Дмитровский и иных, князь от колена предков своих, благодарим семью сандомирского воеводы пана Юрия Мнишека за оказанный прием и доверие.

— Для нас честь, царевич Дмитрий, принимать Вас у себя, — отвечал широкоплечий, тучный и грузный мужчина.

На его голове красовался расшитый золотой нитью берет со свисающим пером.

— Был счастлив с тобою познакомиться, Марина, — приложился тот, кого назвали царевичем, к ручке молоденькой, невысокого роста девушке в богатых одеждах.

— Как только король и папский нунций примут меня, мы сможем вновь увидеться, — добавил он.

Последняя лекция по истории доцента Горелика еще не выветрилась из головы Агнеши, и она предположила, что здесь разыгрывается сцена отъезда Лжедмитрия из замка семьи Мнишеков после его первого знакомства с Мариной в марте одна тысяча шестьсот четвертого года.

В зале, помимо Марины, присутствовали еще две женщины. Одна, украшенная массивными ожерельями и браслетами, которую царевич назвал пани Ядвигой, судя по всему, играла роль жены Юрия и матери Марины.

Когда Дмитрий прощался с третьей из женщин, голубоглазой, рыжеволосой красавицей, от Агнеши не укрылось, каким долгим взглядом обменялись эти двое. Женщина была явно старше царевича, но их обоюдный интерес друг к другу казался очевидным.

Интересно, кто эта рыжеволосая? — думала Агнеша, отступая вглубь галереи. Пора было возвращаться. Она ведь еще сфотографироваться хотела. А тут как-то неуютно ей становилось. И сцена прощания, что она сейчас видела, совсем не напоминала спектакль. Все выглядело слишком реалистично. И польская речь смущала. Если в этом зале и были актеры, то не русские, а настоящие поляки. Возможно, кроме Дмитрия. Тот говорил с акцентом.

Агнеша растерялась. Никакой двери, через которую она попала сюда, в сплошной стене галереи не нашлось.

У меня разыгралось воображение, или, это какая-то оптическая иллюзия, — успокаивала она сама себя.

Только за плечо ее ухватила никакая не иллюзия.

— Ты кто? — крепко держал ее толстяк лет двадцати.

Вопрос был задан на польском.

— А ты кто? — так же на польском спросила Агнеша.

Толстяк вытаращился на нее.

— Кто я? Ты не знаешь меня?

— Откуда мне тебя знать?

— Я Станислав Бонифаций, сын сандомирского воеводы Юрия Мнишека и хозяин этого замка.

— А что это за замок?

Станислав рассмеялся.

— Саноцкий замок. Он достался мне по наследству, и я живу здесь со своей женой Софией. Имя княгини Софьи Головчинской тебе тоже незнакомо?

— Незнакомо, — подтвердила Агнеша.

— Странная ты какая. Вот моя жена, смотри, — подвел он ее к перилам галереи и указал на рыжеволосую красавицу.

— Она старше тебя.

— Ну и что? — опять засмеялся Станислав Бонифаций.

Его смех привлек к себе внимание всех, кто оставался в зале. Царевич со своей свитой к этому времени замок уже покинули.

— Станислав, кто это там с тобой? — прогудел Юрий Мнишек.

Агнеша приняла тот факт, что оказалась в нестандартной ситуации, допустила, что, открыв ту дверь в Маринкиной башне в Коломне, попала во временную дыру. Она читала о таком явлении. Не верила конечно, но ведь происходит с ней сейчас нечто необъяснимое.

— Вот, незнакомку поймал, — спустился вниз по лестнице парень, таща девушку за собой.

Востроносенькая Марина смотрела на нее с большим любопытством. Красотка Софья изучающе. Пани Ядвига глядела с удивлением, как будто привидение увидела. Впрочем, воевода тоже выглядел удивленным.

— Надо же, — произнес он, пристально глядя на трофей старшего сына[1].

— Юрий, она так похожа…, — прошептала пани Ядвига.

— Вижу, — остановил ее муж и обратился к чужачке.

— Как тебя зовут?

— Агнес.

— И какого ты рода, Агнес?

— Моя фамилия Джевицкая.

В данной ситуации Агнеше показалось уместнее представиться польской фамилией своей матери, чем русской отцовской.

Стоило ей назваться Джевицкой, как от группы, составляющей свиту пана Юрия, вперед выступил один из дворян.

Черный, словно ворон, — мысленно охарактеризовала мужчину Агнеша. Такими черными казались его глаза и длинные волосы, завязанные в хвост. Одежда поляка также отличалась темным цветом, без каких-либо украшений и изысков. Все это выделяло его среди остальных мужчин в зале, коротко-стриженных, наряженных в яркие кафтаны и шляпы с перьями.

— Сколько тебе лет? — неожиданно зло спросил он.

— Двадцать один, — с вызовом посмотрела она на обозленного поляка.

Агнеша, несмотря на внешнюю мягкость, умела за себя постоять, и сейчас не собиралась позволять этому Ворону обижать себя.

Тот собрался сказать что-то еще, но пан Юрий остановил его.

— Януш, остынь. Даже, если она та самая девочка, не ей стоит мстить.

Выходит, фамилия Джевицких тут известна и как-то связана с ненавистью этого Ворона, — неслось в голове Агнеши. Надо бы порасспросить маму. Та говорила, что родни у нее нет, но возможно она что-то знает из истории своего рода.

— Ты очень похожа на Божену, — сказала пани Ядвига.

— Вы знали мою маму? — не подумав, ляпнула Агнеша.

— Знали. Мы приезжали в Джевицы зимой. Тогда еще здравствовал король Стефан Баторий, а наши старшие сыновья были совсем крохами, — немного печально улыбнулась пани Ядвига.

А Агнеша обратила внимание, что женщина совсем не старая и, хотя фигура ее расплылась, лицом она очень хороша, особенно вот с такой печальной улыбкой. Была бы Агнеша художником, обязательно запечатлела бы ее облик на полотне.

— Тогда-то твои родители и познакомились. Ведь Вацлав состоял в свите моего мужа и прибыл вместе с нами.

— Вацлав? Но моего отца зовут Матвей.

Русское имя по-польски звучало, как Mateusz, и Мнишеки по-своему расценили реплику Агнеши.

— Мацей Джевицкий приходился тебе дедом. Они с женой выдали тебя за свою дочь, чтобы скрыть ото всех, что твоей матерью на самом деле является Божена, — сообщил пан Юрий.

— Нам историю твоего рождения и того, что в Джевицком замке в ту страшную ночь произошло, архиепископ Станислав Карнковский рассказал, — добавила Ядвига. — Он единственный в той резне живым остался. Шведы пощадили его, видимо из уважения к церковному сану. Но все думали, что девочка тоже погибла. Ведь на пепелище нашли детские останки.

— В замке мог быть еще чей-нибудь ребенок, о котором архиепископ не знал. Он и погиб, — предположил пан Юрий. — Как же ты выжила?

— Не знаю, — честно ответила Агнеша.

— А где жила все это время?

— В Варшаве. Наверное. Или в Кракове.

Агнешка несколько раз бывала в Польше с мамой и более-менее представляла, где тут что находится. Но сейчас-то она в Речи Посполитой, могло все и по-другому быть.

— Ты что, провалами в памяти страдаешь? — ехидно спросила ее рыжеволосая Софья.

— Страдаю, — обрадовалась подсказке Агнеша.

— Папочка, пусть Агнес у нас поживет и завтра с нами в Самбор едет, — неожиданно стала просить Марина. — С тех пор, как Аннушка уехала, мне совсем одиноко.

— Что ж, — принял решение пан Юрий, — мы ведь имеем косвенное отношение к твоему появлению на свет. Поживешь у нас, пока не вспомнишь, где твой дом. А Мнишеки от одного лишнего рта не обеднеют.

Для Агнеши такое предложение было наилучшим в сложившейся ситуации. Ее не выгнали на улицу и не особо озаботились тем, как девушка вообще появилась в доме воеводы. Ночью она попробует найти ту треклятую дверь.

— Пан Юрий, Вы доверяете ей?

Злой голос Ворона нарушил благостные думы Агнешки.

— Она может быть шпионкой, — не унимался он.

Так бы и треснула этого гадкого поляка. И что он к ней прицепился?

— Януш, если она шпионка, тем интереснее, — усмехнулся Юрий Мнишек.

Агнеша вспомнила, как историк Горелик, а за ним и гид Юлиан характеризовали воеводу авантюристом, интриганом, мастером закулисных игр. Стало ясно, что странное появление какой-то воскресшей девочки возбудило интерес пана, потому он и позволил ей остаться. Марина своей просьбой предоставила отцу отличный предлог для того, чтобы дать кров незваной гостье.

Ворон тяжело глядел на нее.

А не придет ли он этой ночью убивать меня? — по-настоящему испугалась Агнеша. Все шляхтичи в этом зале при оружии. Даже у добродушного толстяка Станислава сабля за поясом. Она пыталась вспомнить, имелось ли в семнадцатом веке какое-либо огнестрельное оружие. Хотя, какая разница. Если этот мрачный тип явится по ее душу, она не спасется ни от меча, ни от огнестрела.

Обстановку разрядила пани Ядвига.

— Софья, выдели пожалуйста нашей гостье какую-нибудь одежду для сна, а ты, Марина, проводи Агнес в любую комнату для гостей на первом этаже.

Затем она обратилась непосредственно к ней:

— Мы уже поужинали. Я распоряжусь, слуги принесут в твою комнату еды.

— Спасибо, — поблагодарила Агнеша.

— Идем, — подхватила ее за руку Марина своей маленькой ладошкой. — Я чувствую, мы с тобой подружимся.

Агнеша улыбнулась такой горячности. Неужели, именно вот эту жизнерадостную и добрую девочку в ее ближайшем будущем заклеймят расчетливой проходимкой?

— Кто такая Аннушка? — спросила она, пока они кружили по многочисленным замковым коридорам.

— Моя старшая сестра. Мы с ней очень близки. Но ее выдали замуж за сенатора Петра Шишковского. Он очень знатного рода, — поделилась Марина. — Так что теперь мы редко видимся. А Ефросина, моя младшая сестрица, противная. С ней я не общаюсь. Она вредная, своевольная и даже смеет перечить папеньке. Ее в Самборе оставили. Но ты с ней завтра сможешь познакомиться. Только не смей с ней дружить против меня, хорошо?

Агнеша рассмеялась и пообещала.

— Хорошо. Только скажи, что такое Самбор?

— О! Ты и правда память потеряла, раз спрашиваешь. Самбор — богатейшая земля всего королевства — целых сто пятьдесят деревень и шесть соляных копий. Через него идет торговый путь в Венгрию. А как там красиво! Столько пихт и дубов ты нигде больше не увидишь! У нашей семьи там замок. Папенька является главой магистрата Самборы и заседает в городской ратуше[2].

— Станислав сказал мне, что Саноцкий замок достался ему по наследству. То есть, у вашей семьи два замка?

На этот раз рассмеялась Марина.

— У нас их намного больше. И да, Санок отписали Станиславу. А мы приезжаем сюда охотиться. Тут самые лучшие охотничьи угодья во всем Прикарпатье.

— Ты тоже охотишься? — удивилась Агнеша.

— Конечно. Я отлично езжу верхом и метко стреляю, — гордо ответила Марина. — Папенька всему обучил меня и сестер. На наши земли часто кто-нибудь нападает. И он считает, что женщина должна уметь защищать себя. Но пока эти навыки пригождались мне лишь в охоте на диких зверей.

— Похоже, ты всецело доверяешь своему отцу.

— Еще как доверяю. Он такой умный! Да ты и сама в этом убедишься, если погостишь у нас подольше. Папенька умеет приумножать богатства семьи и всегда находит выгодные партии для своих детей. Вот и сегодня, мы прибыли в Саноцкий замок не для охоты, — перешла на шепот Марина. — Ты видела царевича Дмитрия?

— Видела, — также шепотом ответила Агнеша.

— Папенька хочет устроить брак меж нами. Представляешь, я могу стать царицей!

— Представляю, — вздохнула Агнеша.

Ей было обидно за совсем молодую девушку, за тот восторг, который сквозил в ее шепоте и за тот двусмысленный взгляд, которым обменялись царевич с невесткой Марины. Все-таки, как жестоко обойдется с ней судьба.

— Мы пришли, — сообщила Марина. — Эти покои для гостей считаются самыми лучшими.

Они зашли в просторную светлую комнату.

Агнеше понравилось. Здесь даже имелся вмонтированный в стену умывальник из черного мрамора.

— Ты позволишь немного побыть с тобой? Хочу посмотреть, какую одежду принесет Софья. Я бы и свои платья тебе отдала, но ты же видишь, какая я маленькая. А Софья, она…, — Марина подыскивала слова. — Она может подшутить над тобой. Решит, раз ты не помнишь многого, да отдаст тебе какое-нибудь старье. Я тогда заставлю ее другое платье принести.

— Вы с ней не ладите?

Может быть, Марина интуитивно чувствует в невестке соперницу? — подумала Агнеша.

— Мы практически не общаемся, поэтому нельзя сказать, что не ладим. Просто, мне шестнадцать, а ей тридцать. Нам не о чем разговаривать. Ты знаешь, она ведь православная княжна. Брак со Станиславом для нее второй. Ее первым мужем был князь Головчинский из русских, осевших в Польше. Она унаследовала от него большое состояние.

— Марина, а кто тот мужчина из свиты твоего отца, Януш? Почему мое имя вызвало у него ненависть ко мне?

— Он твой дядя. Младший брат Вацлава. В его семье считают, что Вацлав погиб из-за тебя и твоей матери, потому, не питают к вам добрых чувств. Твои родители встречались тайно, и когда однажды Вацлав приехал навестить вас, на Джевицы напали шведы. До сегодняшнего дня думали, что все тогда погибли, но, выходит, тебя кто-то спас. Очень интересно знать, как ты спаслась. Совсем ничего не помнишь?

— Не помню.

В дверь постучали, и в комнату, в сопровождении служанки, вплыла Софья.

