Благодарные жители Смоленска в 1964 г. установили мемориальную доску в память о жизни и работе здесь советского полководца
поощрял новое дело. Ввиду того что эта сторона деятельности М. Н. Тухачевского в публикациях о нем затрагивается только вскользь, остановимся на ней более подробно.
Для того чтобы сотрудники Газодинамической лаборатории (ГДЛ) не отвлекались на научные и конструкторские работы, не связанные с ракетной техникой, Михаил Николаевич приказом от 15 августа 1931 г. выделил лабораторию из состава Артиллерийского НИИ и подчинил непосредственно себе. С этого времени он взялся вплотную за организацию деятельности лаборатории. При его помощи в ГДЛ была создана хорошая научно-экспериментальная база и серьезно расширена исследовательская т конструкторская работа. И не только над пороховыми реактивными снарядами (твердотопливными ракетами), но и над жидкостными ракетными двигателями (ЖРД). Сергей Павлович Королев, в то время молодой ученый, энтузиаст ракетного дела, один из организаторов московской Группы изучения реактивного движения (ГИРД), после посещения лаборатории в 1932 г. отметил: «Меня поразила научно-экспериментальная база, которой располагали ленинградцы. Она была несравнимо лучше нашей. Мы стали свидетелями большого размаха работ, огромного энтузиазма, с которым здесь велись эксперименты» !.
Наиболее сложным направлением в деятельности ГДЛ была разработка ЖРД. Ее возглавлял Валентип Петрович Глушко, такой же молодой и такой же знаменитый в последующем ракетчик, как и С. П. Королев. В то время еще мало кто верил в возможность практического осуществления идей К. Э. Циолковского. Глушко как-то высказал опасение, что скептики могут помешать выполнению плана научно-конструкторской работы над ЖРД. Начальник лаборатории Б. С. Петропавловский рассеял сомнения. Он с уверенностью заявил, что на скептиков найдется управа, так как разработку ЖРД поддерживает М. Н. Тухачевский и занимается военной техникой методично и настойчиво, как никто из военачальников 172.
Михаил Николаевич не ограничивался общим руководством, а вникал в сущность исследований, посещал лабораторию, присутствовал при стендовых и полигон-пых испытаниях ракетных двигателей, часто беседовал с учеными и конструкторами, помогал в решении организационно-технических вопросов, в материальном обеспечении запланированных проектов. Одновременно он стремился скоординировать деятельность всех конструкторских и научных учреждений, занимавшихся ракетной техникой: гидродинамической лаборатории, Ленинградской и Московской групп изучения реактивного движения, специалистов Военно-технической академии.
Заглядывая в будущее ракетной техники и по достоинству оценивая возможности ее применения в военном деле, М. Н. Тухачевский предложил создать на базе ГДЛ и ГИРД крупный единый ракетный научный центр — Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ). 3 марта 1932 г. он созвал в Москве совещание. На нем впервые встретились военные специалисты с учеными и конструкторами, занимавшимися проблемами реактивного движения и разработкой ракетной техники. Выступившие на совещании ближайшие ученики и последователи К. Э. Циолковского Ф. А. Цандер, М. К. Тихонравов, Ю. А. Победоносцев, С. П. Королев, В. П. Глушко, руководители ГДЛ и ГИРД горячо поддержали предложение о создании единого ракетного научного центра. Особый энтузиазм выразили гирдовцы, работавшие на общественных началах при Осоавиахиме. Перед ними открывалась возможность перейти от самодеятельности и кустарщины к плановой исследовательской и конструкторской работе над ЖРД в государственном научном учреждении.
На основе материалов совещания Михаил Николаевич 16 мая 1932 г. представил руководству глубоко аргументированный «Доклад об организации Реактивного института». В докладе давался анализ состояния и перспектив развития ракетной техники и делался вывод, что «имеющиеся у нас и за границей достижения в деле разработки и конструирования реактивных двигателей, и особенно жидкостных реактивных моторов, указывают на широкие возможности использования их как нового мощного боевого средства в различных областях военной техники, в первую очередь артиллерийском и авиационном деле... Для артиллерии реактивный двигатель создает неограниченные возможности бросания артиллерийских снарядов любых мощностей и на любое расстояние при одновременном значительном упрощении артиллерийских систем и удешевлении стрельбы... В области авиации применение жидкостного реактивного двигателя повлечет за собой резкое увеличение скоростей полета и поднятие потолка самолета в стратосферу, что в конечном итоге разрешит задачу полета в стратосфере...» *.
В то время в ГДЛ дорабатывались два типа упомянутых пороховых реактивных снарядов — РС-82 и РС-132. Шли поиски наиболее приемлемой пусковой установки для их запуска. Результаты, достигнутые в области малых твердотопливных ракет, позволяли зримо видеть рождение нового оружия, которое к концу 30-х годов воплотилось в реактивной артиллерии — в наших прославленных «катюшах». М. Н. Тухачевский делал все возможное для быстрейшего завершения этих работ.
Одновременно Михаил Николаевич сумел рассмотреть еще более широкие возможности применения жидкостных ракетных двигателей, хотя в разработке их делались только первые шаги. Увлеченный смелыми идеями К. Э. Циолковского, практическими опытами по созданию ЖРД и жидкостных ракет, он твердо верил в скорое осуществление этих замыслов, в появление принципиально нового двигателя и невиданного еще боевого средства — дальнобойных ракет. В 1932 г. он писал начала нику Военно-технической академии А. И. Седякину, что «особо важные перспективы связываются с опытами ГДЛ над жидкостным реактивным мотором, который в последнее время удалось сконструировать в лаборатории»173, призывал к расширению научных исследований и подготовке научных кадров по профилю жидкостных ракет. Он еще более уверовал в конечный успех, когда в августе 1933 г. первая советская жидкостная ракета, сконструированная ГИРД, взлетела в воздух. А гирдовцы уже вели расчеты ракеты, которая должна была подняться па высоту 300 километров. Все это говорило о том, что советские ученые стояли на правильном пути.
Предложение Тухачевского о Реактивном институте, поддержанное Г. К. Орджоникидзе, было одобрено ЦК ВКП(б) и Советским правительством. 21 сентября 1933 г. приказом РВС СССР за подписью М. Н. Тухачевского предписывалось немедленно приступить к формированию в Москве РНИИ на базе ГДЛ и ГИРД. Директором института был назначен И. Т. Клейменов.
Постояпное внимание и поддержка начальника вооружений — заместителя наркома позволили институту быстро набрать силы и развернуть широкий фронт работ в области ракетной техники. В 30-е годы был не только сделан серьезный научный задел для быстрого взлета советского ракетостроения в послевоенные годы, но и выращены талантливые ученые — будущие творцы современной ракетной и космической техники, грозных бое-174 вых ракет. В степах РНИИ развивались таланты
С. П. Королева и В. П. Глушко — основоположников отечественного ракетостроения и ракетного двигателе-строеиия.
М. Н. Тухачевский уже в то время нацеливал специалистов на создание наряду с реактивными снарядами боевых жидкостных ракет, а в 1935 г. предложил организовать специальное конструкторское бюро по их разработке. По согласованию с Реввоенсоветом СССР приказом Тухачевского от 8 августа 1935 г. такое бюро было образовало под наименованием Конструкторское бюро №7 (КБ-7). Еще при жизни Михаила Николаевича коллектив КБ-7 разработал и провел испытания нескольких опытных ракетных двигателей и боевых ракет. Однако после его гибели в 1937 г. работы были прерваны.
Вряд ли найдется хотя бы одна серьезная книга или статья, связанная с историей советской ракетной техники, в которой нет имени Тухачевского. Академик
В. П. Глушко в одном из интервью на вопрос о том, кто помимо всемирно известных советских ученых способствовал становлению ракетного дела в СССР, сказал: «Первым я бы поставил Михаила Николаевича Тухачевского» 1.
Большой интерес проявил М. II. Тухачевский к возможности применения в военном деле радиоэлектроники. Это величайшее достижение науки привлекло его внимание. Он детально ознакомился с последними открытиями в этой области, не раз консультировался с академиком А. Ф. Иоффе. Когда в 1932 г. инженер Управления противовоздушной обороны (ПВО) Г1. К. Ощепков предложил использовать радиомагнитные волны для обнаружения самолетов в воздухе, Михаил Николаевич горячо поддержал его идею. В начале 1933 г. он поручил Управлению противовоздушной обороны поставить соответствующим институтам и конструкторским бюро задачи по научному исследованию проблемы и разработке тактикотехнических данных радиолокационной станции. В середине 1934 г. под руководством П. К. Ощепкова в Советском Союзе была создана первая экспериментальная установка для радиообнаружения самолетов.
После успешных испытаний, проведенных в Ленинграде, М. Н. Тухачевский приказал заказать пять опытных станций радиообнаружения. Принимая меры по скорейшей отработке и внедрению в ПВО новейшей радиоэлектронной техники, он обратился 7 октября 1934 г. к С. М. Кирову с письмом, в котором писал:
«Проведенные опыты по обнаружению самолетов с помощью электромагнитного луча подтвердили правильность положенного в основу принципа.
Итоги проведенной научно-исследовательской работы в этой части делают возможным приступить к сооружению опытной разведывательной станции ПВО, обеспечивающей обнаружение самолетов в условиях плохой видимости, иочыо, а также на больших высотах (до 10 тыс. метров и выше) и дальностью (до 50—200 км).
Ввиду крайней актуальности для современной противовоздушной обороны развития названного вопроса очень прошу Вас не отказать помочь инженеру-изобретателю тов. Ощепкову в продвижении и всемерном ускорении его заказов на ленинградских заводах...
Более детально вопрос Вам доложит тов. Ощепков в Ленинграде» К
Неистребимое влечение Тухачевского к новому, необычному проявилось и в его пристальном внимании к работе Особого технического бюро (в начале 30-х годов было переименовано в Конструкторское бюро) по военным изобретениям специального назначения. Оно было создано в Петрограде постановлением Совета труда и обороны под председательством В. И. Ленина еще в 1921 г. Им бессменно руководил талантливый изобретатель, инженер-практик В. И. Бекаури. Техническим руководителем бюро являлся крупнейший ученый в области электротехники и радиотехники академик В. Ф. Митке-яич. Когда Михаил Николаевич командовал войсками Ленинградского военного округа, он не раз посещал бюро Вместе с С. М. Кировым. По его заданию Бекаури сконструировал приспособления к самолетам для десантирования боевой техники. Однако наиболее значительной и интересной была в то время работа по доведению созданного Бекаури и Миткевичем прибора для управления по радио взрывами мин. Прибор, названный по начальным буквам изобретателей «БЕМИ», в 1929 г. был принят на вооружение Красной Армии.
Тухачевский видел большие перспективы в применении управляемых на расстоянии взрывов. Но его увлекали уже повые, еще более дерзкие проекты изобретателей: разработка систем радиотелеуправления, позволявших на расстоянии заводить моторы боевых машин, управлять ими, открывать огонь. Он всячески поощрял работу над проектами. С назначением на пост заместителя Наркома обороны и начальника вооружений РККА возможности Михаила Николаевича в этом отношении значительно возросли. При его поддержке в бюро были достигнуты серьезные практические результаты в создании новейших приборов. В январе 1934 г. во время работы расширенного пленума Реввоенсовета СССР Тухачевский организовал на одпом из подмосковных полигонов показ новых образцов различных видов боевой техники руководителям партии и правительства, а также участникам пленума. Конструкторское бюро В. И. Бекаури демонстрировало на смотре опыты по радиотелеуправлению танками, самолетами, катерами, торпедами. А на Белорусских маневрах 1936 г. в составе танковых войск уже участвовали опытные подразделения телетанков.
Разработка систем радиотелеуправления имела особенно важное практическое значение для перспективного развития ракетной техники. Однако Бекаури и его бюро в конце 30-х годов постигла та же участь, что и Ощепко-ва. Работы в этой важной области радиоэлектроники были, по существу, свернуты. В то же время наш главный противник — фашистская Германия — сумел широко использовать новые технические средства для управления баллистическими ракетами и самолетами-снарядами, примененными в копце второй мировой войны. С пашей же стороны даже управляемые по радио взрывы мин, отработанные задолго до войны, получили весьма ограниченное, эпизодическое применение. Это тоже было платой за сталинские репрессии.
В 1935 г. по инициативе Тухачевского в У ПВО было создано специальное Конструкторское бюро, которое возглавил Ощепков. Работа над отечественными радиолокационными станциями ставилась на солидную основу. Однако недостаточно развитая в стране радиотехническая база и необоснованные репрессии против ведущих специалистов после гибели М. Н. Тухачевского затянули дело. Радиолокационные станции стали поступать в небольшом количестве в войска ПВО лишь незадолго до начала Великой Отечественной войны.
Бурное развитие советской военной техники и численный рост Вооруженных Сил в 30-е годы поставили остро вопрос о расширении подготовки высококвалифицированных инженерно-технических кадров, особенно для новых родов войск. Этот вопрос не раз рассматривался в ЦК партии. Для решения его М. Н. Тухачевский выступил с предложением развернуть на базе Военно-технической академии и некоторых гражданских вузов ряд специальных академий.
Предложение Тухачевского было одобрено. По указанию ЦК партии Комиссия обороны при СНК 21 мая 1932 г. приняла решение о создании пяти академий: артиллерийской, механизации и моторизации, военно-инженерной, военно-химической и электротехнической. Было также дано указание о создании Военно-транспортной академии и значительном расширении Военной академии имени М. В. Фрунзе и Военно-политической академии. В 1935 г. была образована Воонно-хозяйственная академия, а в 1936 г. — Академия Генерального штаба.
Одновременно с техническим перевооружением армии совершенствовалась ее организационная структура. В соответствии с требованиями глубокого боя увеличивалась огневая и ударная мощь и мобильность стрелковых и кавалерийских соединений, создавались крупные механизированные и авиационные соединения и воздушно-десантные войска. В стрелковых и кавалерийских дивизиях и корпусах увеличивался удельный вес артиллерии и автоматического оружия. По предложению М. Н. Тухачевского, изложенному в письме К. Е. Ворошилову еще в конце 1931 г., в состав их вводились части бронетанковых войск.
Особую заботу Тухачевский проявлял о развитии новых родов войск — бронетанковых и авиадесантных. Как уже указывалось, в 1932 г. в Советском Союзе впервые в мире стали формироваться механизированные корпуса как самостоятельные оперативные соединения. К концу 1935 г. в составе бронетанковых войск имелось уже 4 мехкорпуса и 14 мехбригад. Воплощалась мечта Михаила Николаевича видеть впереди наступающих войск мощные подвижные соединения, и он с особым энтузиазмом занимался их формированием.
Поколение военных лет хорошо помнит, как ошеломили противников своими глубокими прорывами танковые корпуса немецко-фашистской армии в Польше и во Франции в первый период второй мировой войны. «Немцы ничего не выдумали, они взяли то, что у нас было», — говорил на совещании высшего командного состава Красной Армии в декабре 1940 г. командующий войсками Западного Особого военного округа генерал Д. Г. Павлов *. Своими действиями они подтвердили правильность наших взглядов на организацию и боевое применение танковых войск. В уставах вермахта 1933—1937 гг. использование танков предполагалось лишь в тактическом взаимодействии с пехотой, для ее поддержки. Только в 1938 г. окончательно утвердилась идея массированного использования танковых войск в наступлении для решения глубоких оперативных задач и создания в этих целях крупных танковых соединений по образцу Красной Армии. В 1939 г. известный теоретик немецко-фашистской армии Г. Гудсриан писал: «Масса танковых сил должна целесообразно объединяться в боевые корпуса, как это имеет место в Англии и России...»175
Так же ревностно Тухачевский относился к созданию авиадесантных войск. Он был одним из первых военных деятелей не только в Советском Союзе, но и за рубежом, который понял значение воздушно-десантных войск и их большое будущее и положил начало разработке их организационной структуры и принципов боевого применения. Михаил Николаевич постоянно следил за развитием авиадесантной техники, оказывал большую помощь начальнику Особого конструкторского бюро парашютов и десантного оборудования П. И. Гроховскому, встречавшему серьезные трудности в работе в связи с неверием некоторых военных работников в возможность массового применения парашютистов.
