Мария Медичи

15 сентября 1614 года Мария Медичи прибыла в Париж. Она хотела лично проследить за приготовлениями торжественного вступления Людовика XIII в Париж, потому что стремилась превратить его в демонстрацию могущества по отношению к принцам и свидетельство преданности монархии со стороны народа.

Через несколько дней появилась еще одна возможность подогреть верноподданнические чувства жителей города: на Новом мосту при огромном стечении народа была установлена конная статуя Генриха IV.

В соответствии с законами королевства Людовик XIII становился совершеннолетним 27 сентября 1614 года. По этому поводу не требовалось никаких официальных заявлений. С юридической точки зрения, Мария переставала быть опекуншей своего сына и ее регентство прекращалось. Но в связи с тем, что королева решила сохранить власть, ей требовался торжественный акт.

Объявление совершеннолетия Людовика XIII

2 октября 1614 года утром король выехал из Лувра. Его тканный золотом костюм и шляпа усеяны бриллиантами, на нем — ожерелье стоимостью в 900 000 ливров, изготовленное для будущей жены инфанты Анны Австрийской. Его сопровождают младший брат Гастон, герцог Анжуйский, принцы крови (здесь же Конде, который увидел, насколько его не любят в городе), герцоги и пэры, маршалы Франции, высшие сановники короны в роскошных, сверкающих золотом и драгоценностями одеждах на великолепных конях. Король прибывает во Дворец правосудия, где его встречает мать. Вдвоем они слушают мессу в Святой Часовне, а оттуда направляются в золотой зал Дворца.

Здесь собрались парламент в полном составе, канцлер, Государственный совет, члены правительства. Король занимает место на троне под балдахином с золотыми лилиями.

Начинается церемония. Преклонив колени перед королем, королева объявляет о передаче ему регентства. Людовик XIII громко и твердо благодарит ее за ее доброе и мудрое управление Францией, пока он был несовершеннолетним. Он заявляет, что отныне он сам управляет своим королевством и назначает мать президентом совета, желая, чтобы она продолжала помогать ему, как она это делала до сего дня. Королева встает, кланяется королю и занимает свое место.

На кафедру, стоящую у подножия трона, поднимается канцлер, повторяет слова короля и королевы и говорит о направлениях политики правительства: сохранение мира в королевстве, справедливое правление, запрет дуэлей, продление Нантского эдикта. Эти положения вписывают в указ, который зачитывается присутствующим.

Затем снова поднимается Мария Медичи, чтобы возблагодарить Бога за то, что настал день, когда ее сын взял на себя управление королевством, и она может радоваться тому, что ей удалось сохранить мир в государстве. После этого канцлер обращается, соблюдая иерархию, к каждому из присутствующих, начиная с королевы и заканчивая последним советником, спрашивая, одобряют ли они положения декларации, составленной в форме указа. Замечаний нет, и канцлер констатирует единодушие голосов. Королева, которая все это время стояла, поворачивается к королю, благодарит за назначение президентом совета и занимает свое место.

Затем бывший президент совета произносит речь, в которой превозносит регентство Марии Медичи, превзошедшей Бланку Кастильскую, мать Людовика Святого. Благодаря ее осмотрительности были преодолены многие трудности. Авторитетом своей королевской власти она сумела одержать верх над теми, кто сеял смуту в королевстве, состоящем теперь в мире со своими соседями, а те уважают его независимость и почтительно прислушиваются к мнению Франции.

Церемония закончилась. Открываются двери и оглашается королевское заявление. Людовик XIII возвращается в Лувр, пушки Арсенала одновременно дают залп, всю ночь город освещен, народ пляшет и расхватывает бесплатное угощение: колбасы, пирожные и вино. Регентство продолжается. Теперь Марию Медичи заботит только одно: выиграть у принцев битву Генеральных штатов.

Созыв Генеральных штатов

Торжественное открытие Генеральных штатов было назначено на 27 октября. Уже с 14-го депутаты прибывали в монастырь августинцев.

С самого начала Генеральные штаты демонстрировали свою покорность. Еще на этапе выборов Мария Медичи сумела выиграть партию, потому что большинство депутатов были выбраны в соответствии с указаниями правительства.

Сословия принимали каждую резолюцию, голосуя по отдельности, поэтому для общего решения было необходимо, чтобы оно было принято каждой ассамблеей.

Торжественное открытие Генеральных штатов состоялось 27 октября в большом зале Бурбонского дворца, расположенном между Лувром и церковью Сен-Жермен л’Оксерруа. Для депутатов и официальных гостей были устроены места на возвышениях, а от публики их отделяли деревянные заграждения. Но охрана не смогла сдержать натиска толпы зевак, и места депутатов захватывали все подряд, как если бы собирались присутствовать на представлении какой-нибудь комедии. Депутаты были страшно недовольны таким беспорядком и утверждали, что Франция неспособна поддерживать порядок.

В результате толчеи начались драки и ссоры. Когда король и королева явились в зал, там происходила драка между епископами и государственными советниками. Королю пришлось рассудить конфликт и утихомирить драчунов.

Наконец, можно начинать заседание. Главный церемониймейстер приказывает всем замолчать и обнажить головы. Король усаживается на трон, покрытый балдахином с лилиями. На ступеньках, ведущих к трону, в неизменном порядке располагаются королева-мать справа, слева Гастон, ниже — королева Маргарита, затем Елизавета, Кристина, принцессы крови, принцы крови, герцоги, маршалы Франции, кардиналы и высшие сановники. В самом низу установлена небольшая трибуна для ораторов.