Агнеша была вынуждена признать, что княгиня со своими наивными голубыми глазами, хотя и старше на десяток лет, выглядит роскошно. На ее фоне она и Марина совсем терялись.

— Вот, я тебе ночную сорочку принесла, два платья и одни домашние туфли, — отпустила Софья служанку, когда та положила одежду на кровать.

Прогнозы Марины не оправдались. Княгиня не стала подшучивать над беспамятной и выбрала вполне симпатичные вещи. К тому же, совсем новые. Особенно понравилась Агнеше рубашка из черного шелка. Для ее ночного предприятия самое то.

Но Марина так не думала.

— Софья, как тебе не стыдно!

— А почему мне должно быть стыдно? Это ты у нас пока невинная овечка, а у меня других рубашек нет.

— Из-за чего спор? — заинтересовалась Агнеша.

— Нижнее цветное белье считается неприличным, — поджала губы Марина. — Порядочные девушки носят белое белье.

Софья рассмеялась.

— Выйдешь замуж за своего царевича, быстро поймешь, что можно сотворить с помощью неприличного белья.

— Марина, все в порядке, — успокоила Агнеша свою неожиданную союзницу в этом мире, — мне все равно в чем спать.

— Хорошо. Одну ночь поспишь в этом, — чопорно глянула она на черную рубашку, — но завтра же, как приедем в Самбор, пошьем тебе нормальную одежду.

Софья опять прыснула. Агнеша сдержалась, не хотела обижать молодую панну.

Спать она не собиралась, да и не смогла бы заснуть, слишком большая физическая и эмоциональная нагрузка пришлись на один день. В голове Агнеши царил полный хаос. Мысли, вопросы, переживания набегали друг на друга. Она то и дело посматривала на комод, где стояли часы в бронзовой оправе в виде льва. На циферблат падал лунный свет, помогая девушке видеть стрелки. В два часа ночи решила — пора.

Выскользнула из кровати. Босиком на полу стало холодно, но она не решилась одеть домашние туфли, принесенные Софьей. На них имелись каблучки. А шуметь ей нельзя. Тонкая рубашка тоже совсем не грела, но Агнеша надеялась, что ее черный цвет поможет слиться с темными замковыми стенами.

Выглянула за дверь. Никого. Коридор освещался масляными светильниками.

Минут пятнадцать ушло у Агнеши на то, чтобы найти лестницу на галерею второго этажа. Она кралась по коридорам, мимо всевозможных дверей, боясь с кем-нибудь столкнуться. Но в замке стояла тишина.

На галерее также имелись светильники, но горели не все. В полумраке Агнеша начала ощупывать стену, присматриваясь к каждому кирпичику. Постепенно, энтузиазм и вера в то, что она вот-вот выберется, угасали. Никаких ручек, никаких рисунков, никаких подсказок.

— Так и знал, что ты притворщица! Что ты тут ищешь? — грубо дернул девушку за руку Януш.

Она полностью сосредоточилась на поисках, оттого и пропустила его приближение. В отличие от нее, он был полностью одет. Совсем что ли спать не ложился? — рассердилась Агнеша на мужчину, но ответила честно:

— Дверь ищу.

— Какую дверь? — немного растерялся Януш.

— Выход, — туманно объяснила Агнеша.

— Ты совсем дура? — зло прищурился он, сильнее сжимая ее запястье.

— Мне больно, — попыталась стряхнуть она его руку.

Не получилось, и Агнеша гневно выпалила:

— Чертов Ворон!

Он вдруг выпустил ее руку и рассмеялся.

— Если ты думала меня таким образом оскорбить, то просчиталась. Моя фамилия Вро́на.

— Тебе подходит, — миролюбиво заметила она.

— Агнес, я не верю, что ты не помнишь прошлого. И однажды выведу тебя на чистую воду. А теперь, отправляйся спать. Нет тут никакой двери.

Пришлось уходить.

— Не в ту сторону, — догнал ее насмешливый голос Януша.

— Я еще плохо тут ориентируюсь, знаешь ли, — огрызнулась она.

— Пойдем, провожу. Только, вот, накинь, — снял он с себя полукафтан и отдал ей.

Сам остался в одной рубашке.

— И не ходи больше в таком виде по замку. Тебя могут не так понять.

Совсем они тут неизбалованные, — подумала Агнеша, — рубашка, что на ней надета, не такая уж и откровенная, грудь прикрыта, ноги закрыты, только голые пятки и видны.

Шли они молча. Януш довел ее до нужной комнаты, забрал свой кафтан и ушел, так и не сказав больше ни единого слова. А через пару минут Агнеша уже крепко спала, погрузившись в тревожный и беспокойный сон.

В Самбор выехали рано утром.

— Агнес, я еду на лошади. Ты со мной? — позвала ее Марина, легко забираясь на красивое белогривое животное.

Агнеша с опаской смотрела на серую лошадку, которую подвел к ней конюх. Никаких навыков и практики езды в седле у нее не было. Она видела, что Януш с любопытством наблюдает за ней. Не удивилась его коню, черному, словно смоль.

Для Юрия Мнишека слуги поставили небольшую скамеечку, и он тяжело, но все же самостоятельно взобрался на смирного коня.

К ее облегчению, для пани Ядвиги подали карету.

— Можно мне с Вами? — попросилась она.

— Конечно, — разрешила жена воеводы. — Ехать не так далеко, но в карете намного комфортнее.

Агнеша с радостью отошла от лошади.

Януш усмехнулся.

Ну и пусть, — думала девушка, — не всем же уметь скакать верхом.

Станислав отправился с ними, а София даже не соизволила выйти попрощаться.

— Хозяйка еще спит, — сообщила одна из служанок.

— Жена моего сына любит себя, лелеет свою красоту, — насмешливо произнесла пани Ядвига, когда они вдвоем устроились в карете. — Агнес, ты извини, я подремлю немного.

Карета тронулась, и Агнеша с большим любопытством и неясным волнением стала наблюдать в окошко за проносящимся пейзажем.

Они спускались с высокой горы, покрытой буковыми деревьями. Снега не наблюдалось, весна здесь определенно начиналась раньше, чем в России. Внизу поблескивала речка. Агнеша прочитала название на указателе — река Сан. Обернулась назад, полюбовалась на красивый замок, возвышающийся на самой горе.

Дорога заняла около двух часов.

В отличие от Саноцкого замка, Самборская резиденция Мнишеков ей не понравилась. Возможно, первое впечатление испортил вид нечистот, сбрасываемых через искусственный каменный канал в местную речушку.

Самборский замок выглядел больше крепостью и наводил тоску. Его опоясывала толстая стена и башни с бойницами. Подъезд к нему затрудняли земляной вал и ров с водой.

Неспроста Марина умеет стрелять, — поняла Агнеша, — неспроста тут такие замки-крепости. Да и то, что ей рассказали о событиях в Джевицах, наводило на мысли о неспокойной обстановке в стране. Как бы не пришлось ей столкнуться с недружественной армией или попросту с обычными разбойниками.

Всадники и карета въехали на каменный мост. У ворот их встречала стража.

— Агнес, не печалься, — заметила и догадалась о причине ее удрученности пани Ядвига. — Самбор только с виду такой мрачный. Его неприступные стены должны навевать страх на врагов. Уверена, то, что за стенами, тебя приятно удивит.

И она оказалась права. За замковыми воротами открывался мир красоты и роскоши. Ухоженный сад, пруд, мостики, фонтаны причудливых форм, каменные лабиринты, статуи античных божеств.

— Там есть часовня, — указала ей Марина на одну из башен. — Она для семьи и гостей. Слуги молятся в другой часовне.

А это идея, — призадумалась Агнеша, — что, если молитва поможет выбраться отсюда? Только пустят ли ее, православную, в костел? А я никому не скажу, — мысленно улыбнулась Агнешка, — пусть думают обо мне, как о ревностной католичке.

— Я покажу тебе весь замок, идем, — позвала ее Марина.

Агнеша ощущала себя, словно на экскурсии. Она не могла до конца осознать, что видит перед собой не музейные экспонаты.

— Папенька собирает картины, не удивляйся, у нас все комнаты украшены полотнами голландских, итальянских и немецких художников.

— А работы своих соотечественников пан Юрий не коллекционирует? — поинтересовалась Агнеша.

— Почему же? Наше семейное древо пишется только поляками.

И Марина провела ее в зал-галерею с вереницей фамильных портретов.

— Большинство картин принадлежит кисти местного живописца Симона Богушевича, — сказала Марина.

Агнеша переходила от одного портрета к другому, с интересом вглядываясь в представителей семейства Мнишек разных поколений и слушая пояснения своей спутницы.

— А это кто? — спросила она, когда Марина прошла мимо одного полотна, не дав разъяснений.

На нем был запечатлен привлекательный аристократ с волевым лицом.

Девушка вдруг смутилась и немного замялась, прежде чем ответить.

— Князь Юрий Корыбут Збаражский.

— Родственник?

— Должен был стать членом нашей семьи…, — Марина опять замялась, но все же продолжила, — Он ведь сватался ко мне. Я считалась невестой князя до тех пор, пока в Кракове не объявился претендент на Московский трон. Видишь, уже и портрет его для фамильной галереи заказали.

Марина вздохнула, и от Агнеши это не укрылось.

— Ты любишь князя Збаражского?

— Мне нельзя такого говорить, — зашептала Марина. — Только, знаешь, иногда я думаю о нем слишком много. Понимаешь, Агнес, для нашей семьи важно, чтобы у нас было все самое лучшее. Это касается и супружества. До появления царевича Дмитрия, папенька считал князя идеальным женихом для меня. Он очень богат и умен. Учился в Падуанском университете и получил от короля староство в Брестском воеводстве. Ему всего тридцать лет, а он уже необыкновенно влиятелен и могущественен. И не только благодаря своему происхождению и близости к королю. Князь прославился на поле боя. Он рассказывал мне о молдавском походе, где участвовал в сражениях и помог возвести на молдавский трон Иеремию Могилу.

— Не лучше ли тебе стать женой князя Збаражского, жить в комфорте и достатке, чем следовать за сомнительной личностью в чужую страну?

— Русские сами признали его царевичем. А я увеличу славу рода Мнишеков и всего Польского Королевства. Я буду женой царя.

— То есть, ради интересов семьи ты готова отказаться от своих чувств?

— Меня так воспитали, Агнес, — немного затравленно произнесла Марина.

Агнеше стало жаль девочку, и она мягко спросила:

— Ну, а как тебе царевич Дмитрий? Понравился ли?

— Он предупредителен, любезен. У него благородные и сдержанные манеры. Дмитрию всего двадцать четыре года, и он более подходит мне по возрасту, чем князь.

Казалось, Марина убеждает саму себя. И глаза ее совсем не блестели также, как когда она говорила о Юрие Корыбут Збаражском.

— Идем, покажу тебе наш библиотечный зал, — отвела Марина взгляд от портрета князя и поспешила выйти из галереи.

— Ничего себе! — восхитилась Агнеша. — Как вам только удалось собрать такое богатство?

Встроенные в стены деревянные стеллажи от пола до сводчатого потолка занимали все обширное пространство библиотечного зала.

— Это библиотека нескольких поколений. Папенька регулярно пополняет ее новыми изданиями.

Агнеша пригляделась к корешкам книг ближайшего стеллажа. Издания по архитектуре, фортификации. На полках следующего стеллажа теснились мемуары, и Агнешу пронзила мысль.

— Марина! Кто-нибудь ведет летопись твоей семьи?

— Нет. Думаешь, надо?

— Конечно! Ведь сватовство царевича, это бесценный материал для мировой истории, — загорелась энтузиазмом Агнеша. — Позволь мне записывать все, что происходит вокруг тебя.

— А что? Мои правнуки смогут гордиться, что располагают архивом царицы Марины Мнишек!

Агнеше стало немного стыдно. Она-то знала, что в недалеком будущем эта пылкая девочка умрет и никаких правнуков у нее не будет. А вести записи она собиралась, чтобы предоставить их своему увлеченному другу Саше Черных.

Марина ее смущения не замечала. Она пленилась идеей создания летописи о своей жизни.

— Я сегодня же распоряжусь, чтобы тебе своевременно доставляли сколько потребуется бумаги, гусиных перьев и чернил.

Предлагая вести записи, Агнеша упустила тот факт, что в семнадцатом веке писали с помощью пера. Придется учиться. В крайнем случае, опять сошлется на свое беспамятство, — решила она, — мол забыла, как буквы писать.

— Вот вы где! — вбежала в зал девочка-подросток, на вид лет четырнадцати.

— Ефросина, — с некоторой неприязнью произнесла Марина.

— Мама сказала, что у нас гостья, воскресшая девочка, которую все считали погибшей.

Ефросина с любопытством уставилась на Агнешу. А та удивлялась насколько дети Юрия и Ядвиги непохожи друг на друга. Веселый, легкомысленный толстяк Станислав, целеустремленная, добрая, ведомая своим отцом Марина и импульсивная Ефросина. Марина имела фигурку точеную, стройную, черты ее лица были немного острыми, свои темные волосы она прятала в прическу. У Ефросины уже сейчас наметились округлые женственные формы, лицо выглядело чувственным, а черные волосы вились мелким бесом. Интересно было бы посмотреть на их остальных братьев и сестер.

— Ты Агнес, да? Расскажешь мне свою историю? — не умолкала младшая из сестер.

— Она почти ничего не помнит. Не приставай к Агнес, — осадила ее Марина.

Но от Ефросины не так-то просто было избавиться, и девочка повсюду следовала за ними, несмотря на протесты сестры.

Перед обедом Марина позвала Агнешу в часовню. Там уже находились старшие Мнишки и дворяне, из тех, что служили у пана Юрия.

Агнеша слушала мессу и молча молилась. Она умоляла Бога вернуть ее домой, указать ту дверь, через которую будет выход. Вслед за остальными опустилась на колени на специальную подушечку и перекрестилась. А когда поднялась, ее под локоть взял Ворон.

— И что это было? — зашипел он.

— Ты о чем? — зашипела она в ответ и тотчас поняла сама.

Она перекрестилась не по канонам католичества.

