МЮНЦЕР

Надо подумать о рабочих на рудниках. Идем, Пфайфер.


Мюнцер и Пфайфер уходят.

Помост слева

Фридрих сидит в кресле. Спалатин поддерживеат его под руку. Шут играет в «казнь» и гремит костями и черепами.


ФРИДРИХ

Что-то неможется мне сегодня.

ШУТ

Когда же ты, наконец, подохнешь, старый мошенник?

ФРИДРИХ (хохочет)

Чем это ты занимаешься?

ШУТ

Это вееслая старинная народная игра. Он шел, шел, шел, шишел-вышел, вон пошел. (Отрубает кукле голову.)

ФРИДРИХ

Да, бедные люди. Бедные и безголовые. Мы, князья, дурные люди, Спалатин, очень дурные. Мы должны молить господа о прощении. Может быть, мы сами дали бедным людям повод для возмущения. Ах, бедняги. Мы так их обременяли. Правда, правда. Мы были несправедливы к добрым людям. Хочешь сделать как лучше, но… Человек предполагает, а бог располагает. На все воля божья. Ну, собрали, наконец, князья свои войска?

СПАЛАТИН

Назначен срок выступления.

ФРИДРИХ

Господь все устроит по своему разумению, и крестьяне, наверное, скоро опять станут послушными. Но я не желаю иметь с этим ничего общего. Ничего, совершенно ничего. Знать ничего не знаю. (Поднимается, собираясь уйти.) Дорогой Спалатин, если мне суждено умереть, похороны по обоим обрядам, католическому и евангелическому. Так надежней. Откуда мне знать, кто прав? (Уходит.)

ШУТ (отрубает кукле голову)

Шишел-вышел, вон пошел. Шишел-вышел, вон пошел.

СПАЛАТИН

Скоро получишь новые игрушки.

ШУТ

Нет. Нового господина и старые игрушки.

ИОГАНН (поднимается на помост)

Мой брат умирает. Правительство возглявлю я. Подул новый ветер, Спалатин, холодный ветер. Господь изо всех сил надувает наши паруса. Первым делом мы прищучим этого Мюнцера. Никакого снисхождения. Понятно?

СПАЛАТИН

Вполне.

ИОГАНН

Поставьте в известность Лютера. Пусть сочинит текст обращения к войскам. Но пусть сделает на совесть. Что-нибудь внушительное. Он это умеет.

СПАЛАТИН

Восхваление прекрасного божественного порядка.

ИОГАНН

Превосходно, а я приму верховное командование. Надеюсь одержать немало славных побед. В конце концов, мы сражаемся против разбойников и убийц.

СПАЛАТИН

И святотатцев.

ИОГАНН

Да, и это. Отдайте приказ выступать и позаботьтесь о пиве. (Марширует и поет.)

Победным будет наш путь…


Все уходят.

Помост слева

Хиплер и депутаты.


ХИПЛЕР

Я открываю второе заседание первого немецкого парламента. Господа, нам известно, что положение критическое. Армия князей атаковала наши войска, и четыре тысячи крестьян — да, об этом надо сказать прямо — заколоты как бараны. А князья потеряли лишь нескольких лошадей.

ПЕРВЫЙ ДЕПУТАТ

Я предлагаю захватить вес замки и монастыри. Замки — опорные пункты князей и постоянная угроза для нас. Кроме того, нам нужно оружие, которое там хранится. Если мы хотим, чтобы люди не разбегались, мы должны также воспользоваться монастырскими запасами.

ХИПЛЕР

Но тем самым мы нарушим собственные законы.

ПЕРВЫЙ ДЕПУТАТ

Они уже стоили нам четырех тысяч крестьян.

ХИПЛЕР

Официально у нас пока еще перемирие. Мы можем поставить под угрозу переговоры с князьями. Может быть, тут просто своеволие какого-то военачальника.

ВТОРОЙ ДЕПУТАТ

В конце концов, князья подписали договора.

ХИПЛЕР

Мы должны сделать все, чтобы прийти к мирному соглашению. Даже теперь, именно теперь!


Первый депутат в бешенстве уходит.


Пункт первый повестки дня. В Вайнсберге был убит граф со своими ландскнехтами. Как это могло произойти?

ТРЕТИЙ ДЕПУТАТ

Единичный случай. В Лейпгейме они зарубили четыре тысячи человек, а ты волнуешься из-за какого-то графа. Я считаю, крестьян еще следует похвалить за их дисциплинированность.

ХИПЛЕР

Этот случай не имеет оправданий. Где оветственный офицер?


Офицер выходит вперед.


Что вы скажете?

ОФИЦЕР

Это произошло в нарушение моего приказа и за моей спиной.

ХИПЛЕР

Но ответственность лежала на вас!

ОФИЦЕР

Граф хотел поджечь деревни крестьян и прогнать женщин и детей. Крестьяне были очень возбуждены, а тут как раз пришло известие из Лейпгейма.

ХИПЛЕР

Это все?

ОФИЦЕР

Да.

ХИПЛЕР

Вы разжалованы и больше не возвратитесь в войско.


Офицер уходит. Все встают. Молчание.


ПЕРВЫЙ ДЕПУТАТ (возвращается)

Князья повсюду наступают. Они сжигают деревни. Просто поджигают — и все.

ХИПЛЕР

Но это же невоможно. Как они могли?


Все депутаты уходят.


(Садится. Пауза.) Как они могли?

ПЕРВЫЙ ДЕПУТАТ (кричит)

Они идут на Хейльбронн!

ХИПЛЕР (очнувшись)

Конституция! Где конституция?


Писец передает ему бумагу. Хиплер собирается уйти.


ПИСЕЦ

Господин Хиплер, вы еще должны закрыть заседание.

ХИПЛЕР

Что?

ПИСЕЦ

Заседание не закрыто.

ХИПЛЕР

На этом я закрываю второе заседание первого немецкого парламента.


Оба уходят.

