Марионетка

Глава 8

Утром, когда зазвенел будильник, меня ждал сюрприз в небе ярко светило солнце! Я принял душ, побрился, оделся, спустился вниз и отлично позавтракал в ресторане. Силы мои настолько восстановились, что я с улыбкой поприветствовал словами «с добрым утром» администратора, швейцара и шарманщика. Минуту или две постояв у входа в отель, я огляделся, ожидая, когда появится моя тень, но так как она не появилась, я в одиночестве пошел к своей машине.

При свете дня мне уже не чудились повсюду тени, но на всякий случай я открыл капот машины, убедился, что никто не подложил туда ночью взрывчатку, благополучно тронулся с места и ровно в 10 часов, как и обещал, прибыл в полицейское управление на Марниксстраат.

Полковник де Грааф с оформленным ордером на обыск ждал меня на улице вместе с инспектором Ван Гельдером. Они вежливо, но сдержанно приветствовали меня как люди, которые считают, что зря теряют время, но слишком хорошо воспитаны, чтобы дать мне почувствовать это.

Мы втроем сели в полицейскую машину, которая была гораздо роскошнее выделенной мне. Шофер уже сидел за рулем.

— Вы попрежнему считаете, что наш визит на склад Моргенстерна и Моггенталера необходим? — поинтересовался Ван де Грааф.

— Да. И сейчас более, чем когда-либо.

— Почему? Что-нибудь еще произошло?

— Нет,— солгал я и прикоснулся к голове.— Просто тут у меня возникли некоторые подозрения...

Ван де Грааф и Ван Гельдер переглянулись.

— Подозрения? — переспросил Ван де Грааф.

— Вернее, предчувствия...

Они снова обменялись взглядами, выражающими их мнение о сотрудниках полиции, которые действуют на подобной научной основе. После этого Ван де Грааф счел благоразумным изменить тему:

— На всякий случай мы послали туда машину с восемью полицейскими офицерами. Но вы сказали, что всерьез склад осматривать не стоит.

— Обязательно стоит... Этот обыск — прикрытие. Настоящая цель — найти накладные, в которых указаны поставщики сувениров.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете,— серьезно сказал Ван Гельдер.

— Надейтесь, надейтесь...— ответил я.— Вам надеяться гораздо легче, чем мне.

Они промолчали, и так как наш разговор начал приобретать неприятный оттенок, то всю остальную часть пути никто не произнес ни слова.

Прибыв на место, мы остановились за ничем не примечательным серым грузовиком и вышли из машины. К нам тут же подошел человек в темном костюме, в котором я даже на расстоянии 50 ярдов признал бы полицейского.

— Мы в полной готовности, сэр!—доложил он де Граафу.

— Приведите сюда ваших людей!

— Слушаюсь, сэр.— Полицейский указал наверх.— Что это, сэр?

Мы посмотрели наверх. В это утро дул не очень сильный, но порывистый ветер, раскачивая, как маятник, яркий предмет, висящий на балке для подъема грузов у самой крыши. На темном фоне склада он выглядел как-то жутко.

Это была кукла, очень большая, длиной более 3 футов, одетая в прекрасно скроенный национальный голландский костюм. Длинная полосатая юбка кокетливо развевалась на ветру. Обычно через блоки подъемников протягивают веревку или трос, но в данном случае кто-то решил использовать цепь, и куклу прикрепили к ней с помощью угрожающе выглядевшего крюка. Даже с такого расстояния мы видели, что крюк немного маловат для шеи, которую он обхватывал. По-видимому, его вбивали с силой, так как шея куклы была сломана и голова свисала под углом, почти касаясь правого плеча. И хотя это была всего-навсего искалеченная кукла, вид этого зрелища был отвратителен. И не только я почувствовал это!

— Жуткое зрелище! — пробормотал потрясенный Ван де Грааф.— Зачем и кому это понадобилось? Что это означает, какая цель скрыта за всем этим? Чье больное воображение могло придумать такой кошмар?

Ван Гельдер покачал головой.

— Людей с больной психикой гораздо больше, чем мы думаем. Амстердам — не исключение. Такие люди повсюду: брошенный любовник, ненавистная свекровь. Имя им — легион. Но то, что мы видим сейчас, граничит с безумием! Выражать свои чувства подобным образом...— Он как-то странно посмотрел на меня. Похоже, он изменил мнение о целесообразности нашего визита.— Майор Шерман, вам не кажется странным...

— У меня такое же впечатление, как и у вас. Тот, кто повесил куклу, имеет все основания получить первое же освободившееся место в психиатрической больнице. Но не будем терять времени. Я приехал сюда с другой целью.

