Маршал М. Н. Тухачевский

35

Член партийной военной комиссии Симбирского губ-кома РКП (б) Б. Н. Чистов в своих воспоминаниях пишет: «Когда потом в клубе коммунистов я рассказывал друзьям о посещении Тухачевским комитета партии, они восприняли мое известие почти как победу на фронте. И действительно, это была победа в борьбе с левыми эсерами за позиции в армии. В нашей памяти было еще свежо недавнее горькое разочарование, когда приезжавший в Симбирск главком Муравьев не пожелал даже встретиться с коммунистами. Мы невольно сравнивали муравь-свское высокомерие с партийной скромностью Тухачевского» *.

Командарм стремился установить правильные отношения и с политкомиссарами армии и фронта. Правда, поначалу О. Ю. Калнин принял его не очень приветливо. Отнесся к бывшему дворянину, в недавнем прошлом офицеру царской армии, настороженно. Его комиссарский контроль затрагивал иногда прямые функции командующего. Михаил Николаевич хорошо понимал роль комиссара, сам имел уже некоторый опыт политической работы. Он справедливо считал, что вмешательство комиссара в его прямые обязанности не пойдет на пользу делу. Чтобы внести ясность в отношения, он всякий раз в подобных случаях тактично, но настойчиво напоминал, что является не только военным специалистом, но и коммунистом. Так же налаживал командарм отношения с политическим комиссаром фронта Г. И. Благонравовым. В одной из сохранившихся записей переговоров по прямому проводу М. Н. Тухачевский в ответ на излишнюю его опеку с достоинством подчеркнул: «Прошу не усматривать в этом прихоти. Я — партийный работник и достаточно дисциплинирован» ¹⁴.

О. Ю. Калнин и Г. И. Благонравов, люди умные, с большим опытом партийной работы, не усмотрели в настойчивом отстаивании молодым командармом своих прав чего-либо предосудительного. Они оценили его принципиальность и чувство собственного достоинства, со временем прониклись к нему уважением. Между командармом и политработниками в конце концов установились самые хорошие деловые отношения.

М. Н. Тухачевский, начиная реорганизацию армии, отлично понимал, что без достаточного количества подготовленных командных кадров нельзя приступать к со-вданию аппарата управления войсками, формированию штабов соединений и частей, внедрению воинской дисциплины. Поэтому он прежде всего взялся за решение сложнейшей кадровой проблемы, смело реализуя на практике решение партии и правительства об использовании старых военных специалистов. Когда при посещении Симбирского губкома РКП (б) Михаил Николаевич поднял вопрос о командных кадрах, Варейкис рассказал ему, что в Симбирске есть несколько тысяч офицеров, но лишь единицы вступили добровольно в Красную Армию. Большинство же выжидают.

Тухачевский и сам хорошо знал настроения офицеров. Некоторые из пих по нужде, а иные демонстративно занимались самым различным ремеслом. Встречались и такие, что торговали спичками и горчицей. Но, по убеждению Михаила Николаевича, подавляющее большинство офицеров, не переметнувшихся к белым, искренне любили свой парод, родину. Он высказывал мысль, что падо им помочь пойти с народом, а не против него. Предложил провести в губернии мобилизацию военных специалистов.

Вместе с Варейкисом Михаил Николаевич тут же подготовил приказ по 1-й Восточпой армии ¹⁵. В небольшой вводной части приказа разъяспялась угроза, нависшая над Россией со стороны иностранных империалистов, шла речь о патриотическом долге бывших офицеров. Далее в приказе говорилось: «Для создания боеспособной армии необходимы опытные руководители, а потому приказываю всем бывшим офицерам, проживающим в Симбирской губернии, немедленно стать иод красные знамена вверенной мне армии. Сегодня, 4 сего июля, офицерам, проживающим в городе Симбирске, прибыть к 12 часам в эдакие кадетского корпуса ко мне. Неявившиеся будут продаваться военно-полевому суду» ².

