Маршал грозового мира

— Как я уже говорил, Бьюкенен вызывает много вопросов, — не смог не встрять с любимой своей темой Хор. Наверное, в нем на всю жизнь осталось недоверие к тем, кого кто-либо называл Кеем.

— Виррен наиболее опытный из них, — попытался устроить противовес упрямым подозрениям ученика Байонис. — Кею Аймалдэну, — он, видимо, специально сказал именно так, — могло бы не хватить опыта на подобные сложные манипуляции.

— Скажите, майор, — Хор переключился с Маршала на Тровена, — а на каком счету у госпиталей все четверо подозреваемых-Аймалдэнов?

— На хорошем, — не замедлил обрадовать тот. — Виррен — главный врач центрального квемерского госпиталя и автор методики оздоровления. Бьюкенен — сильный лекарь, известный хирург. Маскэрэ для своих лет делает заметные успехи. Никаких особых жалоб на них не поступало, центрами скандалов они не становились.

— А Тора? — все же поинтересовался Хор.

— Она из них четырех наименее успешна, однако с необходимой программой справляется. Как видите, ни у одного из этих людей нет чего-то, за что можно было бы зацепиться. Кроме того, Виррен и Бьюкенен проводят много времени в госпиталях, и у них есть алиби на время столичных убийств. Это плюс. Но и минус. Потому что в больницах все друг друга знают и готовы выручить, если что. Солгать — из лучших побуждений. Судя по отзывам коллег, Виррена и Бьюкенена особенно любят, Маскэрэ уважают.

— А Тора? — опять спросил Хор.

— Её скорее терпят, — обстоятельно отвечал Тровен, хотя Байонису, кажется, не нравился ход разговора.

— К чему вопросы про Тору, если вы сами сказали, что её можно пока не рассматривать? — поинтересовался Маршал.

— Мне просто хочется составить всю картину, — пожал плечами Хор. — Эти четверо путешествовали вместе, они — семья. Какой бы гадостью ни был Кей — я говорю об убийце, — уточнил он из вредности, — но многие сдвиги в разуме идут именно из семьи.

— Это уже слишком глубоко пошло, — возразил Байонис. — Чтобы понять отношения в семье, следует копать по родителям каждого из подозреваемых, а сестра все же дело второстепенное, поскольку она младше и мало влияла на Маскэрэ с Бьюкененом. Вам не следует расплескиваться на все сразу, Мальс.

Хор только пожал плечами, отметив, что Байонис в последнее время уж слишком ретиво начал критиковать ученика. Счел нужным приступить к обязанностям наставника? Как знать, как знать…

За дверями послышался неясный шум, и Маршал чуть напрягся, отвлекаясь от чтения нотаций. Через пару минут шум вылился в возбужденные звучения по меньшей мере трех голосов, и в каюту двое солдат ввели юношу, которому едва-едва перевалило за двадцать.

— Рад вас приветствовать, господин Маршал, — сверкнул синими глазами внезапный гость. — Я извиняюсь за то, что не мог выразить свое почтение вам ранее.

Байонис не выглядел радостным: он смотрел на этого молодого человека, как на нашкодившего кота.

— Сколько же часов вы пробыли на корабле, господин Эссентессер? — подчеркнул обращение Маршал, и Хор чуть не присвистнул. Да, Объединенному Миру определенно не повезло почти со всеми преемниками правителей. Один — бунтарь, другой — шалопай, третий вообще погиб… — И что вы здесь делаете?

— Что я здесь делаю? — жизнерадостно спросил очередной неразумный преемник. Жизнерадостность его не напоминала сбивающую с толку приветливость Эвальда Мистераля, поскольку с самого начала предназначалась для издевки. — У меня было путешествие, но оно, увы, по всем известной причине сорвалось. Да будет земля пухом бедному адмиралу.

Юного Эссентессера вряд ли волновала смерть Иушнице, его куда более волновала собственная судьба. А Мальса, Маршала и Тровена — обстоятельства, при которых этот молодой человек очутился на борту «Рассекающей».

— А теперь потрудитесь объяснить, как протекало ваше путешествие и почему мы встретили вас только сейчас, — Байонис сохранял спокойствие, но Хор понимал: если проказник-преемник начнет наглеть, то ему устроят воспитательную беседу. Не очень приятную.

— Я делил с адмиралом его каюту, — честно признался шальной Эссентессер. — Вернее, сначала с адмиралом, а потом — с леди Торой. Я уговорил её никому об этом не говорить.

— Значит, никому не говорить? — сурово свел брови Маршал. — А что же сказал господин Магистр в ответ на вашу просьбу разрешить путешествие?

Хоуэрс Эссентессер — именно так звали преемника Магистра — не мог ответить на этот вопрос. Просто потому, что его никто никуда не отпускал: он сбежал сам, думая, что сможет укрыться благодаря помощи Иушнице, а тот возьми да стань жертвой таинственного убийцы. И сбежавший шалопай попался.

— У нас вышло, эммм, небольшое недопонимание, — очень мягко выражаясь, объяснил Хоуэрс. Мягко — потому что от небольшого недопонимания не мчатся в другой регион, скрываясь в капитанских каютах.

— В таком случае я извещу Фаркасса, чтобы не вышло большего недопонимания, — в тон юному Эссентессеру ответил Маршал. — А заодно и посмотрю, как чудесно ладят друг с другом учитель и ученик.

— Не боитесь, что дирижабль сломается? — сдаваться Хоуэрс не собирался.

— Я не боюсь даже того, что он обрушится вам на голову, лишь бы стало ясно, подойдет ли нынешний преемник для роли Магистра Объединенного Мира, — развел руками Байонис. — А поскольку собственной персоной я рисковать не собираюсь, то сейчас мы с майором и с Мальсом просто выйдем и запрем дверь, а откроем её только для того, чтобы впустить сюда Фаркасса. Да, кстати. Я забыл вас друг другу представить. Мальс Эссентессер. Хоуэрс Эссентессер.

— Очень приятно, — пропел преемник Магистра. Кажется, он до сих пор не желал принимать то, что серьезно влип и никто его вытащить из этой истории не сможет.

— Очень приятно, — кивнул Хор с самым милым видом.

— Ну что ж, — невозмутимо сказал Маршал и повернулся к одному из солдат: — Пошлите кого-нибудь к господину Магистру и передайте, что его ученик здесь.

Хоуэрс слегка приуныл. Солдат отдал честь и вышел из каюты, а Тровен пристально взглянул на безбилетного пассажира дирижабля.

— Что вы слышали сегодня ночью? — без предисловий спросил майор.

— Да ничего я не слышал, — пренебрежительно пожал плечами Хоуэрс. — Разве что птицы пели, но это было уже в моем сне.

— Когда вы пришли на корабль? — допрос продолжался.

— Не раньше господина Маршала, но и не позже мрачных типов из первой, — с явным неудовольствием ответил преемник Магистра.

— Как вам удалось проникнуть незамеченным? — сухо задавал вопросы Тровен.

— Мы заранее все обсудили с адмиралом, я был одет как матрос, и никто не обратил на меня внимания. Я поделился тайной только с Торой, так как мы делили одну каюту.

А Тора от них все скрыла. Значит, могла скрыть и что-то ещё. Например, то, что ночью кто-то с шумом проходил из служебного отделения в пассажирское и обратно. Впрочем, Ферчазейро и Толл, спавшие в первой каюте, также не сумели уловить что-либо подозрительное, а они вряд ли спали без задних ног. Такие люди сохраняют чуткость и бдительность всегда. Те, кто бродит в тени, те, кто смотрит сквозь туман. Могли ли они присоединить к себе человека, промышляющего беспощадными убийствами не из строгой коммерческой или политической выгоды, а из какой-то другой цели?

— Как вам удалось уговорить адмирала Иушнице помочь вам добраться до Грозового Мира? — сменил тему Тровен. Как и все опрошенные, Хоуэрс твердил, что ничего не видел и не слышал: большего от него добиться не удалось бы, значит, оставалось только зайти со стороны возможных мотивов преступления.

Преемник Магистра коротко усмехнулся:

— Мы сошлись в отношении к Фаркассу Эссентессеру. Изначально я планировал улететь из Квемеры с помощью капитана «Рассекающей», командующего дирижаблем в отсутствие Мэйла Иушнице, однако в этот раз корабль возглавлял сам адмирал, и я, связавшись с ним письмами, договорился о том, что смогу провести весь полет в служебном отделении.

— Его не возмутило ваше стремление убежать? — вот Тровена точно бы возмутило. Такого было безнадежно просить о помощи, если это шло вразрез с его правилами, а Иушнице, несмотря на их с Мальсом спор, не ставил закон во главу угла.

— Говрю же, мы поняли друг друга благодаря схожему отношению к господину Магистру, — повторил Хоуэрс. — За меня говорило и знакомство с капитаном, поэтому господин адмирал согласился на всю эту затею.

— И, как выяснилось, совершенно зря, — сухо подвел итог майор. — Что ж, у меня больше нет к вам вопросов, однако сегодня вечером или завтра утром я расспрошу господина Магистра, и он разъяснит мне те подробности, которые ускользнули сейчас. Если они ускользнули.

Последняя фраза прямо намекала на то, что Фаркасс выжмет из непутевого ученика все детали его приключения и немного сверх этого.

— О, поверьте, мне не было резона убивать беднягу адмирала, — скрестил руки на груди с улыбочкой Хоуэрс. Его фамильярность уже начала раздражать. — А вот если когда-нибудь кто-то найдет в нашей архитектурной четырехцветице труп Фаркасса Эссентессера, то можете даже не проводить расследование: виноватым буду я.

Резко хлопнула дверь.

— Вот, значит, как? — ледяным от бешенства голосом произнес вошедший. — Когда-нибудь ты меня доведешь настолько, что ситуация получится ровно наоборот.

Хоуэрс Эссентессер в один миг сжался и метнулся вбок, обходя Маршала, словно желая спрятаться у него за спиной, а на лице уже не осталось никаких следов прежнего нахальства. И Мальс его понимал: было чего опасаться при виде злого Магистра. Вне всяких сомнений, в обычное время он выглядел как интиллигентный спокойный человек, однако сейчас взгляд обещал непутевому ученику медленную и жестокую смерть. Хор за свой век повидал немало высокопоставленных лиц, но впервые столкнулся со столь явной злостью, которую Фаркасс и не думал сдерживать.

— Господин Маршал, вы же не хотите второго расследования, да? — быстро прошептал Хоуэрс на ухо Байонису. Тот неопределенно усмехнулся, что можно было трактовать и как «да», и как «нет» и что, разумеется, обнадежить попавшего в переделку юношу не могло.

— Умные люди, обладающие хоть какой-то долей смелости, — неторопливо начал Фаркасс и двинулся вперед, тоже целя обходить Маршала вслед за учеником, — решают проблемы, а не бегут от них подальше, рискуя в будущем получить удвоенные неприятные последствия.

— От некоторых проблем только убегать и получается, — Хоуэрс медленно пятился в противоположную сторону. — Особенно если эти проблемы грозят разделать тебя на кусочки.

— Проблема в нашем случае не я, а скорее ты. — Хор думал, нельзя стать ещё злее. Фаркассу это как-то удалось, и смотреть на него было неприятно. — И твое нежелание слушать кого-то, кроме себя, и признавать чужое мнение.

— Я могу сказать то же и о вас, — Хоуэрс остановился у кресла Тровена, рассчитывая, видимо, что этот блюститель порядка уж точно не допустит кровопролития. Хотя, если рассматривать законы Грозового Мира, то главным блюстителем порядка был как раз Фаркасс Эссентессер. Готовый кое-кого убить. Впрочем, за все годы близких отношений он добился взаимности.

— Господа, а вам не кажется, что подобные вещи лучше обсуждать не при всех? — светским тоном поинтересовался Байонис. Кажется, его эта ситуация если не забавляла, то точно не тревожила.

— Не кажется! — выпалил Хоуэрс, отчаянно вцепляясь в спасительное кресло майора, который также посчитал нужным поучаствовать в этой драме:

— А мне кажется. Личные вопросы между учеником и учителем следует решать без свидетелей, однако, господин Магистр, я попросил бы вас вести себя спокойнее, к этому вас обязывает ваш пост в Объединенном Мире.

— Именно ради того, чтобы на этом посте находились нормальные люди, я и не веду себя спокойно, — сверкнул глазами Фаркасс. — Я объективен и беспристрастен, как и надлежит грамотному судье, но лишь в тех случаях, когда речь не идет об этом молодом человеке, который уже трижды заслужил, чтобы его выгнали из Эссентессеров.

— Между прочим, я решил вам помочь и сам попробовал выгнаться, — оскорбленно возразил Хоуэрс. — А вы не оценили моего искреннего порыва. Вернее, оценили, но совершенно противоположно.

— Как надо, так и оценил! — рявкнул Магистр. — Мы уже десять раз обговорили этот момент. Раз уж не поменяешь твоего таланта, то ты привязан к фамилии Эссентессера, а значит, никуда не денешься: придется тебе выправляться под рамки поста Магистра. Пока ты жив, тебе моего воспитания не избежать, понял? И никакие попытки побегов это не изменят: не думай, что я с легким сердцем объявлю тебя пропавшим без вести и начну заниматься другим учеником.

— Да к чему эти обоюдные издевательства! — возопил Хоуэрс, рассчитывавший, видимо, что учитель порадуется избавлению от него.

— А к тому, чтобы ничего не пропало даром, чтобы ты стал нормальным человеком, — резко ответил Фаркасс и повернулся к Маршалу: — Я заберу его, Байонис.

— Да без проблем, — пожал плечами тот. — Мне именно это и надо было. Скажи только, как ты успел так быстро сюда прийти?

— Да я с самого начала знал, что это чудо умчалось на «Рассекающей», — зло выплюнул Магистр. — Думаешь, мне никто не сказал о твоей дружбе с капитаном Рэндом? — он глянул на присмирневшего Хоуэрса. — Я сразу понял, что иного пути у тебя и не будет, поэтому попытался навести контакты с Грозовым Миром, чтобы тебя там поймали и доставили сюда. Все вышло даже удачнее, хотя Иушнице жаль. Без него наш воздушный флот станет в разы слабее — пока не найдется достойная замена. Я находился неподалеку отсюда, и солдаты это знали, потому что я спрашивал у них про мою драгоценную бездарность. Я постарался зайти без шума, чтобы послушать, что вы тут говорите, и успел к самому красивому моменту, — новый взгляд заставил Хоуэрса ещё больше съежиться. — Идем, — непререкаемым тоном велел Фаркасс.

