Машина «ПТ-10»

Глава первая СТОП!

Толя спешил домой.

Сегодня из дальнего рейса возвращался отец, а он не такой человек, чтобы приехать к сыну с пустыми руками. Перед отъездом был разговор и Толя откровенно сказал, что ему очень хотелось бы иметь бензиновый моторчик для авиамодели.

— Вот как! Разве бывают и такие? — удивился Мирон Васильевич.

— Очень даже бывают! — горячо подтвердил Толя.

Он сам видел такой моторчик. Было это ещё в то время, когда Толя ходил на детскую техническую станцию. С яркокрасным пропеллером с медным бачком для горючего, крохотным цилиндриком величиной с наперсток, он был выставлен в большой стеклянной витрине, где стояли лучшие модели последних лет. Как войдёшь в комнату авиамоделистов, так сразу и видишь моторчик: смотри, сколько хочешь.

— Не обещаю! — сказал отец. — Должно быть, редкостная вещь.

Теперь Толя спешил домой. Интересно, привёз ему отец моторчик? И если не привёз, то с какой игрушкой он приехал?

В прошлый раз это был жироскоп. Не настоящий, как на самолётах, а игрушечный, но действовал он совсем как настоящий. Толя раскручивал колесико жироскопа, ставил его ножкой на протянутую между двух стульев бечёвку, и жироскоп стоял на ней, как приклеенный. А второй фокус был ещё лучше: заведённый жироскоп вставлялся в картонную коробку, и коробку можно было поставить уголком на кончик пальца. Она не падала, только немного покачивалась и сильно гудела. Интересная игрушка!

Чтобы бежать было веселее, Толя на ходу играл в водителя автомашины. Он сам придумал эту игру: левая рука изображала «газ», правая — «скорости».

Для игры надо было левую руку сжать в кулак и оттопырить большой палец. Это значило, что газ не подаётся и мотор не работает. При немножко пригнутом пальце начиналась подача газа в мотор и он делал первые обороты. Плотно прижатый к кулаку палец обозначал, что дан полный газ и надо бежать со всех ног.

Правая рука, «скорости», действовала в это время так: в плотно сжатом кулаке оттопыривался мизинец, и это значило, что включена первая скорость, самая медленная, и надо двигаться шагом. Убирался мизинец, выставлялся безымянный — получалась вторая скорость, и надо было итти скорым шагом. Оттопыренный средний палец обозначал третью скорость — лёгкую рысь, указательный — четвёртую скорость и полный бег, а поднятый большой палец — заднюю скорость и тогда надо было пятиться назад.

Теперь Толя двигался на третьей скорости — с полусогнутым большим пальнем на левой руке и оттопыренным средним на правой. Самая подходящая скорость для такого случая: он появится дома как раз к приезду отца.

Было душно. Асфальт размяк и прогибался под подошвами ботинок, как сырая глина, и сильно пахнул смолой. Толя бежал по проспекту Сталина. Проспект был самой молодой улицей во всём заводском посёлке. Его только недавно начали строить, и по обе стороны асфальтированной мостовой стояло всего десятка три домов. Но зато какие это были дома! Высоченные, в четыре и пять этажей, с балконами, со всякими украшениями, с зеркальными, ярко блестевшими табличками — номерами подъездов и квартир.

Однажды Толю разобрало любопытство, и он взобрался на старую бочку из-под цемента, чтоб посмотреть, в самом ли деле таблички сделаны из зеркала или только кажутся такими. Зеркало оказалось настоящим: в букве «Д» Толя увидел свой лоб и кусочек желтоватой, точно соломенной брови, в букве «О» — серый глаз с чёрным зрачком, а в букве «М» — широкий приплюснутый нос.

Больше рассмотреть ничего не удалось, потому что стоявший на другом крыльце мальчишка громко, на всю улицу, закричал Толе:

— Что ты там делаешь?

— Не бойся, не возьму я вашу вывеску! Нужна она мне! — сердито отозвался Толя и спрыгнул с бочки.