— Выходит, ты шпионка Дмитрия, — сделал мужчина свои выводы. — Появилась в доме пана как раз в тот день, когда там был царевич. Он православный, и ты, как я теперь вижу, тоже. А может быть, ты такая же самозванка, как и он? И вовсе не являешься дочерью моего брата?

— Попробуй докажи, — отважилась Агнеша на дерзость, высвобождаясь из его хватки.

На этот раз держал он ее некрепко и боли не причинял.

На их тихую перепалку никто не обратил внимания, все присутствующие были заняты получением святого причастия из рук священника.

После мессы последовало приглашение к столу, за которым появилось много новых лиц.

— Кто все эти люди? — спросила Агнеша у Марины.

— Гости из города и деревень. Наш дом славится хлебосольством и гостеприимностью. Папочка считает, что надо накормить всех, кто явится к обеду.

— Ты, наверное, забыла старинную польскую пословицу — «задолжай, но угости», — вмешалась в их разговор Ефросина, которая сидела по другую руку от Агнеши и слышала, о чем говорят девушки.

— Забыла, — согласилась Агнеша.

— Все эти гости слетелись сюда на утиный паштет нашего французского повара, — усмехнулась Марина.

— Но паштет действительно вкусный, — сказала Ефросина так, как будто говорила о самом лучшем блюде в мире.

Агнеша не особо разбирала, что ест. Весь обед она ожидала, когда Ворон начнет разоблачать ее. Но тот спокойно ел. Он сидел подле воеводы и совсем не обращал внимания на девушку. Наверное, решил предъявить свои обвинения не за общим столом, — предположила она.

Во второй половине дня ее потревожили дважды. Один раз модистка, она показала Агнеше образцы тканей и сняла с нее мерки. Второй раз слуга. Он принес бумагу, чернила и набор перьев.

Допрашивать ее так никто и не пришел.

Перед сном она потренировалась писать пером. Чернила капали, брызгали некрасивыми кляксами, буквы расползались, нервировал скрип пера, с непривычки заболели пальцы. Через некоторое время, когда стало получаться вполне прилично, Агнеша успокоилась, бросила испачканные листы в корзинку и легла спать.

А ночью разыгралась буря, да такая сильная, что повалило дерево в саду. Дерево задело какое-то окно и многие услышали звук разбитого стекла. В замке забегали, проверяя, где случился погром и не пострадал ли кто.

В дверь Агнеши постучали. Она не спала, просто лежала в кровати, прислушивалась к звукам бури и возне в замке, поэтому стук услышала сразу. За дверью стоял не кто иной, как Ворон. На этот раз одет мужчина был наспех. В руках он держал зажженную лампу.

— У тебя все в порядке? — спросил ее Януш.

— Да, — ответила она, подмечая, что Ворон старается не глядеть на ее черную рубашку.

Думала уйдет, но он прошел в комнату. Посветил на окно, убедился, что стекло цело. Поставил лампу на стол.

— А это что? — достал из корзины несколько мятых листов.

Вот же… Везде свой нос сунет, — чертыхнулась Агнеша.

— Не пойму, ты дурочка или разыгрываешь какой-то спектакль? — изучал Ворон несвязные фразы, которые она писала только лишь с целью научиться писать пером.

— Хватит меня уже оскорблять.

— Я не оскорбляю. Просто пытаюсь понять. Для шпионки ты ведешь себя глупо, допускаешь слишком много ошибок. Но и в ту сказочку с потерей памяти, что ты наплела Мнишекам, не верю.

— А в то, что я твоя племянница, веришь?

— На Вацлава ты не похожа. Совсем. Но я никогда не видел Божену, а пан Юрий с супругой уверяют — вы с ней одно лицо. Имя, возраст совпадают. Только кое-что ты не учла.

— И что же? — заинтересовалась Агнеша.

Она злилась на Ворона, ей и так было страшно и некомфортно, а тут еще и он со своей подозрительностью, но при этом ей нравилось слушать его рассуждения.

— В нашем роду рождаются дети исключительно с черным цветом глаз. Твои глаза серо-голубые.

— В младенчестве цвет глаз мог и поменяться, — уверено заметила она.

— Может и мог, — побарабанил Януш пальцами по столу. — На этих листках есть русские буквы. Ты царевичу Дмитрию писала?

— Нет. Я взялась вести дневник Марины Мнишек для потомков. А царевич ведь русский. Вот и пытаюсь некоторые фразы по-русски построить. Представляешь, как важно сохранять материалы всего того, что сейчас происходит вокруг семьи воеводы?

Януш с подозрением посмотрел на нее, но промолчал. И, так как он не уходил, она спросила:

— Ты заметил, что я не католичка, почему не выдал меня?

— А смысл? Ты начнешь отпираться. А пана Юрия вся эта кутерьма лишь позабавит. К тому же, пан толерантен к религиозным конфессиям. Он одинаково уважает причастность к любой религии и является активным сторонником движения объединения двух церквей.

— Сколько тебе было лет, когда погиб Вацлав? — решила воспользоваться Агнеша откровенностью мужчины и выведать побольше.

— Пять.

— То есть, сейчас тебе двадцать шесть?

— Молодец, считать научилась, — усмехнулся он.

У Агнеши невольно вырвался смешок.

— Ты говоришь с акцентом, — заметила она.

— Потому что я из Мазовии, мазур по национальности.

— А, так это у вас изобрели мазурку! — вспомнила Агнеша.

— Что изобрели[3]? — не понял Януш.

— Не обращай внимания, — отмахнулась она.

— Ты действительно странная, Ганя, — взял он лампу, собираясь уходить.

Почти сразу после его ухода заглянули сначала слуги, удостовериться, что окно ее комнаты цело, затем Марина.

— Стекло разбилось на втором этаже, — сообщила она, — в смежной комнате. К счастью, там никого не было.

Агнеша слушала девушку вполуха, она думала о Януше Врона и о том, как ласково он ее назвал — Ганя.

Последующие три месяца она провела в Самборе. Вернуться домой никак не получалось. При любой возможности Агнеша искала подсказку, обращала внимание на все, что выбивалось из цельной картины. Но все оказывалось пустышкой. Не помогали и молитвы, хотя она усердно посещала часовенку, пытаясь договориться с Богом.

Мнишеки к ней не просто привыкли, но и не хотели теперь никуда отпускать от себя. Воевода даже собрался хлопотать перед королем Сигизмундом, чтобы Агнешу восстановили в наследственных правах на Джевицкий замок.

А все из-за недоразумения с алхимиком Михаилом Сендзивою.

Этот проходимец оседал в домах богатых польских магнатов, демонстрировал им нехитрый фокус превращения серебряной монетки в золотую, после чего получал на свои опыты внушительные суммы. Ведь все хотели получать золото из чего бы то ни было. Не стал исключением и пан Юрий Мнишек.

— Познакомьтесь, — как-то представил он всем тщедушного мужчину с длинной бородкой. — Михаил Сендзивою. Живет при дворе нашего многоуважаемого короля и трудится над разгадкой превращения любого предмета в золото.

— Так Вы алхимик? — захлопала в ладоши Ефросина.

— Да, панна, — поклонился мужчина.

— Михаил не просто алхимик. Он самый лучший из всех алхимиков, — важно сообщил воевода. — И я обещал выделить ему шесть тысяч золотых на опыты, если ему удастся удивить меня.

— Поверьте, я смогу удивить, — пообещал Михаил.

Агнеша присоединилась к ожидающим чуда хозяевам замка и их гостям. Ей тоже было интересно.

Сендзивою установил складной столик, поставил на него склянки с порошками и жидкостями, потом продемонстрировал всем монету.

— У меня в руках серебряный талер императора Рудольфа, — покрутил он монетку.

Положил ее в пустую миску, сверху засыпал цветными порошками, залил непонятными жидкостями. Через минуту в миске забулькало, зашумело, поднялся пар. Алхимик еще чем-то плеснул, после чего вытащил из разноцветного месива золотую монету.

— Невероятно!

— Потрясающе!

— Какая перспектива!

Алхимик взирал на всех с гордым превосходством.

— Слушайте, это же примитивный фокус мошенников, — не выдержала Агнеша. — Золотую монетку просто заранее посеребрили.

Все разом замолчали, а липовый чародей не сумел совладать с лицом. Видимо, он ни разу не был уличен и перестал проявлять бдительность.

— Это правда? — сгреб пан Юрий мужика за шиворот.

— Как можно? Неужели бы я посмел обманывать таких уважаемых людей?

— Тогда докажи.

Воевода достал из кармана серебряную монету.

— Я попробую. Но нет гарантии, что получится два раза подряд, — занервничал Михаил.

Естественно у него не получилось, ни во второй раз, ни в третий, ни в четвертый. Гости протягивали ему монеты. Казалось, всех захватил азарт. Даже делали шутливые ставки, чья монетка станет золотой. В зале царило всеобщее оживление, и незадачливый жулик приободрился, понадеялся, что его не побьют. Так и случилось, пан Юрий просто выгнал его, наказав никогда не попадаться ему на глаза.

— Агнес, ты ясновидящая? — неожиданно спросил Станислав.

— А ведь правда, — поддержал сына воевода. — Не случайно ты провалами в памяти страдаешь.

— Это как-то связано с твоим спасением из горящего замка, — вмешалась и пани Ядвига.

— Агнес, милая, предскажи мне будущее, — взмолилась Ефросина.

Агнеша мысленно застонала. Только этого ей не хватало.

С тех пор за ней закрепилась репутация ясновидящей, и Мнишеки стали советоваться с девушкой по любому поводу.

— Ганя, как ты догадалась про монетку? — спросил Ворон.

Он вызвался проводить ее в город. Агнеше требовалось приобрести несколько личных вещей. Пан Юрий выделил своей подопечной средства на собственные нужды, и она не хотела тянуть с покупками. Марина и Ефросина слегли с простудой, потому не смогли составить ей компанию.

— Просто слышала о таком фокусе раньше, — ответила Агнеша.

Не могла же она сказать ему, что студентам Таможенной академии читают спецкурсы о видах мошенничества.

— Я не верю во всю эту чушь с ясновидением, — сказал ее спутник.

— Слава Богу, хотя бы один разумный человек нашелся, — насмешливо парировала она.

Ворон рассмеялся, и Агнеша с любопытством посмотрела на него, она впервые видела, как он смеется, тем более в ее присутствии.

— Обычно мои слова и действия вызывают у тебя подозрение и неудовольствие.

— Так и есть, — согласился мужчина. — Меня и сейчас беспокоит внезапность твоего появления в семье Мнишек и подлинность нашего с тобой родства.

Агнеша подумала, что не хочет, чтобы Ворон воспринимал ее как родственницу. И еще, ей казалось, что он тоже этого не хочет.

Так как она отказалась ехать на лошади, шли они пешком. Пани Ядвига предлагала ей карету, но город простирался вокруг замка, только и нужно было, что спуститься вниз с холма, где стояла крепость. К тому же, из кареты не открывалась бы такая панорама на Днестр. А река впечатляла, завораживала своей мрачностью и буйностью.

— Ты постоянно служишь у воеводы? — спросила она, пока они спускались с холма.

— Нет. Когда требуется, я нахожусь в регулярной армии. Иногда уезжаю в свое имение.

— В Мазовию?

— В Мазовии дом моих родителей, а мое имение под Кросно. Я получил его от короля Сигизмунда за боевые отличия в польско-шведской войне.

Агнеша посмотрела на него с уважением. Она и не знала, что он сражался.

— Зачем же ты тогда еще служишь у пана Юрия?

— Мне нужны средства для приведения имения в порядок, а Мнишек хорошо платит.

— Я бы хотела посмотреть на твой дом, — неожиданно вырвалось у Агнеши.

— Думаю, с этим проблем не будет, — взял он ее под руку, помогая преодолеть ряд валунов на дороге. — Неподалеку от моих владений, у семьи Мнишек земля — имение Поток. Они останавливаются там, когда собираются посетить монастырь францисканцев, где захоронена бабушка Марины, мать пана Юрия — Барбара Каменецкая. С наступлением лета Мнишки обязательно навестят монастырь.

Агнеша с Янушем вошли в город, и он повел ее в торговые ряды. На улицах пахло медом и пивом.

— Какой маленький город, — высказалась Агнеша, когда меньше, чем за два часа, они обошли его весь, с учетом остановок на покупки.

— Маленький? — удивился Ворон. — Самбор считается одним из крупных городов. Тут проживает почти четыре тысячи человек. Выходит, ты действительно жила где-то в столице.

Агнеша не стала подтверждать его предположения.

— Мы успеем вернуться до дождя? — спросила она, заметив надвигающуюся тучу.

— Вряд ли. Лучше укроемся в каком-нибудь здании.

Они зашли в книжную лавку после того, как первые дождевые капли попали им на одежду. Агнеша с интересом оглядывалась. Ее другу Саше тут точно понравилось бы. Пока она рассматривала книги, Ворон все это время общался с продавцом. Судя по дружескому тону, мужчины не первый раз видели друг друга.

Когда она подошла к ним, ее спутник расплачивался за какую-то покупку. Продавец заворачивал ее в плотную бумагу, и Агнеша не успела рассмотреть, что он купил.

Дождь закончился, и они покинули лавку.

— Ганя, это тебе.

Ворон протягивал ей свою покупку.

Заинтригованная Агнеша не удержалась, вскрыла сверток. Он подарил ей прекрасно отточенное перо в богатом футляре. Само перо, иссиня-черного цвета, украшалось мелкими жемчужными бусинками.

— Ты сломала много перьев. Это должно послужить подольше.

Агнеша увлеклась написанием дневника семьи Марины Мнишек. Записывала все, любую мелочь, касалась быта, уклада, интерьера, описывала все встречи и разговоры. И перья в ее руках ломались действительно быстро.

— Януш, спасибо, — зачарованно глядела она на дорогое перо.

— Перо стоило купить хотя бы ради того, чтобы услышать от тебя свое имя.

— А как я должна была тебя назвать? — не поняла Агнеша. — Ведь твое имя Януш.

— Януш, — подтвердил он и рассмеялся над выражением недоумения на ее лице. — До сих пор, ты звала меня Вороном, причем исключительно в негативном контексте.

