Марсельская авантюра

6

Сэм дочитал последнюю страницу и с облегчением откинулся на спинку стула. Теперь он знал достаточно, и даже более, о строительных планах Ребуля — от количества причалов на лодочной станции до цвета черепицы на крыше и размера ванных комнат. Оставалось только уместить все эти детали в шестидесятиминутную презентацию для Патримонио и его комитета. Сэм встал, с удовольствием потянулся и распахнул ставни, чтобы впустить в комнату солнечный свет. За окном стояло прекрасное сине-золотое средиземноморское утро. Интересно, как там дела у Элены и Мими? Ему захотелось позвонить им и напроситься на ланч, но усилием воли он прогнал это желание. «Работа, — напомнил он себе. — Главное — это работа. За этим ты сюда и приехал».

Сеанс самовнушения прервал телефонный звонок. Голос Филиппа в трубке был деловым и таинственным:

— Ты можешь сейчас говорить?

Сэм подавил желание заглянуть под кровать и в шкаф.

— Могу, конечно. Говори.

— Послушай, у меня есть информатор, который работает в баре в Старом порту. Он много чего видит, но еще больше слышит. Так вот, его приятель летом проворачивает кое-какие делишки с яхтами, приходящими во Фриуль, — это островки неподалеку от берега. И догадайся, чья яхта стоит там уже несколько дней?

Сэм быстро перебрал в уме несколько вариантов — от президента Саркози до Бреда Питта — и сдался.

— Не знаю, Филипп. Скажи сам.

— Лорда Уоппинга! Любопытно? И это еще не все. Вчера вечером он устраивал прием на яхте, которая, кстати, называется «Плавучий фунт». Мне объяснили, что это такая английская шутка. И представь себе: на этом приеме был Патримонио!

— И почему меня это не удивляет? — усмехнулся Сэм. — Пожалуй, стоит сообщить моим партнерам. Может, они пришлют киллера для Уоппинга?

— Хватит шутить, — сердито фыркнул Филипп. — Лично мне очень не нравится эта завязавшаяся вдруг дружба. Думаю, нам надо выйти в море и хотя бы взглянуть на яхту. Будет полезно для моей статьи.

— Для статьи?

— Вообще-то, я планирую целую серию. Называется «Дневник застройки». Хочешь, прочитаю начало?

Филипп откашлялся и начал читать низким, монотонным голосом телевизионного диктора.

— «Бухта Грешников, которая много веков служила тихим пристанищем для марсельских рыбаков, скоро неузнаваемо изменится. Какими будут эти перемены, в ближайшее время должен решить тендерный комитет под руководством Жерома Патримонио, видного деятеля городской администрации. Комитет будет рассматривать три конкурсных проекта. О них и о компаниях, которые за ними стоят, мы расскажем вам в наших эксклюзивных материалах. Всю самую свежую информацию о самом грандиозном перевоплощении береговой линии Марселя за последние десятилетия наши читатели узнают из первых рук». Начало довольно стандартное, — добавил Филипп уже обычным голосом, — но грязь польется позже.

А ты уже что-нибудь раскопал?

— Раскопаю, не сомневайся. В строительном бизнесе всегда полно грязи. Ну так что, сможешь подъехать в Старый порт через полчаса? У меня там есть приятель, он довезет нас на своей лодке до Фриульских островов. Сделаю несколько фотографий яхты. Они потом пригодятся.

Сэм улыбался, вешая трубку. Энтузиазм журналиста был настолько заразителен, что теперь уже и ему не терпелось присоединиться к экспедиции. Но сначала следовало проинформировать патрона.

Реакция Ребуля на новость о том, что Патримонио обедал на яхте Уоппинга, была краткой и выразительной.

— Connu pour un parasite,[22] — высказался он. — Халявщик! Ради бесплатной выпивки побежит хоть на похороны.

Услышав о намечающейся экспедиции, он пожелал Сэму удачи.

— Если выпадет шанс, утопите там Уоппинга, — добавил он.