— А может, я не захочу никуда идти! — из последних сил пытался брыкаться ученик. — Господин майор, вы же понимаете, что может действительно произойти преступление!

— Я осознаю, что два знатока закона не станут совершать крайностей, поскольку лучше всех остальных представляют себе последствия, — равнодушно откликнулся Тровен. — Надеюсь на ваше благоразумие, господин Магистр.

— Правильно надеетесь, — в один прыжок Фаркасс настиг Хоуэрса и, схватив его за руку, потащил из каюты. На лице того читалась обреченность приговоренного к смерти.

Когда оба Эссентессера с шумом покинули корабль, Байонис только усмехнулся, обращаясь к Хору:

— Вот даже и не скажешь с первого раза, кто более нагл — ты или он.

***

Хемене снились мутные пугающие сны. Со злой улыбкой шагал навстречу Кей и протягивал отрубленную руку с металлическими двумя третями предплечья. «Вот, смотри, смотри — это твой выбор». От страха отнимались ноги, а убийца подходил все ближе и ближе, вытаскивая из кармана нож. «Это твой выбор. Твой».

Она просыпалась с тихим визгом и терла глаза, отчаянно боясь снова погружаться в жуткий несуществующий мир, созданный её страхами. Вскакивала посреди ночи, ходила туда-сюда по комнате, пытаясь осознать, что и зачем делает. Чувствуя озноб от тревоги и ночной прохлады, закутывалась в одеяло, но от этого начинали слипаться глаза, в дреме вспыхивала сцена из недавних снов, и Хемена с испугом отбрасывала одеяло. Её била дрожь от одной мысли о том, что придется снова увидеть этот ужас.

Тяжелая голова клонилась куда-то вбок, одинокие мысли робкими рыбками дергались в пустом аквариуме разума, затянутом зеленой ряской страха и неясности. Хемена понимала, что всего лишь середина ночи, что утром надо на занятия, что необходимо отдохнуть, иначе завтра весь день будет ломить голову, но все это отступало перед паникой, что захлестывала от жутких ночных видений.

Хемена доставала из шкафа какую-то книгу, легкомысленный женский роман, давным-давно одолженный одногруппницей и так и не начатый, глотала глупые строки, пытаясь этим отвлечься, чтобы потом все же заснуть, но с трудом воспринимаемая история оставалась чужой, не позволяла проникнуться собой так, чтобы можно было забыть про суровую реальность. От сладости придуманной жизни начинало тошнить, и она тянула к себе какую-то другую книгу, начинала листать страницы, тупо глядя на буквы, воспринимая максимум слова, но никак уже не предложения и тем более не абзацы. Хемена боялась этого состояния страха перед кошмарами больше, чем самих кошмаров.

В конце концов она забылась за третьей по счету книгой и встретила утро, с облегчением осознав, что не увидела в последних снах ничего, кроме каких-то мелькающих расплывчатых образов. Но это не отменяло давящего понимания совершенного выбора. Почему Хемена произнесла имя Хора? Почему не выбрала сестру, которая возвращалась в их семью и опять становилась близким человеком? Она боялась думать о смерти Адилунд, особенно после этих кошмарных снов. Возможная гибель Хора представлялась менее яркой, но более реальной и оттого очень пугающей.

Отчего-то в памяти стояло его лицо, совершенно спокойное и мало что выражающее, однако в глубине взгляда горела уверенность и невозмутимый ответ на брошенный вызов. Таким она увидела Хора в тот момент, когда вслед за Кеем поднялась на часозвоню, в тот самый момент, когда впервые судьба столкнула их троих и убийцу.

«Я вас запомнил». С той минуты все и началось. Кей успел произнести три насмешливых слова, а Хор успел взглядом принять этот вызов. Началась война, в которой он не собирался отсиживаться в безопасных местах. Хемена знала, что Адилунд всегда мечтала о счастливой семейной жизни, не стремилась к карьерным высотам и не мчалась впереди всех. Мальс Хор… Мальс Эссентессер был другим. И он, похоже, не собирался откладывать начатое, забывать о том, что произошло в часозвоне, и выбрасывать из своей жизни загадки Кея. И именно поэтому Хемена хотела его защитить.

Хоть в эту ночь и удалось поспать, но она чувствовала себя так, словно провела её не в кровати, а за какой-то тяжелой работой. Мысли не желали разгонять застоявшийся в голове туман. Кое-как вышло переключиться на теорию военной науки Крылатого Мира, однако Хемена понимала, что сегодня блистать не получится. Из-за внезапных событий, закруживших в своем вихре и не желающих опускать на твердую землю, она перестала быть той примерной ученицей, какой её знали в Академии.

Месяц назад в центре жизни непоколебимо стояла грядущая карьера в армии, и Хемена этим гордилась, противопоставляя себя ровесницам, которые побаивались войны. А теперь… теперь изменились строгие рамки, которые построил отец при помощи учителей и за которые она заставляла себя не выходить, чувствуя себя, впрочем, вполне удовлетворенной. В четкие правила и цели влилось беспокойным ручьем желание нарушать устоявшиеся традиции, не оправдывать ожиданий, зато оправдывать опасения. И за все это следовало благодарить именно Мальса Хора. У них было мало встреч и серьезных разговоров. Но даже несколько фраз зацепились в памяти, порой забредая в мысли и напоминая о своем существовании.

Хемена помнила, как её потрясли спокойные слова Хора о том, что он мог бы не пойти в ученики к Эссентессеру и мог бы вообще убраться из Центра, если бы сильно того захотел. Она слушала это, открыв рот, и постепенно осознавала, что за границами уготованной ей судьбы есть жизнь, есть что-то привлекательное, куда можно нырнуть с головой. Куда хотелось нырнуть с головой. Хемена побаивалась этого своего стремления, однако чувствовала: если обучение в Военной Академии в конце концов зайдет в тупик, то придется вырваться из золоченой клетки. Правда, южная птичка могла не приспособиться к климату столицы, а привыкшая к обеспеченности девушка могла не справиться самостоятельно, однако она верила, что все получится. В крайнем случае, ей бы немного помог Хор.

В последние дни в Академии главной темой разговоров стал новоявленный Мальс Эссентессер: его на все лады обсуждали, чаще ругали, чем хвалили, а многие вообще задавались вопросом, откуда он взялся и с какой такой стати занял место ученика при Маршале. Возмущались многие. Ещё бы — они столько трудились, чтобы приблизиться к роли Эссентессера, а её взял и прихватил никому не известный паренек, который даже в Академии не обучался! Паренек из Центра Одаренных! Ричардели гадали, что это за феномен такой. Мало кто мог подумать, что человек, имея крупный талант, по своей воле может избрать отличающуюся от него стезю, потому ученики и удивлялись: да, учился в детстве на военного, но ведь не прошел способностями. А он не прошел своей честностью и стремлением к свободе. Тем самым стремлением свободе, частичку которого Хор подарил Хемене.

Но сегодня разговоры в Академии шли другие. Пугающие. Одногруппники сообщили Хемене, что дирижабль «Рассекающая», на котором отправился в Грозовой Мир Хор, вернулся в Квемеру. Потому что его капитан, адмирал воздушного флота Мэйл Иушнице Ричардель, был убит. Новость упавшей скалой пригвоздила к земле, заставив снова вспомнить разговор с Кеем, свой выбор… Убийца не сидел сложа руки. Ещё одна смерть — и на этот раз уже никто не сомневался, что она носила криминальный характер. А что будет дальше? Что будет с Адилунд, с Хором, с ней самой?

Кей выполнил обещание. Новым центром круга стал Мальс Эссентессер.

Едва просидев занятия, во время которых она ещё дальше отошла от прежнего образа примерной ученицы, Хемена побежала в юго-восточный район Квемеры к воздушному порту, где приземлялись все дирижабли. «Рассекающая» находилась здесь, однако одинокая и безжизненная, лишь рядом стояли двое солдат, охраняя вход. Ах, да, место убийства… Она определенно опоздала, если хотела встретить здесь Хора, но смогла хотя бы узнать, где сейчас можно найти Байониса Эссентессера и его ученика.

Маршал с преемником находились в Главном Полицейском Управлении, где разбирались со всеми тонкостями произошедшего. Солдаты наотрез отказались говорить что-либо о погибшем адмирале, и Хемена отправилась в Управление, понимая, что её туда не пустят, но надеясь встретить Хора на выходе. Пусть и придется ждать долго. Ничего. Какая разница, проведет она эти волнительные часы на улице или в комнате своего общежития? Тем более что нынешняя тактика гарантировала встречу. Ученик Маршала имел немало хлопот и без своей подруги, он мог нескоро найти время, чтобы навестить её.

Главное Полицейское Управление находилась в пяти минутах ходьбы от часозвони, на которую Хемена уже не могла смотреть спокойно. Потому что в памяти моментально всплывали лица Хора и оскал Кея. Противники. Кто знает, вдруг слова убийцы ничего не значат, и роль «центра круга» не спасет Мальса, твердо идущего по следу, от смерти? Да, Кей обещал не трогать его, однако Хемена подозревала, что Маршал и его ученик рано или поздно приблизятся к таинственному преступнику настолько, что он же не сможет это игнорировать. Да и разве он кому-то обязан? Все эти слова насчет круга, центра, закономерностей — игра, насмешка, которую Кей может отбросить в сторону, если запахнет паленым.

Пятиэтажное здание Управления гордо высилось среди остальных домов. Его построили недавно, лет пятьдесят назад, поэтому все до сих пор выглядело, как новое, небольшая крепость посреди столицы. Совсем молодая, Квемера не имела стен, которые защищали бы её от врага. Небольшому городку в центре Облачного Мира это и не требовалось, а сейчас так тем более никто не угрожал внешним вторжением.

Сегодня возле Управления было достаточно многолюдно: видимо, сказывалось резонансное дело со смертью известного военного. Адмирал Иушнице обеспечил воздушному флоту несколько блестящих побед в последней войне, его называли героем, им гордились, его ставили в пример ученикам Академии. И вот теперь он погиб. Возможно, как раз из-за одной ученицы Академии. Ведь она, поставив центром круга Хора, сделала жертвами окружающих его людей, а адмирал попал именно в этот список.

Хемена спросила у дежуривших возле входа солдат о Маршале и получила четкий ответ: находится внутри, беспокоить его нельзя. Впрочем, она и не собиралась беспокоить погруженного в расследование Байониса Эссентессера.

— У вас какое-то дело к Маршалу? — прозвучал над ухом чей-то приятный баритон, правда, скучающе.

— Нет, у меня дело к его преемнику, — ответила Хемена, не совсем понимая, зачем это делает. Она могла посмотреть на осмелившегося заговорить незнакомца тем взглядом, каким осаживала одногруппников, однако сейчас говорить тянуло. Говорить — чтобы заполнить пустоту неясности и тревоги. Чтобы отвлечься.

— В любом случае, это надолго, — усмехнулся незнакомец.

Ему было лет тридцать или даже чуть меньше. Чуть прищуренные ярко-синие глаза с интересом оглядывали Хемену, лицо выражало лишь приветливость, хотя в этом человеке чувствовалось нечто, отличающее его от простого прохожего. Несмотря на едва-едва причесанные волосы, щетину на щеках и подчеркнуто небрежные жесты, Хемена с определенностью могла сказать, что он более внимательный и серьезный человек, чем Эвальд.

— Прошу прощения, но с кем имею честь говорить? — церемонно, в духе этикета прошлых веков произнесла она.

— Толл Каэндра, — учтиво представился он. — Я был среди пассажиров «Рассекающей», однако ко мне вопросов у Маршала уже нет, зато вот к моему спутнику — хватает. И я вынужден ждать здесь. Думаю, мы проведем рядом по меньшей мере несколько часов. Дело серьезное. Они десять раз обговорят каждый факт, прежде чем отпускать свидетелей.

— Так что же произошло? — понизила голос Хемена.

— Отойдем, — шепнул Толл.

Они вместе прошли десяток шагов к углу здания, откуда хорошо просматривался вход. Ждали-то оба.

— Адмирала убили вытягиванием магии, — сразу же выложил суть Толл, едва рядом не осталось внимательных ушей. — Под подозрением половина пассажиров дирижабля, но я, к счастью, туда не вхожу. Простите, подробностей я вам все же выкладывать не буду. Во-первых, я их особо не знаю. А во-вторых, вы ещё не представились.

— Хемена Ричардель, — поспешно сказала она. — Простите, я забыла…

Толл коротко усмехнулся.

— Возле этого здания забывают о многом, в том числе и о вежливости, зато иногда вспоминают то, что вспоминать не следовало бы, — проговорил он быстро и негромко, словно бы самому себе, и перевел тему: — Вы хоть раз встречали адмирала?

Хемена покачала головой.

— Нет, с чего бы нам встречаться? Но я, конечно, не раз слышала о нем. Его маневр во время одной из крупнейших битв последней войны нам давался в качестве экзамена при отборе наследника Маршала. И, признаться, я тогда этот маневр разгадать не сумела, посчитала его, как и все остальные, просто неисправностью механизмов в дирижаблях. А правильно ответил только один человек, и вот его я теперь жду.

Она не понимала, почему так много болтает, открывая себя незнакомому человеку. Но напряженность последних дней требовала выхода, и Хемена молола языком, надеясь с помощью этого получить хоть какое-то успокоение.

— Увы, но я не силен в военном искусстве, — развел руками Толл.

— Ах, да, — кивнула она. — Каэндра — это же… — и замялась, осознав, что род занятий представителей этой фамилии внезапно вылетел из головы. — Это…

— О, мы занимаемся много чем, но чаще всего ведем бумаги, какие только можно, — снова усмехнулся Толл. — Работа хоть и непомерно важная, но неприметная и кажущаяся не такой уж значимой. Поверьте, мне приходилось встречать многих людей, которые забывали о занятии нашей семьи, поэтому я уже привык. Наверное, мы перестанем быть тенями, только если из нашей фамилии выйдет какой-нибудь знаменитый человек.