Король открывает заседание: «Господа, мы пожелали, чтобы вы собрались здесь в начале нашего совершеннолетия, дабы сообщить вам о настоящем положении дел и установить порядок, угодный Господу, при котором каждый в нашем королевстве находился бы под нашей защитой и властью. Мы просим вас потрудиться для этого благого дела и свято обещаем, что будем соблюдать и выполнять все принятые этой ассамблеей решения. Господин канцлер более подробно изложит нашу волю».

Затем на трибуну поднялся канцлер де Сильери и, поклонившись королю и королеве, в течение полутора часов очень тихим и бесцветным голосом, так, что его едва слышно, говорил об испанских браках, итальянских делах, превозносил Марию Медичи за счастливое регентство и поздравлял ее с новой должностью президента совета. Он заверил депутатов, что король намерен их выслушать и удовлетворить просьбы при условии, что они будут справедливыми и во благо королевства. По приказу короля, сословия должны составить наказы, которые выслушает король.

Затем берет слово оратор от духовенства г-н де Маркемон, архиепископ Лионский, примас Галльский[5]. Он произносит свою речь стоя, устремив глаза на короля. Подчеркнув важность созыва Генеральных штатов, он восхваляет Марию Медичи: «Вдова счастливо управляет народами, вдова направляет армии, вдова выбирает наместников, вдова торжествует». Затем он говорит о восстановлении порядка и гражданского мира в королевстве: если принцы ожидали, что Генеральные штаты поддержат их интриги, то речь архиепископа свидетельствовала о том, что от духовенства такой поддержки они не получат.

Дворянство представляет барон дю Пон-Сен-Пьер. Он говорит тоже стоя, обернувшись к королю. В выспренной речи оратора нет никаких политических замечаний: «Вы, Мадам, как вторая Бланка Кастильская, мать Людовика Святого, благодаря своей осмотрительности и мудрости достойно выполнили возложенное на вас регентство и заслуживаете того, чтобы вас, как и ее, назвали самой мудрой государыней своего века». Свою речь барон завершил, сказав несколько нелестных слов в адрес третьего сословия и пообещав верность дворянства, которое отдает королю «сердце, храбрость, рвение, собственность, оружие, кровь и жизнь».

От третьего сословия выступил купеческий старшина Робер Мирон. Он произнес речь, стоя на коленях, но в очень суровых выражениях. Быстро разделавшись с обязательной похвалой в адрес королевы матери и с неизбежным сравнением с Бланкой Кастильской, оратор заговорил о злоупотреблениях: лихоимство военных и финансистов, неоправданное освобождение от налогов, чрезмерные содержания принцев, безнаказанность зачинщиков беспорядков, засилье фаворитов. Кто виноват во всем этом? Робер Мирон не колеблясь называет виновника — слабое правительство, а следовательно, королева. Он ловко, но недвусмысленно заканчивает свою речь: «Кто поверит в этот парадокс: добродетели вызвали пороки, излишняя доброта, милосердие и обходительность Вашего Величества стали причиной наглости, безнаказанности и безбожия, а их следствием — бесчисленные несчастья, общее несоблюдение божественных и человеческих установлений и, наконец, всеобщий отказ от правил всех сословий этого королевства».

После выступления Робера Мирона канцлер закрывает заседание. Все довольны. Присутствующие убеждены, что они только что присутствовали при историческом событии.

На последующих заседаниях сословий обсуждение шло по трем основным направлениям: отношения между королем и папой, продажа должностей, государственные финансы.

Работа Генеральных штатов

Уже около тысячи лет в странах христианского Запада шли споры об отношениях между духовной и светской властью. Французское духовенство, которое стремилось сохранить независимость от Рима, но признавало главенство папы, занимало в этом вопросе гибкую позицию: соглашаясь с тем, что король получает корону только от Господа, духовенство при этом считало недопустимой для совести французских католиков мысль о возможности царствования короля-протестанта. Духовенство стремилось, чтобы решения Тридентского собора были возведены в ранг закона королевства, что способствовало бы развитию католицизма.

Третье сословие подозревало духовенство в ультрамонтанстве и противопоставило ему свою знаменитую «Статью третьего сословия», которая должна была стать первой в наказах Генеральных штатов: «…нижайше просить короля принять как главный закон королевства то, что король является сувереном своего государства и получает свою корону только от одного Господа, и нет никакой власти на земле — светской или духовной, которая бы имела какое-либо право на его королевство или могла бы лишить это королевство священной особы наших королей, ни принудить или освободить от повиновения его подданных под любым предлогом».

Духовенство умоляло короля изъять статью из наказов третьего сословия и смогло уговорить дворянство присоединиться к просьбе. Третье сословие заупрямилось и требовало утвердить положение как закон королевства. Марии Медичи удалось избежать этого путем крючкотворства: она добилась от третьего сословия, что статья не будет вписана в их наказы и место первой статьи останется незаполненным, но пообещала, что король, согласившийся принять текст, внимательно его рассмотрит и позже даст ответ.