— Конечно! Конечно! — Ван де Грааф с трудом оторвал взгляд от раскачивающейся куклы и, резко кивнув нам головой, первым поднялся по ступенькам склада.

Вахтер провел нас на второй этаж, потом в контору. На этот раз двери с кодированным замком были гостеприимно распахнуты. Помещение конторы резко отличалось от склада. Оно было просторным, уютным и современным. Красивый ковер, драпировка с различными оттенками янтарного тона, дорогая ультрасовременная скандинавская мебель, подходящая скорее

для гостиной роскошного отеля, нежели для конторы склада, расположенного в нищем районе доков.

В глубоких креслах за письменными столами, покрытыми кожей, сидели двое мужчин. Увидев нас, они вежливо встали и пригласили нас присесть в не менее удобные кресла. Сами они продолжали стоять, чему я был искренне рад, так как мог лучше присмотреться к ним, тем более что они посвоему очень походили друг на друга и были достойны внимания.

Позволив себе насладиться теплом их радушия всего несколько секунд, я повернулся к де Граафу и сказал:

— Я совсем забыл одну важную вещь. Мне необходимо срочно встретиться со своим знакомым.— Это было полуправдой. Когда у меня внутри возникает чувство холода и тяжести, я немедленно реагирую соответствующим образом.

— И это важное дело могло выскользнуть из вашей памяти? — удивился Ван де Грааф.

— Разве все упомнить! Я только сейчас вспомнил про это.— Это была чистая правда.

— Может, вы позволите...

— Нет! Я должен встретиться лично.

— Не могли бы вы объяснить мне...

— Полковник де Грааф!

Он понимающе кивнул, оценив тот факт, что я не могу разглашать государственные тайны в присутствии владельцев склада, тем более что они вызывали у меня серьезные подозрения.

— Если можно воспользоваться вашим автомобилем...

— Разумеется,— без всякого энтузиазма ответил полковник.

— И не будете ли вы любезны подождать, пока я вернусь...

— Вы слишком многого требуете, майор Шерман.

— Это займет всего несколько минут.

Так оно и было. Я попросил шофера остановиться у ближайшего кафе, вошел внутрь и позвонил по телефону. Услышав сигнал, я почувствовал, как плечи мои расправились от облегчения, когда после переключения с коммутатора отеля сразу же подняли трубку.

— Мэгги? — спросил я.

— Доброе утро, майор.— Мэгги, как всегда, была вежлива и спокойна, что сейчас меня особенно обрадовало.

—

— Очень рад, что застал вас. Боялся, что вы с Белиндой уже ушли. Белинда дома?

На самом деле я боялся совсем другого, только сейчас было не время говорить об этом.

— Да, она дома,— спокойно ответила Мэгги.

— Вы должны немедленно уходить из отеля. Если я говорю немедленно, то имею в виду не более десяти минут. А если управитесь, то пять минут...

— Уходить из отеля? Вы хотите сказать...

— Да. Сложите вещи, рассчитайтесь, уходите и больше не показывайтесь поблизости. Переезжайте в какой-нибудь другой отель. Нет, не будьте идиоткой, конечно, не в мой! В любой приличный отель. Возьмите такси и убедитесь, что за вами нет хвоста. Если обнаружите хвост, меняйте такси, пока не оторветесь. Потом позвоните полковнику де Граафу и оставьте для меня номер вашего нового телефона. Цифры называйте в обратном порядке.

— В обратном порядке? — послышался удивленный голос Мэгги.— Значит, полиции вы тоже не доверяете?

— Не знаю, что вы подразумеваете под словом «тоже», но я не верю никому, и точка. Как только устроитесь в отеле, найдите Астрид Лемэй. Она будет дома или в клубе «Балинова». Адреса у вас есть. Скажите ей, что она должна немедленно отправиться с вами в отель и оставаться там до тех пор, пока я не скажу, что опасность миновала и она может вернуться домой.

— Но ее брат...

— Джордж может остаться дома. Ему ничто не угрожает...— позже я пытался вспомнить, было ли это утверждение моей шестой или седьмой крупной ошибкой, совершенной в Амстердаме.— Астрид — другое дело. Если она станет возражать, скажите, что я дал вам указание заявить в полицию насчет Джорджа.

— Почему в полицию?

— Не имеет значения. Ей и так все будет ясно. Девушка так напугана, что стоит упомянуть о полиции...

— Это жестоко,— сухо оборвала меня Мэгги.

— Нет, это гуманно! — крикнул я и резко опустил трубку на рычаг.