— Эссентессер? — предположила Хемена. — Но это уже не редкость, и о прошлых фамилиях правителей забывают ещё быстрее. Я, например, не знаю, как звали ранее Алексиса или преемника Магистра.

— Преемника Магистра, чье имя вы забыли вместе со старой фамилией? — подхватил с легкой язвительностью Толл. — Хоуэрс Эссентессер некогда был Аймалдэном. А Алексис — кажется, Аусхассеном, но тут уже я могу путать.

— Да-а, одного Эссентессерства мало, чтобы ваша семья прогремела на весь Объединенный Мир, — подвела итог этому пространному рассуждению Хемена, возвращаясь к теме. — Значит, нужно нечто большее. Особо знаменитый человек. Тот, кто перекует всю государственную систему и приведет страну к счастливому будущему.

— Мечты, мечты, — хмыкнул Толл. — Пока это маловероятно. Я не совсем представляю, куда перековывать эту несчастную систему, и большинство моих родственничков тоже понятия не имеет, как менять мир к лучшему. Увы.

— Впрочем, семья Мистераль тоже в ближайшее время не устроит великих преобразований, — вздохнула Хемена.

— Мистераль? — приподнял бровь собеседник — это у него вышло очень изящно. — Вы говорили, вы из Ричарделей. Пришлось поменяь фамилию из-за рода занятий, верно?

Хемена кивнула без слов.

— А я — где родился, там и пригодился, — пожал плечами Каэндра. — Хотя переехать все же пришлось. Я родом из Серебряного Мира, но Квемера потребовала моего присутствия — и я отправился. Признаться, не жалею, поскольку этот город я люблю больше всех остальных, а мне довелось поездить по многим городам нашей прекрасной страны.

— И по многим Краям, да? — Хемену прекрасно устраивала эта болтовня ни о чем, правда, она порой забывала, что надо посматривать на вход, откуда мог показаться Хор. Впрочем, Толл, скорее всего, говорил правду: Маршал и его преемник выйдут из Управления далеко не скоро. Дело адмирала Иушнице требовало удвоенного внимания к каждой мелочи.

— Разумеется, по многим Краям, — кивнул Толл. — Я был в свое время в каждом из них. Чаще всего меня посылали в Крылатый, но и в Грозовой нередко. Только вот последняя поездка так неприятно оборвалась. Нашей полиции задали мудреную задачку. Убийство могли совершить четверо человек, и ни на одного из них нет ни оправданий, ни обвинений. Нам остается только надеяться, что преступник как-то себя выдаст.

— Вы же не собирались мне рассказывать подробности, разве нет? — расшалившееся настроение заставило ввернуть эту недошпильку. Что ж, разговор с Толлом хорошо действовал на Хемену, раз она частично успокоилась. Однако мысли об этом моментальным скачком перешли на мысли о Кее, Хоре, Адилунд и выборе, и она помрачнела, снова прокручивая в голове одни и те же неприятные вещи.

— Я не собирался рассказывать подробности, поскольку не знал, кто передо мной, — зазвучал ненавязчивый голос Толла возле уха, и это хоть немного улучшило ситуацию. — Но теперь я вижу, что эта тема не для юной леди. Вам не стоит знать слишком много о столь мрачных вещах. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом.

— О чем? — глухо спросила Хемена. — О погоде? О цветочках?

— Передайте вашей сестре поздравления с возвращением в семью, — внезапно произнес Толл.

Несколько секунд она изумленно молчала, глядя на него и пытаясь понять, откуда ему это известно.

— С-спасибо, — наконец выдавила Хемена. — Однако кто вам сказал об этом? Я даже не уверена, что глава семьи знает об этом в красках, а вы… Я ни разу не видела вас рядом с Эвальдом или кем-то из нашей семьи.

— Занятие у меня такое — все знать, — усмешка Толла злой или неприятной не была. — Мы же уже об этом говорили. В руках Каэндра — бумаги, архивы, то есть информация, и это все бывает куда ценнее промышленности, которой заведуют Мистерали.

— Сведения об этом ещё не занесены на бумагу, — резко возразила Хемена. Ей нравился этот человек, однако границы личных секретов семьи Мистераль были неприкосновенны. С каких это пор такие новости столь быстро разлетаются по столице? Наверное, стоило спросить у Эвальда о Толле: кто знает, вдруг этот человек для них опасен.

— Я говорил об архивах в общем смысле, — снова пожал плечами собеседник. — Я имел в виду, что самое главное наше сокровище — это информация. И у нас хватает способов, чтобы добывать её. Я бы мог рассказать вам, откуда получаю информацию о вашей сестре, но, боюсь, перед этим Адилунд Мистераль должна сама кое-что рассказать вам о своей жизни в Квемере. До тех пор я не имею права пояснять вам свое знание.

— Вы… Вы встречались с Адилунд? — совсем тихо спросила Хемена.

— Нет. Но мне по долгу службы докладывали о её, скажем так, результатах. Остальное спрашивайте у вашей сестры. И если решитесь передать ей мои поздравления, то назовите меня, — он на секунду задумался, — человеком, который видит сквозь туман.

— К чему такие тайны и такие обороты? — Хемена нахмурилась. — Чего я не знаю об Адилунд?

— Многого, — с загадочной улыбкой развел руками Толл. — Как и она — о вас. О, в наше время каждый человек рьяно борется за право иметь свои секреты, которые никто никогда не сможет узнать. И почти каждый не менее рьяно борется за право залезть в чужие. Кто-то делает это из любопытства, кто-то — просто потому, что без этого не сможет выполнить свои задачи, а кто-то имеет профессией выуживание тайн, и с третьими людьми я бы вам встречаться не советовал.

— Зачем вы так темните? — все приятные ощущения от непринужденной беседы пропали, и Хемена даже начала побаиваться этого… открытого взгляда. Открытость Толла выглядела тревожнее, чем его милая вежливость, потому что внутри этого человека прятались не самые безобидные вещи.

— Я навожу туман и тень, потому что иначе не могу, — в его усмешке мелькнула легкая горечь. — Увы, но любой человек — заложник своей профессии. Род занятий дает преимущества, рост, порой даже славу, но требует строго выполнять правила. Вот я и выполняю.

— А я — не хочу выполнять! — неожиданно для самой себя выпалила Хемена. То, что росло, раскрывалось и колосилось внутри после нескольких невозмутимых фраз Хора, грозило выплеснуться на всех вокруг. Но выплеснуться не сейчас, а потом, сейчас же она замерла, испугавшись своего признания и даже глянув по сторонам — не услышал ли кто.

— Любопытно, — с интересом протянул Толл. — Вас не устраивает та линия, какую для вас проложили любящие родственники?

— Можно сказать и так, — уже тише, но не менее дерзко произнесла Хемена. Закрываться и прятаться было поздно, оставалось принять бой на тех позициях, на какие она и не думала попадать. А что, если это все правильно? Что, если все так и надо? Что, если встреча с Хором — ключ к счастливому будущему? Она не знала точно, но не могла не попробовать. В конце концов, Адилунд тоже не осталась безвинной овечкой, попав в Квемеру, да и Эвальд определенно вертел что-то за спиной у отца, не оборачиваясь на традиции и правила.

— Я видел немало таких людей, — спокойно сказал Толл. А она-то готовилась к чему-то сокрушительному, чему требовалось противостоять… — И я сам к ним отношусь. Правда, я умудрился проявить немало неподчинения, не покидая при этом семью. Я давно уже не руководствуюсь в своих действиях словами старших Каэндра, но вы, кажется, желаете идти дальше? Или я ошибаюсь?

— Я… не знаю, — вдруг проявила честность Хемена. — Это зависит от того, насколько далеко я продвинусь среди Ричарделей. Если пойму, что результат не стоит усилий, то просто применю эти усилия в другом направлении.

— Смело, — оценил Толл. Месяц назад она не смогла бы сказать этих слов. Зато их с легкостью произносил Хор. — Вопрос лишь в том, станет ли для вас удачным новое направление.

— А это уже частности, — бесшабашно махнула рукой Хемена. — В конце концов, существует довольно много направлений, и рано или поздно я свое найду. Предполагается, что этим занимаются в Центре Одаренных, но там учитывают магические таланты, политическое положение и мнение родственников, так что там не могут предложить настоящей помощи в поиске жизненного пути. Впрочем, подобный поиск — личное дело каждого. Вмешиваться в него противоестественно.

— Тем не менее, люди занимаются этим «противоестественным» на протяжении всех двадцати веков, — заметил Толл.

— Увы, — вздохнула Хемена. — А ещё люди убивают друг друга на протяжении всех двадцати веков и не перестанут убивать, пока небо не обрушится на землю. В нас много противоестественного. С этим ничего не поделаешь.

Они на некоторое время замолчали. Нет, разговор не зашел в тупик, просто последние философские слова заставили обоих задуматься. Хемена смотрела на серьезного Толла и осознавала, что говорит о таких важных и личных вещах с человеком, которого впервые увидела полчаса назад. Да, на неё не очень-то хорошо влияло вызванное Кеем волнение. Кей. Хор. Адилунд. Все смешалось в жуткую кашу, и со всех сторон выскакивали злые секреты, ещё больше запутывавшие ситуацию. А ведь старые проблемы тоже никуда не делись… Хемене внезапно вспомнился Сольсетен, и стало совсем уж неприятно.

— Расспросите Мальса Эссентессера и Адилунд Мистераль об их совместном занятии, — внезапно посоветовал Толл, прерывая молчание. — Расспросите тщательнее, предупредив, что человек, который смотрит сквозь туман, может рассказать вам больше них. А когда вы достигнете согласия в этом вопросе, то мы сможем продолжить наш разговор. Запоминайте. Завтра в пять часов. Памятник Фэйну Эссентессеру. Прогуливайтесь рядом, а я подойду сам. Всего вам доброго, леди Хемена.

Он неторопливо отошел в сторону, оставив Хемену растерянно смотреть на пустое место, где только что находился удивительный и непонятный собеседник.

Как же все было сложно.

========== Глава 4. Запущенное ==========

Мало-помалу мысли утихомирились, потекли по прежнему руслу, хотя Хемена понимала, что впоследствии они ещё не раз хлынут в другую сторону, заставляя её расшатывать привычные рамки. Но это — потом. И потом и придется решать, что же с ними такими делать. Сейчас она поняла две вещи. Во-первых, встреча у памятника Фэйну Эссентессеру не состоится. Во-вторых, необходимо в первую очередь дождаться Хора и обо всем ему рассказать, а потом уже разбираться с собой. Хемена вдруг осознала, что разговор с Толлом заставил её совершенно забыть про Кея и связанные с ним волнения. Сейчас это вспомнилось, но все равно уже не ощущалось таким важным. Случайный знакомец взял и перевернул все вверх ногами, не собираясь на этом останавливаться. Нет уж!

Хемена переминалась с ноги на ногу, поглядывая на двери. И взгляд то и дело норовил прыгнуть на Толла, который бродил возле них, ожидая своего друга. Она сердилась и заставляла себя смотреть куда-нибудь на плохо выметенную мостовую, на маленькую лужицу в нескольких шагах от неё, на чьи-то ноги, только не на этого странного человека. Но глаза не всегда слушали хозяйку. В конце концов в дверях показался невысокий смуглый мужчина, и они с Толлом, обменявшись несколькими репликами, зашагали к стоящему в отдалении темно-вишневому автомобилю. Затарахтел мотор, и человек-загадка вместе со своим спутником укатил, на прощание помахав новой знакомой рукой, что в очередной раз подогрело её злость.

Хемена демонстративно отвернулась и подождала, пока звук автомобиля растворится в шуме города. Только после этого снова вперила взгляд в двери, откуда в конце концов должен был выйти Хор. В голове, затеняя Кея и убийства, вертелся сплошной Толл и его слова о свободе. Ну почему она думала только о себе? Встреча с Кеем влияла на судьбы многих людей, и ей следовало волновать разум сильнее, чем странному знакомству и раскрывшимся возможностям жизни.

Из Управления вышел человек, чья походка показалась знакомой. Хемена пригляделась и узнала майора Тровена, который неторопливо направлялся прямо к ней.

— Добрый день. Я увидел вас в окно и подумал, что вы собираетесь что-то сообщить по нашему делу, — ровным тоном проговорил он, не став тратить время на предисловия и расшаркивания. — Я ошибся?

— Нет, вы не ошиблись, — медленно произнесла Хемена, чувствуя полную растерянность. — Я… Да, я хотела сказать, но сказать господину Маршалу.

— Мы вместе с Маршалом работаем над этим делом, — непререкаемым тоном заявил Тровен. — Не имеет разницы, кто из нас раньше узнает обо всем. Прошу вас. Здесь нас никто не подслушает.

Когда Хемена шла сюда, она собиралась рассказывать все Хору и только Хору. Чтобы видеть его лицо. Чтобы слышать его спокойные объяснения. Чтобы понимать все именно от него. Но сейчас это как-то перестало иметь значение.

— Да, я расскажу… Только можно и мне попросить вас рассказать об этом деле? — в голосе Хемены на несколько мгновений пробудилась робость. — Я… Я хочу знать, насколько это опасно.

— Смертельно опасно, — не стал тянуть с ответом майор. — У нас очень серьезный противник, и глупой ложью было бы заявлять, что все хорошо и он никого не сможет тронуть. В зоне риска все, кто так или иначе контактировал с преступником, однако в панику впадать не следует.

— Я и не впадаю, — тихо, совсем как Раль, произнесла Хемена. — Если что, я готова…

— Рассказывайте, — велел Тровен.

***

Беспокойный день подходил к концу, и Байонис отправил Мальса из Управления домой. Вернее, в дом Маршалов, в комнаты, напротив которых располагались окна комнат погибшего Алексиса Эссентессера. Хорошо, что об этом не знала Раль: она начала бы сразу тревожиться, говорить про плохие приметы и все тому подобное, однако Хор в эти вещи не верил. Ему требовалось хоть как-то продвинуть расследование, и он использовал для этого любые мелочи, даже те, что давали только призрачный шанс приблизиться к Кею.