Третье сословие отомстило духовенству, отказавшись признать установления Тридентского собора как закон королевства. Но по второму важному вопросу — продажа должностей — в мнениях депутатов царило удивительное согласие.

Когда-то должности были бесплатными, но со временем они превратились в один из самых важных источников дохода для французской монархии, постоянно испытывавшей нужду в деньгах: в среднем, ежегодная пошлина приносила между 1 500 000 и 1 800 000 ливров.

Но в сентябре 1614 года штаты Нормандии потребовали упразднения этого налога, а в ноябре ассамблея дворянства Генеральных штатов просила короля о его отмене на 1615 год. 5 декабря король удовлетворил их просьбу. Затем к дворянству присоединилось духовенство и третье сословие.

Но отмена продажи должностей неизбежно вела к значительному сокращению доходов государства, поэтому надо было найти такие статьи расходов, которые можно было бы урезать. Долго искать не пришлось: содержания, выплачиваемые знати, а особенно принцам, достигли гигантских размеров — около 30 % государственного бюджета. Ассамблея третьего сословия охотно соглашается с отменой содержаний и защитить этот проект перед королем посылает своего лучшего оратора — президента Саварона.

Его речь производит сильное впечатление на короля. После красноречивого описания бедствий Саварон предлагает лекарство: отменить содержания, с помощью которых король покупает верность своих подданных.

Дворянство сочло речь Саварона оскорбительной: он считает, что дворянство служит королю исключительно из корысти? Дворяне потребовали извинений, и делегация третьего сословия отправилась в ассамблею дворянства. Но все испортил один из ее депутатов, сказав, что три сословия являются «тремя братьями и сыновьями их общей матери — Франции». Часть дворян возмутилась: «сыновья башмачников не могут называть нас своими братьями». Только благодаря вмешательству короля удалось внешне примирить стороны.

Среди всех разногласий, в одном три ассамблеи были единодушны: они потребовали учреждения следственной комиссии для проверки счетов финансистов, заключивших сделки с государством за последние годы. Это привело в замешательство Марию Медичи. Следствие неизбежно приведет к Кончини, и тогда останется только один шаг, чтобы обвинить лично королеву.

Но Мария сумела отреагировать очень ловко: она заменила совет, управлявший финансами, на Совет по финансам, где правомочными членами стали принцы крови. Сохраняя реальную финансовую власть в руках правительства, она дала принцам крови чисто формальное удовлетворение, одновременно с этим сделав их сообщниками злоупотреблений, которые должен был скрыть Совет по финансам.

Королева-мать полагала, что работа Генеральных штатов затянулась. Тем временем внимание двора и города отвлек жестокий инцидент, ускоривший закрытие Генеральных штатов. В центре события стоял принц Конде. Некий дворянин Марсильяк, состоявший на службе у принца и связанный с фаворитом принца де Рошфором, был разоблачен как шпион короля. Конде выгнал Марсильяка, но был оскорблен тем, что Людовик XIII принял его на службу в свою свиту. Принц пригрозил, что велит избить Марсильяка палками. Узнав об этом, королева приказала присматривать за принцем. Но два дня спустя Рошфор в сопровождении двух дворян и пяти лакеев наткнулись на Марсильяка на улице Сент-Оноре и избили его палками. Мария решила использовать это дело, чтобы очернить принца. Она приказала вести следствие, составить протокол и передать его парламенту. А парламент постановил арестовать Рошфора. Теперь даже принцы отказали Конде в поддержке.

Видя, что дело приняло для него плохой оборот, Конде решает просить Людовика XIII и Марию Медичи помиловать Рошфора и простить его. В конце аудиенции король сказал ему: «Кузен мой, впредь ведите себя лучше». А королева-мать посоветовала ему получше владеть собой, заметив, что если бы пришлось избить всех тех, кто дурно о нем отзывается, то их набралось бы слишком много!

Закрытие Генеральных штатов

Теперь депутаты тратили гораздо больше времени на обсуждение дела Рошфора, чем на составление наказов. Парижане стали задаваться вопросом, стоило ли тратить столько денег на содержание депутатов при таком ничтожном результате. Королева-мать, боясь, что продолжение заседаний вскроет другие злоупотребления власти, приказала штатам ускорить составление их наказов: к середине февраля они были готовы.

Заключительное заседание было назначено на 23 февраля 1615 года. Оно было очень похоже на заседание 27 октября: то же распределение мест, тот же беспорядок и толкотня — королева пригрозила, что покинет зал, если не установится хотя бы минимальный порядок. Канцлер пригласил ораторов от каждого из сословий передать наказы.

Духовенство представлял молодой епископ Люсонский монсеньор де Ришелье, который достаточно проявил себя во время заседаний ассамблеи духовенства. Осудив продажу должностей и чрезмерные содержания и призвав применить наконец во Франции решения Тридентского собора, от имени духовенства и своего лично Ришелье сделал очень ловкий комплимент Марии Медичи: «Счастлив король, которому Господь дал мать, любящую его, усердную и опытную в делах государства!»

Оратор от дворянства, барон де Сенесэ, превознес правление королевы, особенно подчеркивая важность испанских браков и их необходимость для Франции. Он передал наказ дворянства, сходный по всем пунктам с наказом духовенства.

Речь оратора третьего сословия Робера Мирона, красноречиво описывавшего бедствия и несчастья страны, вызвала неудовольствие короля. Холодно приняв его наказы, он сказал несколько слов благодарности депутатам и объявил заседание закрытым.