Через минуту я снова появился на складе. Теперь мне представилась возможность поближе

познакомиться с его владельцами. Они вполне соответствовали представлениям иностранцев о типичных амстердамцах: высокие, толстые, с грубыми чертами румяных лиц. При первом знакомстве их лица всеми своими морщинками и глубокими складками выражали доброжелательность и добродушие. Теперь от них не осталось и следа. Видимо, де Грааф, раздраженный моим уходом, сразу приступил к делу. Я не упрекал его, а он, в свою очередь, имел достаточно такта, чтобы не спрашивать, как у меня дела.

Монгенстерн и Моггенталер стояли в тех же позах, в каких я оставил их, глядя друг на друга с замешательством и страхом, словно не понимая, что происходит. Моггенталер, у которого в руке был ордер на обыск, уронил его с видом человека, который не верит собственным глазам.

— Ордер на обыск! — в его голосе звучало множество оттенков, от пафоса до трагедии. Если бы он был в два раза меньше ростом и в два раза тоньше, то вполне сошел бы за Гамлета.— Подумать только, обыск на фирме «Моргенстерн и Моггенталер»! Сто пятьдесят лет семьи были уважаемыми... почтенными торговцами Амстердама, и вдруг такое! — он нащупал рукой кресло, упал в него и словно оцепенел.

— Нашу фирму будут обыскивать! — вторил ему Моргенстерн, гоже падая в кресло.— Подумай только, Эрнст, нас будут обыскивать! Боже мой! Какой позор! Ордер на обыск!

Моггенталер слабо махнул рукой.

— Идите, обыскивайте!

— И у вас нет желания узнать, что конкретно мы ищем? — вежливо спросил де Грааф.

— А зачем нам это знать? — Моггенталер сделал попытку возмутиться, но потрясение было слишком велико.— Сто пятьдесят лет...

— Убедительно прошу вас не волноваться, господа, и не принимать все так близко к сердцу. Я понимаю, какое потрясение вы испытываете, и допускаю, чго мы можем гоняться за фантомами. Но мы получи- * ли официальный запрос и обязаны выполнить официальную процедуру. У нас есть информация, что вы незаконным путем получаете бриллианты...

— Бриллианты?! — Моггенталер, не веря своим ушам, уставился на своего партнера.— Ты слышал, Ян? Бриллианты! — Он покачал головой и посмотрел на

—

Ван де 1раафа.— Если вы их найдете, отсыпьте и мне немного...

Де Грааф пропустил этот мрачный сарказм мимо ушей.

— Самое важное то, что вы держите машину для шлифовки алмазов,— добавил он.

— Конечно, наш склад от пола до потолка забит такими машинами. Можете убедиться сами,— сказал Моргенстерн.

— А где у вас накладные?

— Все, все там... Все вы увидите,— устало ответил Моргенстерн.

— Благодарю за готовность способствовать нам, господа! — Ван де 1рааф кивнул Ван Гельдеру и, когда тот вышел из комнаты, добавил доверительным тоном:— Заранее прошу извинить, что мы напрасно тратим у вас время. Честно говоря, меня больше интересует та ужасная марионетка, которая болтается на цепи у вас над входом. Эта кукла...

— Что? — переспросил Моггенталер.

— Кукла. Огромная кукла на цепи.

— Кукла на цепи? — Моггенталер казался ошарашенным и испуганным одновременно.— Над входом в наш склад висит... Ян!

Не могу сказать, что мы бегом поднялись вверх по лестнице. Это было бы преувеличением, так как и Моргенстерн и Моггенталер бежать не могли, но все мы показали совсем не плохое время. На третьем этаже мы наткнулись на Ван Гельдера и его ребят, которые уже приступили к обыску. По приказу Ван де Граафа Ван Гельдер присоединился к нам. Я надеялся, что полицейские не станут особенно утруждать себя поисками. Так как был уверен, что они все равно ничего не найдут. Я был уверен, что они не почувствуют запаха гашиша, которым тут все пропахло ночью. Теперь воздух здесь был насыщен сладким запахом какого-то цветочного дезодоранта, не менее отвратительным, чем запах гашиша. Однако сейчас было не время рассказывать кому-либо о гашише.

Кукла со сломанной шеей, висевшая сейчас к нам спиной, качалась на ветру. Поддерживаемый Моргенстерном, Моггенталер явно не испытывал удовольствия от риска, которому подверг свою жизнь. Поймав цепь у самого крючка, он подтянул ее к себе и отцепил

куклу. Держа куклу на вытянутых руках, он долго рассматривал ее, а затем, покачав головой, посмотрел на своего компаньона.

— Ян, тот, кто позволил себе эту отвратительную шутку, психически болен, и сегодня же этот человек будет уволен из нашей фирмы!

— Не сегодня, а сейчас же! — поправил его Моргенстерн. Лицо его скривилось от отвращения: не от вида самой куклы, а от того, что с ней учинили.— Подумать только, такая красивая кукла!

