Однако русские адепты шведских лож не поддержали своих шведских братьев и после окончания Вильгельмсбадского конгресса, объявившего Россию самостоятельной масонской державой (8-я провинция ордена), Г.П.Гагарин формально порвал со своим шведским начальством и пустился, так сказать, в автономное плавание, образовав в Москве собственную провинциальную ложу. Другая часть братьев - ложи "К коронованному пеликану" (Петербург) и "Нептун" (Кронштадт) - предпочла, тем не менее, сохранить верность Стокгольмскому капитулу.
Русско-шведская война 1788-1790 гг. резко осложнила положение "шведских"
масонов в России. Дело в том, что главнокомандующий русской эскадрой на Балтике адмирал С.К.Грейг являлся, в то же время, и управляющим мастером ложи "Нептун", работавшей на корабле "Ростислав". По масонской линии С.К.Грейг непосредственно подчинялся врагу России - герцогу Карлу Зюдерманландскому, которому, по иронии судьбы, также было поручено в это время командовать шведским флотом. Тем не менее, как пишет Т.О.Соколовская: "Грейг и все масоны-моряки выказали себя верными россиянами и покрыли славой свои имена"
[428].
6(17) июля 1788 года русская эскадра под командованием адмирала С.К.Грейга в ожесточенном Гогландском морском сражении сумела-таки нанести существенный урон шведскому флоту и заставила его уйти в Свеаборг. Верность присяге и выказанная С.К.Грейгом храбрость во время этой баталии не помешали ему, впрочем, состоять в тайной переписке с Карлом Зюдерманландским. Более того, стремясь как масон несколько смягчить свирепость войны, С.К.Грейг даже запретил во время уже упоминавшего Гогландского морского сражения отвечать на обстрел наших кораблей шведами, горючими ядрами, несмотря на то, что у него самого на корабле паруса трижды загорались от неприятельских снарядов.
Горючие ядра, пояснял С.К.Грейг, предназначены для действительно "бесчеловечного неприятеля" - турок, а не для человечных шведов [429].
Заслуживает внимания и своеобразная реакция уже известного нам масона князя Н.Н.Трубецкого на известие о долгожданном мире со Швецией. Получив его, по свидетельству очевидцев, он плакал "как баба", радуясь прекращению кровопролития между шведскими и русскими "братьями".
Из шведских лож, продолжавших свои работы в России, к 1788 году осталось всего пять: "Аполлона", "Святого Александра", "Дубовой долины", "Пеликана"
- все в Петербурге, и "Нептуна" (Кронштадт) [430].
Ложи "Нептуна" и "Аполлона" были закрыты в конце 1788 года по личному распоряжению императрицы в связи с организацией масонами траурной ложи памяти адмирала С.К.Грейга (умер в октябре 1788 года). В 1793 году в связи с делом Н.И.Новикова дошла, наконец, очередь и до елагинских лож, которые также были закрыты в это время по негласному распоряжению императрицы.
Подводя итог деятельности елагинских, рейхелевских и шведских масонских лож в России в 1770-х - 1780-х гг. можно констатировать, что, несмотря на внушительный размах движения, сколько-нибудь заметного следа в истории русской культуры, просвещения или общественной мысли их деятельность не оставила, да и едва ли могла оставить при той постановке дела, которая была характерна для этих масонских сообществ и при тех лидерах, которые их возглавляли. Совсем в другом ключе развивалась в эти годы деятельность другого, во многом отличающегося от них масонского сообщества - ордена розенкрейцеров.
Глава 5.
Н.И.Новиков, И.-Г.Шварц и образование Ордена розенкрейцеров в Москве
Уже к началу 1780-х годов стало ясно, что время доминирующей роли Петербурга в русском масонстве прошло. Признанным центром вольного каменщичества в России в 80-е годы XVIII века была уже Москва. Именно Москва, или, правильнее сказать, особая, отличающаяся от казенного Петербурга, более свободная московская духовная атмосфера как раз и помогла вдохнуть в уже угасавшие вследствие очевидной пустоты их занятий русские масонские ложи новые силы.
Речь идет о московских розенкрейцерах, или мартинистах, как их еще называли.
Как и близкие к ним по духу адепты других масонских систем, цель свою московские розенкрейцеры видели, прежде всего, в собственной внутренней духовной работе, заключающейся в познании Бога через познание натуры и себя самого по стопам христианского вероучения [431].
Однако реальная, практическая деятельность розенкрейцеров 1780-х годов была связана не столько с их моральным самоусовершенствованием, сколько с усилиями братьев, направленными (прежде всего, путем массового издания книг и журналов) на просвещение русского общества и возбуждение в нем широких умственных интересов. Огромную роль в этом повороте сыграл выдающийся русский просветитель второй половины XVIII века Николай Иванович Новиков. Родился он 27 апреля 1744 года в селе Авдотьино (Тихвинское) Коломенского (позже Бронницкого) уезда Московской губернии в семье небогатого помещика. Есть известия (Г.В.Вернадский считает его, впрочем, сомнительным [432])
о пребывании Н.И.Новикова некоторое время в гимназии при Академическом университете в Санкт-Петербурге. В конце 1750-х годов Н.И.Новиков был определен в дворянскую гимназию при Московском университете. Однако закончить ее ему так и не удалось, и в 1760 году он был отчислен "за леность и нехождение в классы".
После этого (1762 год) Н.И.Новиков определяется в Измайловский полк солдатом, откуда был взят, будучи уже унтер-офицером, в Комиссию по составлению проекта нового Уложения. В 1768 году он был уволен из нее и в 1770 году "отставлен поручиком" [433]. Еще раньше, в 1769 году начинается журнально-издательская деятельность Н.И.Новикова - журнал "Трутень". В 1770 году по распоряжению Екатерины II журнал был закрыт.
Тогда Н.И.Новиков учреждает новые журналы: "Пустомеля" (1770), "Живописец"
(1772-1773) и "Кошелек" (1774) [434]. В 1772 году Н.И.Новиков начинает издание своего "Опыта исторического словаря о российских писателях", в 1773-м издает "Древнюю российскую идрографию"
(Описание Московского государства времен царя Федора Алексеевича), "Скифскую историю" Андрея Лызлова (1776), "Историю о невинном заточении боярина А.С.Матвеева (1776) и др.
Особенно большую ценность с научной точки зрения имела его "Древняя российская вивлиофика" (1773-1775, 2-е издание - М., 1788-1791), представляющая собой богатое собрание памятников древнерусской письменности: разного рода грамот, описаний посольств, царских свадеб и проч. Интерес Н.И.Новикова к русской истории не был случаен, так как именно в ней, или, вернее, в ее самобытности и добродетелях наших далеких предков искал он противоядие против усиленно насаждавшейся в то время галломании и бездумного подражания всему западному, европейскому. К этой же стороне издательской деятельности Н.И.Новикова примыкают и его "Санкт-Петербургские ученые ведомости" (1777)
[435].
В своих журналах Н.И.Новиков обличал пороки и язвы современной ему русской действительности, в том числе и крепостное право, высказывал горячее сочувствие тяжелой судьбе народа и свою веру в силу просвещения, с широким распространением которого связывал надежды на более справедливые и гуманные отношения между людьми. Это и сблизило, по всей видимости, Н.И.Новикова с тогдашними масонами.
В 1775 году он был посвящен в елагинской английской ложе "Астрея". Однако практиковавшиеся в ложах И.П.Елагина бесконечные разгадывания символики масонских ковров и пережевывание знаменитой легенды об Адонираме мало удовлетворяли его. И уже через год он знакомится с П.Б.Рейхелем и присоединяется к возглавляемой им Циннендорфской системе в России [436].
Коренное отличие масонских лож этой системы состояло в том, что главной задачей они ставили нравственное совершенствование человека, в то время как в елагинских ложах увлекались, преимущественно, разгадками "тайны масонской"
[437].
Н.И.Новикова же привлекала в масонстве, главным образом, его нравственная и тесно с ней связанная просветительская сторона, чему, собственно, и была посвящена вся его последующая деятельность. Что же касается масонского влияния на нее, то оно сказалось сначала в усилении морализаторского, нравоучительного элемента в его публикациях, а затем и в появлении на страницах его изданий - прежде всего это журнал "Утренний свет" (1777-1780) - большого числа переводов сочинений европейских мистиков и пиэтистов: Якова Беме, Юнга, Паскаля и др.
Характерно, что доходы от своих изданий Н.И.Новиков часто употреблял на благотворительные цели. В частности, для организации и содержания в Санкт-Петербурге частных народных училищ. Дало свои плоды и обращение Н.И.Новикова со страниц журнала к его подписчикам о содействии этому делу. Появились первые пожертвования, и уже в ноябре 1777 года первое из этих училищ (Екатерининское)
- при церкви Владимирской Божьей Матери в Санкт-Петербурге - было открыто.
Рассчитано оно было на 30-40 человек, как платных, так и бесплатных учеников.
В 1778 году в Петербурге масонами было открыто еще одно начальное народное училище - Александровское, при церкви Благовещения на Васильевском острове.
Училища эти просуществовали до 1781-1782 гг. и финансировались после закрытия "Утреннего света" за счет доходов Н.И.Новикова от издания других масонских журналов: "Московское издание" и "Вечерняя заря" [438].
В обоих училищах в 1779 году обучалось в общей сложности 93 ученика, что по тем временам не так уж и мало [439].
Очевидные успехи Н.И.Новикова на журнально-издательском поприще привели к тому, что на него обратил внимание известный в то время масон, куратор Московского университета М.М.Херасков. В результате в 1779 году Н.И.Новиков получил возможность взять в аренду типографию Московского университета и издание "Московских ведомостей", причем на весьма выгодных для себя условиях.
Н.И.Новикову ничего не оставалось, как принять это предложение. Контракт об аренде типографии был подписан 5 июня 1779 года [440].
В том же году Н.И.Новиков переезжает в Москву. Здесь он сразу же очутился в тесном масонском кругу: Н.Н.Трубецкой, П.А.Татищев, М.М.Херасков, А.М.Кутузов, С.И.Гамалея и др. Особенно близко сошелся он с И.-Г.Шварцем. "Однажды, - вспоминал он, - пришел ко мне немчик, с которым я поговоря, сделался на всю жизнь до самой его смерти неразлучным" [441].
Среди московских масонов Иоганн-Георг Шварц - немец из Трансильвании, родился в 1751 году [442] - несмотря на свою молодость, пользовался большим авторитетом. В Россию он попал в 1776 году, воспользовавшись протекцией князя И.С.Гагарина [443].
Познакомившись с И.-Г.Шварцем во время своего очередного путешествия по Европе и узнав, что он масон, князь снабдил его необходимыми рекомендациями, и уже в апреле 1776 года И.-Г.Шварц оказывается в Могилеве в качестве гувернера детей хорошего знакомого И.С.Гагарина А.М.Рахманова [444].
С разрешения И.П.Елагина И.-Г.Шварц быстро основывает в Могилеве масонскую ложу "Геркулес в колыбели" (1776-1777) и уже в 1779 году, благодаря своим новым масонским связям (М.М.Херасков) перебирается в Москву. Здесь он сразу же получает место лектора немецкого языка в Московском университете.
Поразительна общественная активность И.-Г.Шварца этого времени: уже 13 ноября 1779 года он учреждает при университете Учительскую или Педагогическую семинарию, инспектором которой и становится. Цель учреждения семинарии - подготовка учителей для народных училищ. Существовала семинария, как, впрочем, и другие предприятия московских масонов, на частные средства (масон Н.А.Демидов пожертвовал на ее нужды 20 тысяч рублей, некто Ш. - 50 тысяч и др.) [445]. Через епархиальных архиереев Учительская семинария стала вызывать на предмет обучения из духовных учебных заведений учеников, чтобы готовить их к педагогическому поприщу. Через три года в семинарии было уже 30 студентов [446].
Это было первое в России частное учебное заведение, готовившее будущих учителей. Располагалась семинария в специально купленном для этой цели масонами кирпичном доме около Меншиковой башни (церковь Архангела Гавриила).
За редким исключением, практически все воспитанники семинарии (А.Ф.Лабзин, Стефан Глаголевский (будущий митрополит Серафим), Матвей Десницкий (будущий митрополит Михаил) и многие другие) приобщились к масонству именно здесь.
Собственно, главным образом для этой сугубо прозаической цели и учреждалась эта семинария.
В марте 1781 года по инициативе все того же И.-Г.Шварца при Московском университете "с целью развития ума и вкуса" его выпускников путем чтения и обсуждения ими своих литературных произведений было открыто Собрание университетских питомцев. И опять-таки это было первое научно-литературное студенческое общество в России. Был у членов этого общества и свой печатный орган - журнал "Утренний свет". Редактором журнала стал сам И.-Г.Шварц.
Среди других издателей журнала такие известные масоны, как А.Я.Давыдовский, Л.М.Максимович, А.Ф.Лабзин, П.А.Пельский, А.В.Могилянский. В журнале печатались Ф.П.Ключарев, П.А.Сохатский, М.И.Багрянский, И.П.Тургенев. Публиковались здесь, как правило, либо выполненные студентами университета переводы трудов европейских масонов-мистиков, либо их собственные рассуждения на темы религиозно-мистического характера.
В июне 1782 года по плану И.-Г.Шварца при Московском университете на пожертвования братьев-масонов была открыта еще одна семинария или гимназия - переводческая (филологическая). Первый ее набор составили 16 студентов.
Целью учреждения переводческой семинарии была подготовка масонами квалифицированных переводческих кадров из числа студентов Московского университета. Поставив на поток публикацию на русском языке переводов западноевропейской художественной и религиозно-философской литературы, руководители этого издательского проекта И.-Г.Шварц и Н.И.Новиков поневоле должны были задуматься о переводчиках.
Располагалась переводческая семинария там же, где и учительская, с которой она впоследствии видимо слилась. Здесь же жил и сам И.-Г.Шварц с семьей, прочитавший в 1783 году слушателям семинарии свой спецкурс по философии истории [447].