Стол на авансцене слева

МЮНЦЕР (вспрыгивеат на стол)

Братья! Очнитесь! Ах, сколько раз я говорил вам, что так случится! Пока они живы, вы не найдете в себе сил избавиться от страха. Пока они властвуют над вами, бесполезно говорить о боге. Держитесь! Если в ыпокоритесь, вес ваши жертвы будут напрасными. На вас обрушатся новые страдания. А потому не малодушествуйте, не льстите больше безбожным этим злодеям! Начинайте борьбу, время не ждет! Зовите ваших братьев! Иначе все мы погибнем. Вся Германия пробудилась, большая игра началась, пробил час злодеев! Они будут взывать к вам, рыдать, умолять, как малые дети. Не давайте себя разжалобить! Пора, пора, пора! Время пришло! Чаша переполнилась! Пора, пора, пора! Куйте железо, пока горячо! Не давайте остынуть вашему мечу! Разрушьте этот Вавилон! Пора, пора, пора! Пока день — ваш. Пора, пора, пора! (Спрыгивает со стола.)


Приверженцы собираются вокруг него.

Стол на авансцене справа

ЛЮТЕР (на столе)

Предатели, клятвопреступники, ослушники, мятежники, убийцы, разбойники, богохульники! Ни одного дьявола не осталось в преисподней, все они веслились в крестьян! А потому давите их, душите, колите, тайно и явно, как только сможете. И помните, что нет ничего более ядовитого, вредоносного, дьявольского, чем мятежники! Их надо убивать, как бешеных собак! А потому не время спать. Никакой пощады, никакого снисхождения! Время снисхождения прошло. Настало время меча и гнева! Дело властей — убивать их, драться до последней капли крови. Их совесть чиста. А у крестьян совесть нечиста, и они защищают неправое дело. И каждый убитый крестьянин будет душой и телом предан дьяволу. А власти не должны иметь угрызений совести, они защищают правое дело. Уж такое нынче настало время, что князь скорее заслужит вечное спасение кровопролитием, чем иные — молитвами. А посему, дорогие господа, избавляйте всех нас, спасайте нас, сжальтесь над бедными людьми, помогите нам! Коли, бей, души, кто только может! Останешься лежать мертвым — благо тебе. Более праведной смерти ты никогда не сподобишься. Ибо ты умрешь во имя любви! Да скажет здесь всякий истинный христианин — аминь. Ибо молитва эта истинна, и хороша, и угодна богу. Я это знаю. (Сходит со стола.)

Стол на авансцене слева

Приверженцы Мюнцера берутся под руки, штолким фронтом отступают назад и поют.


С нами бог, святой дух, с нами бог.


Пфайфер остается на месте.


ФРАУ МЮНЦЕР (вбегает на сцену слева)

Пфайфер! Рабочие не придут! Им обещали повысить жалованье!


Пфайфер смотрит вслед демонстрантам, потом берет фрау Мюнцер за руку, они быстро уходят. Сзади слышится стрельба и пушечные залпы. Пение обрывается. Тишина.

Помост справа

ПАПА

Религии ни на что не годны. Они совершенно излишни. Кому это знать, как не мне. Я папа.

КАЭТАН

Новая религия называется наукой. К чему верить, если можно знать.

БИББИЕНА

То, что пишет ваш Лютер, — это же чистое средневековье!

КАЭТАН

Да и старо. Об этом писали сотни других. Гус, Вессель, Ганцфорт, Гох, Саванорола, Иоганн фон Везель.

ПАПА

Эти немцы весгда спохватываются через сто лет. Но земля становится шире. Небо меняется. Все движется. Дух нового времени овладевает умами. А этот человек открывает Библию. Уму непостижимо. Какой-то провинциал из Саксонии. Немецкий профессор. Чего он, собственно, хочет? Может мне кто-нибудь объяснить, чего он хочет?

БИББИЕНА

Он хочет быть правым.

ПАПА

И чтобы доказать свою правоту, он готов ввергнуть в пучину бедствий весь мир?


Биббиена пожимает плечами.


Быть правым. В чем? Чье это право? Что есть право? Ах, бог, вечно этот бог. Заботились бы лучше о Земле. Об этой прекраснейшей из планет. Величайшая ценность — мир на Земле. Вместо этого мы будем тупо, долго и упорно спорить, кто из нас имеет единственного, истинного, стопроцентного и воистину любимого бога. А через пятьсот лет обнаружим, что вообще никто из нас не был прав, и окажемся на том же месте. Повеситься можно. (Встает, Каэтану) Что ж, выброси своего Коперника. (Биббиене.) А твой Микланджело — посмотрим, кто станет оплачивать его мрамор.


Биббиена подает ему длинное черное священническое одеяние.


(Облачается.) Вернемся в лоно церкви. Будем носить рясы до полу и снова станем христианами. Прекрасная униформа. Кто-нибудь из вас знает, как служат мессу?

БИББИЕНА (оскорблено)

Я кардинал, а не поп.

ПАПА

Я стал попом после того, как стал папой, и у меня уже не нашлось времени обучаться ремеслу. Как же это… Преображение… потом застольная молитва… Неужели в Риме нет никого, кто умел бы служить мессу?

КАЭТАН

Я не уверен, что кто-нибудь найдется. (Передает ему толстую книгу.)

ПАПА

Что это? (Захлопывает Библию, поднимая облако пыли.)

КАЭТАН

Библия.

ПАПА

Я несколько иначе представлял себе фимиам. (Громко.) Верую в бога, всемогущего отца, творца земли и неба.


Все уходят.

Помост слева

Эразм за пюпитром. Гольбейн пишет его портрет. На помост поднимается Парацельс.


ПАРАЦЕЛЬС

Гольбейн пишет Эразма, а Эразм пишет похвалу Гольбейну. Уютно живется у нас в Базеле.

ГОЛЬБЕЙН

Застегни штаны, прежде чем открывать рот.

ПАРАЦЕЛЬС (Эразму)

Дай-ка ногу. У меня есть кое-что новенькое.


Эразм протягивает ему ногу.


(Втирает в нее мазь.) Что поделывает наше искусство?

ЭРАЗМ

Рифмует. А что твоя наука?

ПАРАЦЕЛЬС

Изобретает мази. (Гольбейну.) Я слыхал, ты расписываешь базельцам их ратушу.

ГОЛЬБЕЙН

Я тоже слыхал.

ПАРАЦЕЛЬС

На католический манер или на евангелический?

ГОЛЬБЕЙН

Красками.

ПАРАЦЕЛЬС

Вам, художникам, хорошо.


Эразм берет рукопись и начинает ее править.


Новая книга?

ЭРАЗМ

Сижу над ней вот уже пятый год.

ПАРАЦЕЛЬС

Чудной народ эти писатели. Пять лет думают над проблемой, а потом? Пишут о ней книгу.

ЭРАЗМ

Чудной народ эти врачи. Готовы лечить даже в пьяном виде.

