Масса Причера

Глава 12

Чаз глубоко вздохнул.

— Так вот оно что, — протянул он. — У тебя иммунитет против гнили.

— Так же, как и у тебя... — Красный Скиталец осекся. — Постой-ка, приятель. Ведь это ты жил здесь последние два года?

Его лицо изменилось; Чаз машинально вскинул винтовку.

— Спокойнее. Я в порядке. У меня есть иммунитет. Как и у нее. Но последние два года здесь жил не я. Тебе еще многое предстоит узнать, Красный Скиталец. И мне тоже. Так что давай поговорим как разумные люди. Уверяю, мы с тобой сражаемся на одной стороне.

— Так ли? — Лицо Скитальца по-прежнему выражало недоверие. Он посмотрел на Эйлин. — Почему же она больна? Мне-то гниль нипочем. — Скиталец коснулся пятен на шее. — А это я нарисовал в целях маскировки.

Он в упор взглянул на Чаза.

— Она заболела только потому, что растеряла уверенность в собственных силах. Поверила в то, что лишилась иммунитета и должна заболеть.

— Должна?.. — Скиталец изумленно смотрел на Чаза. — Что за чушь?

— Это не чушь, а неизбежный результат, к которому приводит логическая цепь, — ответил Чаз. — Ты когда-нибудь слышал о Гейзенберговом цепном восприятии... или о Массе Причера?

— Разумеется, слышал. — Скиталец пожал плечами, слегка успокоившись. — Я много чего слышал об этой дурацкой парапсихологии. Так ты хочешь сказать, что цепное восприятие имеет какое-то отношение к гнили?

— Вот именно. Почему бы и нет?

— Почему, почему, — пробурчал Скиталец. — Да потому, что это всего лишь очередное надувательство. Все они одинаковы — политиканы, власти, денежные мешки. Им надо любой ценой доказать, что они не зря находятся на самой верхушке. А для этого требуется выдумать какой-нибудь фокус, способный отвлечь внимание публики. И не важно, что это всего лишь ловкий трюк, за которым ничего нет. Главное, чтобы толпа поверила и вела себя смирно...

Чаз с изумлением уставился на Скитальца. Трудно было поверить, что этот бродяга искренен в своем невежестве. Но если он не притворяется... В голове Чаза мелькнула догадка. Если он не притворяется, то можно попробовать найти объяснение тому, что он выжил, а те четверо — нет.

— ...И ты еще пытаешься доказать мне, что вся эта чепуха имеет какой-то смысл? — тем временем продолжал Скиталец.

— Послушай, — перебил его Чаз. — Возьми-ка кресло, а я сяду на кровать; и давай начнем с самого начала.

Они уселись.

— Ну так вот, — начал Чаз. — Вернер Гейзенберг был физиком. Он утверждал, что всегда можно совершенно точно определить или координаты элементарной частицы, или ее скорость — но не то и другое одновременно.

— Это почему же?

— Я не физик, поэтому лучше нам не углубляться в дебри. Гейзенберг сформулировал принцип неопределенности. Чуть позже, в 60-х годах двадцатого века, было установлено, что вполне возможно существование альтернативных универсумов — так философы называют Вселенную, то есть весь мир в целом.

— Альтернативных чего?

— Допустим, я бросаю монетку. Выпадает решка, и я выигрываю у тебя пари. Дальнейшие события являются следствием этого выигрыша. Это один универсум, одно множество возможных результатов. Но что произойдет, если выпадет орел? Пари выигрываешь ты, и дальнейшее является следствием уже твоего выигрыша. И это будет совсем другое множество возможных результатов.

— Я не...

— Не важно, — снова перебил его Чаз. — Просто слушай. Теперь, если предположить, что каждый раз, когда мы бросаем монетку, существует два возможных результата, то будет логично предположить, что универсум вероятных результатов расщепляется надвое. В одном универсуме складывается своя цепочка событий, которая начинается с выпадения, ну, скажем, орла, а в другом — своя, в котором события развиваются с выпадения решки. Каждый из этих универсумов представляет цепь логических результатов, или, как ее называют, логическую цепочку. Ты понимаешь, о чем я?

— Нет, — честно признался Скиталец.

— Есть такой детский стишок. — Чаз улыбнулся и продекламировал:

— Знаю, — ухмыльнулся Скиталец и подхватил:

— Теперь понятно, — обрадованно сказал он. — В одном универсуме не было гвоздя, и, как результат, они потеряли город. А в другом гвоздь нашелся, и город был удержан. Так в этом и состоит логическая цепочка?