Приказ был опубликован в «Известиях Симбирского Совета» и расклеен по городу.

В тревожном ожидании провел Михаил Николаевич время, оставшееся до (назначенного срока. Явятся ли? Ведь подобный приказ отдавался впервые в Республике п не имел еще под собой силы государственного закона. Только неделю спустя, 10 июля, V Всероссийский съезд Советов принял постановление о мобилизации военных специалистов, в том числе и офицеров старой армии, а 29 июля 1918 г. Совет Народных Комиссаров объявил первый (частичный) призыв их в Красную Армию.

Утром 4 июля М. Н. Тухачевский приехал в губвоен-комат, располагавшийся в здании бывшего кадетского корпуса. Он хотел лично познакомиться с мобилизуемыми и отобрать только лучших и благонадежных. В помощь себе Михаил Николаевич пригласил командующего Симбирской группой войск К. Иванова. Однако последний уклонился от участия в отборе. Причина его отказа стала известна несколькими днями позже.

К 12 часам в губвоенкомат довольно дружно стали приходить бывшие офицеры. Михаил Николаевич проявил в беседах с ними исключительный такт и произвел на своих собеседников большое впечатление. Не одна сотня военных специалистов вступила в те дни в Красную Армию. В 1-ю армию был зачислен И. Н. Устичев, ставший начальником административного отдела ее штаба, К. П. Диков возглавил оперативный отдел, И. И. Черноморцев стал его помощником, помощником начальника разведывательного отдела назначался Б. Н. Арсеньев. Все они с усердием помогали Тухачевскому в строительстве

1-й регулярной армии, разделили ее заслуженную славу и до конца честно служили Советской власти.

Наряду с решением сложных организационных задач Тухачевскому с первых же дней командования пришлось заниматься сложными оперативными задачами, связанными с подготовкой армии к наступлению. Положение па Восточном фронте требовало незамедлительных наступательных действий, пока разрозненные группировки бело-чехов не объединились и не обросли крупными силами белогвардейцев. Прекрасно понимал требования обстановки и сам Тухачевский. В обращении к войскам 30 июня 1918 г. он писал: «...теперь наша цель, цель социалистической армии пролетариата, не только оказывать сопротивление и вести оборонительную войну, этим мы не спасем нашу Советскую Республику... Наша цель теперь — скорее отнять у чехословаков и контрреволюционеров сообщение с Сибирью и другими хлебными областями, а для этого необходимо возможно скорее теперь же продвигаться вперед. Необходимо наступать, всякое промедление смерти подобно» ¹⁶,

Главная трудность для Михаила Николаевича состояла тогда даже не в том, что войска не были готовы к наступлению. С подобным явлением на войне приходится нередко мириться, если к этому вынуждает обстановка. Еще худшим он считал навязывание Муравьевым готового плана операции, который, по его убеждению, был совершенно неприемлем. Новый командарм сразу же оказался перед необходимостью искать выход из положения и так или иначе вступать в конфликт с командующим фронтом.

По замыслу Муравьева 1-я армия должна была в рамках фронтовой операции выполнять главную задачу — наступать па Сызрань и Самару, где в то время концентрировались основные силы Поволжской группы белочехов полковника С. Чечека и ее материальные источники ведения военных действий. При численности армии до 8 тыс. штыков наступление намечалось вести на фронте общей протяженностью около 300 км семью слабыми по составу, изолированными друт от друга колоннами. Главный удар папосился с севера на Самару силами до 800 штыков. Остальные колонны имели задачу вести отвлекающие действия. Соседние армии — Особая и 2-я — ударами из районов Саратова и Уфы должны были осуществить глубокий обход Поволжской группы с юга и востока, перерезать ее коммуникации и содействовать 1-й армии в разгроме противника.

