Марсельская авантюра

4

Большой «пежо» с трудом пробирался по узеньким, забитым машинами улочкам Седьмого и Восьмого округов — элитным районам, где свили себе гнезда богатые и знаменитые. Машина двигалась со скоростью пешехода, и зачастую всего несколько дюймов отделяли ее от встречного автомобиля. Они ехали по узкой и хитро изогнутой Шемен дю Рука-Блан. Высокие ограды надежно защищали виллы, построенные в том помпезном стиле, который так любили коммерсанты в девятнадцатом столетии. Иногда на глаза им попадался какой-нибудь архитектурный конфуз: современный белый особняк, который, казалось, чувствовал себя неуютно вдали от родной Калифорнии, или крошечное деревянное строение, больше похожее на хижину бедного рыбака. Все это очень типично для Марселя, объяснил Оливье: богатство и бедность, дворцы и хижины, соседствующие друг с другом, — характерные приметы города, который рос естественно, без вмешательства градостроителей и планировщиков.

По мере того как они приближались к морю, ограды становились все выше, а дома больше. Когда-то их построили самые зажиточные купцы Марселя, и не только ради красивого вида, открывающегося из окон, но и для того, чтобы приглядывать за своей собственностью: судами с драгоценными грузами, входящими в порт и покидающими его.

— Ух ты! — вдруг воскликнула Элена. — Видишь тот дом? Какое удачное место!

Они поднялись выше, и понравившаяся Элене вилла оказалась прямо под ними. Участок слегка выдавался в море, а дом был окружен небольшой рощей зонтичных сосен и защищен обязательной для этих мест высокой стеной.

— Месье Ребуль надеется, что вам понравится, — улыбнулся Оливье. — Он сам жил здесь, пока не переехал во дворец Фаро. Здесь вас никто не побеспокоит. Очень тихое место.

Он немного притормозил, давая чугунным воротам распахнуться, въехал в засыпанный гравием двор и остановился у ступеней, ведущих к массивной входной двери.

На верхней ступеньке их уже ждали двое: стройная элегантная дама с короткими седыми волосами и женщина — моложе и полнее — с широкой белозубой улыбкой на блестящем черном лице. Оливье представил их: первую звали Клодин, и она управляла всем домом, а вторая, Нану с Мартиники, была горничной.

— Клодин очень хорошо говорит по-английски, — объяснил шофер, — а Нану еще только учится.

— Как поживаете? Желаю вам хорошего дня, — бойко выпалила Нану, услышав свое имя, но тут же испортила эффект, смущенно захихикав.

Клодин пригласила гостей в дом. По натертому до блеска паркету они прошли к широкой лестнице, а наверху перед ними распахнулись двойные двери в комнату, которая должна была стать их спальней.

Сэм огляделся и присвистнул.

— Ну что ж, думаю, нам хватит места, — заметил он. — Она такого же размера, как вся моя квартира.

Клодин улыбнулась:

— Раньше это была спальня месье Ребуля. — Она указала на две двери в дальней стене. — У каждого из вас будет своя ванная. Месье Ребуль всегда говорит, что отдельные ванные комнаты — это залог гармонии между мужчиной и женщиной.

— Аминь, — произнес Сэм, а Элена фыркнула.

— Я вас оставлю, чтобы вы смогли распаковать вещи, — продолжала Клодин, — а потом, возможно, вы захотите выпить кофе на террасе? Там я передам вам телефоны и отвечу на все вопросы.

Элена тут же занялась инспекцией стенных шкафов (огромных даже по американским меркам), осмотром ванных (просторных, отделанных мрамором и прекрасно освещенных) и оценкой вида из высоких окон.

— Сэм, что это там, на горе? Что-то сверкает. Очень красиво.

Сэм подошел, встал у нее за спиной и помассировал ей шею и плечи. Из выходящего на северо-восток окна было действительно видно массивную базилику, с которой он уже познакомился в свой прошлый визит.

Он откашлялся.

— Справа вы видите базилику Нотр-Дам-де-ла-Гард, построенную в нововизантийском стиле и увенчанную позолоченной тридцатифутовой статуей Девы Марии, — произнес он, копируя манеру профессионального гид. — Местные жители почитают ее и верят, что она совершает чудеса. Колокол церкви весит восемь тонн и называется «Мари-Жозефина». Язык колокола называется «Бертран». А…

— Сэм, как ты все это помнишь? — Элена чмокнула его в щеку. — Сейчас я быстренько приму душ, а тебе не мешает побриться.

