Масса Причера

Глава 11

Первым делом следовало раздобыть воды. Оглядевшись, Чаз разглядел в полумраке старинный бидон, стоявший около печки. Он открыл крышку, внутри тускло поблескивала какая-то жидкость. Он принюхался, жидкость ничем не пахла.

Чаз осторожно попробовал ее. Это была вода; насколько чистая, судить он не мог, но выбирать не приходилось. На гвозде, вбитом в стену, висел алюминиевый ковшик с погнутой ручкой. Чаз зачерпнул воды и, приподняв голову Эйлин, поднес ковшик к губам девушки. Она жадно выпила, но так и не пришла в себя.

Повесив пустой ковшик на место, Чаз принялся исследовать комнату. После того как он избавился от трупа и распахнул настежь дверь, воздух заметно посвежел; однако с каждой минутой становилось все холоднее, и до рассвета дом мог окончательно выстудиться.

Внезапно Чаз замер на месте, словно в бок ему уткнулся ствол пистолета. С улицы донесся слабый крик:

— Скиталец, Скиталец... Красный Скиталец... Слова были едва слышны, но — если слух не подводил Чаза — доносились они вовсе не с той стороны поля, что в первый раз. Через несколько секунд послышался крик с другого конца поля.

— Скиталец, Скиталец... Красный Скиталец...

Не успел крик затихнуть, как его подхватили еще два голоса — и тоже с разных сторон. Чаз метнулся к окну, но не увидел ничего особенного. Прищурившись, он всматривался в сторону поля, над которым нависли низкие темные облака; солнце почти скрылось за горизонтом. Он повернулся спиной к окну, подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и огляделся. Если тот несчастный использовал дом в качестве убежища, то у него наверняка имелся какой-нибудь оптический прибор, позволявший следить за окрестностями.

Вскоре Чаз нашел то, что искал. Рядом с окном на гвозде висел тяжелый бинокль. Он сорвал бинокль с гвоздя и поднес к глазам.

Прибор оказался довольно мощным. Вначале Чазу никак не удавалось настроиться на резкость и как следует рассмотреть вершину холма, находившегося в нескольких сотнях метров от дома. Наконец он уперся локтем в оконный переплет и установил регулятор в нужное положение.

Чаз внимательно вгляделся в сгущающийся сумрак, но ничего примечательного не заметил. Он уже собрался было повесить бинокль на место, когда на вершине холма неожиданно появилась человеческая фигура. Ее было видно и без бинокля. Чаз поспешно поймал фигуру в фокус.

Это был мужчина, одетый в толстый красный свитер и штаны от комбинезона. Чазу показалось, что незнакомец совершил гигантский прыжок и очутился в каких-то десяти метрах. Он инстинктивно опустил бинокль, но тут же снова приставил к глазам. И тут Чаз узнал человека. Это был тот самый бродяга, что устроил крушение поезда.

Чаз не сводил с него глаз. Этот человек был жив и, более того, выглядел совершенно здоровым, несмотря на язвы на горле. Чаз разглядел язвы еще в прошлый раз, когда человек валялся среди обломков дрезины. Язвы и сейчас были на месте, но, похоже, они ничуть не досаждали незнакомцу. Бродяга сложил ладони рупором и, глядя на дом, прокричал:

Казалось, крик бродяги завис под темнеющим небом, среди красноватых облаков. В следующую секунду человек отступил назад и скрылся за склоном холма.

Его исчезновение словно послужило сигналом: красноватые отблески на облаках стали блекнуть, багровое марево рассеялось, и на землю стремительно начала опускаться темнота. Чаз вернулся к действительности.

Он поспешно повесил бинокль на место. Здесь должен иметься хоть какой-то светильник. Чаз осмотрел рухлядь, громоздившуюся на печи, но не обнаружил ничего подходящего. Он вгляделся в быстро сгущающийся мрак и уловил тусклый блеск в одном из углов комнаты. На обшарпанном столе среди нагромождения каких-то непонятных предметов примостилась старинная масляная лампа. Она напоминала нечто среднее между соусником и наспех сшитым неумехой-кустарем старым шлепанцем с загнутым острым носом.

