Кое-как провернув ключ и с силой пнув ногой дверь, я ввалилась в квартиру. Повеяло теплом, запахом домашней еды. Створка шлёпнулась о покоцанную стену. Иришка с детскими косичками, поварешкой в руке и заляпанным фартуком торопливо выбежала с кухни.
— Виолетт, у тебя всё нормально? Ты чего шу… — ну как тебе сказать…
При виде меня подруга зажалась в угол прихожей.
— Я поскользнулась на льду и упала! — её лицо тут же исказилось в жалобном сострадании. Но она заметно боялась подобрать своё барахло, что я всё-таки дотащила. — Промокла насквозь! Еле влезла в такси с этими сумками! И Муратов… ОПЯТЬ! Опять он! Скотина…
Уже не сдерживая свои животные потребности драться, я пнула одну из сумок так, что она улетела на кухню, и зарычала. Ирка обалдевше захлопала пушистыми ресницами.
— Э-э-э… Я там… Это… Макароны по-флотски готовлю… Пойду… Помешаю фарш.
— Стоять!
— Пригорает уже…
— Ира! Стой!
Подруга медленно скрылась за косяком, с подозрением рассматривая меня, словно узнала маньяка в розыске. Рвано выдохнув, я вжихнула молнией куртки и громко сбросила на пол ботинки. О чём она вообще думает? Что я истеричка? Да у меня нет сил взять себя в руки! «Я пытаюсь уточнить, что я должен вам купить»… А я пытаюсь не сесть в тюрьму за особо тяжкое!
До дрожи щекотливая злоба мешала дышать. Я распиннала мешки, попутно разъясняя им вслух, что лучше сейчас не мешаться на моём пути, и затопала к диванчику на кухне. Рухнула под скрежет пружин. Душно! Дотянулась до форточки и снова уселась, уложив на груди руки. Дурацкие наэлектризовавшиеся волосы! Долбанная шапка! Уродский носок на голову!
Я взъерошила шевелюру, и без того, живущую своей жизнью, вернула руки в положение «не подходить, целюсь с локтя» и насупилась. У Ирки совсем не получалось делать вид, что бульканье половником в макаронах — неотложная необходимость.
— Боюсь спросить… Что на этот раз он натворил.
Как точно подмечено! Дело вообще было не в тюлях, которые ты вчера бросила в зале!
Задыхаясь в не достаточно подходящих описаниях, я беззвучно зашевелила ртом.
— Стой. Пока ты не начала… Возьми пиво из холодильника.
Ни хрена себе.
Иришка, наконец, обернулась и указала уже жирной лопаточкой в сторону мирно гудящей в углу техники. Я сбивчиво проморгалась, но послушалась.
Встала. Открыла присосавшуюся створку и согнулась над полупустыми белоснежными полками. Обалдеть… Вот это она его отдраила! За спиной послышался смешок.
— Разливай, давай, жидкое золото.
После такого радушного приёма в своей же квартире я невольно смягчилась и даже растерялась.
— Чистота… Какая. Он при покупке таким не был.
Ирка выставила на стол натёртые до блеска фужеры для вина.
Эстетичный обед намечался.
— Я надеюсь, ты сейчас хорошенько подумаешь и профильтруешь свой базар. Тебе ещё утверждать «скотину» на выступление…
Так и не материализовавшаяся улыбка на моём лице спряталась поглубже, за сжатыми в полосочку губами. Кхм…
— Да я каждый, блин, раз на грани того, чтобы разрешить. А он всё выкрутасничает! — готовая бить себя кулаком в грудь, я заискивающе заглянула в Иришкины веселые глазки. Нет ли там хоть капельки понимания… — Ты знаешь, что на самом деле его зовут Алексей? И учится он на третьем курсе в группе сетей и станций?
Эта сенсация истязала меня смачным, наиприятнейшим чувством победы.
— Провела расследование, всё-таки? — подруга хохотнула, выключила все конфорки и принялась процеживать макароны через дуршлаг. Я наполнила бокалы.
Были сомнения?