Пятнадцать минут спустя, свежие и переодетые, они сидели на террасе с Клодин. Внизу в лучах солнца сверкало море и сновали парусные лодки. На низком парапете террасы две чайки громко спорили над останками чего-то таинственного и давно умершего.

— Вы только посмотрите на них, — восхищалась Элена. — Они же огромные, как индюки.

Клодин налила им кофе.

— Послушать, что говорят марсельцы, — улыбнулась Клодин, — так у нас и сардины размером с акулу. И вообще все здесь самое большое, и даже если это не соответствует действительности, мы все равно скажем, что это так. По-моему, то же самое происходит и у вас в Техасе? — Она опять улыбнулась и покачала головой. — Итак, к делу. Вот ваши телефоны. Месье Ребуль просил вас в течение дня позвонить ему для проверки. Вот визитки на имя месье Левитта, вице-президента компании «Ван Бурен и партнеры». Вот членские билеты клуба «Круг пловцов». У них там бассейн размером с олимпийский и очень хороший ресторан. А когда вы допьете кофе, мы можем зайти в дом и взглянуть на макет, который сделан для презентации.

Макет располагался в столовой и занимал большую часть длинного дубового стола. Он в точности соответствовал описанию Ребуля: имеющий форму полумесяца комплекс невысоких жилых домов с видом на сад и бухту. Сэма поразила дотошность создателя: тот позаботился даже о цвете ставен и крошечных жильцах, прогуливающихся между деревьями и вдоль лодочной стоянки. По его мнению, не хватало только маленького бара на берегу. Но в целом Сэму очень нравилось то, что он видел. Ничем не изуродованная линия берега, никаких вульгарных бетонных небоскребов, а кроме того, здесь найдут себе дом сотни марсельцев. Архитектор, приятель Ребуля, поработал на славу.

Сэм задумался о том, хотел бы он сам жить в таком доме, но его размышления прервала Элена.

— Не забывай, что у нас сегодня выходной, — напомнила она. — Клодин считает, что нам обязательно понравится Кассис, а Оливье и машина уже ждут внизу.

— Вот это жизнь! — Элена поправила солнечные очки и блаженно откинулась на спинку сиденья.

Теперь их автомобиль пробирался по узкой улице в обратном направлении. До Кассиса было всего тридцать километров, солнце сияло высоко в небе, и за все утро она ни разу не вспомнила о работе.

— Кто-то однажды сказал, что, для того чтобы привыкнуть к бедам и трудностям, нужны годы, а к хорошему привыкаешь за двадцать четыре часа. Шоферы, экономки, горничные… До чего же мне все это нравится!

И это было заметно. В последний раз Сэм видел Элену такой счастливой и расслабленной в Париже, где они провели три дня. «Вероятно, это Франция действует так на нее, — думал он, — и еще, разумеется, те тысячи миль, которые отделяют ее сейчас от проблем страхования жизней и имущества». Если бы в машине не было Оливье, Сэм, возможно, заговорил бы о плане, который вынашивал уже пару месяцев: о жизни на два дома — лето в Провансе и зима в Лос-Анджелесе. Ну, ничего, у него еще будет время обсудить это с Эленой.

— Знаешь, — сказал он вместо этого, — ты ведь прекрасно говоришь по-испански, значит, и французский освоишь быстро.

Элена искоса взглянула на него:

— Это ты к чему?

Сэм улыбнулся и промолчал. Со времени их последнего бурного разрыва и последующего примирения они оба тщательно избегали всяких разговоров о будущем. И хотя большинство ночей Элена проводила у Сэма в «Шато Мармон», она все-таки сохранила собственную квартиру, работу и независимость. В данный момент такая ситуация ее устраивала, но надолго ли это?

— Сэм, ты же меня знаешь. Я всегда готова выслушать интересное предложение.

Она даже немного похлопала ресницами, но быстро сообразила, что из-за солнечных очков ее усилия пропадают зря.

Сэм достал из кармана телефон.

— Хочешь поздороваться со своим любимым журналистом? Может, поужинаем с ним сегодня вечером?

Филипп Давен был одним из самых приятных открытий, сделанных Сэмом во время прошлого визита в Марсель. Ведущий журналист газеты «Ла Прованс», местного новостного лидера, он взял Сэма под свое крыло и щедро снабжал его информацией в обмен на эксклюзивное право поведать всю историю о похищении вина читателям «Ла Прованс». Более того, он даже сидел за рулем фургона, вывозящего украденные сокровища из погреба Ребуля. Когда все закончилось, он лично приехал в Лос-Анджелес, чтобы взять интервью у Дэнни Рота, законного владельца бутылок. Тогда-то он и познакомился с Эленой.