24 марта 1615 года, через месяц после заключительного заседания, король созвал представителей трех сословий и пообещал прекратить продажу должностей, уменьшить содержания, предать суду недобросовестных финансистов и рассмотреть другие вопросы.

В ночь с 24 на 25 марта умерла Маргарита де Валуа. Ее очень любил Людовик XIII, ведь та сильно баловала детей Марии. Она давно уже лишилась былой красоты, но оставалась по-прежнему изящной и привлекала к себе выдающиеся умы и литераторов. С ней угасла ветвь Валуа. Все свое состояние она завещала Людовику XIII. О ее болезни знали давно, но смерть тем не менее опечалила Людовика XIII, Марию и всех остальных.

Уже никто не думал о Генеральных штатах. Решения, объявленные 24 марта, выполнить оказалось невозможно, и почти ничего не осталось от заседаний и обсуждений Генеральных штатов 1614 года.

Современники, а потом историки, сурово осудили эти Генеральные штаты — предпоследние в истории (последние состоялись в 1789 г.). Они выявили всю глубину противоречий между сословиями, обозначили ведущую роль духовенства и важность поддержки буржуазии для монархии. И еще, благодаря им выделился Ришелье — будущий кардинал и министр королевы, а впоследствии — первый министр Людовика XIII.

В ближайшем будущем Генеральные штаты помогли Марии Медичи избежать ловушки принцев. Теперь она стала гораздо сильнее в борьбе с ними и могла довести до конца политику испанских браков.

Испанские браки: за или против

Принц Конде имел полное право быть недовольным результатом Генеральных штатов. Одобрение испанских браков и подтверждение полномочий Марии Медичи стало для него суровым поражением. Он решил использовать Парижский парламент, чтобы проконтролировать выполнение правительством обещаний, данных Генеральным штатам. Принц старательно завоевывает популярность парижского населения и не присутствует на заседаниях совета. Королева не обращает на это особого внимания, пока Парижский парламент не попросил ее срочно принять его. К ней является делегация с обвинительным актом в адрес существующего правительства: куда делись миллионы из Бастилии? Безродных иностранцев завалили должностями и городами, министры спекулируют. Не было проведено серьезного расследования обстоятельств гибели Генриха IV, преданы традиционные союзники Франции, страной бездарно управляют и вовсю разбазаривают.

Прочитав этот документ, королева пришла в дикую ярость, настолько, что стала задыхаться. Присутствующие министры обвинили парламент во вмешательстве в дела правительства, которые не имеют ничего общего с управлением правосудием, являющимся его единственной задачей, и в конце заявили, что нужно реформировать не государство, а сам парламент.

Никто не сомневался, что истинным вдохновителем этой выходки был принц Конде. Сначала он решил было вернуться ко двору, как ни в чем не бывало, но когда Мария Медичи начала подтягивать к столице войска, решил удалиться в Сен-Мор. Но не сложил оружия: он обращается к протестантам и начинает кампанию памфлетов против испанских браков.

Встревоженные гугеноты понимают, какое влияние может оказать испанское окружение новой королевы на религиозную политику. Они собирают ассамблею в Гренобле. Один из самых влиятельных руководителей — Дюплесси-Морней — убеждает их не слушать принца Конде, доказывая им, что они не смогут помешать испанским бракам, а принц пытается всего лишь ими воспользоваться и предаст их. Но герцог де Роан, полагавший, что не получил своей доли от щедрот Марии, собрал войско в 4000 человек между Пуату и границей Испании.

Теперь, когда французское и испанское правительства договорились об обмене принцессами в Бордо, королева озабочена более серьезными делами. Не без труда она добилась разрешения взять в Бастилии 1 200 000 ливров на поездку в Бордо. В казне Генриха IV и Сюлли оставалось теперь всего лишь 1 200 000 ливров. Безопасность королевских особ должны были обеспечить 1500 солдат.

Вопрос с Конде так и не был решен, и королева официально объявила о своем отъезде в Бордо в первые дни августа, тем самым показывая Конде, что ее решение неизменно и он не может воспрепятствовать свадьбам. В то же время она направляет к нему Вильруа, Поншартрена, Сильери и Кончини, чтобы обсудить с ним его участие в поездке. Но это не помогло. 27 июля в письме к королеве принц заявляет, что никуда не поедет.

Это письмо означало разрыв и угрозу настоящего вооруженного мятежа, организованного и руководимого принцем, пока Мария Медичи и Людовик XIII будут ехать в Бордо. В Париже решено оставить армию в 3000 аркебузиров и на столько же увеличить охрану королевского кортежа. Из Бастилии забрали последние 1 200 000 ливров. 17 августа 1615 года королевский кортеж покидает столицу, а перед этим королева направила письма губернаторам всех городов, запретив им принимать Конде или его эмиссаров.

Испанские браки

13 августа 1615 года кортеж прибыл в Пуатье, где мадам Елизавета заболела оспой. К счастью, все обошлось, и болезнь не оставила следов. Через три недели, когда все было готово к отъезду, заболела Мария Медичи: воспаление легких и рожа, от которой ей чуть было не парализовало руку. Болезнь была долгой. Кортеж отправился в путь только 28 сентября.