— Совершенно верно. А раз есть два варианта возможных выборов — как это всегда случается, — то тот, кто способен заглянуть вперед и предвидеть, куда, в зависимости от сделанного им выбора, приведет та или иная цепь, может выбирать соответствующие варианты, которые обеспечат необходимый ему результат. Понимаешь?

— Давай дальше.

— Ладно. Наш мир болен, и чем дальше, тем сильнее. Мы начали искать новый мир, способный приютить человечество, и традиционная наука столкнулась с проблемой преодоления пространственно-временного барьера. Но вполне возможно, что нефизические науки способны создать некий нематериальный по своей природе объект, который сумеет отыскать этот новый мир и доставить нас туда. Предположим, мы решили воспользоваться для создания подобной виртуально-психологической конструкции принципом цепного восприятия. Начнем с того, что нам необходим некий механизм, способный дотянуться до нового мира. Задавшись подобной целью, мы начинаем выбирать — сначала среди непосредственно близких вариантов, затем из тех, что вытекают из ближайших выборов, и так далее. Пятьдесят лет назад ученый Джим Причер выдвинул чисто теоретическое предположение, что если мы хотим отыскать подходящий мир и добраться до него, то нам нужно попытаться создать за орбитой Плутона соответствующую нематериальную конструкцию — некий механизм, имеющий исключительно психологическую природу.

Чаз перевел дух.

— И вот мы создали Массу Причера, состоящую из нематериальной субстанции. Строительство Массы близится к завершению. Я совсем недавно прибыл с Массы Причера и умею пользоваться цепным восприятием. Поэтому и утверждаю, что не заболею гнилью. А Эйлин страдает от воображаемого заражения.

Он замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Красный Скиталец, не сводивший до этого глаз с Чаза, посмотрел на девушку, потом опять перевел взгляд на Чаза.

— Значит, ее зовут Эйлин? — пробормотал он. — Они никогда не называли мне ее имени.

— Кто это — они? — спросил Чаз.

— Парни из Цитадели. — Скиталец встал, и Чаз снова схватился за винтовку.

— Успокойся. Ты прав, нам действительно есть о чем поговорить. Но сейчас я должен идти, а то все четырнадцать моих бродяг заявятся спасать меня.

Он осмотрел комнату.

— У тебя есть какой-нибудь светильник?

Чаз кивнул.

— Вот и хорошо. Я вернусь, как только стемнеет, и мы сможем поговорить. Я не хочу, чтобы они знали, что я торчу у тебя. Незадолго до заката открой дверь.

Скиталец вышел. Чаз слышал, как по лестнице стучат его башмаки. Шаги смолкли. Еще некоторое время он не двигался с места, размышляя. Эйлин обладала иммунитетом от гнили, потому что родилась колдуньей — точнее, потому что обладала паранормальным даром. Чаз мог бы поклясться: он не заразился лишь потому, что сумел доказать самому себе — у него есть такой же дар. Но как же тогда Скиталец? Ведь он не только не обладал паранормальными способностями, но и не верил в них, однако при этом обладал иммунитетом. Или они у него все-таки были? Интересно, так ли это на самом деле?

День близился к концу. Чаз провел все это время, рисуя на маленьких бумажных клочках найденным в гараже старинным карандашом крестики, нолики и квадраты. От этого занятия его оторвал тихий голос:

— Ча... Чаз...

Голос был очень слаб, но это был голос Эйлин. Он вскочил и подошел к кровати. Глаза девушки были устремлены на Чаза, не было никаких сомнений — она узнала его. Чаз положил руку ей на лоб — он был холодным и влажным.

— Что ты тут делаешь, Чаз? — Слова прозвучали тихим шелестом. Взгляд Эйлин переместился на грязный потолок. — Где мы?

— Снаружи, — ответил Чаз, усаживаясь на край кровати.

— Снаружи? Я... мне показалось, что я снова очутилась в Цитадели, и тебя тоже доставили туда... Чаз! Когда ты вернулся с Массы?

— Вчера, — ответил он. — Но лучше оставим это.

— Но ты же сказал, что мы снаружи! — Эйлин попыталась оторвать голову от подушки, но Чаз не позволил ей этого сделать. — Теперь я припоминаю... они выставили меня. Я помню... что подхватила гниль... Чаз! Теперь и ты заразишься.

