Тёмнозелёный хребет тяжело навис над долиной. Густой сосновый лес покрывает его от подножья до самой верхушки. Тёмные лесные волны то подступают к серому полотну автострады, протянувшейся вдоль хребта, то отходят в сторону, открывая гладкую поляну с одиноким домиком лесника на краю. Вокруг лесниковой избушки — узкие тропинки. Они уходят в лесную чащу, а одна, пошире, протянулась к автостраде. Высоко поднял тонкую шею журавль над свежевыструганным срубом колодца. За домиком темнеет вход в ущелье, серые скалы сторожами нависли над входом в него.
Рядом с автострадой, набегая на камни, стремительно несётся неширокая горная речушка. Она тоже то подходит к самому полотну автострады и плещется у выложенного булыжником крутого откоса, то отбегает в сторону, к противоположному хребту и прячется за шумливый берёзовый лесок, за пологий холм, весь издырявленный старательскими шахтами. По асфальту автострады скользят машины. Бегут к заводу грузовики, в кузовах у них громыхают поковки или, высунувшись далеко назад, тонко позванивают концы длинных круглых и квадратных металлических полос — проката. Ползут грузовые лесовозы с огромными связками свежеобтёсанных брёвен, на боках у которых слезинками светятся прозрачные капли смолы. Басовито урчат длинные голубые автобусы, переполненные туристами в широкополых соломенных шляпах, приехавших со всех концов советской земли полюбоваться неувядающей красотой южноуральских гор. Словно метеоры, стремительно и бесшумно проносятся легковые «Победы», «ЗИМы» и «Москвичи», поблескивая на солнце лакировкой, такой светлой и чистой, что рядом с машинами бегут отражённые её боками «зайчики».
Никогда не пустеет горная уральская дорога, днём и ночью, зимой и летом её обкатывают тугие, узорчатые покрышки автомашин.
На бесконечной ленте магистрали краснеет уже знакомый нам мотоцикл «ПТ-10».
Он пролетает мимо ущелья у лесниковой избушки, огибает кудрявый берёзовый лесок, проносится у подножья изрытого старателями холма. За рулём — Павлик, на заднем седле — Толя, в гондоле — Юрий Николаевич.
Автострада, покружив у берега реки, развернулась и вдруг выпрямилась в ровную, как стрела, линейку. На много километров вперёд видна втиснутая в светлую зелень травы и леса серая лента дороги, поглощённая горизонтом.
— Попробуй третью! — командует Павлику Сомов. Павлик только этого и ждал.
— Хорошо! — крикнул Юрий Николаевич.
Ветер бьёт в лицо, с гулом и свистом несётся мимо ушей. От быстроты, оттого, что так пряма и ровна дорога, так хорошо и уютно стоят кругом зелёные уральские горы, у мальчиков возникает радостное и щемящее чувство полёта и стремления вперёд. Им кажется, что «ПТ-10» вот-вот оторвётся от асфальта, взлетит вверх и поплывёт над горами, лесами и сзёрами.
Толя приподнимается в седле, вытягивает шею и через плечо Павлика смотрит на спидометр. Стрелка на чёрном циферблате качается у цифры 40, то перейдёт её, то сдвинется назад.
— Павлик! — кричит он. — Смотри-ка: сорок километров в час. Павлик тоже взглядывает на спидометр. Стрелка уже перевалила за сорок и качается около пятидесяти.
— Больше! — кричит он в ответ, смотрит на дорогу и улыбается.
Тотчас его лицо становится серьёзным. Впереди видно что-то подозрительное: небольшой лесок, поворот на просёлок и на повороте — не то жерди, не то перила мостика. Всё это ещё далеко, различается плохо, но Павлик сбавляет газ и настораживается: видит ли Юрий Николаевич?
Оказывается, он заметил, и Павлик слышит его голос:
— Не волнуйся, впереди — мостик. Сбавь ещё газ и перейди на вторую скорость.