Чаз взял лампу в руки. Это была лишь подделка под старинную вещицу, якобы прибывшую из Средиземноморья. Чазу не раз доводилось видеть подобные штуки — считалось, что они способны повысить эффективность медитаций. Встряхнув лампу, он обнаружил, что она почти наполовину заправлена. В загнутый кончик был вставлен фитиль из какого-то волокнистого пластика, а рядом на столе лежала вполне современная пьезокристаллическая зажигалка. Через пару секунд пламя осветило комнату.

Выругавшись про себя, Чаз повернулся к окну. Ведь свет мог послужить маяком, приманкой. Над окном была свернута штора, по всей видимости и предназначавшаяся для светомаскировки.

Чаз опустил ее. Штору изготовили из полосок темной ткани, наклеенных на серый непрозрачный пластик.

Поплотнее прикрыв окно, он принялся исследовать комнату. Медленно и методично разглядывая все, что попадалось на пути, он не переставал удивляться, как много полезных и нужных вещей было собрано в этих четырех стенах. Большую часть предметов приспособили для той или иной надобности — вроде того молочного бидона. Вещи свидетельствовали об изобретательности и искусности своего владельца. Однако вряд ли один человек был способен так обустроить жилище, особенно если принять во внимание, что на зараженной территории можно было протянуть не дольше четырех месяцев.

Чаз обнаружил запас продуктов, горючее, боеприпасы, одежду, мыло, несколько аптечек с полным набором лекарств: от аспирина до ампул с общей антивирусной вакциной; а в одном из углов комнаты он нашел даже ящик с домашним пивом. Покончив с осмотром, Чаз решил взяться за более неотложную задачу — растопить печь. Может, ему это только казалось, но температура быстро падала.

Он укрыл Эйлин всем, что подвернулось под руку. Снова напоив девушку, Чаз занялся печкой, рядом с которой обнаружил бумагу, щепки и груду поленьев. Щелкнув зажигалкой, он развел огонь, и довольно скоро — гораздо быстрее, чем он ожидал, — в комнате стало тепло.

Подойдя к окну, Чаз осторожно отодвинул краешек шторы. На дворе наступила ночь, непроглядная тьма напомнила ему о том мраке, что окружал сознание Эйлин. Чаз ощутил прилив глухого раздражения. Что толку от его умения входить в контакт с Массой Причера, если он не в состоянии воспользоваться им? Может, Масса смогла бы помочь Эйлин?

Вот только как...

Этот вопрос завел его мысли в тупик, они словно наткнулись на кирпичную стену. Чаз опустил штору и взглянул на Эйлин. В голове, обгоняя друг друга, мелькали самые невероятные предположения. Быть может, с помощью Массы удастся телепортировать Эйлин туда, где она была еще здоровой, — или в то время, когда она еще находилась под защитой куполов и шлюзов стерильной зоны? А может, Масса способна изменить обстоятельства и избавить Эйлин от проклятой гнили?

Может...

Чаз почувствовал прилив воодушевления. А что, если с помощью Массы попытаться очистить легкие Эйлин от спор гнили? Если Масса Причера способна телепортировать физические объекты — как, например, самого Чаза — на Землю... и тут его энтузиазм иссяк. Если хорошенько подумать, то и этот вариант полностью отпадает.

Однако почему бы все же не попробовать обратиться к Массе за поддержкой? Чаз попытался вспомнить ощущения, вызванные контактом с виртуально-психологической конструкцией, представить ее такой, какой она виделась ему с платформы.

Но ничего не выходило.

Та же самая непреодолимая тьма, помешавшая восстановить тогда контакт с Эйлин, заслоняла теперь Массу Причера. Чаз безуспешно пытался прорваться сквозь глухой барьер. Стена, воздвигнутая Эйлин, все еще защищала девушку и окружающее пространство от возможного влияния Массы.

Чаз сдался. Он подошел к Эйлин. Она беспокойно металась на кровати, однако ни сон, ни болезнь не ослабили бессознательную силу ее паранормального дара. Пока она не очнется и не узнает Чаза, нет никакой надежды объяснить ей, что все изменилось.

Чаз решил не тратить силы попусту. Эйлин судорожно облизала сухие губы. Он зачерпнул воды и, придерживая голову, помог ей напиться.

— Эйлин? — позвал он. — Это я, Чаз.

Однако глаза девушки невидяще смотрели мимо него. Чаз осторожно опустил голову Эйлин на подушку, но голова тут же скатилась набок, словно ей что-то мешало. Чаз принялся взбивать подушку и неожиданно наткнулся на что-то твердое.