— Успокойся. Ничем я не заражусь. А что касается тебя — ты тоже не больна.

— Но я же помню... Болезнь начинается с лихорадки...

— Любой может подхватить лихорадку, особенно если внушить себе, что этого не избежать. В прежние времена в больницах было полно пациентов, которые страдали от лихорадки необъяснимого происхождения. Потрогай свое горло.

Эйлин медленно подняла руку и провела пальцами по шее.

— Никаких язв, — изумленно произнесла она. — Но ведь у меня были пятна... и довольно болезненные...

— Не просто болезненные, — произнес Чаз. — Они уже воспалялись. Однако тебе не удалось превратить их в язвы.

— Почему... — Голос Эйлин все еще был слаб, но в нем отчетливо прозвучало раздражение. — Почему ты так говоришь? Ты думаешь, я нарочно хотела заразиться?

— Нет, но ты верила, что, потеряв свой колдовской иммунитет, ты непременно заболеешь.

Эйлин посмотрела на Чаза. Казалось, ее глаза стали еще больше.

— А я не потеряла?

— Подумай сама. Полежи немного и подумай.

Эйлин замерла. Несколько секунд спустя она протянула руку. Чаз ласково сжал ладонь девушки. Взглянув на Эйлин, он усмехнулся про себя. Какое-то время они молчали. Холодало. Поскольку Скиталец уже побывал здесь, то не было смысла прибегать к маскировке. Не опуская шторы, Чаз занялся печью. Теперь тишину нарушало только слабое потрескивание горящих поленьев. Неожиданно Эйлин заговорила:

— Значит, это был всего лишь психологический блок... Мне показалось, что я потеряла паранормальные способности, влюбившись в тебя и нарушив запрет, известный любой колдунье. Я знала, что это лишь блок, но мне казалось, я бессильна что-либо сделать. Однако потом, когда меня выставили из стерильной зоны, мой природный иммунитет все же спас меня от гнили несмотря на то, что дар был заблокирован. Получается какая-то бессмыслица.

— Ничего подобного, — возразил Чаз. — Недавно я выяснил, что многие абсолютно бессмысленные на первый взгляд вещи на самом деле вовсе не лишены здравого смысла. Инстинкт самосохранения уходит корнями в глубокую древность. Он зародился задолго до всех этих современных хитросплетений, связанных с сознанием и психологическими блоками. И когда ты очутилась снаружи, твой инстинкт самосохранения послал к чертям все эти тонкости. Он решил по-своему отреагировать на гниль и сохранить тебе жизнь. А теперь сама во всем разбирайся.

Помолчав, Эйлин спросила:

— У тебя найдется свеча? Нужно открытое пламя.

— Есть лампа, — ответил Чаз.

— Ты не мог бы ее зажечь? Можешь оставить там, где она стоит, только зажги.

Чаз поднялся и подошел к столу. На краю стола, там, где он работал — подальше от зоны прямого обстрела, — стояла лампа. Он зажег фитиль. Пламя разогнало унылые тени, залегшие по углам комнаты.

— Подойди ко мне, — попросила Эйлин. Чаз подошел и сел рядом с ней. — Возьми меня снова за руку.

Она вытянула тонкий палец в направлении пламени и тихо проговорила:

Чаз вместе с Эйлин следил за пламенем, с минуту ничего не происходило. Потом язычок пламени начал удлиняться и постепенно вытянулся до самого потолка. Завороженный, Чаз смотрел, как пламя растет и ширится, превращаясь из желтоватого в голубое.

Казалось, пламя не становится ярче; в углу комнаты происходило что-то странное и загадочное. Тени задвигались, перетекая друг в друга, меняя формы; знакомые очертания комнаты, несмотря на тусклый дневной свет, начали приобретать фантастическую окраску. Неожиданно вместо пыльного угла комнаты перед Чазом возник чудесный тропический пляж. По сверкающему белому песку, вдоль самой полосы прибоя, бежали двое. Чаз узнал себя и Эйлин.

— Чудеса! — ошеломленно пробормотал он.

— Все это правда, — облегченно вздохнула Эйлин. — Я не утратила свой дар. Ты видел сцену из будущего, дорогой. Значит, все будет хорошо.