Жизнь в Самборе затягивала, становилась привычной. Она все еще чувствовала себя гостьей, пришелицей, верила, что сможет вернуться обратно, но в то же время с огромным любопытством погружалась в свой неожиданный новый мир.

Довольно-таки часто у Агнеши случались долгие беседы с Юрием Мнишеком. В основном, они спорили о личности царевича Дмитрия и его шансах на занятие Московского трона.

— Вы хотите поддержать человека, чье происхождение более чем сомнительно? Готовы закрыть глаза на странное воскрешение сына Ивана Грозного, появление его из небытия[4]? — с горячностью спрашивала Агнеша.

— Согласен, — отвечал пан Юрий, — мы не можем быть уверены, что он тот самый царевич. Но мы не можем и сказать, что это точно не он. Сама посуди, Агнес, тринадцать лет назад во дворце города Углич умер ребенок. Одни московитяне говорят, умер царевич Дмитрий, другие утверждают, что погибло другое дитя. Одни твердят, что его зарезали наемные убийцы, другие, что он сам наткнулся на нож. И что любопытно, у каждой версии есть показания очевидцев. Ты же понимаешь, что в такой ситуации русские сами сомневаются и склонны верить в чудесное спасение царевича. Ведь для них, это означает возрождение династии Рюриковичей и повод свергнуть ненавистного Годунова.

— Вслед за Годуновым, они свергнут и самозванца. А вместе с ним пострадает и Ваша дочь Марина, — попробовала убедить воеводу Агнеша, воспользовавшись приписываемой ей славой ясновидящей. — Я понимаю, соблазн брака с московским царем велик, он сулит славу и возвышение семьи, но свадьба обернется для Марины кошмаром и повлечет за собой ряд войн.

— Тогда, надо сделать так, чтобы этого не случилось, — задумчиво произнес пан Юрий.

Агнеша обрадовалась, что пан внял ее предсказаниям, но он имел ввиду совсем другое.

— Я ведь неплохо знаком с Россией, — сказал пан Юрий. — Московскому государству требуется модернизация, его необходимо европеизировать и демократизировать. Тогда оно станет равным игроком среди западных соседей. Безболезненно и легче такой процесс лучше начать с помощью брака русского царя с представительницей европейской элиты. Европейская жена начнет задавать тон придворной жизни, а вслед и государственной. Россия и Польша могут объединиться к обоюдной выгоде. Польша получит сильного союзника перед внешними врагами, прежде всего, шведами и турками, а Россия преобразится в результате реформ, перестанет быть страной варваров.

Агнеша задумалась, как бы пошел ход истории, если бы Юрию Мнишеку удался его замысел и два государства объединились в одну державу. А ведь он, скорее всего прав, — размышляла она, — такой союз помог бы России намного раньше выбраться из необразованного средневековья, помог бы избежать военных столкновений между двумя странами.

Но она все же возразила ему.

— Вы заблуждаетесь в том, что русские с восторгом воспримут реформы, да и вообще, согласятся на них. Вы не думаете, что русских все устраивает? А даже, если и нет, они лишь из одного чувства противоречия отвергнут все, что предложат им чужаки.

— Агнес, — снисходительно посмотрел на нее пан Юрий, — ты же понимаешь, что такое дело, какое задумано сейчас, не могло быть затеяно без московских сторонников? Многие на той стороне готовы к переменам, и мы их дадим.

В таких беседах перед Агнешей весьма полно раскрывалась личность отца Марины. Она все больше убеждалась, что он потрясающе незаурядный человек. Несмотря на то, что воеводе было уже пятьдесят шесть лет, что страдал он от лишнего веса и приступов подагры, от него исходила такая жизненная энергия, что ему удавалось увлечь своими прожектами любого.

Историк Горелик в своей лекции представлял Мнишека жестким, амбициозным, беспринципным, властным, коварным интриганом. Возможно, так и было. Но Агнеша узнавала его и с другой стороны. Пан Юрий дал прекрасное образование всем своим детям[5]. Он являлся щедрым меценатом в отношении художников, ученых и поэтов, строил храмы, причем не только католические, но и православные.

— Ганя, ты жила в России? — как-то спросил ее Ворон.

Он почти всегда присутствовал во время ее разговоров с паном Юрием. Не вмешивался. Но слушал внимательно.

— Почему ты так решил?

— Ты слишком осведомлена о психологии московитян. Умеешь писать по-русски. Говорить тоже? Ведь так?

— Так, — поддавшись какому-то порыву, по-русски ответила Агнеша.

— Как оказалась в замке Мнишеков? И зачем? — прищурился Ворон.

Они стояли на лестничном пролете между этажами. Поблизости никого не было, и никто их не слышал.

Агнеша встала на ступеньку так, чтобы оказаться вровень с его лицом. Зашептала:

— Не могу сказать. Но поверь, я никому не причиню вреда. И исчезну так же, как появилась.

— Исчезнешь? — дотронулся он до ее лица.

Его широкая рука касалась щеки, губ. И Агнеша поцеловала мужскую ладонь.

— Агнес! — совсем близко раздался счастливый голос Ефросины.

Девочка стремительно поднималась по лестнице.

Агнеша отпрянула от Януша.

— Агнес, представляешь, — запыхавшись остановилась возле нее Ефросина, бросив кокетливый взгляд на Врону, — царевич Дмитрий едет в Самбор. Уже завтра будет здесь.

Януш пристально глядел на Агнешу.

Размышляет, что может связывать меня с Дмитрием, — решила девушка.

— А ты хочешь на него посмотреть, да? — поняла она причину радости Ефросины.

— Хочу. Ведь в марте, когда ему показывали Марину в Саноцком замке, меня с собой не взяли. Теперь уже май, а я до сих пор не видела царевича.

— А что, Станислав с Софией тоже приедут? — как бы между прочим спросила Агнеша.

Станислав, с которым Агнеша успела подружиться, уехал из Самбора месяц назад. С тех пор она его не видела и даже немного скучала по веселому и легкомысленному толстяку, который не скрывал своей любви к роскоши и праздной жизни.

— Конечно. Им уже отправили весточку.

— Агнес, вот ты где, — появилась на лестнице Марина.

— А я уже сообщила новость! — с вызовом посмотрела младшая сестра на старшую.

Марина проигнорировала Ефросину и обратилась к Агнеше.

— Агнес, помоги пожалуйста. Мне надо, чтобы ты увидела, в каком платье встречать царевича.

Агнеша заметила усмешку на лице Ворона. Все эти ясновидящие предсказательные штучки забавляли его.

— Почему ты Маринке предсказываешь, а мне нет? — надулась Ефросина.

— Я тебе чуть позже по руке погадаю, идет? — предложила Агнеша.

— Идет! — просияла девчонка и кинулась обниматься.

— Что скажешь? — спросила Марина, когда они вдвоем закрылись в ее покоях.

— Вот это в самый раз, — посоветовала Агнеша выбрать алое платье, расшитое жемчугом. — Если ты еще распустишь свои черные волосы, то точно ошеломишь Дмитрия.

— Думаешь? — колебалась девушка.

Она больше склонялась к платью нежно-голубой расцветки с сильно пышной юбкой.

— Уверена. В день вашего знакомства, царевич видел твой скромный образ. А сейчас увидит дерзкий. И это его непременно заинтригует. Он поймет, что ты не так проста, захочет получше узнать тебя.

На самом деле Агнеша рассчитывала, что яркий облик Марины отвлечет царевича от Софии. Он должен заметить, как его невеста хороша и больше не будет смотреть на другую.

— Ты права, — просияла будущая царица. — Надо его ошеломить.

— Марина, ты уверена в том, что делаешь? — осторожно спросила Агнеша. — Ты еще можешь отказаться от этой затеи.

— Не могу. Теперь уже точно не могу. У Дмитрия состоялась аудиенция с королем. Сигизмунд открыто не дает ему армии, но разрешил польской шляхте поддержать его кампанию. А отец согласен поддержать московского царевича, только если будут выгодные гарантии для нашей семьи. По слухам, и папский нунций в Польше, Клавдий Рангони, имел с Дмитрием беседу и обещал написать о нем в Ватикан. А если там признают права наследника на престол, то и Европа перестанет сомневаться в истинности его происхождения.

— Знаешь, мне понятны мотивы твоего отца, его прельстил блеск короны. Понятны мотивы короля, который считает, что с помощью союза с русскими Польша одолеет турок и шведов. Но церкви-то это зачем?

— Тут как раз все ясно, — ответила Марина, — Ватикан вдохновлен идеей объединения двух церквей.

— Лучше бы тебе держаться от царевича Дмитрия подальше, — предприняла Агнеша попытку убедить девушку.

Но та отвела глаза. Она не смела ослушаться папеньку.

Приезд Дмитрия обставили очень торжественно, всеми способами подчеркивая царственный статус гостя. Встречать его вышла вся семья с приглашенными знатными аристократами.

Агнешка впервые присутствовала на таком приеме и убедилась, что в кинематографе даже близко не воспроизводят того блеска, той роскоши, того размаха, с которым все происходило в действительности.

Да… пан Юрий умел создавать нужное впечатление.

Те дворяне, кто встречал претендента на Московский трон в замке Мнишеков, были невероятно разряжены и украшены драгоценностями. Пожалуй, только Януш Врона остался верен себе. Агнеша не заметила на нем ни одной цветной тряпки и дорогой побрякушки, при этом весь костюм его свидетельствовал о дороговизне ткани и хорошем портном.

Она наблюдала за Дмитрием и решила, что для самозванца держится тот хорошо. Самоуверен, говорит смело и красноречиво, выглядит величественно. Он то и дело поглядывал на Марину. Девушка в алом платье с распущенными по плечам волосами, с вплетенными в них нитями с красными камешками, смотрелась великолепно. На Софью взглянул лишь раз. Агнеша специально следила.

По случаю чествования Дмитрия, в Самборском замке запланировали многодневный прием с сотней гостей. Предполагался большой пир с приглашенными музыкантами, фокусниками и вошедшей совсем недавно в моду игрой в фанты.

— Агнес, он просил у папеньки моей руки, — забежала к ней в комнату взволнованная Марина в первый же день приезда царевича.

— Теперь все официально, да? — ободряюще улыбнулась ей Агнеша.

— Да. Я подписала брачный контракт. Представляешь, мне отписали Новгород и Псков. А папеньке Северское княжество.

— Что значит отписали? Дмитрий, не будучи на престоле, раздает города?

— Престол его по праву. И он будет на троне, — гордо вскинула подбородок Марина.

— О! Да ты уже ведешь себя как царица.

Марина подозрительно посмотрела на подругу, не удержалась и звонко рассмеялась.

— Мне отписали эти города, чтобы обеспечивать свои потребности, — успокоившись, пояснила она. — Агнес, я ведь к тебе за советом пришла. Дмитрий назначил мне сегодня вечером свидание. Мы встретимся с ним в саду в беседке у пруда. Что мне говорить ему?

Агнеша задумалась. Вопрос был слишком деликатным. Да и имела ли она право вмешиваться в ход исторических событий? Тогда ей в голову пришла одна мысль. Будучи школьницей, она выступала в школьном театре и в старших классах играла в спектакле «Борис Годунов».

— Говори так, — продекламировала Агнеша строчки из пьесы:

«Я решилась

С твоей судьбой и бурной, и неверной

Соединить судьбу мою; то вправе

Я требовать, Димитрий, одного:

Я требую, чтоб ты души своей

Мне тайные открыл теперь надежды,

Намеренья и даже опасенья;

Чтоб об руку с тобой могла я смело

Пуститься в жизнь — не с детской слепотой,

Не как раба желаний легких мужа,

Наложница безмолвная твоя,

Но как тебя достойная супруга,

Помощница московского царя.»[6]

— Как красиво! — восхитилась Марина. — А теперь продиктуй мне медленно. Я запишу.

Она взяла со стола бумагу с пером и принялась старательно записывать. Потом спросила:

— А еще что-нибудь стихотворное, посоветуешь?

Агнеша постаралась вспомнить подходящие строки.

— Ты можешь вдохновить царевича:

«Веди полки скорее на Москву —

Очисти Кремль, садись на трон московский,

Тогда за мной шли брачного посла;

Но — слышит бог — пока твоя нога

Не оперлась на тронные ступени,

Пока тобой не свержен Годунов,

Любви речей не буду слушать я.»

— А можно я не буду его вдохновлять? — серьезно спросила Марина.

— Почему?

— В твоих стихах говорится, что не надо любовных речей. О чем же мы с ним тогда будем разговаривать?

Агнеша рассмеялась.

— Раз тебе не нравится, конечно, можешь ничего такого не говорить.

А поздно вечером Марина делилась с Агнешей подробностями свидания.

— Он подарил мне жемчужные четки. Запомнил, что я люблю жемчуг. Вот князь Корыбут не понимал моего пристрастия к жемчугу и постоянно дарил украшения из других камней.

— Звучит так, как будто ты пытаешься договориться сама с собой, что новый жених лучше прежнего.

— А вот и неправда, — поспешно выпалила новоиспеченная невеста.

Агнеша не стала с ней спорить, спросила:

— Ты стихи-то прочла царевичу?

— Прочла, — потупилась Марина.

— И что он сказал?

— Попросил меня изъясняться нормальным языком.

Агнеша долго не могла успокоиться, хохотала до икоты. Марина сначала обиделась, но потом и сама засмеялась.

Да уж…, — думала Агнеша, засыпая. В пьесе ответ Дмитрия звучал совсем по-другому. Там он признался Марине в любви и сознался, что является самозванцем. Не прав был, выходит, великий поэт.

Пир, который закатил пан Юрий, превосходил любое застолье, где Агнеше доводилось бывать в ее настоящем мире. А развлекательное сопровождение ничуть не уступало по своему размаху зрелищным мероприятиям на ее родине.

В огромном зале для гостей играл знаменитый польский музыкант Николай Гомулки, выступали фокусники и жонглеры, артисты с животными. Подвыпившие дамы с веселым смехом катались на ослике прямо в зале, а мужчины соревновались в армрестлинге.