В Ангулеме прошел слух, что обычная дорога в Бордо занята 6000 гугенотов Роана, и королева решила изменить маршрут. Тогда Роан решил отрезать дорогу между Бордо и испанской границей. Но, к великому облегчению для Марии Медичи, кортеж благополучно прибыл в Бордо 7 октября 1615 года.

Город оказал очень теплый прием: уже сорок пять лет столица Гиени не встречала короля, и муниципалитет очень постарался. Мария сделала все необходимые распоряжения, чтобы 18 октября одновременно в Бургосе и Бордо были заключены оба брака. Она хочет покончить наконец с этим делом, которое длится уже несколько лет и является постоянным предлогом для волнений принцев, парламента, протестантов — испанские браки «уже стоили жизни более 30 000 человек, более 8 миллионов золотом и опустошили большие страны».

Заключение брака Елизаветы с принцем Астурийским (представленным герцогом де Гизом) в Бордо было проведено с большой пышностью. Сам король сопровождал свою сестру в собор. Мадам Елизавета, которая уже считалась испанской принцессой, была одета в королевские платье и мантию из фиолетового бархата, усеянного золотыми лилиями и подбитого горностаем. На ней закрытая корона суверенных государей, потому что она выходит замуж за назначенного наследника Филиппа III. Невеста светится от счастья. Кардинал Сурди, архиепископ Бордо, благословляет брак. После церемонии начинаются празднества. Город и суда, стоящие в порту, освещены, из пушек дают приветственные залпы.

Через два дня, 20 октября, Людовик XIII производит смотр армии, которая будет сопровождать его сестру до границы и вернется оттуда с Анной Австрийской. Пришлось принять особые меры предосторожности, потому что герцог де Роан захватил большинство городов Жера и Лектур. Вечером Елизавета прощается с матерью, проливая потоки слез. На следующий день около полудня она отправляется в путь. Людовик XIII заливается слезами, что с ним бывает редко. Когда ему делают замечание, то его рыдания удваиваются и икая он говорит: «Я все-таки должен поплакать о такой доброй сестре». Он никак не решается с ней расстаться и провожает ее до выезда из Бордо, однако пора прощаться. Король плачет. Елизавета рыдает, принцесса де Конти, к которой она была очень привязана, тоже. Послу Испании это наконец надоело, и он сам увел Елизавету от принцессы Конти, сказав последней, что она ее уже поцеловала раз пятьдесят и этого вполне достаточно. Возмущенный двор счел поведение испанца бесцеремонным.

Затем кортеж отправляется в Байонну, где на 5 ноября намечен обмен принцессами. Но из-за нездоровья короля Испании и герцога де Лерма его пришлось отложить до 9 ноября. Мадам Елизавета была настолько недовольна, что бросила свои перчатки в огонь.

Обмен принцессами должен был произойти посреди Бидассоа — пограничной реки между Испанией и Францией. Обе принцессы должны были одновременно подъехать к реке, сесть в лодки, встретиться посреди реки в двойном павильоне, построенном на сваях, проститься со своими свитами и пересесть в лодки, которые отвезут их на новую родину.

Король Испании инкогнито сопровождал свою дочь во время обмена. Расставаясь с дочерью, он сказал: «Дочь моя, я нашел для тебя самую лучшую партию в христианском мире, иди и да благословит тебя Бог». Он направил письма Людовику XIII и Марии Медичи, чтобы особо рекомендовать инфанту.

В Байонне Люинь передает Анне Австрийской письмо от короля и Марии Медичи. Она пишет для короля записку, где говорит о своем нетерпении приехать в Бордо.

Людовик XIII спешит познакомиться со своей женой и уезжает из Бордо навстречу кортежу Анны Австрийской. Он встречается с ней в Кастре и находит ее такой же красивой и изящной, как ему ее описывали. В течение нескольких минут они молча рассматривают друг друга, после чего король уезжает.

Официальная встреча состоялась в восемь часов вечера в архиепископстве Бордо. Мария ждала Анну Австрийскую наверху почетной лестницы. Королева-мать была восхищена красотой невестки, нежно поцеловала ее и пообещала испанскому послу заботиться о ней как о собственной дочери. Затем повела ее в большой зал, где находился Людовик XIII, который сразу же подошел к ней и нежно поцеловал. Они сели под балдахином, королю и королеве-матери представили испанских дам из свиты Анны Австрийской, после чего ее проводили в апартаменты отдохнуть после долгого путешествия.

Свадебная церемония состоялась 25 ноября. После ужина, последовавшего за мессой, Мария сама отвела Людовика XIII в спальню Анны Австрийской, где оставила его на час или два. На следующий день она приказала направить послам и в главные города королевства официальное сообщение об осуществлении брака. Теперь уже ничто не могло разорвать союз. После пышных празднеств двор покинул Бордо 17 декабря 1615 года.

Пора было возвращаться в Париж. После нескольких вооруженных стычек с королевскими войсками Конде ушел в Берри. Никакая серьезная опасность монархии не угрожала, но гражданская война малых масштабов никак не способствовала престижу и авторитету короля. Мария решила предложить Конде мировую. Она направила к нему для переговоров Вильруа и Бриссака, известных своей умеренностью. Было принято решение о перемирии до 1 марта и об открытии 10 февраля в Лудене конференции для подготовки мирного договора.