До 1929 г. во всем мире парашют считался индивидуальным средством спасения летчика. Но уже в 1930 г. в Советском Союзе стали осуществляться групповые прыжки парашютистов, а осенью того же года, как мы помним, па маневрах Ленинградского военного округа под руководством Тухачевского была впервые в Красной Армии проведена комбинированная выброска и высадка тактического десанта. Тяжелая боевая техника доставлялась десанту самолетами с посадкой. Тогда-то у Гроховского и возникла идея создания парашюта для сбрасывания тяжелых грузов.
О том же думал и Тухачевский. Ему виделись дерзкие действия во вражеском тылу парашютного десанта с танками, артиллерией, быстро маневрировавшего на мотоциклах и автомобилях. Узнав о замыслах конструктора, он горячо поддержал его новаторскую идею и поставил ОКБ задачу найти способ сбрасывания па парашютах пушек, автомобилей, танкеток. После ознакомления с работами ОКБ по парашютному десантированию бойцов вместе с оружием он сказал Гроховскому: «То, что ваше КБ сделало, вдохновляет на большее. Самое важное в десанте — способность к автономным действиям. Работайте над тем, чтобы десант имел тяжелое оружие и средства передвижения по тылам противника. Вы получите все, что нужно. И надо спешить, пока «там» не пронюхали!»
Под словом «там» он имел в виду заграницу176.
Однако руководящие работники НИИ ВВС, в который входило ОКБ, не оказались в числе прозорливых. Они считали «затею» Гроховского фантазерством, не верили в ее полезность для армии и хотели отстранить изобретателя от руководства ОКБ. В такой критический момент и пришла помощь Тухачевского. Чтобы показать значимость работ, проводимых ОКБ, оп организовал ознакомление с десантной техникой руководителей партии и правительства. В начале лета 1932 г. на полигон ОКБ приехали Сталин, Молотов, Ворошилов, Орджоникидзе с группой высших военачальников. Увиденное произвело на них большое впечатление. Гроховский заслужил похвалу и пожелание успеха в работе.
Благодаря таланту изобретателя, своевременной помощи и поддержке Михаила Николаевича, ему вместе с небольшим коллективом энтузиастов удалось реализовать свои смелые идеи. Совершенно новая, сложнейшая в техническом отношении задача была успешно решена. Вскоре Гроховский докладывал:
«Командующему ВВС тов. Алкснису Я. И.
По заданию заместителя Наркома обороны М. Н. Тухачевского руководимое мною ОКБ разработало способ десантировапия тяжеловесов «методом срыва». Предложенный способ оказался единственным решением проблемы тяжелого вооружения десанта. Проведенное сегодня летчиком Анисимовым испытание подтвердило наши расчеты и опровергло заключение сотрудников ЦАГИ...
Комдив Гроховский»
Быстрое развитие Воздушно-десантных войск Красной Армии выдвигало все новые задачи перед ОКБ, требовало расширить тематику и масштабы работ. Они выходили за пределы компетенции и материальных возможностей ВВС. Чтобы укрепить материальную и научную базу конструирования парашютов и десантного оборудования, в 1934 г. ОКБ по представлению Тухачевского и его договоренности с Орджоникидзе было передано из ВВС в Наркомат тяжелой промышленности. На базе ОКБ был создан экспериментальный институт. Советские Воздушно-десантные войска получали самое современное оснащение.
В организационном строительстве ВВС М. Н. Тухачевский являлся ярым приверженцем создания наряду с тактической авиацией крупных соединений тяжелых бомбардировщиков для ведения согласованных боевых действий с сухопутными войсками и флотом в целях дезорганизации мобилизационных мероприятий противника и подрыва его военно-экономического потенциала. О подобных операциях он не раз говорил в своих выступлениях, теоретических работах, в том числе в труде «Новые вопросы войны». Михаил Николаевич энергично поддерживал начавшееся с 1933 г. формирование в советских ВВС тяжелых бомбардировочных корпусов.
М. II. Тухачевский по-прежнему не обходил вниманием и Военно-Морской Флот. Он сформулировал ряд очень важных выводов и практических предложений по его дальнейшему развитию и боевому применению, которые базировались па опыте учепий. В 1932 г. Михаил Николаевич лично провел опытпое учение морских сил Балтийского флота в целях проверки сложившихся у него взглядов на тактику морского боя. В представлонпом докладе по итогам учения оп писал: «Применение новых технических средств морского и воздушного морского боя совершенно по-новому ставит вопрос о борьбе с линейным флотом, особенно в условиях относительной близости берега. Быстроходность линкора и мощь его артиллерийского вооружения могут уменьшиться, иногда почти сводятся на нет применением высотного и низкого торпедометапия, высотной постановкой мин заграждения, атаками радиоуправляемых ракет и торпедных катеров, задымлением артиллерийского паблюдепия и управления па кораблях, путем сбрасывания мелких дымовых авиабомб и мощного авиационного бомбометания с применением во всех случаях широкой постановки дымовых завес авиацией» Ч
К тому времени советский Военно-Морской Флот не имел еще соответствующего вооружения для решения поставленных задач. В связи с этим Михаил Николаевич предложил в кратчайшие сроки создать мощную торпедоносную и миннозаградительпую техпику, а в перспективе думал уже о применении па флоте ракетного оружия. Он требовал от моряков овладения новыми формами боя, предложил ввести соответствующие занятия в учебную программу ВМС и считать их главной задачей обучения.
«...Старое, привычное соотношение видов боевых средств коренным образом меняется, — говорил М. Н. Тухачевский. — Гигантская творческая мысль, свободная от заскорузлых традиций, требуется сейчас морякам для того, чтобы использовать все те неисчерпаемые возможности, которые выдвигаются индустриализацией страны, и не просто использовать, а использовать с максимальной эффективностью и решительностью» 177.
Приведенные слова еще раз характеризуют новаторский подход М. Н. Тухачевского к решению всех задач строительства и боевого применения Вооруженных Сил. Он был весь устремлен вперед. Но даже в 30-е годы, когда полным ходом шла техническая реконструкция и организационная перестройка Красной Армии, ему приходилось преодолевать немалые трудности в проведении предначертанных партией преобразований в связи с имевшим место консерватизмом, недооценкой новой военной техникп. Прежде всего оп наталкивался на яростное сопротивление «хранителей» традиций гражданской войны, среди которых было немало высокопоставленных воепа-чалышков, в том числе К. Е. Ворошилов и С. М. Буденный. Они упорно не хотели отдавать первенства танкам и преувеличивали роль конницы в будущей войне. Тухачевскому пе просто было сломить их упорство, не раз приходилось обращаться за помощью к руководителям партии и правительства, в Реввоенсовет. Многие нововведения были приняты только благодаря его принципиальности, настойчивости и смелости.
«Прежде всего пришлось столкнуться, — пишет он,— с теорией «особенной» маневренности Красной Армии — теорией, основанной не на изучении и учете нового вооружения как в руках наших возможных врагов, так и в руках советского бойца, а па одних лишь уроках гражданской войны, на взглядах, более навеянных героикой гражданской войны, чем обоснованных ростом могущества культуры, ростом крупной индустрии социалистического государства, а также ростом вооружений армий наших возможных противников из капиталистического лагеря» *.
Наиболее упорно ратовал за кавалерию как за главный род подвижных войск Нарком обороны К. Е. Ворошилов. В своей речи на XVII съезде ВКП(б) он лишь вскользь сказал о вооружении Красной Армии танками, зато целый раздел посвятил улучшению в стране коневодства. «Огромное значение по-прежнему имеет конь для армии», — подчеркивал он. И далее в свойственной для того времени манере политических обвинений несогласных заявил: «Необходимо прежде всего раз и навсегда покончить с вредительскими «теориями» о замене лошади машиной, об «отмирании» лошади»178. Даже в 1938 г., когда Красная Армия располагала механизированными корпусами, Ворошилов придерживался той же мысли: «Красная кавалерия по-прежнему является победоносной и сокрушающей вооруженной силой и ^южет решать большие задачи на всех боевых фронтах» 8. Отсюда понятно, почему с 1934 по 1939 гг., когда во многих развитых странах кавалерия сошла на нет, численный состав кавалерии в Красной Армии увеличился на 62 процента.
Таким образом, и в должности заместителя Наркома обороны М. Н. Тухачевский смело и настойчиво отстаивал свои взгляды по принципиальным военным вопросам, даже если они расходились со взглядами Наркома. Его не смущали высокое положение и близость Ворошилова к И. В. Сталину, когда речь шла о жизненно важных проблемах развития Советских Вооруженных Сил. Он никогда не оглядывался на возможные последствия таких разногласий.
Работа М. Н. Тухачевского на новом высоком посту, его большой вклад в техническую реконструкцию, организацию и повышение боевой готовности Советских Вооруженных Сил в годы первой пятилетки получили достойное признание.
21 февраля 1933 г. Михаил Николаевич был награжден орденом Ленина. Этой высшей наградой Родины отмечались его заслуги в создании и строительстве Советских Вооруженных Сил в целом, его полководческая деятельность во время гражданской войны.
На XVI и XVII съездах ВКП(б) М. Н. Тухачевский избирался кандидатом в члены Центрального Комитета партии. Он был неизменным членом ЦИК СССР всех созывов. В ноябре 1935 г. с введением в нашей стране персональных воинских званий ему было присвоено высшее в стране звание — Маршал Советского Союза. Он был удостоен этого звания в числе первых пяти советских военачальников. Звание Маршала Советского Союза было присвоено также К. Е. Ворошилову, С. М. Буденному,
А. И. Егорову, В. К. Блюхеру.
Выполняя свои прямые обязанности по руководству технической реконструкцией Вооруженных Сил, М. Н. Тухачевский, как заместитель Наркома обороны СССР, занимался и другими вопросами укрепления обороноспособности страны. Вместе с руководителями Наркомата обороны СССР он настойчиво готовил Советские Вооруженные Силы к грядущим столкновениям с армиями империалистических держав. Этому делу он отдавал весь свой талант военного организатора и полководца, военного педагога и теоретика.
Уделяя первостепенное внимание боевой подготовке войск, Тухачевский не пропускал ни одного крупного войскового учения. По их итогам он не только выступал перед командным составом, но и представлял обычно письменные доклады и заключения, в которых выдвигал новые вопросы военной теории и боевой подготовки войск.
Некоторые учения он проводил лично или поручал проведение их своим помощникам специально для отработки наиболее сложных проблем ведения современного боя и операции. Только после неоднократной проверки новых положений па учениях Михаил Николаевич считал возможным официальное их признание и закрепление в уставах.
Например, в сентябре 1933 г. в лагерях на протяжении восьми дней практически отрабатывались основы глубокого наступательного боя. Учениями руководил видный военачальник И. А. Халепский. 14 сентября он писал М. Н. Тухачевскому: «В проработке своей темы положил в основу разработанные Вами тезисы «глубокого боя». Могу Вас порадовать, Михаил Николаевич, что Ваша теоретическая разработка, Ваши тезисы, практически проверяемые на боевой практике, в основном, полностью и целиком себя оправдывают» Ч
Большой интерес представляет доклад Тухачевского Наркому обороны о результатах проведенного им осенью 1933 г. учения на тему «Прорыв усиленной стрелковой дивизией укрепленной полосы противника на узком фронте». Михаил Николаевич писал: «...Современные средства подавления, будучи примененные в массовых масштабах, позволяют достичь одповременной атаки и уничтожения всей глубины тактического расположения обороны противника.
Эти средства, и в первую очередь танки, позволяют:
а) подавить систему огня обороны противника так, чтобы большая часть артиллерии и пулеметов не могла принять участия в отражении атаки и проникновения наступающей пехоты и танков НПП (непосредственной поддержки пехоты. — В. И.) в глубь оборонительной полосы ;
б) нарушить систему управления, сковать и изолировать резервы противника с тем, чтобы в период боя в глубине оборонительной полосы разгромить по частям разные эшелоны боевого порядка противника.
Так как в этом случае успех продвижения пехоты зависит от успеха продвижения танков, то основная масса артиллерии должна быть обращена на поддержку танков и только после выхода их в свои районы действий обращается для поддержки пехоты на участках, где пет танковой поддержки» !.
Так на заре создания в Красной Армии бронетанковых войск М. Н. Тухачевский изложил основы общевойскового боя, победа в котором достигается в результате тесного взаимодействия пехоты, танков и артиллерии. При прорыве укрепленной полосы противника танкам и артиллерии он отводил особенно ответственную роль. При этом нужно отметить, что увлеченность тапками в какой-то мере сказалась на преувеличении Тухачевским их возможностей в подавлении системы огня оборопы противника. Однако это не умаляет в целом его новаторские взгляды. Доклад имел важное значение для развития тактики общевойскового боя. Михаил Николаевич обращал особое внимание на необходимость совершенствования управления общевойсковым боем, в первую очередь на организацию взаимодействия между тапками и артиллерией при постановке огневого вала, а также взаимодействия между танками, авиацией и авиадесантами при действиях в глубине вражеской обороны. «Установление прочных способов связи между танками и артиллерией,— указывал Тухачевский, — должно быть основательно разработано... Взаимодействие танков, авиации и авиадесантов в глубине оборонительной полосы противника должно быть обеспечено предварительной увязкой их действий в плане боя по времени и пространству» 2.
Положения о глубоком бое были крупнейшим достоянием военной теории того времени. Однако М. Н. Тухачевскому и его единомышленникам пришлось затратить немало усилий, чтобы внедрить новую тактику в боевую подготовку войск. Значение и сущность ее далеко не все сразу поняли и по достоинству оценили. В то время как Михаил Николаевич увлеченно занимался практической отработкой в войсках тактики глубокого боя, в числе его критиков оказался и Нарком обороны К. Е. Ворошилов. Он резко, с личной неприязнью выступил против Михаила Николаевича на пленуме РВС СССР. Критическое выступление наркома, естественно, усилило позиции противников новой тактики. Чтобы внести ясность в дальнейшее направление тактической подготовки войск, М. Н. Тухачевский был вынужден 20 ноября 1933 г.
обратиться к К. Е. Ворошилову с письмом. «...После Вашего выступления на Пленуме РВС, — писал он,— у многих создалось впечатление, что, несмотря на новое оружие в армии, тактика должна остаться старой...(...)...Началось полное брожение в умах командиров. Идут разговоры об отказе от новых форм тактики, от их развития..,(...)...Я решил Вас поставить в известность о происходящем разброде...» 179
Приведенный факт еще раз показывает, в какой сложной обстановке М. Н. Тухачевскому и его единомышленникам приходилось пробпвать путь к новому. Однако в коночном счете теория глубокого боя легла в основу тактической подготовки войск и была узаконена. Представители передового направления в советской военнотеоретической мысли, возглавляемые Михаилом Николаевичем, взяли верх над консерваторами. В 1934 г. в Красной Армии была принята Временная инструкция, а в 1935 г. — Инструкция по глубокому бою как дополнение к Полевому уставу 1929 г. Положения о глубоком бое были включены в Полевой устав 1936 г. и таким образом окончательно узаконены.
Важное значение для боевой подготовки имели выводы М. Н. Тухачевского о необходимости готовить войска к ведению боя па окружение противника и к прорыву из окружения. При подведении итогов маневров Ленинградского военного округа в 1934 г. он писал в своих замечаниях: «Надо учить войска умению доводить до логического конца окружение противника. И, наоборот, надо учить прорываться из замкнутого кольца»180, требовал развивать инициативу командиров и бойцов. Великая Отечественная война, в которой обе воюющие стороны широко применяли операции на окружение, показала всю прозорливость этих выводов советского полководца.