В Старом порту толпилось множество народу, как это бывает теплым солнечным утром, и Сэм не сразу нашел Филиппа. Наконец он увидел его на палубе скоростного катера, пришвартованного левым бортом к парому. Капитан парома и матрос, свесившись за борт, вовсю флиртовали с экипажем катера в лице молодой блондинки в морской фуражке и в чем-то вроде двух носовых платков, держащихся на обнаженном теле вопреки всем законам физики. Филипп, который в своем черном костюме выглядел на палубе довольно неуместно, махнул рукой, приглашая Сэма на борт.

— Это мой друг Жан-Клод, — представил он невысокого, жилистого, загорелого, как каштан, мужчину, стоящего у штурвала. — Он здесь капитан, так что веди себя почтительно. А это Биргитта, его старший помощник. Воn. Allons-y![23]

Под мягкое урчание мощного мотора катер аккуратно протиснулся между рядами плотно стоящих друг к другу маленьких яхт и направился в открытое море.

Сэм терпеть не мог водный транспорт в особенности за то, что на нем всегда слишком тесно и с него невозможно сойти. Но этим утром даже он искренне наслаждался соленым морским ветром и великолепным видом на Марсель.

Жан-Клод рассказал о своих планах.

— Яхта лорда Уоппинга стоит вон там, — он указал на небольшой островок прямо по курсу, — но сейчас ее не видно, потому что она пришвартовалась в заливчике между островками Ратоно и Помегю. Если не хочешь маячить у всех перед глазами, лучшей стоянки не найти. Мы сейчас пройдем вдоль северного берега Ратоно, свернем в залив Гран-Суфре et voilà.

Через пять минут они уже были в заливе. Жан-Клод сбросил скорость до минимальной, и они могли не торопясь разглядеть «Плавучий фунт» во всей его красе. Яхта стояла носом к выходу из залива и даже издалека казалась белоснежным колоссом. Когда они подплыли ближе, она и вовсе заслонила собой полнеба.

— Un bon paquet, non?[24] — прокомментировал Жан-Клод. — Я обойду ее вокруг, чтобы вы могли рассмотреть яхту получше.

Они подошли к яхте со стороны капитанского мостика, над которым реял личный флаг лорда Уоппинга: огромная буква W, бесцеремонно оседлавшая земной шар. Потом проплыли мимо радарных установок и шлюпбалки, вероятно предназначенной для крепления скоростного катера, но в данный момент пустовавшей. Краска на бортах была безупречно ровной и свежей, блеск иллюминаторов слепил глаза, а на корму будто приземлилось гигантское насекомое — сверкающий белый вертолет с пурпурной надписью на борту: «Авиация Уоппинга».

Тут Сэм обнаружил, что их появление не осталось незамеченным и с яхты за ними наблюдают. Молодой, одетый во все белое матрос не сводил окуляров бинокля с Биргитты.

— Биргитта, сделай мне одолжение, детка, — попросил Сэм. — Помаши рукой тому симпатичному парню на палубе.

Девушка охотно выпрямилась, сорвала с себя капитанскую фуражку и энергично замахала ей над головой, рискуя потерять верхнюю часть купальника. После минутного колебания матрос широко улыбнулся и помахал в ответ биноклем. Жан-Клод подвел катер к самому борту яхты.

— Ну у вас и лодочка! Я крикнул Сэм матросу. — Просто красотка!

Вероятно надеясь получше разглядеть Биргитту, тот жестом подозвал их еще ближе.

— Хозяин и гости пока на берегу. Хотите подняться на борт? — крикнул он.

Матроса, как выяснилось, звали Бобом, и он оказался прирожденным гидом. Он провел их по всей яхте, показывая, объясняя, обращая особое внимание на детали. Боб возглавлял процессию, а Филипп, у которого, казалось, что-то случилось с мобильным телефоном, замыкал ее. Они побывали на мостике, где восхитились чудесами навигационной техники; на палубе, предназначенной для принятия солнечных ванн, с мягкой обивкой и джакузи; в просторной обеденной зоне с барбекю, на котором можно было бы зажарить целое стадо овец; и в главном салоне с белыми стенами, коврами, кожаными креслами и диванами, с золотыми абажурами и зеркалами в золотых рамах. «Остается надеяться, что никто на яхте не страдает морской болезнью, — пробормотал себе под нос Сэм. — Было бы крайне неприятно осквернить рвотой это место».