Все это вместе взятое только подталкивало принцев к продолжению смуты: они поняли, что королева решила отказаться от политики твердости и пора присоединиться к Конде. Первым был герцог Вандомский. По дороге из Шательро в Тур королевская свита таяла на глазах. А король, стремясь избавиться от пораженческих настроений, царивших вокруг Марии Медичи, отправился охотиться в Шамбор и Амбуаз.

Луденский мир (8 мая 1616 г.)

Открытие конференции в Лудене было отложено на несколько дней из-за события, которое могло бы иметь очень серьезные последствия. В Туре королева остановилась во дворце Ла Бурдезьера. 25 января во время заседания совета внезапно провалился пол, и граф де Суассон, герцог д’Эпернон, Вильруа и Бассомпьер упали на нижний этаж. «Спасите Вильруа!» — закричала Мария: именно он должен был возглавить делегацию правительства в Лудене. К счастью, он не сильно пострадал, и вскоре мог уже ехать. Конференция открылась 21 февраля.

Правительство Марин Медичи собрало войско в 40 000 человек и заручилось согласием Голландии оказать военную помощь. В конце февраля Вильруа и маршал де Бриссак вернулись в Тур, сообщили королеве-матери результаты переговоров и представили проект договора.

Некоторые просьбы принцев выполнить было легко: это касалось поиска возможных сообщников Равальяка и запрещения сочинений, защищающих тираноубийство; более щекотливым было требование запретить передавать должности иностранцам. Королева согласилась на пожелание принцев подтвердить традиционные союзы Франции и отменить как можно скорее продажу должностей.

Другие требования принять гораздо труднее: речь шла о знаменитой статье третьего сословия, изъятой из наказов Генеральных штатов: королева-мать пообещала нунцию, что статья ни в коем случае не будет принята правительством. Другое требование касается протестантов: для рассмотрения их претензий правительство попросило время.

Настоящие переговоры возобновились 14 марта: ответы короля на политические требования принцев практически не интересовали. Единственное, что им было нужно, — это удовлетворение их материальных требований. Конде просил губернаторство Берри и 2 400 000 ливров. Герцог Мэнский — губернаторство Гиени, 900 000 ливров и содержание за счет королевской казны 300 солдат гарнизона крепости Суассона. Герцог де Буйон просил должность коннетабля, герцог де Лонгвиль — цитадель Амьена, Сюлли — 2 400 000 ливров, герцог де Роан — губернаторство Пуату, герцог Вандомский — замок Нанта.

Вильруа намерен на все согласиться. Больше того: он защищает идею реформы Совета короля, в котором Конде будет принадлежать главная роль. По сути, Вильруа предал королеву-мать. Завидуя Кончини и не веря в способность Марии вести последовательную политику, он решил вступить в союз с Конде.

26 марта по его настоянию Мария Медичи соглашается почти на все личные требования принцев. Отказ удовлетворить некоторые требования политического характера не мешает Конде заключить мир. Но королева категорически отказывается отдать Лонгвилю цитадель Амьена, которую удерживает Кончини, и замок Нанта — Вандому.

В течение всего апреля обсуждались спорные пункты. Из тактических соображений принцы выдвинули новые требования. Гугеноты сделали последнюю попытку заставить принять во внимание их требования. Но королева была непреклонна, а так как Вильруа серьезно заболел, принцы потеряли своего лучшего союзника. Тем временем благодаря ловким действиям Кончини разрешилась проблема цитадели Амьена: он предложил либо снести ее за свой счет, либо передать ее тому, на кого укажет королева, и при этом без всякой компенсации. Проявив преданность по отношению к интересам короны, Кончини переставал быть одним из препятствий на пути к миру. В таких обстоятельствах Конде счел возможным забыть о требованиях герцога Вандомского по поводу Нантского замка, и 3 мая он и его друзья подписали Луденский договор, который королева-мать и Людовик XIII в свою очередь подписали 8 мая 1616 года.

Принц Конде для себя получил также особое место в совете и — факт беспрецедентный! — право подписывать указы. Королева-мать долго колебалась, прежде чем пойти на эту уступку. Потребовалась вся настойчивость, на которую был способен Вильруа, чтобы убедить ее «отдать перо человеку, руку которого она будет держать, когда ей заблагорассудится».

После этого ничто уже не удерживало королеву-мать и короля в Туре, и они поспешили в Париж. 16 мая Людовик XIII торжественно вступил в столицу.

Конде возвращается

До самого конца «правления» Марии Медичи будет идти борьба за власть между принцем Конде, ставшим союзником Вильруа, и Кончини. Первый этап борьбы выиграл Конде, добившись подписания Луденского мира на выгодных для себя условиях.

Но Конде и Вильруа явно недооценивали власть Леоноры над Марией. Она добивалась, чтобы королева назначала на высокие посты — суперинтенданта свиты королевы, государственного секретаря по иностранным делам — преданных ей людей, чтобы вести по своему усмотрению интересующие ее в правительстве финансовые дела.

Все это не облегчает возвращения Конде и его сторонников ко двору, но Мария делает все, чтобы он поскорее занял свое место в совете. А Конде медлит, пытаясь выяснить, каково теперь к нему отношение в обществе. Выступления против Кончини позволяют ему понять, насколько народ ненавидит маршала д’Анкра и надеется, что принц сможет освободит королевство от ненавистных флорентийцев.