Как он только различил, что впереди мостик? Павлику всё ещё кажется, что на повороте устроен какой-то плетень. Он напрягает зрение, всматривается: да, мостик, да ещё какой! Настил его приподнят над дорогой сантиметров на двадцать. Вот бы тряхнуло! Все бы рессоры полетели, если бы он мчался на третьей скорости! Да и теперь ещё скорость велика, ударит здорово! Разве притормозить?
— Тормозить не надо! Сбавь газ! — слышит он спокойный голос справа.
Мостик приближается всё ближе и ближе. Уже видны сучки на маслянисто-жёлтых, обтёсанных брёвнах настила. Толчок. Мотоцикл встряхнуло, он с грохотом проезжает по брёвнам и спрыгивает по ту сторону моста.
— Добавь газ! — говорит Сомов и про себя бормочет: «Вот так отремонтировали мост. Подсыпку-то сделать забыли!»
Дорога перед машиной опять прямая и гладкая, и Павлик сам, без команды, решается перейти на третью скорость. Но, странное дело, получается что-то не то: мотор ревёт натужно, тянет с усилием, скорость не возрастает, а всё падает и падает, как будто кто-то цепкий схватил мотоцикл за колёса и тянет назад, не даёт им крутиться. Павлик смущённо смотрит на Сомова.
— Разве не видишь? Подъём! Переходи на вторую!
И правда: на второй скорости бессилие мотора исчезает, он набирает быстроту, и машина легко и плавно взбирается в гору.
Павлик размышляет: как это получилось, что он не заметил подъёма, не догадался, почему ослабел мотор? Правда, подъём маленький, но зато длинный и пологий. Он должен был его заметить. Мало, мало у него ещё умения видеть дорогу! Вот и мостик различил только после Юрия Николаевича…
— Дорога! — слышит он строгий голос Сомова.
Впереди — поворот, задумавшийся Павлик его не заметил. «ПТ-10» несётся прямо к кювету, и Павлик резко поворачивает руль влево, так резко, что машина тотчас становится поперёк дороги и хочет прыгнуть в левый кювет. Павлик рывком поворачивает руль вправо и так, сделав несколько зигзагов, наконец, выравнивает машину и ведёт её прямо по правой стороне дороги.
— Плохо! — выговаривает ему Юрий Николаевич. — Вот так и делаются аварии!
— Размечтался! — презрительно говорит Толя, которого больше всех болтало, когда мотоцикл выделывал восьмёрки. — Разинул рот и едешь!
Павлик краснеет и молчит.
«ПТ-10» сворачивает к просёлку, ведущий к санаторию Куштума. По пологому склону дорога поднимается в гору. Лес подступил вплотную, желтостволые сосны тесно стоят вдоль обочины. Они вытянулись ft струнку, точно отдают честь мчащемуся мимо мотоциклу.
С гребня горы открывается широкий вид на озеро Куштума. Под горой белеют длинные корпуса санатория, видны усыпанные песком чистые аллеи парка, цветники, заросли черёмухи, сирени, акации. У самой воды лежит светлая кремовая лента пляжа с десятками загорелых человеческих тел.
Дорога идёт вниз по пологому склону.
— Выключи мотор! — слышит Павлик. — Держи на конец пляжа! Мотор умолкает, и мотоцикл самоходом несётся под гору. В ушах свистит воздух, под машиной звонко брякает какая-то железка. Переднее колесо врезается в белый песок, и машина останавливается.
Наступает тишина, такая непроницаемая, глухая, что от неё ломит уши. Слышно, как скрипят пружины сидения под вылезающим из мотоцикла Юрием Николаевичем. Ребята тоже спрыгивают с сёдел и с удовольствием разминают ноги.
— Искупаться бы! — мечтательно говорит Павлик. — Или на лодке покататься…
Сомов смотрит на озеро, сверкающее под яркими лучами солнца. В туманном мареве озёрной глади чуть видны чёрные точки лодок — это катаются отдыхающие. Он не прочь искупаться, но нельзя: на станции ждут ребята и, наверное, волнуются, они и так задержались в поездке.