К радости Сэма, эти двое сразу прониклись друг к другу симпатией. Сэм кружил вокруг Элены, как большой, неуклюжий щенок, называл ее «Ла Бомба Латина» и смешил несуразными комплиментами и своим кошмарным испанским. Взамен Элена с удовольствием знакомила его с обычаями и странностями Лос-Анджелеса и радовалась его непосредственной реакции. Он был в восторге от баскетбола (они сходили на домашнюю игру «Лейкерс»), но совершенно не принял американского футбола. Он поражался спокойному и беззлобному нраву калифорнийских водителей, возмущался ценами на скромные деревянные хижины в районе Малибу, откровенно радовался практически бесконечному потоку юных блондинок, с удовольствием дегустировал калифорнийские вина, восторгался ловкостью серферов — словом, вовсю наслаждался знакомством с Лос-Анджелесом. Только две вещи огорчили его: отсутствие бывшего губернатора Шварценеггера на знаменитом Масл-бич[12] и визит в «Старбакс», во время которого ни один человек даже не вынул пистолета. Во всем остальном поездка получилась, безусловно, удачной, и, отправляясь домой, Филипп заставил Элену пообещать, что она в свою очередь приедет в Марсель, где он окажет ей ту же услугу.

— Филипп? Это Сэм. Я на несколько дней в Марселе. — Он поморщился и отодвинул телефон подальше от уха, чтобы немного приглушить восторженные возгласы собеседника. — Послушай… Расскажу все при встрече. Может, поужинаем сегодня? Отлично. Выбирай место, а я тебе перезвоню. Со мной одна твоя поклонница.

Он передал трубку Элене, и ей пришлось выслушать еще один взрыв шумного восторга, а потом и поток комплиментов, заставивших ее покраснеть.

— Филипп, — наконец прервала она его, — до чего ты испорченный! Увидимся вечером. Жду с нетерпением.

Они уже приближались к Кассису и проезжали мимо безукоризненно ухоженных виноградников. Это была родина белого вина, которое, по мнению местных гурманов, являлось единственным достойным аккомпанементом к знаменитому буйабесу. Оливье тем временем рассказывал им историю появления этого вина на свет, которая, разумеется, не обошлась без божественного вмешательства.

Собственно, говорилось в истории, сам Господь и разбил виноградники Кассиса. Как-то он спустился с небес, чтобы прогуляться, и случайно заметил семью фермера, которая выбивалась из сил на крутых каменистых склонах. Увидев, как мучаются эти люди, Господь уронил слезу, и — о чудо! — сухая лоза, на которую упала слеза, вдруг зазеленела и зацвела, а через несколько месяцев подарила людям восхитительное — а кто-то скажет «божественное» — белое вино с едва заметным зеленоватым оттенком. Провансальский поэт Фредерик Мистраль, любивший пропустить стаканчик-другой между стансами[13] и поэмами, уверял, что в нем слышатся нотки вереска, розмарина и мирта.

— Выпьем бутылочку за ланчем, — пообещал Сэм, — и ты сможешь поразить меня тонкостью вкуса и знанием терминологии.

Обычно Элена не оставляла сарказм безнаказанным, но сейчас она была слишком увлечена открывающимися видами. Многие считают Кассис самым красивым уголком побережья. Кроме виноградников, здесь есть средневековая крепость, утесы, пляжи, очаровательный порт, набережная с бесчисленными кафе и ресторанами, и даже казино, куда марсельцы приезжают проигрывать последние рубашки.

Оливье высадил их в центре и показал дорогу в порт. За ланчем он Собирался встретиться с одной местной красоткой и от души надеялся, что Сэм и Элена не станут торопиться обратно. У него были далекоидущие планы.

Порт Кассиса, изображенный на миллионах открыток и любительских акварелей, до того живописен, что кажется ненастоящим. Он невелик: за пять минут вы легко пройдете из одного конца в другой, а по дороге вам наверняка встретится тип в фуражке и жилетке, словно сошедший со страниц пьес Марселя Паньоля.[14] Рыбаки, сидя в своих лодках на корточках, ножницами вскрывают морских ежей, чтобы высосать сок. За столиками кафе пожилые мужчины с выдающимися усами щедро угощают молодых блондинок шампанским; там и сям снуют маленькие, ярко окрашенные паромчики, свежий воздух пахнет солью, и все это щедро залито солнечным светом. Работа и прочие суровые реалии жизни, кажется, находятся где-то за миллион миль отсюда.