ПАРАЦЕЛЬС

Но ведь и больные идут ко мне даже в пьяном виде.


Входит Фробен, нагруженный рукописями.


ФРОБЕН

Здравствуйте, господин Парацельс.

ПАРАЦЕЛЬС

Здравствуйте, господин Фробен.

ФРОБЕН

Нравится вам в Швейцарии?

ПАРАЦЕЛЬС

Еще как! (Эразму.) Говорят, чтобы получить гражданство, нужно владеть здешним диалектом.

ЭРАЗМ

Знания английского достаточно.

ПАРАЦЕЛЬС

Ты остаешься в Базеле?

ЭРАЗМ

Здесь можно писать. В наши дни это немало.

ФРОБЕН

А немцы все спорят. Интересно, чья возьмет. Мне это важно. Как издатель я предпочитаю споры — из них рождаются книги. Как швейцарский гражданин я стремлюсь к покою. Как человек я колеблюсь и не могу понять, что к чему. Хоть бы, по крайней мере, вопрос с богом, наконец, прояснился.

ПАРАЦЕЛЬС

Религия — только потеря времени. Каждый день нужно высовывать голову из окна и смотреть — какая погода на дворе: евангелическая или католическая, и слово какого бога в данный момент заволокло небо. У каждого шлагбаума приходится менять религию, как деньги. В одном городе ты верующий, в другом — еретик. Через сто лет над нами будут смеяться. Тогда никто больше не будет верить в бога.

ЭРАЗМ

Дай бог.

ФРОБЕН

Вы это всерьез, господин Парацельс?

ПАРАЦЕЛЬС

Господин Фробен, говорю вам: нет никакого бога.

ФРОБЕН

Господин Парацельс, вы смелый человек. Я вами восхищаюсь. (Эразму.) Вот новые корректурные листы. Все ли здесь верно? (Читает.) «Я весгда желал быть один, для меня нет ничего ненавистнее, чем присяжные сторонники партий».

ЭРАЗМ

Д.

ФРОБЕН

«Я хотел быть гражданином мира, быть для всех своим или, еще лучше, для всех чужим».

ЭРАЗМ

Да.

ФРОБЕН

«Национализм — проклятие человечества. Задачей политиков должно стать создание всемирного государства. О людях и вещах лучше говорить так, чтобы этот мир воспринимался как наше общее отечество».

ЭРАЗМ

Да.

ФРОБЕН

«Устоявшиеся мнения в сознании людей легко искоренить, если опровергать их убедительными аргументами, а не голыми утверждениями».

ЭРАЗМ

Да.

ФРОБЕН

«Все войны развязываются для пользы власть имущих и ведутся в ущерб народу. Властители и генералы извлекают из войны выгоду, а огромная масса должна нести бремя расходов и несчастий. Ни один мир никогда не был столь несправедливым, чтобы его нельзя было предпочесть самой справедливой из войн».

ЭРАЗМ

Да.

ФРОБЕН

«Те, кто отрицают существование бога, не столь безнравственны, как те, кто изображают его непреклонным».

ЭРАЗМ

Да.

ФРОБЕН

Ну, слава богу, все в порядке. А я уж подумал, что наборщики решили меня разыграть.

Такие необычные мысли.

ЭРАЗМ

Ты можешь все это выбросить вон. Разум, просвещение и терпимость сейчас не пользуются спросом.

ФРОБЕН

Может, мы все же поднимем этот спрос?

ЭРАЗМ

Наше дело проиграно. На много столетий вперед. Для людей, подобных нам, в Германии наступили худые времена.

ФРОБЕН

Будет война?

ЭРАЗМ

Непременно. Германия раскололась на два лагеря, чему же тут быть, как не войне?

ФРОБЕН

Этот Лютер…

ЭРАЗМ

Не произноси этого имени. Я его слышать не могу. Посмотри на Виттенберг и посмотри на Рим, Флоренцию, Париж, Брюссель, Лондон, Базель, Амстердам. Тебе все сразу станет понятно. В какой-то момент слово было за нами. Папа, император, короли Англии и Франции слушали меня. Даже немецкие князья меня слушали. Но это время было недолгим. Его не хватило.

ПАРАЦЕЛЬС

Может, хватит писать?

ЭРАЗМ

И рисовать?

ГОЛЬБЕЙН

И заниматься наукой?

ПАРАЦЕЛЬС

И зарабатывать деньги?

ФРОБЕН

Могу я пригласить вас, господа, на стакан красного вина?


Все уходят.

Рампа, середина сцены

Фуггер, Карл и Герольд — без фанфары


ФУГГЕР

Позвольте поздравить вас с победой над Францией. Молодой человек, Европа теперь принадлежит вам.

КАРЛ

Если в ымне дадите сотню, я приглашу вас на обед.

ФУГГЕР

Бережливость, молодой человек, бережливость прежде весго. (Герольду.) Прошу вас.

ГЕРОЛЬД

С фанфарой?

ФУГГЕР

По мне — без фанфары. Скромно и просто.

ГЕРОЛЬД

Но это все-таки государственный акт.

ФУГГЕР

Ну, как хотите.

ГЕРОЛЬД

В таких случаях мы трубим.

ФУГГЕР

Это уж ваша забота.


Герольд становится в позицию. С одной тсороны от него Фуггер, с другой — Карл.


ГЕРОЛЬД

Фанфара. Три длинных и шесть коротких сигналов, простых.

ФУГГЕР

Куда вы дели…

КАРЛ

Заложил.

ГЕРОЛЬД (доставая документ)

Мы, Карл, император божьей милостью. Всем и каждому. Рудники являются величайшим даром, который ниспослал нам господь, ибо в них заключено великое богатство — золото, серебро, медь, олово, ртуть, железо и прочие металлы. Многие люди работой на рудниках добывают себе хлеб насущный, а доходы князей и господ многократно увеличиваются, так что горное дело следует поощрять всеми средствами. Ибо чем больше польза для князей и господ, тем больше польза для общества. Если же, напротив, не оказывать этого поощрения, то хозяйство страны неизбежно придет в упадок, и общество понесет ущерб. Из всех предупредительных мер, способствующих оздоровлению, поощрению и развитию плодотворного и стабильного общества, самая полезная и надежная — постоянно поддерживать цены на высоком уровне и не продавать товары дешево. А посему нельзя допускать всех и каждого к производству товаров и торговле, но лишь одного-единственного или, в крайнем случае, нескольких избранных людей, которые имеют право их производить, обрабатывать и продавать. Таков обычай уже… (Фуггеру) сколько лет?