— Васильченко! За руль!
Вот оно, долгожданное мгновение: он поведёт «ПТ-10» обратно на завод, теперь его очередь. Толя так волнуется, что, кажется, даже расхотелось вести машину. Но тотчас же успокоился, как только прыгнул в седло и взялся за рога мотоцикла.
— Уже ошибка! — с сожалением говорит Юрий Николаевич. — Эх, Толя!
Толино лицо становится длинным и встревоженным. Как ошибка? Ведь он только ещё сел в седло и чуть дотронулся до руля. Где же он мог допустить ошибку?
— Хотел бы я посмотреть, как ты заведёшь мотор, сидя в седле, — говорит Сомов.
Правда! Об этом Толя и не подумал. Он спрыгивает с седла и сосредоточенно запускает мотор. Горячий, пышущий жаром двигатель мгновенно отзывается на толчок толиной ноги и сердито взвывает. Толя знает, как надо его успокоить: чуть-чуть от себя повернуть ручку подачи газа. Он это делает, и мотор успокаивается, работает с ровными редкими хлопками.
В такт ему, — пожалуй, немного быстрее — бьётся толино сердце. Он внимательно осматривает дорогу. Задача довольно трудная: на небольшой полянке, вокруг цветника, надо развернуться и вывести машину в аллею, за которой начинается подъём в гору. Он видел и знает, как это делается, но самому выполнять такую задачу не приходилось. Сумеет ли?
Толя ощущает на затылке дыхание Павлика, чувствует на себе внимательный, испытующий взгляд Юрия Николаевича и как-то всем боком видит приподнявших головы отдыхающих на пляже, которые с любопытством смотрят на него. Всё это придаёт Толе смелости, и он быстро проделывает всё, что нужно, чтобы двинуть с места мотоцикл: выжимает сцепление, добавляет газ, переводит рычаг на первую скорость.
— Вперёд! — звучит команда, и Толя медленно и плавно отпускает рукоятку сцепления, одновременно круто поворачивая руль.
Отдыхающие вскочили с мест и наперегонки бегут к аллее, на которую выводит Толя свою машину. Они машут руками и кричат, не то восторженно, не то недоумевающе:
— Да будь ты неладен! Пузырь, а ведёт машину!
Толя искоса, краешком глаза, взглядывает на загорелых, бурна аплодирующих людей и тотчас сосредоточенно впивается в дорогу. Сердце успокаивается, становится легко и радостно. Как хорошо ощущать машину, покорную малейшему движению руки! Толя смотрит на свои вздрагивающие при толчках руки на дуге руля и удивляется: неужели это он, его руки держат руль и ведут машину?
— Дорога! — слышит он строгий, предостерегающий голос Юрия Николаевича.
«ПТ-10» едет по самому краю подъёма, рядом с невысоким земляным валиком, отгораживающим дорогу от обрыва. Машина начала крениться — это колесо гондолы уже взобралось на вал. Сейчас машина перевалится за него, и они полетят вниз.
Толя растерянно соображает, что надо делать, а мотоцикл наклоняется всё больше и больше…
— Не теряйся! — слышит он голос Юрия Николаевича, и рука в чёрной кожаной перчатке ложится на его руку, поворачивает руль влево.
Машина выходит на середину дороги и спокойно бежит в гору.
Павлик взволнованно дышит за спиной у Толи: положение было-таки опасное, вполне могли перевернуться или скатиться под откос. Эх, Толька! Упрекал меня в том, что замечтался, а сам?
Толя тоже потрясён своей оплошностью. Как это так получилось, что он зазевался и чуть не спустил машину под откос? Ведь он же хорошо знает, что в пути надо смотреть только на дорогу и больше никуда!
Они выехали на автостраду и догнали грузовик. Густые клубы пыли и приторный запах отработанного газа летят прямо в лицо мотоциклистам, и Толя взглядывает на Сомова: не надо ли обогнать?