Экскурсия закончилась на корме. Гости в почтительном молчании прослушали небольшую лекцию о вместимости вертолета (четверо пассажиров), его основных технических характеристиках, дальности полета, скорости (экономической и предельной), беззвучной работе двигателя, легкости посадки и так далее. Наконец оглушенных огромным количеством информации экскурсантов отпустили на их катер.

Сэм, обративший внимание на то, что Филипп все время отставал от группы, спросил, добыл ли тот что-нибудь полезное.

Журналист с ухмылкой показал ему свой телефон.

— Тут хватит на целый фотоальбом, — отозвался он.

Ветер усиливался, и разговаривать теперь было трудно. Глядя на волны, Сэм размышлял о том, что только что увидел. Яхты он не любил и не понимал людей, которые гробили на них такие деньжищи, но кое-какие выводы о своем сопернике он сделал. Несмотря на отсутствие вкуса в области дизайна интерьера, Уоппинг был, несомненно, очень богат. А богатство, Сэм хорошо это знал, крайне редко дается в руки дуракам.

Компания, занявшая лучший столик в «Пероне», явно расположилась здесь надолго. Если бы кто-нибудь из присутствующих решил вдруг взглянуть на море, то непременно заметил бы возвращающийся в порт катер Жан-Клода, но все взгляды были устремлены на хозяина стола. В тот день своих гостей угощал ланчем лорд Уильям Уоппинг.

Справа от него сидел скромного вида человек в сером костюме — старший член тендерного комитета, месье Форе, ради которого, собственно, и состоялась эта встреча. По информации, полученной от Патримонио, он был «не совсем ненадежен», то есть в последний момент мог проголосовать не так, как предложит ему председатель. Тот же Патримонио посоветовал уделить Форе «особое внимание» и по возможности польстить его самолюбию.

По другую руку Форе сидела единственная в компании женщина, подруга Уоппинга Аннабелла Сайкс. Рожденная в околоаристократической семье, она еще в детстве выбрала себе примеры для подражания — герцогиню Камиллу Корнуоллскую и Мадонну, что явно свидетельствовало о ее слабости к британскому высшему обществу и гламуру. Тщеславная, красивая и неравнодушная к взяткам в форме бриллиантов, дизайнерских тряпок, шелкового белья и неограниченных средств на карманные расходы, она познакомилась с лордом Уоппингом на скачках в Эскоте и не устояла: он «подвез ее до дома» на своем вертолете. Позже, трепеща ресницами, она описывала это событие как любовь с первого взгляда.

Справа от нее расположился Крошка Де Салис, выпускник Итона, не оправдавший родительских надежд и своими габаритами напоминающий бочку (отсюда и прозвище). В свите Уоппинга он одновременно исполнял обязанности капитана яхты и пилотировал вертолет. Между ним и Аннабеллой царило полное взаимопонимание, основанное на общем аристократическом происхождении, которое, увы, не спасло Салиса от пристрастия к азартным играм. Собственно, с лордом Уоппингом он познакомился в те дни, когда тот был удачливым букмекером, а Салис увяз в долгах, выплатить которые был не в состоянии. Их первая встреча произошла, когда Уоппинг явился к своему должнику в сопровождении двух крепких ребят, которые в случае необходимости могли сломать пару рук или ног. В тот раз Де Салиса спасло его обаяние, а также умение управлять яхтами и легкой авиацией. С тех пор он выплачивал свой долг, работая на его светлость.