В одном из кафе Сэм и Элена нашли столик, с которого можно было беспрепятственно наблюдать за курсирующей по набережной толпой. Элена быстро выделила в ней две разные группы, заметно отличающиеся друг от друга своим внешним видом. Туристы были одеты так, словно на улице была не весна, а разгар лета. Женщины носили широкие развевающиеся сарафаны, босоножки, белые платья и соломенные шляпы размером с автомобильное колесо, а мужчины красовались в футболках, бесформенных шортах со множеством карманов или (что еще хуже) в камуфляжных штанах, заканчивающихся шестью дюймами выше лодыжки. Местные, напротив, явно не доверяли погоде и готовились защитить себя от ее капризов свитерами, шарфами, сапогами и кожаными куртками. Казалось, эти люди обитают в разных климатических зонах.

— Мой отец — страстный охотник, — сказала Элена, — и он страшно расстраивается, когда оставляет ружье дома и вдруг встречает кабана или оленя. «Чего только не увидишь, когда с тобой нет ружья», — говорит он. Сейчас я его понимаю.

Она кивнула в сторону причала, где женщина с неестественно красными волосами позировала у швартовой тумбы своему приятелю с фотоаппаратом. Ей было хорошо за сорок, и на ней были очень короткие шорты и очень высокие каблуки. При этом обнаженные ноги были такого цвета, словно всю зиму дама провела, забившись в сырую нору. Тем не менее она явно была самого высокого мнения о своей внешности, принимала кокетливые позы, опираясь о тумбу, то и дело встряхивала термоядерными локонами и перед каждым снимком наносила на губы свежий слой блеска.

— Да уж, если француженка хочет выглядеть вульгарной, она делает для этого все возможное, — не без злорадства заметила Элена.

Они покинули кафе, прошлись по набережной в потоке никуда не спешащих людей, и скоро Сэм заметил голубые маркизы[15] и украшенную цветами террасу, знакомые ему с прошлого визита в Кассис.

— Это ресторан «У Нино», — объяснил он. — Здесь предлагают самую лучшую рыбу и чудесный вид на порт. Вина только местные. Тебе понравится.

Ей и правда понравилось. Для Элены, которая обычно, не поднимаясь с рабочего места, торопливо проглатывала салат и пару ложек творога, ланч «У Нино» стал настоящим гастрономическим откровением и приятным уроком сибаритства. Они попробовали soupe de poisons — знаменитый провансальский рыбный суп — в сопровождении rouille, густого чесночного соуса. Отведали превосходно зажаренного на гриле морского ерша и запили все это чудесным розовым вином из домена Дю Патернель.

Потом они заказали кофе, откинулись на спинки стульев и не спеша огляделись. Ресторан был полон, и Элена поразилась шуму, который стоял в нем: со всех сторон до нее доносились смех и обрывки громких разговоров.

— Эти ребята гораздо громче парижан, — заметила она. — Наверное, тут что-то подмешивают в суп.

Сэм с удовольствием представил себе, как посетители ресторана возвращаются в свои офисы навеселе после soupe de poisons со специальными добавками.

— К сожалению, нет, — покачал головой он. — На самом деле все дело в генах. Многие провансальцы имеют итальянские корни. Ведь и папы когда-то обитали в Авиньоне. И Ницца — это настоящее итальянское название. Загляни в местный телефонный справочник: там на каждой странице полно итальянских имен — Чиполлина, Фанчинетти, Онорато, Мастранджело. Их тут тысячи, и они создают атмосферу. Это отличительная черта Прованса, и, надо сказать, одна из самых приятных.

— Сэм, ты просто ходячий путеводитель. Я в восхищении. И кстати, я быстро привыкаю к местным обычаям.

— К сиесте? — живо подхватил Сэм. — Тогда тебе повезло. Я знаю, что в этом ресторане сдаются номера.

— Нечего смотреть на меня так похотливо, — покачала головой Элена. — О сиесте я даже и не думала. Просто мне, как истинной француженке, сразу же после ланча необходимо знать, где мы будем ужинать.

— Не беспокойся, об этом позаботится Филипп. Голодать мы точно не будем. А насчет сиесты ты уверена?