Еще одним начинанием неутомимого И.-Г.Шварца стала организация им Дружеского ученого общества. Сложилось оно еще в 1779-1781 годах, однако формальное его открытие произошло только 6 ноября 1782 года в доме П.А.Татищева. Целью общества было объявлено печатание учебных книг, а также изучение и повсеместное распространение философских, исторических, педагогических и естественнонаучных знаний или, иначе говоря, просвещения в обществе [448].
"Цель нашего общества, - отмечал И.В.Лопухин, - была издавать книги духовные и наставляющие в нравственности истинно евангельской, переводе глубочайших о сем писателей на иностранных языках и содействовать хорошему воспитанию, помогая особенно готовящимся на проповедь слова Божия". Любопытно, что на открытии Дружеского ученого общества присутствовал сам московский главнокомандующий граф З.Г.Чернышев, а архиепископ Московский Платон публично объявил о взятии его под свое высокое покровительство. Общее число членов общества составляло около 50 человек: И.-Г.Шварц, Н.И.Новиков, И.В.Лопухин, князья Ю.Н. и Н.Н.Трубецкие, братья Е.П. и П.П.Тургеневы, В.В.Чулков, В.И.Баженов. А.Н.Новиков, М.М.Херасков, князь А.А.Черкасский, А.Ф., П.Ф. и Н.Ф.Ладыженские, Ф.П.Баузе, Я.Шнейдер, Ф.П.Ключарев, И.П.Страхов, князь К.М.Енгалычев, Г.М.Походяшин, Р.А.Кошелев, Ф.И.Глебов, князь А.И.Вяземский, А.М.Кутузов, князья И.С. и Г.П.Гагарины, Г.Шредер, князь А.М.Долгоруков, О.А.Поздеев, С.И.Плещеев, князь М.П.Репнин и другие [449].
Указ Екатерины II от 15 января 1783 года о вольных типографиях позволил Дружескому ученому обществу, в дополнение к арендуемой Н.И.Новиковым (а фактически, самими московскими масонами) университетской типографии, открыть еще две: одну на имя Н.И.Новикова, а другую на имя И.В.Лопухина. Кроме того, была заведена еще и так называемая тайная типография, предназначенная для издания специальной масонской литературы.
Собрание университетских питомцев, Педагогическая и Филологическая семинарии.
Дружеское ученое общество - и все это за каких-то 4 года, причем исключительно на частные масонские пожертвования, безо всякой помощи со стороны государства!
Нельзя не отдать должного инициативе и самоотверженности И.-Г.Шварца и сформировавшегося вокруг него тесного масонского кружка. Понятно, что столь энергичный и деятельный человек, к тому же еще и масон, в таком масонском гнезде, каким был в то время Московский университет, в скромной должности лектора немецкого языка долго оставаться не мог. Он и не остался. Уже 5 февраля 1780 года И.-Г.Шварц был произведен в ординарные профессора по кафедре философии. Кроме того, он читал в университете еще и курс эстетической критики. Свое профессорство И.-Г.Шварц - кандидат права Иенского университета - рассматривал, прежде всего, как хорошую возможность масонской пропаганды среди своих слушателей. "Разум научает нас, но он не может раскрыть истину ... Одно лишь Откровение может ясно показать нам истинный свет", - поучал он своих юных слушателей, сводя таким образом просвещение или "просветление разума", главным образом, к изучению так называемых "божественных наук":
алхимии, каббале и магии. "Человек, - проповедовал И.-Г.Шварц, - в настоящее время гнилой и вонючий сосуд, наполненный всякой мерзостью". "Просветлить"
его, по убеждению И.-Г.Шварца, могут только розенкрейцеры, ибо только им удалось сохранить "искру Адамову" предвечной мудрости тайного знания, доставшуюся им от еврейских сект ессеев и терапевтов.
"Как ни плохо знал Шварц русский язык, - вспоминал позднее один из его тогдашних студентов, - на котором он нам читал, однако истины, высказывавшиеся им, были так любопытны и, казалось, тем новее, чем старее и неизвестнее были источники, из которых он извлекал их". Философию И.-Г.Шварц читал, между прочим, по И.Канту. "Сила, с которой он говорил, смелость (скажу даже, безрассудная дерзость), с которой он, невзирая ни на что бичевал политические и церковные злоупотребления, были удивительны. И не раз боялся я, что ему начнет мстить духовенство, и в особенности монашествующие, которых он при всяком удобном случае выставлял самым безжалостным образом" [450].
Положение, впрочем, было таково, что ни о какой мести со стороны православного духовенства не могло быть и речи. В Москве масоны были у себя дома, и бояться им здесь было некого.
Успешная преподавательская и общественная деятельность И.-Г.Шварца в университете продолжалась вплоть до декабря 1782 года. Выжил его оттуда новый куратор Московского университета Иван Мелиссино (1718-1795), явно ревновавший к славе и популярности удачливого профессора [451].
Отставка И.-Г.Шварца, несмотря на очевидные моральные издержки, имела, в то же время, и положительную для масонов сторону. Получив ее, И.-Г.Шварц сразу же переехал в дом к Н.И.Новикову у Никольских ворот чтобы целиком отдаться своему любимому детищу - ордену Злато-розового креста, фактическим создателем которого в России он и являлся.
Дело в том, что не удовлетворенные состоянием тогдашнего русского масонства Н.И.Новиков и И.-Г.Шварц, успевшие к этому времени, как мы знаем, сдружиться, еще в 1780 году учредили свою собственную масонскую ложу "Гармония". В состав ее сразу же вошли практически все вожди тогдашнего масонства: князь Н.Н.Трубецкой, М.М.Херасков, князь А.А.Черкасский, князь К.М.Енгалычев, И.П.Тургенев, А.М.Кутузов и другие. Несколько позже к ним присоединились П.А.Татищев, Ю.Н.Трубецкой, И.В.Лопухин, С.И.Гамалея [452].
Ложа эта называлась еще и "сиентифической", и главной задачей ее была не обрядность, а научные изыскания и изучение истории масонства, причем главной заботой братьев объявлялось искание ими так называемого "истинного масонства"
и высшего тайного знания.
Воспользовавшись желанием богача-масона П.А.Татищева отправить своего сына в сопровождении И.-Г.Шварца в ознакомительную поездку по Европе, московские братья решили заодно поручить ему поискать там и истинного масонства. И.-Г.Шварц с радостью принял это предложение. Заехав по пути в Митаву (ныне город Елгава, Латвия), он заручился здесь рекомендационными письмами к светилам тогдашнего немецкого розенкрейцерства (ложа "Трех глобусов" в Берлине)
И.-Х.Вельнеру (бывший пастор) и генерал-штабхирургу Г.-А.Тедену [453].
22 октября 1781 года И.-Г.Шварц был уже в Брауншвейге, где ходатайствовал перед герцогом Фердинандом о признании России самостоятельной провинцией ордена. Герцог обещал свое содействие. Но не это было главной целью московского профессора. Он жаждал, как мы уже знаем, "истинного масонства". И он его получил. И.-Г.Шварц действительно был посвящен в таинства Ордена розенкрейцеров.
Более того, 1 октября 1781 года он получил от одного из руководителей берлинских розенкрейцеров Г.-А.Теддена грамоту, назначавшую его единственным верховным представителем теоретической степени Ордена Злато-розового креста в России.
В конце февраля 1782 года И.-Г.Шварц вернулся наконец в Москву. Из-за границы он привез две "системы": для рядовых, так сказать, братьев систему строгого наблюдения, а для избранных - теоретическую степень и Орден Злато-розового креста [454]. Соответственно и работа, развернутая в это время под руководством И.-Г.Шварца московскими масонами, шла в двух направлениях - общемасонском и специальном, розенкрейцерском. И тут, и там ее было много. Особая сложность положения русских братьев заключалась в том, что ложа "Трех глобусов", с которой вступил И.-Г.Шварц в тайное соглашение, сама в это время еще формально входила в Брауншвейгскую систему строгого наблюдения: официальный разрыв с ней произошел только в ноябре 1783 года.
В августе-сентябре 1782 года состоялся Вильгельмсбадский масонский конгресс, о котором уже шла речь. Россию на нем представлял герцог Фердинанд Брауншвейгский.
Благодаря его поддержке Россия, собственно, и была признана самостоятельной масонской державой. Воспользовавшись этим, московские братья тут же организовали свой "Капитул Русской провинции". Приором его (должность чисто номинальная)
стал Петр Алексеевич Татищев (1730-1810), канцлером - И.-Г.Шварц. Н.И.Новикову в этой масонской иерархии досталась скромная должность казначея. Деканом же VIII провинции ордена стал князь Юрий Никитич Трубецкой, генеральным визитатором (инспектором) - его брат, князь Николай Никитич Трубецкой.
Кроме того была организована еще и так называемая Директория VIII провинции ордена. Президентом ее стал Н.И.Новиков, членами: В.В.Чулков, И.П.Тургенев, Ф.П.Ключарев и другие [455]. В Петербурге приорат ордена Благотворных рыцарей возглавил А.А.Ржевский. Должность Великого провинциального мастера VIII провинции ордена Благотворных рыцарей была оставлена вакантной.
"Роман" с Брауншвейгской системой, безусловно, сильно способствовал упрочению позиции русских братьев в глазах масонского сообщества Европы.
И вот тут-то обнаружилось, что никакой цены в глазах московских братьев Брауншвейгская рыцарская система не имеет, и все взоры и надежды их обращены на розенкрейцерство. Горячим пропагандистом его в Москве был в это время только что возвратившийся из-за границы И.-Г.Шварц. Недолго мешкая, он быстро собрал при помощи Н.И.Новикова и князя Н.Н.Трубецкого заявления московских братьев с просьбой о зачислении их в Берлинский розенкрейцерский капитул. Среди подавших такие заявления были С.И.Гамалея, И.В.Лопухин, А.И.Тургенев, А.М.Кутузов, В.В.Чулков, Ю.Н.Трубецкой, А.А.Черкасский, К.М.Енгалычев, М.М.Херасков, а также доктор Френкель и купец Туссень.
Все эти бумаги вместе со значительной суммой денег, собранной среди братьев, были немедленно отосланы И.-Г.Шварцем в Берлин, откуда весной 1783 года был, наконец, получен долгожданный ответ: все они были приняты в состав главного розенкрейцерского братства [456].
И.-Г.Шварц торжествовал и с жаром предавался в организованном им теоретическом градусе (степени) Соломоновых наук розенкрейцерским упражнениям. Крупным успехом И.-Г.Шварца стал переход на его сторону сразу четырех московских лож, в одночасье решивших отложиться от изрядно уже надоевшей им тамплиерской системы (Брауншвейгский ритуал) и перейти в розенкрейцерство. Это были ложи "Трех знамен" (П.А.Татищев), "Озириса" (Н.Н.Трубецкой), "Латоны" (Н.И.Новиков)
и "Сфинкса" (Г.П.Гагарин) [457]. В 1783 году все они официально вошли в Орден Злато-розового Креста, образовав в нем так называемый "четверной союз". В 1784 году, уже после смерти И.-Г.Шварца, союз этот был преобразован в Провинциальную ложу. Великим мастером ее стал друг Н.И.Новикова, руководитель ложи "Озириса" князь Николай Никитич Трубецкой (1744-1821). Высшим тайным управлением Ордена Злато-розового Креста считался Капитул во главе с князем Ю.В.Долгоруковым. Среди членов его: князь Н.Н.Трубецкой, М.М.Херасков, князь Г.А.Щербатов, И.А.Поздеев. Кроме Москвы, где у провинциальной ложи состояло в подчинении 11 младших лож, были учреждены еще и ложи в Казани, Симбирске и Могилеве.
В том же 1784 году, еще при жизни И.-Г.Шварца московские розенкрейцеры учредили еще один масонский центр - ложу теоретического градуса, или степени, как своего рода подготовительный класс или переходную ступень к масонству высших розенкрейцерских степеней. Великим мастером здесь был князь Ю.В.Трубецкой, наместным мастером - князь В.В.Долгорукий, ритором Н.И.Новиков, обрядоначальником - О.А.Поздеев. Теоретический градус был второй степенью ордена (первая была - "юниорат", она шла за 4-й степенью обыкновенного масонства - "шотландский мастер"). Третьей степенью ордена была "практика", 4-й - "философа". Последняя, 9-я степень - "мага". Всего "теоретических братьев", согласно показаниям Н.И.Новикова, данным им в 1792 году, было не более 60 человек. Согласно современным оценкам, цифра эта может быть увеличена до 85 человек. "Смотрение"
над братьями осуществляли "главные надзиратели": И.П.Тургенев, И.А.Поздеев, З.Я.Корнеев (в Орле), А.А.Ленивцев, В.И.Остолопов (в Вологде) и С.И.Гамалея (в Москве) [458].
В конце 1783 года, в самый разгар масонских "работ", связанных с организационным становлением ордена, неожиданно заболевает И.-Г.Шварц. Вопреки ожиданиям, болезнь оказалась серьезной, и 17 февраля 1784 года он умер. Похоронили И.-Г.Шварца по православному обряду в церкви села Очакова (имение князя Н.Н.Трубецкого) по Можайской дороге, в 10 верстах от Москвы. Могила прямо напротив алтаря; на белой каменной плите высечены годы жизни: 1751-1784, а также крест и герб покойного [459].
Соратники И.-Г.Шварца горячо оплакивали его кончину [460].
Высоко ставила его и либеральная историография, подававшая его как исключительно "тонко организованную и благородную натуру", "идейного и нравственного оракула своего кружка" и пр [461]. Личность И.-Г.Шварца изображалась ими, как правило, только в радужных, светлых тонах, и доверчивому читателю оставалось только поражаться уму, благородству и энергии этого человека, так много успевшего сделать для русского просвещения.
Существуют, однако, и другие, менее лицеприятные оценки личности И.-Г.Шварца и его деятельности в России. Так, известный ученый В.В.Сиповский считал, что И.-Г.Шварц "едва ли не был иллюминатом" [462] (орден, основанный в 1776 году в Баварии профессором А.Вейсгауптом, ставивший своей основной задачей борьбу с деспотизмом [463]).