Ему показалось, что он знает этого мальчишку. Его, кажется, зовут Павликом. Толя его изредка встречал в школе, он учился в шестом классе и всегда был одет очень аккуратно, в нарядный новенький костюмчик — форменную курточку, брюки на выпуск, жёлтые ботинки. А Толе нравились просторные лыжные костюмы и спортивные ботинки, похожие на бутцы. Павлик не носился, как угорелый, во время перемен, всегда серьёзничал…

Дома на проспекте строились быстро. Почти каждый месяц на улице снимали длинный досчатый забор и за ним оказывался вновь отстроенный дом. От него ещё издали пахло свежей краской, известью. Рабочие убирали мусор, выравнивали площадку, засыпали её битым кирпичом и заливали густой чёрной массой, которую потом выравнивали тяжёлым катком. Получалась хорошая асфальтированная площадка, точно нарочно-устроенная для того, чтобы на ней ездить на самокатах.

Толя вздохнул: к сожалению, ему приходилось сейчас кататься на чужих самокатах. У собственной машины кольцо самого главного рулевого подшипника лопнуло. Случилось это недели три тому назад. Толя беспечно катился под горку по Ильменской улице, немножко зазевался в налетел на стальную мачту электрического освещения. В глазах у Толи замелькали разные искры, а у самоката сломался руль, лопнул подшипник, высыпались все шарики, едва-едва удалось собрать. Руль Толя починил, но подшипник не действовал, а новый взять было негде.

Ребята на улице знали об этой аварии и свои самокаты давали Толе неохотно:

— Ты и наши поломаешь, аварийщик. Ездить научись!

Подшипник мог достать только отец. Но тогда пришлось бы по-другому объяснять появление на лбу громадной синей шишки. Толя сказал, что в школе ему подставили подножку и он упал. Рассказать правду отцу не хватало духу, вот он и остался на каникулы без самоката. Пришлось придумать игру со «скоростями» и «газом».

Так размышлял Толя, двигаясь на «третьей скорости» вдоль проспекта. Недалеко от поворота на Ильменскую улицу он увидел впереди что-то подозрительное и мгновенно отдал себе команду:

— Стоп!

Тотчас же был сброшен «газ» и выключена «скорость». Собрав пальцы в кулак, водитель пристально смотрел вперёд. Там, на самой середине улицы, на смоляно-чёрном асфальте лежал какой-то свёрток…

Это был аккуратно согнутый лист жёлтой пергаментной бумаги. Один уголок её оттопырился и слегка трепетал на ветру. Бумага не могла быть пустой, потому что трепетал только отогнувшийся уголок, а весь свёрток. лежал неподвижно, словно приклеенный к асфальту. Значит, в бумагу было завёрнуто что-то тяжёлое.

«Что бы такое там могло быть?» — размышлял Толя, рассматривая находку. Он включил «вторую скорость» и подал немного «газу», чтобы на малом ходу подойти к свёртку, — осторожность никогда не мешает.

Но на мостовой появился другой мальчик. Он размашисто бежал к свёртку и был уже недалеко от него.

Это был тот самый мальчишка, который не дал ему тогда рассмотреть табличку на подъезде…

Забыв о «скоростях» и «газе», Толя ринулся вперёд.

Но поздно — мальчик подхватил свёрток и мчался с ним к открытым дверям одного из подъездов.

— Эй, эй! Стой! Тебе говорю! Отдай! — крикнул Толя.

Крик его был таким громким и отчаянным, что мальчик оглянулся. Убедившись, что Толя от него не отстанет и вот-вот настигнет, мальчик остановился и недружелюбно осмотрел Толю.

— Чего кричишь? Не твоё ведь…

— Моё! — не размышляя, выкрикнул запыхавшийся Толя.

— Ну да! Ври больше!

Толя присматривался к свёртку. Да, в нём подшипник, настоящий новый подшипник: сквозь просмоленный пергамент ясно виднелись серые грани металла. Как раз такого большого подшипника ему не хватало на рулевое колесо сломанного самоката. Это было настоящее счастье — приобрести себе такой подшипник.

Но счастье было в руках у другого мальчика, и он явно не намеревался его отдавать.

— Это я-то вру? Ишь ты! — сказал Толя, чтобы выиграть время. — Я его ещё утром потерял…

— Так я тебе и поверил! — Мальчик спрятал подшипник за спину. — Я в окно смотрел — утром тут ничего не было.

— Плохо смотрел!

Насупившись, противники вглядывались друг в друга.

«Мне бы только ухватиться за подшипник! — думал Толя. — Уж я бы ему показал! Вырвал бы и всё!»