Рядом с грузным Де Салисом сидел личный юрист Уоппинга Рей Прендергаст по прозвищу Хорек, казавшийся еще миниатюрнее от такого соседства. С телосложением жокея[25] и повадками гангстера, он создал себе такую репутацию, что даже самые видные из его коллег предпочитали с ним не связываться. Поговаривали о его тесных связях с преступным миром, о договорных матчах, о подкупленных свидетелях и даже о взятках судьям, но ни одного доказательства приведено не было. Зато для Уоппинга он был незаменим в вопросах уклонения от налогов, захвата недвижимости, махинаций с акциями и трех разводов, которые могли бы обойтись лорду очень дорого. После третьего развода Хорек отправил Уоппингу сообщение: «Жена отлучена от кошелька», и скоро эта фраза стала весьма популярной среди лондонских юристов, специализирующихся на бракоразводных процессах.

Последними в этой компании были два телохранителя лорда, Брайан и Дейв, недружелюбно глядящие на мир через черные очки. Они работали с Уоппингом с тех славных времен, когда занятие букмекерством часто требовало грубой мужской силы, и сейчас откровенно скучали. Накануне Брайан жаловался Дейву, что он уже сто лет никому «не вламывал». Но платили им хорошо, поэтому уходить они не собирались.

Лорд Уоппинг одобрительно взглянул на свою опустевшую тарелку. Да, готовить эти лягушатники умеют, надо отдать им должное. По совету официанта он заказал noisette dʼagneau en croute de tapenade, не очень представляя, что это такое, и был приятно удивлен, обнаружив на тарелке ягнятину, запеченную в тончайшей ароматной корочке из оливок, каперсов, анчоусов и трав. Теперь им должны были принести сыр, а затем — пудинг. И поскольку они сидят на открытой террасе, можно будет позволить себе сигару. Чувствуя себя на редкость благодушно, Уоппинг повернулся, чтобы поинтересоваться, как идут дела у его почетного гостя, месье Форе.

Тут его ожидал еще один приятный сюрприз. Форе, как выяснилось, прилично говорил по-английски и не остался равнодушным к первым осторожным авансам Уоппинга, в частности к предложению прокатиться вдоль побережья на «Плавучем фунте» и, возможно, в компании мадам Форе. А можно и без нее, подумал Уоппинг, заметив заинтересованность Форе в Аннабелле Сайкс. Та предпочитала беседовать с ним на французском, выученном в швейцарском пансионе, и Форе был совершенно очарован изысканным акцентом, а также глубоким декольте Аннабеллы, чему, кстати, немало способствовало количество выпитого им rosé.[26]

Убедившись, что Форе занят и всем доволен, лорд Уоппинг позволил себе немного расслабиться и заодно обдумать следующий шаг. С Патримонио все было ясно: он уже подсчитывал деньги, которые получит в случае утверждения проекта. Ситуация с Форе выглядела весьма перспективно. Так что оставалось пять не охваченных вниманием членов комитета, с которыми Уоппингу предстояло встретиться на официальном коктейле в конце недели. Если прикормить еще двух их них, он обеспечит себе большинство. Надо будет спросить у Патримонио, с кем стоит иметь дело. Лорд откинулся на спинку стула, подозвал сомелье и попросил подать что-нибудь особенное к сыру. Он это заслужил.

Элена закрыла глаза и с наслаждением отдалась во власть сильных пальцев массажистки, двигающихся сверху вниз по ее спине. Идея принадлежала Мими: она решила, что после осмотра достопримечательностей, шопинга и ланча им полезно будет расслабиться, и заранее заказала несколько восхитительных процедур в спа «Шато Бержер». Тонизирующие обертывания из горячей грязи, душ с подогретой морской водой, впивающийся в кожу, будто тысячи иголочек, сорок минут рефлексотерапии и, наконец, фирменный massage energetique. Истинное блаженство.

День начался для них в одном из кафе Старого порта. Как это обычно бывает у женщин при первой встрече, Элена и Мими подвергли друг друга тщательному, хоть и мгновенному, осмотру, включившему туфли, сумки, солнечные очки, волосы и макияж. Каждая с удовольствием отметила, что новая знакомая приложила немалые усилия, чтобы хорошо выглядеть: на Элене было бледно-сиреневое льняное платье без рукавов, на Мими — узкие черные брючки и белоснежный пиджак.