И тут Чаз осознал, что барьер, отделявший его от Массы Причера, исчез. Он мысленно потянулся к ней и, впитав энергию Массы, распахнул свой разум для логических цепочек, способных привести в нарисованное Эйлин будущее. Однако ему так и не удалось отыскать увиденной картинки; возможно, она попросту затерялась среди невообразимого множества вариантов будущего. Но разве Эйлин не утверждала, что ее дар сильнее, чем у него? Она доказала это, блокировав все усилия Чаза, отгородив его от себя, а потом и от Массы.

Но ведь не исключено, что Эйлин вызвала не реальную картинку из будущего, а лишь свою мечту...

— Это первое заклинание, которому обучают колдуний в детстве, — сказала Эйлин. — Показывать огненные картинки.

— Да, — отозвался Чаз.

Хмурый день близился к концу, вскоре мрачный покров облаков на горизонте озарился кровавыми сполохами заката. Снизу неожиданно раздался голос:

— Это Красный Скиталец! Я поднимаюсь. Не вздумай стрелять!

На лестнице послышались шаги; через секунду в комнату вошел Скиталец и, не дожидаясь приглашения, рухнул в единственное кресло.

— Ну вот, — начал он, — я и...

Заметив Эйлин, привставшую на своем ложе, Скиталец осекся. Он вскочил на ноги, подошел к девушке, заглянул в глаза и пристально осмотрел ее шею.

— Что ж, ты оказался прав. — Он взглянул на Чаза. Потом снова посмотрел на Эйлин. — У тебя действительно иммунитет.

— И всегда был, — подтвердила она.

— Не слишком-то задавайся, — проворчал Красный Скиталец. — Снаружи хватает людей, моливших о пощаде, но так и не выживших среди гнили.

— А может, они смогли бы выжить, — возразил Чаз.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Сейчас объясню. Давай поближе к столу. — Чаз ткнул в угол комнаты, и Красный Скиталец послушно повиновался. — Я кое-что приготовил для тебя.

Скиталец взглянул на листки, на которых были нарисованы крестики, нолики и квадратики. Чаз принялся переворачивать бумажки.

— Что это? — удивился Скиталец.

— Я хочу, чтобы ты попробовал вытянуть все бумажки с одним знаком.

— А, ты снова про «орла» и «решку», — протянул Скиталец. — В тех местах, откуда я родом, частенько играли в подобные игры, но мне никогда не везло.

— Тогда тебе не грозило заразиться гнилью, — сказал Чаз. — А когда попадаешь в зараженную среду, выигрыш или проигрыш перестает быть просто игрой. Здесь на кон поставлена твоя жизнь. И все коренным образом меняется. Начинай.

Скиталец что-то недовольно пробормотал себе под нос, но потом склонился над бумажными клочками. Поворошив их с минуту пальцами, он отобрал двенадцать штук.

— А кстати, — он поднял глаза на Чаза, — сколько, ты сказал, было бумажек с каждым знаком?

— Я ничего не говорил, — возразил тот. — А это имеет какое-то значение?

Скиталец отрицательно покачал головой.

— Если я не ошибся, то нет. Посмотри, я должен был отобрать все нолики. Смешно...

Чаз перевернул отобранные бумажки. Все они были помечены кружком. Чаз перевернул остальные. Среди них не осталось ни одного нолика.

— Да, действительно смешно, — ошеломленно прошептал Красный Скиталец. — Мне никогда не везло в этих играх... никогда.

— Потому что ты и не верил, что тебе повезет, — сказал Чаз. — Как и те четверо, что жили здесь до нас. Они ждали смерти от гнили — она их и настигла. Точно так же, как ты ожидал раньше, что проиграешь — и проигрывал.

— Но почему я не проиграл сейчас?

— Потому что твой инстинкт самосохранения обнаружил, что, если ты действительно этого захочешь, все может выйти по-твоему, — объяснил Чаз. — Когда тебя выставили наружу, ты, должно быть, горел желанием отомстить обидчикам и тебе было плевать на гниль. Ты не испытывал ни малейшего страха перед ней.

Скиталец задумчиво кивнул. На мгновение его лицо скривилось в жестокой гримасе, но тут же смягчилось.

— Да, — пробормотал он. — Примерно так и было. — Он посмотрел на Чаза. — Однако это не объясняет, как все это... — И он махнул в сторону бумажек.