Раль. Адилунд Мистераль. Их дороги разошлись, возможно, так далеко, что сойтись уже не удастся. Если она вернулась в семью, то должна во всем подчиняться Рондеру Мистералю, а этого человека Мальс до сих пор подозревал. Да и с самого начала понимал, что союзниками им не стать, только противниками. С самого начала… Это начало случилось десять лет назад, когда помешанный на всех военных штуках мальчуган впервые узнал, что такое магия и что такое смерть. Тогда кончился Мальс Хорана и начался Мальс Хор, который сохранит эту насмешливую усеченную фамилию, даже если будет писать во всех документах другую, более важную, внушающую людям священный трепет.

Из столетия в столетие люди не перестают возмущаться: то, что нужно одному, принадлежит другому, который в этом не нуждается. Ах, обстоятельства. Ах, судьба. Через обстоятельства можно и нужно переступать, их следует кроить под себя, хоть и с оглядкой. Видя перед собой груду кирпичей, умный человек построит стену с дверью, которую запрет на ключ. А потом другие люди начнут туда ломиться и проклинать обстоятельства. И кто-то умный догадается сломать замок. В мире хватает условностей, а абсолюта не существует и не может существовать.

В отличие от нескольких десятков Ричарделей, Хор к роли преемника не стремился. Тем не менее, отказываться он не собирался, прекрасно понимая, что это положение можно использовать для своей выгоды множеством разных способов. Любая обстановка — материал. А уж что ты из нее слепишь, зависит только от тебя самого. Байониса Эссентессера впереди ожидало ещё немало сюрпризов.

Мальс шагал по серой мостовой, привычными короткими вдохами загоняя в легкие атмосферу города со всеми запахами мазута, дыма и сырости. Человеку, которым особо интересовался опасный серийный убийца, следовало вести себя более осторожно, но сейчас Хор, наоборот, хотел встречи с Кеем. Обещанной встречи, обещанного разговора, из которого можно было выцепить хоть что-то полезное. Байонис со своей проницательностью и накопленным опытом сумел бы узнать от убийцы больше, но право на контакт с последним досталось именно Мальсу. Что ж, он тоже немало мог. Это был его дебют, первый серьезный экзамен ученика Маршала, тот экзамен, какой давал больше всех тестов, опросов и письменных заданий, тот экзамен, который определял способности в сто крат лучше “специалистов” из Центра Одаренных. И Хор не собирался его проваливать.

Двухэтажный дом, одним боком практически прилегавший к особняку Герцогов, а другим — к жилищу Регентов, находился в пятнадцати минутах ходьбы от здания правительства. Четыре здания, где жили, вернее, официально располагались Эссентессеры, стояли аккуратным квадратом с роскошным внутренним двором посередине. Первые правители имели неплохое чувство юмора: разместили всех рядом друг с другом, ограничив возможность секретничать. Немудрено, что каждый из носителей гремящей фамилии подбирал себе дополнительное жилье где-то в другом районе, но одни приходили туда раз в месяц, мечтая об одиночестве на несколько часов, а другие практически не появлялись в официальном особняке. К последним наверняка относились и Хоуэрс, и Алексис Эссентессеры. Мальс пока намеревался заявить себя на редкость добросовестным учеником и лишь потом разойтись по полной программе.

Каждый из четырех особняков имел по три входа: два парадных, внешний и внутренний, и один черный, использовавшийся прислугой. Её в доме Маршала было не так уж и много: Байонис предпочитал обходиться без излишеств, да и его разъезды по всему Объединенному Миру давно стали нормой, поэтому большого штата здесь не держали. Две горничных, повар с помощницей и садовник. Внутренний сад традиционно делился на четыре части, и каждая соперничала друг с другом по красоте. Байонис участвовал в этом соревновании менее ретиво, чем остальные, поэтому садовник был только один. Обо всем этом Маршал успел рассказать ученику вчера вечером, заранее готовя его ко всем нюансам жизни в Эссентессерских кущах.

Вот впереди показался выкрашенный в золотой угол “правительского квадрата”. Да, цветов здесь тоже имелось четыре, и они соответствовали национальным цветам каждого из регионов-Миров. Золотой, белый, бирюзовый и спокойный красный, почти что розовый, который сочли наиболее достойным для Маршала. При мысли об этом вспомнилась алая форма Мэйла Иушнице. Оставалось только надеяться, что в этом углу “правительского квадрата” не случится переизбытка красного. Переизбытка крови. Переизбытка смерти.

Больше книг на сайте - Knigolub.net

Алексис Эссентессер погиб не здесь, а в неофициальном жилье, куда, кроме него, фактически никто не заходил. Наследнику Регента нравилось вести тихую жизнь юного поэта и приходить на те вечера, где его положение не затрагивалось ни единым словом. Они с Эвальдом Мистералем прекрасно спелись, пока кинжал Кея не оборвал многообещающую мелодию.

А ведь Алексис писал действительно красивые стихи… Белокурый юноша с излишне восторженным взглядом. Воспринимать его серьезно было ещё сложнее, чем вечно улыбающегося Эвальда. Регент — единственная роль в правительстве, не требующая серьезнейших навыков и понимания политики. Удел Регента — это магия, в которой не существует всей сложности человеческих взаимоотношений, но которая обладает тысячей оттенков и требует ответственности, быстроты реакции, прекрасной интуиции.

Ориаса Эссентессер, занимающая этот пост, на нем блистала, считаясь одной из лучших за последнее столетие, однако при всей погруженности в службу Объединенному Миру мало обращала внимания на своего ученика, давая ему лишь то, что требовалось, не желая расширять горизонты. Как говорил Байонис, для этой дамы существовало лишь её собственное служение, а остальное имело чрезвычайно малую значимость. Неудивительно, что Алексис так не был похож на Эссентессера. И все же убили именно его. Почему? Это следовало выянить у Кея, и Хор даже представлял, каким именно образом он намекнет на печальную кончину преемника Регента. За все время, прошедшее с момента получения письма, Мальс успел провернуть в голове немало намеков, чтобы пустить их в ход не задумываясь, чтобы это выглядело как можно более естественно, чтобы у Кея возникло желание насмешливо ответить, прежде чем сработает осторожность.

Внешний парадный вход был приветливо открыт, однако Хор знал, что защитная магия пускает только хозяев и слуг. Остальные наткнулись бы на невидимую преграду и ждали бы позволения войти. Впрочем, некоторые умельцы вроде нынешнего противника могли и уничтожить все средства защиты своей сильной энергией. Мальс подозревал, что их с Кеем разговор произойдет именно в “правительском квадрате”. Во-первых, проникновение сюда было поводом для гордости преуспевшему в незаконных делах убийце, а во-вторых, здесь находилось не так уж много людей, что означало малый риск вмешательства в беседу. Окна в комнате нового преемника Маршала выходили не только на окна особняка Регентов, но и на улицу: при желании Кей мог бы прыгнуть с первого этажа, сломав защитные системы, и довольно быстро затеряться в толпе. Ищи его потом…

Все эти соображения Хор высказал Байонису, и тот согласился с ними и велел установить максимально скрытное наблюдение за “квадратом”. Впрочем, эта мера вряд ли была полезной, поскольку Кей, идя на разговор, показал бы высший уровень маскировки, осознавая, что ждет его в случае малейшей ошибки. Преступник наверняка понимал серьезность идущей игры и тем не менее оставлял её именно игрой, хвастаясь, насмехаясь, якобы играя в поддавки с противниками. Хор очень надеялся, что в реальности это “якобы” выпадет из предложения, но Кей не перестанет считать, что оно там есть.

Парадный вход вел к широкой лестнице, на которой был постелен ярко-зеленого цвета ковер с разноцветными узорами. Лет пятьдесят назад один из Маршалов поигрался с планировкой здания, и теперь на первый этаж красивый вход существовал только со внутреннего двора, а со внешнего все направлялись на второй, наиболее обитаемый. Практичный Байонис проделал под лестницей дополнительную дверь, выглядевшую, впрочем, не слишком эстетично. Мальс прошел именно через неё, направляясь к своим комнатам, которые располагались в угловой части, соседствующей с домом Регентов. В распоряжении преемника Маршала находились спальня, ванная комната, кабинет и небольшая библиотека. Также у него имелось разрешение при необходимости забираться на второй этаж, в личную библиотеку Байониса, несказанно радовавшую своими габаритами.

В коридоре за низкой дверью на первый этаж красовался такой же ковер, как и на лестнице, делавший шаги бесшумными. Поэтому Мальс передвигался по дому тихо, но и любой гость, в том числе и нежданный, мог рассчитывать на тишину своего присутствия. Хор зашел в спальню, куда сегодня утром перенесли его вещи, задумчиво оглядел скудную обстановку, самолично развесил скромный набор одежды в шкафу и после этого прошествовал в кабинет.

Признаться честно, он не ждал визита так скоро.

Кей, с легкой улыбкой поигрывая серебряными часами на цепочке, ждал Мальса Эссентессера и выглядел так, словно всегда здесь жил, а не заявился незаконным образом полчаса назад.

— Добрый вечер, — очень учтиво поздоровался убийца. Выглядел он лет на тридцать максимум. Восточного типа лицо с узковатыми глазами, однако очень бледное, с выделяющимися темными губами. Одежда оригинальностью не отличалась: простая черная жилетка, брюки и рубашка с расстегнутым воротом, под которым виднелась серебряная цепочка.

— Добрый вечер, — непринужденно отозвался Хор, словно начинал светскую беседу с малознакомым человеком. Он постарался запомнить детали внешности Кея, хоть и понимал, что это — иллюзия, которая не даст ключа к пониманию.

— Я люблю держать слово, — порадовал неуловимый преступник. — Кроме того, меня необычайно интересует ваше решение, поскольку оно определяет, в каком направлении мне двигаться дальше. Я заранее благодарю вас за участие в этом. Вы в любом случае окажете мне помощь.

— Я отказываюсь, — произнес Хор с тщательно выписанным равнодушием. — Я предоставляю право решать вам.

— Это честь для меня, — насмешливо поклонился Кей. — В благодарность за такое доверие я вам не стану говорить о своем итоговом выборе — в конце концов вы прекрасно увидите это, когда мой план обретет реальные очертания, а круг станет действительно кругом. Вы, Хор, знак судьбы для меня.

— За это стоит благодарить безвременно почившего Мэшмета Зорренда, — пожал плечами Мальс.

— Нет, — вкрадчиво шепнул Кей. — Зорренд — марионетка. За все стоит благодарить судьбу, а господин предсказатель свою награду получил. Ниточки я ему оборвал.

— В таком случае мы все — марионетки судьбы, — заметил Мальс с нарочитой неспешностью, настраивая собеседника на медленный содержательный разговор. Хотя бы о смысле жизни, воззрении и формулировках сложных общеизвестных понятий.

— Безусловно, — подхватил Кей чуть ли не с восхищением. Он стоял возле самого окна, он мог не бояться затянутости беседы. — Но некоторые уныло дергаются в такт звучащей музыке, а другие скользят среди остальных благодаря тому искусству ведения нитей, какое применяет в их жизни судьба. Мы, Хор, — всего лишь кукольный спектакль, однако кукольные спектакли — это красиво, и в них хватает и драмы, и комедии. Жаль, что вы, в отличие от вашей подруги, так и не посетили театр, приехавший сюда из Грозового Мира: там было и несколько мастеров марионеток.

— Я бы очень хотел его посетить, — почти что беззаботно произнес Мальс. — Однако меня загрузили дела, особенно те, что связаны с вами. И поскольку я ещё нескоро выберусь из них, то позвольте раньше времени поинтересоваться: как вы нашли дракона Адилунд Мистераль?

— О, тайны, тайны, — усмехнулся Кей. — У каждого свое. А я знаю их все и жонглирую ими, то выступая вперед сам, то сталкивая лбом нескольких людей, полностью уверенных в том, что им удалось сохранить секреты. Дракон должен был провести у Эссабины ещё несколько лет, однако я ускорил события, воспользовавшись приездом театра в Квемеру.

— Должен был провести? — двинул бровью Хор. — Кто-то имел на него вполне осязаемые планы? И не этот ли человек в свое время поймал его и спрятал от истинной хозяйки?

— Верно мыслите, — в ухмылке Кея было одобрение, от которого сводило скулы. — Однако большего я вам не скажу. Либо вы сами вытрясете из этого человека его тайны, либо прочитаете их в моем письме, если я решу, чтобы посмертное письмо написал именно он. Да, кстати, какой из двух вариантов вам нравится больше?

— Не могу сказать, — отрезал Мальс. — Поскольку не представляю, что это за персона, ведущая игры с Адилунд Мистераль.

— С Адилунд Раль, — неожиданно поправил его Кей. — Раль. Она не в семье, она осталась собой, как и вы.

Хор прищурился.

— А вам не кажется, что это не вам определять?

— А вам не кажется, что вам пойдет красное? — очень весомым аргументом ответил Кей. — Знаете ли, я черчу свой круг не просто так: каждый, скажем так, пункт в нем не появился бы без строгих причин.

— Проще говоря, вы не убили бы никого из пустой прихоти, — перевел Мальс эту фразу с языка символов на человеческий.

— Да, именно так, — не стал отрицать жесткость формулировок загадочный преступник. — В вашем случае причиной стала бы излишняя наглость. Вы сами стремитесь решать то, что решать не имеете права.

— О, в таком случае для каждого человека можно придумать подобный повод, — усмехнулся Хор, проявляя эту самую наглость. — И говорите потом, что вы не убиваете из пустой прихоти. Ерунда. В таком положении, в каком находитесь вы, уже нет смысла искать серьезную причину, поскольку некоторые незаконные и аморальные действия становятся неотъемлемой частью жизни. Серьезная причина — оправдание для того зачатка совести, какой дается каждому человеку при рождении и довольно быстро отмирает у таких, как вы. Вы убиваете уже просто потому, что убиваете.

— Ложь, — презрительно бросил Кей. — Я не маньяк, который в исступлении бросается на первую попавшуюся жертву. Все, кто погиб от моей руки, это заслужили.

— И даже Алексис Эссентессер? — с деланным изумлением поинтересовался Мальс.

— Он был предателем, — выражение лица Кея позволяло понять: он говорит со всей серьезностью. — За остальным обращайтесь к его семейству и семейству вашей сестры, но за смерть этого человека Регенту вообще следовало меня поблагодарить.