Перехват вражеских коммуникаций силами Особой и

2-й армий являлся основной идеей замысла Муравьева. При этом он совершепно игнорировал тот факт, что са-маро-сызранская группировка полностью базировалась па местные средства и очень мало зависела от сообщений с Уфой, Оренбургом, Уральском. Действия соседних армий, по существу, не могли оказать какого-либо влияния па борьбу 1-й армии против превосходящей ее по силам (до 10 тыс. человек), собранной в кулак и хорошо организованной Поволжской группы противника.

М. Н. Тухачевский прекрасно понимал абсурдность плана Муравьева. С первых же шагов командования армией недавний подпоручик проявил достаточное понимание оперативного искусства, чтобы увидеть в плапе Муравьева обреченность своих войск на поражение. В то жо время он не мог начать свою деятельность с прямого отказа от выполнения поставленной задачи. Чтобы выйти из столь сложного положения, Михаил Николаевич решил на свой страх и риск внести в план наступления 1-й армии коррективы и поставить Муравьева перед свершившимся фактом. Таким образом, он брал на себя всю ответственность за судьбу операции, вполне сознавая, к каким последствиям в случае неудачи могло привести фактическое невыполнение приказа командующего фронтом. Чтобы пойти на столь рискованный шаг, нужно было иметь пе только большое мужество, но и глубокую убежденность в правильности своих действий.

Главным изменением в плапе операции было то, что вместо удара «растопыренными пальцами» Тухачевский решил нанести по противнику удар «кулаком». В состав ударной группировки он приказал перебросить два полка с сызранского направления, усилить ее за счет соседних колонн. На главном направлении сосредоточивались артиллерия и инженерные войска. Для развития успеха командарм предполагал использовать дислоцированный в Симбирске броневой дивизион, который командующий фронтом обещал передать на усиление 1-й армии.

Было изменено и направление главного удара. Муравьев, решив наносить удар по кратчайшему направлению на Самару, «забыл», что советские войска в то время не могли еще действовать в отрыве от железных дорог или речных коммуникаций, так как вовсе не имели гужевого транспорта. Командарм исправил и эту «ошибку». Оп перенес направление главного удара на Самару вдоль Волги, где обеспечивалось удобное сообщение и снабжение по реке. На этом направлении для поддержки главной группировки можно было с успехом использовать и подчиненный 1-й армии отряд Волжской флотилии.

Для демонстрации предусматривалась атака на Сызрань.

В готовящейся операции Михаил Николаевич большое значение придавал темпу наступления. Учитывая, что передовые части белых находились примерно на полпути между Симбирском и Самарой, он решил до соприкосновения с противником транспортировать основпую массу войск на пароходах по Волге. Для этой цели в Симбирске наскоро оборудовались четыре парохода, а также несколько барж под артиллерию. Из добровольцев срочно организовывались команды матросов. При наступлении в авангарде должен был идти отряд военной флотилии, а па уровпе с ней по берегу — все имевшиеся бронеавтомобили и отряды пехоты на подводах.

Таким образом, для первой операции Тухачевского характерно не только стремление действовать сосредоточенными силами, но и вести наступление быстро и неожиданно для противника. Именно в этом молодой военачальник видел залог успеха. Он с самого начала выступил приверженцем действий ударными группами, чего так не хватало Красной Армии на первом этапе гражданской войны. Да и не только на первом этане. Отсутствие полководческой смелости, недооценка маневра и извечная боязнь за фланги не позволяли многим военачальникам решиться на ослабление второстепенных участков фронта, отказаться от равномерного распределения сил, для того чтобы создать достаточно мощную группировку войск и добиться решающего успеха на главном направлении.

Для Михаила Николаевича преимущества подобного способа действий были очевидными. Он обладал военным талантом и решимостью, чтобы применять его в боевой практике. М. Н. Тухачевский стал последовательным пропагандистом этого принципа и в военной теории, особсп-по для необычных условий гражданской войны.

В лекции «Стратегия национальная и классовая», прочитанной в 1919 г., он справедливо указывал, что в «гражданской войне, благодаря ширине фронта ее армий и общей разрухе путей сообщения, принцип частной победы играет еще более решающую роль, чем в войнах национальных или империалистических.