— Просто твой разум нашел способ, как сохранить себе жизнь. Я уже говорил Эйлин, что инстинкт самосохранения — это очень древний и примитивный механизм защиты. Ему глубоко плевать на склад ума и на разные идеи; на самом деле ему наплевать на все, кроме сопротивления смерти. И когда твой разум отыскал способ выжить, инстинкт самосохранения заставил его воспользоваться им.

— И что это за способ?

— Ты должен был поверить, что обладаешь паранормальной силой, которая может противостоять гнили. Но вот что оставалось для меня загадкой — ведь гниль не похожа на микроб или вирус, у нее чисто механическая природа. Человеческие легкие служат для спор отличной средой развития; и они развиваются там, пока человек не умирает от удушья. А против удушья не существует естественной защиты. После того как человек вдохнул споры гнили, у него не остается ни малейшего шанса выжить — против этого не может быть иммунитета.

— И все же он существует.

Чаз кивнул.

— Да, существует. У нас с тобой, у колдунов... Возможно, в стерильных зонах найдется немало таких, как мы. Оказавшись на зараженных территориях, обладатели иммунитета способны устоять перед гнилью, однако этого не происходит, поскольку они даже не подозревают о наличии у себя каких-то необычных способностей. Дело в том, что и мне, и колдунам известно о своем паранормальном даре. Те четверо, что похоронены во дворе, не обладали им — или не верили, что обладают. Но совершенно очевидно, что у тебя этот дар есть — не важно, знаешь ты о нем или нет. Должно быть, паранормальная сила способна уничтожать или обезвреживать споры гнили. Как я уже говорил, в первый год своего пребывания снаружи ты горел жаждой мести, и тебе было не до страха.

— Точно, — согласился Скиталец. Он глубоко вздохнул и опустился в кресло. — Ну а теперь, когда выяснилось, что у меня есть паранормальные способности, — что мы будем с ними делать?

— Дойдет черед и до этого, — усмехнулся Чаз. — Но прежде ты должен нам кое о чем рассказать. Почему ты пошел за Эйлин?

— Я выполнял задание Цитадели, — ответил Скиталец. — Я ведь не знал, что у нее есть иммунитет, иначе отказался бы от этого задания или хотя бы предупредил ее о слежке. Они наняли меня проследить, как она умрет, а потом доложить о ее смерти.

Он оглянулся на девушку.

— Прости... Эйлин. Но работа на Цитадель была для меня одним из способов выжить в этих условиях. Если бы ты знала, как...

— Я знаю, что значит работать на Цитадель, — отозвалась Эйлин, слабо улыбнувшись. — Так что не извиняйся.

— И все же, что именно помогло тебе выжить? — спросил Чаз. — И сколько времени ты провел здесь?

Красный Скиталец поведал им свою историю. В молодости он получил редкую специальность монтажника-высотника. Поэтому в тех редких случаях, когда производился ремонт или монтаж куполов в зоне Чикаго, его посылали на работу в зараженную зону. Однажды, когда он возвращался после очередной смены, проверка показала, что у него поврежден скафандр. Его даже не впустили во внутренний шлюз за вещами, а просто-напросто вытолкнули наружу.

Скиталец ненавидел тех, кто выгнал его из стерильной зоны. Первый год он жил одной лишь мыслью, как бы добраться до инспектора, приказавшего выставить его наружу. А когда год прошел, он неожиданно обнаружил, что не знает никого, кто смог бы протянуть в зараженной зоне более нескольких месяцев.

К тому времени уже вовсю обсуждали его феномен. Изгои, бродившие под открытым небом, знали, сколько времени провел здесь Красный Скиталец, впрочем, он и не скрывал этого. Ему передали, что по этому поводу кое-кто испытывает нездоровое любопытство. Среди обитателей зараженных территорий пошли слухи о том, что он шпионит в пользу стерильных зон. Начали поговаривать, будто за услуги с ним расплачиваются секретным лекарством от гнили. До Скитальца дошло, что кое-кто собирается подвергнуть его пытке, чтобы заставить раскрыть секрет и поделиться лекарством с остальными.

Тогда ему пришлось скрыться; целых три месяца он не показывался никому на глаза, выжидая, пока умрут все, кто его знал. Потом разрисовал себе шею язвами и смешался с вновь прибывшими изгнанниками, число которых не убывало.