Моргенстерн не преувеличивал: кукла была прекрасна не только из-за отлично сшитого и великолепно сидевшего на ней платья. Несмотря на то, что шея ее была сломана и жестоко разорвана крючком, лицо ее поражало красотой. Это было настоящее произведение искусства. Все краски полностью гармонировали между собой: черные волосы, карие глаза, алые щеки. Черты лица были вылеплены умело и тонко. Трудно было поверить, что перед нами лицо куклы, а не лицо молоденькой девушки с его неповторимым своеобразием. Такое чувство было не только у меня.

Де Грааф взял куклу из рук Моггенталера и стал внимательно рассматривать ее.

— Красавица! — пробормотал он.— Удивительная красавица! Она как живая! Вот-вот заговорит.— Он взглянул на Моггенталера.— Вы знаете, кто создал этот шедевр?

— Я впервые вижу такую. Она не из наших. Я уверен в этом. Надо спросить мастера. Я знаю только одно: она не из наших.

— Какой у нее восхитительный цвет лица! — продолжал де Грааф.— Как у живой! Несомненно, ее прообразом была какая-то очень красивая девушка. Видимо, художник хорошо знал эту девушку. А какого вы мнения, инспектор?

— Я точно такого же мнения,— заявил Ван Гель дер.

— Мне кажется, я уже где-то видел это лицо,— убежденно сказал Ван де Грааф.— Господа, кто-нибудь из вас встречал похожую девушку?

Все, в том числе и я, медленно покачали головами. Внезапно я ощутил внутри холод и свинцовую тяжесть. Кукла была поразительно похожа на Астрид Лемэй. Она была таким точным изображением девушки, что

создавалось впечатление, будто перед вами живая Астрид Лемэй!

Пятнадцатью минутами позже, когда обыск не дал абсолютно никаких результатов, Ван де Грааф попрощался на крыльце с владельцами склада. Я и Ван Гельдер молча стояли рядом. Моггенталер снова сиял, а Моргенстерн покровительственно и удовлетворенно улыбался. Де Грааф сердечно пожал им руки.

— Еще раз примите тысячу извинений. Сведения оказались неточными. Обещаю, что наш визит не будет где-либо зафиксирован. Накладные вам возвратят, как только должностное лицо убедится, что бриллианты вам не поставлялись. До свидания, господа!

Мы с Ван Гельдером гоже попрощались с ними. Я сердечно пожал руку Моргепстсрну, думая, как хорошо, что он не умеет читать мысли и что родился на свет, лишенный моих способностей чувствовать близость и опасность смерти. Я узнал его. Именно Моргенстерн был тем высоким толстым человеком, который первым вышел из клуба «Балинова» за Мэгги и Белиндой.

Всю обратную дорогу мы молчали. Вернее, молчал я, потому что де 1фааф и Ван 1ельдер обсуждали происшедшее. Казалось, их гораздо больше интересует инцидент со сломанной куклой, чем причина, послужившая поводом для нашего посещения склада. Это яснее ясного свидетельствовало, какого они придерживаются мнения относительно этого повода. Я не вмешивался в их разговор, не желая подтверждать правильность их предположений.

В кабинете де 1рааф предложил:

— Может, выпьете кофе? Одна наша сотрудница варит самый вкусный кофе в Амстердаме.

— Спасибо. Придется отложить это до лучших времен. Сейчас я очень спешу.

— У вас есть какие-то планы?

— Я хочу отлежаться и хорошенько подумать.

— Тогда почему...

— Вы хотите спросить, почему я приехал сюда? У меня к вам две просьбы. Узнайте, пожалуйста, не звонили ли мне по вашему телефону.

— Вам? Сюда?

— Да. Мне должен позвонить человек, с которым я встречался, когда уезжал со склада.— Я уже совершенно запутался, когда говорю правду, а когда лгу.

—

Де Грааф кивнул, взял трубку, быстро поговорил с кемто и, записав длинный ряд букв и цифр, вручил мне листок. Буквы не имели никакого смысла, а цифры после перестановки в обратном порядке были номером телефона отеля, куда переехали девушки. Я сунул листок в карман.

— Спасибо. Надо это расшифровать.

— А ваша вторая просьба?

— Не могли бы вы одолжить мне бинокль?

— Бинокль?

— Да. Я очень люблю наблюдать за птицами.

— Конечно. Какой может быть разговор! Кстати, вы не забыли, что мы должны работать в тесном контакте?

— Нет. А почему вас это беспокоит?

— Мне кажется, вы не очень-то общительны.

— Когда у меня будет ценная информация, обещаю поделиться с вами. Хочу напомнить, что вы занимаетесь этим делом больше года, а я здесь всего два неполных дня. Я должен полежать и подумать...