Приподняв подушку, он увидел толстую записную книжку в черном переплете. Между обложкой и страницами находилось несколько сложенных листов большего формата, чем, сама записная книжка.

Чаз отнес находку на стол, поближе к свету, и пододвинул кресло. Устроившись поудобнее, он раскрыл книжку и развернул листки. Первый из них был озаглавлен:

Чаз пробежал глазами листок.

И в самом деле, в конце завещания буквы становились все более неразборчивыми, а подпись походила на каракули. Чаз не смог бы ее разобрать, если бы Харви Олкин не написал свое имя в самом начале.

Чаз просмотрел остальные листы. Они содержали в себе схемы, описания и списки того, что имелось в доме. Очевидно, каждый новый владелец дома обустраивал жилище, стараясь сделать его как можно комфортнее. Чаз отложил листки в сторону и принялся за дневник. Его начал тот, кто первым устроил себе здесь убежище. Это был племянник хозяина, владевшего домом еще до появления гнили. Он преднамеренно выбрал это место, когда его изгнали из стерильной зоны за какое-то преступление, о котором он не удосужился упомянуть.

Чазу понадобилось два часа, чтобы дойти до последней исписанной страницы. Закончив читать, он долго сидел при мерцающем свете лампы, которую уже несколько раз пришлось заправлять. У него появилось странное чувство, будто эти четверо, жившие в этом доме, стали вдруг самыми близкими людьми — не считая, конечно, Эйлин. Было в их жизни нечто такое, что отвечало его собственному мировоззрению. То, как они провели последние дни в ожидании смерти, вызывало уважение. Чаз не желал примириться с тем, что человечество, закупорив себя в тесные, стерильные анклавы, пассивно ждет неминуемого конца. Он не мог понять, почему люди смирились и покорно дожидаются смерти. Его жизненный инстинкт бунтовал против подобной участи. Именно этот инстинкт гнал его на Массу Причера, не позволяя впадать в пессимизм и уныние. Если бы он мог найти хоть какие-то признаки бунтарства, неприятия идеи скорой и неизбежной смерти! Однако нашлись же эти четверо, не пожелавшие сидеть сложа руки в ожидании смерти.

Но тут ему пришло в голову, что даже с ними было что-то не так. И они боролись со смертью не столь самоотверженно, как могли бы.

Чаз задумчиво закусил нижнюю губу. Здесь непременно должна быть логическая цепь, связывающая все воедино — гниль, стерильные зоны, Массу Причера и этих четверых... Но эта связь, как он ни старался, ускользала. Возможно, чего-то не хватало. Какого-то звена...

Наконец он сдался. Завернувшись в одеяло и устроившись поудобней в кресле, Чаз заснул.

Проснулся он лишь утром. Эйлин по-прежнему бредила. Не выпуская из рук дневник, Чаз принялся исследовать их убежище, время от времени возвращаясь, чтобы напоить Эйлин или поправить одеяла. То, что он обнаружил, привело его в изумление.

Начать хотя бы с того, что все четыре строения — лавка, сарай, примыкающий к дому гараж, а также сам дом — были связаны между собой тоннелями. На крыше каждой постройки имелся наблюдательный пункт, с которого хорошо просматривались окрестности. В гараже Чаз нашел останки двух старинных автомобилей, а также превосходный набор слесарного и столярного инструмента. В подвале дома находился электронасос; правда, аккумуляторы давно вышли из строя, и к скважине была прилажена ручная помпа. В том же самом подвале хранились аккуратно сложенные запасы дров и целая гора консервных банок.

Чаз выяснил, что если отойти от черного хода метров на пять в глубь двора, то окажешься в месте, прикрытом со всех сторон постройками. Именно там находились могилы трех предшественников Харви Олкина. Чаз исполнил последний долг, предав земле тело Харви Олкина.

На всякий случай он прихватил с собой одну из винтовок. Ему никогда не доводилось стрелять, однако в инструкции, содержащейся на листках из записной книжки, довольно доходчиво все объяснялось. Покончив с похоронами, он вернулся в комнату, где лежала Эйлин. Чаз прислонил винтовку к стене и принялся осматривать окрестные поля, методично переходя от окна к окну.