Когда объявили танцы, Агнеша поспешила выйти на свежий воздух. У нее кружилась голова от духоты и вина. Но главной причиной ее бегства явилось то, что она не умела танцевать всех этих полек, полонезов и краковяков. Не танцевать же ей тут вог, в котором она была профи.

Майская ночь показалась ей теплой, а может быть, разгоряченная вином, она просто не почувствовала ночной прохлады. Агнеша прошлась по саду, подмечая парочки дам и кавалеров, миновала пруд и вышла к конюшням. Глаза привыкли к темноте, да и лунный свет не оставлял ночь совсем уж черной. И в этом лунном свете она заметила мелькнувшую синюю юбку.

— И куда это мы собрались? — пробормотала Агнеша и тихонько направилась в ту сторону, где скрылась Софья.

Она узнала ее. Эта шикарная дамочка, раздосадованная невниманием царевича, явилась на пир в ярко-синем платье с глубоким декольте, в то время, как грудь всех иных дам прикрывала пелеринка. К тому же, если все особы женского пола предпочли надеть изящные украшения с драгоценными камнями, Софья украсила себя массивными серьгами, браслетами и ожерельем из золота. Безусловно, эта женщина знала, как приковать к себе внимание.

Невестка Марины обнаружилась в укромной беседке. Не одна. Агнеша притаилась за деревьями, вслушиваясь в чужой разговор.

— Свет очей моих, какая же ты красивая! — опознала девушка голос царевича Дмитрия.

— Вот как? А мне показалось, что ты любуешься Маринкой, а вовсе не мною.

— Ягодка, она моя будущая жена и царица моих подданных. Не могу же я ее игнорировать.

— Но ты ведь не влюблен в нее?

— Как я могу быть влюбленным в кого-то еще, когда рядом ты?

— Тогда докажи, что любишь меня, — послышались игривые нотки в голосе Софьи.

— Докажу так, что все сомнения выветрятся прочь из твоей прекрасной головки, — пылко пообещал царевич.

Агнеша увидела, как парочка начала целоваться. И поцелуями дело не ограничилось. Дмитрий расстегнул свои штаны, оголил грудь Софьи, затем посадил девушку себе на колени.

Дальше она смотреть не стала. Ушла. Чувствовала, как щеки пылают от гнева и ярости. Бедная Марина! А Станислав? Знает ли о развратной натуре своей жены?

Агнеша понимала, что ничего не скажет ни Марине, ни Станиславу, но было очень обидно за людей, которые так тепло приняли ее.

Занятая горькими мыслями, идя в произвольном направлении, она не сразу поняла, кто к ней обращается.

— Вот ты где, — преградил ей путь Ворон.

— Шпионишь за мной?

Прозвучало зло, невежливо.

— Ганя, что с тобой? Тебя кто-то обидел?

Агнеша по его лицу догадалась, спрашивает он не из праздного любопытства. Он собирается поквитаться с ее обидчиком. Такое беспокойство за нее было приятно.

— Меня никто не обидел, — призналась она.

— Тогда почему ты шла в явном волнении и, не разбирая дороги?

Агнеше нестерпимо требовалось выплеснуть свой гнев, и она рассказала Янушу о том, что слышала и видела в беседке.

— Тебе не стоит вмешиваться, — пригладил он ее разметавшиеся волосы.

— Я знаю. Просто никак не могу успокоиться. Противно.

— Поехали, прокатимся на лошадях. Поверь, езда верхом тебя быстро успокоит.

Выпитое вино и бушевавшие эмоции заглушили слабый писк в голове, что в седле она никогда не сидела.

Януш привел ее в одну из конюшен, попросил конюха выбрать для девушки лошадку и приладить седло, а сам направился к своему черному красавцу коню.

Адреналин, не иначе, помог самостоятельно забраться Агнеше на животное. Такой успех подбодрил ее, она радостно представила, как поскачет галопом.

Вся эйфория улетучилась минут через десять, когда она, абсолютно не понимая, что надо делать, куда-то неслась на неуправляемой рыжей лошади и не слышала, что кричит ей Ворон. Никакого удовольствия от такой езды не ощущалось.

В результате лошадь сбросила наездницу, и Агнеша кулем свалилась на землю, больно ударившись локтем правой руки. Перед глазами все плыло и плясало, в руке пульсировало, а в спину неприятно впивалось колючее растение, на которое она упала.

— Ганя, как же так? — спрыгнул с вороного жеребца Януш. — Ты что, ни разу на лошади не сидела?

— Не сидела, — морщась от боли подтвердила она.

— Но почему не сказала? — аккуратно дотрагивался он до ее рук и ног, проверяя, нет ли перелома.

— Ты не спрашивал.

— Ганя, прости меня, — сел он на землю рядом с ней.

— За что? — удивилась она его словам.

— Я ведь видел, что ты раньше отказывалась передвигаться на лошади, но совсем не подумал, что тебя попросту никто не учил ездить верхом. Ведь все умеют держаться в седле, этому учат с младенческих лет, чтобы в случае опасности можно было убежать или сразиться с врагом на равных.

Он замолчал, задумчиво глядел на нее.

— Зачем ты искал меня, там, в саду? — спросила Агнеша, надеясь отвлечь его от ненужных догадок.

— Увидел, что ты покинула зал, когда объявили танцы. Обычно, девушки ждут танцев, а ты убежала, — улыбнулся Януш. — Решил узнать, все ли у тебя в порядке. Так почему ты ушла?

— Я…, — замялась Агнеша, но все же не стала врать, — я не умею так танцевать.

— Не умеешь ТАК танцевать? — сделал он акцент на нужном слове.

— Да. Я умею танцевать, но по-другому.

— Все очень странно, — пристально глядел он на нее. — Кто же ты такая, Агнес Джевицкая?

— А ты что же, хотел пригласить меня на танец, раз заметил мое бегство? — не удержалась от вопроса Агнеша.

— Хотел, — поднял он ее на руки. — Но пришлось потанцевать с Ефросиной. Девчонке удалось перехватить меня прежде, чем я отправился за тобой.

Агнеша обняла его за шею, прильнула, пряча от него счастливую улыбку.

Пир длился три дня, всеобщее веселье не угасало, и Агнеша с удовольствием принимала участие во всех забавах, прячась лишь, когда объявляли танцы. В последний день празднеств с ней приключился нешуточный казус.

Гостям предложили сыграть в фанты.

— Правила простые, — объявил Станислав Мнишек.

Именно он отвечал за развлекательную часть в эти дни приема царевича.

— Каждый из вас анонимно напишет на листочке фант для одного из гостей и положит его в общую шкатулку. Я буду доставать по одному фанту и зачитывать задание.

В зале оживились, зашумели, стали разбирать приносимые слугами бумагу и перья с чернилами.

— Учтите, — добавил Станислав, — уклониться от выполнения фанта нельзя. Кто откажется, пьет штрафной бокал.

И сын воеводы продемонстрировал всем кубок невероятных размеров.

Игра в фанты оказалась весьма увлекательной. То и дело слышались взрывы хохота и крики подбадривания во время выполнения каких-либо провокационных заданий. Царевич Дмитрий и его невеста охотно участвовали в забаве. Так, Марине досталось задание найти в большом зале приготовленный для нее подарок. Она металась из стороны в сторону, а жених направлял ее словами «горячо», «холодно». Когда девушке удалось найти часы в форме золоченного слона с движущимися фигурками людей на его спине, гости долго ахали от такой диковинки.

Самому Дмитрию предстояло поцеловать особу в зеленом платье, и Агнеша не сомневалась, что данный фант дело рук Софьи, так как в зеленом платье среди дам была она одна. Но, надо отдать царевичу должное. Он с честью вышел из пикантной ситуации.

— Марина, душа моя, будь добра, надень зеленое платье, чтобы я мог поцеловать тебя.

Все зааплодировали, а счастливая невеста убежала переодеваться.

Софья получила фант, предлагавший с закрытыми повязкой глазами определить среди десятка мужчин супруга. Нахалка тщательно ощупала царевича и провозгласила, что нашла мужа. Под дружный хохот с нее сняли повязку.

— Дорогая, я польщен, — вытирал слезы Станислав. — В твоих глазах я оказывается не такой толстый.

Софья делала вид, что смущена. Агнеша переживала за Станислава. Для него станет ударом, если он узнает о неверности супруги. Со стороны хорошо видно, он ее любит. Еще она заметила, что пани Ядвига тоже не смеется и внимательно наблюдает за сыном и его женой.

— Агнес, есть фант и для тебя, — сообщил Станислав к тому времени, как шкатулка почти опустела.

Она ожидала услышать какую-нибудь ерунду, вроде того, чтобы попрыгать на одной ноге или прокукарекать, но только не того, что услышала.

— Станцуй, — значилось всего одно слово в фанте.

— Просим! Просим! — послышалось со всех сторон.

Агнеша с сомнением покосилась на штрафной кубок. Нет. Не осилит.

— Гад! — прошипела она, проходя мимо Ворона.

Мужчина выглядел невозмутимо, но она точно знала — только он мог написать этот фант. Что ж, — взыграла в Агнеше обида, — хочет посмотреть, как я танцую, пусть любуется!

Подошла к музыкантам и объяснила, что они должны играть очень быструю и заводную мелодию. Будь, что будет, — решила она и приготовилась.

Когда твоя мама балерина, дочь никак не сможет остаться в стороне от танцев. И Агнеша с трехлетнего возраста училась танцу. Сначала балет, затем локинг, следом контемпорари, и наконец — любимый вог.

Танцевать вог в платье польской моды начала семнадцатого века не так-то удобно, но ничего, она справится.

Музыканты подобрали нужный темп и заиграли, а Агнеша… Агнеша отгородилась от всего внешнего мира, погрузилась в волшебный мир танца.

Модельной походкой, словно по подиуму, прошлась она по импровизированному танцполу, в такт музыки задвигала быстро-быстро кистями рук, выгнула спину, закрутила попой, закружилась, заизвивалась. Она умела так, чувственно, эстетично, на грани с эротикой, но не пошло. Не стала шокировать шляхтичей задиранием ног, ограничилась завершающим шпагатом.

В зале стало очень тихо, впервые за трехдневное пированье. На нее смотрели сотни глаз. Агнеша глядела только на Вро́ну и наслаждалась видом его шокирующего лица.

— Агнес! Это было великолепно! — нарушила тишину Ефросина. — Это самый лучший танец, какой я только видела!

— Браво! — зааплодировал кто-то из гостей мужчин.

И его бурно поддержали остальные. Даже музыканты отложили свои инструменты и присоединились к овациям.

Агнеша отвернулась от Ворона и гордо прошествовала к своему месту за столом.

А вечером к ней наведалась Софья.

— Научи меня также танцевать, — чуть ли не потребовала она. — Что хочешь проси взамен, только научи.

— Отстань от царевича Дмитрия, оставь его Марине. Тогда научу, — пообещала Агнешка.

— Значит, правду говорят, — не допускала Софья мысли, что их с Дмитрием могли попросту видеть, — ясновидящая ты.

— Так что? — спросила Агнеша. — Будешь учиться танцевать или предпочтешь Станиславу рога наставлять?

— Танцевать, — выбрала Софья, благоразумно рассудив, что царевич все равно вот-вот уберется из Польши, а она не хотела упустить возможности научиться таким движениям, что сегодня продемонстрировала Агнес.

— Вот и отлично, — обрадовалась девушка.

Она не сомневалась, позже Софья все равно найдет себе нового полюбовника, но зато честь Марины больше не пострадает, во всяком случае не из-за жены родного брата.

Они определили время занятий, и довольная рыжая красавица ушла.

Едва начала готовиться ко сну, как в дверь опять постучали.

На этот раз на пороге стоял Ворон.

— Ну что, ты доволен? — ехидно спросила Агнеша.

— Ганя, прошу, никогда больше не танцуй так. Ни перед кем.

— Ты сам хотел посмотреть. Вот и посмотрел!

— Я ведь не мог предположить, насколько твои танцы отличаются от привычных. Теперь только и остается, ругать себя за то, что написал тот фант.

— Тебе не понравилось? — расстроилась Агнеша.

Ведь, если уж быть честной самой перед собой, танцевала она для него одного. А выходит, не впечатлила.

— Мне понравилось, — медленно произнес Ворон. — Даже слишком.

— Чем тогда ты недоволен?

— Ганя, твой танец будоражит. И не одного меня. А я завтра уеду и не смогу отгонять от тебя всех этих заинтересованных панов. Благо, что большинство из них также покинут завтра Самбор.

— Уезжаешь? — выделила Агнеша для себя главное и отмахнулась от всего остального.

— Воевода начинает готовиться к походу на Москву. Завтра мы сопроводим Дмитрия к князю Адаму Вишневецкому и затем будем все время в разъездах, будем собирать войско.

— И когда поход? — севшим голосом спросила она.

— Запланирован на конец августа.

— Януш, это безумие идти на завоевание Московского государства! Полякам не одолеть русских.

— Полякам нет. А вот в союзе с казаками вполне возможно.

— Казаками? — удивилась Агнеша.

— Царевич обратился к ним за помощью. Для казаков привычное дело доставлять троны разным претендентам, и им безразлично подлинный тот претендент или самозванец, лишь бы заплатил хорошо.

Ворон замолчал. Приблизился к ней совсем близко. Приобнял ее за талию.

— Что ты делаешь со мной, Ганя?

Прошептала:

— Тоже, что и ты со мной.

Он наклонился к ее губам. Почти коснулся.

Но… поцелуя не случилось.

— Агнес! — без всякого стука ворвалась в ее покои Марина. — О, простите.

— Не беспокойтесь, панна. Я уже ухожу, — с сожалением глянул Ворон на Агнешу и быстро вышел.

— Твой дядя навещает тебя в твоих покоях? — удивленно спросила Марина.

— Мы говорили о предстоящем походе. Януш завтра уезжает с твоим отцом. Приходил попрощаться.

— Ах, точно, — сразу приняла объяснение Марина и переключилась на то, зачем пришла. — Агнес, до моей свадьбы ты должна научить меня своему танцу.