"В Голландии он служил унтер-офицером, - свидетельствует хорошо знавший И.-Г.Шварца ритор ложи "Трех знамен", - и несколько лет прожил в Ост-Индии ... Вспыльчивость его, часто доходившая до бешенства, и многие нелепые выходки не оставляли сомнения в повреждении его умственных способностей.
Он был суров, сумрачен, очень строг, никогда не смеялся; даже улыбка его была принужденной и неестественной ... Ко всему этому он был скрытен и, я смею думать, что это был искусный лицемер. Этот человек был, в собственном смысле слова, деспот, не терпевший никакого противоречия или сомнения.
Так, например, его голос был повелительным, брови его всегда были сдвинуты; никогда он не упускал из виду цели масонства и употреблял все средства без разбора, лишь бы они только привели к этой цели" [464].
Но это, так сказать, предвзятое мнение, исходящее из среды недоброжелателей И.-Г.Шварца. Есть смысл, поэтому, обратиться к свидетельству одного из его близких друзей - профессора всеобщей истории Московского университета Иоганна (Иван Иванович) Виганда (1744-1808). По его утверждению, И.-Г.Шварц далеко не случайно появился в Москве, а был послан туда немецкими братьями для того, чтобы произвести здесь среди русских масонов коренные реформы.
Питая к И.И.Виганду полное доверие, И.-Г.Шварц перед смертью якобы открыл ему "страшную" тайну, что конечной целью ордена розенкрейцеров в России является ни более ни менее, как полное ниспровержение здесь православия.
"Шварц, - отмечал в своих записках И.И.Виганд, - оказывал мне полное доверие и открыл мне сокровенные цели общества, клонившиеся ни к чему иному, как к ниспровержению православного вероисповедания в России; я советовал ему действовать осторожнее, оставить мистицизм и не смешивать своих целей с целями общими, чтобы они не повредили друг другу" [465].
"После возвращения И.Е.Шварца из-за границы, - констатирует в своей записке уже цитировавшийся нами неизвестный автор письма о московском масонстве XVIII века, - изменился дух московского масонства. До тех пор толковали только о распространении религиозного чувства ... Теперь же братьям стали назначать разные послушания: умерщвление плоти, посты, молитвы и тому подобное.
Клятвы, суеверия, чудеса вошли в ежедневный обычай. Те немногие, которые оставались еще не совращенными, были удаляемы, и их презирали. Самые нелепые сказки стали распространяться ... Шварц властвовал грубо над целою массою высокоуважаемых братьев; лишь один Новиков, кажется, имел еще собственные убеждения". Поборы с братьев стали нормой, причем поражает цинизм И.-Г.Шварца, обронившего однажды по поводу очередного крупного пожертвования на масонские нужды чудака П.А.Татищева следующую фразу: "Вот так-то следует ловить лисиц!
Дурак Татищев от расточенной ему похвалы сделался совершенно ручным, и дарит 18 тысяч рублей, которые нам надобны через три дня для одной расплаты"
[466].
Не верить этим сообщениям нельзя. Другое дело, что перед смертью, по свидетельству уже упоминавшегося нами Иоганна Виганда, И.-Г.Шварц как будто раскаялся в содеянном, и горько сожалел о своих ошибках. "Я навещал его ежедневно, - пишет И.Виганд, - и он всегда просил меня беседовать с ним о Спасителе. Но мы не могли говорить свободно, так как нас всегда подслушивали масоны, опасавшиеся того, чтобы под влиянием столь нового для него настроения духа (христианской секты Гернгутеров - Б.В.) не выдал их тайн. Я и сам всячески избегал этого. Только однажды он высказался, что это дьявольский орден, и что если Господь пошлет ему исцеление, то он вступит в общину".
Когда И.-Г.Шварц умер, масоны упросили И.Виганда произнести от имени профессуры Московского университета надгробное слово над усопшим на русском языке, что и было им исполнено [467].
Основываясь на этих свидетельствах, Я.Л.Барсков пришел к выводу об И.-Г.Шварце как, говоря современным языком, несомненном масонском агенте влияния в России. "Желая ослабить влияние других наций - англичан, французов, шведов, - немецкие масоны посылали одного за другим своих агентов в Россию; наиболее видными из них были: Штарк, Розенберг, Рейхель, Шварц", - отмечал в этой связи ученый [468].
Характерно, что узнав о смерти И.-Г.Шварца, берлинский руководитель ордена И.-Х.А.Теден 9 апреля 1784 года немедленно распорядился учредить в Москве так называемую Директорию теоретической степени, куда вошли Петр Татищев, Николай Трубецкой и Николай Новиков. Надзирателем и секретарем в Директории, то есть фактическим руководителем ордена в России Теден назначил никому не известного в России немца из Мекленбурга капитана прусской службы (в 1783-1784 гг. - поручик лейб-гвардии гренадерского полка в Санкт-Петербурге)
Генриха-Якоба (Генрих Яковлевич) Шредера [469].
Берлинское начальство, таким образом, цепко держало русских братьев в своих руках. Сначала ими руководил немец И.-Г.Шварц, теперь, когда Шварц умер, на освободившееся место нашли другого немца. Вскоре, однако, выяснилось, что к роли своей Шредер подготовлен плохо, и поссорившись с другими руководителями московского масонства, он уже в 1787 году был отозван в Берлин и навсегда покинул Россию.
Согласно показаниям Н.И.Новикова, всего под управлением Москвы в период с 1782 по 1786 годы насчитывалось 19 лож. Больше всего (13) их было в Москве.
По одной - в Орле, Могилеве, Кременчуге, Казани, Вологде и Харькове [470].
Были приверженцы ордена и в Петербурге (здесь их возглавляли А.А.Ржевский и генерал-майор Ленивцев), однако прививалось здесь розенкрейцерство туго.
Что же касается Брауншвейгской системы, то всякие связи московских братьев с ее руководством были разорваны, а рыцарские степени оставлены [471].
Г.В.Вернадский попытался уточнить данные Н.И.Новикова по масонским архивам и насчитал 14 лож. Помимо уже известных нам 4 материнских лож ("Трех знамен", "Латоны", "Озириса" и "Сфинкса") это были московские ложи "Светоносного треугольника", "Девкалиона", "Святого Моисея", "Блистающей звезды", "Гермеса", "Астреи", а также еще одна ложа под управлением Е.Е.Гине. По одной масонской ложе было в Казани ("Восходящего солнца"), Могилеве ("Геркулеса в колыбели")
и Симбирске ("Златого венца") [472]. Бурный рост розенкрейцерского сообщества продолжался, однако, недолго и уже в 1786 году вследствие недовольства императрицы руководство ордена вынуждено было временно приостановить работы лож первых трех степеней, сосредоточив все свое внимание исключительно на тайной деятельности лож теоретического градуса, общее число членов которых достигло 85 человек.
Орден розенкрейцеров во главе с берлинской ложей "Трех глобусов", к которому примкнули московские братья, не был древним: первую заявку о себе он сделал только в 1757 году во Франкфурте-на-Майне. В Северной Германии центром розенкрейцерской деятельности стал Берлин. Здесь братья Злато-розового креста, или, вернее, их руководители (Бишовсвердер, Вельнер и Теден) сумели вовлечь в свои ряды кронпринца Фридриха-Вильгельма (1781), что, собственно, и явилось залогом их дальнейшего влияния.
Учение розенкрейцеров XVIII века подробнейшим образом на основе подлинных масонских рукописей Императорской публичной библиотеки разобрал в свое время Александр Семека. По его заключению, оно может быть разделено на два отдела: духовно-нравственный и собственно научный, или философский.
Первый из них "взывал против упадка нравственности и указывал истинные пути к спасению; второй стремился удовлетворить другой потребности общества:
дать пищу любознательному уму, заменив изучение энциклопедистов самостоятельным изучением Священного писания" [473].
Своей задачей розенкрейцеры, как и всякое масонское сообщество, ставили моральное, нравственное совершенствование личности, работу над своей собственной душой, понимаемую ими как непрерывная борьба человека со своими страстями, или, иначе говоря, с самим собой. Цель братства, показывал Н.И.Новиков в ходе следствия, состояла в "познании Бога через познание натуры и себя самого по стопам христианского нравоучения" [474].
Практическая деятельность братьев в этом направлении сводилась к постоянным наблюдениям как за самим собой, так и за своими коллегами или, вернее, их нравственностью, а также постам, молитвам и покаяниям. Но это, так сказать, основа розенкрейцерской работы, характерная и для других направлений в масонстве. Что же касается специфической розенкрейцерской надстройки над ней, то она сводилась к усиленному изучению ими тайного знания, то есть алхимии, магии и каббалы.
Как и берлинские братья, московские розенкрейцеры XVIII века были глубокими и убежденными мистиками. Практическим руководством для них являлся "теоретический градус Соломоновых наук", официальное сочинение для работ в теоретической степени, полученное в свое время И.-Г.Шварцем от берлинских начальников ордена. Из него, в частности, видно, что не отвергая нравственной стороны первых трех степеней масонства, главную свою цель розенкрейцеры видели все же в познании тайной науки, якобы сохраненной еще со времен Адама масонами и известной в настоящее время только начальникам их ордена. Что касается содержания этой тайной науки, то оно сводилось у них, как уже отмечалось, к исканию философского камня, панацеи, обращения металлов в золото и мистическим толкованиям Библии.
Большой интерес в этой связи представляет дошедшая до нас масонская рукопись, предназначенная для упражнений в 7-й степени (всего их в розенкрейцерском ордене было 9). В сосуд, читаем мы здесь, необходимо смешать майскую росу, собранную в полнолуние, а также две части мужской и три части женской крови от чистых и целомудренных людей. После того, как сосуд постоит некоторое время в тепле, с ним проделывался еще ряд аналогичных манипуляций и, как результат их, должен был наступить миг, когда в колбе, наконец, должен был послышаться "топот и свист" и взору братьев должны были предстать "два живых существа - мужчинка и женщинка", а между ними вырасти "прекрасное дерево с разными плодами". Речь здесь идет о создании так называемого гомункулуса или человека в колбе, над чем безуспешно бились средневековые чернокнижники [475].
Особенно привлекательными в глазах братьев казались высшие степени ордена, в частности, степень мага, сулившая ее обладателям ни много, ни мало, как непосредственное общение с самим Высшим существом. Но до степени этой русским братьям было еще далеко, так как теоретический градус - это, как мы уже знаем, самая младшая степень розенкрейцерства. На ней и остановилось большинство русских адептов ордена. Обладателей более высоких степеней среди них было немного: И.-Г.Шварц, Н.И.Новиков, А.М.Кутузов, Г.Я.Шредер, Н.Н.Трубецкой, Ю.Н.Трубецкой.
Московские розенкрейцеры, констатировал Н.М.Карамзин, были "ни что иное, как христианские мистики: толковали природу и человека, искали таинственного смысла в Новом и Ветхом завете, хвалились древними преданиями, унижали школьную мудрость и прочее; но требовали истинных христианских добродетелей от своих учеников, не вмешивались в политику и ставили в закон верность своему государю. Их общество под именем масонства распространилось не только в двух столицах, но и в губерниях; открывались ложи, выходили книги масонские, мистические, наполненные загадками" [476].
Мистический туман ордена розенкрейцеров наложил неизгладимый отпечаток на обряды и порядки, царившие в ложах этого сообщества. Обстановка масонских собраний у розенкрейцеров была не для слабонервных и отличалась мрачностью и таинственностью: затянутые черным атласом стены помещения, жертвенник, треугольные столы для секретаря и ритора. При вступлении в "градус" посвящаемый давал торжественную клятву на всю оставшуюся жизнь "поклоняться вечному всемогущему Иегове и по возможности стараться премудрость его через натуру познать"; отрекался от сует мира и обязывался свято соблюдать обет молчания.
Такой же сумрачной и далеко не братской была и внутренняя обстановка в ложах, где процветали мелочный контроль, слежка и доносительство. Каждые три месяца - подробнейший отчет о всех делах и внутренних переживаниях.
Проверялась и личная корреспонденция братьев [477].
Любопытны в связи с этим письма-отчеты Н.И.Новикова ("Коловион"), которые он вынужден был давать, несмотря на свое высокое положение в ордене, своему непосредственному начальнику, уже известному нам немцу Г.Я.Шредеру. "Высокопочтеннейший!
Высокодостойнейший начальник! - униженно обращается наш знаменитый просветитель к этому проходимцу. - С радостным сердцем получил я отпуск ваш и повеление ваше относительно сочинению описания, в каком положении дела типографические находятся ... Но как ни тяжело бремя сие, однако повеления ваши и волю высших наших высокославных начальников с истинною покорностью во всю жизнь мою исполнять буду ...". Но самое поразительное в этом письме-отчете - так это душевные откровения Николая Ивановича, уместные, быть может, по отношению к своему священнику на исповеди, но отнюдь не по отношению к заезжему поручику-немцу: "Но коль чужд еще я сей Божественной любви. Часто еще, весьма часто и рано встать, и поздно лечь, и в слякоть погоды для друга своего не хочется. С пролитием слез пишу я сии строки". Коснувшись далее пункта 7 присланного ему вопросника о распространении любви в его сердце, Н.И.Новиков опять кается: "Чувствую, однако, - пишет он, - что часто еще и ныне проступаюсь в рассуждении грубости и ласковости. Но благодаря милосердного моего Спасителя, что в ту же минуту и чувствую сии проступки, раскаиваюсь, стражду внутренне о сем и прошу и молю милосердия его, да подкрепит оно меня в сем искреннем истинном хотении быть со всяким ласкову, ни с кем грубу и стараться отпущать от себя всякого довольным" [478].