Я не сделал ни того, ни другого. Найдя телефон, находящийся на приличном расстоянии от полицейского управления, я набрал номер, переданный мне де Граафом.

— Отель «Туринг»,— услышал я мужской голос.

Мне был знаком этот отель, хотя я в нем никогда

не остнавливался: он не соответствовал роскошному образу жизни, который я позволял себе вести, находясь в командировках. Но именно такой отель я выбрал бы для девушек.

— Мое имя Пол Шерман. Сегодня утром у вас в отеле остановились две девушки. Вы можете соединить меня с ними?

— Очень сожалею. Но их сейчас нет.

Этот ответ меня не встревожил. Возможно, они ушли, чтобы найти Астрид Лемэй, или выполняли задание, которое я дал им утром.

— Они просили кое-что передать вам, мистер Шерман. Они не нашли вашего общего друга и теперь пытаются найти других знакомых. Это все, что мне известно.

Я поблагодарил его и повесил трубку. Вчера, прося Астрид помочь мне, я обещал, что помогу ей. Но такая помощь могла привести только на кладбище или на дно канала. Вскочив в свой «опель», я помчался по грязному району, граничащему с Рембрандтсплейш

Вероятно, вслед машине неслись проклятия и ругательства.

Дверь квартиры Астрид была заперта на ключ, но на мне все еще был пояс с отмычками. Внутри все было так, как при моем первом посещении: аккуратно, чисто и бедно. Никаких признаков быстрого ухода и тем более насилия. В ящиках и шкафчиках одежды и белья почти не было, но Астрид не скрывала, что они бедны, и поэтому отсутствие одежды еще ни о чем не говорило мне. Астрид не оставила никакой записки, а если записка всетаки была, то это означало, что мне не удалось найти ее.

Я закрыл дверь и поехал в клуб «Балинова». Было еще слишком рано, ночной клуб не работал, и двери были заперты. Они оказались такими крепкими, что даже удары ногой не смогли открыть их. К счастью, сон человека, находящегося за ними, был не столь крепок. Ключ повернулся в замке, и двери слегка приоткрылись. Я просунул в щель ногу и расширил ее настолько, что увидел голову и плечи крашеной блондинки, стыдливо запахнувшейся в халат. Учитывая, что в последний раз ее единственной одеждой были мыльные пузыри, целомудренность этой девушки показалась мне преувеличенной.

— Позовите управляющего.

— Клуб открывается в шесть.

— Я пришел не затем, чтобы заказать столик, и не ищу работы. Мне нужно немедленно увидеть управляющего.

— Он еще не пришел.

— Да?.. Надеюсь, ваша следующая работа будет не хуже нынешней...

— При чем здесь моя работа?

Нет ничего удивительного, подумал я, что вчера они устроили в клубе полумрак. При дневном свете увядшее, грубо накрашенное лицо этой девицы произвело бы на посетителей такой же эффект, как сообщение, что среди них находится больной бубонной чумой.

— При чем здесь моя работа? — повторила она.

Понизив голос, чтобы казаться более убедительным, я сказал:

— Вы потеряете работу, как только управляющий узнает, что я приходил к нему по очень срочному и важному делу, а вы отказались позвать его.

—

Она в замешательстве посмотрела на меня и сказала.

— Подождите.

Девица попыталась закрыть дверь, но попытки оказались безрезультатными. Победа осталась за сильным полом.

Через полминуты она вернулась вместе с мужчиной в вечернем костюме.

Он сразу же показался мне очень не симпатичным. Я, как и большинство людей, не люблю змей, но именно о них я подумал, когда взглянул на него. Очень высокий, очень худой, он передвигался с упругой грацией змеи. В его элегантности было что-то женственное. Нездоровая бледность лица выдавала ночной образ жизни. Черты лица были какими-то размытыми. Тонкие губы. Темные, набриолиненные, расчесанные на прямой пробор волосы плотно прилегали к черепу. Костюм был отличного покроя, если не считать, что слева под мышкой обозначалась заметная выпуклость: по-видимому, его портной не уступал в искусстве моему. Худая белая рука с безукоризненным маникюром держала сигарету в нефритовом мундштуке. На губах играла презрительная усмешка, и поэтому достаточно ему было взглянуть на какого-нибудь человека, чтобы у того появилось желание дать ему по морде. Он выпустил в воздух тонкую струйку дыма и спросил:

— В чем дело, уважаемый? — Он был похож на француза или итальянца, но на самом деле был англичанином.— Клуб еще закрыт.

— Сейчас он, по-моему, открыт,— констатировал я.— Вы управляющий?