Везде было пусто. Чаз хотел было повесить бинокль на место, когда его внимание привлекло неясное движение. Опустив бинокль, он схватил винтовку, прицелился и нажал на спусковой крючок — все эти действия он проделал машинально, почти не задумываясь.

В патроннике имелся патрон, но боек лишь вхолостую щелкнул по нему. Осечка. Инструкция предупреждала, что у боеприпасов просроченный срок годности.

Несколько обескураженный, Чаз опустил оружие. Если бы оно выстрелило, то пуля пробила бы пластик, заменявший оконное стекло. Ни к чему портить нужную вещь. Пока он перезаряжал винтовку, у него появилось время подумать. Торопиться не стоит. Самое главное — он заметил, как к дому кто-то пытается подобраться, так что у него есть преимущество.

Отставив винтовку, Чаз снова взялся за бинокль. Пришлось подождать, пока верхушки травы снова заколыхались, и он смог поймать в фокус фигуру человека в красном свитере. Теперь ему было хорошо видно, как бродяга ползет в сторону дома, волоча за собой какой-то длинный металлический предмет.

Не сводя с него глаз, Чаз опустил бинокль, осторожно отогнул край пластика и выставил в образовавшееся отверстие винтовку. Теперь, когда он знал, где скрывается пришелец, ничего не стоило попасть в него. Чаз совместил мушку с прорезью прицельной планки на красном свитере... и обнаружил, что не может выстрелить.

Одно дело выстрелить в напавшего на вас противника, и совсем другое — послать пулю в человека, который просто ползет по полю. Чаз тщательно отвел винтовку чуть в сторону и нажал на спусковой крючок. И снова раздался лишь сухой щелчок. Еще одна осечка. Однако с третьего раза прогремел выстрел, и Чаз увидел, как в добрых пяти метрах от красного пятна взметнулась пыль.

Но того, что последовало за этим, Чаз никак не ожидал.

Над его головой раздался треск, запахло гарью. Глянув вверх, Чаз увидел в стене над окном дымящуюся дыру; еще одна дыра красовалась в потолке. Он поежился. Хотя Чаз плохо разбирался в оружии, но даже его скудных теоретических познаний хватало на то, чтобы сообразить — стреляли из лазерного ружья.

— Эй, ты! — донеслось со стороны поля. — Ну как, успокоился? Я ведь тоже могу порезвиться. Мне нужно поговорить с тобой. Эй, ты как? Согласен? Если ты выйдешь из дома, я подойду поближе!

Чаз с минуту обдумывал предложение.

— Ну как? — нетерпеливо крикнул бродяга.

— Заткнись, Красный Скиталец! — крикнул в ответ Чаз. — Дай мне подумать!

— Я войду во двор, без оружия. Ты выйдешь с черного хода — и тоже без оружия. Я хочу лишь поговорить.

И Чаз принял решение. Схватив винтовку и горсть патронов, он выскочил из комнаты, кубарем скатился в подвал и по тоннелю бегом бросился в гараж. Там была запасная дверь, ведущая во двор. Чаз осторожно распахнул ее и, прислонив к наружной стене гаража винтовку, рванулся обратно — по тоннелю, вверх по лестнице и в комнату, где лежала Эйлин.

— Ну что там? — снова позвал голос снаружи. — Я не собираюсь торчать здесь целый день.

Чаз прислонился к стене, стараясь выровнять дыхание. Наконец он смог ответить:

— Хорошо. Я сейчас спущусь. Остановись на краю двора, а я выйду к тебе. Устраивает?

— Устраивает, устраивает!

Чаз спустился по лестнице и направился к той самой двери, через которую вчера проник в дом. Он нарочно не спешил, давая дыханию время прийти в норму. Добравшись до двери, он осторожно прикрыл ее; за ней никого не было видно. Если пришелец ждал его там, где обещал, то, видимо, пока притаился в траве.

— Эй, ты здесь? — крикнул Чаз из-за двери.

— Здесь! — прозвучало в ответ из зарослей травы, примерно оттуда, откуда и ожидал Чаз.

— Я считаю до трех! — крикнул он. — На счет «три» я выхожу наружу, а ты встаешь? Идет?

— Черт бы тебя побрал! — выругался пришелец. — Говорят же тебе, что мне надо только поговорить. Если бы я хотел, то разнес бы эти развалины еще до заката.

— Только попробуй! — пригрозил Чаз. — Один... два... три!