Настольными книгами московских розенкрейцеров являлись сочинения западноевропейских мистиков: Беме, Сен-Мартена, Арндта. Особенно популярен был среди них Сен-Мартен, русский перевод сочинения которого, принадлежавший П.И.Страхову, был опубликован Н.И.Новиковым в 1785 году. "Первые книги, родившие во мне охоту к чтению духовных, были: "О заблуждениях и истине" (Сен-Мартена - Б.В.) и Арндта "Об истинном христианстве"", - отмечал в своих воспоминаниях И.В.Лопухин [479].
Учитывая особый пиитет московских розенкрейцеров перед Сен-Мартеном, любопытен отзыв о его сочинении знаменитого Вольтера. "Герцог Ришелье, писал он д"Аламберу, - хвалил мне книгу, озаглавленную "О заблуждениях и истине". К моему несчастию, я ее выписал. Не думаю, чтобы когда-либо было напечатано что-либо более абсурдное, темное, сумасшедшее и глупое, чем эта книга" [480]. "Они, - писал о берлинских розенкрейцерах А.Н.Пыпин, представляли собой партию ретроградов и обскурантов, от которых тем более можно было опасаться вреда, что деятели ее имели значение при прусском дворе" [481].
В идейном плане розенкрейцерство было ничем иным, как своего рода консервативной реакцией на французское просвещение XVIII века с присущими для последнего атеизмом, материализмом и культом разума. Науке и разуму розенкрейцеры противопоставляли интуицию и веру. Отсюда их резкие выпады против философов-энциклопедистов.
"Я думаю, что сочинения вольтеров, дидеротов, гельвециев и всех антихристианских вольнодумцев много способствовали к нынешнему юродствованию Франции", - писал И.В.Лопухин в письме А.М.Кутузову от 14 октября 1790 года [482].
Разум, учил уже известный нам руководитель московских розенкрейцеров И.Г.Шварц, способен к познанию лишь внешней, видимой стороны явлений, и явно бессилен проникнуть в мир внутренний, духовный. Познавательный процесс, с точки зрения розенкрейцеров, состоит не в логической работе ума, а в мистическом озарении сверху. Но кто может рассчитывать на это озарение? - Только нравственно совершенный человек. Масонской добродетели в учении розенкрейцеров отводилось, таким образом, чисто служебное, вспомогательное значение. Главная же цель их заключалась в познании истины, существа Бога, природы и человека [483].
Не меньший консерватизм проявляли московские розенкрейцеры и в политическом плане, выступая здесь как безусловные сторонники самодержавных форм правления и сохранения крепостного права [484]. Известны случаи и торговли братьями-масонами своими крепостными людьми, причем в роли продавцов выступали, как это ни странно, сами руководители ордена, духовные пастыри движения. У него, рассказывал сосед Н.И.Новикова по его подмосковному имению Д.П.Бутурлин, "был вроде секретаря молодой человек из крепостных, которому он дал некоторое образование. Он и при гостях всегда обедал за одним столом с барином". И вот, приезжает однажды старик Бутурлин к Н.И.Новикову и видит, что молодого человека у него уже нет, и спрашивает:
- Где же он?.
- Он совсем избаловался, - отвечал Н.И.Новиков, и я отдал его в солдаты.
- Вот вам и либерал, мартинист, передовой человек. А нет сомнения, что Новиков в свое время, во многих отношениях был передовым, либералом в значении нынешнего выражения. "Что же следует из того вывести?" - вопрошал в связи с этим П.А.Вяземский. - Ничего особенного и обыкновенно. Поступок Новикова покажется чудовищным, а потому и невероятным нынешним поколениям либералов ... Но в свое время подобная расправа была и законна, и очень просто вкладывалась в раму тогдашних порядков и обычаев. Дело в том, что можно быть очень передовым человеком по тому или иному вопросу, каковым был Новиков. Например, по вопросу о печати и журналистике. А вместе с тем, быть по иным вопросам строгим охранителем и сторонником порядков и учреждений не только нынешних, но и вчерашних" [485].
Но, может быть, сведения эти недостоверны, как полагают некоторые исследователи (А.А.Кизеветтер)? Ничего подобного! О продаже Н.И.Новиковым своих крепостных известно и из других источников, в том числе и из писем самого просветителя [486].
Другой известный масон, И.А.Поздеев своим жестоким обращением довел своих крепостных до бунта. "Русский гуманист XVIII века, даже Новиков или Кутузов с Сен-Мартеном или Арндтом в руках оставался владельцем крепостных душ:
противоречие между словом и делом было полным" [487].
В целом учение и практика московских розенкрейцеров оставляют противоречивое впечатление, вынужден был в свое время констатировать внимательно изучавший переписку "братьев" Я.Л.Барсков. С одной стороны, это, казалось бы, очевидный энтузиазм во всем, что касается их отечества: "восторг при известиях о победах русского оружия", а с другой непримиримая вражда к философии, французскому просвещению, борьба с ложным духом свободомыслия, ненависть к революции. С одной стороны, авторы писем вроде бы с любовью относятся к русской литературе и культуре, а с другой эти "друзья русской национальной мысли", признают над собой власть "немецких обскурантов, готовых гнать у себя и повсюду свободу мысли и слова; стоило Карамзину слегка задеть масонскую мистику, как мартинисты жестоко его возненавидели и осыпали насмешками"
[488].
На это же обстоятельство указывают и другие исследователи. "Историк, писал А.В.Семека, - не может не обратить внимание на то обстоятельство, что розенкрейцерство, бывшее на Западе явлением умственной отсталости, у нас было совершенной новостью, и впервые давало русскому обществу известное миросозерцание, какое - это вопрос другой". Это была, пишет он далее, первая философская система в России, которая, составляя определенное идеалистическое мировоззрение, сыграла, тем не менее, немалую роль в борьбе с влиянием "чуждого русскому духу вольтерьянства". Московское розенкрейцерство, несмотря на свои "дикие крайности и смешные стороны, воспитывало, дисциплинировало русские умы" [489].
Критическое отношение к розенкрейцерам, справедливые указания на их мистицизм, консерватизм, расхождение между словом и делом ни в коей мере не должны заслонять от нас и положительных сторон их деятельности. Как ни декларативны и фальшивы были в условиях российской действительности XVIII века призывы масонов к братству, любви и взаимопомощи между людьми, уже сама постановка и обсуждение этих вопросов в ложах были большим шагом вперед и, несомненно, способствовали пробуждению духовных, нравственных интересов у наиболее развитой части тогдашнего русского общества. В принципе, это можно было бы сказать о ложах практически всех масонских систем, действовавших в России в царствование Екатерины II. И если московские розенкрейцеры сделали здесь намного больше других, то связано это было, в первую очередь, с тем, что от так называемой внутренней работы, направленной на собственное моральное усовершенствование они перешли к работе внешней, направленной на усовершенствование, просвещение не отдельных индивидуумов, а всего русского общества. Ведущая роль здесь принадлежала книгоиздательской деятельности розенкрейцеров.
Глава 6.
Просветительская и благотворительная деятельность московских розенкрейцеров
Еще в 1779 году, как уже отмечалось, Н.И.Новиков берет в аренду типографию Московского университета, книжную лавку, а также газету "Московские ведомости".
Деньги на аренду ему помогли собрать масоны. Поэтому уже с самого начала это было не столько коммерческое предприятие самого Н.И.Новикова, сколько общее масонское предприятие или дело. Заполучив в свои руки печатный станок, Н.И.Новиков и братья-масоны тут же развернули кипучую издательскую деятельность.
Следующим шагом в этом направлении стало учреждение 1 сентября 1784 года на основе указа Екатерины II о вольных типографиях от 15 января 1783 года четырнадцатью наиболее деятельными членами Дружеского ученого общества Типографической компании [490].
Если с утверждением, что аренда Н.И.Новиковым университетской типографии была не только его частным, а несомненно, "братским" делом, еще можно спорить, то в отношении Типографической компании и спорить-то, в сущности, не о чем. Ведь с учреждением Типографической компании другие начинания московских масонов, как то Дружеское ученое общество, Переводческая и Филологическая семинарии - были фактически поглощены ею. В их существовании уже не было теперь большой надобности. Во всяком случае, с 1784 года определить, где кончается Дружеское ученое общество и где начинается Типографическая компания невозможно.
Соединенный капитал Типографической компании составился из взносов ее 14 учредителей - братьев-масонов. Наиболее крупные взносы были: братьев Н. и Ю.Трубецких (10 тысяч рублей), князя А.А.Черкасского (5 тысяч рублей), В.В.Чулкова (5 тысяч рублей), А.Ф.Ладыженского (5 тысяч рублей). Свой вклад на несколько тысяч рублей книгами и дом на Никольской улице внесли и Н.И.Новиков с братом, а также руководитель московских розенкрейцеров барон Г.Шредер.
Братья Лопухины, И.П.Тургенев, А.М.Кутузов, С.И.Гамалея и князь К.М.Енгалычев в компанию были приняты "без капитала" [491].
Общий первоначальный капитал компании составил 57 тысяч 500 рублей плюс нераспроданных книг, поступивших от Н.И.Новикова, на 320 тысяч рублей.
С учреждением Типографической компании издательские возможности розенкрейцеров резко возросли. Это позволило им сразу же развернуть невиданную по тем временам кипучую деятельность по изданию книг в нашем Отечестве, причем уже с самого начала наряду с литературой религиозно-нравственного характера видное место среди них принадлежало литературе коммерческого, как бы мы сейчас сказали, содержания, рассчитанной на широкий книжный рынок. Литература же специальная, сугубо масонская, печаталась в так называемой "тайной"
типографии И.В.Лопухина. Руководство Компании на первых порах носило коллективный характер, и наряду с Н.И.Новиковым, бывшим у компаньонов что-то вроде коммерческого директора, его осуществляли также И.В.Лопухин, Г.А.Шредер, А.М.Кутузов, С.И.Гамалея, князья Николай и Юрий Трубецкие [492].
Но так продолжалось недолго, и на роль фактического и единственного руководителя Компании выдвинулся вскоре Н.И.Новиков. Не лишенный предпринимательской жилки, он установил прямые связи с книжными лавками, продавал книги в кредит.
Только в Москве число книжных лавок благодаря Н.И.Новикову увеличилось в 10 раз: было 2, стало 20. Им же была учреждена в Москве и первая публичная библиотека. За 8 лет (1784-1791) существования только одна Типографическая компания сумела издать 554 наименования книг. В предыдущее десятилетие, с 1771-го по 1780-й годы в России было напечатано 1466 наименований книг, из них Н.И.Новиковым - только 167 или 11%. В следующее же, так называемое "новиковское" десятилетие (1781-1790) из общего числа изданных за это время книг - 2685, за Н.И.Новиковым и его кружком было уже 749 книг или 28% [493].
Общий тираж их печатной продукции составил не менее 100 тыс. экземпляров.
Всего же за московский период (1779-1792) издательской деятельности новиковского кружка (университетская типография, Типографическая компания, типография И.В.Лопухина) им была напечатана 891 книга [494].
Видное место среди его изданий занимает литература, как бы мы сейчас сказали, общегуманитарного характера: сочинения Вольтера, Дидро, Руссо и других европейских авторов, а также учебники, словари грамматики, сочинения по истории, различного рода пособия с советами на все случаи жизни, направленные на повышение общеобразовательного, нравственного и культурного уровня русского общества. Широко представлена среди изданий московских розенкрейцеров 1780-х годов и переводная художественная литература, рассчитанная на самого широкого читателя. Так, за один только 1784 год членами новиковского кружка были изданы: "Андрей и Цецила, комедия в одном действии, пер. с французского"; "Аффалия, трагедия, взятая из Священного писания г. Расина, пер. с французского"; "Беседы избранные святого отца нашего Иоанна Златоуста"; "Беглец, драма в 5 действиях г. Мершера, пер. с французского"; "Генриетта, или Она уже замужем, комедия в 5 действиях, вольный перевод с немецкого"; "Карманная или памятная книжка для молодых девиц, содержащая в себе наставления прекрасному полу"; "Лейнард и Гермилия, или злосчастная судьба двух любовников. Сочинение девицы Н.Н."; "Миртиль, пастушеская поэма, пер. с французского"; "Новый лексикон или словарь на французском, итальянском, немецком, латинском и российском языках" и т.п.
В то же время, наряду с этой, "ширпотребовской", как бы мы сейчас сказали, литературой в том же 1784 году из новиковского круга вышли и книги специального содержания, предназначенные для более подготовленного и более узкого круга русских читателей: "Братские увещания к некоторым братиям свободным каменщикам.
Писаны братом Седдагом" (напечатано в типографии И.В.Лопухина); "Таинство креста и Иисуса Христа и Членов его" (напечатано в типографии И.В.Лопухина); "Сатирические и философские сочинения господина Вольтера" (издание Н.И.Новикова и Кo); "Феофаста Парацельса химическая псалтирь о камне мудрых" (типография И.В.Лопухина); "Рассуждения о книге Соломоновой, нарицаемой "Песней песней""
(издание 2-е, типография И.В.Лопухина); "Магазин свободнокаменщический, содержащий в себе речи, говоренные в собраниях, песни, письма ... Т.1, три части" (типография И.В.Лопухина); "Духовный рыцарь или ищущий премудрости"
(типография И.В.Лопухина) и др. [495] В ряде случаев масонская литература из-за опасений преследования со стороны правительства издавалась братьями без указания на типографию: "Дух масонства. Нравоучительные и истолковательные речи" Вильгельма Гучинсона, "О тройственном пути души", "Соборное послание С.А.Иакова" де ла Мотт-Гюйона, "Речи, говоренные в присутствии Н.Н. братом Розового креста" и т.д.. Среди других переводных сочинений западноевропейских мистиков и собственно масонской литературы, напечатанной новиковским кружком, можно отметить: "Об истине христианства" Иоанна Арндта (1784), "О познании самого себя" Иоанна Массона (1783), "Рассуждение против атеистов ..." Гуго Гроция (1781), "Страшный суд и торжество веры" Эдуарда Юнга (1785), "Простосердечное о молитве наставление"
(1783), "Апология или защищение ордена Вольных каменщиков" (1784), "О заблуждениях и истине" Сен-Мартена (1785), "Должность братьев Златорозового креста"
(1784) - руководство для низших степеней ордена и т.п. [496] Что касается русских сочинений этого рода (И.П.Тургенев "Кто может быть добрым гражданином и подданным верным", 1790; И.В.Лопухин "Духовный рыцарь или ищущий премудрости", 1791 и др.), то они, по мнению специалистов, откровенно слабы и носят подражательный характер. Это, по словам А.Н.Пыпина, "повторение общемасонских и потом розенкрейцерских тем, вражда против "злоупотреблений разума", мистическая философия и защита Ордена" [497].