В самом деле, если в решающем месте и в решительный момент и притом неожиданно для противника мы сосредоточим значительное над ним превосходство сил, то ему не удастся вовремя уравнять силы, ввиду указанных выше причин (ширина фронта и разруха транспорта) » ¹⁷.

Таковы были замыслы М. Н. Тухачевского на свою первую наступательную операцию. Однако осуществить их не удалось, хотя начало наступления было многообещающим.

Первые удары, нанесенные войсками армии на флангах, имели успех. В начале июля были освобождены от белочехов Сызрань и Бугульма. Одержанные после продолжительных неудач победы вселили бодрость и уверенность в войска. Они почувствовали твердое управление со стороны нового командования и с нетерпением ждали известий из-под Самары, где несколькими днями позже должен был последовать главный удар.

М. Н. Тухачевский еще 9 июля выехал из штаба армии в Симбирск, чтобы на месте уточнить обстановку, ускорить сосредоточение главной группировки и непосредственно руководить ее наступлением. Но здесь случилось непредвиденное. Наступление на главном направлении так и не состоялось. Вновь была оставлена Сызрань.

Когда утром 10 июля Тухачевский прибыл па станцию Киндяковка, в его служебный вагон явился адъютант Муравьева. Михаил Николаевич узнал от него, что командующий фронтом также прибыл в Симбирск и намерен лично руководить операцией, что с собой он привел часть Казанского гарнизона. Тухачевский вызывался для доклада на штабную яхту комфронта «Межень», стоявшую у во л ясского причала.

Направляясь к Муравьеву, Михаил Николаевич еще не знал, что тот изменил революции и по заданию ЦК партии левых эсеров поднял мятеж. Между тем Муравьев определенно рассчитывал найти в Симбирске поддержку со стороны бывшего офицера Тухачевского и войск его армии. С этим он в немалой степени связывал надежды на успех мятежа. И пока все шло по задумап-пому плану. Утром на митинге командующий фронтом выступпл с горячей речью перед красноармейцами. Прикрываясь фальшивыми словами о защите родины и революции, он убеждал красноармейцев в том, что для спасения России необходимо снова объявить войну Германии и заключить соглашение с белочехами. Ему поверили.

То, что произошло позже, а также разговор между Тухачевским и Муравьевым можно воспроизвести по воспоминаниям самого Михаила Николаевича и рассказу очевидца событий Б. Н. Чистова *.

Муравьев встретил М. Н. Тухачевского на верхней палубе яхты, где был накрыт стол. Однако Михаил Николаевич отказался от предложенного угощения и держался официально. Тут же он приступил к докладу об обстановке в полосе 1-й армии, изложил свои выводы и вы-дни пул возражения против плана наступления и недопустимых методов управления войсками, применяемых командующим фронтом.

Чтобы сохранить бблыпую достоверность и еще раз дать представление о характере М. Н. Тухачевского, приведем отрывок из его рапорта, который он писал на имя Муравьева, но не успел закончить в связи с неожиданным вызовом. При состоявшейся встрече Тухачевский и доложил устно содержание рапорта.

«Хотел еще вчера начать наступление всеми силами, но броневому дивизиону было Вами запрещено двигаться, а поэтому наше наступление на Усолье и Ставрополь велось лишь жидкими пехотными частями. Совершенно яевозможно так стеснять мою самостоятельность, как это делаете Вы.

Мне лучше видпо на месте, как надо дело делать. Давайте мне задачи, и они будут выполнены, но не давайте рецептов — это невыполнимо... Армии, согласно уставу... получают только эадачи и директивы самого общего характера. Даже приказания армиям избегают давать. Вы же командуете за меня и даже ва моих начальников дивизий.

Может быть, это было вызвано нераспорядительностью прежних начальников, но мне кажется, что до сих пор я не мог бы вызвать в этом отношении Вашего недовольства...»