Довольно долго никто не задавал Скитальцу вопросов, пока однажды он не наткнулся на целую шайку скитальцев — так называли себя бродячие группы изгнанников, объединившиеся в поисках крова и пропитания. Главарем этой шайки оказался один человек, которого Красный Скиталец знал еще год назад. Тот тоже узнал его. Когда они встретились с глазу на глаз, Красный Скиталец испугался, что их встреча может закончиться смертью одного из них. Но вскоре он понял, что хотя люди с иммунитетом встречаются крайне редко, они все же есть, однако, опасаясь разоблачения, они стараются держаться порознь. Так безопаснее, и кроме того, каждый из них является главарем шайки скитальцев.

Носители иммунитета поддерживали между собою связь, и именно через них Красный Скиталец узнал, что Цитадель нанимает желающих поработать, расплачиваясь продуктами и некоторыми удобствами, которые невозможно добыть в нестерильной зоне. Чаще всего работа сводилась к ограблению поездов и доставке нелегальных грузов из одной стерильной зоны в другую. Почти все, кто работал на Цитадель, обладали иммунитетом, но Цитадель об этом даже не догадывалась. Изгнанники ненавидели тех, кто жил в безопасности стерильных зон. Но больше всего они ненавидели представителей Цитадели, которые обращались с ними как с потенциальными мертвецами.

— Ну вот и все, — закончил Красный Скиталец. — Теперь ваша очередь.

И Чаз начал свой рассказ. На то, чтобы изложить всю историю, начиная с крушения поезда, потребовался почти час. В завершение Чаз показал Красному Скитальцу найденный дневник и вкратце изложил его содержание. Некоторое время Красный Скиталец сидел неподвижно. Наконец он протяжно присвистнул и встал.

— Вот, значит, как. Вместо одного с иммунитетом — четверо мертвецов. А я помогал им удерживать дом от мародеров, чтобы все это досталось тому, кто придет за ними. Ну что же, прощайте, друзья, — произнес Скиталец. — Удачи.

— Ты уходишь? — воскликнула Эйлин.

— Вот именно! — ответил Красный Скиталец. — У вас слишком опасные враги, ребята. И они мне не по зубам. Я хочу просто жить, я даже простил того негодяя, что приказал изгнать меня.

— Полагаешь, если ты просто уйдешь, то сможешь избавиться от всех проблем? — спросил Чаз.

— Хм, — фыркнул Скиталец. — Возможно, ты прав. Извини, дружище, но... — Он сунул руку под свитер и достал ручной лазер. — Если мне придется выбирать, то я предпочту вернуть Цитадели ваши тела.

По спине Чаза пробежал холодок, однако он не сдвинулся с места. Голос его был по-прежнему тверд.

— Не стоит отказываться от шанса, — сказал он. — Мы нужны тебе куда больше, чем ты нам. Только не говори, что ты доволен своей жизнью. Спорим, ты готов на все, лишь бы вернуться назад и снова стать членом общества.

Скиталец медлил, не опуская оружия.

— Ну ладно, — наконец произнес он. — Но как я могу вернуться? Не так-то все просто. Насколько я понимаю, вы оба рветесь в бой с Цитаделью, но никому еще не удавалось на равных бороться с этой силой.

— Ничего подобного, — возразил Чаз. — Масса Причера намного сильнее. Тот, кто научился управлять ею, справится и с остальным.

— Но ты сам говорил, что Цитадель уже наложила лапу на Массу Причера.

— Верно, — согласился Чаз. — И именно поэтому с Цитаделью нужно покончить.

— Покончить? Но ведь нет никого сильнее ее! — в ужасе воскликнул Скиталец.

— Ошибаешься, — возразил Чаз. — Та самая сила, что во все времена противостояла тиранам.

— Да ну? И что же это за сила? — с ехидной улыбкой поинтересовался Скиталец.

— Народ, — ответил Чаз. — Человечество. Ответь мне на один вопрос, Скиталец. Предположим, жителей Чикаго и всех прилегающих к нему стерильных зон поставили перед выбором — оказаться снаружи, один на один с гнилью и смертью, или изгнать Цитадель. Как ты думаешь, что они предпочтут?

Красный Скиталец сунул лазер за пазуху.

— Знаешь что, парень, — буркнул он, — ты задел меня за живое. Я сам не раз об этом думал. И если ты хочешь заставить всех этих лицемеров, с утра до вечера предающихся медитациям и молитвам, взглянуть в глаза тому ужасу, с которым я сталкивался изо дня в день последние пять лет, то можешь на меня рассчитывать. Я хочу увидеть, что произойдет, — и не важно, если для этого мне придется умереть.