Из 448 книг, изданных Н.И.Новиковым к 1786 году [498], по крайней мере 290, то есть почти две трети, с определенными оговорками могут быть отнесены к литературе светского содержания [499], и только одна треть - к литературе религиозно-нравственной. Не удовлетворенный этими подсчетами, идущими еще от М.Н.Лонгинова и А.Н.Пыпина, советский исследователь Г.П.Макогоненко произвел свои. Всего с 1779 по 1792 годы, по его сведениям, все три типографии московских розенкрейцеров напечатали 891 наименование книг. По разряду художественной литературы (стихи, проза, драмы, комедии) у него проходят 384 названия. Вторую группу составляют сочинения по истории, философии, экономике, политике - 194 названия. Третья группа: лечебники, словари, официальные документы - 120 названий. Всего, таким образом, 698 книг безусловно светского содержания, и только 193 - религиозно-мистического. 49 из числа последних (33 - напечатаны И.В.Лопухиным и 16 - в тайной типографии розенкрейцеров), хотя и были собственно масонские, но Н.И.Новиков к их изданию прямого отношения не имел. В своих типографиях Н.И.Новиков напечатал, по подсчетам Г.П.Макогоненко, всего только 17 собственно масонских книг. Все остальное - это переводные книжки назидательного и нравоучительного характера, проповеди русских архиепископов, сочинения и жития отцов церкви. Таким образом получается, что за 13 лет во всех трех типографиях московских масонов было напечатано всего 66 наименований собственно масонских книг. Если же исключить из их числа 16 масонских сочинений, напечатанных тайно, то из оставшихся 50 Н.И.Новикову принадлежало только 17. Остальные 33 были напечатаны в типографии И.В.Лопухина [500].
Даже если Г.П.Макогоненко несколько перегнул палку по части отнесения к литературе светского характера некоторых "сомнительных" сочинений, старая пыпинская точка зрения на Н.И.Новикова 1780-х годов как на неутомимого пропагандиста на Руси оккультной мистической литературы [501] может считаться уже пройденным этапом в нашей историографии. Но и особенно обольщаться подсчетами Г.П.Макогоненко тоже не следует. Ведь и из них ясно видно, что если уж не каждая третья, как думал М.Н.Лонгинов, то по крайней мере, каждая четвертая книга, напечатанная московскими розенкрейцерами, была все же религиозно-мистического или нравственного содержания. Нельзя забывать, что за проектами, которые реализовывал Н.И.Новиков, стояла весьма большая и сплоченная группа преданных масонскому делу людей. На книжное дело они смотрели не с нашей, а со своей, масонской точки зрения. Да и сам Н.И.Новиков, несмотря на свою холодность с некоторыми руководителями ордена, до конца дней своих оставался, тем не менее, ревностным масоном.
Что же касается художественной литературы, словарей, грамматик и различного рода руководств, то издание их могло быть связано не столько с заботой братьев-масонов о русском просвещении, как думают наши историки и литературоведы, сколько с обыкновенным коммерческим расчетом. Ведь издания такого рода всегда хорошо расходятся среди публики и даже способны принести немалую прибыль. Показательна в этом плане реплика видного розенкрейцера новиковского круга И.В.Лопухина в связи с переменами, которые произошли в издательской деятельности Типографической компании после указа 1787 года о запрещении светским типографиям печатать "духовные" книги. "Книги печатаются только такие, - язвительно писал в ноябре 1790 года И.В.Лопухин, - и не могу сказать какие, ибо такая дрянь, что я и не интересуюсь ныне знать о типографской работе. Сказки да побаски только для выручки денег на содержание" [502].
Раздражение И.В.Лопухина понятно: настоящей литературой для него, как масона-мистика, была, судя по всему, не светская, а религиозно-нравственная литература. А учебники, словари, романы, комедии и повести - так, одна дрянь, издаваемая исключительно ради выручки денег на содержание Типографической компании. Конечно, И.В.Лопухин - не Н.И.Новиков, и мнение последнего на этот счет могло отличаться, и скорее всего отличалось от мнения И.В.Лопухина.
Не стоит только забывать, что и он, при характерной для него широте взгляда на издательскую деятельность масонов, на первый план, как истинный масон, выдвигал все-таки не положительное знание, а мистическое откровение. "Помните слова хоть и глупого, но старика, - говорил Н.И.Новиков, - все науки сходятся с религией; лишь в ней разрешаются их важнейшие проблемы: без нее никогда не доучитесь, и притом не будете покойны" [503].
Можно предположить, что скорее всего, прогрессивные начинания московских масонов 1780-х годов (Дружеское ученое общество, Переводческая и Педагогическая семинарии, журналы, школы, аптеки и, конечно же, Типографическая компания)
преследовали не только и не столько просветительские, сколько собственно масонские, пропагандистские цели. Это, разумеется, еще не перечеркивает укоренившейся в нашей историографии в целом позитивной оценки результатов издательской деятельности Н.И.Новикова и его товарищей. Конечно, главной фигурой здесь был Н.И.Новиков. Значительный вклад внесли в общее дело и другие "братья": И.В.Лопухин, И.П.Тургенев, А.М.Кутузов, братья Н. и Ю.Трубецкие, братья А. и П.Ладыженские, В.В.Чулков, Г.М.Походяшин, Ф.П.Ключарев, Д.И.Дмитриевский, П.А.Татищев. Особенно велики здесь заслуги Алексея Михайловича Кутузова и Ивана Петровича Тургенева, подвизавшихся в качестве главных переводчиков и редакторов осуществленных изданий.
Масштабы филантропической и издательской деятельности розенкрейцеров были таковы, что не заметить ее было невозможно. Ее и заметили. Первые признаки надвигающейся на Н.И.Новикова грозы наметились еще в 1784 году в связи с перепечаткой им двух книг ("Сокращенный Катехизис" и "Руководство к чистописанию"), изданных ранее Комиссией о народных училищах, на что формально он не имел никакого права. Возникшая в связи с этим переписка (жалоба Комиссии народных училищ в Петербурге московскому главнокомандующему З.Г.Чернышову, относящаяся к августу 1784 года и вынужденное объяснение Н.И.Новикова по этому поводу от 11 октября) [504], хотя и причинила ему немало беспокойства, но последствий, тем не менее, не имела.
Но в покое масонов императрица оставлять не собиралась. В другой раз внимание ее привлекла напечатанная Н.И.Новиковым в 69-71 номерах "Прибавлений к Московским ведомостям" за 1784 год хулительная статья об ордене иезуитов, которому покровительствовала в это время Екатерина II. "Уведомившись, что будто бы в Москве печатают ругательную историю ордена иезуитского, повелеваем запретить таковое напечатание, а ежели бы оная издана была, то экземпляры отобрать", - гласит ее указ московскому губернатору генерал-поручику Н.П.Архарову от 23 сентября 1784 года [505].
Узнав (возможно из доноса) о заведении московскими масонами своей больницы, императрица спешит уведомить о том (23 января 1786 года) гражданского губернатора П.В.Лопухина и требует срочного обследования московских больниц и богаделен со стороны Приказа общественного призрения [506].
Еще раньше (7 октября 1785 года) она распорядилась в письме на имя московского главнокомандующего графа Я.А.Брюса об обследовании всех московских школ и училищ [507].
Особое беспокойство государыни вызывала издательская деятельность масонов.
"В рассуждении, что из типографии Новикова выходят многие странные книги, прикажите губернскому прокурору, сочиня роспись оным, отослать оную с книгами к преосвященному архиепископу Московскому", - писала императрица Я.А.Брюсу 23 декабря 1785 года [508]. Самого Н.И.Новикова было предложено призвать в московское губернское правление и объявить ему, что учреждение частных типографий предполагает издание "книг, обществу прямо полезных и нужных, а отнюдь не для того, дабы способствовать изданию сочинений, наполненных новым расколом для обмана и уловления невежд" [509].
Архиепископу же Платону прямо было предложено, во-первых, призвав к себе Н.И.Новикова, "испытать его в законе нашем", а во-вторых, "освидетельствовать"
изданные им книги: "не скрывается ли в них умствований, не сходных с простыми и чистыми правилами веры нашей православной и гражданской должности" [510].
Что касается масонских больниц и школ, то опасения императрицы не подтвердились.
"Касательно же до заведения больницы и школ от составляющих скопище известного нового раскола, - докладывал 30 января 1786 года московский гражданский губернатор П.В.Лопухин, - ... то оных совершенно теперь нет, а пользовались прежде в доме содержателя Новикова находящиеся при его типографии работники.
Посторонних же для пользования никого принимаемо не было ... Школы же и пенсионы, сколько их в городе имеется, еще прежде сего вследствие полученного от Вашего Императорского Величества господину главнокомандующему высочайшего повеления определениями от Преосвященного московского, от университета и от Приказа общественного призрения членами осматриваны и неспособные к обучению учителя все исключены. Закону же обучать в оных дозволено единственно тем, кои от Преосвященного московского к тому удостоены". Теперь же, констатировал в заключение П.В.Лопухин, в Москве "ни заведенных школ, кроме предуставленных порядком, ни больниц, кроме казенных, нет" [511].
Не дали нужных результатов проверка книжной продукции Типографической компании и испытание самого Н.И.Новикова "в вере". В своем отзыве (январь 1786 года) архиепископ Платон сообщал императрице, что он лично испытал Н.И.Новикова в догматах православной церкви и "молит Всемогущего Бога, чтобы не только в словесной пастве, Богом и тобою, всемилостивейшая государыня, мне вверенной, но и во всем мире были христиане таковые, как Новиков" [512].
Что касается переданных на его рассмотрение 446 названий книг, то их он разделил на три разряда: 1-й - полезные или "собственно литературные", 2-й - мистические, которые он не понимает, а поэтому и судить о них не может, 3-й - "самые зловредные", к которым он отнес сочинения "так называемых энциклопедистов". Решение императрицы по этому делу последовало 27 марта 1786 года. Из него, в частности, следовало, что запрету подлежало всего только шесть масонских книг: "Апология или защищение Вольного Каменщичества"
(пер. с немецкого, М., 1784), "Братское увещание к некоторым братьям Свободным Каменщикам, писанные братом Седдагом" (М., 1784), "Карманная книжка для вольных каменщиков и для тех, кто не принадлежит к числу оных" (пер. с немецкого, М., 1783), "О заблуждениях и истине" Сен-Мартена (М., 1785), "Химическая псалтырь или философские правила о камне мудрых" Парацельса (М., 1784) и "Хризомандер, аллегорическая и сатирическая повесть различного весьма важного содержания" (М., 1783) [513].
Все это - исключительно масонские сочинения. Что же касается книг "гнусных и юродивых, порождении так называемых энциклопедистов" [514], на запрещении которых настаивал архиепископ Платон, то их то как раз Екатерина II, как государыня гуманная и либеральная, запретить не захотела.
Это в корне меняло все дело. Запрещение из составленной по этому случаю московским губернским прокурором А.А.Тейльсом росписи 461 книги, продававшихся у Н.И.Новикова только 6, совершенно безобидных с политической точки зрения (хотя они и были впоследствии сожжены Московской управой благочиния) масонских сочинений свидетельствует о полном фиаско затеянной против Н.И.Новикова акции. В результате Н.И.Новиков отделался легким испугом и уже в марте 1786 года ему, правда, понесшему в связи с этой историей большие убытки, было опять разрешено торговать книгами [515].
Государыня продолжала однако зорко следить за Н.И.Новиковым, и уже 23 января 1787 года нанесла по нему серьезный удар, запретив светским типографиям печатать книги, "до святости относящиеся". 27 июля 1787 года последовал новый указ императрицы, согласно которому была запрещена и продажа таких книг [516].
Прямо надо сказать, известные основания для применения этих жестких мер у Екатерины II были. Дело в том, что литература, издаваемая Н.И.Новиковым, была в основном переводной. И дело тут не только в очевидно одностороннем (масонство, религиозная мистика) подборе им публикуемых авторов. Литература эта создавалась в ответ на общественно-политические и интеллектуальные запросы, или по крайней мере часть их, тогдашнего западноевропейского общества.
Интеллектуальная и общественно-политическая ситуация в России этого времени была совсем другой. Далеко не всегда то, что охотно "проглатывал" английский или французский читатель, и поистине с легкостью необыкновенной тиражировали московские розенкрейцеры, было приемлемо для читателя русского, православного.
Не было секретом и то, что как раз с православной религиозностью у адептов масонства и были большие проблемы.
Дело в том, что как и для их западноевропейских братьев, идеалом христианства для московских розенкрейцеров было так называемое "внутреннее христианство", резко противопоставляемое ими официальной православной церкви, которую они, как, впрочем, и их современные духовные наследники экуменисты, иначе как "пережитком" и не называли. "Масонство было у нас, отмечал в связи с этим Н.А.Бердяев, - стремлением к внутренней церкви, на видимую церковь смотрели как на переходное состояние" [517].
Оставаясь формально в лоне православия, русские масоны явно тяготели к протестантизму. Что и не удивительно. Среди других новаций, которые принесла с собой Реформация в Европе, было и масонство. Здесь, видимо, нет необходимости доказывать, что "книги, до святости относящиеся" - это отнюдь не та литература, запрещение издания которой способно было нанести серьезный урон делу просвещения российского общества. Скорее уж наоборот. Конечно, к 1787 году в лавке и на складе Типографической компании литературы такого рода было не на одну тысячу рублей, но едва ли Н.И.Новиков, будучи человеком практичным, мог серьезно рассчитывать на ее успешную реализацию. Было ясно, что в известном смысле деньги, затраченные на ее издание - это были как бы уже закопанные деньги.