— Тебя мать зовёт. Смотри-ка, рукой машет! — сказал он и. кивнул на открытую дверь подъезда.

Павлик невольно оглянулся. Толе было достаточно этого мгновения. Он вцепился обеими руками в свёрток и рванул его к себе.

— Ах, ты вот как! Хитрить! — ожесточаясь, прошипел Павлик и что было силы дёрнул свёрток к себе, так что Толя с размаху сунулся ему носом в грудь.

«Неужели не одолею?» — тревожно подумал Толя. Он стиснул зубы и опять рванул к себе свёрток, и чуть было не упустил его: пергамент изорвался, подшипник, густо смазанный маслом, стал скользким, как рыба.

Вцепившись в подшипник, они тянули его каждый к себе, ни один не котел отпустить находку.

— Лучше отдай! — кричал Павлик.

— Сам отдай! — отвечал ему Толя.

— Ударю! Честное слово, ударю!

— Самого ударю!

По ни ударить, ни по-настоящему подраться не было никакой возможности, так как руки у обоих были заняты.

Так прошло несколько минут. Наконец, оба запыхались от возни и остановились, чтоб хоть немного передохнуть.

Толя был моложе Павлика на год и ниже его почти на целую голову, но это был плотный, коренастый мальчик, упрямый и настойчивый. Круглая, коротко остриженная голова его крепко сидела на шее, нос был усыпан веснушками, а брови так выцвели, что стали совсем белесыми, голубая футболка с белым воротничком туго обтягивала хорошо развитую широкую грудь, просторные синие трусы свободно болтались на коротких и сильных ногах.

Продолговатое лицо Павлика с пушистыми чёрными ресницами, круто изогнутыми бровями и прямым тонким носом багрово покраснело, капельки пота заблестели на лбу, он тяжело дышал. Павлик понял, что одолеть крепыша Толю ему будет не так легко, может быть, даже совсем не удастся, и примирительно сказал:

— Ну, скажи, зачем тебе подшипник? Наверное, самокатку будешь делать? Эх, ты! А мне его для большого дела нужно…

— И мне для большого! — посапывая и морща белесые брови, хмуро ответил Толя.

— Я машину буду строить. Настоящую. Понял?

— И я машину буду строить. Настоящую. Понял? — повторил за Павликом Толя.

— Тебе не суметь. Ты машину не знаешь.

— Я-то не знаю? Ишь ты! У меня папа — водитель. Ещё как знаю!

— А у меня папа — инженер. Он лучше твоего знает.

— Подумаешь — инженер! А, может, мой папа побольше всякого инженера в машинах разбирается. Он вон какие поездки делает — по тыще километров за рейс. Не знал бы, небось, в дальние рейсы не пускали бы!

— Это ещё ничего не значит…

— Нет, значит!

Они замолчали. Силы и здесь оказались равные.

Всё началось сначала: каждый тянул подшипник к себе, топтались, крутили друг другу руки.

Трудно сказать, чем бы всё это кончилось, если бы в конце проспекта не появилась зелёная трёхтонная машина. Толя тотчас же её узнал по номеру НГ 80–81, по надписи на ветровом стекле «150 тысяч километров без капремонта», по ведёрку, прикреплённому к застёжке капота.

— Папа! — закричал он и поднял руку, чтобы помахать отцу.

Павлик зевать не стал: он дёрнул подшипник изо всех сил и тот выскользнул из толиной руки. Не задерживаясь, Павлик помчался к открытому подъезду.

Толя оцепенел. Он растерянно смотрел то на мчавшуюся по проспекту машину, то на исчезавшего Павлика и решительно не знал, что делать, куда кинуться.

— Па-ап! — отчаянно закричал он, размахивая руками.

Машина промчалась мимо. Толя взглянул в сторону подъезда. Он был пуст, и дверь закрыта. Павлик исчез вместе с подшипником.

Никогда в жизни на Толю не обрушивалось столько неудач сразу! Прозевал отца, который должен был привезти долгожданный подарок, прозевал подшипник, который был так нужен для починки самоката.

Слезы навернулись мальчику на глаза. Но в окне второго этажа появился Павлик, усмехнулся, показал Толе подшипник, и слезы высохли у Толи. Он погрозил Павлику кулаком: «Погоди, дай только встретиться — посчитаемся!»