— Обгоняй, только обязательно слева! — разрешает тот.
Толя и сам знал, что машину обгоняют лишь слева. Он добавил газ и дал сигнал обгона. Водитель грузовика стал прижимать машину к правой бровке, открывая Толе путь вперёд.
И вдруг, когда «ПТ-10» поровнялся с кабиной грузовика, водитель начал давать резкие, отрывистые гудки. Толя ответил протяжным, раскатистым сигналом.
— Без дела не сигналят! — строго заметил Юрий Николаевич. — Ишь разговорились!
— Так ведь папа же едет! — заливаясь ликующим смехом, ответил Толя. — Видали, как я его обогнал?
Мирон Васильевич продолжал давать резкие, отрывистые сигналы.
— Слышите, слышите? Сигналит папа, ох, и сигналит! — Толя беспокойно вертелся в седле. Ему хотелось оглянуться, посмотреть на отставший грузовик и в то же время надо было следить за дорогой.
— Спокойно! Просит остановиться! — сказал Юрий Николаевич, наблюдая за грузовиком. — Остановись!
Грузовик тоже остановился, и Мирон Васильевич вышел из кабины. По водительской привычке он окинул взглядом свою машину и медленной, развалистой походкой подошёл к ребятам. Посмотрел на «ПТ-10», на Павлика, на Сомова, а на Толю даже и не взглянул.
— Здорово живёте! — сказал он и кивнул на «ПТ-10». — Наладили? Ну, как тянет?
— Прилично, — сказал Сомов. — Компрессия, конечно, ослаблена, но ехать можно.
— Когда мы в санаторий ехали, я скорость до пятидесяти свободно довёл, — сказал Павлик.
— Довёл, а потом размечтался и чуть в канаву не завёз, — сказал Толя.
— А сам-то ты? Молчал бы уж! — сказал Павлик и пошёл осматривать гайки, не отвернулась ли какая-нибудь из них.
Мирон Васильевич, заслонив ладонями спичку, прикуривал. Толя теребил кромку пионерского галстука. Он не мог понять, как отнёсся отец ко всему происходящему: не то рассердился за то, что посмел обогнать отца и самостоятельно вести машину, не то, наоборот, похвалит. По лицу его определить это было трудно.
— Ребятишки-то ничего? Ведут?
— Ведут. Им только дорогу давай, — ответил Сомов.
— А ты не вертись в седле, как сорока на притыке! — неожиданно обратился Мирон Васильевич к Толе. — Что это за мода — водителю по сторонам смотреть? Гляди у меня! Дорога — дело серьёзное…
И хотя отец говорил сурово и сердито, но по смешинкам, игравшим в глубине его глаз, Толя понял, что отец им доволен.
— Не буду, папа! Да я и не вертелся совсем. Это только тогда, когда тебя заметил.
— То-то же!
— А ведь я тебя здорово обставил, а? — сказал Толя и засмеялся.
— Здорово, здорово, — согласился Мирон Васильевич. — Знал бы я, что это ты сигналишь — ни за что не уступил бы дорогу.
Он поерошил голову мальчика и добавил задумчиво:
— Ведь я вас остановил, чтобы тебя с руля снять… А теперь думаю: пускай едет! Ведь и за меня батя боялся, когда я в первый раз садился верхом на лошадь. И ничего — цел остался. Такой уж, видно, закон у нашей жизни: я в шесть лет верхом на лошади поехал, а сын у меня а одиннадцать — на мотоцикле. Ну, поехали. По машина-ам!
Толя завёл мотор и постарался возможно более плавно отпустить рукоятку сцепления. Мотоцикл покатился вперёд. Павлик оглянулся и помахал рукой стоявшему у своего грузовика Мирону Васильевичу.
А Толя, не отрываясь, смотрел на дорогу. Широкая и прямая асфальтированная магистраль развёртывалась перед ним километр за километром. Мальчику казалось, что это сама жизнь расстилается передним, влечёт и манит к себе своей неизведанной глубиной…