Тем не менее, некоторые авторы склонны придавать едва ли не решающее значение указу 27 июля 1787 года в судьбе Типографической компании. "Так как подавляющее большинство продававшихся Новиковым и компанией мистических книг, несомненно, относилось до святости, то указ 27 июля 1787 года приостановил всю деятельность компании. После его появления ей почти невозможно было продолжать существование. Список ее изданий с 1787 года заполнен, преимущественно, книгами исторического характера (в числе которых было второе издание Древней российской вивлиофики)", - отмечал в свое время Г.В.Вернадский [518].
Но верить здесь Г.В.Вернадскому нельзя. Как показал В.А.Западов, после указа Екатерины II от 27 июля 1787 года из обнаруженных у Н.И.Новикова 313 напечатанных им книг, "до святости относящихся", запрещены к продаже были только 14. Остальные книги были возвращены их владельцам с дозволением продавать их [519]. Согласно подсчетам другого исследователя, Г.П.Макогоненко, число книг, изданных Н.И.Новиковым после 27 июля 1787 года, не только не сократилось, но даже несколько возросло:
1786 год - 65 книг, 1787 год - 132 книги, 1788 год - 155 книг. И только после того, как Н.И.Новиков лишился в 1789 году университетской типографии и влез в долги, число издаваемых им книг резко пошло на убыль. В 1789 году было издано 44 книги и в 1790-1792 гг. - всего только 26 книг [520].
Можно сказать, что указ 27 июля 1787 года пошел даже на пользу русскому просвещению, так как место масонской и религиозно-нравственной литературы в издательской деятельности новиковского кружка прочно заняла теперь литература историческая, философская, художественная и политическая: 2-е издание "Древней российской вивлиофики", "Деяния Петра Великого" Ивана Голикова, "Женитьба Фигаро" Бомарше, комедии Дидро, Шеридана, а также сочинения Вольтера, Лессинга, Фильдинга, Локка и других европейских мыслителей. Если на то пошло, в финансовом отношении вынужденная переориентация издательских планов Типографической компании явно была ей на пользу.
Конечно, "вклада" Екатерины II в уничтожение Типографической компании отрицать нельзя. Крупной вехой здесь явилось запрещение государыни продлить аренду Н.И.Новиковым типографии у Московского университета, срок контракта на которую истек в 1789 году. Вот это действительно был серьезный удар по издательской деятельности московских розенкрейцеров. Но погубила Типографическую компанию не столько императрица, как это обычно подается в нашей историографии, сколько то, что уже буквально с первых шагов работа ее была подчинена задачам не столько коммерческого (самоокупаемость издаваемых книг), сколько идеологического плана всемерная пропаганда и насаждение в России "масонского света", масонской идеологии. Самостоятельно, без финансовой подпитки со стороны, Компания при такой постановке дела существовать едва ли могла. И она, такая подпитка, у нее была.
"Правление Новикова, - констатировал неизвестный нам по имени ритор ложи "Трех знамен", - отличалось от всех прочих тем, что для распространения ордена требовались огромные суммы, и всегда оные доставлялись ... Заведение аптеки и многих других подобных учреждений требовало громадных сумм, через что состояние некоторых богатых и щедрых братьев расстроилось вконец. Я мог бы назвать некоторых бывших миллионеров, участвовавших во всем этом своим капиталом и ставших теперь чуть ли не нищими" [521].
Здесь мы вступаем в такую весьма непростую область, как благотворительность или, говоря современным языком, спонсорство у масонов. "Всякий каменщик, какого бы исповедания христианского, какой бы страны или состояния ни был, есть твой брат и имеет право в твоей помощи", - гласит вольнокаменщический устав [522]. Масонская благотворительность заключалась, прежде всего, во взаимной материальной поддержке братьями друг друга. За пределы ордена она выходила редко и ограничивалась, как правило, так называемыми "кружечными сборами" в пользу нищих. Крупные проекты масонской благотворительности вне масонских лож крайне редки [523] и связаны они, главным образом, с именем Н.И.Новикова. О заведенных им на масонские пожертвования двух петербургских училищах и богадельне мы уже говорили. Перебравшись в 1779 году в Москву, Н.И.Новиков и здесь попытался было открыть на свои деньги несколько школ и богаделен. Однако развитие его инициатива не нашла, и школы эти были сразу же прикрыты правительством.
Наряду со школами и типографией, новиковский кружок завел в Москве в Гендриковском доме и аптеку. Для ее организации масоны пригласили из-за границы известного фармацевта Френкеля. Провизорами в ней были Биндгейм, Кубе, Линрод, Берт и Эйнбродт. После того, как масонство было запрещено, каждый из них открыл свое собственное дело, собственную аптеку. Так было положено прочное основание развитию аптечного дела в Москве [524].
Собственно, сама идея широкого привлечения для нужд ордена так называемых "спонсорских денег" богатых и преданных масонским идеалам братьев исходила, видимо, от И.-Г.Шварца. Его циничный отзыв от "дураке Татищеве", охотно жертвовавшем большие деньги на нужды масонов, мы уже приводили. Как бы то ни было, за щедрые финансовые вливания в казну ордена "братья" возвели Петра Алексеевича в Приоры VIII провинции ордена. Никакими данными для выполнения своих, пусть во многом и формальных обязанностей, он не обладал, являясь постоянным объектом насмешек со стороны "братьев" [525].
И это при том, что Дружеское ученое общество при Московском университете всецело располагалось в его доме и во многом существовало на его деньги.
Тот же Татищев выступил и в качестве одного из учредителей Типографической компании (1784 г.).
Особенно много сделал для развития книгоиздательской деятельности Н.И.Новикова и его кружка Григорий Максимович Походяшин. Это был сын известного откупщика, миллионера-горнозаводчика Максима Михайловича Походяшина. Выходец из крестьян, он сделал себе целое состояние на разработке открытого им богатого месторождения медной руды в Верхотурье на Урале. В 1758 году им был основан знаменитый Петровский завод, в 1760 году - Николо-Павдинский и Туринский рудники, в 1768 - Богословский завод. Не брезговал М.М.Походяшин и откупами и винокурением.
Еще в 1740 году им были открыты 5 винокуренных заводов недалеко от Тагильского завода в Тюмени, Екатеринбурге и Ирбите. Из троих сыновей Михаила Михайловича только старший - Василий (рано умерший) унаследовал деловую хватку отца.
Два других его сына ничем себя не проявили и служили в гвардии. Младший из них - Григорий Походяшин, выйдя в 1786 году в отставку в чине премьер-майора, женился и поселился в Москве. Здесь он имел несчастье близко сойтись с Н.И.Новиковым и, как человек богатый, и, следовательно, для масонов полезный, быстро вошел в избранный круг братьев "ордена теоретического градуса".
Человек недалекий, Г.М.Походяшин на полном серьезе воспринял религиозно-нравственные проповеди розенкрейцеров о помощи ближним и не жалел денег на масонские благотворительные мероприятия. Наиболее крупным из них является раздача Н.И.Новиковым хлеба нуждающимся крестьянам Московской губернии в голодном 1787 году. Дождь и последовавшие за ним морозы уничтожили ржаные посевы центральных губерний России. Четверть ржи стоила в это время в Москве 20 рублей. Листья, мох и сено сделались обычной пищей крестьян. Проводя значительную часть времени в своем селе Авдотьино, Н.И.Новиков воочию смог убедиться в трагизме ситуации. "У крестьян не было уже ни хлеба для пропитания, ни корму для скота. Я раздал весь свой хлеб, сколько его было, своим крестьянам, уделя часть из оного соседским крестьянам, пришедшим по соседству просить", - вспоминал позднее об этой истории Н.И.Новиков. Вместе со своим братом он закупил на три тысячи рублей семян для раздачи своим крестьянам на посев и ржи "для прокормления". Остатки же раздавались им немалому числу приходящих "бедных просителей".
Вернувшись в Москву и оказавшись здесь на ближайшем заседании масонской ложи, Н.И.Новиков выступил с горячей речью, закончив ее призывом о сборе средств для помощи голодающим. Тут же были собраны необходимые деньги для закупки хлеба, причем наиболее крупная сумма, по свидетельству Н.И.Новикова - 50 тысяч рублей - поступила от уже упоминавшегося нами Г.М.Походяшина [526]. Вернувшись в Авдотьино, Н.И.Новиков превратил его в центр по раздаче, правда не бесплатно, а взаймы, семян и хлеба нуждающимся. Акция эта продолжалась с лета 1787 вплоть до весны следующего 1788 года и охватила район в более чем 100 казенных и помещичьих селений. "Г.Походяшин, - отмечал Н.И.Новиков, - передал мне всего 50 тысяч рублей, на которые я закупил хлеба и раздал крестьянам взаймы до следующей осени, с тем, чтобы деньгами или хлебом заплатили. Хлеб раздаваем был с свидетельствами и расписками. Всех казенных и дворянских селений, из коих брали хлеб, кажется не ошибусь, если скажу было около ста. Посредством сего хлеба вся та окольность в тот несчастный год прокормилась и весною все поля обсеяны были яровым хлебом".
Возвращенные Н.И.Новикову крестьянами хлеб и деньги поступали в организованный им так называемый общественный фонд, из которого предполагалось продолжение помощи нуждающимся. В случае же невозможности отдачи взятой крестьянами ссуды у Н.И.Новикова последние привлекались им к общественным работам - выделке кирпича, постройке каменных амбаров для хранения общественного хлеба и даже обработке земли на отведенных Н.И.Новиковым в своем имении участках [527].
Любопытно, что раздача хлеба под расписку нуждающимся продолжалась Н.И.Новиковым и после 1787 года, когда угрозы голода уже не было. "В последующие годы, - показывал он на следствии, - раздача хлеба продолжалась повсегодно тем, которые просили. Из сих денег осталось на разных селениях на 1789 год, помнится, до 15 или, может быть, и до 20 тысяч рублей несобранных" [528].
Московская масонская верхушка во всей этой акции практического участия не принимала, препоручив все тому, кто, собственно, и заварил эту кашу, то есть Н.И.Новикову. Он, собственно (вместе со своими приказчиками), и обеспечивал всю ее организационную часть. Финансовая же сторона дела легла, главным образом, на Г.М.Походяшина. Н.И.Новиков в своих показаниях, как мы уже отмечали, говорил, что общая сумма полученных им от него денег на закупку хлеба не превышала 50 тысяч рублей. Не исключено, впрочем, что на самом деле сумма, пожертвованная Г.М.Походяшиным на эти цели, составила, по некоторым оценкам (Е.М.Гаршин), до 300 тысяч рублей [529].
Самые приблизительные подсчеты показывают, что за одну только "пятилетку"
(1786-1791 гг.) масоны "выдоили" у Г.М.Походяшина более 500 тысяч рублей, в результате чего этот богач вынужден был влезть в долги.
Тем временем финансовое положение Типографической компании катастрофически ухудшалось, и в ноябре 1791 года она вынуждена была прекратить свое существование.
Имущество же ее вместе с долгами, по взаимному соглашению учредителей перешло к Н.И.Новикову [530]. Сам он впоследствии невразумительно объяснял случившееся князю А.А.Прозоровскому тем, что обстоятельства заставляли иногда Компанию входить в долги, которые возрастали не вдруг, но "по нужде и временам" [531]. Что имел в виду под "обстоятельствами" сам Н.И.Новиков - гадать не будем. Однако главным из них была, как нетрудно догадаться, слабая раскупаемость новиковских изданий, что оборачивалось для Типографической компании прямыми убытками.
К хорошо известному в литературе пассажу Н.И.Новикова во время допроса его князем А.А.Прозоровским о якобы 40-80 тысячах ежегодного дохода от деятельности Компании в первые годы ее существования [532] следует относиться скептически. Версия о прибыльности издательской деятельности Типографической компании понадобилась Н.И.Новикову для того, чтобы скрыть резкое (почти вдвое) увеличение ее основного капитала: А.А.Прозоровский заподозрил, что помимо официальных сумм, внесенных учредителями Типографической компании, были еще и другие суммы, или скрытые финансовые потоки, питавшие ее деятельность. Раскрывать их происхождение и повествовать А.А.Прозоровскому о деликатной стороне своих отношений с П.А.Татищевым и Г.М.Походяшиным Н.И.Новиков, кажется, не собирался.
Прямо надо сказать: 300-тысячный долг на момент ликвидации Типографической компании - прямой результат его издательской политики, когда, вопреки здравому смыслу, печатались не книги, отражающие пусть и непритязательные, но зато реальные запросы тогдашней читающей публики, а то, что пытались навязать русскому обществу его самозваные масонские радетели. Любопытно, что именно в это тяжелое для Компании время (1791 год) на занятые у Г.М.Походяшина деньги Н.И.Новиков покупает у генерал-майора Ладыженского небольшое имение в 110 душ в Орловском наместничестве стоимостью 18 тысяч рублей [533].
Как бы то ни было, финансовое положение Типографической компании к концу 1780-х гг. было критическим. Фактически Компания потерпела финансовый крах и в ноябре 1791 года ее учредителям пришлось официально признать это, составив официальный акт о ее роспуске. Все имущество Компании вместе с долгами переходило к Н.И.Новикову, который, собственно, и должен был теперь рассчитываться с ее бывшими учредителями и кредиторами [534].