Как видим, молодой командарм, только что вступивший в должность, не побоялся открыто высказать непосредственному начальнику свои справедливые претензии. Делал он это без всяких недоговорок, в совершенно определенной форме. Отстаивая свои права в принципиальных вопросах, он ни в коей мере не задумывался о возможных неприятных для себя последствиях. Так поступал Михаил Николаевич всегда, на протяжении всей службы в Красной Армии.

Конечно, не всем нравилась в Тухачевском такая прямота. Если О. Ю. Калнин, Г. И. Благонравов, И. М. Ва-рейкис, а в последующем В. В. Куйбышев и М. В. Фрун-не видели в ней принципиальность и смелость и эа это еще более уважали Михаила Николаевича, то некоторые усматривали в этом гордыню и «непочтение к начальству». И не прощали. Это далеко не облегчало службу

М. Н. Тухачевского. Прямота и бесхитростность, а главное, неумение и нежелание приспосабливаться часто осложняли его отношения с начальниками, делали беззащитным в житейских делах, давали повод говорить о его излишней самоуверенности, высокомерии, тщеславии. Однако те, кто знал Тухачевского близко, в своих воспоминаниях утверждают обратное.

Так же прямо, а иногда и резко высказывался М. И. Тухачевский в отношении своих оппонентов при полемике но принципиальным вопросам в теоретических работах. И здесь он спорил с открытым забралом, меньше всего заботясь о том, чтобы не нажить себе недоброжелателей. Может быть, Михаил Николаевич был и не всегда прав, по взгляды свои отстаивать умел, не боялся пойти и против признанных авторитетов, и против общепринятого мнения.

«Воинственность» в отношениях с начальниками и в научной полемике уживалась в М. Н. Тухачевском с удивительной тактичностью в обращении с подчиненными и зависящими от него людьми.

Вот и теперь доклад командарма явно не понравился Муравьеву. Он выслушал Тухачевского с деланной усмешкой, затем примирительно сказал: «Ваш доклад,

ваши тревоги и ваши выпады против меня уже неуместны. Введу вас в курс начавшихся новых исторических событий. Брестский мир разорван. Война с Германией стала фактом. Немцы заняли Оршу и наступают на Москву. Совнарком колеблется: капитулировать ли перед кайзером или начать революционную войну с Гермапией. В этот час мы с вами должны принять ответственные решения, диктуемые нам любовью к родине. Под нашим командованием самые надежные войска. Давайте вместе подумаем, что нам предпринять...» Потом Муравьев пытался оправдать высадку англичан и американцев в Мурманске и на Дальнем Востоке. Он утверждал, будто бы она проводилась в предвидении организованного отпора немцам в России, а спровоцированный на восстание чехословацкий корпус является авангардом объединенных сил Антанты.

Тухачевский не знал, насколько правдиво сообщение Муравьева о войне с Германией. Левые эсеры недавним убийством немецкого носла Мирбаха действительно хотели спровоцировать эту войну. Но из разговора о планах «спасения» России Антантой Михаил Николаевич понял, куда гнет Муравьев. Чтобы вынудить изменника на открытое признание в предательстве, Тухачевский с завидной выдержкой возразил против сделанной оценки обстановки.

«Если война с Германией — факт, — отвечал он, — то наш с вами долг нанести сокрушительный удар по белогвардейцам и белочехам, разгромить их прежде, чем на Волге появятся «союзники», и тем самым обезопасить тыл Красной Армии» К И тут же предложил обсудить разработанный им новый план наступления на Самару. Тогда Муравьев, отбросив дипломатию, повел игру в открытую: «Поручик Тухачевский, вы же русский дворянин! Обещаю вам любой ответственный пост в войсках, которые я оргапизую на Волге, объединив Красную Армию с чехословаками» ¹⁸. Очевидно, он был совершенно уверен, что недавний подпоручик гвардейского Семеновского полка не может не согласиться с его предложением. Поэтому, не ожидая ответа, он предложил Тухачевскому имеете отшлифовать уже заготовленный приказ частям чехословацкого корпуса. Тем самым он как бы подчеркивал, что вопрос решен и дальнейшие объяснения не нужны.