— Я его представитель. Если вы окажете нам честь и зайдете попозже... Вернее, значительно позднее, тогда...— Он снова выдохнул в воздух струйку отвратительного дыма.

— Я адвокат Гаррисон и приехал из Англии по срочному делу,— сказал я и протянул ему визитную карточку, подтверждающую сказанное мною.— Речь идет о больших деньгах, и я должен немедленно встретиться с управляющим.

Выражение его лица едва заметно смягчилось, если такое лицо, как у него, может вообще смягчиться. Поистине надо иметь очень острое зрение, чтобы заметить разницу.

— Я ничего не обещаю вам, господин Гаррисон, но вполне возможно, что мне удастся уговорить господина Дюрреля встретиться с вами.

Он удалился танцующей походкой, но вскоре появился снова. Кивнув головой, пропустил меня вперед в длинный, плохо освещенный коридор и сам пошел сзади, что действовало мне на нервы. Мы дошли до двери в конце коридора, ведущей в ярко освещенную комнату. Так как дверь была предусмотрительно открыта, я вошел без стука. При этом я заметил, что такой массивной дверью не мог бы похвастаться даже директор английского банка. Да и сама комната сильно смахивала на хранилище банка. У одной стены стояли два таких больших сейфа, что в каждом мог уместиться человек в полный рост. Другую стену занимали запирающиеся на ключ металлические шкафы, похожие на камеры хранения железнодорожных вокзалов. Остальные две стены были плотно задрапированы малиновыми с фиолетовыми разводами портьерами.

Мужчина, сидящий за большим письменным столом из красного дерева, ничем не напоминал управляющего байком. Я имею в виду английского банкира, который благодаря короткому рабочему дню и любви к гольфу проводит много времени на воздухе. Этот человек был бледным и рыхлым (в нем было около 30 килограммов лишнего веса), с жирными черными волосами, налитыми кровью глазами с желтоватыми белками. На нем был синий шерстяной костюм. Пальцы украшало множество перстней. Он с фальшивой улыбкой посмотрел на меня, попытался подняться, но убедившись, что ему это не удастся, снова сел и сказал:

— Господин Гаррисон! Рад познакомиться с вами. Я — Дюррель.

Вполне возможно, что сейчас у него была именно эта фамилия, но я был уверен, что родился он под другой фамилией. И скорее всего армянской. Ничем не выдав своих подозрений, я вежливо поздоровался с ним. Так вежливо, словно его фамилия была действительно Дюррель.

— Мне передали, что вы хотите обсудить со мной какое-то важное дело. Красное лицо Дюрреля расплылось в улыбке. Он был сообразительным и знал, что по пустяковому делу адвокат приезжать из Англии

—

не станет. Видимо, это дело и впрямь сулит ему большие барыши.

— Да, я хотел обсудить одно дело, но не с вами, а с человеком, который работает у вас.

Приветливой улыбки как не бывало.

— С человеком, который работает у меня?

— Да.

— Тогда почему вы обращаетесь ко мне?

— Я не смог найти ее по имеющемуся у меня адресу, и мне сказали, что она работает у вас.

— Кто она? О ком вы говорите?

— Астрид Лемэй.

— Вот как! — внезапно его поведение изменилось, словно он одумался и решил мне помочь.— Вы сказали, Астрид Лемэй? Она работает здесь? — Он задумчиво нахмурился.— У нас работает очень много девушек, но такое имя...— он покачал головой.

— Мне об этом сказали ее друзья,— запротестовал я.

— Это какая-то ошибка. Что вы на эго скажете, Марсель?

Змееподобный человек презрительно ухмыльнулся.

— У нас нет девушки с таким именем.

— И она никогда не работала у вас?

Марсель пожал плечами, вынул из шкафа папку и, поманив меня пальцем, положил ее на стол.

— Здесь списки всех девушек, которые работают у нас сейчас или работали в прошлом году. Поищите сами.

Я не стал проверять эти списки.

— Видимо, меня неверно информировали. Извините за беспокойство, господа.

— Попробуйте навести справки в другом ночном клубе.—Дюррель, схватив листок бумаги, начал быстро записывать что-то, давая мне понять, что разговор окончен.— Всего хорошего.

Марсель направился к двери. Я пошел за ним, но, обернувшись, с виноватой улыбкой сказал:

— Мне очень неприятно, что я вас побеспокоил...

Дюррель даже не потрудился поднять голову.

Я снова виновато улыбнулся и вежливо закрыл за собой дверь, солидную и звуконепроницаемую.