ФУГГЕР

Сорок лет.

ГЕРОЛЬД

Сорок лет. Так делается повседневно и в других местах и, значит, это хорошо. Ибо там, где товары продаются по высоким ценам (что лучше весго осуществляется, если сосредоточить их в одних руках), оживляются и прочие ремесла, и тем самым поощряется и умножается общая польза. Таким образом, закладка рудников и добыча металлов подобны другим дарам божьим, ниспосланным человеку, а обработка руд, их купля и продажа есть богоугодное, почетное и достойное занятие. А потому справедливо оказывать всяческое содействие почтенным людям, вкладывающим свой капитал в рудное дело, ибо они рискуют понести болшие убытки и, тем не менее, идут на этот риск. Их следует поощрять в их благих намерениях. Ибо золото, серебро и прочие металлы не являются товарами, необходимыми для жизни простому человеку. Когда цены на них поднимаются, рабочие должны радоваться, ибо в таком случае сохраняется их высокое жалованье. Ясно, однако, что если мы не будем поддерживать капитал, товаров сразу станет очень, очень мало, а это принесет вред обществу. Посему мы полагаем, объявляем и желаем и приказываем со всей полнотой нашей власти и с сознанием правоты нашего дела, чтобы во всех местах все товары, особенно рудники и металлы, были сосредоточены в руках нескольких избранных…


Фуггер толкает его под ребро.


…в одних-единственных руках, и тот, кто будет ими владеть, мог бы продавать их по самым высоким ценам, как ему заблагорассудится. Посему мы предписываем, чтобы в будущем сосредоточение всех благ в руках немногих не называлось ни дурным делом, ни монополией, и не считалось бы таковой, чтобы этому человеку не приходилось оправдываться перед другими. Никто да не посмеет его наказывать или обвинять, даже если иные почтут себя из-за этого в убытке. А если мы когда-либо издавали указы о запрещении монополий или издадим такой указ в будущем, то настоящим постановлением все они отменяются. Мы предписываем всем нашим подданным, под угрозой нашей немилости и тяжких наказаний, придерживаться этого нового экономического порядка и пресекать всякое ему противодействие. (Скатывает грамоту трубкой.) Фанфара. Четыре длинных, два коротких сигнала, простых.


Фуггер отбирает у него документ.


КАРЛ

Когда мое отречение? Сейчас или попозже?

ФУГГЕР

К чему? Вы хорошо исполняете ваши обязанности. В администрации тоже нужны люди.


Все уходят.

Стол на авансцене справа

За столом сидит крестьянин.


ПЕРВЫЙ НАЕМНИК (входит, поет)

Матушка гуляла,

Папаша воровал.

Будь у меня деньжонки,

Я б горюшка не знал. — Ну и времена, а?

КРЕСТЬЯНИН

Пошли бог вашим лошадям долгую жизнь, а то начнете ездить верхом на нас.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

Я не думаю, что бы господа перебили весх. Всех, конечно, не убьют. Иначе на свете останутся они одни.

КРЕСТЬЯНИН

Да.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК (поет)

Матушка гуляла,

Папаша воровал.

Будь у меня деньжонки,

Я б горюшка не знал. — Лютер больше не показывается народу на глаза?

КРЕСТЬЯНИН

Да.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

За каждого пойманного сторонника Мюнцера мы получаем пятерку. А их потом пытают. И убивают. Может, заключить другую сделку? После битвы при Павии мне случилось продавать труп одного графа. Семье. Для христианского погребения в освященной земле, и все такое. За это платят побольше пятерки. Конечно, если у семьи есть деньги.

КРЕСТЬЯНИН

Понимаю.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

Но это дело полюбовное. Чтоб без обмана.

КРЕСТЬЯНИН

Да. Понятно.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

Есть у тебя что-нибудь?

КРЕСТЬЯНИН

Да.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

К примеру?

КРЕСТЬЯНИН

Несколько домов, в городе.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

А семья?

КРЕСТЬЯНИН

И семья есть.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

Свое место на кладбище?

КРЕСТЬЯНИН

Да.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

Пытки очень жестокие. А потом все равно повесят. Скорая смерть легче. Я в этих делах знаю толк.

КРЕСТЬЯНИН

Да.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

Видишь, брат, у тебя будет легкая смерть, я получу деньги, да еще окажусь милосердным человеком. Все будет по-божески.

КРЕСТЬЯНИН

Да.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК (вытаскивает нож и подает руку крестьянину)

Брат мой.

КРЕСТЬЯНИН

Брат.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

Деньги. Сам понимаешь.

КРЕСТЬЯНИН

Да.


Первый наемник ударяет его ножом. Крестьянин падает.


ПЕРВЫЙ НАЕМНИК (вытаскивает нож, чистит его и поет)

Матушка гуляла, Папаша воровал.

Будь у меня деньжонки,

Я б горюшка не знал.

Стол на авансцене слева

Входят два наемника, держа каждый на плече по трупу.


НАЕМНИКИ (кричат)

Продажа трупов! Продажа трупов! (Бросают трупы на землю.)

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК (приволакивеат своего крестьянина)

Везет мне. Подцепил домовладельца.

ВТОРОЙ НАЕМНИК

Если только мы не сожгли его дом.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

Но денежки-то у него, наверное, есть.


Слева входят две женщины. Они осматривают трупы.


ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА

Вот мой.

ВТОРОЙ НАЕМНИК

Двадцать гульденов.

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА

Двадцать?

ВТОРОЙ НАЕМНИК

У него еще стоит. Вот. (Наступает на пах.) Если быстро уложишь его в постель, тебе еще кое-что достанется.

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА

Десять гульденов.

ВТОРОЙ НАЕМНИК

Пятнадцать или я изрублю его в куски.


Первая женщина платит и утаскивает труп.


ТРЕТИЙ НАЕМНИК

Это твой?


Вторая женщина кивает.


Двадцать.

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА

У меня нет денег.

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА

Да ведь от него ничего не осталось — ни рук, ни ног.

ТРЕТИЙ НАЕМНИК

Нести легче будет.

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА

У меня нет денег.

ТРЕТИЙ НАЕМНИК

Ладно, он слегка поврежден, давай десять.

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА

У меня нет денег.