Приказ Муравьева гласил: «От Самары до Владивостока всем чехословацким командирам! Ввиду объявления войны Германии приказываю вам повернуть эшелоны, двигающиеся на восток, и перейти в наступление к Волге и далее на западную границу. Занять на Волге линию Симбирск — Самара — Саратов — Балашов — Царицып, а в североуральском направлении Екатеринбург и Пермь. Дальнейшие указания получите особо. Главнокомандующий архмии, действующей против германцев, Муравьев» ¹⁹.

Таким образом, Муравьев окончательно раскрыл свои карты — он открывал фронт интервентам. Тухачевский невольно оказался посвященным в планы заговора. Он прекрасно понимал, чем может теперь кончиться для него отказ от соучастия в мятеже, когда он стал прямым свидетелем измены. Но это не поколебало его ответа на предложение о предательстве: «Нам не о чем более гово-» рить. Вы — изменник!»

Муравьев тут же приказал арестовать Тухачевского. «С сумасшедшими, горящими глазами, — писал Михаил Николаевич, — Муравьев после ареста заявил мне: «Я поднимаю знамя восстания, заключаю мир с чехословаками и объявляю войну Германии» К

Изменник посадил Тухачевского в свою автомашину и увез на станцию, в бронедивизион, на который рассчитывал опереться при захвате власти в Симбирске. В дивизионе он выступил перед красноармейцами и, бессовестно обманывая их, заявил, будто бы Тухачевский и Симбирский Совет хотели незаконно арестовать и расстрелять командира их дивизиона. Расчет предателя оправдался. Возмущенные красноармейцы потребовали немедленно расстрелять Тухачевского. Однако Муравьев, очевидно, еще надеялся склонить Михаила Николаевича на свою сторону — если не уговорами, то страхом смерти — и оставил его в вагоне под охраной латышских стрелков и двух бронемашин. Сам же с бронедивизионом вступил в город, подъехал к зданию Симбирского комитета партии и губисполкома.

Положение Тухачевского было поистине трагическим. Но его мучил не страх за жизнь, а невозможность предупредить о начавшемся мятеже. Он одним из первых узнал об измене Муравьева. Прямая угроза нависла над всеми коммунистами — руководителями Симбирской партийной организации и местного Совета. Измена Муравьева могла резко ухудшить обстановку на всем Восточном фронте и иметь далеко идущие последствия.

Несмотря на, казалось бы, безвыходное положение, Тухачевский не потерял самообладания. Он быстро оценил обстановку и решил использовать слабое место Муравьева, построившего свой заговор на откровенном обмане.

Вот как рассказывает о дальнейших событиях сам Ми_т хайл Николаевич:

«В первую минуту, после того как Муравьев уехал осаждать Совет, красноармейцы хотели меня тотчас же расстрелять, но были крайне удивлены, когда на вопрос некоторых, за что я арестован, я им ответил: «За то, что большевик». Они были сильно огорошены и отвечали: «Да ведь мы тоже большевики». Началась беседа. Услышав о левоэсеровском восстании в Москве и получив объ-ж*пение измены Муравьева, оставшиеся красноармейцы тотчас же избрали делегацию и отправили ее в броневой дивизион для обсуждения вопроса» ²⁰.

Вскоре красноармейцы освободили командарма.

Руководители симбирских большевиков, узнав об ив* мене Муравьева, развернули кипучую деятельность. В части гарнизона были направлены агитаторы. Они разъяснили красноармейцам, куда ведет их предатель Муравьев. Норные войска — коммунистический и интернациональный отряды, вооруженные рабочие — стягивались к зданию Совета. Муравьев был объявлен вне эакона.