К участию в тех же маневрах привлекался самый крупный из применяемых когда-либо ранее авиадесантов. В ходе их впервые предпринималась попытка снабжения десантов горючим с воздуха. М. Н, Тухачевский сразу оценил это новшество и предложил провести специальные опытные учения для выработки стандартных расчетов. Разрабатывая принципы боевого использования нового рода войск, ой много размышлял об обеспечении авиадесантных операций и после маневров просил командующего JIBO И. П. Белова внимательно изучить опыт организации связи десантов со своей авиацией и их снабжения по воэдуху.
Не менее заботило М. Н. Тухачевского обеспечение боевых действий механизированных соединений как при прорыве тактической обороны, так и в оперативной глубине. По опыту тех же маневров оп поставил вопрос о необходимости придавать им авиацию. В замечаниях по маневрам Московского воепиого округа, проведенным в сентябре 1936 г., он отметил как серьезные недостатки отсутствие артиллерийской поддержки мехкорпуса при прорыве с фронта оборонительных полос «противника» и плохое обеспечение его действий авиацией 181. Это было за пять лет до Великой Отечественной войны, в ходе которой те же проблемы встали особенно остро и в конце концов были успешно решены советским военпым искусством.
Сбылось предсказание М. Н. Тухачевского о многотысячных десантах. Особенно массовой была высадка авиадесантов на маневрах 1935 г. в Киевском и 1936 г. в Белорусском военных округах. Так, под Киевом на глазах многочисленных иностранных наблюдателей — военных и журналистов — десантировались 1200 парашютистов, а затем на «захваченную» ими взлетно-посадочную полосу приземлились несколько групп самолетов, доставивших 2500 десантников с артиллерией, легкими танками и другой боевой техникой. «Если бы я сам не был свидетелем этого, — докладывал своему правительству английский генерал Уэйвелл, — я бы никогда не поверил, что подобная операция вообще возможна» 182. В Белоруссии десант был еще более массовым. В общей сложности на двух названных маневрах десантировались 11 200 бойцов 183.
Резко возросло и количество участвующей в маневрах авиации. В новой обстановке Тухачевский сделал в своих замечаниях по опыту маневров Московского военного округа вывод о необходимости обеспечения высадки авиадесантов истребительной авиацией.
Советские Вооруженные Силы далеко опередили в то время армии других государств в развитии воздушно-десантных войск и разработке их боевого применения. В этом отношении интересно свидетельство американского военного обозревателя Г. Российского. В связи с использованием немецко-фашистской армией воздушных десантов в начавшейся второй мировой войне на Западе он писал 19 мая 1940 г. в газете «Нью-Йорк тайме»: «Сочетание парашютных десантов, захватывающих аэродромы, с посадочными десантами, использующими их, является страницей, вырванной из книги о Красной Армии, которая первой в широких масштабах продемонстрировала эти методы на маневрах 1936 года» *. Эти слова являются памятью и о Тухачевском.
Быстрое развитие военной техники и разработка советской военной наукой теории глубокого боя потребовали пересмотра существовавших уставов, совершенствования форм и методов боевой подготовки войск. С начала 30-х годов стали разрабатываться новые уставы и наставления для всех видов Вооруженных Сил и родов войск. В них были закреплены передовые оперативно-тактические взгляды советской военной науки. Как и в предшествующие годы, самое непосредственное участие в разработке их принимал М. Н. Тухачевский.
Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, который в то время возглавлял разработку проекта Боевого устава конницы, вспоминал, что осенью 1931 г. после обсуждения в инспекции кавалерии устав был представлен на рассмотрение заместителю наркома М. Н. Тухачевскому. «Вместе с заместителем инспектора комкором И. Д. Косоговым, — писал он, — мне не раз приходилось отстаивать те или другие положения уставов. Но, признаюсь, мы часто бывали обезоружены вескими и логичными возражениями М. Н. Тухачевского и были признательны ему ва те блестящие положения, которыми он обогатил проекты наших уставов» 184.
Характерным штрихом к образу Михаила Николаевича является также эпизод, свидетелем которого Г. К. Жуков оказался во время разработки нового Боевого устава в 1936 г. В беседе с писателем К. М. Симоновым он рассказал: «При всем своем спокойствии Тухачевский умел проявлять твердость и давать отпор, когда считал это необходимым. Тухачевский как председатель комиссии по
Уставу докладывал Ворошилову как наркому. Я присутствовал при этом. И Ворошилов по какому-то из пунктов, уже не помню сейчас по какому, стал высказывать недовольство и предлагать что-то, не шедшее к делу. Тухачевский, выслушав его, сказал своим обычным, спокойным голосом:
— Товарищ нарком, комиссия не может принять ваших поправок.
— Почему? — спросил Ворошилов.
— Потому что ваши поправки являются некомпетентными, товарищ нарком.
Он умел давать резкий отпор именно в таком спокойном тоне, что, конечно, не нравилось Ворошилову» К
По воспоминаниям Жукова, в то время особенно близко наблюдавшего работу Михаила Николаевича, подобные стычки у них с Ворошиловым не были редкостью. Между ними вообще существовали напряженные отношения. Здесь же Георгий Константинович высказывает свое мнение о Ворошилове как военном специалисте: «...Ворошилов, тогдашний нарком, в этой роли был человеком малокомпетентным... Однако занимал высокое положение, был популярен, имел претензии считать себя вполне военным и глубоко знающим военные вопросы человеком. А практически значительная часть работы в наркомате лежала в то время на Тухачевском, действительно являвшемся военным специалистом» 185.
С подобной оценкой нельзя не согласиться. И не только потому, что она сделана выдающимся полководцем Великой Отечественной войны, признанным авторитетом в военном деле, способным к тому же критически оценивать не только чужие, но и свои дела. Она исторически объективна, вполне четко просматривается при изучении истории Советских Вооруженных Сил. В данном случае ее необходимо привести для того, чтобы лучше раскрыть обстановку, в которой приходилось работать Тухачевскому, глубже осмыслить его деятельность.
Михаил Николаевич обогатил своими мыслями многие уставы и наставления, которые легли в основу боевой подготовки советских войск накануне Великой Отечественной войны, но с особым усердием трудился над Полевым уставом 1936 г. В нем как бы подводился итог всего достигнутого советской военной наукой в развитии взглядов на ведение боя и операции за годы реконструкции Красной Армии. Один из ближайших помощников Михаила Николаевича по разработке устава Г. С. Иссерсон рассказывает, что ему пришлось в то время особенно близко наблюдать творческую работу выдающегося военного мыслителя. «...Под его пером многословные статьи превращались в сжато и скупо сформулированные положения, полные четкого и глубокого содержания. Всем работавшим над Уставом разрешалось до 2 часов ночи звонить Тухачевскому по любому вопросу, относившемуся к разработке Устава...» 186.
Полевой устав 1936 г. был для своего времени самым современным из уставов европейских армий. Он впервые в строгой уставной форме раскрывал основы глубокого боя, давал командному составу указания по его организации и ведению, управлению частями и соединениями. Не случайно многое из ПУ-36, прежде всего мысли о глубоком бое и операции, заимствовала немецко-фашистская армия. Немецкий генеральный штаб, заново создавая с приходом к власти Гитлера регулярные вооруженные силы, внимательно изучал и использовал все лучшее из опыта армий других европейских государств, особенно опыт Красной Армии, обладавшей к тому времени наиболее современной организацией и передовым военным искусством. При создании немецкого варианта теории глубокой операции Г. Гудериан лишь скопировал основные положения советской военной теории по этой важнейшей проблеме оперативного искусства.
Полевой устав 1936 г. был последним крупным вкладом М. Н. Тухачевского в разработку основ современного боя и операции и в дело боевой подготовки Красной Армии. Он явился основой для разработки проектов Полевого устава 1939 и 1941 гг. и официально не был отменен к началу Великой Отечественной войны, хотя и считался устаревшим.
После фашистского переворота главная угроза агрессии в Европе исходила от Германии. Опасность, которую нес народам фашизм, подчеркнул XVII съезд ВКП(б). В отчетном докладе съезду о работе Центрального Комитета партии указывалось: «Дело явным образом идет к повой войне» 187.
М. Н. Тухачевский выступил на съезде с обстоятельной речыо. Оп говорил о необходимости заблаговременной подготовки быстро растущей промышленности к мобилизации на массовое производство военной техники в случае возникновения войны. «Мало еще иметь гигантский индустриальный базис, — надо суметь его взять, надо суметь перевести его с мирной продукции на дело снабжения фронта... Мобилизация промышленности должна привлечь к себе особое внимание» 188.
Михаил Николаевич хорошо понимал, что фашистская Германия является для СССР врагом номер один, и занялся всесторонним изучением ее военно-экономического потенциала и вооруженных сил, стремился проникнуть в ее агрессивные замыслы, определить военные возможности. В боевой подготовке войск он требовал ориентироваться главным образом на столкновение с немецко-фашистской армией, со всей серьезностью изучать ее структуру» вооружение, тактику.
На посту начальника вооружений, начальника Управления боевой подготовки и первого заместителя Наркома обороны Михаил Николаевич, несмотря на занятость практической руководящей работой, не ослабил научной и публицистической деятельности. В 1932 г. он закопчил вчерне первую часть труда «Новые вопросы войны», а в 1936 г. значительно переработал рукопись в соответствии с дальнейшим развитием военного дела и новой опасной обстановкой, складывавшейся в мире. Устремленный, как всегда, в будущее, он еще в предисловии к первому варианту книги предупреждал читателя: «Весьма возможно, многим покажется, что я в этой книге забегаю слишком вперед. ...Но теоретическая работа, базируясь на техническом развитии и социалистическом строительстве, упорно выдвигает новые формы, и я совершенно не сомневаюсь в том, что года через два эта книга во многом устареет, а то, что сейчас кажется странным, будет привычным, обыденным явлением» 189.
Маршал Советского Союза Г. К. Жуков рассказывал, что Михаил Николаевич еще в 1931 г., выступая на партийном активе, поделился своими мыслями, изложенными в монографии, над которой работал. «Тогда мы были менее искушены в вопросах военной науки и слушали его, как зачарованные, — вспоминал Георгий Константинович. — В М. Н. Тухачевском чувствовался гигапт военной мысли, -звезда первой величины в плеяде военных нашей Родины» *.
В 30-е годы из-под пера М. Н. Тухачевского вышли такие важные работы, как «Вопросы управления», «Вопросы организации армии», «Задачи обороны СССР», а также были опубликованы его речи на XVII съезде партии, VII съезде Советов СССР, второй сессии ЦИК СССР и другие. Большим вкладом в развитие тактики и освоение командным составом основ современного глубокого боя стали статьи Тухачевского «О новом Полевом уставе РККА», «Батальон в наступлении», «Наступление батальона» (1936—1937 гг.). Ряд его научных работ, как и основной труд «Новые вопросы войны», не были изданы в свое время, а работы «Боевое искусство», «О развитии форм управления» впервые появились только в 1964 г. в его Избранных произведениях.
Будучи первым заместителем Наркома обороны, М. Н. Тухачевский по-прежпему много сил и труда отдавал руководству военно-паучной работой в армии. Он являлся председателем правления объедипенного Военио-паучного общества и членом Центрального совета Воеппо-научного общества, был членом редколлегии журнала «Война и революция»,
«...Гигант военной мысли, ввезда первой величины в плеяде военных нашей Родины». Вряд ли можно найти более яркие и сильные слова для оценки М. Н. Тухачевского как военного теоретика, чем сказанные самым выдающимся полководцем Великой Отечественной войны Г. К. Жуковым. Тем более что он сам активно участвовал в строительстве Советских Вооруженных Сил и развитии их военного искусства, прошел вместе с ними весь героический путь от истоков до победы в Великой Отечественной войне, близко наблюдал военную деятельность Тухачевского. Немаловажно и то, что это слова человека критически мыслящего, сурового по натуре, сдержанного в эмоциях и скупого па похвалы.
Военно-научная деятельность М. Н. Тухачевского, многочисленные его труды и публикации свидетельствуют о том, что круг интересов полководца в военной теории был очепь широк. Он не ограничивался одной или несколькими проблемами военной науки или военного искусства, а охватывал почти все области военных знаний. В его трудах в органической связи исследуются проблемы характера войны и подготовки к ней страны и Вооруженных Сил, вопросы стратегии, оперативного искусства и тактики, истории военного искусства, строительства Вооруженных Сил, воспитания и боевой подготовки войск.
«Можно без преувеличения сказать, — писал Маршал Советского Союза С. С. Бирюзов, — что М. Н. Тухачевский по своей многогранной деятельности является одним из наиболее ярких и прогрессивных руководящих работников нашей армии, много содействовавший развитию советской военной теории и строительству наших Вооруженных Сид»
М. Н. Тухачевский, взявший для себя за образец военного деятеля нового типа М. В. Фрунзе, вместе с ним стоял у истоков советской военной пауки, заложенной великим Лениным. По призыву Коммунистической партии он смело принялся за разработку сложнейших проблем строительства новой в своей сущности армии социалистического государства и исследование особенностей ее военного искусства. Доклад о подготовке коммунистического командного состава и теоретический труд «Стратегия национальная и классовая» стали первым пробным камнем в этом отношении. Они знаменательны тем, что положили начало приобщению военных специалистов старой школы к разработке военной теории с классовых позиций пролетариата.
В своей научно-теоретической деятельности М. Н. Тухачевский неуклонно следовал ленинскому пониманию сущности войны как продолжения политики определенных классов, исходил из ленинского определения особенностей войн эпохи империализма. Правильное понимание марксистско-ленинского учения о войне и армии проявилось в его первых же работах и избавило от ошибок, которыми страдали военно-теоретические исследования ряда крупных советских военных ученых, пришедших из старой русской армии.
М. Н. Тухачевский в теоретических исследованиях всегда связывал способы ведения войны с общественно-экономическим строем государства, с уровнем воеппо-техни-ческого прогресса. Вместе с тем он подчеркивал, что «формы войны меняются также и в зависимости от задач, характера и целей войны» 190. Поэтому, исследуя способы ведения войны, вопросы стратегии, «надо наметить те основные пути стратегического мышления, основные пути стратегического руководства, по которым нам придется идти в нашу эпоху, тогда, когда нам приходится отстаивать завоевания Октябрьской революции от нападения окружающего нас капитализма...» 191.
Основываясь на указанных положениях и твердо веря в успех социалистического строительства в нашей стране, Тухачевский с глубоким пониманием исследовал военно-теоретические проблемы сегодняшнего и завтрашнего дня Советских Вооруженных Сил, делал дальновидные прогнозы на будущее, учитывая реальную военно-техническую базу. «Надо уметь найти соответствующее место новым техническим средствам, обеспечить необходимый масштаб вооружения ими и найти наиболее подходящие, наиболее эффективные формы боя и операции» 192.
Вот те главные цели, которые он ставил в военно-теоретическом исследовании.
Вся военно-теоретическая деятельность М. II. Тухачевского была направлена на решение неотложных практических задач строительства и подготовки Красной Армии, на разработку передового советского воеипого искусства, Он никогда пе был «кабинетным» теоретиком. В военной теории, как и в практической работе, был солдатом Коммунистической партии, проводил в жизнь ее предначертания по укреплению обороноспособности страны, живо откликался на все злободневные вопросы, встававшие перед советской военной мыслью на различных этапах военного строительства.