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА

У меня нет денег.

ТРЕТИЙ НАЕМНИК (отсекает трупу голову)

Тяжело поврежден, пять.

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА

Нет у меня денег.

ТРЕТИЙ НАЕМНИК

Тогда я брошу его в реку.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

А этот чей?

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА

Этот не здешний.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

Хотите меня провести? У него есть дома.

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА

Нет, такого не знаем.

ПЕРВЫЙ НАЕМНИК

Надул меня, сволочь.


Солдаты утаскивают трупы.


Матушка гуляла,

Папаша воровал.

Будь у меня деньжонки,

Я б горюшка не знал.

Стол на авансцене справа

МЕЛАНХТОН

Мне совсем худо.

ЛЮТЕР

А мне хоть бы что. Я простой крестьянин, и моя душа в таких делах совсем задубела. Надеюсь, они скоро кончат. Я сегодня женюсь.

МЕЛАНХТОН

Что ты делаешь?

ЛЮТЕР

Женюсь.

МЕЛАНХТОН

Что? Сейчас? Когда вся Германия залита кровью?

ЛЮТЕР

Ну и что? А вот и князья.


Справа входят Иоганн, Альбрехт и несколько князей. Меланхтон и Лютер кланяются.


Светлейшие, высоко рожденные, всемилостивейшие князья и господа! Некоторые из вас полагают, что все это плод моего учения. Значит, вы не знаете, чему я учил и что такое евангелие. Те, кто истинно исповедуют и понимают мое учение, не создают беспорядков, мятеж идет не от меня. Вы — свидетели, что я проповедовал свое учение в тиши, что я горячо боролся против мятежей и со всем старанием призывал подданных к послушанию даже тиранической и неистовой власти и предостерегал их. Так что бунт не может исходить от меня. Никто так не сопротивлялся и не противостоял бунтарям, как я. Если я не смог удержать чернь, то я и мое евангелие здесь не при чем. Ибо я всегда молил за вас бога, поддерживал и помогал сохранить вашу власть над народом. С самого начала я совершенно ясно и неуклонно учил, что надо блюсти гражданский порядок. А посему не опускайте меч. Так надо, и господь хочет от вас, чтобы вы внушали народу страх и ужас, дабы крестьяне в будущем знали, как они были не правы. Не бойтесь совершить грех. Если среди крестьян окажутся невиновные, господь спасет их. А если он их не спасет, значит, они виновны. По мне, пусть лучше погибнут все крестьяне, чем что-либо дурное приключится с князьями. Будь я господь бог, я бы ударил и убил всех. А посему не давайте себя размягчить. Власти должны карать без пощады, дабы люди замолчали и поняли, что дело пошло всерьез. Если вы скажете, что затыкать им рот силой слишком жестоко, я вам отвечу, что так им и надо. Для них есть один ответ — кулак. Крестьяне не хотели слушать, и вы должны прочистить им уши пулями так, чтобы их головы разлетелись на куски. Кто не хочет слушать слова божьего, пусть познакомится с палачом. Я не желаю ничего слышать о милосердии. Власти не должны быть милосердными.

ИОГАНН

Магистр Меланхтон, надеюсь, вы того же мнения?

МЕЛАНХТОН

Разумеется, я того же мнения. Предписания властей суть добрые дела господа, и их нарушение — смертный грех. (Передает заключение.) Все требования крестьян несправедливы. Даже если они и были правы в своих двенадцати статьях. Крестьяне должны отдать господам все имущество. Оно больше не принадлежит им, бог отдал его господам. У власти часто бывают причины отнимать добро у других, чтобы сберечь его или просто так. Но хотя это и есть насилие, восставать против него не подобает.

ПЕРВЫЙ КНЯЗЬ

А налоги? Крестьяне утверждают, что мы неправиьно их используем.

МЕЛАНХТОН

Народа это не касается, он должен платить, сколько положено.

ВТОРОЙ КНЯЗЬ

А крепостное право?

МЕЛАНХТОН

То, что они не желают быть крепостными, есть насилие и бунт. Крепостные должны слушаться своих господ со страхом и трепетом. Более того, желательно, чтобы такой дикий, необузданный народ, как немецкий, имел еще меньше свободы, чем до сих пор. Наши господа распустили народ, берут с него только деньги и не держат его в повиновении. Народом надо править еще строже. Господь называет светскую власть мечом. А меч должен рубить. Налагать только денежные подати — значит быть слишком милостивым. Господь сказал: не оказывай милосердия. Оказывать милосердие — значит грешить, отрицать бога и искушать его, чтобы он обрушился на нас с небес.

ИОГАНН

Я полагаю, следует еще раз значительно повысить вам жалованье.


Лютер и Меланхтон кланяются.


ЛЮТЕР

Вот видите, ваша княжеская милость, миром нельзя управлять только силой, следует иметь ученых людей, которые словом божьим помогают властям держать народ в узде. Не будь ученых и проповедников, светская власть не долго бы продержалась.

ИОГАНН (становится между Меланхтоном и Лютером и кладет руки им на плечи)

Ну, что скажете, господа? Каковы мои любезные молодые люди?

ЛЮТЕР

Мы молим господа, чтобы он сподобил нас и впредь угождать нашим князьям и чтобы нашими господами не оказались дикие звери или крестьяне.

ИОГАНН

А как мы поступим с церковным имуществом?

ЛЮТЕР

Ежели ваша княжеская милость хочет и впредь служить орудием господа, ваша княжеская милость наверняка изыщет способы и средства. Есть достаточно соборов, церквей, монастырей и тому подобных вещей. Пусть только ваша княжеская милость соизволит осмотреть их и прикажет все подсчитать и привести в порядок. Они теперь попадают в руки вашей княжеской милости как нашего главы. Господь бог дает на это свое благословение.

АЛЬБРЕХТ

А мне что делать? Я кардинал. У меня только мои епархии.

ЛЮТЕР

Ваша княжеская милость должны жениться, точно так же, как я. Жениться, назвать себя светским князем, присвоить себе собственное церковное имущество и превратить всю страну в наследственное княжество.

АЛЬБРЕХТ

Но-но-но! Что скажут люди?

ЛЮТЕР

Проповедники должны постоянно внушать простым людям мысль, что достойнее променять ханжество церковной жизни на законный брак, а чересполосицу епархий превратить в прекрасное княжество. Затем эту мысль следует распространить в народе, а когда он преподнесет эту идею вам и будет покорно просить у вас этой великой милости, вы скажете, что народ вас убедил, и что вы исполняете волю народа.