За кофе они обсудили планы на день и решили начать с расхваленного всеми вида на город и море, ради которого определенно стоило преодолеть подъем к базилике Нотр-Дам-де-ла-Гард. Кроме панорамы, базилика славилась и коллекцией пожертвований, сделанных благодарными моряками и рыбаками, которым чудом удалось избежать верной смерти в морской пучине. Изображения тонущих людей, терпящих крушение кораблей и гигантских волн надолго отбивали желание даже подходить к морю, а потому девушки испытали некоторое облегчение и почувствовали себя в относительной безопасности, когда по твердой земле отправились к многочисленным бутикам на рю Парадиз и рю де Ром.

К тому времени они уже успели окончательно подружиться и ни на минуту не прекращали разговор. Мими хотела узнать все о Лoc-Анджелесе, ее любопытство уже было подогрето Филиппом и его восхищенными рассказами. Элена в свою очередь желала получить из первых рук информацию о Марселе, Эксе, Авиньоне и о далеком, но таком заманчивом Сен-Тропе. За приятными беседами утро пролетело так быстро, что они опоздали в ресторан. Когда они прибыли, оставался единственный свободный столик — тот, что был оставлен для них благодаря заботам Филиппа, постоянного клиента.

Ресторан «Ле Бушер» на рю де Вилаж был умело замаскирован под мясную лавку. В задней части магазина, за прилавками с говядиной, бараниной и телятиной, пряталась неприметная дверь, ведущая в небольшой, заполненный людьми зал со стеклянной крышей, тень в котором обеспечивала раскидистая старая бугенвиллея.

— Филипп считает, тебе здесь понравится, — объяснила Мими, — потому что здесь хорошо готовят мясо. Он думает, что настоящие американцы должны любить мясо. Надеюсь, он прав.

— Совершенно, — подтвердила Элена, озираясь по сторонам в попытках найти в зале кого-нибудь похожего на туриста. — Кажется, здесь только французы.

— Не французы, — покачала головой Мими. — Марсельцы.

Элена уже собралась поподробнее расспросить об этом тонком различии, но к ним подошел официант с меню и двумя бокалами шампанского.

— Это от месье Филиппа, — объявил он. — И сегодня в меню его любимые блюда. En plus,[27] он просил отправить счет ему.

Мими отложила меню и подняла глаза на Элену:

— Ты голодная?

— Не то слово, — кивнула Элена, вспомнив о крошечных ланчах, которые съедала за рабочим столом. — Я же настоящая плотоядная американка.

Мими кивнула официанту, тот улыбнулся и умчался на кухню.

— Твое здоровье, — подняла бокал Элена. — Ты хоть скажешь мне, что мы будем есть?

— Для начала bresaola[28] с донцами артишоков, вяленными на солнце помидорами и пармезаном. Потом — говяжьи щечки под домашним фуа-гра. И fondant au chocolat.[29] Как тебе?

— Звучит божественно.

Эти сидящие за столиком женщины выглядели необычайно эффектно и приковывали к себе взгляды находящихся в ресторане мужчин. Элена, с ее черными волосами до плеч и оливковой кожей, вполне могла сойти за местную. Мими, напротив, выглядела так, словно залетела сюда с самых модных улиц Парижа. У нее была белая кожа с легкой россыпью веснушек и короткие, почти как у Филиппа, волосы того богатого, темного оттенка хны, которого могут добиться только в самых лучших салонах. Лицо с огромными карими глазами и полными сочными губами ни на минуту не оставалось неподвижным: оно удивлялось, смеялось, восхищалось и радовалось тому, что в тот момент говорила Элена. Разговор легко перескакивал с одной темы на другую — работа, отпуск, одежда, — а потом неизбежно перешел к мужчинам (в общем) и к Филиппу с Сэмом (в частности). Было решено, что над последними надо еще немало поработать, но материал в целом, несомненно, многообещающий.