— Провела-таки! Ага! Это чудовище полгода не ходило на мои занятия! Заявился сегодня в последний день, в линзах, в медицинской маске на полморды, в шапке, в капюшоне. Обезьяна! Сидел на последней парте, пытался схлопнуться. Думал, не узнаю его! И ведь считал себя самым умным! Целый один раз посетил мои лекции! Щас, Вилка его по головке погладит, допустит к зачёту… — успевшая пригубить разлитое по бокалам пиво Иришка пшикнула напитком по воздуху. Смешно ей… Что смешного? — Уму не постижимо! Быть таким обнаглевшим идиотом! А ты ещё защищала его! Говорила, что он хорошо учится! А я сразу поняла, как он оценочки свои зарабатывает!
— Офигеть! А обезьяна-то находчивая оказалась, — Ирка расхохоталась в голос, закинув голову с расплетающимися косичками.
Бесит!
И вообще! Зачем она всё время повторяет мои оскорбления?..
— Не вижу поводов для комплиментов! Я дала ему шанс! Дополнительный день для сдачи долгов! А он меня в снегу оставил валяться!
Кажется, от её шакалистого смеха вздрогнули стены на кухне.
— Он тебя что, толкнул в снег? — жадная до сплетен Иришка нетерпеливо схватилась за бокал, пытаясь запить свой мерзкий хохот.
— Нет! Я же говорю! Я упала, а он проходил мимо! И просто поржал надо мной! Как ты сейчас…
Пищащая чайкой Ира оказалась где-то под столом, пока я выжидающе побултыхала пиво в своём полном бокале. Что-то уже и не хотелось пить…
Ну ещё посмейся, давай-давай. Твоя подружка могла оказаться в больнице!
— Я даже представляю, как ты завизжала, — послышалось где-то с пола. Подруга распласталась по пропылесошенному ковру, кряхтя и сжимая свой вздрагивающий живот.
Клоуниха!
— Я не визжала!
— Нет?
— Да я до сих пор в таком шоке от его поведения… Знаешь, что было потом? — заикнувшись о продолжении, я осеклась. Снежок в голову — слишком постыдная часть истории. Бр-р-р. Меня передёрнуло. — Он вернулся!
— Вернулся? Просто взял и вернулся? — да, блин! Пробудилась совесть! Ирка встала на колени, облокотившись подбородком о столешницу. — А ты всё также лежала на асфальте?
Женское личико сморщилось от очередного приступа смеха.
Ну и сучка же!
Я, наконец, схватилась за бокал и осушила половину залпом. Невозможно слушать её лошадиный ржач на трезвую голову.
— Лежала! Он меня поднял, как будто я булыжник! Отряхнул куртку, не спросив, можно ли вообще ко мне прикасаться! Зато спросил, нужно ли мне купить новые сапоги… — ошалевшая Ира уже втягивала воздух, готовясь противостоять удушью от хохота. — Прикинь. Это взятка такая! Новые сапоги!
Пока развеселившаяся подруга пыталась угомониться, катаясь по полу, я попивала порцию пенного и даже позволила себе полюбоваться заснеженным двором, на мгновение улыбнувшись. Да, было в этом что-то… Забавное. Если бы не дерзость студента по отношению к преподавателю. А преподаватель — это я.
На город обрушилась метель.
— Всё! Всё… — тяжело дышащая Иришка уселась на стул. — Я поняла. У вас особые… Высокие отношения. Больше я не буду просить тебя пустить Лексу на сцену.
Вот и славненько!
Мы принялись наворачивать макароны.
Ирка, вдоволь обсмеявшая мое пикирование в сугроб, действительно больше не заикалась про Муратова.
Зато заикалась я! Меня припекало чувство неудовлетворения, желание вернуться в тот момент и разъяснить ему нормы поведения. Какое право он имел так разговаривать с преподавателем? С человеком, который старше его, выше по статусу в университете? Что за фривольность? Обсмеять женщину, поскользнувшуюся на льду! Оставить в беспомощном положении! И это после провального, мерзкого вранья на занятиях! Зачёт он мне сдавать собирается! Где воспитывают таких засранцев? Хотела бы я посмотреть в глаза его родителей!.. Да… Да…
Да во вселенной не придумано подходящих оскорблений для этого ирода!