— И меня, — просочилась в комнату Ефросина.

Агнеша рассмеялась.

— Договорились. Будете сразу втроем учиться.

— А третий кто? — с подозрением спросила Марина.

— Софья. Она раньше вас приходила.

— Мы бы тоже еще раньше пришли, — поделилась младшая из сестер, — но маменька нас на мессу отправила.

За три месяца, что пан Юрий Мнишек собирал войско, Агнеша почти не видела ни его, ни Ворона. Лишь однажды ей удалось провести время наедине с Янушем. И случилось это, благодаря князю Юрию Корыбут Збаражскому, отвергнутому жениху Марины.

В июле, пани Ядвига, Марина, Ефросина, а вместе с ними и Агнеша, на пару дней прибыли в прикарпатское имение Мнишеков — Поток. Там их уже ждал воевода. Семья собиралась посетить монастырь францисканцев. Мнишеки покровительствовали монастырю и ежегодно вносили существенные пожертвования на его нужды.

— Агнес, — перед самым выездом из Самборы взяла ее за руку взволнованная Марина. — Ты должна мне помочь.

— Можешь рассчитывать на меня. Только скажи, что тебя так встревожило?

— Мне написал князь Збаражский, — густо покраснела Марина.

— Так-так, — весело поглядела на будущую царицу Агнеша. — Выходит, у Дмитрия есть соперник?

— Агнес, ты же знаешь, все решено давно. И, папенька запрещает мне видеться с князем.

— А ты хочешь увидеться с ним?

— Да. Князь пишет, что будет неподалеку от Поток, в то время, когда туда приедем мы. Я смогу встретиться с ним, но тайно.

— И как я могу помочь?

— Князь остановился в доме твоего дяди. Они с ним давние приятели. Он пишет, что Януш ждет твоего приезда, хочет показать тебе свой дом. Так вот, когда ты поедешь смотреть его имение, надо сделать так, чтобы я поехала с тобой.

Агнеша с трепетом смотрела на семиметровое надгробие Барбары Каменецкой-Мнишек, матери пана Юрия, воздвигнутого в костеле Благовещения при монастыре францисканцев. Скульптурное изваяние Барбары было выполнено очень реалистично, запечатлев грузную даму средних лет в богатом платье и берете.

— Папенька поставил памятник бабушке, когда ему было всего двадцать лет, — прошептала Ефросина.

— Агнес, наш кучер отвезет тебя в дом Януша, — сообщил воевода после того, как вся семья покинула монастырь.

Марина выразительно посмотрела на подругу.

— Пан Юрий, Марина может поехать со мной? — боязливо спросила Агнеша.

Она боялась, что проницательный глава семьи поймет, что его пытаются одурачить.

Но, видимо, все мысли магната были заняты предстоящим походом, так как он даже не стал уточнять, зачем Агнес зовет с собой Марину.

— Поезжайте, — только и махнул он рукой.

— А я? — возмутилась Ефросина. — Пусть и меня с собой возьмут.

На лице Марины появилась болезненная гримаска. Агнеша соображала, как отказать девчонке. Невольно на помощь пришла пани Ядвига.

— Ефросина, ты не можешь навещать дом взрослого мужчины.

— Не могу!? — вскипела девочка. — Они могут, а я нет?

— Марина сосватана, а Агнес приходится Янушу родней. Поэтому, они могут поехать, а ты нет.

Ефросина надулась, но была вынуждена подчиниться.

— Тебе не кажется, что моя младшая сестра влюблена в твоего дядю? — заметила Марина, когда они уже устроились в карете.

— Да, я замечала ее интерес.

— Только ничего ей не светит, — злорадно заметила Марина.

— Почему? — насторожилась Агнеша.

— Врона хотя и дворянин, но не из знатной фамилии. Папенька имеет намеренье выдать Ефросину замуж за венгерского принца.

Агнеша успокоилась, она-то испугалась, что у Януша уже есть невеста.

— Твоя сестра своевольна. Если принц ей не понравится, может и сбежать из-под венца, — предположила она.

— Что мне говорить князю? — сменила тему Марина.

— Ты же любишь его. Сердце само подскажет, — ободряюще улыбнулась Агнеша.

Князь Юрий Корыбут Збаражский ей понравился. Статный, симпатичный мужчина. Царевич Дмитрий на его фоне значительно проигрывал, выглядел самовлюбленным павлином. Князь же смотрелся мужественно. Весь его облик вызывал доверие. И он так смотрел на Марину…

— Ганя, оставим их. Пойдем, покажу тебе свои владения, — позвал Януш.

Дом имел форму пентаграммы, был построен из кирпича и содержал в себе все для комфортной жизни, хотя и требовал значительного ремонта. Здесь имелись водопровод и канализация. Просторные залы снабжались печами, спрятанными под расписным кафелем. От прежних хозяев осталась приличная библиотека.

— Хорошо у тебя тут.

— Хочу показать тебе еще кое-что, — взял он ее за руку и отвел в арсенальный зал, расположенный практически в подвале.

Оружия здесь не было, но специальные ниши и стойки указывали, что когда-то оно тут имелось.

Януш подвел ее к одной из встроенных в стену ниш, потянул за крючок, предназначенный для крепления ножен. Ниша оказалась дверью и вела в подземный ход.

— Я его случайно обнаружил, — пропустил он Агнешу вперед. — Ведет в пустующий замок на соседнем холме.

— Там никто не живет?

— Сейчас нет. Раньше жил приближенный короля Батория, дворянин Феликс Мербут. Но он чем-то не угодил королю нынешнему, и землю у него отобрали.

— Какой широкий ход! — изумилась Агнеша. — Тут при желании и карета проедет.

Подземный ход, обшитый деревянными панелями, освещался масляными лампами. Они прошли по нему до конца и уперлись в закрытую снаружи дверь.

— Жаль, что нельзя попасть в тот замок.

Агнеша просто сгорала от любопытства, она еще никогда не блуждала по самому настоящему подземному ходу. Отсвет от ламп отбрасывал на стены их тени, удлиняя, искажая. Не будь Ворона рядом, она бы испугалась, но с ним совсем не страшно.

— Ганя, я соскучился по тебе, — внезапно сказал он.

— Я тоже… скучала, — призналась она.

Обнял. Бережно. Ласково.

— Я не знаю, что мне с этим делать, — произнес Януш, целуя ее в лоб. — Я не хочу тебя видеть. Но в то же время, боюсь потерять тебя.

Агнеша не знала, что сказать. У нее не было слов. И она тоже не понимала, что со всем этим делать.

— Как прошла твоя встреча с князем? — спросила Агнеша Марину, когда они возвращались в имение Мнишеков.

— Ужасно. То есть, прекрасно. Ужасно, в смысле того, что я люблю его. И прекрасно по этой же причине, — мрачно ответила Марина.

Всю оставшуюся до дома дорогу девушки молчали. Обе терзались от своей непрошенной, неправильной любви, невозможной при сложившихся обстоятельствах.

Двадцать пятого августа одна тысяча шестьсот четвертого года царевич Дмитрий выступил в путь. Ему удалось собрать внушительную армию из тридцати восьми тысяч человек. В поход с ним двинулись польские волонтеры, уланы, гусары и донские казаки.

С Юрием Мнишеком на это сомнительное мероприятие отправились два его сына, Станислав и Николай, а также все дворяне, состоящие у него на службе, включая Януша Врону.

Ворон не мог уехать, не попрощавшись с Агнешей. Накануне выступления войска, он навестил Самбор.

— Я могу записывать все, что будет происходить в стане царевича и присылать тебе записи для твоего архива, — предложил он.

— Это было бы просто замечательно, — обняла она его.

— Ганя, обещай, что не исчезнешь. Пожалуйста.

Агнеша заплакала.

Тогда он стал целовать ее мокрое от слез лицо.

— Я люблю тебя, Ганя.

Прошел еще год. Год в чужой реальности. Год без Януша Вроны. Пан Юрий Мнишек вернулся, а Януш нет. Воевода поручил ему следить за словами и действиями царевича, докладывать, если тот вдруг изменит своим обещаниям, данным полякам.

Как и обещал, Ворон вел для Агнеши записи, достаточно подробно описывал поход армии претендента на московский трон. Она часто перечитывала его письма и постоянно носила их с собой.

«Моя странная девочка, — писал Януш, — мы уже заняли Северскую область и вошли в Моравск. Жители встречали Дмитрия с хлебом и солью. Чернигов князь Татев не хотел сдавать, но народ заставил его. Новгород-Северский пришлось брать штурмом, к которому готовились несколько дней, так как у Дмитрия нет пушек крупного калибра и стоит сильный мороз. Но в основном, сопротивления нет. К царевичу примкнули Путивль, Рыльск, Севск, Курск и Кромы. Русские верят, что он сын Ивана четвертого и идут за ним. Его воспринимают не как завоевателя, а как жертву и мстителя. История Дмитрия кажется им чудесной, и он становится народным героем. К войску примыкает много новых людей. Много, конечно, обычных нищих, бродяг и настоящих головорезов. Из-за них мало дисциплины и много драк».

«Ты не ответила на мое предыдущее письмо. Не знаю, доставили ли его тебе. Эту записку передаю с паном Юрием, его отозвали в Польшу для участия в сейме, — писал Януш в следующем письме, — мы разгромили московское войско тридцать первого декабря. А через месяц около деревни Добрыничи побили нас. Меня немного ранило. Я заметил, что при значительном перевесе сил, наши противники допускают много тактических ошибок. А помимо этого, к царю Годунову сами русские испытывают сильную неприязнь, из-за чего на сторону Дмитрия открыто переходят целые города: Воронеж, Оскол, Белгород, Валуйки, Елец. Еще у царевича появились союзники в лице крымских и ногайских татар».

«Пан Юрий написал, что мое послание тебе передал, и что предыдущее ты тоже получила. Как твои дела, Ганя? — спрашивал Януш в очередной записке. — Мы стояли в Путивле, когда пятого мая в лагере появился гонец с сообщением о смерти Бориса Годунова. Теперь Дмитрий идет не военным походом. Его везде встречают как законного наследника. Все уже происходит само по себе. Даже вопрос с родственниками Годунова. Жена и сын умершего царя то ли отравились, то ли их отравили. Когда тридцатого июня мы вошли в Москву, их уже не было в живых. Царевича признала мать, царевна Мария Федоровна Нагая. Женщина все эти годы жила под именем Марфа в монастыре Святого Николая в городе Выкса Нижегородской области. Двадцать первого июля Дмитрия короновали в Успенском соборе. Собор очень красив. Я вхожу в польско-литовскую охрану московского царя. Все бы ничего, но нам выдали плащи из бархата и парчи, бердыши с рукоятками, обвитыми серебряной проволокой. Лучше так, чем то, что выдали алебардщикам — платья из фиолетового сукна с обшивкой из зеленого и красного бархата».

Читая эти строки, Агнеша улыбалась. Она представила недовольство Ворона, ведь он так не любит пестрые одеяния.

«Дмитрий уверено раздает обещания и распоряжается кремлевскими сокровищами, — писал Януш дальше. — Он в открытую завел любовную связь с Ксенией Годуновой, дочерью умершего царя. Она так красива, что это помогло избегнуть ей смерти и заточения. Пан Юрий Мнишек узнал о той связи и написал Дмитрию гневное письмо. После этого Ксению сослали в монастырь, а Дмитрий стал готовиться к свадьбе с Мариной. В Польшу выехал посол Афанасий Власьев. Он будет просить у короля разрешения на брак его подданной с Московским царем и затем сопроводит Марину в Москву. Я жду, что ты приедешь с ней. Буду встречать вас на границе».

Каждый раз, когда приходило письмо, Агнеша садилась отвечать. Но так ни разу и не ответила. Что она напишет ему? Как бережет чудесное перо, которое он ей подарил? Как достает его из дорогого футляра каждый раз перед сном, чтобы просто вспомнить тот день, когда они прятались от дождя в книжной лавке? А может признаться ему, что он снится ей каждую ночь? Что его черные глаза она не в состоянии забыть? Или о том, как она мечтает хотя бы еще разок услышать свое имя так, как произносит его только он?

Ничего этого она не могла написать. Не должна. Не имеет права. Ведь ей не место в этой реальности.

— Агнес, через неделю мы едем в Краков на мое обручение! — объявила Марина в начале ноября одна тысяча шестьсот пятого года.

— А разве Дмитрий вернется в Польшу?

— Нет. Он отправил своего посла. Через него состоится обручение.

— А так можно? — удивилась Агнеша.

— Агнес, иногда, своими вопросами ты ставишь меня в тупик. Такая ты странная. Но за это и нравишься мне еще больше, — обняла ее Марина. — Католическая церковь приравнивает обручение через доверенное лицо к полноценному браку, — пояснила она.

— Да, я просто позабыла, — прикрылась Агнеша привычной ложью. — Только ведь Дмитрий православный. Разве православная церковь допускает такое?

— Не допускает, — спокойно ответила Марина. — Поэтому, в Москве у нас будет еще одно венчание.

— Король Сигизмунд тоже будет на обручении? — уточнила Агнеша.

Очень она хотела посмотреть на самого настоящего короля.

— Обязательно. Сам король и его сестра, шведская королева Анна. А еще приедут мои старшие сестры — Аннушка, Кристина и Урсула. Ты сможешь с ними познакомиться.

— Агнес, мы планируем сделать остановку в Дембовицах, — предупредила ее пани Ядвига накануне отъезда в Краков. — При моем участии там строилась приходская больница для бедных. Я ее патронирую. Хочу проверить, как там идут дела и верно ли расходуются средства. Девочки пойдут со мной. А насчет тебя, я подумала, тебе может быть интересно, не так далеко от Дембовиц расположены Джевицы. Твой родовой замок, конечно, разрушен…

— Я бы хотела там побывать, — заинтересовалась Агнеша.

— Тогда, как обустроимся в Дембовицах, я распоряжусь, кто-нибудь из кучеров отвезет тебя туда.