Перу М. Н. Тухачевского принадлежит около 130 работ, каждая из которых содержит сгусток передовой теоретической мысли своего времени. Имя М. Н. Тухачевского вслед за М. В. Фрунзе стоит первым в плеяде крупнейших советских военных теоретиков, развивавших ленинские положения военной науки социалистического госу-* дарства. А к этой плеяде относятся такие славные имена, как А. И. Егоров, С. С. Каменев, Б. М. Шапошников, И. П. Уборевич, Н. Е. Варфоломеев, К. И. Величко, В. Д,
Грендаль, К. Б. Калиновский, В. К. Триаидафиллов, Е. А. Шиловский, Д. М. Карбышев, А. Н. Лаичипский и другие. Они также внесли большой вклад в развитие советской военно-теоретической мысли. С именем Тухачевского справедливо связывают успехи советской военной науки, шагнувшей в 30-е годы далеко вперед по сравнению с наукой капиталистической Европы, Америки и Японии.
В военной теории Михаил Николаевич, так же как и в полководческой деятельности, был прежде всего стратегом большой войпы. Его мышление в основе имело стратегическую направленность. Ярко проявив свой стратегический кругозор уже в гражданскую войну, он в последующие годы развивал его, охватывал все больший круг проблем.
Разрабатывая формы и способы вооруженной борьбы, М. Н. Тухачевский придавал важное значение использованию в войне экономической, дипломатической, идеологической и других форм борьбы. В его работах подчеркивается взаимосвязь политики, экономики и стратегии, необходимость поставить на чашу весов в современной войне все материальные и духовные силы народа. Отсюда он делал вывод, что «ведение войны в современную эпоху перестало быть делом одного нолководца-стратега и перешло в руки правительства» К В связи с этим по его заключению вышла за пределы компетенции военного ведомства и разработка плана войны, который должен охватывать все элементы подготовки страны к длительной, до предела напряженной борьбе.
Среди всех форм борьбы Тухачевский справедливо ставил на первое место в войне вооруженную борьбу. Ей отдавал главенствующую роль в разгроме противника. «Создавая необходимые экономические, политические и социальные ресурсы и предпосылки войны, политика разрешает в последней инстанции вопросы организации вооруженных сил и подготовки театра военных действий, вопросы оперативного плана, осуществление которого, равно как и дальнейшее ведение операции, возлагается на стратегию, на командование вооруженными силами193.
Вместе с тем Михаил Николаевич еще в 1926 г. высказал мысль о том, что при огромном росте Вооруженных Сил и возросшей роли ресурсов всей страны в военных исследованиях нельзя уже ограничиваться старым представлением о стратегии как теории о военных операциях. Он говорил о необходимости расширения ее понятия до области военной пауки, охватывающей все проблемы подготовки страны и Вооруженных Сил к войне и ведения самой войны. Это понятие было очень близким к современному пониманию стратегии. Из него и исходил Тухачевский в своих исследованиях. При этом, говоря о роли Стратегии в ведении войны, он всякий раз подчеркивал руководящую роль политического руководства войной.
М. Н. Тухачевский вместе с М. В. Фрунзе и другими крупными военными теоретиками периода становления нашей армии активно участвовал в создании советской военной доктрины и советской стратегии. Особенно велика его роль в развитии стратегических взглядов в годы, предшествовавшие нападению фашистской Германии на Советский Союз. В его теоретических работах излагались основные принципы военной стратегии в будущей войне 194Ш
Яркий представитель военного искусства революционной армии, Михаил Николаевич прежде всего отстаивал в стратегии принцип решительного ведения войны. Он разбил взгляды тех, кто высказывался в военно-теоретической литературе о невозможности в современных условиях добиться победы силой оружия («военным насилием»). М. Н. Тухачевский утверждал, что для достижения экономических и политических целей войны «надо обеспечить себе свободное применение насилия, а для этого необходимо в первую очередь уничтожить вооруженные силы врага. Чем полнее будет такое уничтожение, тем в большей степени будет обеспечено достижение целей войны» 195.
В военной стратегии М. Н. Тухачевский всегда оставался последовательным сторонником наступательных действий, считал, что только наступлением можно добиться уничтожения живой силы и боевых средств врага. Главными стратегическими принципами, которые он утверждал в военной теории, являлись: решительное сосредоточение сил на главных направлениях, смелый и широкий маневр, преследование противника до полного уничтожения, всестороннее использование для решения стратегических задач морально-политического фактора. Этими мыслями пропикнуты все его работы, и не только в области стратегии, но также в области оперативного искусства и тактики.
Глубина стратегической мысли М. Н. Тухачевского с особой силой проявилась в определении характера будущей войны и ее начального периода. Он увидел немало того, что оказалось скрытым для других военных исследователей. Он настойчиво предостерегал о том, что гитлеровцы сделают все для заблаговременного развертывания и достижения превосходства в силах фашистской Германии к моменту открытия военных действий. В связи с этим маршал делал вывод о необходимости своевременного развертывания Советских Вооруженных Сил. К сожалению, не все эти практические выводы удалось реализовать к началу Великой Отечественной войны.
Напоминая о просчетах в подготовке к войне, следует подчеркнуть, что в целом советская военная мысль объективно оценивала ее характер. Она правильно определила роль и место в войне видов Вооруженных Сил, успешно решила проблему их стратегического использования и взаимодействия. Не мепее успешно были определены основные виды стратегических операций. История показала, что ни в одной из предыдущих войн за последнее столетие военная теория не была так близка к действительности. Если боевая практика первой мировой войны, по существу, опрокинула предвоенные взгляды на характер и способы ведения войны и привела к «позиционному тупику», то Великая Отечественная война внесла в них только коррективы. Главный просчет предвоенных стратегических взглядов заключался в недооценке возможности внезапного нападения и недостаточной разработке проблемы начального периода войны. Имели место и другие недоработки. Недостаточно были разработаны организация и ведение стратегической обороны, в том числе позиционная форма обороны, организация прорыва из окружения. Не было уделено должного внимания разработке контрнаступления.
Почти все перечисленные проблемы поднимались в трудах М. Н. Тухачевского. Некоторые из них были достаточно глубоко исследованы, на других он заострял внимание военно-теоретической мысли. Однако далеко не все теоретические положения по вопросам стратегии, высказанные Тухачевским и другими нашими военными теоретиками, были своевременно учтены в боевой практике.
В последние годы жизни М. Н. Тухачевский особенно много работал над проблемой начального периода войны.
Еще в 1926 г. в работе «Вопросы современной стратегии», где всесторонне исследовался характер будущей войны, им подчеркивалась особая важность разработки ее начального периода: «Мы должны учитывать и трезво оценивать не только сумму угрожающих нам опасностей, но и суметь реально, конкретно оценить отдельные элементы обстановки и сделать из этой оценки практические выводы... Первый период войны должен быть еще в мирное время правильно предвиден, еще в мирное время правильно оценен, и к нему нужно правильно подготовиться» *.
В этой основополагающей работе по вопросам военной стратегии, а также в последующих трудах М. Н. Тухачевский справедливо утверждал, что важнейшей задачей стратегии в начальный период войны явится обеспечение возможности развертывания отмобилизованных Вооруженных Сил. Именно потому, что войска первого стратегического эшелона в результате вероломного нападения фашистской Германии не смогли обеспечить в начальный период Великой Отечественной войны благоприятные условия для развертывания главных сил, боевые действия в первые месяцы войны приняли тяжелый характер и Советская Армия оказалась перед необходимостью развертывать свои силы в ходе кровопролитных оборонительных сражений и вынужденного отступления в глубь страны.
Неоднократно возвращаясь к проблеме начального периода войны, Михаил Николаевич каждый раз уточнял свои взгляды на характер приграничных операций в соответствии с изменением политической обстановки, развитием средств борьбы и видов Вооруженных Сил. В феврале 1934 г. в упомянутом уже докладе Наркому обороны, под которым вместе с Тухачевским подписался командующий войсками приграничного Белорусского военного округа Уборевич, говорилось: «Ведение войны старыми методами, т. е. в прежних формах стратегического развертывания, окажется невозможным. Та сторона, которая не будет готова к разгрому авиационных баз противника, к дезорганизации его железнодорожного транспорта, мобилизации и сосредоточению многочисленных авиаде* сайтов и быстрым действиям мехсоединений, сама подвергнется поражению в таком же стиле, не сможет произнести необходимого стратегического сосредоточения и потеряет приграничные театры военных действий»196.
Сделанные в докладе выводы полностью подтвердил опыт второй мировой войпы.
Спустя пять месяцев после доклада Наркому обороны М. Н. Тухачевский подготовил к изданию теоретическую работу «Характер пограничных операций», целиком посвятив ее названной проблеме. В пей рассматривались вопросы мобилизации и стратегического сосредоточения Вооруженных Сил на случай войны, а также возможный характер боевых действий в различной обстановке приграничного сражения. Стержнем всей работы была мысль о заблаговременном проведении мобилизации в приграничной полосе и срыве мобилизации и сосредоточения войск противника ударами авиации, высадкой механизированных авиадесантов и смелыми наступательными действиями «передовой (пограничной) армии», насыщенной механизированными соединениями. Основной целью приграничного сражения «нового стиля», как и ранее, ставилось обеспечение мобилизации и развертывания главных сил. При этом подчеркивалась необходимость заблаговременной подготовки к отражению подобных же действий со стороны противника. Глубина ударов с обеих сторон, по расчетам Тухачевского, могла достигать 250 км. В конце труда Михаил Николаевич делал весьма многозначительный вывод: «Лучше самим предупредить врагов. Лучше поменьше делать ошибок, чем на ошибках учиться» 1.
Взгляды М. Н. Тухачевского на характер приграничных сражений наиболее четко определились к 1937 г., когда прояснились агрессивные замыслы и стратегические возможности фашистской Германии, а также открылись новые перспективы развития Советских Вооруженных Сил в связи с успехами нашего социалистического строительства. Они претерпели существенные изменения по сравнению с теми взглядами, что излагались в работе «Характер пограничных операций».
Последние высказывания Михаила Николаевича о характере войны и ее начальном периоде показывают, что в своих прогнозах он оказался очень близок к той реальной обстановке, в которой началась и проходила Великая Отечественная война. К тому, что уже упоминалось по этому вопросу, следует добавить, что при исследовании начального периода войны Тухачевский говорил уже не о «передовой армии», а об армиях прикрытия, которые должны заблаговременно развертываться и перейти в решительное встречное наступление против вторгнувшегося противника на заранее избранных направлениях. Новая концепция приграничного сражения исходила из идеи подготовленного ответного удара. Она отвечала природе и сущности миролюбивого Советского государства, вся внешняя политика которого направлялась на предотвращение новой мировой войны.
М. Н. Тухачевский предлагал развертывать основные группировки армий прикрытия с учетом расположения приграничных укрепленных районов, так, чтобы они занимали фланговое положение по отношению к тем направлениям, где наиболее вероятны удары противника. Конечной задачей армий прикрытия он считал овладение выгодным стратегическим рубежом для развертывания главных сил и ведения дальнейших операций. По его предположению, приграничное сражение в отличие от аналогичных сражений первой мировой войны могло принять затяжной характер и продолжаться несколько недель.
Выдвинутая Тухачевским новая концепция начального периода войны и приграничного сражения легла в основу официальных взглядов, в соответствии с которыми Советские Вооруженные Силы готовились к отражению агрессии фашистской Германии. Однако в связи с исключительной сложностью обстановки на западных границах и просчетом в оценке возможного времени нападения было упущено главное: войска приграничных округов, в том числе армии прикрытия, не закончили своевременно развертывания и не были приведены в полную боевую готовность.
Говоря о характере будущей войны, М. Н. Тухачевский еще в работе «Вопросы современной стратегии» с большой прозорливостью высказал мысль о возможном образовании в ходе ее военной коалиции вокруг Советского Союза как за счет вновь образовавшихся революционно-демократических государств, так и в результате присоединения в качестве союзников некоторых капиталистических стран. В связи о этим он ориентировал на изучение проблемы ведения коалиционной войны и поставил вопрос о разработке коалиционной стратегии. Соответствующий раздел он включил в свою книгу.
Известпо, что и этот прогноз Тухачевского оказался правильным.
М. II. Тухачевский одним из первых среди советских военных теоретиков увидел сущность такого нового явления в военном искусстве, как операция. Понимая, что в современной войне задачи, выдвигаемые перед вооруженными силами стратегией, решаются путем осуществления различных по характеру и масштабу операций фронтов и армий во взаимодействии с авиацией, иногда с флотом, он взялся за разработку теории оперативного искусства — теории организации и ведения операции. При этом он правильно понимал, что оперативное искусство как в теории, так и в практике целиком исходит из положений и требований стратегии и в свою очередь определяет задачи тактики. Эта взаимозависимость между стратегией, оперативным искусством и тактикой четко проводится через все теоретические работы Тухачевского. На основе ее строилась вся его практическая деятельность по оперативной и тактической подготовке штабов и войск.
Теоретические работы и выступления Тухачевского, его участие в творческих дискуссиях, а также проводимые им многочисленные командно-штабные учения, маневры, занятия с высшим командным составом сыграли важную роль в формировании советского оперативного искусства. Тухачевский вместе с Триандафилловым являлся одним из основных составителей изданного в 1924 г. наставления «Высшее командование» — первого официального руководства для командующих и полевых управлений армий и фронтов по ведению операции. Подобного руководства в то время не имела ни одна другая армия. Неоценимым вкладом в развитие оперативного искусства были Полевые уставы РККА. Они явились синтезом оперативной и тактической мысли. Как известно, три устава, изданные при жизни Михаила Николаевича (1925, 1929, 1936 гг.), разрабатывались под его руководством и редакцией. М. Н. Тухачевский по праву считается одним из создателей теории советского оперативного искусства, которая впервые наиболее четко оформилась в Советских Вооруженных Силах.
Величайшим достижением советского оперативного искусства в предвоенные годы явилась теория глубокой наступательной операции. Подводя краткий итог научпой деятельности М. Н. Тухачевского, об этом нельзя не упомянуть еще раз. Михаил Николаевич стоял у истоков разработки этой теории. Со второй половины 20-х годов все его высказывания по вопросам военного искусства исходили из требований глубокой операции. Он был не только одним из создателей, но и активным пропагандистом повой формы ведения наступательного боя и операции, внедрял ее в практику войск. Возглавляя техническую реконструкцию Вооруженных Сил, он приложил всю свою энергию и настойчивость, чтобы в кратчайшие сроки обеспечить для них техническую возможность использовать повейшие достижения советской оперативно-тактической мысли на полях сражений. В том, что Советские Вооруженные Силы оказались готовыми в Великую Отечественную войну вести современные глубокие наступательные операции, есть немалая доля творческого и организаторского труда М. Н. Тухачевского.
Большим достижением советского военного искусства в предвоенные годы была разработка стратегического наступления, осуществляемого путем проведения последовательных фронтовых и армейских операций. Начало этому виду наступления, как мы помним, было положено в гражданскую войну М. В. Фрунзе при разгроме Колчака. Главным исполнителем замыслов Фрунзе и его последователем был М. Н. Тухачевский. Вслед за подобными операциями 5-й армии он умело применил против Деникина на Северном Кавказе и в войне с буржуазно-помещичьей Польшей такого же рода фронтовые операции. Обобщая опыт гражданской войны и исследуя характер грядущих военных столкновений, Михаил Николаевич теоретически обосновал, что последовательные операции будут основным видом стратегического наступления в будущей войне. Он подчеркивал, что в современных операциях «нет воз-хможности неприятельскую силу уничтожить одним быстрым решительным движением. Неминуемо приходится вести операцию за операцией, удар за ударом, нанося противнику непрерывные потери. ..Ряд последователь
но веденных уничтожающих операций, соединенных непрерывным преследованием, может заменить собой то уничтожающее сражение, которое было лучшим видом столкновения в прежних армиях...» 1.