— А в случае с Мэшметом Зоррендом вам просто не понравилось, как судьба держит его нити? — продолжал провоцировать Хор.

— Именно. Старик зажился со своим даром. Вы думаете, что его видения были знаком для вас, чтобы вы узнали хоть что-то обо мне, а на самом деле это был знак для меня, чтобы я сократил последние дни Мэшмета Зорренда. Судьба действует во все направления. Она решила, что больше не станет ничего открывать этому человеку, и попросила меня это устроить. Я устроил.

— А Синди Хассен?

— А это допрос? — не пожелал следовать линии, намечаемой другим человеком, Кей. — Синди вляпалась по собственной глупости.

— А её тело лишилось пары органов тоже по собственной глупости? — время изящных намеков осталось далеко позади: собеседник признавал открытый обмен ударами, и именно его Мальс и вел.

— Можно сказать и так, — хохотнул Кей. — В любом случае, ей эти органы уже были без надобности. И я вам не советую спрашивать, для чего они потребовались мне, иначе вполне возможно, что следующей ночью я примусь разделывать именно ваш труп.

— Польщен подобным вниманием с вашей стороны, — не моргнув глазом, ответил Хор. Если б Раль слышала этот разговор, она упала бы в обморок. — Выходит, следующей ночью нам надо ждать нового объекта для исследований?

— Вам. И мне. В первую очередь мне, затем уже вам. Важнее вам, чем мне, но гораздо более интересно и приятно мне, чем вам, — Кей откровенно веселился, жонглируя словами, как чужими тайнами и людскими жизнями. — Может, мне и не следовало этого вам говорить, но какая, впрочем уж, разница? Вам все равно против меня ничего не сделать.

— Позвольте, я все же запишу, вдруг поможет, — решил в свою очередь поиздеваться и Мальс. Он неторопливо прошел к столу, взял лист бумаги, окунул перо в чернильницу и, указав дату вплоть до года, начертал каллиграфическим почерком: “Возможное предотвращение убийства”.

За спиной раздался шорох, и сильные пальцы, выхватив у него перо, добавили к слову “возможное” приставку “не”. Хору удалось даже не вздрогнуть при этом. Кей улыбнулся.

— Не переоценивайте себя, это плохо кончится.

— Я могу сказать то же и о вас, — сохранил верность наглости Мальс.

— О нет, о нет, — рассмеялся Кей, снова занимая позицию возле окна. — Я справедливо оцениваю свои возможности, потому что я их знаю, а вы — нет.

— Тогда я тоже справедливо оцениваю свои возможности, поскольку не знаю ваших, и ваш совет не имеет смысла, — безразлично пожал плечами Хор, кладя небрежно брошенное собеседником перо на место.

Кей восхищенно присвистнул.

— Вы знаете, я вас все же убью. Но после того, как у вас родится сын, поскольку подобный талант пропадать не должен.

— Благодарю за комплимент, — Мальс позволил и себе усмешку. — Однако мне кажется, что вам захочется это сделать раньше.

— Вот как? — Кей сверкнул глазами. — В таком случае — до встречи! И все же хочу дать совет: не ищите среди Аймалдэнов, ищите рядом, я этой семье не принадлежу.

И, легким жестом распахнув окно, выпрыгнул прямо на шумящую улицу. Да, похоже, он не так уж заботился о конспирации, раз решился на подходящий лишь к экстремально ситуации метод сейчас, когда все ещё было относительно безопасно.

Мальс вздохнул и, развернув кресло, сел на него так, чтобы видеть окно. В “Рассекающей” он садился точно так же, любуясь пейзажами и одновременно выясняя все чрезвычайно важные вещи. Привычка начала образовываться, что ли?

Разговор закончился, хоть и весьма неожиданно: в последние секунды Хор рассчитывал на более длительный обмен выпадами. Сейчас он мог успокоиться, попытаться сбросить нервное напряжение, вызванное столь милой беседой, утихомирить боевое настроение и начать анализировать все полученные данные. Перво-наперво, грядущее убийство. Которое, как считал Кей, предотвратить невозможно. Этот факт Мальс ещё собирался оспорить. По крайней мере, ситуация позволяла проверить некоторые подозрения, ведь за всеми людьми, путешествовавшими в ту не очень приятную ночь на дирижабле, очень внимательно наблюдала полиция.

Вторым в списке итогов разговора шло выяснение некоторых мотивов убийств. Алексиса Кей назвал предателем — вряд ли это означало, что он был изменником родины. Скорее, изменником любимейшей государственной системы или же просто семьи. Или даже Регента. Кто знает… Возможно, Ориаса, углубившись в свои обязанности, не заметила обиды ученика, постепенно вылившейся в нечто более серьезное, угрожавшее Регенту. Информация про Синди звучала довольно странно, хотя Мальс допускал, что Кей действительно не желал этого. Он мог просто дать неисправный блокиратор, не имея откровенного желания убивать. Однако его вину это не отменяло. С Зоррендом все было ясно с самого начала, а про Иушнице они даже не заговорили, оба прекрасно все понимая.

Кроме всего, что имело вес для расследования и Объединенного Мира, Хору удалось узнать то, что относилось к самому близкому для него человеку в Квемере. Может быть, самому близкому человеку вообще. С семьей Хорана он расстался, и разве что мать поминала непутевого сына в своих молитвах небу, надеясь, что из него выйдет что-то достойное. Отец занимал высокий пост в Грозовом Мире, неплохо знал Рондера Мистераля, и это уже было причиной не надеяться на его привязанность. Ну а брат… Брат плохо знал Мальса, они слишком рано отделились друг от друга обучением. Теперь Ровиас стал наследником семьи, и Хор думал, что когда-нибудь они встретятся по должностным обязанностям, но просто из теплых отношений… Увы. Их семья считалась образцовой. Все служили стране. Никто не лил слезы ночи напролет, когда выяснялось, что ради этой службы надо расстаться со своим ребенком или братом. И Мальса настраивали на то, что не следует привязываться к детям, которых дорога обучения может увести куда угодно, очень далеко от отчего дома.

Хор ещё раз внимательно пересмотрел в памяти разговор с Кеем. Могла оказаться важной любая зацепка, любая интонация… Убийца особо акцентировал внимание на Раль — при том, что о собеседнике он высказывался преимущественно потому, что оценивал его наглость, а про Хемин вообще не сказал ни слова, хотя она участвовала во всей мути с перестановкой центра круга. Значило ли это, что его пристальный интерес к Раль в конце концов приведет к печальному исходу для нее? Мальсу хотелось верить, что это не так. При мысли о том, что смерть может настигнуть девочку в тот самый момент, когда она вернулась к семье и почувствовала свое счастье, становилось невыносимо тоскливо.

Байонис вернулся ещё через два часа: об этом возвестил его сильный голос в коридоре. Маршал что-то объяснял горничной, а та в ответ едва слышно лепетала. Да, учитель умел впечатлять людей, даже если те знали его достаточно долго.

— Ты выглядишь встрепанным воробьем, — произнес Байонис, едва шагнув за порог кабинета, из которого Хор так и не ушел. — Что случилось? Гость все же явился?

— А что говорят ваши прознатчики? — устало спросил Мальс.

— А они ничего не успели увидеть, — только развел руками Маршал. — Впрочем, я так и думал. Что удалось узнать?

Хор без слов пододвинул к нему листок, на котором из вредности записал про возможное убийство. Отчего-то при виде Маршала он почувствовал себя разбитым и неспособным долго обсуждать все произошедшее, анализировать, делать выводы, сравнивать, спорить, а ведь в последнее время у них с учителем без споров не обходилось. Хор понял, что разговор с Кеем его все же вымотал, вымотал серьезно, но признаваться в этом не тянуло совершенно.

— Это единственная добыча? — не намеревался медлить Байонис. — О чем вы говорили?

— Он убил Алексиса Эссентессера, потому что считал его предателем — это раз, — загнул палец Мальс. — Синди, по его словам, во всем виновата сама — это два. Он знает кучу всего — это три, и это мне совершенно не нравится.

— Кучу? — общих слов Маршал не терпел, ему требовались подробности, причем чем скорее, тем лучше. — Что именно Кей знает?

— Например, ему известна вся картина с возвращением дара Раль, — не стал утаивать Хор. — А мне, увы, нет. Наглость имеет пределы, причем с обоих сторон. Он перестал из издевательства рассказывать мне красивые истории, я не решился спрашивать дальше, потому что меня просто щелкнули бы по носу.

— Что ещё? Можешь пересказать мне примерное течение вашего разговора?

Мальс понял, что давно не высыпался, но это осознание ничем не помогло. Даже наоборот. Изо всех сил стараясь выглядеть бодрым и полным сил, он неторопливо начал говорить, одновременно роясь в памяти, чтобы чего не перепутать.

— Сначала речь шла о центре круга. Он сказал, что сделает выбор сам, но делиться им отказался. Я прямым текстом спросил про дракона Раль, и Кей расплывчато ответил, из чего я сделал вывод, что он знает всю эту историю и кроме того пристально наблюдает за моей бывшей одногруппницей. После этого мы заговорили о мотивах убийств и о судьбе. Кей говорил, что всеми играет судьба, кем-то — лучше, кем-то — хуже. И ещё заявил, что именно она повелела ему убить Мэшмета Зорренда. Я не берусь судить о столь спорных понятиях, но то, что наш противник возомнил себя кем-то вроде бога, сомнений не вызывает. После этого Кей заявил, что этой ночью произойдет новое убийство, а я записал это. Он выпрыгнул в окно. Это все.

— Выпрыгнул в окно? — Байониса тоже удивила подобная нерациональность. — И никто не стал кричать, никто не посчитал его вором?

— Скорее его посчитали чокнутым Эссентессером, — вставил шпильку Хор, вспоминая беседу с Хоуэрсом. — А если говорить серьезно, то невидимостью он наверняка владеет. Если кто и успел заметить что-то странное, то решил, что показалось: все же считают, что сюда проникнуть вору невозможно.

— Вообще-то действительно невозможно, — серьезно сказал Маршал. — Для вора со средним уровнем магии. У Кея — высокий, очень высокий. Я не удивлюсь, если когда-нибудь проснусь в ярко-красной одежде. Впрочем, мне-то как раз умирать и нельзя: если ещё Фаркасса после всех скандалов сердце подведет, то на кого мы страну оставим? На вас с Хоуэрсом? Да вы разнесете весь мир по кусочкам, собирай потом.

Мальс неопределенно пожал плечами. Лично он разрушать не собирался, только менять, но одно могло сопутствовать другому.

— Хотя, — тон Байониса оставался серьезным, — может быть, миру как раз и надо, чтобы его кто-нибудь разобрал по отдельным кусочкам. Может, ему так жить станет легче. Это тема не для нынешнего времени, но когда-нибудь мы с тобой её обсудим.

— И вы ещё боитесь нашей с Хоуэрсом деятельности? — хмыкнул Мальс. Говорить об этом сейчас было легче, чем о Кее и его вывертах. — Да вы сами скорее станете главной причиной мировой катастрофы, чем это попытаемся сделать мы.

— Может быть, — не стал отрицать Маршал. — Все может быть. Итак, тебе нечего больше добавить по прошедшему разговору?

Хор качнул головой.

— Увы, нечего. Но у меня есть что сказать насчет наших дальнейших действий. Мы не знаем, куда ударит Кей, зато мы можем проверить сразу всех подозреваемых.

— Пустить за ними наблюдение? — Байонис нахмурился. — Но никто не заметил визита преступника в мой, — он выделил это слово, — дом, почему бы тогда полицейским не прошляпить и передвижения подозреваемых?

— У меня есть другая идея, — Хору уже меньше хотелось спать: голова работала, придумывая новые планы, стремясь ускорить дело. — Всю эту ночь рядом с каждым из пассажиров “Рассекающей” проведет полицейский или человек, которому вы доверяете. Все подозреваемые знают, что их подозревают, и почти все внешне исполнены готовности доказать свою невиновность. Значит, мы спокойно можем предложить им эту сделку. Неусыпный контроль в течение всей ночи — а наутро мы либо увидим, что все они невиновны, либо ничего не увидим, и это не станет доказательством, но укрепит некоторые теории. Правда, Кей мог действовать не один… Но это вряд ли. Такой человек точно не станет подчиняться никому, а кто захочет подчиняться ему? Такой человек может лишь заключить сделку, выгодную обоим сторонам, и ей следовать, — не смог не прибавить Мальс, заметив, как потускнело лицо Байониса, оживленное было выслушанной идеей.

Внезапная догадка кольнула мозг. Странно, что Хор раньше не подумал об этом, а ведь вопрос был серьезный.

— Послушайте, — он нахмурился. — К Хемене Ричардель приходил Кей, верно?

Маршал кивнул с легким непониманием на лице.

— Но он делал это как раз в то время, когда “Рассекающая” находилась далеко от Квемеры, — озвучил Мальс то, что вгрызлось сомнениями в имеющуюся версию об одном убийце.

— Он делал это как раз в то время, когда “Рассекающая” находилась недалеко от Квемеры, — невозмутимо ответил Байонис. — Ты тогда лежал в отключке, все остальные ждали, а некоторые, не желая тратить время, доехали до Квемеры и сделали там какие-то дела.

— Кто именно? — подался вперед Мальс. Это же ключ, настоящий ключ, как они могли его упустить?

— Виррен Аймалдэн, Толл Каэндра и Лейнор Зорренд. — Определенности, разумеется, это не дало, но хоть что-то… И Кей Аймалдэн в список не попал. — Бьюкенен хотел поехать, но дядя его не пустил, — подтвердил его мысли Байонис.

— Почему вы не говорили об этом с Тровеном? — изумился Хор.

— Потому что визит Кея к Хемене дает слишком расплывчатые аргументы, — развел руками Маршал. — Убийства — одно дело, на них просто так не решишься. Но прийти к Хемене и говорить ей о центре круга мог и другой человек, не готовый, возможно, переходить от слов к действию.

— Это слишком странно звучит, — возразил Мальс. — Мне кажется более вероятным, что Лейнор или Виррен, удачно заехав в столицу, устроили это дело.

— А я думал, ты примешь мой аргумент, чтобы можно было снова обвинять Кея Аймалдэна, — усмехнулся Байонис. — Кстати, почему ты не внес в свой список Толла?