Агнеша медленно ступала по развалинам замка. Осторожно перешагивала через почерневший кирпич и всевозможные фрагменты расколотой, сломанной, обгоревшей домашней утвари. Фактически Джевицкий замок представлял собою одни руины. Уцелели небольшой костел, сейчас заколоченный, и часть стены с двумя полуобрушенными башнями. Агнешка думала о том, что произошло здесь двадцать два года назад. Представляла, как обрушился меч на шею неведомой ей Божены, как проткнули орудием тело Вацлава, возлюбленного девушки. Как будто воочию, увидела деда маленькой девочки, Мацея Джевицкого, падающего с галереи второго этажа к ногам своей супруги Катажины. Из перерезанного горла женщины фонтаном хлещет кровь. Вообразила архиепископа с распахнутыми от ужаса глазами, вдыхающего гарь и ставшего свидетелем страшной резни.

Она поежилась, кутаясь в теплый рантух[7]. Глянула на одну из искореженных башен и замерла. Дверь. На ней — фамильный герб дворян Джевицких — в голубом поле рогами вверх золотистый полумесяц, а над ним страусиные перья.

Степь. Казаки. 1583-1606

— А где Вацлав и девушка? — изумленно таращился Мартын Заруцкий на старуху с пищащим свертком в руках.

Атамана одной из казачьих станиц удивить было сложно. Повидал всяко на своем веку. Но скачущую на коне старую ведьму, да еще с младенцем, увидеть довелось впервые.

Несколько лет назад, один поляк, Вацлав Врона, спас ему жизнь в бою, отвел от него острую татарскую саблю. С тех пор, несмотря на значительную разницу в возрасте, они дружили. Когда Вацлав попросил спрятать в степи свою возлюбленную и маленькую дочь, Мартын не отказал. Они условились о том, что атаман встретит их в Дембовицах, где Вацлав передаст под его защиту девушку с малышкой, сам вернется на службу, затаится на время, а как страсти улягутся, приедет за своими женщинами.

— Погибли, — прохрипела старуха. — Все погибли.

Через пять дней, преодолев Сокольи горы, перебравшись через речку Быструю, оставив позади первое казачье поселение на своем пути Верхние Раздоры, они добрались до станицы под Кобяковым городищем.

Казаки высыпали навстречу атаману.

— Кто это с тобой, Мартын? — вышла вперед его жена, черноволосая турчанка Анатолия.

Он ответил сразу всем.

— Эта девочка потеряла родителей. Теперь, она моя дочь.

И уже позже, подъехав к своему куреню, рассказал все жене.

— Фелисия няня малышки, — пояснил он. — Вынесла ребенка из горящего замка. Сама на лошадь взобралась, несколько часов без передышки до Дембовиц скакала. Крепкая старуха.

— Это страх ее гнал, — поняла Анатолия.

— Наверное, ты права, — согласился Мартын. — Она, как мне ребенка отдала, на коня больше сесть не смогла. Пришлось телегу сторговывать, чтобы их сюда довезти.

Из-за тернового плетня, прикрывающего атаманский курень, показалась чубатая голова девятилетнего Ивана, приемного сына Мартына и Анатолии.

Два года назад оборванный и истощенный мальчик появился в станице. Он бежал от татарского плена, куда попал после захвата ордой его родного городка Тернополя на Украине.

То, что ребенок смог бежать из плена и самостоятельно выживать в суровой степи, делало его в глазах взрослых казаков равным им самим. Ведь в необъятное Дикое поле, как называли казачью землю, шли люди со всей России. И не только оттуда. Но не все доходили. Только самые выносливые и крепкие. А выживали лишь сильные и воинственные.

— Своих детей Бог не дал, зато одарил Иваном и Агнешей, — с нежностью вглядывалась Анатолия в черные глаза девочки.

— Имя только у нее для степи неподходящее, — задумался Мартын. — Так и отдает польской шляхтой.

— Может Варвара? — предложил Иван, рассматривая новоприобретенную сестру.

— А что, мне нравится, — согласился Мартын.

Анатолия кивнула, а Фелисия промолчала. Главное, девочка спасена, а как здесь ее звать будут, уже неважно.

— Фелисия, Вы тоже можете оставаться, — предложил ей атаман. — Тут работы много, любые руки пригодятся.

Женщина обрадовалась, она не хотела расставаться со своей маленькой хозяйкой.

Так и росла Агнеша-Варвара в казачьем стане. К тринадцати годам умела стрелять из ружницы и лука, крепко сидеть в седле. По-другому в степи нельзя. Каждый час того и гляди, нападут татары.

Девочка любила бесконечную, бескрайнюю степь, где весной вся земля покрывается красными тюльпанами и желтыми лютиками, летом наступает нестерпимый зной, выжигая землю дочерна, а зимой бушуют страшные снежные тайфуны.

Она с удовольствием слушала рассказы приемного отца о завоевании казаками степи, о многочисленных военных походах и мечтала однажды сама отправиться с войском за добычей, представляла, как будет разить татар или турок саблей, наряду с воинами мужчинами. Подмечала, что в станице почти все казачки были сильными и сноровистыми. Каких женщин тут только не было — крымские татарки, черкешенки, дагестанки, осетинки, грузинки, османки.

— Пленниц приводят, — пояснила ей Фелисия. — Кого для домашней, черной работы пригоняют, а кого и в жены сразу берут.

— А что, своих казачек разве нет для женитьбы? — удивлялась Варвара.

— Так откуда ж им взяться? — пожимала плечами няня.

Тогда она приставала с расспросами к отцу, и Мартын охотно отвечал.

— Девочка моя, на казачьей земле еще не так давно кочевали татарские орды, а о казаках никто и не слышал. Но стали в степь бежать все, кого прельщала вольная жизнь, полная опасностей и приключений. Бежали из Рязани, Москвы, Новгорода и Украины, а также из Польши и Грузии. Устраивались в землянках, в камышовых городках. Это уже позже стали строить хорошие избы и курени. Питались всем, что с земли и рек можно взять. Такая жизнь закаляла. Слабым в степи нет места. Здесь человек любой национальности перерождается и становится только казаком[8]. Потому и не было тут изначально женщин. Но мужчине без женщины тяжко. Вот и стали приводить отовсюду пленниц.

Еще больше любила слушать Варвара рассказы своего старшего брата. В пятнадцать лет Иван прошел посвящение в казачье братство и с тех пор участвовал в разбойных набегах и походах за добычей. Он уже несколько раз пересекал необъятную равнину между южными Уральскими хребтами и восточными окраинами Карпат, плавал на ладье по Яику, Волге, Дону и Днепру. Видел табуны диких коней и стада сайгаков.

Вообще, пока Иван не подрос, он участвовал вместе с ней во всех детских забавах.

Дети в станице росли без особого присмотра. Летом играли в айданчики — ставили бараньи или телячьи кости городками и кидали в них палками, а зимой строили крепость. Одни дети защищали ее, а другие атаковали, старались захватить водруженное на ледяной постройке знамя. Но самой любимой игрой была военная, когда к ним приезжали гости из других станиц, каждый со своим знаменем. Затевался кулачный бой, где одна станица шла стеною на другую. Девчонки, понятное дело, не участвовали, но споро подбадривали парней. Бои превращались в жестокую сечу и иногда заканчивались смертоубийством.

Варя знала, что такая рубка приучает к бесстрашию в настоящей битве. И смерть ее не пугала. Она с младенчества видела и жестокие пытки врага, и как бьют кнутом провинившегося казака, как за малейшее неповиновение сажают в куль и топят в воде. А если река скована льдом, забивают нарушителя стрелами. В казачьих станицах царила строжайшая дисциплина, тут верили лишь в Бога и Войско, царям не присягали, признавая силу выше закона, и все были здесь равны, никаких сословий.

Частенько Иван с Варей одни уходили в степь, пострелять дроф, куропаток или перепелов. Иногда удавалось подстрелить дикого гуся или утку. Они любили смотреть на парящего в небе орла и не пугались крика шакала.

Варвара не знала другой жизни, но ей была известна история своего рождения. Эта история будоражила ее.

— Фелисия, я похожа на маму? — спрашивала она верную нянюшку.

— Нет. Совсем не похожа, — грустно вздыхала Фелисия, вспоминая любимую Божену. — А вот на отца очень похожа. Такой же волос черный, как у Вацлава, нос острый и глаза один в один.

— Расскажи, как убили всех, как меня спасла, — в сотый раз просила девочка.

Варя могла слушать эту историю бесконечно, каждый раз пытаясь найти в словах няни новую крупицу информации.

И старая женщина рассказывала. Многое из своей жизни она уже позабыла, но только не ту страшную ночь.

— Как только увидела я, как Мацей, дед твой, с галереи второго этажа падает, да как голова его по кусочкам от удара об пол разлетается, так сразу в твою комнатку и бросилась, — вспоминала Фелисия. — Там кормилица в беспамятстве спала. Грех на мне есть, Варенька. Ведь это я Зофье снотворное в бокал с вином в ту ночь подсыпала, помогала твоей матери побег подготовить. Да как назло, кормилица в замок и свою дочку принесла. Обычно, та оставалась с сестрой Зофьи, но не в праздничную ночь. Не смогла я ее добудиться и ребенка ее спасти не смогла. Так и погибли они в том пожаре. Одно меня утешает, что умерли они скорее всего во сне, не мучились перед смертью.

— А дальше?

— Дальше…Завернула я тебя в одеяло, побежала не к парадному, а черному выходу. На улице зима, а холода и не чувствовалось, так как вовсю пожар уже бушевал. Горели все замковые постройки. Крик стоял жуткий, ржали ополоумевшие лошади. А коровы как мычали страшно! Знала я, где Вацлав должен был коней привязать. И, видно, Богородица хранила тебя, удалось мне незамеченной за крепостные ворота выскользнуть. Спасибо твоему отцу, для Божены лошадку он невысокую приготовил, смирную. Взобралась я кое-как на нее, да и помчались мы во весь опор. Боялась я, что Мартын не дождется, уедет. Но он в условленном месте ждал, где они с Вацлавом сговорились.

С десяти лет Варя с другими станичными детьми ходила в дозоры стеречь табуны от зверья и лихих людей. А Иван уже участвовал в конвоях на Кавказ и Причерноморье. Правительство и торговые люди часто обращались к казакам за помощью проводить через Донские степи послов или караваны московских купцов в Азов или Крым. Казакам хорошо платили за охрану. И не только деньгами. Русское правительство посылало на Дон обозы с хлебом, вином, сукном, порохом, свинцом, селитрой, ядрами. Хотя казаки и не присягали московскому царю, они охраняли южные рубежи Российского государства, за что получали жалованье.

— Варь, — позвал Иван сестру как-то летом, — пойдем в дозор, коней посторожим.

Она обрадовалась. Соскучилась по брату. Он всего пару дней назад вернулся с Приазовья, где было сильно неспокойно из-за кочевых ногайцев и татар. Из похода привез ей кожаные сапожки и персидский платок. Ивану уже шел двадцать четвертый год, тогда как ей исполнилось шестнадцать. Но разница в возрасте не мешала им крепко дружить. Она гордилась своим братом. Казаки уважали его за храбрость и уменья в войсковых делах. Никто не сомневался, когда придет время, выберут на казачьем Круге его атаманом. Также Варвара подмечала, какой интерес вызывает ее красивый, статный и смелый брат у противоположного пола, причем не только у ровесниц, но и у женщин значительно старше. Он гулял с ними со всеми.

Иван разводил костер, а Варя поджала ноги, устроилась на подстилке из овечьей шерсти, которую сплела Фелисия. Она обожала вот так сидеть, в отблесках ночного костра под фырканье лошадей.

— Из похода не все вернулись. Убили? — спросила она брата.

— Да, мы в засаду попали, — сел он с ней рядом. — Ногайцы воспользовались нашим же маневром, заманили в ловушку, потом напали. Но мы их всех порубили. Правда, трое наших полегло.

Иван вдруг толкнул девушку. Легонько. Но от неожиданности она свалилась с подстилки, растянулась на траве.

— Эй! — возмутилась она.

А он и не подумал помочь. Встал на колени, наклонился над ней, погладил по лицу.

Варя замерла. Прикосновение не было похоже на братское, да и ее саму сейчас обуревали вовсе не сестринские желания.

Парень осмелел, перенес руку на девичью грудь, сжал сильно. Сердце у Вари забилось быстрее. Неужели он хочет сделать с ней все то, что проделывает со своими женщинами? А Иван уже запустил руку ей под юбку.

— Перестань! — наконец-то овладела она собой. — Ты же брат мне!

— Варь, ну какой я тебе брат. Не от одной крови ведь мы.

Он уже выправил из юбки ее рубаху, задрал, оголяя грудь. Варя изловчилась, откатилась от него, но Иван тотчас схватил, уложил на подстилку. Тогда она попыталась ударить, он лишь отмахнулся, скрутил ей руки.

— Варь, я ведь люблю тебя, — ласково провел он языком по ее губам.

— Любишь? — размякла она от его слов и прикосновений, перестав сопротивляться. — А как же все твои женщины? Я ведь видела тебя с ними.

— Не нужен мне никто, кроме тебя.

Варя вскрикнула, так больно он сделал ей.

— Потерпи, маленькая, — продолжал он все сильнее проталкиваться в нее.

Варя чувствовала, как по ее ногам течет кровь. Боль не унималась. Это было ужасно, а он не останавливался до тех пор, пока по его телу не пробежала дрожь. Потом Иван долго гладил ее по волосам, целовал в глаза, нос, губы, клялся в любви. Под утро, до прихода сменщиков дозорных, все повторилось. Иван опять навалился на нее. На этот раз боли не было, в какой-то миг Варя даже ощутила приятный спазм.

С тех пор они стали любовниками. Прятались от родительских глаз, скрывались от станичных жителей. Варя втянулась в эту опасную игру, не противилась. Иван овладевал ею при любом удобном случае, и она позволяла брать себя даже в коровьем хлеву.

Первой неладное заподозрила Анатолия.

— Варюша, тебе плохо? — увидела она дочку среди деревьев их вишневого сада.

Варю рвало. На бледном лице блестели капельки пота.

— Съела что-то плохое, — промямлила она.

— Не зря мне вчера на свадьбе Межаковых баранина тухлой показалась, — определила причину отравления Анатолия.