Иришка многозначительно молчала. Я то и дело забывалась и вставляла пару копеек вслух, но она почему-то совершенно не реагировала на мои угрожающие присказки. Всю субботу! И от этого становилось… Неловко. Я бубнила, утыкалась в захваченные с кафедры курсачи, а ближе к вечеру — чаще в телефон, потому что проверять работы под пиво сделалось лень. К воскресенью, после продолжительного муторного сна я научилась делать вид, что меня не волнует никчемное происшествие с падением. Но в мыслях… Я унижала его и ставила на колени. Видела во всех возможных интерпретациях, как Муратов приносит свои искренние извинения. Как его фамилия и имя пестрят в списках на отчисление.
Мне не терпелось увидеть его провал. Приложить невзначай к этому действу свою руку. Хотя бы палец!
Поэтому я даже потратила время на подготовку персональных коллоквиумов для хитренького Алексея Муратова. Чтобы, не дай Бог, он не умудрился спросить уже прорешенные варианты у одногруппников.
Молись, парень, чтобы уйти в среду с нашей встречи без психологических и физических травм!
Неловко, когда накопившееся напряжение отступает только под градусом. Воскресным утром, в шесть часов я подскочила с кровати с пересохшим ртом. Биологические ритмы не обмануть — они лучше меня предчувствовали, какой Армагеддон начнётся на кафедре с понедельника. Я разбудила недовольную Ирку ещё затемно, и мы пошли за водой в ближайший круглосуточный продуктовый. А там — увидели новогоднюю мишуру и, как пещерные люди, набрали полную корзину шуршащих гирлянд.
Улицы тонули в сугробах, во дворе пищали снегоуборочные машины. Вдруг откуда-то взялось настроение праздника.
Из осторожных разговоров я поняла, что мы будем отмечать Новый год вдвоём с Иркой, в моей кстати отмытой квартире. И от этого ей точно было грустно, ведь прежде Ира не изменяла традициям проводить новогоднюю ночь в компании Стаса и ещё сотни незнакомцев, собравшихся в ресторане. А мне почему-то было хорошо. Не хотелось тащиться в людное место. Жалких выходных, проходящих в работе, и так не хватало, чтобы насладиться домом. Может, это и эгоистично…
Курсовые, курсовые, курсовые. Тюли, тюли, тюли. Стирали и сушили в четыре захода!
Воскресенье — самый грустный день на неделе — промелькнуло, как нечаянный взмах Иркиных ресниц. Они, кстати, осыпались на подушки, пока подруга спала. Что-то для линьки ещё не сезон. А потом начались скучные, трудовые будни.
Но помимо разыгравшегося новогоднего настроения и мечтах о расправе над Муратовым, воскресенье запомнилось ещё одним странным, почему-то для меня неприятным инцидентом. Спрашивать подробности было стыдно, хотя Иришка давала мне кучу поводов до самой среды — всё напоминала и напоминала про репетицию. А я случайно увидела любопытное сообщение, пришедшее на её телефон…
От Артёма.
— Вы освободились? — споткнувшись о порог, я выпрыгнула с кафедры, ловя выскальзывающий из рук смартфон.
Полтора часа Александр Вадимович мариновал нас на совещании. Я выходила последняя, с пунцовым лицом, от отражения которого в зеркале я даже шарахнулась. На ходу изучала свежее письмо, доставленное на мою электронную почту уже из деканского кабинета.
«Вилеттуся Сергеевна, пересылаю вам положение о новом учебном плане. Утвердил:):):):):):)
С уважением, декан электротехнического факультета, Фросин А.В.»
И кто научил его ставить смайлики?! Ах да!..
Это же я!
Мне удалось перехватить взмывший в воздух телефон и зажать между руками и ежедневником. Жеманная фигура, недовольно и устало облокотившаяся о стену, вдруг двинулась на меня из темноты.
— Помните? Сегодня среда. Мы договаривались…
Очереди должников. Возня с документами. Разработка модулей для релейки, с которой теперь Александр Вадимович носился, как ток по кабелям. Слежка за посещением мероприятий. Лекции и лабораторные. Укороченный список того, за что я была ответственна…
Столько дел, столько дел!
Гордо повторяла я себе, поворачиваясь в сторону Муратова.
Может, ну его?
Такую бессовестность трудно спустить с рук. Я, конечно же, помнила об уговоре и всё это время злорадствовала. Бедняга! Ждал, как преданная собачка, моего появления.