АЛЬБРЕХТ

Ах, так. Ну, что ж, вся власть народу! (Хохочет.)

ИОГАНН

Эту революцию делаем мы.


Меланхтон уходит. Альбрехт отводит Лютера в сторону.


АЛЬБРЕХТ

Могу я предложить вам кошелек золота? Это так, мелочь. За вашу любезность.

ЛЮТЕР

Нет, не может быть и речи. Я никогда ничего не беру.

АЛЬБРЕХТ

Ну, скажем, как подарок к вашей свадьбе.

ЛЮТЕР

Ни в коем случае. Я ничего не беру. Отдайте моей жене.


Входит фрау Лютер.


АЛЬБРЕХТ

Дражайшая. (Целует ей руку.)

ФРАУ ЛЮТЕР (делает книксен)

Милостивый государь.


Альбрехт передает ей кошелек с золотом.


ЛЮТЕР (тихо)

Сколько?

ФРАУ ЛЮТЕР (взвешивает кошелек в руке)

Две тысячи.


Лютер и фрау Лютер уходят налево.


Справа выходит офицер, за ним несколько ландскнехтов ведут связанного Мюнцера.


ИОГАНН

Сколько?

ОФИЦЕР

Шесть тысяч убитых.

ИОГАНН

Недурно для одного дня. Так-так, значит, это и есть тот самый Мюнцер. Ну, как? Все люди равны?

МЮНЦЕР (обессиленно)

Все люди равны.

ИОГАНН

Так-так, все люди равны. (Пинает его ногой в живот.)

ВТОРОЙ КНЯЗЬ

Все люди равны? (Бьет его.)

ТРЕТИЙ КНЯЗЬ

Все люди равны? (Пинает его.)

ЧЕТВЕРТЫЙ КНЯЗЬ

Все люди равны? (Бьет его.)

КНЯЗЬЯ

Равны, равны, равны.


Избивают Мюнцера. Ландскнехты оттаскивают его к середине сцены.


ПАЛАЧ (входит)

Тут несколько баб, просят о помиловании для своих мужей.

ИОГАНН

О помиловании? Позвольте, как же нам быть? Проявляя милосердие, я совершу смертный грех. Кому охота быть грешником. Есть еще главари?

ПАЛАЧ

Да.

ИОГАНН

Тогда пускай эти бабы потом, когда мы усядемся смотреть на казнь, придут и сами вышибут им мозги. Это научит их думать. Но мозг должен брызнуть, не то они так и не получат своих мужей обратно. (Альбрехту.) Вот так и становишься грешником. Из чистого милосердия. Этот народ ничем не исправишь.

ПАЛАЧ

Верноподданнейше просил бы вашего разрешения вручить счет.

ИОГАНН

Снова счет?

ТРЕТИЙ КНЯЗЬ

У меня этих счетов полны карманы.

ИОГАНН

Только давайте по порядку. Чтобы никакой путаницы. Сколько обезглавлено, сколько повешено, четвертовано, колесовано, утоплено, сожжено. И никаких фальшивых трупов. Те, что погибли при пытках, не в счет.

ПАЛАЧ

Я их уже вычел из общего списка. Обезглавлено тысяча восемнадцать.

ИОГАНН

Плачу гульден.

ПАЛАЧ

Колесовано, четвертовано, утоплено всего…

ИОГАНН

Этих я не считаю, это садизм.

ПАЛАЧ

Глаза выколоты у восьмисот тридцати одного.

ИОГАНН

Полгульдена.

ПАЛАЧ

Языки вырваны у семисот одиннадцати.

ИОГАНН

Полгульдена.

ПАЛАЧ

Руки отрублены у девятисот десяти.

ИОГАНН

Полгульдена.

ПАЛАЧ

У многих детей выколоты глаза и вырваны языки.

ИОГАНН

Детей не считаю.

ПАЛАЧ

Но тем дольше ваша княжеская милость будет иметь слепых и немых подданных.

ИОГАНН

Это аргумент.

(Берет счет.) И люди еще удивляются, что административные расходы так велики. (Поднимается на помост к другим князьям.)


Палач направляется к лежащему посреди сцены Мюнцеру.

Помост справа

ТРЕТИЙ КНЯЗЬ

Хорошая добыча. Теперь надо совершить паломничество или пожертвовать на монастырь.

ПЕРВЫЙ КНЯЗЬ

Мои крестьяне сразу же запросили пощады. Вышли мне навстречу без оружия. Босиком, без шапок, со свечками в сложенных ладонях. Тут мы по ним и ударили. Восемнадцать тысяч крестьян стерли с лица земли. Как сейчас вижу эти сложенные ладони, белые свечи, красную кровь. Белое и красное. Цвета моего герба. Люблю это сочетание. Выглядит так свежо!

ВТОРОЙ КНЯЗЬ

Я делаю так. Беру крестьян в плен, за выкуп отпускаю, снова беру в плен и кончаю с ними. Они мертвы, а деньги у меня. А то еще припрячут.

ТРЕТИЙ КНЯЗЬ

Я заставил их три дня без хлеба и воды просидеть в замковом рву, так что они дрались друг с другом из-за помоев. С ума сойти, как было смешно.

ЧЕТВЕРТЫЙ КНЯЗЬ

А мои убежали в церковь. Тогда я поджег церковь, и они сгорели все скопом. И самое забавное, что они до последней минуты пели «С нами бог».


Все смеются.


ИОГАНН

Господь ныне, как и всегда, на стороне власть имущих.

АЛЬБРЕХТ

Собственно, они были совсем неплохие люди. Такие любезные, вежливые, услужливые. Я, например, не могу сказать о них ничего худого.


Князья смотрят на него. Напряженная пауза.


Знаете анекдот? Выходит епископ голый из исповедальни… (Пауза.) Теперь я его забыл.

ИОГАНН

Итак, с божьей помощью мы победили и тем самым совершили доброе дело. Возблагодарим же всемогущего господа.


Они молятся.

Помост слева

Фрау Лютер вяжет, Лютер разбирает бумаги.


ФРАУ ЛЮТЕР

Миленький, что значит: Non putassem?

ЛЮТЕР

Non putassem? «Я не это имел в виду». Древние считали это выражение самым недостойным мужчины. Ибо оно изобличает человека самоуверенного, упрямого, безответственного, который в одну минуту, одним поступком, одним словом может испортить больше, чем могут исправить десять ему подобных. А после заявляет: воистину, я не это имел в виду.