Разработка совместно с другими представителями передовой советской военной мысли теории глубокой операции завершила поиски Тухачевского, направленные на то, чтобы сделать современные операции действительно «уничтожающими». «Новые средства борьбы, и в первую очередь авиамотомеханизация, — писал он в работе «Новые вопросы войны», — создают и новые возможности в вопросах уничтожения вооруженных сил противника. Нарождаются формы глубокого сражения, создающего предпосылки для нового этапа военного искусства, обеспечивающего возможность нанесения противнику решающих, непоправимых для него поражений» !.
Возросшие возможности средств поражения и их массовое применение позволяли перейти от затухающих последовательных операций к иаиесетшю мощных последовательных ударов, которые приводили к разгрому или полному уничтожению крупных группировок противника и взламыванию его стратегического фронта. При этом наиболее решительной формой операции Тухачевский считал операцию на окружение противника путем двустороннего охвата его флангов или обхода одного из флангов с прижатием врага к естественной преграде.
Великая Отечественная война дала классические образцы стратегического наступления, осуществляющегося в виде последовательных наступательных операций, в том числе операций на окружение, и не только фронтовых, но и операций групп фронтов.
Известно, что М. Н. Тухачевский всегда оценивал будущую войну как войну маневренную. Но, признавая главным способом ведения боевых действий наступление, он в своих высказываниях и теоретических работах неоднократно заострял внимание на возможности установления в определенные моменты войны позиционного фронта. «В общем, будущие операции могут разыграться как широкие маневренные действия большого размаха в пространстве и большого масштаба во времени, — говорил Михаил Николаевич. — Однако па фоне этих операций и в процессе их развития отдельные застойные этапы, приводящие к позиционным условиям борьбы, не могут быть исключены и будут, скорее всего, неизбежны»197. Ту же мысль он высказал в статье «О новом Полевом уставе РККА»: «Сила обороны растет и создает условия, в известной степени благоприятствующие появлению позиционных форм войны» 198.
В то время далеко не все были согласны с мнением Тухачевского. Позиционной форме обороны, особенно в стратегическом плане, в предвоенные годы пе уделялось должного внимания, вопросы ее организации серьезно не разрабатывались. Это увеличило трудности Красной Армии при ведении стратегической обороны в первый период Великой Отечественной войны.
В условиях когда в войне неизмеримо возрастала роль тыла страны, все большее значение приобретал подрыв в ходе военных действий военно-экономического потенциала противника. Бурный рост авиации открывал значительно большие возможности по сравнению с первой мировой войной для ударов но глубокому тылу с воздуха. М. Н. Тухачевский не мог пройти мимо этой новой серьезной стратегической проблемы и достаточно много занимался ею. Еще в ранних теоретических произведениях он подчеркивал ее важность, а заглядывая в будущее, указывал на авиацию как на главное средство решения этой задачи.
В монографии «Новые вопросы войны» Михаил Николаевич предложил конкретные способы вооруженного воздействия на вражеский тыл в целях срыва мобилизации промышленности и дезорганизации военного производства. Он считал, что при современной централизации энергетической системы и кооперирования промышленных предприятий подрыв военно-экономического потенциала следует вести не столько в виде бомбометания и уничтожения отдельных объектов, сколько в форме борьбы с отдельными процессами производства и эксплуатации ].
Это были новые мысли, которые не высказывались ранее в военной литературе ни у нас, ни за границей. Развивая их, Тухачевский писал: «Из всего комплекса самых разнообразнейших * процессов, организующих жизнь тыла противника, необходимо наметить такие, которые при их нарушении, с одной стороны, вносили бы решительную диспропорцию, создавали натяжение и кризисы и, с другой стороны, чтобы они были сопряжены с минимальным риском для воздушного флота» 199.
Михаил Николаевич предлагал для дезорганизации работы тыла и подрыва военно-экономического потенциала противника проводить самостоятельные бомбардировочные и бомбардировочно-десантные операции ВВС, увязанные в оперативно-стратегическом отношении с операциями сухопутных войск и ВМФ. В начале 30-х годов он считал, что подобные самостоятельные воздушные операции могут иметь решающее зпаченио в боевых действиях ВВС. Здесь сказалась увлеченность бурным развитием советской авиации и переоценка ео возможностей в ближайшем будущем. Позже Тухачевский пересмотрел критически свои взгляды и отдал предпочтение совместным действиям авиации с сухопутными войсками, пе отказываясь при этом от важности проведения самостоятельных воздушных операций ВВС.
Как показал опыт второй мировой войны, стратегическая авиация оказалась тогда недостаточным средством для того, чтобы серьезно нарушить военную промышленность противника. Однако поиски Тухачевским возможных путей подрыва военно-экономического потенциала противника силой оружия заслуживают внимания. Такая вадача стояла, безусловно, перед военной стратегией. Но реальные возможности се решения в полном объеме, как это мыслил Тухачевский, появились только с созданием современных средств борьбы огромной разрушительной силы. Его идея опережала свое время. Но она и теперь остается актуальной.
Хотя М. Н. Тухачевский по своему служебному положению не занимался непосредственно разработкой плана оборопы СССР, что являлось прерогативой Генерального штаба, оп вел большую исследовательскую работу в данпой области: анализировал соотношение сил с вероятным противником, выявлял возможные направления и силу его ударов при нападении на СССР, стремился научно предопределить возможный ход первых боевых операций. Человек постоянных исканий и творческой мысли, оп направил Наркому оборопы пе одну докладную записку со своими соображениями по этим вопросам.
В 1935 г. М. Н. Тухачевский в статье «Военные планы нынешней Германии», опубликованной 30 марта 1935 г. в «Правде», а затем в «Военном вестнике», раскрыл агрессивные замыслы гитлеровцев и на конкретных цифрах показал рост вооружений Германии. Оп писал, что «империалистические планы Гитлера имеют пе только антисоветское острие. Это острие является удобной ширмой для прикрытия реваншистских плапов па Западе...». Подобный вывод, а также неоспоримые доказательства быстрой милитаризации Германии вызвали большой переполох среди гитлеровского руководства. Оно предприняло даже дипломатические шаги, чтобы ослабить ошеломляющее впечатление, вызванное статьей, и дезориентировать мировую общественность. В лице М. Н. Тухачевского оно увидело не только одного из самых талантливых советских военачальников, но и опасного политического про* тивника. Такое признание во вражеском лагере сыграло недобрую роль в его трагической судьбе.
Небольшая по объему статья Михаила Николаевича была серьезной аналитической работой. В ней наряду с военными планами Германии раскрывались взгляды немецко-фашистского командования на ведение современной войны, давалась развернутая характеристика вооруженных сил с показом количества всех видов вооружений, определялись возможности их развертывания в случае войны.
В январе 1936 г. М. Н. Тухачевский выступил на второй сессии ЦИК СССР. В своей речи он вновь заострил внимание на лихорадочной подготовке фашистской Германии к войне, особо подчеркнув, что она создает могущественные танковые силы и крупный воздушный флот и готовит свою армию к внезапному нападению. Одновременно он доложил о мерах, принимаемых партией и правительством по укреплению обороны страны и повышению боевой готовности Вооруженных Сил.
В том же году, будучи в Париже, Михаил Николаевич во время встречи с представителями французского высшего командования с большой прозорливостью предсказал, что фашистская Германия в первую очередь предпримет нападение на западные страны *. Возражения своих оппонентов он с глубокой убежденностью опроверг неотразимыми доводами. Он напомнил, что для Германии основным фактором в большой европейской войне было и остается время. Военное же столкновение с Советским Союзом неизбежно приведет к затяжной войне на истощение. Гитлер не решится начать такую войну прежде, чем развяжет себе руки на Западе. К тому же стратегические условия западного театра, в том числе развитая железнодорожная сеть, обеспечивают немцам именно там быстрое сосредоточение войск и скоротечность военных действий.
Известно, что так и случилось в действительности. М. Н. Тухачевский оказался значительно прозорливее западных стратегов. Их надежда на то, что они останутся в стороне, а германская военная машина обрушит всю тяжесть удара на Советский Союз, не оправдалась.
Для того чтобы проверить готовность Советских Вооруженных Сил к отражению нападения фашистской Германии и проработать оперативно-стратегические вопросы начального периода войны при столкновении с немецко-фашистской армией, Михаил Николаевич предложил провести в Генеральном штабе большую военную игру на базе патних реальных оперативных предположений. Такая игра состоялась в начале 1936 г. Она проводилась в полосе между Западной Двиной и Полесьем. «Красными» командовал на игре командующий войсками Белорусского военного округа командарм 1 ранга И. П. Уборевич, «синими» — М. Н. Тухачевский. Это были достойные друг друга «противники», имевшие сходные взгляды на начальный период будущей войны и характер современных операций. Оба великолепно знали театр военных действий. Что касается знания оперативно-стратегических взглядов и вооруженных сил противника, то вряд ли можно было найти лучшую кандидатуру для командования «синими», чем Тухачевский.
Задание для игры, разработанное заместителем начальника оперативного отдела Генерального штаба Г. С. Иссерсоном, исходило из предположения, что фашистская Германия может выставить около 100 отмобилизованных дивизий, из них 50—55 сосредоточить к северу от Полесья. Здесь же дополнительно ожидалось 30 польских дивизий. Их возглавлял на игре командующий войсками Киевского военного округа командарм 1 ранга И. Э. Якир. При разработке задания считали, что Польша под давлением Германии выступит вместе с ней против Советского Союза.
Тухачевский, которому было поручено командовать на игре силами «противника», не согласился с таким расчетом немецких сил. Он полагал, что если немцы в начале первой мировой войны ввели в сражепие 92 дивизии, то теперь Германия сможет выставить вдвое больше, то есть примерно 200 дивизий. Отсюда делался вывод, что в полосе к северу от Полесья следует ожидать до 80 немецких дивизий. Михаил Николаевич высказал также пожелание, чтобы задание исходило из заблаговременного развертывания сил «противника» и внезапного для нас открытия военных действий. Это мотивировалось тем, что фактор внезапности составляет главную черту стратегической доктрины германской армии. Поэтому нужно быть готовыми к отражению внезапного нападения.
Как показали события Великой Отечественной войны, расчеты М. Н. Тухачевского полностью оправдались. Известно, что фашистская Германия вместе со своими союзниками развернула в 1941 г. против Советского Союза 190 дивизий, из них к северу от Полесья в составе групп армий «Север» и «Центр» — 79. Оказалось правильным и предположение полководца о внезапности нападения. За пять лет до войны он увидел, как она начнется.
Соображения Михаила Николаевича по уточнению задания на игру встретили возражения и не были приняты. Генеральный штаб в то время категорически отверг мысль как о возможности численного превосходства немецко-фашистской армии над советскими войсками в начале войны, так и об упреждении их в сосредоточении и развертывании для внезапного удара. Игра была проведена при примерно равном соотношении сил сторон, без учета фактора внезапности. Она оказалась лишенной стратегической остроты, которую предлагал Тухачевский. По ходу игры в конечном итоге произошло фронтальное встречное столкновение сторон в форме пограничных сражений 1914 г. Проведенные па картах операции не принесли решительных результатов 1.
М. Н. Тухачевский считал, что цель, которую он ставил, предлагая военную игру, пе была достигнута. В принятой упрощенной обстановке не представилось возможным проверить сложившуюся у него оперативную концепцию начального периода войны. Между тем Михаила Николаевича все больше тревожила опасность внезапного нападения фашистской Германии. Он продолжал неустанно предостерегать о такой угрозе в публичных выступлениях, исследовал проблему отражения внезапного военного нападения в теоретических разработках.
Г. С. Иссерсон пишет, что’ в конце 1936 г., будучи начальником кафедры оперативного искусства Академии Генерального штаба, он вместе с руководителем кафедры тактики высших соединений Г1. И. Вакуличем получил от М. Н. Тухачевского установки по разработке оперативных заданий для слушателей академии. На вопрос об обстановке, которая может сложиться к началу войны, Михаил Николаевич ответил, что при современном международном положении трудно предусмотреть конкретную стратегическую обстановку, в которой может начаться война. Ясно только одно, что так называемое нормальное вступление в войну с периодами сосредоточения и развертывания отошло в историю. Начало войны следует себе представлять как внезапное открытие крупных решительных операций с обеих сторон на земле, в воздухе и на море, создающих очень сложную и напряженную обстановку. При этом следует учесть, что при определенных условиях противник может упредить нас и первым открыть военные действия *.
Время подтвердило, что М. Н. Тухачевский был одним из тех представителей советского высшего командования, кто здраво и дальновидно смотрел на развитие стратегической обстановки в предвоенные годы.
Творческая мысль М. Н. Тухачевского обогатила все отрасли советской военной науки. Но очень многое ои не успел сделать. Его главная монография «Новые вопросы войны», теоретические положеиия и выводы которой имели особую значимость при подготовке Советских Вооруженных Сил к отражению гитлеровской агрессии, так и не увидела спета. Накануне войны оказались под запретом и ранее опубликованные работы. Тухачевский был объявлен в 1937 г. «врагом народа» и стал одной из многих жертв преступных сталинских репрессий.
По ложному обвинению
1937 год с самого начала был тревожным для Михаила Николаевича. На проходившем в Москве в конце января открытом процессе так называемого «антисоветского троцкистского центра» вдруг было упомянуто имя маршала Тухачевского. Его несколько раз назвал государственный обвинитель прокурор Союза ССР А. Я. Вышинский в своих вопросах к обвиняемым па закрытой части процесса. Правда, была сделана оговорка, что Тухачевский никакого отношения к делу не имеет и ни в чем не обвиняется. Однако имя его в какой-то степени было скомпрометировано. Это, несомненно, вызвало тревогу и заставило задуматься: зачем? Тем более что на процессе затрагивались оборонные вопросы, к которым Тухачевский имел прямое отношение. Руководители «центра» обвинялись в подрыве оборонного могущества Советского Союза и подготовке его военного поражения при нападении фашистской Германии. Говорилось о якобы существовавшем сговоре на этот счет с заместителем Гитлера по партии Гессом и фашистской разведкой, об обещании за помощь в захвате власти уступить Германии Украину.
Характерно, что гитлеровская пресса не только не опровергала поступавшие с процесса «факты», но и сама «подогревала» процесс. Так, «Правда» в статье «Свидетельские показания из Берлина» сообщала, что «германская фашистская печать поспешила привести свои «свидетельские показания». «Фелькишер беобахтер» и «Ан-гриф» выступили... со статьями на тему об отторжении Украины от Советского Союза. Заявления фашистских газет прямо перекликаются с показаниями троцкистских бандитов на суде» К
Гитлер и его окружение прекрасно понимали, какой ущерб наносит Советскому государству уничтожение опытных партийных и хозяйственных руководителей. Из политических судебных процессов, проводившихся в СССР, можно было видеть, что с утверждением культа личности Сталина репрессии против неугодных ему людей принимали все большие масштабы. Это обстоятельство Берлин решил использовать в своих интересах и прежде всего направить удар но военным кадрам, чтобы ослабить боевую готовность Советских Вооруженных Сил перед нападением на СССР. В глубокой тайне уже с 1936 г. фабриковались подложные документы, которые могли бы дать Сталину повод расправиться с М. Н. Тухачевским и другими наиболее талантливыми советскими военачальниками.
Как бы ни было велико беспокойство Михаила Николаевича в связи с упоминанием на суде его имени, вряд ли он мог подумать тогда, что его судьба уже предрешена, что вслед за процессом «антисоветского троцкистского центра», через четыре с половиной месяца, последует процесс «антисоветской троцкистской военной организации», а он будет на нем главным обвиняемым. Тем более не мог он знать, что в его судьбу уже вмешалась гитлеровская «Служба безопасности». Однако не она решила его участь.
Тухачевский никогда пе обольщался по поводу отношения к нему Сталина. Ни назначение на высокий пост, ни присвоение звания Маршала Советского Союза не обманывали его, не заставили поверить в доброе расположение всесильного человека. Умный, проницательный, он слишком хорошо знал феномен характера Сталина. Знал, что Сталин мог по расчету или капризу вдруг возвысить нужного человека и так же неожиданно ниспровергнуть и уничтожить его. С развитием культа эта черта характера проявлялась все больше.