Он вышел на крыльцо. На краю двора стоял человек в красном свитере. Тот самый, что устроил крушение поезда. Не дожидаясь, пока Чаз заговорит, бродяга спокойно двинулся вперед. В руках у него ничего не было, Чаз метнулся в сторону гаража. Несколько прыжков — и он оказался под защитой высокой стены. Чаз схватил винтовку и стремительно развернулся.

— Не горячись. — Бродяга вынырнул из-за угла. — Я же сказал, что хочу поговорить с тобой — только и всего...

Увидев в руках Чаза винтовку, он резко остановился, но особой тревоги не выказал. Чего-чего, а самообладания Красному Скитальцу было не занимать.

— Однако ты играешь нечестно, — заметил он. — Я же сказал, что приду без оружия. Как видишь, я сдержал свое слово.

— Но ты в любой момент можешь натравить на меня свою банду, — не опуская оружия, возразил Чаз. — Я ведь тебя совсем не знаю, поэтому принял меры. Я не собираюсь умирать.

— А с чего ты взял, что я хочу твоей смерти? — Красный Скиталец глянул в сторону могил и, заметив свежую, нахмурился. — Так девчонка умерла?

— Какая девчонка?

— Ты знаешь не хуже меня. О ней-то я и хотел поговорить. Если девушка умерла, то дело кончено.

— Не понимаю, о чем ты, — упорствовал Чаз.

— Перестань морочить мне голову. Пора бы уже понять, что я на твоей стороне. Черт побери, я целых два года не позволял бродягам напасть на этот дом. Неужто ты полагал, что это твоя заслуга?

Он вызывающе посмотрел на Чаза.

— Продолжай. — Тот повел винтовкой. — О чем ты собирался поговорить со мной?

— Да вроде я уже все сказал. Если девушка мертва, то все вопросы отпадают. А если нет, то я должен побыть рядом с ней, пока она не умрет. Мне необходимо знать наверняка, что она мертва. Если здесь похоронена она, — Скиталец кивнул в сторону свежего холмика, — то тебе придется раскопать могилу, чтобы я смог в этом убедиться.

Чаз уже собрался послать бродягу куда подальше, но осекся. Слова Скитальца звучали слишком загадочно. Если потянуть время, то, может, удастся узнать побольше.

— Нет, — быстро ответил он. Красный Скиталец снова нахмурился.

— Она твоя родственница? Девушка, похоже, знала, где находится это место. Ее выставили через шлюз в Гэри, в Индиане, и она направилась прямиком сюда. Оттуда примерно сорок три мили, если верить старой дорожной карте, но она шла напрямик. Мне очень жаль, однако, если ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое, я должен убедиться в ее смерти.

Чаз решился. В конце концов, у него есть винтовка, а Красный Скиталец не вооружен.

— Она жива, — сказал он. — Сейчас сам увидишь. — Чаз махнул стволом в сторону черного хода. — Пошли.

Повернувшись, Скиталец направился к дому. Чаз последовал за ним, прикрыв правый бок опущенным ружьем — на тот случай, если кто-то следил за ними с поля. Они вошли в дом, поднялись по лестнице и оказались в комнате, где лежала Эйлин.

Красный Скиталец подошел к кровати, приподнял веко девушки, изучил глазное яблоко, потом внимательно осмотрел багровые пятна, обезобразившие шею и грудь девушки.

— Она умирает. — Он отошел от кровати. — Может протянуть месяца четыре, а может всего неделю. Но она, несомненно, заражена. К счастью, самое худшее — если не считать удушья в самом конце — уже позади. Она в любой момент может прийти в себя. Но думаю, ты знаешь это не хуже меня. Можно считать, что она уже мертва.

— Нет! — возразил Чаз. — Она не умрет!

Его поразил собственный хриплый голос. Скиталец резко отшатнулся от Чаза.

— Что ты имеешь в виду? Что она не такая, как все? Или у вас это наследственное?

— Наследственное? Что ты имеешь в виду?

— О чем мы, по-твоему, толкуем? — разозлился Скиталец. — Это есть у нас обоих! Именно поэтому последние два года я удерживал мародеров подальше от твоего дома — хотя, как мне кажется, ты не испытываешь особой благодарности. Неужели ты не понимаешь, что обладающие иммунитетом должны держаться вместе?