Надо отдать должное Новикову. Не имея своих собственных денег и не рассчитывая на прибыли от изданий Типографической компании, он сделала то, что, собственно, ему и оставалось сделать: стал искать себе богатого компаньона. Искал он его недолго. Благоговевший перед ним Г.М.Походяшин легко согласился на эту авантюру. Задача, которая перед ним стояла, была весьма прозаической:
рассчитаться своими деньгами с долгами Типографической компании и выплатить ее учредителям первоначально внесенный ими при ее учреждении в 1784 году капитал. "С помощью моего капитала, - простодушно объяснял впоследствии Г.М.Походяшин, - мог он (Новиков - Б.В.) очистить то имение от всех залогов, а потом утвердить за мной" [535]. Это была, говоря современным языком, явная подстава, так как "имение" Типографической компании (два каменных дома в Москве, аптека, типография) явно не стоило тех средств, которые предстояло вложить в это сомнительное предприятие Г.М.Походяшину.
Были, правда, еще нераспроданные книги "по продажным ценам на 700 тысяч рублей". Но надеяться на их реализацию мог разве что сумасшедший. Им, собственно, и был Г.М.Походяшин. Ничтоже сумняшеся, этот масон и филантроп решает продать в казну принадлежавшие ему вместе с братом медеплавильные и железоделательные заводы за два с половиной миллиона рублей. Как свидетельствовал современник Г.Походяшина А.Болотов, заводы были проданы почти что задаром. Впрочем, сама сумма по тем временам была все же немалая. Другое дело, что наличными братья получили всего только 250 тысяч. Остальные 2250 тысяч были рассрочены им на 10 лет без процентов. "Как наличные деньги, так и большую часть облигаций отложили мы на платеж долгов наших, и мне из доставшихся облигаций (1 миллион 125 тысяч - Б.В.) при разделе с братом моим досталось на часть мою 490 тысяч рублей", отмечал Г.М.Походяшин. "Из этого расчета видно, - констатировал исследователь Е.М.Гаршин, - что в течение 5 лет со времени выхода Походяшина в отставку до 1791 года им было прожито не менее полумиллиона рублей" [536].
Поскольку ни в чем предосудительном Г.М.Походяшин замечен не был, сумма эта (500 тысяч) - тяжелый грех московских масонов, без зазрения совести обиравших своего простодушного "брата". Однако самое интересное началось после того, как Г.М.Походяшин согласился вступить в компаньоны с Н.И.Новиковым и с легким сердцем вручил ему срочных облигаций на 375 тысяч рублей, из которых тот ко времени своего ареста успел потратить до 275 тысяч. После освобождения (1796 год) Н.И.Новикова из крепости "имение" его было передано в связи с долгами в ведение Московского приказа общественного призрения.
Теперь он, собственно, и должен был, пустив это имение с торгов, удовлетворить кредиторов. Претензии Г.М.Походяшина к Н.И.Новикову к этому времени составляли, по его словам, 400 тысяч рублей. К 1798 году эта сумма возросла до 462149 рублей. Примерно на 300 тысяч рублей предъявили к Н.И.Новикову свои претензии и другие "партикулярные люди". Учитывая иск Опекунского совета, составившаяся с набежавшими процентами общая сумма всех исков на "имение" Н.И.Новикова достигла, по словам Г.М.Походяшина, до 900 тысяч рублей (на самом деле несколько меньше - 753537 рублей на 1798 год) [537].
Как и следовало ожидать, в первую очередь был удовлетворен иск Опекунского совета. В пользу же "партикулярных исков" остались одни только нераспроданные книги Типографической компании на 500 тысяч рублей по каталожной цене [538].
Обратить их в звонкую монету наверное не под силу было даже Господу Богу.
Правда, в 1803 году Г.М.Походяшин попытался было открыть в Москве "для распродажи его книжного магазина лотерею в течение года", но ничего путного из этой затеи не вышло. Ярким свидетельством наивности и простодушия Г.М.Походяшина может служить его ходатайство взамен причитающихся на его долю нераспроданных книг на 400 тысяч рублей, которые он готов был уступить казне, вознаградить его, хотя бы в Белоруссии или Польше имением "до 1000 душ или хотя и менее"
крестьян [539]. Домогательства Г.М.Походяшина, как и следовало ожидать, были отвергнуты.
Сложив 462 тысячи рублей, которые пытался вернуть теперь Г.М.Походяшин [540], с 300 тысяч рублей, пожертвованных им в свое время на борьбу с голодом, и прибавив к этому покупку в 1791 году у Типографической компании совсем не нужного ему убыточного книжного магазина, получим внушительную сумму не менее чем на 800 тысяч рублей.
То, что Н.И.Новиков использовал эти деньги не для себя лично, а в видах, так сказать, общественного блага, мало что меняет.
Но вернемся к Г.М.Походяшину. Из финансовой удавки, устроенной ему Н.И.Новиковым, он так никогда и не выбрался. Разорившись вчистую, он умер в 1820 году в полной нищете, всеми забытый. Но обиды на "братьев" он не таил и до конца дней своих продолжал боготворить Н.И.Новикова. С его именем на устах он и умер под портретом своего "благодетеля", который всегда висел над его кроватью [541]. Бедняга, надо думать, полагал, что благодаря Н.И.Новикову и другим масонам он сумел правильно распорядиться отцовскими миллионами и, умирая в нищете, достойно завершает свой жизненный путь.
Но Г.М.Походяшин и П.А.Татищев - это самые крупные, но далеко не единственные жертвы московских масонов. Наряду с ними Ф.В.Ростопчин называет и другие фамилии: "двое князей Трубецких, А.Н.Щепотьев, С.И.Плещеев". Сделавшись жертвами своего легковерия, они, по его словам, потеряли большое состояние и горько раскаивались впоследствии в сделанных глупостях [542].
Но, быть может, Ф.В.Ростопчин несколько сгустил краски? Ничуть. "Походяшин, - показывал на допросе у А.А.Прозоровского (1792 год) приказчик Н.И.Новикова купец 2-й гильдии Никита Никифоров, сын Кольчугин, - побужден употреблять на все свое имение, яко он находится в числе их братства и теперь живет в Москве. Его члены сей шайки не выпускают почти из виду и обирают сколько возможность позволяет" [543].
Увлеченности Н.И.Новиковым издательскими проектами много способствовало и то, что уже в 1786 году по негласному распоряжению императрицы московские масоны вынуждены были формально объявить о приостановке своей деятельности [544]. В следующем, 1787 году временное прекращение масонских работ было подтверждено распоряжением берлинских начальников ордена розенкрейцеров. В качестве причины этого ими были выставлены интриги иллюминатов, которые якобы дискредитировали принципы истинного масонства [545]. Однако на практической деятельности московских розенкрейцеров это распоряжение отразилось мало, так как закрылись только обычные ложи. Ложи же высоких степеней по прежнему, как ни в чем не бывало продолжали свои "работы" и после 1787 года. Всего таких тайных розенкрейцерских теоретических лож, продолжавших свои работы, было, согласно данным Г.В.Вернадского, не менее 8 [546].
Великим мастером Провинциальной ложи в это время был князь Юрий Владимирович Долгорукий. Он же председательствовал (великий мастер) и в ложе Теоретического градуса. Обязанности наместного мастера Провинциальной ложи исполнял князь Николай Никитич Трубецкой.
В 1788 году с целью дальнейшей централизации управления была учреждена так называемая Гаупт-Директория, во главе которой встал князь Николай Никитич Трубецкой. В ордене он имел 8-ю степень, которую получил через барона Г.Шредера.
Н.И.Трубецкой, в свою очередь, посвятил в нее своего брата Юрия. "Выше сей степени в России нет никого, - докладывал А.А.Прозоровский императрице, - ... Здесь же (то есть среди конфискованных бумаг - Б.В.) находится патент, данный князь Николаю Трубецкому на здешнее начальство, который, как он сказывает, подписан Вельнером" [547]. "Здесь в Москве, докладывал А.А.Прозоровский 20 мая 1792 года, - приором князь Николай Трубецкой, который во всей России над ложами имеет начальство, а под ним здесь капитул, а в Петербурге другой, а главный приорат в Брауншвейге"
[548].
Но сам князь, как человек не сведующий в тайных науках, мало подходил для столь ответственной роли. Преемником и помощником ему "братья" определили премьер-майора Алексея Михайловича Кутузова. Но и он тайным наукам был не обучен. Ликвидировать этот пробел в эзотерическом образовании А.М.Кутузова должна была его командировка в Европу, в которую он отправился в 1787 году.
Здесь в штаб-квартире ордена в Берлине он должен был научиться "делать золото и искать философский камень" [549].
Эта же цель была поставлена и перед пансионерами ордена М.И.Невзоровым и В.Я.Колокольниковым, которые были отправлены в Берлин в 1788 году учиться там химии с тем, чтобы по возвращении "быть лаборантами" при орденских исканиях золота [550]. "В России, - показывал на допросе Н.И.Новиков, - первое основание сему братству положил профессор Шварц, который и был начальником здесь. По смерти его определен был начальником барон Шредер, который и был все время. А кто бы был определен по возвращении Кутузова, если барон действительно отрешен будет - сие мне было еще неизвестно.
Главный здешние братья двое князей Трубецких, Кутузов, я, Гамалея, И.В.Лопухин и Тургенев" [551]. Себе в этой масонской иерархии Н.И.Новиков отводил скромное четвертое место. Реально же, ввиду фактического руководства главным предприятием московских розенкрейцеров Типографической компанией, он являлся в нем, несомненно, главной деловой фигурой.
Особое место среди воспитанников ордена занимал Н.М.Карамзин. Впервые в масонские сети он попал еще во время своей жизни в Симбирске (принят товарищем в ложу "Златого венца"). Летом 1785 года по совету И.П.Тургенева Н.М.Карамзин перебрался в Москву и поселился у масонов в доме Дружеского ученого общества у Меньшиковой башни. В мае 1789 года, перед самым отъездом за границу, Н.М.Карамзин фактически порывает свои масонские связи. Не возобновил он их и по возвращении из Европы (сентябрь 1790 года), чем окончательно восстановил против себя весь масонский круг [552].
Дело в том, что во время своего путешествия за границей Н.М.Карамзин имел возможность лично встретиться почти со всеми "столпами" тогдашнего европейского масонства и воочию убедился в несовместимости теории и практики вольного каменщичества с национальными интересами России. Некоторые мысли Карамзина в этой связи нашли свое отражение в его знаменитых "Письмах русского путешественника".
Характерно, что за несколько лет до смерти Н.И.Новикова Н.М.Карамзин посетил его в Тихвинском. В разговоре Н.И.Новиков поинтересовался у Карамзина, состоял ли тот в ордене. Н.М.Карамзин отвечал утвердительно. Выяснив далее, что Н.М.Карамзин остановился на низших степенях посвящения, Н.И.Новиков заявил: "Ну тут еще ничего не было важного; в высших степенях сообщались вещи истинно драгоценные" и тут же предложил Н.М.Карамзину посвятить его в эти высшие таинства. Однако Н.М.Карамзин дружески пожал ему руку и удалился [553].
Местом тайных собраний московских розенкрейцеров этого времени становится имение князя Н.Н.Трубецкого Очаково, где был похоронен И.Е.Шварц. "Тут, - докладывал императрице в 1790 году А.А.Прозоровский, наделаны разные домики: один для хозяина, другой для упоминаемого Хераскова, третий для Сергея Никитича Трубецкого, четвертый - для зятя ево Гагарина ... Новиков живет в деревне в округе Бронницкой; строит, сказывают, превеликие каменные строения. Иногда и к нему ездют под видом посещения. А здесь в виде приятельского собрания съезжаются у Поздеева" [554].
Помимо уже известных нам Н.И.Новикова, И.Е.Шварца, к числу наиболее известных фигур в русском розенкрейцерстве XVIII века можно отнести Ивана Владимировича Лопухина (1756-1816) [555].
Его отец был племянником царицы Евдокии Федоровны Лопухиной. Сам И.В.Лопухин известен, главным образом, как автор "Записок" [556].
Желанием защитить братьев-розенкрейцеров от наветов их противников была вызвана публикация им в 1791 году сочинения "Духовный рыцарь или ищущий премудрости", представляющего собой свод правил, которым должен следовать истинный масон [557].
Гуманные в своей основе взгляды И.В.Лопухина (осуждение им смертной казни), причудливо переплетались у него с приверженностью старине, самодержавным и крепостническим порядкам. Не чужд был Иван Владимирович и чисто человеческих слабостей. Во всяком случае, хорошо знавший его граф Ф.В.Ростопчин характеризовал его как "человека самого безнравственного, пьяницу, преданного разврату и противоестественным порокам, имеющего 60 тысяч рублей дохода и разоряющего целые семейства" [558]. Но, быть может, Ф.В.Ростопчин несправедлив в своем отзыве? Попробуем разобраться. Вот свидетельство другого современника. "Одною рукою раздавал он милостыню направо и налево и не платил налогов своих, облегчая участь иных семейств, он разорял других.
Он не щадил и приятелей своих по мартинизму. Вдова Тургенева, мать известных Тургеневых, долго не могла выручить довольно значительную сумму, которую тот занял у мужа ее. Нелединский, товарищ И.В.Лопухина, так объяснял эти странности своего приятеля. По мистическому настроению своему И.В.Лопухин воображал себя неким посланцем, призванным на эту грешную землю для уравновешивания общественных положений" [559].
К этой же масонской когорте принадлежал и Семен Иванович Гамалея (1743-1822).
Преподаватель Морского кадетского корпуса, он был известен как неуемный организатор масонских лож в России. Ближайший друг и ученик Н.И.Новикова, он являлся принципиальным противником крепостного права, что было редкостью в то время. В братской среде этот "божий человек" пользовался репутацией гуманиста. Однажды его обокрал собственный слуга. Когда же того наконец поймали, изобличили и привели к господину, то тот, якобы, только изрек:
"Видно мне не суждено иметь людей; отпускаю тебя и вот деньги, которые ты взял. Ступай с Богом". Существует еще одна масонская легенда, согласно которой С.И.Гамалею за его службу хотели наградить тремястами душ крепостных, однако Семен Иванович решительно отказался, сославшись на то, что не знает, как ему управиться и с одной только душой - своей собственной [560].