— И тебе «здравствуй», — в коридоре было как-то мрачновато. Но дерзкую приветственную улыбку я разглядела. Это слегка выбивало из колеи и вынуждало суетиться. Последний раз он так сиял, когда я растянулась у него под ногами… И кажется, мы оба сейчас об этом вспомнили.
Мне непроизвольно захотелось проверить рукой свой копчик.
А это что такое?.. Гитара?
— Эй! Что у тебя за спиной? Мне кажется, это не пригодится тебе на коллоквиуме!
Кудряшка Сью выразительно стрельнул глазками.
— Извините, — воу-воу-воу! Откуда понабрался мерзких выражений… — Это была просьба Александра Вадимовича. Я не мог отказать… Сегодня уже нужно показать песню.
Конечно, в этом было больше чванства, чем извинений. Здесь не обойдётся без закатывания глаз.
Я ухватила свои вещички покрепче и стала одной рукой закрывать кафедру на ключ. Забегу потом за курткой и слиняю домой. Иришка не успеет меня спохватиться.
— Хм… А Александр Вадимович в курсе, что я тебе не разрешаю выступать? — вернись под плинтус с небесов, звезда! Мы двинулись к лестницам, в направлении, известном лишь мне.
Взяла заранее ключи от аудитории возле радиорубки на четвертом этаже. Подальше от кафедры, актового зала, вообще от первого корпуса. Чтобы в случае чего, меня точно не обнаружила Ирка.
Интересно, у него хоть тенюшечка сомнения мелькнула? Я могла и передумать тратить время на грубияна.
— Да. Я предупредил его, — Чудо-то какое! Кудрявая Башка! Ты меня сегодня удивляешь… Чего только не сделаешь ради допуска. — Сказал, что вы не довольны моим…
Поведением? Воспитанием? Внешним видом? Лексиконом-курением-враньём? Ну же!..
Омерзительно! Сколько недостатков в одном человеке!
Мы вышли на лестничную клетку. Лекса прохрипел, наконец.
— Не довольны моим блеяньем.
Хоть я и попривыкла к его нагнетающим речам, стандартно оканчивающимися выпадами… Эффект неожиданности ещё работал на Алексея. Красиво. Но всё дальше и дальше от зачёта по моей дисциплине.
Глупая, нелепая самодискредитация.
— Оу, это не первопричина, — я снисходительно махнула рукой. — На первом месте — словесный понос.
Видимо, в доказательство наличия хотя бы заурядного интеллекта он больше не разговаривал. И в следующий раз открыл рот только, когда уселся за первую парту ледяной аудитории, нехотя уложив на соседние лавочки куртку и громоздкий музыкальный инструмент.
Даже задрожавший свет люминесцентных ламп казался каким-то холодным. Я поёжилась и натянула рукава шерстяного свитера на ладони.
— Готов?
Вопрос, призванный подорвать психологическую стабильность студентов. Сомнения проявятся на лице, как внутренности щелочной батарейки на лакмусовой бумажке.
— Да.
Дурацкая, но впечатляющая самоуверенность. Лекса достал ручку и листок. Тряхнул кудряшками, смахивая их со лба. Я глубоко вздохнула. И всё бы ничего, но эти женские повадки…
— Вот первое задание. Даю пятнадцать минут, — я положила на его стол распечатанные задачи, что таскала в ежедневнике последние три дня. — Время пошло.
Проследовав за преподавательский стол, чуть не пританцовывая, я деловито уселась.
Наступила щекотливая тишина.
Парень замер, сжимая в руках лист с заданием. Принялся сосредоточенно читать, нахмурив косматые чёрные брови. Поджал чувственно очерченные губы, на которых, уже слабо верилось, что могла играть прежняя ухмылка. Полупрозрачные глаза бегали по тексту, пока Лекса периодически осторожно сглатывал слюну. Передо мной предстала всё ещё слишком идеальная, но уже похожая на человечную, картинка.
Достойный ремейк на произведение "опять двойка".
По итогу мы высиживали вдвоем в неприлично тихой аудитории, а за окном снова сыпались хлопья снега. Мне было слышно, как Лекса дышит. Очевидно, он готовился к чему-то другому…
И это было просто замечательно!