В окружении принца начинаются споры о том, как лучше освободиться от Кончини. Одни считают, что его нужно предать суду Парижского парламента, который всегда был к нему враждебно настроен, а другие предлагают заманить его в ловушку и убить.

Осыпая Кончини щедротами, Мария Медичи теряет последних сторонников. Она лишается даже поддержки герцога де Гиза, который почтительно, но твердо упрекает ее в чрезмерном доверии, оказываемом чете иностранцев, и в том, что Людовик XIII занимается пустяками вместо того чтобы серьезно приобщаться к исполнению своего королевского долга.

29 июля 1616 года Конде внезапно появляется в Париже. В его дворце собираются министры, послы, принцы крови, городские чиновники. Популярность принца ударила ему в голову — он стремится играть теперь первые роли.

Арест Конде (1 сентября 1616 г.)

Однако с возвращением Конде спокойствия не наступило — как раз наоборот. Конде стремится сделать своим союзником герцога де Гиза и добивается его согласия на участие в заговоре принцев.

Собрания происходят в доме герцога де Буйона во второй половине августа по инициативе Конде. Все принцы согласны, что ночью нужно напасть на Кончини и его жену, арестовать и судить в парламенте. К этому мнению присоединяется герцог де Гиз и члены его семьи.

Далее обсуждается главный вопрос: как будет осуществляться власть после устранения Кончини? Герцог де Буйон предлагает похитить королеву-мать и отвезти ее в Мулен, а королю останется только исполнять волю принцев. Но тут же герцог, выступавший с согласия Конде, напомнил о серьезных сомнениях в законности брака Марии Медичи и Генриха IV. По его мнению, юристы признают его недействительным и тогда Людовик XIII лишится короны, которая перейдет к принцу Конде.

Никто не сказал ни слова, против резко выступил только герцог де Гиз, заявивший, что «одно дело схватить маршала д’Анкра — ничтожество, ненавидимое всей Францией, а другое дело — покуситься на особу короля и королевы-матери; что же до него лично, то он ненавидит маршала, но является покорным слугой Ее Величества».

Такое поведение герцога немедленно делает его подозрительным в глазах Конде, тем более когда герцог решает покинуть ряды заговорщиков и призывает своих союзников и родственников сделать то же самое.

Конде спешит встретиться с королевой-матерью и заверяет ее, что она может рассчитывать на его верность. Он вынужден участвовать в собраниях заговорщиков для того, чтобы она могла обо всем знать. Он рассказывает ей о предложении де Буйона, но заявляет, что не намерен ему следовать. Кроме того, другим доказательством доброй воли Конде по отношению к королеве было то, что он приказал сообщить Кончини об опасности, угрожавшей его жизни.

Таким образом Конде добился полного доверия со стороны Марии Медичи, сделав всех остальных принцев, в том числе и де Гиза, подозрительными в ее глазах. Но впоследствии он допустил оплошность и потерял все, чего добился.

30 августа 1616 года Конде снова был на собрании заговорщиков. Не знавшие о его предательстве друзья потребовали от него точных распоряжений по исполнению плана убийства Кончини и лишения власти Марии Медичи. К их великому удивлению, Конде заявил им, что в его представлении этот заговор был всего лишь средством воздействия на королеву-мать, чтобы сделать ее более восприимчивой к требованиям принцев, а поэтому теперь уже не нужно его осуществлять. Говоря это, принц делом подтверждал свою верность по отношению к Марии Медичи. Но к несчастью, на следующий день, 31 августа, Конде встретился с королевой и ни слова не сказал ей о вчерашнем собрании. В течение дня Марии сообщили, что в доме герцога снова говорили об убийстве Кончини и лишении ее власти, но не уточнили, о чем говорил принц. Разгневанная королева, уверенная, что принц пытался ее обмануть, решила его арестовать 1 сентября вместе с главными участниками заговора. Но герцогам де Буйону, Мэнскому и Вандомскому удалось бежать.

Конде находился под охраной в одной из комнат Лувра и постоянно спрашивал, не собираются ли его убить. Он начал усиленно обвинять герцога де Буйона и перекладывать всю вину на герцога де Гиза. Мария Медичи была потрясена отношением последнего и вызвала его в Лувр. Герцог, боясь ловушки и помня об убийстве своего отца в Блуа, решил не рисковать и отправился в свое поместье. Остальные принцы собрались в Суассоне, куда съезжались сотни их сторонников, союзников и приближенных.

Отсутствие герцога де Гиза опечалило королеву. Она написала ему, что дает гарантию папы и короля Испании, что ему не причинят зла. Больше того, она назначила его командующим королевской армией, сделала его сына губернатором Лиона. Герцог было заколебался, но, не доверяя королеве, отказался от подарка и предпочел поддерживать связь с принцами в Суассоне.

Тогда Мария отдала приказ стягивать к Парижу крупные военные силы и, из соображений предосторожности, выдворить из города всех союзников и родственников заговорщиков.

В конце сентября оба лагеря готовились к войне. Но в Париже народ не скрывал своих чувств: десятитысячная толпа взяла штурмом особняк маршала д’Анкра на улице Турнон и разграбила его, а затем разрушила здание до основания. Никогда еще ненависть к Кончини не была так велика.