Стоящий в коридоре Марсель одарил меня своей презрительной улыбкой и жестом небрежно дал знак идти впереди него по коридору. Я кивнул, но проходя

мимо, с величайшим удовольствием и силой врезал ему в живот. И хотя я отлично знал, что этого больше чем достаточно, ударил его еще и по шее. Достав пистолет и прикрепив глушитель, я схватил лежащего на полу Марселя за воротник, поволок его к двери кабинета и открыл ее рукой, в которой был зажат пистолет.

Дюррель оторвал взгляд от бумаги и вытаращил на меня глаза. Так застывают лица тех, кто хочет что-то скрыть, свои мысли или намерения.

— Не советую вам делать этого!—сказал я.— Со мной ваши трюки не пройдут! Не пытайтесь нажать на кнопку в полу. Не будьте так наивны, чтобы выхватить пистолет, который вы скорее всего держите в верхнем правом ящике стола. Если, конечно, вы не левша.

Он был послушен.

— Отодвиньте свое кресло на два фута от стола.

Он повиновался. Я бросил Марселя на пол, протянул руку назад, закрыл дверь, повернул в двери замысловатый ключ и, сунув его в карман, сказал:

— Теперь встаньте!

Дюррель встал. Он был маленького роста, не более пяти футов, и телосложением напоминал раздувшуюся жабу. Я кивнул головой на большой сейф.

— Откройте!

— Так вот в чем дело! — Он отлично владел своим лицом, но голос выдавал его. В нем звучало облегчение.— Вы хотите ограбить меня, господин Гаррисон?!

— Подойдите сюда!—сказал я и, когда он подошел, добавил: — Вы знаете, кто я?

— Кто вы? — удивленно спросил он.— Вы же только что говорили...

— Да, я говорил, что меня зовут Гаррисон... Как мое имя? Кто я?

— Я не понимаю вас.

Он взвизгнул от боли и схватился рукой за кровоточащую ссадину, оставленную глушителем моего пистолета.

— Так кто я?

— Шерман...— выдавил он хриплым от ненависти голосом.— Шерман из Интерпола.

— Открой этот сейф!

— Это невозможно. Мне известна только часть шифра, а Марсель...

—

На этот раз визг был гораздо громче, а ссадина на другой щеке соответственно больше.

— Открывай!

Он набрал шифр, и дверь сейфа открылась. Сейф был размером 30 на 30 дюймов, и в нем можно было поместить огромное количество гульденов, но если все слышанные мною рассказы о клубе «Балинова» были правдой (а я слышал, что там играли в азартные игры, что в подвальном помещении устраивали стриптизы, о том, что клуб располагал пикантным ассортиментом товаров, не поступающих в розничную торговлю), тогда этого сейфа было бы недостаточно.

Я кивнул головой на Марселя.

— А теперь засунь этого пижона в сейф.

— В сейф? — испуганно переспросил Дюррель.

— Да, и попроворнее. Я не хочу, чтобы он очухался и прервал нашу приятную беседу.

— Беседу?

— Поторапливайся!

— Но он же задохнется? Десять минут и...

— Если ты заставишь меня повторить то, что уже дважды слышал, я всажу тебе пулю в коленную чашечку, и ты на всю жизнь станешь инвалидом. Костыли тебе будут обеспечены. Ну как, ты мне доверяешь?

Он доверял. Если ты не круглый дурак, а Дюррель им не был, то всегда можно отличить, когда говорят то, что намерены сделать. Он втиснул Марселя в сейф. Наверное, за последние годы это была самая тяжелая работа, которую ему пришлось выполнить. Он изрядно утомился, то приседая, то нагибаясь, вталкивая безжизненное тело Марселя в сейф и стараясь разместить его на полу так, чтобы закрылась дверь.

Я обыскал Дюрреля, но оружия при нем не нашел. Зато в столе, как я и предполагал, в правом ящике нашел большой автоматический пистолет неизвестной мне марки. Впрочем, это не удивительно. Я не большой знаток по части оружия, зато стреляю без промаха.

— Здесь работает Астрид Лемэй?

— Да.

— Где она сейчас?

— Не знаю. Честное слово, не знаю! — последние слова он прокричал, потому что я снова поднял пистолет.

— Можешь это выяснить?

— Как?

— Твое поведение и неразговорчивость делают тебе честь, но они — результат страха. Ты кого-то или чего-то боишься. Но ты станешь гораздо покладистей, как только почувствуешь, что есть вещи пострашнее. Открывай сейф!

Он открыл сейф. Марсель все еще был без сознания.

— А теперь залезай внутрь!

— Нет!—Это короткое слово было криком ужаса.— Сейф закрывается герметично! Я задохнусь в нем! Я и Марсель... Мы умрем через несколько минут, если я залезу туда!

— А если ты туда не полезешь, то умрешь через несколько секунд.