— Мы уже посчитали его невиновным, разве нет? — Хор все меньше и меньше понимал учителя. — Те, кто бродит в тени, не любят совершать ярких убийств, это одно из правил, если вы ещё его не слышали от своих чудесных знакомых.

— О да, я слышал, — Маршал кивнул, отчего-то загадочно улыбаясь. — Тем не менее, Толл Каэндра — личность в некоторой степени выдающаяся даже среди столь выдающейся группы людей, как теневики. Я пока не стал сбрасывать со счетов Толла, хотя и подозреваю его меньше, чем всех прочих.

— Стоп, — Мальс вдруг понял, к чему он клонит. — Вы думаете, что он не совершал убийств, но приехал в столицу ради того, чтобы навестить Хемин?

Байонис с одобрением кивнул.

— Это больше походит на правду. Видишь ли, Толл Каэндра — это человек, который любит говорить, очень много говорить, но, как сообщил Ферчазейро, непосредственно делами он не занимается, специализируясь на бумагах. Его мало знают даже те, с кем вместе он бродит в тени.

— А Ферчазейро? Его вы не подозреваете? И почему вы не обсуждали это все с майором Тровеном?

— На последний вопрос найди ответ сам, в конце концов, ты же ученик Маршала, — Байонис аккуратно выделил последнее слово, и все стало ясно. Говорить при майоре о близких связях с теневиками было не самой лучшей идеей. — Что же касается Ферчазейро, то контакты к нему как к “туманнику” мы протянули давно, и я, и Мэйл, и мы — союзники. Выгодные друг другу. Такой человек не организовал бы подобным образом убийство, а вот Толл — темная лошадка. Вдобавок ко всему, именно он стал инициатором поездки, буквально вытащив Ферчазейро на неё. Это заставляет задуматься. И ещё Толл вчера подошел к Хемене Ричардель и о чем-то долго с ней говорил, а когда кончил, то дама выглядела свалившейся с неба.

— Мне надо встретиться с Хемин, — решительно произнес Мальс. — И расспросить её сначала о разговоре с Кеем, а потом — о разговоре с нашим, кхем, попутчиком. Значит, вы предполагаете, что за все пафосные речи отвечает Толл Каэндра? Но не думаете же вы, что сегодня со мной говорил он?

— Не думаю, — Маршал, кажется, слегка заскучал, потому что вспомнил о том, что удобнее разговаривать сидя, и опустился на стул, как если бы Мальс принимал его у себя в кабинете. — В конце концов, реально создать одну иллюзию двум разным людям. Да, переговорить с леди Хеменой было бы очень хорошо, поскольку так ты мог бы сравнить два стиля речи и поведения Кея и сделать выводы. Но я считаю, что скорее всего леди Хемену пугал именно Толл.

— А убивал другой человек?

— А убивал другой человек, — подтвердил Байонис. — Не берусь сказать, кто именно, но, думаю, кто-то из пассажиров-Аймалдэнов.

Мальс десять раз проклял свое размякшее состояние после разговора с Кеем: про одну из самых важных вещей-то он и забыл! И теперь поспешил сообщить о ней:

— Не могу точно сказать, правда это или попытка увести нас по ложному следу, но перед своим красивым выходом в окно Кей дал совет не искать среди Аймалдэнов. А искать рядом с ними — человека, который в их семью не входит.

— Не входит, но обладает даром лекаря? — мигом встрепенулся Байонис, почувствовав в этой информации серьезную зацепку. — Выходит… внебрачный сын или перешедший в другую семью наследник? Второй вариант маловероятен, ведь у нашего оппонента дар довольно силен, а в таком случае ребенка бы не перевели по профилю. Внебрачный сын выглядит логичнее.

— Но… — Хор запутался в его суждениях. — Откуда внебрачный сын Аймалдэнов среди пассажиров “Рассекающей”? Мы же отмели всех матросов, а прочие люди имели вполне определенную фамилию, а значит, и вполне определенный дар. Даже если бы они родились вне брака, то перешли бы по профилю туда, куда следует. Или вы собираетесь подозревать самого непонятного человека в этой компании? Хотит валить все на Толла Каэндра?

— Точно так же, как ты хочешь валить все на Кея Аймалдэна, — невозмутимо отозвался Маршал. Кажется, он собрался припоминать это ученику до скончания дней. Своих или ученика, и кто знает, какое из скончаний наступит раньше.

— Уже не хочу, — обиделся Мальс. — Вернее, хочу, но не так сильно как раньше. — В этот момент у него блеснула идея. — Послушайте, а давайте эту ночь рядом с Бьюкененом проведу я? Вместо полицейского.

— Куд-да, куда с места в карьер? — неодобрительно покачал головой Байонис. — Мы же ещё не приняли этот вариант действий.

— Не приняли — так примем, — Хор не сомневался, что лучшего предложить не удастся. — В конце концов, тот же Бьюкенен на допросах заявлял, что готов по мере сил сотрудничать со следствием.

— Ключевое место здесь — “по мере сил”. И это он заявлял тогда, а сейчас все уже могло поменяться.

— И что же именно поменялось? — слегка наморщил лоб Мальс.

Байонис ухмыльнулся.

— В тот день Бьюкенен Аймалдэн выспался. А теперь представь, что он после всех дежурств вынужден провести целую ночь рядом с малознакомым человеком, чтобы утром отправиться лечить людей, причем с него будут спрашивать по полной, вне зависимости от того, помогал он следствию или нет.

— А с меня будут спрашивать по полной в плане расследования, но обо мне никто почему-то не думает, — снова обиделся Хор.

— А ты когда-нибудь проводил полную смену в госпитале, отдавая приличное количество своей энергии малознакомым людям? — Байонис стал серьезным. — Это выматывает похлеще любого физического труда. Все ответственные лекари, с которыми мне приходилось сталкиваться, предпочитали поспать лишний часик, чтобы потом быть готовыми отдать больше. То же самое и с Бьюкененом. Бессонная ночь вымотает ему силы.

— Да кто вообще сказал, что у него ночь бессонная-то выйдет? — взмахнул ресницами Мальс. — Это мне надо за ним следить, а милый Кей сможет мирно спать в своей кроватке.

— А потом начнешь дремать и ты, — закончил эту идиллическую картину Байонис. — Либо ты сам захочешь прикорнуть в уголке, либо постараешься себя чем-то отвлечь, но при этом обязательно помешаешь Бьюкенену спать.

— Ну ладно, помешаю — и что? Зато мы продвинемся в расследовании.

— Я не возражал против того, что это поможет продвинуться, — наставительно заметил Маршал. — Все это я говорил для того, чтобы ты понял: не все люди готовы с одного зова мчаться помогать тебе ради общего блага. Если б я не возглавлял расследование, у тебя могли бы возникнуть трудности. А вдруг Кей Аймалдэн отказался бы, чтобы больше отдать своим пациентам? Ты не смог бы его заставить без веских причин, а у тебя в арсенале одни только подозрения, зато вот приказ Маршала может решить эту проблему.

— Это был урок, да? — хмыкнул Мальс. — Простите, я регулярно забываю, что вы должны меня учить.

— Зато я не забываю никогда, — заверил его Маршал с усмешкой. — Потому что ты, даже когда пытаешься вести себя уверенно, выглядишь нахальным мальчишкой, который старается бороться со всеми правилами. И поэтому мне трудно забывать о том, что этого мальчишку необходимо научить всему. В том числе и дисциплине.

— Дисциплина — понятие относительное, — не преминул вставить Хор.

— Жизнь — понятие относительное, — перекрыл его философствования Байонис. — Пока ты носишь фамилию Эссентессер, дисциплина тебе необходима. Хотя бы для того, чтобы Объединенный Мир не стыдился своего Маршала.

— Вполне возможно, — ровным тоном произнес Мальс. — Однако что насчет ночи наедине с Бьюкененом Аймалдэном? Звучит не очень красиво, однако вполне отражает суть, — тихонько хмыкнул он.

— Я не могу пока сказать тебе, разрешаю или нет, — вздохнул Маршал. — Для начала мне нужно переговорить с Тровеном и ещё несколькими людьми, а заодно и кое-что проверить. Знаешь, будет даже лучше, если мы привлечем к этому не полицию, а исключительно хорошо знакомых нам обоим людей. Если у тебя есть такие на примете — сообщи. Но, — он назидательно поднял палец, — то, что я сейчас сказал, ещё не значит, что я согласился.

Хор тихонько усмехнулся, уже зная, что эта идея получит ход. Ну а “хорошо знакомых” людей он подключить к делу мог.

========== Глава 5. Забранное ==========

Посетить особняк семейства Аймалдэн Хору, получившему согласие Маршала на придуманный им ход, так и не пришлось. Бьюкенен вместе с младшим братом обитал отдельно от отца, матери и сестры, дабы находиться ближе к госпиталю и иметь возможность помчаться туда в любое время дня и ночи. Несмотря на все подозрения, Мальс почувствовал к уважение к человеку, полностью погруженному в свое служение людям. Теперь внутри уже теплилась надежда не обвинить, а оправдать: выслушав несколько великолепных рекомендаций от коллег Кея Аймалдэна, Мальс почти поверил, что они с убийцей просто тезки.

Из дома, где проживал Бьюкенен, можно было увидеть госпиталь, если сильно вывернуть голову. Хор подозревал, что, дай молодому лекарю возможность, он поселился бы и напротив госпиталя, в любой халупе, или даже в палате, но приходилось поддерживать авторитет семьи и занимать более почетные апартаменты. Маскэрэ обычно спал в соседних комнатах, но все ночи после происшествия он проводил вместе с родителями и перепуганной Торой, поэтому Мальса встретил один только Бьюкенен, одетый в слегка помятую черную рубашку и брюки. Разумеется, сонный. Впрочем, по своей квартире он ходил довольно быстро, ни за что не цепляясь и уверенными движениями заставляя забыть о заспанном лице и взгляде, выражавшем слишком мало осмысленности.

— Добрый вечер, — негромко поздоровался Бьюкенен. Никакой неприязни к гостю он не выказывал: возможно, из-за того, что его вообще мало что волновало.

О том, что Мальс проведет здесь ночь, договорились через Байониса, который все же решил использовать этот метод проверки подозреваемых, одновременно усилив полицейский контроль на улицах Квемеры и включив в дело все резервы, даже те, о которых служители порядка не подозревали. Люди, бродящие в тени и смотрящие сквозь туман, с самого начала не обрадовались конкуренции и согласились помочь с расследованием. Правда, только контролем над некоторыми кварталами. Самым ценным — информацией — они делиться отказались, но Хор надеялся, что в ближайшие дни сумеет хоть что-то выяснить, используя старые, нащупанные ещё вместе с Раль каналы.

— Добрый вечер, — приветливо и вполне искренне произнес Мальс. Позавчера это сделать не получилось бы, однако последняя полученная информация почти примирила его с Кеем Аймалдэном. Почти — потому что черточка характера, принятая, видимо, в наследство от отца и воспитанная комбинациями в детстве и юности, не позволяла безоговорочно доверяться человеку, если он не показал себя в деле.

Было десять часов вечера. На город спустилась темнота, и Бьюкенен уже зажег в квартире несколько светильников. Хозяин и гость прошли в небольшую комнатку со шкафами, заполненными книгами по медицине. Хор ради интереса пробежался взглядом по корешкам, однако все названия были скучны и довольно однообразны. Стола, на удивление, в этом кабинете Кей Аймалдэн не имел, а писал на широком подоконнике, максимально близко придвинув к нему стул. Стопки книг стояли и на полу, занимая все свободное место. С рассеянным извинением Бьюкенен сходил в соседнюю комнату и принес табурет, каким-то чудом не задев им ни одну из стопок и не устроив гигантского обрушения. Видимо, он уже бессознательно лавировал среди устроенного беспорядка, а мозг в это время пытался хоть немного отдохнуть.

— Вот, возьмите, — Кей Аймалдэн опустил табурет рядом с подоконником, пододвинув вбок свой сильно скрипящий стул и сам усевшись на него. — Признаться честно, я даже не знаю, чем мы сможем заняться этой ночью.

— Мы? — приподнял брови Мальс. — Мне казалось, что вы захотите поспать.

— Вот чего я действительно хочу, так это не иметь проблем с полицией, — вздохнул Бьюкенен и не смог сдержать зевок. Вполне возможно, что в это время он обычно уже ложился. — А потому я предпочитаю, чтобы меня проверили сразу и навсегда. Ради этого стоит потерпеть одну ночь. Я, правда, не уверен, проявит ли себя сегодня настоящий преступник, да и было бы бесчеловечно радоваться новому убийству, однако… Я просто надеюсь, что меня подозревать перестанут.

— Не говорите ерунды, — поморщился Хор. — Вам — хочется-, чтобы сегодня ночью кого-то убили и вы перестали иметь проблемы с полицией. С такой профессией, как у вас, легко потерять излишнюю чувствительность.

— Да, насчет профессии вы правы, — странным голосом произнес Бьюкенен. — И все же потеря излишней чувствительности ничего не значит: даже перестав переживать после каждой смерти, я не стану призывать эту смерть к тем, кого ещё можно спасти. Пределом моих мечтаний была бы поимка убийцы в эту же ночь, но, боюсь, это не так уж вероятно. Лично я считаю, что маловероятно и убийство. Скорее всего, не произойдет ничего. Как ни печально это признавать, но Объединенный Мир уже сталкивался с серийными преступниками, и некоторые из них даже пытались угрожать полиции, но большинство этих угроз ничем не оканчивались.

— Вы так много знаете об этом? — только и спросил Мальс.

— Я расспрашивал всех, чтобы хоть как-то понять, что произошло на дирижабле. Кроме того, признаюсь, я банально боялся. Безопасность — слишком относительное понятие, любой бы сказал, что адмирал Иушнице находился в безопасности на «Рассекающей». Тем не менее, он мертв. А я не собираюсь лишать своих пациентов шанса на выздоровление.

Они некоторое время помолчали, а затем Кей Аймалдэн предложил:

— Может, желаете чего-нибудь попить для бодрости? Мне-то уже бессмысленно травить себя, давно понял, что это не работает.

— Если вам нетрудно, чая, — попросил Хор. — Надеюсь, у вас найдется что-то, от чего не заснешь?