ФРАУ ЛЮТЕР

«Я не это имел в виду».

ЛЮТЕР

Этому Мюнцеру во время пытки задавали не те вопросы! Я бы допрашивал его совсем иначе. Он же не признал своей вины. Он утверждает, что не совершил ничего дурного. Нарочно, чтобы меня разозлить! «Ничего дурного»! Не могу себе представить, что человеческое сердце может так закоснеть в пороке.

ФРАУ ЛЮТЕР

Этот Мюнцер нехороший, да?

ЛЮТЕР

Очень нехороший.

ФРАУ ЛЮТЕР

А Карлштадт?

ЛЮТЕР

Он еще запросит пощады. Если он отречется, ему позволят жить в одной из здешних деревушек. Будет хозяином мелочной лавки. Сегодня утром я ездил в деревню. Спрашиваю крестьян: почему они больше не платят своим духовным пастырям, ведь оплачивают же они своих пастухов. Знаешь, что они мне ответили? Пастухи нам нужны. Вот до чего дело дошло. Мир погряз во грехе.

ФРАУ ЛЮТЕР

Non putassem.

ЛЮТЕР

Просто они не хотят больше ничего давать. Такая неблагодарность людей в ответ на священное слово божье есть, без сомнения не что иное, как наказание господне. Я прямо раскаиваюсь, что освободил их от тиранов. Неблагодарные твари. Они не стоят сокровищ евангелия. Не следует метать бисер перед свиньями.

ФРАУ ЛЮТЕР

Не сердись, сочини лучше песенку.

ЛЮТЕР

Ты права. (Пишет на листе бумаги.)

ФРАУ ЛЮТЕР

Теперь, конечно, все люди станут плохо о тебе думать?

ЛЮТЕР

И пускай. Я уж как-нибудь выкручусь, а они пусть сами расхлебывают эту кашу. (Напевает песню.)

ФРАУ ЛЮТЕР

Не понимаю, почему люди так бранят князя. Такой милый человек. Подарил нам монастырь.

ЛЮТЕР

Доход-то от него невелик.

ФРАУ ЛЮТЕР

Но монастырь-то большой. Я хочу открыть в нем пансион. Будет приезжать много народу, и мы сможем брать высокую плату за постой.

ЛЮТЕР

Да.

ФРАУ ЛЮТЕР

И жалованье он тебе повысил.

ЛЮТЕР

Пятьсот тысяч.

ФРАУ ЛЮТЕР

И потом прислал тебе еще денег, просто так.

ЛЮТЕР

Шестьдесят тысяч.

ФРАУ ЛЮТЕР

На них мы купим хороший крестьянский двор. Это будет выгодным помещенем денег.

ЛЮТЕР

Да, крестьянские дворы нынче дешевы.

ФРАУ ЛЮТЕР

И еще мы купим пруд, виноградник и несколько больших садов. И не забудь, что монастырь имеет право на пивоварение. Ты теперь пивовар. Мартин Лютер, великий пивовар из Виттенберга. Non putassem. (Громко смеется.) Давай закажем герб и пристроим к монастырю новый портал с твоим портретом и гербом. Будет красивый новый фасад.

ЛЮТЕР

Да. Теперь дело пошло всерьез. Пора сидеть тихо, И предоставить борьбу господу богу. (Пауза. Он сочиняет.) Проповедники — величайшие из убийц. Я, Мартин Лютер, убил всех мятежных крестьян. Я призвал убивать их. Вся их кровь на моих руках. Но я пересылаю ее господу богу, который вложил мне в уста мои речи. Тот, кто внимательно взвесит и проверит эти вещи, тот кое-чему научится.

Рампа, середина сцены

Фуггер на коленях в молельне. Шварц кладет на молитвенный столик бухгалтерскую книгу и зажигает две свечи, справа и слева от нее.


ФУГГЕР (складывает руки)

Аминь.

ШВАРЦ

Баланс фирмы Якоб Фуггер. Сумма: двести три миллиона двести шестьдесят пять тысяч двести. Это свыше тысячи процентов чистой прибыли.

ФУГГЕР

Хорошие были годы. Восславим капитал.

ШВАРЦ

Во веки веков. Аминь.

ФУГГЕР

О капитал.

ШВАРЦ

Смилуйся над нами.

ФУГГЕР

Ты начало и конец всех вещей.

Ты был, и есть, и пребудешь вечно.

Все из тебя, все — через тебя,

Все — в тебе, чем мы живы и что мы есть.

Ты — вся мощь небесная и земная,

Ключ, число и вес всего сущего,

Царь над царями и владыка над владыками,

И величием твоим исполнилась земля.

И мудрость твоя мощно правит и царит.

ШВАРЦ

Смилуйся над нами.

ФУГГЕР

О капитал.

ШВАРЦ

Избавь нас…

ФУГГЕР

От твоего гнева,

От неверия и суеверия,

От малодушия и гордыни пред тобой,

От недоверия к твоему милосердному провидению,

От жалоб на твои предначертания,

От всякого непочтения

К твоему величайшему величию,

К твоей бесконечной власти и мудрости,

К твоему изобилию.

ШВАРЦ

Помилуй и спаси нас.

ФУГГЕР

О капитал.

ШВАРЦ

Услышь нас…

ФУГГЕР

Дабы все уверовали в тебя,

Дабы все признали тебя Творцом,

Дабы все вознесли и восславили святое имя твое,

Дабы исполнилась воля твоя,

Дабы все возлюбили тебя

Всем сердцем как высшее благо,

Дабы ты привел нас в царствие твое,

Его же уготовил ты всем чадам твоим,

Дабы мы подчинились

Всем предначертаниям твоим,

Дабы ты благословил

Все труды наши и деяния,

Дабы ты укреил и поддержал нас

В святом служении тебе,

Дабы ты воспринял нас

В наследники вечного твоего царствия.

ШВАРЦ

Молим тебя — услышь нас.

ФУГГЕР

О капитал.

ШВАРЦ

Смилуйся над нами.

ФУГГЕР

Ты цель и конец всего сущего,

Ты ужас бедных,

Ты радость богатых,

Ты прибежище грешников,

Ты пища избранных,

Ты источник всех милостей,

Сопряженных со словом божьим

В самой сути своей.