Тем временем Муравьев по соглашению с местными эсерами провозгласил «Поволжскую республику» и вел переговоры о формировании ее «правительства». Чтобы прикрыть контрреволюционную сущность мятежа, заговорщики решили попытаться склонить на евщо сторопу и коммунистическую фракцию губисполкома. Предложение не было неожиданным для И. М. Варейкиса. В расчете выиграть время и заманить предателя в ловушку он согласился на переговоры.

В ночь на 11 июля Муравьев с эсеровской охраной явился на заседание губисполкома. Опьяненный мнимым успехом заговора, он не подозревал о разоблачении, тю знал, что большевики уже овладели положением. Во время переговоров, по свидетельству И. М. Варейкиса, «Муравьев начал смутно догадываться, что что-то готовится... Па его лице уже не было ни улыбки «Наполеона», пи удали «Гарибальди», с которыми он себя сравпивал в тот вечер перед красноармейцами. Видно, он прочел в моих глазах что-то неладное. Сказав: «Я пойду успокою отряд», он повернулся и направился со свитой солдатским шагом к двери...» ²¹.

В дверях Муравьев был задержан эасадой и в завязавшейся перестрелке убит. Его свиту разоружили. Благодаря решительным действиям большевиков во главе с И. М. Варейкисом опасный заговор против революции был подавлен в самом зародыше.

Высоко оценили симбирские большевики мужественное поведение и преданность делу революции М. Н. Тухачевского. Ему принадлежала немалая роль в том, что у Муравьева был отнят бронедивизион — самая мощная часть в гарнизоне. Когда Михаил Николаевич приехал на машине бронедивизиона в губисполком, Варейкис вышел из-за стола ему навстречу, радостно обнял и долго тряо руку. Тухачевский, как всегда бодрый и подтянутый, будто и не было угрозы расстрела, спокойно и обстоятельно рассказал обо всем, что с ним случилось, и выразил сожаление, что не был вместе с товарищами в решительный момент разоблачения предателя.

«— Пусть вас это не тревожит, — успокоил его Варейкис. — Ваша твердая линия в Первой армии была чрезвычайно важна для борьбы партии с муравьевщи-ной.

И, улыбнувшись, добавил:

— В эту ночь мы победили агитацией. И тут вы, товарищ Тухачевский, тоже показали себя грозным противником контрреволюции.

Эти слова вызвали веселое оживление. Смех развеял кошмар минувшей ночи» *.

Командарм Тухачевский и председатель губкома партии Варейкис обратились к войскам и трудящимся Симбирска с совместным воззванием: «Революция одержала победу! Революция торжествует! Все товарищи красноармейцы, рабочие и крестьяне, вставайте так же бодро на свои места, идите вперед на революционный фронт против чехословацких банд, будьте спокойны, будьте также революционерами, тогда нам не страшна никакая измена и контрреволюция!» ²²

Установившееся содружество командарма с руководителем симбирских большевиков, в решении важнейших политических и военных вопросов принесло богатые плоды как в строительстве 1-й армии, так и в ее победах на фронте. Оценивая успехи армии и ее командующею, П. М. Варейкио скажет в последующем: «К числу выдающихся организаторов этой армии, которые вырастали при непосредственном руководстве Ленина... принадлежит наиболее талантливый, преданный, показавший себя на Восточном фронте во всей полноте своих способностей М. Н. Тухачевский...»²³

После мятежа Муравьева Варейкис попросил Тухачевского взять на себя лично наведение порядка в Симбирске и Симбирской группе войск, командующий которой осер К. Иванов оказался ставленником Муравьева. В последующем при захвате Симбирска белыми его штаб почти целиком перешел на их сторону.