Особенно тяжелое впечатление произвело на Михаила Николаевича самоубийство в феврале 1937 г. Г. К. Орджоникидзе, одного из самых любимых людей в партии и в народе. До Тухачевского доходили слухи о ссорах Орджоникидзе со Сталиным по поводу нарушения демократии и социалистической законности. Он всегда считал Григория Константиновича совестью партии, эталоном партийного и государственного деятеля ленинского типа. Гибель этого замечательного человека буквально потрясла Тухачевского и еще более обострила тревогу. К тому времени уже но было и В. В. Куйбышева. И вот ушел последний из тех представителей ленинской гвардии, с которыми навсегда свела Михаила Николаевича гражданская война, на искренность и поддержку которых он мог всегда рассчитывать. А именно теперь, как никогда, он нуждался в такой поддержке.
В последнее время отношение Сталина к Тухачевскому явно ухудшилось. Выдвигая Михаила Николаевича на высокие посты, Сталин, безусловно, выражал тем самым признание его таланта и необходимости самого активного его участия в строительство Советских Вооруженных Сил, но всегда относился к прозорливым мыслям и «слишком» бурной деятельности Тухачевского с ревнивой предубежденностью. Никогда не давал повода почувствовать своего расположения. Напротив, при случае подчеркнуто проявлял пренебрежение и неограниченную власть. Для Михаила Николаевича но было неожиданностью, когда его письма и предложения оставались без ответа или отвергались в категорической, резкой форме, без каких-либо серьезных объяснений. Грубость Сталина, конечно, оскорбляла самолюбие маршала, особенно когда по его адресу бросались несправедливые упреки. Но он не был исключением и с этим уже свыкся. В последнее же время со стороны Сталина чувствовалась определенная враждебность. По-особому официален стал и Ворошилов. Все это, конечно, настораживало и волновало. Письмо, написанное Сталину по этому поводу, осталось без ответа.
Теперь мы знаем, что против Тухачевского уже готовилось чудовищное обвинение в измене Родине. Арестованный за год до привлечения Михаила Николаевича к
суду заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа комкор В. М. Примаков, обвиненный в принадлежности к активным троцкистам, на протяжении многих месяцев «обрабатывался» следователями НКВД, а после личного допроса самого наркома внутренних дел Н. И. Ежова дал, наконец, требуемые «развернутые показания» об организации в Красной Армии «заговора», возглавляемого Тухачевским. Но не было улик. Поэтому по крохам собирались любые факты, компрометирующие Тухачевского. В старых делах Наркомата по военным и морским делам нашлась информация, поступившая в начале 1924 г. от секретаря партийной организации, в которой состоял Михаил Николаевич, будучи командующим войсками Западного военного округа. Он обвинялся в неправильном отношении к коммунистам, подчиненным и даже в аморальном поведении. На документе стояла резолюция М. В. Фрунзе: «Партия верила тов. Тухачевскому, верит и будет верить». В одном из столь же давних дел НКВД обнаружили показания двух бывших царских офицеров, назвавших Тухачевского вдохновителем их антисоветской организации. На копиях протоколов допросов Сталин написал: «...не исключе
но...» — и направил их Орджоникидзе. Но тот прекрасно знал, что Михаил Николаевич ни к каким оппозициям никогда не примыкал, и отнесся к этим заявлениям как к клевете. С поисками улик дело явно не клеилось. В конце концов их просто сфабрикуют, чтобы арестовать и осудить Тухачевского 200.
Теперь мы знаем, как это делалось, как готовились политические процессы во времена культа Сталина. Завеса лжи и обхмана приоткрылась после XX и XXII съездов партии, осудивших культ, и окончательно рассеялась после XXVII съезда, когда в жизнь советского общества ворвался свежий ветер перестройки, стала возрождаться давно отвергнутая гласность и восстанавливаться историческая правда. Но тогда истину знали только Сталин, его ближайшее окружение и узкий круг исполнителей его воли из НКВД.
«Иногда утверждают, — говорил Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев в докладе, посвященном 70-летию Великого Октября, — что Сталин не знал о фактах беззакония. Документы, которыми мы располагаем, говорят, что это не так. Вина Сталина и его ближайшего окружения перед партией и народом за допущенные массовые репрессии и беззакония огромна и непростительна. Это урок для всех поколений» *.
Гибель Тухачевского — один из примеров беззакония периода культа. Маршал, конечно, не мог знать о готовящейся против него провокации. Однако было очевидно, что он вызвал чем-то недовольство Сталина. Но чем? Может быть, прошлогодняя поездка за рубеж? Он представлял зимой 1936 г. Советский Союз на похоронах английского короля Георга V и по пути посетил Францию. Но он не вел тогда никаких официальных переговоров и не мог найти каких-либо промахов, допущенных со своей стороны во время поездки. Скорее наоборот. Своим умом, воспитанностью, умением с достоинством держаться и вести беседу в любом обществе Михаил Николаевич вызывал симпатию англичан и французов. О Тухачевском многие были наслышаны. Знали о его романтической биографии и полководческой славе в гражданскую войну, о его успехах в военной деятельности в мирное время. Все это привлекало внимание и вызывало неподдельный интерес к самому молодому из Маршалов Советского Союза. Хотя его беседы носили неофициальный характер, они имели определенное политическое значение. Личные симпатии невольно в какой-то мере распространялись и на нашу страну, которую Михаил Николаевич представлял с таким достоинством. Так, английская газета «Манчестер гардиен» 1 февраля 1936 г. сообщала: «Дружественные беседы, которые Тухачевский вел с рядом влиятельных лиц, могут, возможно, рассматриваться как знаменующие новый период в отношениях между Англией и СССР» 201.
Такой же любезный прием оказали Михаилу Николаевичу в Париже. Оп встретился с пачальником генерального штаба французской сухопутной армии М. Г. Га-меленом, посетил ряд военных объектов. Французским генералам было интересно увидеть прославленного советского военачальника, совершившего в 1920 г. столь нашумевший обходный маневр вокруг Варшавы, который часто сравнивали с захлестывающим маневром германской армии на Париж и выходом на Марну в 1914 г. Особенно памятным остался обед, организованный в его честь бывшими пленниками немецкого лагеря Инголынтадт. Среди товарищей по лагерю присутствовал на обеде и де Голль, в то время уже довольно известный военный теоретик. Спустя много лет, при посещении Советского Союза в 1966 г. в качестве президента Франции, де Голль вспомнил о Тухачевском и хотел повидать его родственников. Сестры маршала узнали об этом через знакомых переводчицы, сопровождавшей президента. Встреча не состоялась.
Единственное, что могло обеспокоить Михаила Николаевича в зарубежной поездке 1936 г., — это встреча в Лондоне с В. К. Путной, боевым соратником по гражданской войне, одним из лучших командиров дивизий. Путиа состоял тогда советским военным атташе в Великобритании, но к осени того же года был отозван в Москву, тут же арестован и находился в заключении. Не было секретом, что в обстановке проводимых репрессий его арест мог иметь только политическую подоплеку. Действительно, через несколько месяцев Путна предстанет перед судом вместе с Тухачевским.
Если в английских и французских кругах визит советского маршала встретил благожелательное отношение, то совсем иной резонанс он вызвал в германских посольствах в Лондоне и Париже и в министерстве иностранных дел Германии. Забеспокоилась фашистская разведка. Гитлера ни в коей мере пе устраивало сближение Советского Союза с Англией и Францией. И снова заботы фашистских дипломатов и разведчиков были связаны с именем Тухачевского. Никто не забыл, какой шум он поднял год назад своей прозорливой статьей об агрессивных замыслах Германии на Западе. Тухачевский был не только опасен как выдающийся полководец, но и в политическом отношении определенно «неудобен» для гитлеровского руководства.
Весной 1937 г. Тухачевский снова готовился к поездке в Англию, на этот раз — для представительства при коронации короля Георга VI. Поездка должпа была состояться в мае месяце, но неожиданно ее отменили. Михаил Николаевич получил весьма сомнительное объяснение: будто в Варшаве па него готовится покушение. Было попятно, что это лишь предлог. Ведь до Великобритании можно добраться и другим путем, хотя бы морем. Замена советского представителя при коронации официально мотивировалась болезнью Тухачевского. Для него же становилась все явственнее надвигавшаяся угроза.
Михаил Николаевич никогда не рассказывал в семье о своих служебных делах, не обременял близких своими заботами и переживаниями. И теперь, когда друзья и родные были встревожены случившимся, он оставался внешне спокойным, как всегда, напряженно работал, был внимателен к окружающим, иногда даже весел, находил время для музыки. Никто не видел каких-либо перемен в его образе жизни. Обладая редкой выдержкой, он ничем не выдавал своей тревоги.
Близость беды стала явной, когда 11 мая 1937 г. маршал Тухачевский был освобожден от должности первого заместителя Наркома обороны и назначен командующим войсками Приволжского военного округа.
Один из хорошо знавших Михаила Николаевича командиров Г. П. Софронов, в последующем генерал-лейтенант, в своих воспоминаниях рассказал о встрече, произошедшей в тот день в Наркомате обороны. Он ждал, когда Михаил Николаевич выйдет из кабинета Ворошилова, чтобы обратиться к нему по некоторым организационным вопросам, о которых ранее уже был разговор. Тухачевский от наркома вышел непривычно мрачный, а на вопросы Софропова ответил, что, видимо, не сумеет их разрешить.
«Эти слова так не вязались с Тухачевским, всегда смело бравшим на себя ответственность, — пишет мемуарист. — Я с удивлением посмотрел на него.
— Да, не сумею, — повторил он. —Перед вами ужо не заместитель наркома.
— Как? В чем дело? — невольно вырвалось у меня.
— Этот вопрос я тоже задавал несколько минут назад, но мае не ответили.
— ...И не объяснили причину?
— Нет. Ворошилов был холоден и официален. Сообщил об освобождении от обязанностей заместителя наркома, о назначении командующим Приволжским воепным округом и приказал пемедлепно выехать. Вот и все...
Сказанное Михаилом Николаевичем настолько потрясло меня, что я утратил чувство такта и пустился в пс-уместиые предположения:
— Вы, как видно, не сработались с Ворошиловым.
— Дело не столько в Ворошилове, сколько в Сталине, — возразил Михаил Николаевич и тут же оборвал разговор...» 1
...Вечером на квартире Тухачевского в доме № 2 по улице Серафимовича (тогда его называли «домом правительства») собрались сестры. Не было только Ольги Николаевны. Она с мамой Маврой Петровной отдыхала в Сочи. Пришли неожиданно, узнав о новом назначении Михаила Николаевича. Все были очень встревожены, понимали, что происходит что-то неладное.
Об этой встрече с большим волнением вспоминала сестра маршала Мария Николаевна. Говорила о необычности обстановки, когда все собравшиеся чувствовали какое-то особое напряжение и старались не обнаружить его, хотели казаться не только обычными, но даже веселыми. Внешне спокойным выглядел и Михаил Николаевич.
«Я пришла с сестрами Соней и Лилей, — рассказала Мария Николаевна. — Он открыл нам сам, встретил, как всегда, с искренней радостью.
— Ой, девчонки, как хорошо. Какие вы весенние, красивые.
Провел в столовую. Стали разговаривать.
— Знаешь, Мышьяк, — так называла брата веселая и острая на язычок Соня, — это даже хорошо, что ты будешь в Самаре. Мы приедем к тебе па Жигули.
— Конечно, как только устроюсь, приедете...
Он угостил нас каким-то очень вкусным вином. Потом завел патефон, и мы слушали Пятую симфонию Бетховена. Это была одна из его любимых вещей.
Нина Евгеньевна уже ушла спать, а мы разговаривали. Вдруг предложил по*читать вслух Козьму Пруткова. Часто прерывал чтение веселым смехом. Смеялся он особенно. Настолько заразительно, что все мы начинали хохотать за ним, как дети. Просидели всю ночь. Разошлись, когда уже рассвело и защебетали воробьи. Это была по-особому необычная ночь— тревожная и по-семейному радостная. Мы испытывали какую-то особую родственную близость. Сколько раз уезжал Миша! И никогда мы так не собирались, не провожали его. Для меня эта ночь запомнилась павсегда до мельчайших подробностей. Больше я ужо никогда не видела брата.
Провожая нас, Миша сказал, что Сталин при прощании положил ему руку на плечо и пообещал скорое возвращение в Москву».
Последними из ближайших родственников Михаила Николаевича видели Елизавета Николаевна с мужем и брат Николай Николаевич. Они навестили его семью на даче в Петровском перед самым отъездом в Куйбышев. Елизавета Николаевна подробно рассказывает об этой встрече в беседе с корреспондентом журнала «Огонек»
В Куйбышеве Михаила Николаевича дружески встретил Павел Ефимович Дыбенко. Всем известный предводитель революционных матросов Балтийского флота в 1917 г., председатель Центробалта и герой Октября, теперь он, командующий войсками Приволжского военного округа, сдавал полномочия Тухачевскому и переводился на Ленинградский военный округ. Разве могли они подумать тогда, что через месяц Дыбенко в составе Военной коллегии будет судить Тухачевского, а через год сам разделит его судьбу?
Впервые в истории Красной Армии войска военного округа возглавил Маршал Советского Союза. Недавний первый заместитель Наркома обороны СССР с обычной ответственностью взялся за новое порученное ему дело. Самозабвенной работой стремился подавить отягчающие думы и чувства. В первые же дни провел совещание с командирами соединений, поставил задачи по боевой подготовке, изложил свои требования.
После совещания Тухачевский беседовал с одним из командиров дивизии Я. П. Дзенитом по поводу замещения должности начальника штаба округа. Разговор прервал телефонный вызов из Москвы. Дзенит стал певольиым свидетелем необычной взволнованности Михаила Николаевича, когда тот слушал Москву. Положив трубку, он некоторое время молчал. Потом признался, что получил недобрую весть: арестован начальник Главного управления кадров РККА комкор Б. М. Фельдман.
— Какая-то грандиозная провокация! — с болью сказал Тухачевский 202.
Порочпый круг смыкался. Начались аресты.
Последний раз сослуживцы видели своего командующего войсками округа днем 26 мая. Тухачевский сидел в президиуме окружной партийной конференции. Выглядел очень усталым. Был задумчив. На вечернем заседании с нетерпением ждали его выступления. Однако после перерыва он больше не появился. До участников конференции дошла весть, показавшаяся невероятной: Тухачевский арестован НКВД как шпион, член какой-то контрреволюционной организации.
Это ошеломляющее известие подтвердили газеты. В тот же день, 26 мая, Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский был уволен из рядов Красной Армии.
Мать и сестра полководца, отдыхавшие в Сочи, не хотели верить в случившееся, но увидели, что его портрет уже сняли со стены санаторской библиотеки. Они поспешили в Москву, чтобы быть в этот страшный час вместе с семьей и разделить ее участь.
Сталин выполнил свое обещание. Не прошло и двух недель после отъезда в Куйбышев, как Тухачевский вернулся в Москву, но только под конвоем. В невероятно короткие сроки было проведено предварительное следствие и через две недели Михаил Николаевич предстал перед судом по делу «антисоветской троцкистской военной организации». Его обвиняли в измене Родине и шпионаже в пользу германского генерального штаба.
Вместе с Тухачевским к суду по тому же делу привлекались Б. М. Фельдман, недавние командующие войсками Белорусского и Киевского военных округов командармы 1 ранга И. П. Уборевич и И. Э. Якир, заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа комкор В. М. Примаков, начальник Военной академии им. М. В. Фрунзе командарм 2 ранга А. И. Корк, председатель Центрального совата Осоавиахима СССР комкор Р. П. Эйдеман и ранее арестованный бывший военный атташе в Великобритании комкор В. К. Путна.