Он залез в сейф. Его трясло. Кем бы он ни был, но явно не из главарей. Наркобизнесом должен руководить человек волевой и беспощадный. Дюррель не обладал ни тем, ни другим.

Следующие пять минут я потратил на бесплодный (хотя и тщательный) осмотр ящиков стола и шкафа с папками. Все это имело отношение только к легальным делам. В противном случае Дюррель не хранил бы их там.

Через пять минут я открыл сейф. Дюррель ошибся— воздуха в сейфе было гораздо меньше, чем он предполагал. Он лежал без сознания, навалившись всей своей тушей на Марселя, который, к счастью для себя, все еще не пришел в сознание. По крайней мере, мне так показалось, а утруждать себя проверкой я не стал. Я схватил Дюрреля за плечо и попытался вытащить из сейфа. Это напоминало вытягивание из болота лося, но, в конце концов, мне удалось сдвинуть его с места, и он вывалился на пол. Полежав немного, он с трудом встал на колени. Я терпеливо ждал, пока его прерывистое, хриплое дыхание перейдет в тихое сопение, а лицо из сине-фиолетового станет коричнево-красным.

Я поддержал его, и после нескольких попыток он встал на ноги.

— Вернемся к Астрид Лемэй!

— Утром она была здесь,— прохрипел он,— сказала, что у нее срочные дела и ей надо уехать.

— Она сказала, что поедет одна?

— Нет, с братом

60S

— Он тоже был здесь?

— Нет.

— Она сказала, куда они едут?

— В Афины. На родину.

— В Афины? И она пришла только затем, чтобы

сообщить вам это?

— Она хотела получить зарплату за последние два месяца. Ей надо было купить билеты.

Я велел ему снова лезть в сейф. Пришлось немного повозиться с ним, но, в конце концов, он решил, что это лучше, чем пуля, и влез в сейф. У меня не было желания терроризировать его, но я не мог допустить, чтобы он услышал, о чем я буду говорить по телефону. Я по прямому номеру позвонил в аэропорт Скипхол, и меня тут же соединили с нужным мне человеком.

— С вами говорит инспектор Ван Гельдер из Главного полицейского управления. Меня интересует рейс на Афины. Были ли на борту самолета Астрид Лемэй и Джордж Лемэй? — я сообщил их приметы.

Тот же голос сообщил мне, что эти люди были среди пассажиров самолета, но с Джорджем возникли некоторые затруднения. Он был в таком состоянии, что медицинский персонал и полиция не хотели допускать его в самолет, и только благодаря мольбам девушки он получил разрешение. Я поблагодарил его и повесил трубку.

Затем снова открыл дверь сейфа. На этот раз я продержал их взаперти не более двух минут, и поэтому оба они находились в удовлетворительном состоянии.

Лицо Дюрреля лишь слегка покраснело, а Марсель пришел в себя настолько, что попытался вытащить из-под левой подмышки пистолет, который я по неосторожности забыл отнять у него. Отбирая у него пистолет, чтобы он случайно не покалечил себя или меня, я думал о том, что у Марселя поразительная способность к быстрому восстановлению жизненных сил. Об этом же мне пришлось с горечью подумать два дня спустя при обстоятельствах, весьма неблагоприятных для меня.

Уходя, я оставил их сидеть на полу. Мы расстались, не сказав друг другу ни слова: говорить уже было не о чем. Я открыл дверь, запер ее за собой па ключ, мило улыбнулся крашеной блондинке и, выйдя на улицу, бросил ключ в канализационный люк, перед входом в клуб «Балинова». Если у них не было запасного

20 666

ключа, в комнате имелся телефон, и она была оборудована сигнализацией. Кроме того, на то, чтобы открыть дверь с помощью ацетиленовой горелки, ушло бы не больше двухтрех часов,, и воздуха им на это время вполне хватило бы. Впрочем, все это меня уже больше не тревожило.

Я снова поехал на квартиру к Астрид и сделал то, что мне следовало бы сделать в первую очередь: опросил соседей. Два человека сказали, что видели Астрид, причем их сообщения были абсолютно идентичны. Астрид и Джордж уехали два часа назад, погрузив в такси несколько чемоданов.

Астрид сбежала. Я чувствовал себя грустным и разочарованным. Но причина была не только в том, что Астрид отрезала себе последний путь для спасения. Это произошло значительно позже.

Хозяева не убили ее по двум причинам. Они знали, что я мог обвинить их в ее смерти, и не хотели рисковать. Тем более, что, уехав, она уже не представляла для них опасности. Сильный страх может заткнуть рот столь же эффективно, как смерть.

Девушка нравилась мне, и я бы почувствовал настоящую радость, если бы снова увидел ее счастливой. Я не осуждал ее. Иного выхода у нее не было.