Михаил Николаевич немедленно принялся за ликвидацию последствий муравьевщины. Он отменил изменнические приказы, отстранил от должностей связанных с Муравьевым лиц. С заговорщиками было покончено, однако пеудавшаяся авантюра дорого обошлась фронту. Полученные частями сразу же после последних приказов Муравьева телеграммы о его измене вызвали растерянность, у некоторых красноармейцев появилось недоверие к командному составу, особенно к военным специалистам. Эсеры и меньшевики подогревали эти настроения, распространяли ложные слухи об обходах, изменах. Бе-лочехи и белогвардейцы, используя последствия муравь-евщипы, активизировали свои действия против Восточного фронта. Во многих случаях советские войска стали отходить даже без боя.

Начатая Тухачевским работа по реорганизации 1-й армии значительно осложнилась. Нараставшее как снежный ком недоверие к «золотопогонникам» но обошло и самого командарма. Все знали, как активно оп привлекал па службу бывших офицеров. Общему настроению поддался и член РВС П. А. Кобозев. Оп отдал распоряжение об аресте Тухачевского.

Не успел Михаил Николаевич пережить одно потрясение, как последовало новое. Но и теперь он пе потерял самообладания, проявил твердость и ии на минуту но прекратил энергичной деятельности па посту командарма. Не сомневаясь, что справэдливость восторжествует, оп заявил, что не будет беспокоить центральное руководство просьбой о вмешательстве, верил, что коммунисты партийной организации, в которой он состоял, сами разберутся в недоразумении. В действительности так и произошло. Арест не состоялся.

М. Н. Тухачевский не обманул доверия коммунистов. Благодаря его энергии 1-я армия, несмотря па неожиданные осложнения, быстро преодолевала неразбериху и партизанщину. Он четко и последовательно проводил линию партии по строительству регулярной армии и был новатором в претворении в жизнь ее политики.

4 В. М. Иванов

49

Через две недели после муравьевского мятежа М. Н. Тухачевский с помощью местных органов Советской власти провел мобилизацию военных специалистов в Пензенской губернии. Принятое V Всероссийским съездом Советов постановление о мобилизации бывших офицеров, а также опыт мобилизации в Симбирске, казалось бы, облегчали дело. В действительности случилось не так. И здесь сказались последствия мятежа.

16 июля М. Н. Тухачевский прибыл в Пензу, с которой было связано так много воспоминаний детства. Город, недавно покинутый белочехами, еще хранил следы улич-пых боев. Поднявшее голову при интервентах контрреволюционное подполье вновь оживилось во время мятежа, а теперь использовало брожение в войсках, возникшее после его подавления. Объявленный Тухачевским 18 июля приказ о мобилизации бывших офицеров взбудоражил весь город. Начались провокации. Распускались слухи: офицеров собирают для того, чтобы арестовать и расстрелять. Контрреволюция прекрасно понимала, что пополнение Красной Армии военными специалистами увеличивает ее силы, и стремилась всячески помешать мобилизации.

Однако Тухачевский, как и в Симбирске, получил большую помощь со стороны местных партийных и советских организаций. В работу активно включился комиссар О. Ю. Калнин. Пензенская партийная организация приняла энергичные меры для разоблачения контрреволюционной клеветы. Коммунисты на митингах и в беседах с бывшими офицерами разъясняли политику партии и правительства в строительстве Вооруженных Сил, их решение об использовании старых военных специалистов. Все это дало свои плоды. Мобилизация в Пензе была проведена не менее успешно, чем в Симбирске. Офицеры охотно откликнулись на призыв: они знали, что М. Н. Тухачевский сам бывший офицер, к тому же их земляк.

Прием офицеров происходил 19 июля в губвоенкомате, который размещался в бывшем доме архиерея. Свидетель этого события генерал-майор Н. И. Корицкий, в то время член оперативного штаба губвоенкомата, так описывает состоявшуюся беседу с офицерами:

«В вале бывшей архиерейской трапезной за большим столом, накрытым красной кумачовой скатертью, сидели командарм Михаил Николаевич Тухачевский, политический комиссар армии Оскар Юрьевич Калнин, начальник административного управления Иван Николаевич Устимов. Представителем Совета и губкома партии был комиссар инструкторского отдела военкомата Соловьев.