11 июня газеты сообщали: «Следственными материалами установлено участие обвиняемых и покончившего жизнь самоубийством Гамарника Я. Б. в антигосударственных связях с руководящими военными кругами одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР. Находясь на службе военной разведки этого государства, обвиняемые систематически доставляли военным кругам этого государства шпионские сведения о состоянии Красной Армии, вели вредительскую работу по ослаблению мощи Красной Армии, пытались подготовить па случай военного нападения на СССР поражение Красной Армии и имели целью содействовать восстановлению в СССР власти помещиков и капиталистов» *.
В тот же день состоялось закрытое судебное заседание Специального судебного присутствия Верховного Суда Союза ССР, которое возглавил Председатель Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР армвоенюрист
В. В. Ульрих. В составе членов присутствия были: заместитель Наркома обороны СССР, начальник Воздушных сил РККА командарм 2 ранга Я. И. Алкснис, Маршалы Советского Союза С. М. Буденный и В. К. Блюхер, начальник Генерального штаба РККА командарм 1 рапга Б. М. Шапошников, трое командующих войсками округов — командарм 1 ранга И. П. Белов (Белорусский ВО), командармы 2 ранга П. Е. Дыбенко (Ленинградский ВО) и Н. Д. Каширии (Северо-Кавказский ВО), командир 6-го кавалерийского казачьего корпуса комдив Е. И. Горячев. В кратком информационном сообщении Прокуратуры СССР о процессе указывалось, что все подсудимые полностью признали свою виновность. Суд обвинил их в нарушении воинского долга, измене РККА и измене Родине и приговорил к расстрелу. На следующий день приговор был приведен в исполнение 203.
Так выглядела официальная версия проведенного судебного процесса, опубликованная в центральных газетах.
Столь скорый суд уже сам по себе показывает, что никакого серьезного следствия по делу не велось, а судьба обвиняемых была решена еще до его начала. В зарубежной печати высказывались сомнения и по поводу полного признания всеми подсудимыми предъявленных им обвинений, что закономерно повторялось на каждом политическом процессе. Советская пресса была вынуждена давать по этому поводу объяснения, мотивируя «признания» неотвратимостью доказательств. Теперь мы знаем, что никаких доказательств не было, а «признания» вырывались недозволенными, преступными методами.
Подлинные факты возникновения процесса «антисоветской троцкистской военной организации» и расправа над ее участниками были раскрыты много лет спустя, после смерти Сталина. ЦК КПСС, осудив культ личности
Сталина, развернул большую работу по выявлению и устранению последствий беззаконий, совершенных на почве злоупотребления властью. В 1955 г. по решению ЦЙ была создана специальная группа военных прокуроров и следователей Главной военной прокуратуры для пересмотра уголовного дела М. Н. Тухачевского и других военачальников, осужденных по этому делу. Позже к группе подключили сотрудников Комитета госбезопасности. О результатах работы достаточно полно рассказал в упомянутой уже статье на страницах «Правды» руководитель группы, в то время заместитель главного военного прокурора, генерал-лейтенант юстиции Б. А. Викторов
Тщательное изучение документов и допросы привлеченных к ответственности следователей НКВД, непосредственно причастных к делу, свидетельствуют, что оно являлось результатом преднамеренной фальсификации, угодной Сталину и его ближайшему окружению, и велось преступными методами.
Мы уже говорили о том, как в НКВД были вырваны показания о «заговоре» в Красной Армии у Примакова. Но этих голословных показаний, не подтвержденных фактами, было явно недостаточно. Тогда 8 мая 1937 г. таким же способом следователи получили «нужные» показания от арестованного работника Генштаба комбрига Медведева. Позже он отказался от своих показаний, заявив, что давал их по принуждению. Однако под физическим воздействием его «вернули к прежним показаниям». 13 мая по указанию Ежова арестовали ближайшего соратника Ф. Э. Дзержинского А. X. Артузова, одного из руководящих работников НКВД. На одном из допросов Артузов «показал», что после поездки Тухачевского в 1931 г. в Германию под фамилией Тургуева оттуда поступила информация о подготовке в Красной Армии заговора и о том, что возглавляет заговор генерал Тургуев. Предшественник Ежова Ягода тогда не придал значения полученной информации и приказал сдать материал в архив. Однако Ежов, узнав о нем, ухватился за устраивающие его сведения и приобщил к делу.
К тому времени в руках Ежова уже находилась и фальшивка, сфабрикованная в Берлине. Очень кратко о ней говорится в заключительном слове Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева на XXII съезде КПСС2.
1 См.: Правда. 1988. 29 апр.
2 См.: XXTI съезд Коммунистической партии Советского Сою-» за. Стенографический отчет. М., 1962. Т. 2. С. 585—586.
ш
Некоторые детали, почерпнутые из зарубежных изданий, в том числе мемуаров сотрудников гестапо, приводятся в советской литературе, изданной до начала свертывания критики культа личности Сталина, в частности в книгах Л. В. Никулина и А. М. Некрича 204. В отрывке из книги немецкого историка Пауля Карелла «Война Гитлера против России», опубликованном в еженедельнике «За рубежом» в мае 1988 г., сообщается: представитель Ежова заплатил гитлеровскому разведчику за фальшивое досье Тухачевского 3 миллиона рублей. Хотя в названных трудах излагаются несколько отличные версии подготовки и осуществления провокации, но ее суть остается одна.
Совершенно секретная операция, имевшая целью скомпрометировать Тухачевского и других видных советских военачальников в глазах Сталина, возглавлялась руководителем «Службы безопасности» Гермапии Гейдрихом. При ее подготовке он прежде всего исходил из особенностей характера Сталина: его подозрительности, жестокости, нетерпимости к неугодным людям. Если Сталин подозревает своих высших командиров в заговоре, считал организатор провокации, то он, несомненно, ищет доказательства их измены. А если доказательств не существует, их надо создать.
Со второй половины 1936 г. началась тайная подготовка «документов», «обличающих» Тухачевского и других представителей высшего командования Красной Армии в связях с немецким генеральным штабом, в намерении осуществить с его помощью государственный переворот и захватить в свои руки власть. Копировались почерки, подделывались подписи, штампы. К апрелю 1937 г. «документы» были подготовлены. Через немецкого агента в Праге фотокопия их попала к президенту Чехословакии Э. Бенешу. Руководствуясь, видимо, добрыми намерениями, Бенеш сообщил о них Сталину.
Столь стремительное развитие последующих событий показывает, что установлением подлинности полученных «документов» и доказательств вины Тухачевского и других осужденных не занимались. Подложные документы гитлеровской разведки могли лишь ускорить уже подготовленную расправу. Произведенные аресты вызвали ликование в Берлине.
И аресты, и ведение судебного процесса являют собой цепь беззаконий и произвола. В уголовном деле нет санкций прокурора на арест. Вместо них на первых страницах дела справки стандартного содержания: «Органы НКВД располагают данными о враждебной деятельности...» О самой же деятельности ничего конкретного. В протоколах допросов, даты которых не всегда соответствуют датам арестов, не записано ни одного протеста, ни одного возраженйя подсудимых против выдвинутых обвинений во вредительстве, шпионаже, сговоре о свержении Советской власти. «Нужные» показания часто придумывались следователями, а не были высказаны обвиняемыми. Во всех случаях зафиксировано полное признание виновности. А сохранившиеся на некоторых страницах протоколов следы крови говорят о жестокости следователей. Об этом рассказал следователь-преступник Ушаков.
Например, отметив, что арестованный раньше других Фельдман поначалу категорически отрицал участие в каком-либо заговоре, Ушаков пишет: «Я понял, что Фельдмана надо связать по заговору с Тухачевским. Вызвал Фельдмана в кабинет, заперся с ним в кабинете и к вечеру 19 мая Фельдман написал заявление о заговоре с участием Тухачевского, Якира, Эйдемана и других». Когда Якир во время следствия отказался от ранее данных показаний, его передали Ушакову. «Я, — пишет Ушаков, — восстановил Якира. Вернул его к прежним признательным показаниям... Мне дали допрашивать Тухачевского, который уже 26 мая сознался у меня... Я, почти не ложась спать, вытаскивал от них побольше фактов, побольше заговорщиков...»
Однако ни один факт, ни одно из предъявленных обвинений по делу не было подтверждено документами. В деле таких документов нет. Следователи любыми средствами добивались только признания, чтобы выполнить задание руководства — «развернуть картину о большом и глубоком заговоре в Красной Армии, раскрытие которого выявило бы огромную роль и заслугу Ежова перед ЦК» !. Генеральный прокурор СССР А. Я. Вышинский считал, что признание обвиняемого является достаточным основанием для его осуждения.
В соответствии с законом, принятым 1 декабря 1934 г., судебный процесс проводился без участия защитников. По этому же закону, позволявшему шельмовать и истреблять неугодных людей, приговор суда являлся окончательным и обжалованию не подлежал. Подсудимых поставили в известность о порядке слушания дела. На суде каждый из них сидел отдельно от других, вместе со своим следователем. Перед началом судебного васедания следователи напомнили, что подсудимые обязаны подтвердить показания, данные на следствии.
М. Н. Тухачевский на суде заявил: «У меня была горячая любовь к Красной Армии, горячая любовь к Отечеству, которое с гражданской войны защищал... Что касается встреч, бесед с представителями немецкого генерального штаба, их военного атташата в СССР, то они были, носили официальный характер, происходили на маневрах, приемах. Немцам показывалась наша военная техника, они имели возможность наблюдать за изменениями, происходящими в организации войск, их оснащении. Но все это имело место до прихода Гитлера к власти, когда наши отношения с Германией резко изменились». На вопрос, разделяли ли подсудимые взгляды троцкистов, правых оппортунистов, Михаил Николаевич ответил: «Я всегда, во всех случаях выступал против Троцкого, когда бывала дискуссия, точно так же выступал против правых».
Утверждения Тухачевского ничем и пикем не были опровергнуты. По существу, единственным доказуемым фактом, выдвинутым против Михаила Николаевича, были его давние споры с Ворошиловым и Буденным о роли кавалерии в будущей войне. Но мог ли он когда-нибудь подумать, что его огромная и плодотворная работа по созданию танковых войск, настойчивое отстаивание концепции ускоренного формирования крупных танковых соединений за счет сокращения численности и расходов на кавалерию будут расценены как вредительство, как подрыв боевой мощи Красной Армии?! С резкими обвинениями против Тухачевского, а также Уборевича и Яки-ра, разделявших его взгляды, выступил на суде по этому поводу С. М. Буденный. Подтверждался и поднятый на суде факт, что подсудимые вели между собой разговоры о том, чтобы обратиться в правительство с предложением об отстранении К. Е. Ворошилова от руководства Красной Армией. Причины, побуждавшие к подобному обращению, не выяснялись. Но сам факт расценили как террористические намерения в отношении К. Е. Ворошилова.
В «последнем слове» все подсудимые, за исключением Примакова, заявили о своей преданности делу революции, Красной Армии, лично товарищу Сталину. Раскаивались, если в чем-то и были виноваты. Просили о снисхождении. Еще во время следствия они взывали к справедливости в письмах к Сталину. Письма оставались без ответа. Сталин, Ворошилов, Молотов, Каганович, Маленков накладывали на них одну и ту же резолюцию: «Расстрелять!» Резолюция дополнялась злобными, бранными словами. В качестве примера подобной жестокости и цинизма на XXII съезде КПСС приводился случай с письмом Якира.
Стенограмма судебного процесса, уложившегося в один день, состояла всего из нескольких страниц. Это ли не говорит о примитивности разбирательства со столь тяжкими и многочисленными обвинениями?
В связи с завершением судебного процесса и приведением в исполнение приговора Нарком обороны К. Е. Ворошилов издал 12 июня приказ № 96. Приказ был обнародовал в газетах и навсегда вошел в историю как документ, воплощающий зло и вопиющую несправедливость, а также обличающий их вершителей. Повторив имена осужденных «врагов народа» и сфабрикованные против них обвинения, нарком заключал: они «стерты с лица земли, и память о них будет стерта и забыта», «армия укрепляется тем, что очищает себя от скверны» К
Нет, не стерта память о них. Правда восторжествовала и обнажила весь кощунственный цинизм этих слов. История опровергла и лживые слова об укреплении армии.
Приказ послужил началом развертывания широкой кампании по разоблачению участников «заговора» и причастных к нему лиц сначала в центральном аппарате Наркомата обороны, а затем и войсках, военных учебных и паучных учреждениях, конструкторских бюро. Призывы к повышению политической бдительности и «очищению армии от скверны» довели дело до того, что ни одна воинская часть не могла остаться в стороне, чтобы не найти в своих рядах хотя бы одного «заговорщика». В 1937—1938 годах около 40 тыс. человек командного состава стали жертвами необоснованных репрессий205.
Не только родные, но и многие из тех, кто близко знал Михаила Николаевича, и тогда не поверили в его виновность. Об этом много написано в воспоминаниях о нем. Неверие высказывалось и за рубежом. Передо мной лежат письма известного литовского писателя А. А. Лепс-нониса. В то время в буржуазной Литве он с группой литовских коммунистов находился в заключении в каунасской тюрьме. Все опи с болью встретили трагедию Тухачевского. Советского маршала знали как выдающегося полководца гражданской войны, защищавшего завоевания Октября. Старые коммунисты вспоминали, что при наступлении его армий на Варшаву в Каунасе готовилось вооруженное восстание. Общую боль высказал член ЦК Компартии Литвы Айзикас Лифшицас. Он твердо заявил, что «Тухачевский никоим образом не был шпионом и никогда но мог им быть». Мнение Лифшицаса поддержала вся камера — 35 политзаключенных.
Много лет спустя после этих событий, уже после реабилитации, в квартире Ольги Николаевны Тухачевской в Москве на улице пилота Нестерова собрались сестры маршала. Пришли Елизавета Николаевна и Мария Никол аевпа. Только они и дочь Михаила Николаевича Светлана уцелели после обрушившейся па семью трагедии 1937 г. В этом доме мне по раз приходилось слышать о Михаиле Николаевиче, о семье Тухачевских. Как живой, открывался образ полководца, захватывало его человеческое обаяние. А сегодня вспоминали о его последних днях, о горькой судьбе семьи.
По формуле, принятой во времена культа Сталина, столь же преступной, как и сами фальсифицироваппые политические процессы, вину за «преступления» «врага народа» разделяли все родственники. Вскоре после осуждения Михаила Николаевича были арестованы и высланы из Москвы его мать Мавра Петровна и старшая сестра Софья. Они умерли в ссылке. Жена маршала и оба брата — комбриги, преподаватели военных учебных заведений — были расстреляны. Три сестры прошли через все испытания сталинских тюрем и лагерей. После 17 лет заключения и двух лет ссылки они в 1956 г. по амнистии вернулись в Москву. Дочь Светлана, подросток, оказалась в специальном детдоме, а по достижении совершеннолетия также была арестована и до реабилитации находилась в лагере (умерла в 1982 г. в Москве). Такая же горькая доля досталась детям сестер и братьев маршала. Были расстреляны мужья сестер.
Процесс «антисоветской троцкистской военной организации» явился началом массовых репрессий против командного состава Красной Армии. Вслед за ним последовали аресты и уничтожение многих видных военачальников, особенно друзей и соратников Тухачевского. Жертвой сталинского произвола стала значительная часть военных кадров, выращенных Коммунистической партией за время гражданской войны и в 20—30-е годы. Погибли три из пяти первых Маршалов Советского Союза — М. Н. Тухачевский, В. К. Блюхер, А. И. Егоров. С мая 1937 г. по сентябрь 1938 г. подверглись репрессиям все командующие войсками и члены военных советов военных округов, все командиры корпусов, почти все командиры дивизий и бригад, около половины командиров полков, большинство политработников тех же категорий, многие преподаватели высших и средних военных учебных заведений *. При репрессиях удар направлялся в первую очередь против военачальников, пришедших из старой армии.