Ты пучина всех добродетелей,

Ты средоточие всех сердец,

Ты исцеление тех, кто на тебя уповает.

ШВАРЦ

Смилуйся над нами.

ФУГГЕР

О капитал.

ШВАРЦ

Молим тебя, услышь нас.

ФУГГЕР

Сохрани нам твои милости

Победою над врагами твоими,

Твоею вечною властью,

Твоим вечным господством.

И обрати все наши мысли, слова и деяния

По твоему промыслу,

И восприми нас в число избранных,

И укрепи нас в вере и трепете пред тобою,

И воспламени в нас неугасимую любовь к тебе,

И пробуди в нас жажду наслаждения.

ШВАРЦ

Молим тебя, услышь нас.

ФУГГЕР

О, святые защитники!

ШВАРЦ

Молитесь за нас.

ФУГГЕР

Активы и пассивы,

Проценты и дивиденды,

Векселя и чеки,

Расписки и ипотеки,

Акции и облигации,

Налоги и ренты,

Движимое и недвижимое.

Валюты и биржи,

Повышения и понижения,

Золото и брильянты,

Инфляция и дифляция,

Кредит и спекуляция,

Конъюнктура и баланс!

ШВАРЦ

Молитесь за нас.

ФУГГЕР

Вы, кто поклоняется ему в трепете,

Вы, кто поет ему славу, славу, славу,

Услышьте его волю,

Благовестите его советы людям,

И исполняйте волю его,

И защитите, и охраните нас,

Дабы мы следовали

Вашим нашептываниям,

И верно исполняли волю вашу,

И почитали господа нашего — капитал,

И славили его вкупе с вами.

ШВАРЦ

Молитесь за нас. ФУГГЕР

Ты утешитель богатых,

Ты свет миллионеров,

Ты огнь испепеляющий для бедных,

Ты светоч правителей,

Ты адвокат пророков,

Ты сила менеджеров,

Ты чистота блудниц,

Ты блаженство земли.

О ты, что питаешься стыдом и позором,

ШВАРЦ

Смилуйся над нами.

ФУГГЕР

От мучительных упреков совести,

От великого помрачения,

От чудовищной тьмы,

От ужасных стенаний и жалоб,

От печального одиночества,

О капитал, отпускающий грехи мира сего,

Избави нас

И ныне, и присно, и вовеки веков.


По мере того, как литургия Фуггера приближается к концу, на помост поднимаются Лютер, фрау Лютер, князья. Они поют.

О господи, ты наш оплот,

Оружие и сила!

Ты из нужды спасешь народ,

Что б с нами ни случилось!

Да сгинет враг в святой войне!

И пусть весь мир узнает:

Господь на нашей стороне,

Он нас благословляет.

Пусть враг еще силен,

В победу верит он,

И воинство его

Святыни попирает,

Ему не верьте, праведные люди!

Пусть нас враги лишат

И наших жен, и чад,

Без чести, без добра

Прогонят со двора,

Но царство божье вечно нашим будет!

Во время пения все четверо сходят с помоста и выстраиваются в ряд в центре сцены. Они растягивают во всю ширину сцены свои одежды и загораживают ими казнь Мюнцера. Пение громче. Слышен удар топора по дереву. Пение все громче. Голова Мюнцера, насаженная на длинную пику, поднимается за их спинами и смотрит на публику. Пение все громче. Фуггер молится.

Занавес

О методе

В этой пьесе речь идет не о теологии. Теологичексий аспект Реформации изучался в течение четырехсот лет, на эту тему написано бесчисленное количество книг. Социальные же последствия этих событий почти не принимались во внимание. Между тем мы ощущаем их еще и сегодня.

В этой пьесе речь идет и не об идеологии. Имея сложившиеся мнения, готовые ответы на вопросы, не стоит писать пьес.

Речь идет о четырех молодых людях. Одного из них зовут Лютер, другого — Мюнцер, двое остальных — это Карлштадт и Меланхтон. Речь идет о началах бухгалтерии. Речь идет о первой великой немецкой революции. Их совпадение во времени, вероятно, не простая случайность.

Таким образом, речь идет о том, чтобы как можно более конкретно исследовать ситуацию. Действие пьесы происходит с 1514 по 1525 год. То, что параллели с нашим временем оказались такими четкими и несомненными, поразило меня самого. Не понадобилось никакой актуализации, никакой особой драматизации в целях большей сценичности. Вероятно, бывают исторические модели, которые повторяются по одной и той же схеме.

Я занимался этой темой пять лет. Никакими секретными источниками я не располагал. Имевшийся в моем распоряжении материал был прочитан и проштудирован во всей его широте. Правда, я позволил себе с особой тщательностью рассмотреть сложное переплетение истории церкви, политической истории и истории экономики.

Пьеса получилась такой длинной еще и потому, что в нее вошли оригинальные тексты, связанные друг с другом. Речи действующих лиц не выдуманы мною, но взяты из соответствующих сочинений. Кроме того, соблюден их хронологический порядок. Когда Лютер подробно высказывается по тому или иному поводу, то его монологи состоят не из подобранных фраз, а представляют собой целиком процитированные письма или сочинения, написанные им в данный период.

Есть лишь несколько исключений, но они оправданны. Например, в те сцены, где речь идет о принципиально важных спорах или диалогах, вставлены высказывания героев, основополагающие для данного вопроса. Там, где я сомневался, я высказывал свои сомнения или просто вымарывал сцену. Поскольку средневековые тексты нельзя приводить дословно, их пришлось слегка «онемечить». В каждом таком случае я опирался на признанные «переводы».

То, что Лютер выглядит не таким, каким мы его знали, многими может быть воспринято болезненно. Но, в конце концов, это его собственные слова. Если Мюнцер кажется слишком современным, это не моя заслуга. В том, что Фуггер не был «радетелем за человечество», а наживался на нем, нельзя обвинять меня. В конце концов, это его бухгалтерия.

Вообще я не ставил себе цель возносить или ниспровергать героев. В пьесе нет героев. В ней показан общественный процесс. Читатель может сам сделать выбор: многое, что кажется таким шокирующим, написано в любом солидном исследовании по истории и давно известно науке. Тем не менее, мы знаем лишь то, что укладывается в определенные рамки. Эта пьеса, основанная на фактах, решительно переворачивает наши представления об эпохе Реформации. Если это так, то это должно нас насторожить. А что же нам рассказывали до сих пор?

Загрузка...