— Должно быть, — лицо Бьюкенена сделалось озабоченным. — А вы не боитесь, что я убийца и вас отравлю?

— В таком случае мне поставят памятник как разоблачителю Кея, Маршал возложит цветы, все поплачут, а Ричардели будут прыгать от восторга, поскольку в Эссентессеры изберут кого-то из них, — безмятежно пожал плечами Хор. — Я не рискую. Я даже был бы рад, если бы вы меня отравили: в таком случае вышло бы, что пожертвовали только мной, а не неизвестным количеством жертв.

— Вы альтруист? — Бьюкенен уже поднялся, чтобы идти за чаем, однако решил продолжить философскую беседу.

— Нет, я реалист. Я просто понимаю всю ценность своей жизни и в какой-то ситуации готов её отдать, в какой-то — нет.

— И в чем же заключается главная ценность вашей жизни? — внезапно спросил Кей Аймалдэн, ради такого серьезного вопроса даже перестав выглядеть едва поднятым с кровати.

— В том, что я способен действовать, — ограничился общими словами Хор. — Я могу ещё многое устроить — и постараюсь это устроить, однако я не против того, чтобы одной своей жизнью поймать в ловушку столь опасного преступника, как Кей. Потому что если б он продолжил свои убийства, то в список жертв мог попасть и я.

— Вы уже дважды назвали его Кеем, — Бьюкенен действительно выглядел слегка удивленным. — Почему? В первый раз мне показалось это странным, но вы как раз говорили обо мне как о кандидате на эту роль, а теперь при чем тут я?

— Да ни при чем, — хмыкнул Хор. — Просто его так зовут.

— Убийцу? — расширил глаза Кей Аймалдэн.

— А кого же ещё? Он так подписывался в некоторых своих посланиях. Конечно, имя не настоящее, и тем не менее это сходство выглядит очень любопытно.

Бьюкенен сделал глубокий вдох, то ли успокаиваясь, то ли просто незаметно зевая.

— Теперь я понимаю, почему вы обратили на меня столь пристальное внимание. И ещё я знаю, что в деле с этим… Кеем замешан лекарь, ведь вскрытие всех тел делал один из Аймалдэнов… Если честно, я даже не представляю, кто из нашей семьи мог бы такое устроить. Это дико, это просто не соответствует тем принципам, какие вкладывали во всех нас с самого рождения. Дар лечить, дар возвращать людям жизнь — как он мог настолько искривиться, чтобы человек сам начал отнимать жизни? Нет, ни один Аймалдэн не стал бы такого делать… Да, я не могу ничего противопоставить фактам, кроме этой глупой уверенности в том, что каждый из нас так же предан делу, как и я. Впрочем, не надо об этом.

— Почему же? — усмехнулся Хор. — Вы уже узнали, что я считаю главной ценностью своей жизни. А что насчет вашей?

— А тут все ещё проще, — тихо ответил Бьюкенен. — Я, насколько могу, помогаю людям и двигаю вперед медицинскую магическую науку. Может быть, благодаря моим исследованиям удастся сделать шаг к исцелению самых тяжелых болезней. Так я иду за чаем?

— Безусловно, — кивнул с удовлетворением Мальс. — Я просто хотел вас немного расшевелить разговором, чтобы вы не заснули по дороге.

— О, это вполне может быть, — вздохнул Кей Аймалдэн. — Я прошу прощения, но моя профессия порой утомляет.

С прежней ловкостью лавируя между стопок книг, он исчез за дверью, оставив Хора размышлять над этой небольшой беседой. Последнему все меньше и меньше верилось в то, что Бьюкенен причастен к убийствам. Хотя… может, именно этой цели он и добивался, сказав, что собирается убить, а затем с готовностью согласившись на откровенную беседу? Даже если этой ночью ничего не произойдет, Мальсу будет все сложнее и сложнее считать его преступником. Ловкий ход, если это ход. Хотя… если б Кей действительно это планировал, то он мог бы столкнуться с некоторой непредсказуемостью: кто знает, а вдруг этот шальной преемник Маршала не поведется на все разговоры и только усилит подозрения?

В соседней комнате, служившей, видимо, кухней, шуршал другой — как надеялся Хор — Кей. Раздался шум чего-то падающего и тихое ругательство. Возможно, в поисках не используемого им самим чая Бьюкенен переступил привычные границы, в которых действовал очень ловко, и сказалась его рассеянность, вызванная утомлением. Мальсу все больше казалось, что вне госпиталя и выполнения своих обязанностей этот человек живет на автомате, как исправный механизм, и проявляет личностные качества только там, рядом со своими пациентами.

Наконец хозяин квартиры снова появился на пороге кабинета.

— Чайник пока греется, и я надеюсь, что ничего там не спалю. Почти не использую свою газовую плиту, — со слегка виноватой улыбкой признался он. — Мне совершенно некогда готовить. Ем в нашей столовой — то есть, в столовой госпиталя, там все действительно вкусно. Маскэрэ как-то пытался соорудить пару шедевров на нашей кухне, однако вышло у него не очень хорошо. Я вообще от этого далек, но чай, конечно, приготовить смогу.

— Так вы спасаетесь от утомления только сном? — полюбопытствовал Мальс.

— Если хочется спать, то чем это исправить, как не сном? — после всех манипуляций с чайником Бьюкенен выглядел ещё более бодрым. Он снова прошел к окну и сел на стул, закинув ногу на ногу и чуть попав ботинком по штанине гостя. — Прошу прощения. Всякие напитки и травы я не люблю, они действуют лишь некоторое время. У меня утомление — часть профессии, от этого никуда не денешься, а расшатывать здоровье только для того, чтобы не выглядеть в глазах других людей лунатиком, я не хочу, — последние слова Кей Аймалдэн произнес довольно жестко. Кажется, он действительно проснулся, только шутить над этим не тянуло. Мальсу хотелось глубже изучить этого человека как раз в то время, когда его не скрывала от других мутная пленка вечной усталости.

— Признаюсь, я тоже мало что принимаю, — сообщил он для поддержания разговора, — однако я просто привык спать совсем мало и не испытываю от этого неудобств. Когда есть время, могу пролежать до обеда, отдыхая, но в целом эта проблема для меня не очень-то остра. Конечно, я отличаюсь от вас, ведь я не трачу свой дар: у меня его просто нет.

Брови Бьюкенена медленно поползли вверх.

— У вас нет дара? И вы — преемник Маршала?

— Я знаю, что это смотрится немного непривычно, — пожал плечами Мальс. — Но — да. При выборе наследников немалое предпочтение отдается дару, однако Маршал делал выбор по итогам экзамена и заупрямился: подавай ему только того, кто лучше всех этот экзамен сдал. А это оказался я. Знаете, как в сказке про девушку, которая оставила принцу свою туфельку, и он женился на той, кому туфелька подошла, не обращая внимания на её социальное положение.

— Так то сказка, — Бьюкенен до сих пор выглядел озадаченным. — И там была любовь, а здесь речь идет не о браке, а об ответственном выборе.

— Ну и что? — Хору даже стало смешно. Привыкли же люди к классическим рамкам традиции — и удивляются даже не такому уж важному отклонению от принятого. — Маршал посчитал мои военные таланты достаточными для этого.

— Знаете, — Бьюкенен резко посерьезнел. — Я, может, в чем-то ошибаюсь, но только не в этом. Эссентессерами ни разу не становились люди без сильного дара. И на таланты в этом случае никто не смотрел. Если вы — преемник Маршала, то вы обязаны иметь высокий уровень магии. Иначе Регент выразила бы вашему учителю протест, и вас удалили бы. Но она этого не сделала. Так в чем же дело?

— В детстве мой дар считали сильным, — задумчиво произнес Мальс. Он как-то упустил это обстоятельство из виду, наивно посчитав, что хоть для Эссентессеров действительно важны настоящие таланты. — Потом он постепенно начал ухудшаться, и лет в шестнадцать совсем исчез. Я стал просто Хором, чтобы с этой низины вознестись до Эссентессера.

— Это действительно странно, — кажется, Кея Аймалдэна сильно взволновал поднятый вопрос. — Возможно, Регент согласилась на вашу кандидатуру потому, что у вас есть потенциал возвращения дара.

— Мне пока слишком мало везет для этого, — отшутился Хор.

С кухни потянуло паленым, и Бьюкенен, выругавшись, бросился туда. Кажется, прошло слишком мало времени для того, чтобы чайнику был нанесен серьезный урон, и все же с учетом того, что плиту использовали мало, Мальс побеспокоился о сохранности квартиры. Было бы не очень приятно, если б милый разговор перетек в тушение пожара. В бедствиях люди узнаются лучше всего, но это бедствие выглядело просто смешным.

Хор прислушался: кажется, мольбы о помощи с кухни не неслось, хотя Кей Аймалдэн усиленно чем-то шуршал и позванивал. В конце концов он появился в кабинете с фарфоровой чашкой в руках, в которой опасно покачивалось налитое до краев содержимое. К счастью, Бьюкенену удалось водрузить свою ношу на стол, не расплескав ничего по пути. Он облегченно вздохнул.

— Ничего страшного, там просто на плите валялись какие-то старые кусочки — от них и начало пахнуть. Зато я успел вовремя: чайник как раз закипятился, а если б мы с вами проговорили дольше, то пришлось бы ставить его заново.

— Спасибо за этот подвиг, — чуть улыбнулся Хор, пододвигая к себе чашку. — Сами ничего не будете пить?

Кей Аймалдэн только рукой махнул:

— Воды себе принесу, большего и не надо. Вот в столовой госпиталя очень вкусный компот бывает, но его до дома не донесешь. Я сейчас.

Пока Бьюкенен бегал за кружкой воды, Мальс отпил чая: в нем определенно не хватало сахара, но это можно было потерпеть.

— Ну как, бодрит или нейтрально? — поинтересовался сонный гостеприимный хозяин, опять садясь рядом с ним.

— Пока не совсем понял, но однозначно спасибо, — кивнул Хор.

— На каждого по-разному травяные сборы действуют, — поделился врачебным опытом Бьюкенен. — Я знал людей, которые возбуждались от слабого успокоительного. Индивидуальные свойства организма, особенно завязанные на магии, многое значат.

— В моем случае магию можете отметать — впрочем, это мы уже обсудили, — хмыкнул Хор и отпил ещё немного чая. Собеседник глотнул воды из кружки. — Вы вообще болтливый человек? — непринужденно спросил Мальс. — Просто у нас есть ещё часов девять-десять, у меня язык подвешен неплохо, но говорить все это время один и развлекать вас я, увы, не сумею.

— Не могу назвать себя болтливым, — вздохнул Бьюкенен. — Да мне особо и некогда. С близкими людьми могу проговорить довольно долго, но не больше получаса, наверное: дальше я должен или заняться своими обязанностями, или как следует отдохнуть.

— Вы мне напоминаете госпожу Регента, — отчего-то захотелось покрасоваться своим Эссентессерским положением. — Она тоже живет только для своего служения и практически не имеет личной жизни. Вы не думали когда-нибудь жениться?

— У нас очень большая семья, и с наследниками проблем не бывает, так что меня особо не дергают. Отец решил, что раз я имею такой дар и такой опыт, то я имею право сам выбрать, на ком жениться и жениться ли вообще. Меня уже все воспринимают одного из самых влиятельных людей в семье.

— И вы вообще думаете связывать жизнь с кем-то? — полюбопытствовал Мальс.

— Пока не тянет, — признался Бьюкенен и отпил ещё воды. Кажется, эта тема его слегка волновала. — Ну кому я такой нужен? Живущий на работе муж, от которого ни ласки, ни внимания не дождешься. Только из-за моего положения за меня могли бы выйти замуж, но нужна ли мне такая супруга? Раз уж мне предоставили выбор, то я хочу создавать семью по любви или, в крайнем случае, по взаимному уважению, но с тем, как глубоко я погружаюсь в свои обязанности, на взаимное уважение сильно не посмотришь, а любовь… Она пока еще не проснулась, и я не знаю, проснется ли. Однозначно, сейчас я обручен со своей работой.

— Вы хоть раз выезжали из Облачного?

— Я родился в Грозовом, — неожиданно обрадовал Бьюкенен. — Так что мы немного земляки. Когда мне было лет семь, меня передали на воспитание моему дяде, Виррену Аймалдэну, а спустя ещё четыре года ко мне присоединились Маскэрэ и Тора, у них обоих очень хорошие дары.

— Поскольку они ваши брат и сестра, то я могу сделать вывод, что они тоже родились в Грозовом Мире. Любопытно, что именно вы с ними оказались на дирижабле, следующем на нашу общую родину.

— Это было бы приятное совпадение, если бы не погиб человек, — тяжело вздохнул Бьюкенен. — Практически все пассажиры имели какое-то отношение к Грозовому Миру кроме того, летели туда. Большинство вообще там родилось.

— Ну да, большинство… — прикинул в мыслях Хор. — Не считая Толла Каэндра, Ферчазейро Аусхассена и Байониса Эссентессера. Да, и Виррена Аймалдэна — ведь ваш дядюшка родом из Серебряного Края, не так ли? В общем счете грозовиков выходит пятеро против четверых. — На самом деле против пятерых, но о Хоуэрсе Эссентессере Мальс говорить не собирался.

— Шестеро, — возразил Бьюкенен. — Вы забываете самого адмирала, который почти всю жизнь прожил в Грозовом Мире и вознесся именно в войне за родной край. Жаль, что он погиб, так и не успев дотуда добраться.

Хор едва слышно вздохнул. Беседовать сейчас о Мэйле Иушнице он не хотел, однако другие темы на ум просто не приходили. Он прошелся немного назад по разговору и вспомнил, о чем спрашивал Кея Аймалдэна.

— Вы все же не сказали: вы куда-то ездили, помимо передвижений из-за смены места жительства?

— Нет, — ответил Бьюкенен. Мальс так и думал. — Я слишком занят. Да и зачем? Отдохнуть я могу прямо в Квемере, здесь находятся практически все дорогие мне люди.

— А отец, мать?

— А вас тянет съездить к вашим отцу и матери? — выражение лица собеседника внезапно приобрело жесткость.