Последние волнения

Принцы считали, что у них недостаточно сил, чтобы сопротивляться королевской армии, поэтому предпочли путь переговоров: герцог де Гиз никак не мог выбрать свой лагерь и не скрывал своего желания сыграть роль миротворца; герцог де Буйон был решительно настроен идти до конца, но ему нужно было выиграть время; 24 сентября с согласия других принцев Гиз вернулся ко двору с требованиями разрешить укрепить некоторые гарнизоны герцогов Майеннского и Вандомского; требования практически полностью были удовлетворены. Кончини укреплял города в провинции и собирал валлонских и немецких наемников.

Победу Марии Медичи можно было бы назвать полной, если бы герцог де Невэр не упорствовал в своей враждебности: не помогли даже дипломатические способности посланного к нему Ришелье. Мария выступает за применение силы и увольняет министров, отказавшихся ее поддержать: 25 ноября было создано новое «правительство Кончини», где одним из министров стал Ришелье. Маршал д’Анкр тем временем добился возмещения ущерба, нанесенного ему в результате разграбления его особняка, и вел себя с невероятной наглостью по отношению к принцам, требуя возведения маркизата Анкр в ранг герцогства-пэрства. Он решил также помириться с герцогом де Гизом.

Терпение Марии лопнуло: она решила покончить с затянувшимся мятежом. По этому случаю правительство составило список сумм вознаграждений, полученных принцами с момента смерти Генриха IV.

Это, естественно, никак не могло понравиться принцам, и герцог де Майеннский попытался помешать оглашению этого списка в городах, ему подчиненных. 31 января принцы направили королю письмо, в котором отвергли обвинения, выдвинутые в адрес принцев, и назвали единственным виновником разграблений королевских финансов маршала д’Анкра, после чего принялись укреплять свои города и собирать вооруженных дворян. В итоге бунт не только не пошел на убыль, а наоборот, усилился.

Королевское правительство продемонстрировало свою власть, начав военные действия. Мятежники были полностью изолированы: князья-протестанты из Германии отказали в поддержке Буйону, а Голландия и Англия заверили правительство Парижа в своей поддержке. Казалось, бунт принцев будет быстро подавлен. Но военные действия приостановили в результате убийства Кончини, по распоряжению Людовика XIII, 24 апреля 1517 года, что стало концом семилетней власти Марии Медичи.

Обобранная страна

Какими бы ни были позитивные моменты регентства Марии Медичи, скандальность и злоупотребления ее правления стали причиной ее падения и способствовали созданию у будущих поколений малопривлекательного образа режима интриганов и недобросовестных государственных мужей.

Когда Мария Медичи стала королевой-регентшей, она решила, что в новом положении ей будет недостаточно 400 000 ливров годового бюджета, установленного еще Генрихом IV. Кроме этого, она потребовала причитающееся ей наследство, оставленное мужем, — еще 150 000 ливров. Вскоре ее обуяла страсть к покупке поместий и земель, которые приносили доход около 100 000 в год. Но и этого оказалось мало. Мария сделала постоянным источником дохода поступления от откупных ведомств и пошлины на «ярмарки и доманиальные». В итоге ее годовой бюджет составил 820 000 ливров: за два года Мария Медичи более чем удвоила бюджет, составленный для нее Генрихом IV. Личный бюджет королевы составлял 4–5 % годового дохода королевской казны.

Но чем больше она получает денег, тем усиливается дефицит в ее финансах: рекордным стал 1614 год — расходы составили 1 818 057 ливров при 820 000 ливров дохода!

Куда же утекали деньги королевы? Прежде всего, на выплату долгов, появившихся еще во времена Генриха IV, которые Мария Медичи не смогла выплатить из-за препятствий, которые ей чинили сам Генрих и Сюлли. Затем строительство замка Монсо и Люксембургского дворца. Но большая часть денег уходила на подарки и драгоценности: в 1613 году только на драгоценности она потратила 100 000 ливров.

Наконец, некоторые суммы передавались королеве лично в руки «для наших срочных и тайных дел, о которых мы не хотим заявлять», всего за 1611, 1612, 1613 годы — 9 600 000 ливров. Это были деньги, отложенные королевой на «черный день», которые она потом переправила в Германию, Испанские Нидерланды и Голландию.

Королева смогла покрывать такой огромный дефицит, используя несколько методов: она присваивала себе прибыли от дополнительных налогов, государственных пошлин, для нее создавали дополнительные должности казначеев, от которых она получала часть выплачиваемой ими пошлины за должность; как королеве ей делали подарки штаты провинций, духовенство. Ни одно назначение на должность не обходилось без того, чтобы королева не получила денег «на булавки». Она усовершенствовала систему взяток: частное лицо, община облагаются дополнительными налогами. Они протестуют. Чтобы уступить, Мария соглашается отменить налог, при условии, что ей будет выдана определенная сумма «на безделушки».

Народ изнемогает под тяжестью неоправданных налогов, а выплата содержаний принцам, чтобы купить эфемерный мир, подарки советникам, врачам, горничным, всевозможным друзьям, покупка драгоценных камней, лично королевой сэкономленные деньги, которые в один прекрасный день отправятся за границу, только бесконечно увеличивают пропасть. Растут потребности, а вместе с ними — нужды правления королевы. Когда в результате государственного переворота Людовик XIII лишил свою мать власти, французское королевство было буквально разграблено. Именно в этом состоит причина крушения регентства Марии Медичи.