Менее известен как масон Иван Петрович Тургенев (1752-1807) - отец Александра и Николая Тургеневых. Питомец Московского университета, он принадлежал к числу лиц, наиболее близких к Н.И.Новикову. Ивану Петровичу принадлежат многие переводы, опубликованные московскими розенкрейцерами, в том числе и "Апология или защита Ордена Вольных Каменщиков" (М., 1784) [561].
Видным представителем масонства екатерининского времени был и поэт, автор масонского гимна "Коль славен" Михаил Матвеевич Херасков (1733-1807).
Именно он, как куратор Московского университета, предложил Н.И.Новикову взять в аренду университетскую типографию. Профессура И.Е.Шварца в Московском университете также была обеспечена ему поддержкой М.М.Хераскова. Заслуживают внимания тесные родственные связи М.М.Хераскова с заправилами московского масонства, в частности с князьями Н.Н. и Ю.Н.Трубецкими, которые были его единоутробными братьями (через второй брак его матери) [562].
Своих детей у него не было, воспитанница же его, Анна Евдокимовна, вышла замуж за другого известного масона-мистика Александра Федоровича Лабзина.
Говоря об известных масонах екатерининского царствования, нельзя не упомянуть и о А.В.Суворове, хотя казалось бы, трудно представить себе эту кипучую и такую русскую натуру в масонском фартуке. Посвятили его, судя по всему, еще в 1750-е годы (ложа "Три звезды"). В 1761 году он был посвящен в "шотландские мастера" в ложе "К трем коронам" в Кенигсберге, которая входила, в свою очередь, в розенкрейцерскую систему во главе с ложей "Трех глобусов" в Берлине [563].
Несмотря на явное недовольство императрицы, масонство в России переживало в конце 1770-х и первой половине 1780-х явный расцвет. Масонов в это время, по крайней мере в Москве и Петербурге, можно было встретить чуть ли не везде: в императорском Совете, Сенате, Университете, Академии художеств, Государственном заемном банке, полиции, суде и т.п. По самым скромным подсчетам в сравнительно небольшой исторический период (вторая половина 1760-х - 1780-е годы) в стране функционировало не менее 96 масонских лож [564].
Любопытна динамика внедрения отдельных масонских систем в России в 1770-е - 1780-е годы:
1775 год - 13 лож первого Елагинского союза и 18 Рейхелевых лож 1777 год - 18 лож Елагинско-рейхелевого союза 1780 год - 14 лож Шведской системы 1783-1786 гг. - 14 (только явных) лож розенкрейцерских 1787-1790 гг. - 22 ложи второго Елагинского союза и не менее 8 розенкрейцерских тайных лож (теоретических собраний) [565].
Согласно донесению князя А.А.Прозоровского Екатерине II, в 1792 году в России было не менее 800 масонов [566].
Те же цифры приводит и его современник, ритор ложи "Трех знамен" [567].
Общее же число масонов за весь период его существования в России во второй половине XVIII века гораздо больше. "Принимая в среднем по 35 человек на ложу (цифра, очевидно, скорее низкая, чем высокая), получаем для сотни лож, какую, вероятно, можно было насчитать в годы масонского расцвета (конец 1770-х - начало 1780-х годов) - не менее 2500 человек", считал Г.В.Вернадский [568].
Однако другой исследователь, О.Ф.Соловьев, ссылаясь на данные А.Н.Пыпина [569], пишет всего о 93 масонских ложах последней трети XVIII века, распределявшихся по десятилетиям следующим образом: 1770-е годы 54; 1780-е - 35; 1790-е - 4. Г.В.Вернадский, по его мнению, сильно завысил цифры. На самом деле общая численность масонов в XVIII веке вряд ли превышала одну тысячу человек [570], - считает он.
Как бы то ни было, и одна тысяча братьев-масонов, учитывая их высокий социальный статус и положение в тогдашнем обществе для России было немало.
Характерный штрих: по свидетельству Рейнбека, Екатерина II очень часто на свой вопрос, где находится тот или иной сенатор или царедворец, получала лаконичный и многозначительный ответ: "В ложе!" [571].
Г.Р.Державин в своих записках приводит многозначительный эпизод из практики его председательствования как генерал-прокурора Правительствующего Сената.
Однажды, пишет Г.Р.Державин, во время заседания поднялся большой шум. "Сенаторы встали со своих мест и говорили между собою с горячностию, так что едва ли друг друга понимали". Прошел час. Державин несколько раз показывал господам сенаторам на часы, убедительно взывал к ним успокоиться и сесть на свои места, но тщетно. Никто его не слушал. "Тогда седши на свое место за генерал-прокурорский стол, ударил по оному молотком (деревянный молоток Петра I, хранившийся в ящике на генерал-прокурорском столе). Сие, - свидетельствует Державин, - как громом поразило сенаторов: побледнели, бросились на свои места и сделалась чрезвычайная тишина" [572]. Причина столь быстрого водворения порядка в Сенате лежит на поверхности. Многие, если не большинство из господ сенаторов, как то: граф В.П.Кочубей, П.А.Строганов, А.М.Голицин, граф В.А.Зубов и другие были масонами, а молоток в руках мастера "есть орудие начальства. Когда звук оного слышат братья, какого бы достоинства и звания в ордене не были, должны молчать", - гласит масонский артикул Законов шотландской директории андреевских братьев [573].
Да что там говорить. Даже личный секретарь Екатерины II А.В.Храповицкий был масоном и в свое время заседал в елагинской ложе (1776 год) [574].
Все это едва ли могло понравиться императрице. Однако в центре внимания Екатерины II оказалось не все русское масонство как таковое, что следовало от нее ожидать, а масонство московское. И это не случайно. Вступив по совету И.-Г.Шварца в розенкрейцерский орден, московские масоны, как полагал Я.Л.Барсков, тем самым совершили как бы двойную ошибку: "направили на ложную дорогу (в мистицизм) свою просветительскую работу и запутались в политической интриге". Последняя, собственно, и привела братьев к "неизбежной гибели"
[575].
Глава 7.
Масоны и политика: дело Н.И.Новикова
К началу 1790-х годов обстоятельства складывались так, что все враждебное Екатерине II в России и за границей так или иначе было связано с масонством.
Екатерина II, как известно, сама будучи немкой по происхождению, немцев, тем не менее, недолюбливала. Что же касается ее сына и наследника Павла Петровича, то он держался противоположного взгляда и простодушно восхищался всем немецким или, вернее, прусским. Неудивительно поэтому, что именно на него и ориентировались связанные со своим берлинским начальством братья московского Ордена Злато-розового креста.
"Когда в руках "больших господ", - писал в этой связи Я.Л.Барсков, остаются лишь "малые дела", они заполняют досужее время разговорами о том, что не ими делается, как при них бывало и как они поступили бы, если бы их призвали к власти. Таких господ в екатерининской Москве было множество.
Их объединяло все: общественное положение, родство, свойство, жизнь не у дел, на покое, в опале". В конце 70-х годов, после Пугачевского восстания, в Москве пошли толки о тайных масонских собраниях с участием знатных вельмож, недовольных правлением Екатерины II. "В следующем десятилетии, - подчеркивает Я.Л.Барсков, - масоны выступили публично, с явным стремлением все захватить в свои руки - управление, суд, школу, печать, благотворительность. Правительство и общество насторожились" [576].
Нельзя сбрасывать со счетов и то немаловажное обстоятельство, что уже по складу своего ума - холодного и рассудительного - Екатерина II терпеть не могла никакого тумана и никакой мистики. И уже только на этом основании русские масоны едва ли могли рассчитывать на ее сочувствие и поддержку.
"Не сходит с трона на Восток", - одобрительно отмечал в связи с этим в своей оде "К Фелице" Гавриил Романович Державин. Более того, выясняется (письмо к графу А.А.Безбородко, 1790 г.), что Екатерина II предполагала даже обнародовать специальный манифест к русскому народу с предостережением его "от прельщения, выдуманного вне наших пределов под названием разного рода масонских лож и с ними соединенных мартинистских иллюминатов и других мистических ересей, точно клонящихся к разрушению христианского православия и всякого благоустроенного правления, а на место оного возводящих неустройство под видом несбыточного и в естестве не существующего мнимого равенства"
[577].
Первое полемическое сочинение Екатерины II, направленное против масонов, - "Тайна противонелепого общества", остроумная пародия на масонские ритуалы - вышло в свет еще в 1780 году. В последующем ее недовольство деятельностью "братьев", подогреваемое ярым недругом масонов, фаворитом государыни А.М.Дмитриевым-Мамоновым вылилось в написанных ею и поставленных в 1786 году трех комедиях, разоблачающих и осмеивающих "вольных каменщиков": "Обманщик", "Обольщенный" и "Шаман сибирский". Внимательно изучивший эти комедии, как и вообще полемику Екатерины II с масонами А.И.Семека пришел к выводу, что негодование ее против "братьев"
было вызвано, главным образом, их замкнутостью, мистическим настроением и критическим отношением к тогдашней российской действительности. "Подозрительным казалось ей и существование у масонов какой-то тайны; добродетель их она считала лицемерием, самих масонов - или обманутыми простаками, или ловкими мошенниками" [578].
Однако эффект от литературной полемики с масонами, как вынуждена была признать впоследствии сама Екатерина II, оказался крайне незначительным и на самих масонов ее критика их деятельности должного впечатления не произвела.
"Перечитав, - писала она, - в печати и в рукописях все скучные нелепости, которыми занимаются масоны, я с отвращением убедилась, что как ни смейся над людьми, они не становятся от того ни образованнее, ни благоразумнее"
[579]. Стало очевидно, что одной литературной полемики с масонами мало: пора и власть употребить.
Целесообразность этого употребления власти была тем более очевидна, что несмотря на формальное прекращение своих работ в 1786-1787 гг. [580], тайная деятельность по крайней мере 6 розенкрейцерских лож "теоретического градуса" по-прежнему продолжалась [581]. Приостановлена была деятельность только так называемых "иоанновских" лож, т.е. лож первых трех степеней. Как ни в чем не бывало продолжалась просветительская и филантропическая деятельность ордена. Вопреки распространенному взгляду, она отнюдь не была так безобидна, как это представляется в трудах наших историков, а преследовала далеко идущие цели повсеместного распространения и внедрения в общественное сознание масонской идеологии. Обстоятельство это нисколько не противоречит, как представляется, ни чистоте побуждений некоторых братьев, жертвовавших огромные суммы на общественные нужды, ни положительной оценке этой стороны деятельности московских масонов позднейшими исследователями.
Наиболее серьезной акцией этого рода после прикрытия в середине 1780-х годов Екатериной II масонских училищ [582] стала борьба с голодом в 1787 году, о чем уже шла речь. Для нас в данном случае важно подчеркнуть недовольство, которое не могла не вызвать раздача Н.И.Новиковым крепостным крестьянам и дворовым людям хлеба на столь огромные суммы. И дело тут не только в том, что неизвестен был финансовый источник неслыханных в тогдашней помещичьей среде благодеяний Н.И.Новикова [583].
В известной мере эта акция может рассматриваться и как вызов правительству со стороны уже начавшейся формироваться так называемой "общественности", которую, собственно, и представляли тогдашние масоны. И дело тут не только в излишней подозрительности Екатерины II. Само русское общество XVIII века, грубое и малообразованное, было еще не готово к тому, чтобы адекватно воспринимать такого рода благотворительные акции, которые всегда традиционно считались в России прерогативой государства.
При сложившихся обстоятельствах знаменитые указы Екатерины II от 23 января 1787 года о запрещении печатать, а 27 июня того же года уже и продавать партикулярным людям книги духовного содержания, напечатанные в светских типографиях, были как нельзя кстати: ведь под них едва ли не полностью подпадала и специальная масонская литература. Следующим шагом государыни в этом направлении стало ее запрещение от 15 октября 1788 года Московскому университету продлить договор с Н.И.Новиковым об аренде его типографии, срок аренды которой истекал 1 мая 1789 года [584].
Особенно ухудшилось положение масонов после выхода в 1790 году в отставку покровительствовавшего им московского главнокомандующего П.Д.Еропкина.
Сменивший его князь А.А.Прозоровский масонов однозначно не любил и слал в Петербург на них доносы.
В начале 1791 года Екатерина II вынуждена была послать в Москву А.А.Безбородко с Н.Л.Архаровым для производства следствия над масонами, если первый из них сочтет это нужным. Но А.А.Безбородко возложенной на него миссии не исполнил и возвратился в Петербург ни с чем [585].
Вояж А.А.Безбородко в Москву немало навредил в дальнейшем следствию над масонами. Предупрежденные о том из Петербурга, московские масоны основательно "почистили" свои архивы и все компрометирующие их бумаги были уничтожены [586].
Тем не менее, негласный надзор за масонами, который еще в 1790 году велела учинить Екатерина II А.А.Прозоровскому [587], был продолжен. В это же время по приказу Екатерины II были закрыты ложи генерала П.И.Мелиссино в Санкт-Петербурге [588] и инициировано дело А.Н.Радищева [589]. Несмотря на то, что ко времени выхода своей книги "Путешествие из Петербурга в Москву"
(1790 год), содержащей резкое осуждение самодержавно-крепостнических порядков в России, автор ее А.Н.Радищев успел уже основательно подразочароваться в масонстве, для проницательной Екатерины II не составило большого труда определить, откуда здесь дует ветер. "Сочинитель сей наполнен и заражен французским заблуждением, ищет всячески и защищает все возможное к умалению почтения к властям, к приведению народа в негодование противу начальников и начальства. Он едва ли не мартинист или чего подобное", - заключила она [590].
"26 июня (1790 года - Б.В.), - записал в своем дневнике А.В.Храповицкий, - говорили о книге "Путешествие из Петербурга в Москву". Тут рассеивание заразы французской, - сказала императрица, - отвращение от начальства; автор - мартинист ... открывается подозрение на Радищева". И еще одна запись в дневнике А.В.Храповицкого: "Автор "Путешествия" бунтовщик хуже Пугачева; в конце хвалит он Франклина" [591]. 24 июня 1790 года А.Н.Радищев был арестован и заключен в Петропавловскую крепость.