— К матери — тянет, — признался Хор только ради того, чтобы не соответствовать ожиданиям. — Но отец будет мне не очень-то рад, поэтому я пока в Грозовой Мир не ездил. Однако, в конце концов, я покинул его только три года назад, и с тех пор прошло не так уж и много времени. Когда я освоюсь с новым положением, то смогу навестить мать и брата.

— А я покинул свою малую родину в шесть лет — и толком не успел родителей запомнить, — с неожиданной злостью сказал Бьюкенен. — А они и не захотели потом иметь со мной тесные отношения, ограничившись официальщиной между членами семьи. Хорошо хоть, Мас и Тора здесь. Мы с ними вместе росли.

Некоторое время они опять помолчали. Тему семьи не любили оба, и хоть Мальс и желал прощупать собеседника, но открывать ради этого перед ним собственное прошлое было слишком. Хор сделал вид, что увлечен постепенно остывающим чаем.

— Они понимают меня немного лучше, чем дядя, — продолжил тем временем Кей Аймалдэн слегка рассеянно, а затем нахмурился и посмотрел на Хора. — Вы знаете, я совсем забыл об одной вещи, а она, может быть, важная. Помните, вы потеряли сознание на дирижабле, и мы остановились в мелком городке? Вылетело из головы его название…

— Да, — быстро кивнул Хор, раздумывая, что за открытие ему может принести этот разговор.

— Ну так вот, — Бьюкенен выглядел чуть сконфуженно, — пока вы отдыхали, дядя и ещё кто-то там поехали в Квемеру. Нас расспрашивали потом одновременно с ним, и я соврал, что сидел все это время в гостинице, и Мас с Торой соврали, потому что хотели меня прикрыть. Я… Я понял, что это время не должно проходить зря, и уже после отъезда дяди добрался до Квемеры, до госпиталя, и провел одну операцию. Я боялся, что без меня там могут ошибиться, но Виррен меня уговорил, и я поехал с ним в Грозовой, а затем вернулся, раз уж такой знак судьбы вышел. Только дяде об этом мы не сказали, а потому и полиции не стало известно, и я несколько раз думал, что это может быть важным, но все не находил времени и повода, чтобы рассказать. Вот так, — выдохнул он. — Надеюсь, я не испортил ничего, скрыв эту информацию.

— Нет, не испортили, — Хор постарался сохранить ровный, почти беззаботный тон. — Но я расскажу об этом Маршалу.

Было чему удивиться. Выясненное обстоятельство сразу же вызывало немало подозрений в адрес Бьюкенена — если б только он сам не сообщил об этом. Какой смысл преступнику в очернении себя?

— Наше государство так устроено, — тихо заговорил Кей Аймалдэн. — Так уж оно устроено, что семья аккуратно ставится на второй план, пропуская на первый служение. Я очень тянулся к матери, к отцу, а потом все понял и с тех пор любил только книги по медицине.

— А брат и сестра? — с осторожностью вклинился в его слова Хор.

— Мы росли вместе, это да, но обучение отнимало у нас все время и силы, особенно у меня. Я постоянно уставал, Мас и Тора требовали внимания от меня и обижались, между нами постепенно выросло некое отчуждение. Нет, не то чтобы мы друг ко другу равнодушны, но особой любви не возникло. Я все направил на службу, с головой окунулся в медицину, впитывал все знания и с готовностью тренировал свои умения, чтобы потом прийти в госпиталь и избавлять людей от боли. Я делал как раз то, что и должен был, если брать закономерности нашей системы. Тем не менее, на меня порой смотрят, как на странного человека. А каким я ещё мог вырасти? Меня так учили. Я — лекарь, и все. Остального человека уже не существует. Я выполняю свою работу. Я выполняю свое служение.

— И вам не хотелось вырваться из этого? — тоже тихо проговорил Мальс.

— Когда-то — хотелось, не спорю, — Бьюкенен, наоборот, повысил голос. — Но в те моменты у меня просыпалось какое-то подобие совести и идеализма, и я начинал ругать себя: что же это такое, я должен помогать людям, я не имею права заниматься только собой… Я стыдился своих желаний и с большей силой ударялся в работу, потому что это было моим призванием, и все твердили мне об этом.

— Если человек тратит три часа в день на личную жизнь, помимо работы и необходимого отдыха, это что, называется заниматься только собой? — двинул бровями Мальс. — Лично я так не считаю. Потому что вы и часа в день на личную жизнь не тратите.

— Юношеский максимализм, — устало вздохнул Бьюкенен, словно ему было не почти тридцать, а все шестьдесят. — Я считал, что должен показывать всем пример жертвенности, выкладываться настолько, насколько мог со своим даром, а вышло… Вышло что-то совсем странное. Я не могу сказать, что я старательно переживаю за каждого человека, которого лечу, все же вы были правы, когда говорили о цинизме лекарей. Впрочем, нет, я все же переживаю за каждого, но не потому, что мне его жалко, а потому, что я должен, должен его вылечить. Иначе никак.

— Тогда это не служение, — почти что прошептал Мальс. — Это просто работа.

Чего-то подобного он вполне ожидал от Кея Аймалдэна — зацикленность на выполнении обязанностей, потому что надо так, так надо, надо именно так и никак иначе.

— Это служение, — упрямо сказал Бьюкенен. — Потому что это — моя жизнь. У меня ничего больше нет. Что такое работа? Человек пришел, что-то сделал, получил деньги и пошел кормить свою семью, улыбаться жене, развлекать ребятишек. А я живу там, — он дернул головой в сторону уже не видного в темноте госпиталя. — И никуда оттуда не уеду, потому что прикован навсегда. Я — лекарь. — Бьюкенен шумно вздохнул и опрокинул в себя оставшуюся в кружке воду. Да, похоже, разговор выходил слишком уж откровенным.

— И вам это нравится? — спросил после некоторого молчания Хор.

— Да какая разница? — с досадой произнес Кей Аймалдэн.

— Если что-то не нравится, оно всегда подлежит изменению, — произнес Мальс, по сути, свой жизненный девиз. В десять лет ему совершенно не понравилась одна вещь, и он надеялся, что останется жив, чтобы её толковым образом исправить. Да так, что запомнит весь Объединенный Мир.

— Не всегда, — покачал головой Бьюкенен. — Из некоторых замкнутых кругов не выскочить. Попробуешь — и голову проломишь себе об стену, так что лучше не стоит… К тому же, это действительно моя жизнь, и я считаю, что могу прожить её так и только так. Что-то менять… Зачем? Я нужен людям таким. Даже если я им не нравлюсь.

— А себе вы каким нужны? — будет смешно, если этот разговор что-то поменяет. Но вряд ли. И ещё вряд ли оба Кея — одно лицо. Хотя… молодой Аймалдэн упоминал о круге, замкнутом круге, однако это, в конце концов, могло быть простой случайностью. Да, на все совпадения стоит обращать внимание, но не такие же мелкие.

— А зачем я себе? — криво усмехнулся Бьюкенен. — В нашем мире все живут только для общества. Вот я и работаю, служу, пашу, как ненормальный, спасая лучших сынов отечества, а может, и не совсем лучших, но спасаю. Все вокруг меня благодарят, восхищаются столь успешным молодым специалистом и при том удивляются, почему я напрочь выкинул куда-то далеко личную жизнь. Маскэрэ и Тора смотрят на меня с благоговением, хотя Тора — это такой человек, у которого не так уж просто вызвать какое-либо чувство, не говоря уже о благоговении, а Маскэрэ вообще сидит внутри себя, пусть и старается казаться мной в юности. Мною восторгается дядюшка, вернее, он восторгается собой, потому что сумел воспитать такого ученика и потому что подобрал своему младшему брату невесту, устроил такой союз, от которого родился я. Половина сестер милосердия в меня влюблена, но они почти все замужем, поэтому только тайно вздыхают. Вот такая получается у меня жизнь. Интересная, господин Эссентессер, интересная.

— Ну что ж, если вы не желаете ничего в ней переставлять, это ваше право, — Мальс задумчиво допил оставшийся чай.

— Не желаю, — тряхнул головой Кей Аймалдэн. — И хватит, пожалуй, об этом. Я раздумал говорить с вами всю ночь, я давно ни с кем долго не говорил, и эта беседа может привести совсем не туда, куда надо. Давайте лучше почитаем. Вместе. Вы когда-нибудь читали книги по ролям?

— В смысле? — хмыкнул Хор.

— Очень просто. Садятся несколько человек, и каждый выбирает себе роли. Один читает слова автора, второй — реплики одного персонажа, третий — реплики другого. Мы с Мас и Торой пару раз такое устраивали, пока время было. Не хотите? У меня есть несколько серьезных романов. Заодно можно обсудить и их смысл.

— Неплохое занятие для ночи, — оценил Мальс. — Надеюсь, у нас обоих не перестанет работать голова.

***

Не очень хотелось оставлять Виорди, однако Раль понимала, что её направляют на действительно важное дело. С ним мог справиться полицейский, но о выполнении просил Хор, и это имело большую важность, потому-то она и согласилась на одну ночь рядом с Хоуэрсом Эссентессером. Кроме того, Мальс шепнул ей на ухо, что преемник Магистра и есть жених Виорди Мистераль. После этого Раль уже ни в какую не отказалась бы от задания, даже если б ей приказал заняться чем-то другим сам Маршал. Она должна была узнать будущего жениха сестры и, если понадобится, сделать все необходимое, лишь бы ей помочь. Раз уж судьба дала такой шанс…

Подходя к группе из четырех эссентессерских домов, Раль вспомнила о том, что в красном здании живет не только Байонис Эссентессер, но и его преемник. Хору прекрасно подходила эта роль, он наверняка подавал большие успехи в том, что действительно умел и любил. Мальс предпочитал не распространяться о своих знаниях в области военной науки, но пары услышанных обсуждений войны хватило, чтобы понять, как прекрасно он в этом разбирается. Тогда Раль спросила, откуда все эти сведения у всего лишь ученика Центра Одаренных. Хор в ответ чуть ли не засмущался и в итоге сказал, что перед попаданием в неопределенные он попробовал немало профилей. Тем не менее, этот род занятий ему действительно подходил, и это она видела уже тогда. Сам Мальс увидел позже, когда нечаянно выполнил самое сложное задание экзамена на Эссентессера.

Возле открытых дверей в белое здание четырехцветного комплекса Раль встретил молодой человек с крайне беззаботным видом и запоминающимися красивыми синими глазами. Кроме этих глаз его круглое лицо больше не имело ничего примечательного, а вдобавок ко всему, скучающее выражение с оттенком легкого нахальства заранее отвернуло её от жениха Виорди. Оставалось только надеяться, что он надел маску, точно так же, как и Эви, только вот маска Эви выглядела куда приятнее.

— Добрый вечер, прекрасная леди, — шутовски поклонился ей Хоуэрс Эссентессер. — Я польщен, что вы собрались провести у меня ночь.

— Ну не так же откровенно на всю улицу, — вырвалось у Раль возмущенным шепотом. — Простите. Добрый вечер вам, господин Эссентессер, и я попросила бы вас вести себя сдержаннее в моем отношении.

— Спросите господина Магистра, куда я посылаю все просьбы о сдержанности, — усмехнулся Хоуэрс, вслед за гостьей проходя внутрь дома.

Их встретил зал с высоким потолком: если пройти направо, то можно было добраться до лестницы на следующие этажи, однако преемник Магистра подниматься не стал, зашагав по коридору первого этажа до двери из темного дерева, которую учтиво распахнул перед Раль.

— Прошу вас.

— Благодарю, — тихо ответила она, ощущая неприятный осадок от вежливости этого человека. Несмотря на учтивые слова, он не уважал никого, кроме самого себя. И это не могло не печалить — ведь именно с ним предстояло долгие годы прожить Виорди.

Ах, Виорди! И ей — терпеть пренебрежительное отношение Хоуэрса Эссентессера? Ей — искать опору и поддержку, а находить только издевательские шуточки? Раль поняла, что боится брака сестры с этим человеком. Но что она могла сделать? Что? Выступить против Рондера Мистераля? Заявить ему в лицо, что дочь — не вещь? А к чему это приведет? У Виорди не было достаточного таланта, её просто отправили бы на какую-то работу, отставив в сторону богатое происхождение. Если нет подходящих способностей, дорога одна — под венец с тем, кого изберут родители. А если не хочешь и этого — получай другую фамилию и иди куда глаза глядят, лишь бы подальше от родного дома. Жестоко. Слишком жестоко. Хор был тысячу раз прав, когда критиковал всю эту систему.

Они с Хоуэрсом прошли в просторную комнату, обставленную, однако в темных тонах. Здесь располагались два больших стола, почти пустых, несколько шкафов и, как ни странно, рояль, но весь покрытый пылью. Вряд ли на нем играли в последние месяцы.

— Итак, чем все-таки намеревается заниматься прекрасная леди всю ночь рядом со мной? — ухмыльнулся Хоуэрс. — Признаться, меня тянуло провести вас в мою спальню, однако это было бы слишком некрасиво.

— Что у вас тут за книги? — спросила Раль, глядя исключительно в сторону шкафов и стараясь выглядеть так, словно её нисколько не задевало поведение собеседника.

— А там нет книг, — огорошил её Хоуэрс и, подойдя к одному их шкафов, распахнул дверцу: внутри действительно оказалось пусто. — Впрочем, магазин в пяти минутах ходьбы отсюда все ещё работает: если леди интересуется бульварными романчиками, я могу принести ей парочку.

— Будьте так любезны, — тихо проговорила Раль. Лучше уж глупые безвкусные книги, чем навязчивое внимание не слишком приятного человека. Она хотела узнать его получше, но сейчас не могла преодолеть отвращения, хотя понимала, что должна ближе познакомиться с Хоуэрсом — ради Виорди.

В этот момент по коридору застучали внушительные шаги, и преемник Магистра поморщился, глядя в сторону двери.

— Слышите? Грядет мой разлюбезный учитель, один из великих Эссентессеров Объединенного Мира. Та ещё скотина, — и он быстро закрыл рот, потому что буквально через несколько секунд дверь распахнулась.

На пороге стоял человек лет сорока или даже сорока пяти с породистым красивым лицом, которое портило слегка раздраженное выражение при взгляде на Хоуэрса. Темные волосы Фаркасса Эссентессера были зачесаны назад и старательно прилизаны, а над верхней губой виднелись тонкие усики.