Дочь вымученно кивнула, но промолчала. Варя точно знала, что к баранине она вчера не притрагивалась.

А ровно через неделю Мартын сказал жене:

— Что-то Варюхе плохо. Прямо выворачивает ее во дворе.

— Опять плохо?

— Что значит опять?

— Ее неделю назад рвало. Я думала, она бараниной отравилась, — напряглась Анатолия.

Если Мартын даже и подумать не мог, то его жена догадалась сразу, но решила все же проверить свою догадку. Спустя пару дней она застукала своих приемных детей, предающихся разврату в пустующей мазанке на краю станицы.

Родительский гнев был страшен. Варя никогда не думала, что можно кричать шепотом. А именно так орал на них Мартын. Она понимала, почему отец не вопит на всю избу. Соседи не должны знать. Мать стояла в сторонке, скрестив руки на груди, с отчаянием глядя то на сына, то на дочь. Тут же, на сундуке, сидела Фелисия, единственная из всех сохраняющая спокойствие.

— Я готов жениться на Варваре, — глухо произнес Иван.

— Жениться!? — замахнулся на него отец, но сдержался, не ударил. — Если бы ты с пленницей какой, или с чужой девкой, да хотя бы и с замужней! Замяли, уладили, женили бы. А тут… с родной сестрой. Еще и обрюхатил.

— Так не родные же мы вовсе. Все об этом знают, — начал горячиться Иван.

— Этого уже не помнит никто. Для казачьего братства вы дети атамана Заруцкого. Если правду узнают, позора не избежать, а шлейф этой истории отразится на всех наших потомках. И вот что, Иван. Если ты женишься на Варваре и признаешь ребенка своим, не бывать тебе атаманом. Казаки от тебя отвернутся, не спустят такой связи.

Мартын вдруг успокоился, задумчиво оглядел Варю.

— Вот что, я сегодня же дам положительный ответ Ермолаю Рогачеву. Он сватался к тебе на днях. Думал отказать ему, но теперь его сватовство как нельзя кстати.

— Ермолай?! — ахнула Варя. — Он же старый. И противный.

— Придется смириться, — осадил ее отец. — Нечего было под Ивана ложиться.

Из глаз Вари закапали слезы.

— Не такой Ермолай и старый, — попыталась смягчить резкость мужа Анатолия. — Ему всего тридцать семь. И живет он не в общей избе, а в отдельном курене.

— Анатолия, готовь дочь к свадьбе, — велел Мартын. — А ты, Иван, через день уедешь. Заказ пришел на сопровождение купцов в Персию. Присоединишься к конвою. Нечего тебе тут делать во время свадебных гуляний.

Иван мрачно зыркнул на отца, но противоречить не стал. Сердцем Варя хотела, чтобы брат не позволил выдать ее замуж за Ермолая, хотела сбежать с ним вдвоем в степь, они смогут выжить. Но умом понимала, Иван никогда не пойдет на такое, не лишит себя возможности стать атаманом.

— Варь, ты потерпи немного, — сказал он ей перед отъездом в Персию. — Стану атаманом, заберу тебя к себе. Атаману никто не посмеет возразить. А если, кто рот откроет, я каждому напомню, что нет между нами никакого кровосмешения.

Свадьбу сыграли через неделю в большой казарменной избе, где могло разместиться много народа.

Церкви в станице еще не было, только недавно начали строить часовенку. Вместо священника выступал сам атаман. В красном углу поставили образа, лампады и свечи. Принаряженные жених с невестой поклонились собравшимся на четыре стороны, помолились перед образами, выразили взаимное согласие на вступление в брак.

Варя исподлобья изучала жениха. Круглое рябое лицо Ермолая светилось довольством. Он был выше Ивана, грузнее. И совсем некрасив. Она некстати вспомнила рассказ Фелисии о сватовстве князя Яцека Порыцкого к ее биологической матери, о том, как Яцек был противен Божене. Поразилась, как в результате схожи оказались их судьбы. Только она надеялась, что голову ей не отрубят, и им с Иваном все же удастся воссоединиться.

Праздничные столы накрыли на улице.

Длинные скамьи заняли казаки со всей станицы. На Дону не существовало женского затворничества, потому, казачки и дети участвовали в торжестве наряду с мужчинами, лишь сидели не за одним столом. Родители невесты расстарались, выставили богатое угощенье, а помимо него и хорошую закуску к вину, пиву, разлитым в большие жбаны.

И понеслась гульба.

— За молодоженов!

— За здравие Великого войска Донского!

— За здравие честной станицы!

Варвара вяло жевала соленый арбуз, едва терпя жадную мужскую руку на своем бедре. Нет, не сможет полюбить она мужа.

Ночью Ермолая поджидал сюрприз.

— Не девственница?! — прямо-таки соскочил он с кровати. — Ах, Мартын! Ах, атаман! Сбагрил порченый товар.

Варя прикрылась простыней, отвела глаза.

— А может ты еще и брюхата? — быстро дошло до казака откуда была такая спешка со свадьбой.

Молчание девушки явилось красноречивым ответом, и Ермолай с силой ударил ее кулаком по лицу.

— Если бы не была дочкой атамана, выволок бы тебя на площадь, да предложил всем желающим, — злобно бросил он.

Варвара вся сжалась. Она не раз видела, как казаки отдавали своих жен за деньги, за выпивку. Женщин было мало в степи, и надоевших жен охотно покупали или обменивали на товар. Так что угроза Ермолая звучала убедительно.

Муж сдернул с нее простынь, грубо навалился, завершил начатое ранее. Потом долго и с чувством избивал ее.

Варя на люди не показывалась до тех пор, пока не сошли синяки на лице.

Ее жизнь постепенно приобрела некое единообразие. При посторонних Ермолай демонстрировал заботу о молодой жене, наедине практически с ней не разговаривал. Ночью исправно выполнял супружеский долг, заставляя Варю удовлетворять все его прихоти. Она терпела.

Самым хорошим временем для нее являлись дни, когда муж уходил в дозор, конвой, уплывал с другими казаками на ладье за добычей. В такие дни она даже улыбалась.

Кошмаром становились дни, когда Ермолай посещал кабак и участвовал в пьяной гульбе. После попойки он всегда избивал ее, обзывал грязными ругательствами и грозился пустить по кругу. Она была благодарна хотя бы за то, что по округлившемуся животу муж ее ни разу не ударил.

Ближе к весне, когда у Варвары близился срок рождения ребенка, вернулся Иван. Конечно, он навестил ее.

Она отсиживалась в курене, в очередной раз стыдясь показываться людям на глаза.

— Варвара, это он тебя так разукрасил?! — взбесился Заруцкий от вида кровоподтеков и синяков на нежном девичьем личике, на тонких ручках.

— Имеет полное право, — пожала Варя плечами. — Ермолая обманули. Он был уверен, что берет в жены девственницу. Ты бы, как поступил на его месте?

— Я…, — замялся Иван, — наверное, вышвырнул бы тебя из своего дома.

— Вот и он, хочет вышвырнуть. Но не может, потому что я дочь атамана.

— Варь, я этого так не оставлю. Никто не имеет права бить мою женщину, тем более ту, что ждет от меня ребенка.

— Что ты собираешься делать?

— Убить Ермолая.

И ведь убил же.

На станицу напала орда. Татары махали саблями, казаки отвечали огнем из пищалей. Только татар пришло слишком много. Они смели заграждения пред военным станом, сначала плетеный тын, затем деревянные башни, поставленные на валах, и заполонили станицу, разя казаков топорами и саблями. Ружей у них не имелось.

Завязался серьезный бой. Отовсюду доносились крики, ржанье коней, звуки пальбы. Варя достала колчан со стрелами. Она давно обнаружила его в небольшой пристройке дома Ермолая. Будучи еще маленькой девчонкой, она вместе с Иваном тренировалась стрелять по самодельным глиняным бутылкам. Да и детская игра в айданчики не прошла даром, развила меткость глаза.

Первым же выстрелом попала татарину в шею, вторым сразила неприятельского коня. Наездник свалился тому под копыта. А вот третья стрела прошла мимо, и перекошенная яростью рожа неслась прямо на нее. Не добежал, кинжал, брошенный Ермолаем, вонзился татарину четко промеж глаз. Только и Ермолай упал. Разрубил шашкой его Иван поперек туловища. В пылу схватки, никто, кроме Варвары, этого не видел.

— Цела?

— Да, — не могла отвести глаз Варя от окровавленного трупа мужа.

— Иди в дом, — подтолкнул ее Иван в нужном направлении.

Бой шел на равных. И казаки, и татары считались искусными наездниками, неустрашимыми воинами. Сталкивались в открытом бою регулярно, рубились жестоко, насмерть оберегали свои территории. Трудно было сказать, кто победит на этот раз, но подоспела к казакам помощь из ближайшей станицы. Свежие силы прибыли с пушками, что и позволило оттеснить налетчиков.

Людей полегло много, и своих, и чужих. Настигла вражеская сабля и атамана Мартына Заруцкого.

Хоронили всех погибших в один день. Пустили прощальный ружейный залп и отправились к общему поминальному столу поднять чарку вина за погибших товарищей.

Через день, как протрезвели, собрались казаки на военный Круг. Присутствие пьяных на Круге категорически запрещалось, могли и засечь за такое. Ивана Мартыновича Заруцкого избрали новым атаманом единогласно.

А еще через неделю Иван объявил, что женится на вдове Ермолая Рогачева.

Новость восприняли даже как-то благосклонно. Жители станицы не сомневались, что Варвара ждет ребенка от Ермолая. И такой жест со стороны атамана выглядел в их глазах, как забота о несчастной девушке, потерявшей сразу отца и мужа. К тому же, Анатолия сговорилась с Фелисией, и две женщины исподволь напоминали соседям, что Иван и Варя не являются родственниками по крови. Историю Фелисии о спасении малютки Агнеши Джевицкой очень любили слушать впечатлительные казачки. А о том, как Иван, будучи семилетним пацаном, бежал из плена и самостоятельно выживал в степи, казаки и сами хорошо помнили. Такому атаману можно довериться.

Варя родила мальчика, и станичный писарь внес в казачий реестр новое имя — Кондратий Заруцкий.

Через три года на Дону появились слухи о царевиче Дмитрии.

— Представляешь, Варь, грамотку сегодня интересную принесли, — показал Иван жене плотный лист бумаги.

— Я сын Царя Белого. Вы, казаки, вольные христианские рыцари, присягнули бы тому Царю в верности. Помогли бы ему свергнуть раба и злодея с Престола Иоаннова, — прочла Варя.

— Что ты об этом думаешь? — спросила она.

— Годуновым все недовольны. И казаков он притесняет. Велел азовцев на Дон пускать. Запретил нам ездить в Московскую землю, добычу продавать. Чего от него дальше ждать? Нужен царь, который не покусится на казачью вольность. Если Димитрию помочь на престол сесть, он в долгу не останется.

— А он настоящий наследник?

— Этого никто не знает. Может быть, Димитрий сын Иоанна, а может и самозванец. Но отчего претенденту не пособить?

— Атаманы других станиц что говорят?

— Говорят, надо идти. Такой поход большие барыши сулит. Присягать царику не станем, а вот свергнуть татарина Бориску поможем. К тому же, Димитрию этому удалось к своему предприятию ногайцев и татар привлечь. Вместе пойдем. Не будут они во время похода на наши станы нападать.

Иван отсутствовал более года, но вернулся целым и невредимым.

— Скучали по мне? — обнимал он жену и подбрасывал вверх хохочущего Кондратия.

— Еще как, — ластилась к нему Варя. — В следующий поход с тобой пойду. Извелась я тут без тебя.

Иван усмехнулся.

— Со мной пойдешь? А кто за Кондратом смотреть будет?

— Анатолия с Фелисией. Им только в радость.

— Твоей Фелисии уже за восемьдесят.

— Ну и что? Она нас еще переживет, — пошутила Варя. — Расскажи лучше, как все прошло?

— Димитрия короновали. Он, как и обещал, хорошую награду дал. Казаки после коронации почти все в степь вернулись. Только человек пятьсот недалеко от Москвы лагерь разбили. Будут следить, что в столице делается и о тех событиях в Войско отписываться. Знаешь, когда мы в донские земли возвращались, столкнулись со свадебным кортежем польской невесты Московского царя, Марины Мнишек.

— Будущая царица? — заинтересовалась Варя.

— Да. Я ее хорошо разглядел. И кое-что меня поразило.

— Что?

— Вы с ней удивительно похожи. Не одно лицо конечно, но все же. Марина такая же маленькая, как ты, востроносенькая, косы черные.

— Я двойник самой царицы, — рассмеялась Варвара.

[1] Станислав Бонифаций второй сын супругов Мнишек, но к тому времени, когда Агнеша попадает в Саноцкий замок, их первенец Ян Стефан уже умер.

[2] Фрагменты двухэтажной ратуши сохранились до наших дней, в том числе барельеф 1606 года с изображением Юрия Мнишека.

[3] Мазовия родина польского народного танца мазурки. Януш Врона удивляется реплике Агнеши, потому что танец придумали немного позже, чем состоялся их разговор.

[4] Царевич Дмитрий погиб в мае 1591 года в возрасте восьми лет. Предполагают, что под личностью самозванца, Лжедмитрия I, скрывался беглый монах Григорий Отрепьев.

[5] Юрий Мнишек женился на молодой, знатной и очень богатой Ядвиге Тарло. Он был старше ее на двенадцать лет. В браке у них родилось двенадцать детей — шесть сыновей и шесть дочерей.

[6] Пьеса А.С. Пушкина «Борис Годунов», сцена — «Замок воеводы Мнишка в Самборе»

[7] Рантух — деталь национальной польской одежды. Большое покрывало, надеваемое на голову, драпирующееся вокруг лица, шеи, плеч, а иногда и всего тела.

[8] В татарском и турецком языках есть слово «гозак», что обозначает легко вооруженного конного воина без доспехов (панциря, кольчуги и шлема). Искаженное это слово и дало название казакам, всем тем, кто переселился в Донские степи.