Сейчас, в пору революционного очищения нашего социалистического общества, восстановления исторической правды о его трудном пути, много пишут об ответственности за расправу над Тухачевским и массовые репрессии в отношении командных кадров Наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова. Однако, встречая прямо-таки яростное сопротивление противников гласности, зачастую делают это робко, смягчая краски. Надо прямо сказать, что Ворошилов в полной мере разделяет со Сталиным вину за совершенные беззакония. Он не только входил в ближайшее окружение Сталина, о котором говорил М. С. Горбачев, но и был его ближайшим личным другом, фанатически верил в Сталина и уверовал в собственное всесилие и вседозволенность. Без участия наркома не решалась участь ни одного из высших командиров. Материалы XXII съезда КПСС о культе личности Сталина и его последствиях, которые в долгие годы застоя замалчивались (а факты последствий культа находились даже под запретом), свидетельствуют, что Ворошилов несет персональную ответственность за многие злодеяния, которые проводились при его поддержке и активном участии, и называют вещи своими именами. Не случайно он вместе с В. М. Молотовым, JI. М. Кагановичем, Г. М. Маленковым поначалу оказывал резкое сопротивление линии партии на осуждение культа личности Сталина и выявление конкретных виновников репрессий, на восстановление социалистической законности и внутрипартийной демократии. Он боялся разоблачения своих собственных преступных действий перед партией и народом, неопровержимо подтверждаемых многочисленными документами 206.
Когда в Президиуме ЦК занимались разбором дела Тухачевского и других расстрелянных вместе с ним военачальников, Ворошилова, Молотова и Кагановича спросили:
— Вы за то, чтобы их реабилитировать?
— Да, мы за это, — ответили они.
— Но вы же и казнили этих людей... Так когда же вы действовали по совести: тогда или сейчас?
Но они не дали ответа на этот вопрос 207.
В письменном заявлении XXII съезду КПСС Ворошилов, подвергшийся острой критике, вынужден был признать правильность курса партии на преодоление последствий культа личности Сталина, а также и свою вину. «Я ... глубоко сожалею, — писал он, — что в той обстановке и мною были допущены ошибки» 208.
Но задумывался ли Ворошилов в те мрачные времена, как могло случиться такое, что почти все его высшие военачальники, люди, которых он лично знал еще с гражданской войны, а также большинство старших командиров оказались «врагами народа» и «подрывали» могущество Красной Армии? Тогда с кем же он строил эту действительно могучую армию, которая достигла наиболее впечатляющих успехов как раз перед началом массовой расправы с ее командным составом? Именпо в 1935— 1936 гг. она отличалась особенно высоким уровнем боевой выучки, быстрым ростом военной техники, устремленным в будущее раз питием военной мысли. И была обязана своими достижениями прежде всего Тухачевскому, Уборевичу, Якиру, другим выдающимся военачальникам— носителям прогресса в военном деле.
В результате репрессий 30-х годов Советские Вооруженные Силы потеряли наиболее опытных и хорошо подготовленных военачальников и командиров. Они оказались отброшенными назад. Резко ослабилась их боевая выучка и готовность. «Если сравнить подготовку наших кадров перед событиями этих лет, в 1936 году, и после этих событий, в 1939 году, — утверждает Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, — надо сказать, что уровень боевой подготовки войск упал очень сильно. Мало того, что армия, начиная с полков, была в значительной мере обезглавлена, она была еще и разложена этими событиями... Многие командиры чувствовали себя растерянными, неспособными навести порядок» 1.
Гибель Тухачевского и его единомышленников во взглядах на дальнейшее организационное и техническое совершенствование Советских Вооруженных Сил, развитие их военного искусства и подготовку к грядущей войне панесла тяжелый урон обороноспособности страны. Михаил Николаевич не успел завершить многого как в военно-теоретической, так и в организаторской работе. Он погиб в расцвете творческих сил, когда ему исполнилось 44 года. Оказались в забвении или под запретом многие его мысли и предопределения в отношении будущей войны. И не только его, по и других наиболее дальновидных советских военных деятелей. В развитии советской военной теории появились робость и догматизм. Творческая военная мысль оказалась скованной. Затормозилось освоение глубокой наступательной операции. Теперь никто уже не смел заикнуться о силе противника, о внезапности нападения, о пробелах в нашей подготовке к большой войне. Это означало бы политическое самоубийство.
Новый подход к оценке начального периода будущей войны, о котором так много йисал и говорил Тухачевский, по существу, был отброшен военным руководством. «При переработке оперативных планов весной 1941 года... — самокритично признавал Г. К. Жуков, в то время начальник Генерального штаба, — не были практически полностью учтены новые способы ведения войны в начальном периоде. Наркомат обороны и Генштаб считали, что, война между такими крупными державами, как Герма-пия и Советский Союз, может начаться по ранее существовавшей схеме: главпые силы вступают в сражение через песколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывапия ставилась в одинаковые условия с нами. На самом деле и силы и условия были далеко не равными» *.
Но ведь именно от этого просчета предостерегал Тухачевский! И не только предостерегал, но и провел серьезное теоретическое исследование новых явлений в характере будущей войны. Мы знаем, во что обошелся до-пущенпый просчет нашей армии и советскому народу в Великую Отечественную войну. Опыт войны свидетельствует и о том, что в ее первые месяцы наши войска оказались в трудном положении и несли большие потери из-за недостаточной подготовленности к организации и ведению стратегической обороны, особенно ее позиционной формы, к ведению боя в окружении и прорыву из окружения, из-за отсутствия разработанной теории контрнаступления. То, что делалось в этом отношении Тухачевским и другими, не было должным образом оценено и развито. Нарком Ворошилов заверял партию и народ, что Красная Армия в любой момент ответит тройным ударом на удар и будет вести войну только на чужой территории. К этому и армия и народ готовились в моральном отношении. Подготовка к стратегической обороне не только недооценивалась. Разговоры о ней даже в теории расценивались как «пораженчество».
Вскоре после гибели Тухачевского в связи с ошибочными выводами из опыта гражданской войны в Испании были расформированы механизированные корпуса, в создание которых Михаил Николаевич вложил столько сил и энергии. Подобный провал явился следствием недостаточной подготовленности и недопонимания многими из выдвинутых на высокие посты молодых командиров сути глубокой операции, а главное — из-за недопонимания ее и переоценки роли кавалерии в современной войне самим наркомом Ворошиловым. Лишь за год до нападения фашистской Германии, по опыту наступательных действий ее войск на Западе, с большим опозданием стал очевиден допущенный грубый просчет и механизированные корпуса начали формировать заново. Однако к началу войны они были иедоукомплектованы боевой техникой. Не получили должного развития к началу войны и воздушно-десантные войска, которыми так гордился Туха-» чевский и его единомышленники.
Комиссия ЦК ВКП(б), назначенная в связи с заменой весной 1940 г., после советско-фипляидской войны,
К. Е. Ворошилова новым Наркомом обороны С. К. Тимошенко, отмечая крупные недостатки в боевой готовности Красной Армии и отставание Наркомата обороны в разработке вопросов оперативного использования войск в современной войне, в частности, подчеркнула: «Твердо установленных взглядов на использование танков, авиации и авиадесантов нет» Ч И это после того, как в 1935— 1936 гг. достижения в развитии и применении танковых и воздушно-десантных войск Красной Армии, продемонстрированные на Белорусских и Киевских маневрах, поражали воображение генералов крупнейших европейских государств.
После осуждения Тухачевского были арестованы и репрессированы многие ученые, изобретатели, конструкторы, которых он поддерживал, с которыми соприкасался по работе. Был буквально опустошен Реактивный научно-исследовательский институт, одно из любимых детищ Михаила Николаевича, с которым он связывал новую эпоху в развитии военной техники. Руководители института были расстреляны, многие сотрудники, в их числе
С. П. Королев и В. П. Глушко, оказались в тюрьмах и лагерях. Надолго задержалась доработка уже готовых реактивных снарядов и проектирование боевых пусковых установок для них. И снова неотвратимая расплата. Красная Армия не получила к началу войны еще неведомого грозного оружия и лишилась одного из главных преимуществ — эффекта неожиданности его массового применения. Известно, что первая батарея знаменитых «катюш» была сформирована только с началом войны и приняла участие в боях под Оршей в июле 1941 г. Когда же фронт получил новое оружие в большом количестве, оно уже не было секретом для противника.
Еще хуже обстояло дело с дальнобойными жидкостными ракетами. Работа над ними, по существу, прекратилась. К счастью, не были физически уничтожены Королев и Глушко. После мытарств по тюрьмам и лагерям они возобновили научную и практическую деятельность в специальном конструкторском бюро при НКВД. Но время было упущено, и паше ракетостроение намного отстало от немецкого. То же произошло с разработкой радиолокационных станций и систем телеуправления, о чем
1 И,пт. по: Со'-н к'кпс Воору;кептилс Силы. Вопросы тт ответы. С. 213.
уже упоминалось выше, с другими техническими новшествами, поощряемыми Тухачевским.
Это только отдельные примеры тех тяжелых потерь, которые прямо связаны с гибелью Тухачевского. Мы не называем здесь имен других военачальников, конструкторов, ученых, решавших общие с Тухачевским задачи но укреплению Советских Вооруженных Сил и разделивших его участь. А кто может подсчитать полный урон, нанесенный в обороноспособности страны?! Известна лишь огромная цена, заплаченная советским народом и его армией в Великую Отечественную войну за последствия сталинского произвола.
Михаил Николаевич Тухачевский не дожил до решающей схватки Советского Союза с фашистской Германией, но вместе со своим народом незримо участвовал в Великой Отечественной войне, вместе с ним разделил славу победы. Труд, вложенный Тухачевским в строительство Советских Вооруженных Сил, в оснащение их современной военной техникой, в разработку способов ведения войны, теории оперативного искусства и тактики, в подготовку Вооруженных Сил к отражению гитлеровской агрессии, был немалым вкладом в победу. По-настоящему оценить этот вклад стало возможным только после того, как война подтвердила прозорливость его теоретической мысли и правоту взглядов на организацию, вооружение и боевую подготовку войск. Его важнейшие военно-теоретические разработки и замыслы получили оформление и развитие на нолях сражений и нашли воплощение в победоносных операциях советских войск.
При пересмотре фальсифицированного судебного процесса ряд крупных военачальников, пронесших славу советского оружия от стен Москвы и Сталинграда до Берлина, в заявлениях, поданных в Главную военную прокуратуру, были единодушны в том, что разработанные Тухачевским и его соратниками основы ведения крупных боевых операций в условиях «машинной войны», отрабатывавшиеся практически на маневрах еще в 30-е годы, явились надежным фундаментом для развития военного искусства Советской Армии в годы Великой Отечественной войны.
Многое, о чем говорил Тухачевский в своих теоретических работах, не утратило значения и в настоящее время. Его высказывания о влиянии нового оружия на организацию войск и на формы и способы ведения войны, об общих принципах советской военной стратегии, по вопросам управления, по методике воспитания и подготовки войск и некоторые другие представляют несомненный интерес даже при тех больших изменениях во взглядах на характер современной войны, которые произошли в связи с появлением новых средств борьбы.
* * *
Военно-теоретическое наследие и поучительный опыт полководческой и военно-организаторской деятельности М. Н. Тухачевского, равно как и других видных военачальников, погибших по ложному обвинению в 30-е годы, ныне вновь стали достоянием Советских Вооруженных Сил, а их имена, преданные почти двадцатилетнему забвению, снова украшают героическую военную историю нашего народа. Коммунистическая партия Советского Союза восстановила справедливость и историческую правду.
На основании материалов о полной невиновности осужденных по делу «антисоветской троцкистской военной организации», представленных специальной группой Главной военной прокуратуры, Военная коллегия Верховного суда СССР 31 января 1957 г. отменила приговор Специального судебного присутствия Верховного суда СССР от 11 июня 1937 г. в отношении Тухачевского и других проходивших по делу. Решением Комитета партийного контроля при ЦК КПСС от 27 февраля 1957 г. они были восстановлены в рядах партии. Правомерность названных документов 27 марта 1988 г. подтвердила Комиссия Политбюро ЦК КПСС *, созданная по решению октябрьского (1987 г.) Пленума ЦК для дополнительного изучения материалов, связанных со сталинскими репрессиями, в целях завершения процесса восстановления справедливости, приостановленного в середине 60-х годов после избрания Генеральным секретарем ЦК КПСС JI. И. Брежнева.
Ветер революционных перемен, набирающий силу после XXVII съезда КПСС, возвращение к ленинскому идеалу социализма, советской демократии, гласности приносят все более зримые результаты в очищении истории нашего социалистического общества от завалов и белых пятен, в восстановлении справедливости, попранной в мрачные времена культа Сталина. Устраняются и преграды, воздвигнутые на пути возвращения к исторической истине в годы, названные периодом застоя.
Открылась возможность сказать больше правды и о маршале Тухачевском. Всего четыре-пять лет назад было нельзя вспоминать о той роли, какую сыграли в его жизни и трагической гибели Сталин и Ворошилов, о тяжелых утратах, понесенных Красной Армией в связи с его гибелью и объявлением «врагом народа», о страшной судьбе его семьи и родственников. Освещение этих немаловажных в жизни и деятельности Тухачевского фактов расценивалось не более и не менее как «методологическая ошибка» и по указанию «сверху» исключалось из рукописей. Но ведь дело не только в исторической правде. Эти факты позволяют более рельефно увидеть образ полководца, уяснить обстановку, в какой проходила его деятельность, дают возможность лучше оценить его неординарность, его смелость как коммуниста и военного деятеля.
Многоопытные специалисты-профессионалы, досконально изучив и перепроверив документы и факты при пересмотре «дела Тухачевского», пришли к единодушному выводу: «... перед нами предстали яркие образы настоящих большевиков-ленинцев» *. Да, Михаил Николаевич Тухачевский был достойным сыном своего народа, верным солдатом Коммунистической партии и Советской Родины. Его имя по праву стоит в предвоенной истории Советских Вооруженных Сил рядом с именем М. В. Фрунзе. Он был ближайшим соратником и последователем Фрунзе в военном искусстве в годы гражданской войны, в строительстве Красной Армии и развитии советской военной теории в меж поенные годы.
Имя Тухачевского неразрывно связано с зарождением Красной Армии и ее героической борьбой за власть Советов, с ее легендарными победами над белыми армиями и иностранными интервентами. Оно неотделимо от становления Вооруженных Сил страны социализма и превращения их в могучую военную силу, разгромившую немецко-фашистские армии в Великую Отечественную войну. Тухачевский увековечил свое имя делами и ратными подвигами во славу социалистического Отечества. Оно навсегда останется в памяти благодарных советских людей.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Иванов Валентин Максимович МАРШАЛ М. Н. ТУХАЧЕВСКИЙ
Художник Е. А. Михельсон Художественный редактор А. Я. Салтаноа Технический редактор М. В. Федорова Младший редактор Т. В. Перфильева Корректор Т. В. Жильцова ИБ № 3671
Сдано в набор 5.07.88. Подписано в печать 23.11.89. Г-19590. Формат 84Х108/зг. Бумага тип. № 1.
Гарн. обыкн. новая. Печать высокая. Печ. л. 10. Уел. печ. л. 16,8+2 вкл. 5/в печ. л., 1,05 уел. печ. л. Уел. кр.-отт. 17,9. Уч.-изд. л. 19,3. Изд. No 2/4143. Тираж 100 000 экз* Зак. 617. Цена 1 р. 60 к.
Воениздат, 103160, Москва, К-160.
1-я типография Воениздата.
103006, Москва, К-6, проезд Скворцова-Степанова, дом 3.