Не знаю, сколько я шла.
Вроде бы небо над головой оставалось чистым. Даже начали исчезать жуткие деревья, что поднимались у дорожки, которая вела к гнезду из мертвых тел. Какой кошмар… Сейчас от него ничего не осталось, но вспоминать было жутко.
Ноги шли будто сами по себе. Голова вообще не принимала никакого участия в происходящем. К тому же все тело будто вибрировало. Умом я понимала, что это полная глупость, такого не может быть. Но ощущения, словно меня ухватили и засунули в огромный колокол, а потом в него хорошенько позвонили, не покидали.
«Может быть, это откат?» — подумала я.
Эйтаро пропустил через меня столько рёку, что страшно сказать. Будь моя жизнь спектаклем из театра Кисараджу или какого другого города, то тут бы обязательно кто-то появился, большой и сильный, подхватил меня на руки и унес в райские сады. Ну… или хотя бы в лазарет.
Но, вспомнив, чем обычно заканчивается встреча с «большими и сильными», я поблагодарила всех, кого могла, что добираюсь назад самостоятельно. Если будет совсем плохо, то посижу у ёлочки.
Ноги подло подогнулись. Ёлочка оказалась куда ближе, чем думалось.
Я оперлась спиной о сухой шершавый ствол.
— И к кому же теперь обращаться, если будет туго? Или наоборот, хорошо? Ни жертву принести, ни в храме посидеть.
Теперь, когда я знала, что те четверо, кого величают богами Тайоганори, никакие не боги, стало сложнее. Хотя, они все равно могут больше людей, потому что силы пришли от Крылатых, знания — оттуда же.
Я сунула руку за пазуху и вытащила свитки, которые забрала по настоянию Сацуджинши. Раскрыла их и… выругалась последними словами. Они… пустые. То есть ни одного кандзи, ни одной даже мало-мальски приличной закорючки.
— Это такая прощальная шутка? — пробормотала я.
Зачем Сацуджинша настоял, чтобы я это взяла? На сумасшедшего он не был похож, хоть, конечно, крыша его пагоды давала знатную течь.
— Ладно, разберемся позже, — выдохнула я и спрятала свитки под ткань. Пока все равно голова не соображает, поэтому будем смотреть дальше.
Понимая, что сижу непозволительно долго, я шумно выдохнула и попыталась встать. Только вот ладонь упорно не хотела браться за дерево. Соскальзывала и все тут.
— Да что это… — прошипела я сквозь стиснутые зубы, а в следующий момент небо над головой закружилось, и земля выскользнула из-под ног.
Рухнув мешком на землю, почувствовала глухую боль, но через секунду потеряла сознание.
…А вот пришла в себя уже лежа на циновке, заботливо накрытая чей-то курткой. Какое знакомое место.
Осознание вспыхнуло в тот же миг. Да это же домик, в котором меня выхаживал Наода! Со стороны печи слышались какие-то звуки. Я попыталась привстать, но тело, как это упоминается в сентиментальной литературе, предало. В результате чего снова плюхнулась на валик, находившийся под моей головой.
— Не двигайся, я сейчас, — донесся голос.
Подсознательно я ожидала услышать Наоду и… не смогла понять, почему голос был… женским. Пару раз моргнув, пытаясь состыковать «ожидание — реальность», всё же приподнялась на локте и вытянула шею, как любопытная гусыня. С циновки можно было только увидеть спину, обтянутую серой тканью хаори.
Но тут человек встал и направился ко мне.
Чем ближе он подходил, тем… быстрее я теряла дар речи. Нет, подождите, этого не может быть! Я где-то в бреду, а это все плод воспаленного сознания?
Однозначно не Наода. Хрупкая девушка в его одежде, держит в руках поднос с миской с супом и рисовыми булочками. Любознательный взгляд, карие глаза, каштановые волосы и…
— Мисаки… — сипло выдохнула я. — Это ты? Это действительно ты?
Она опустилась, подставила поднос на пол, а потом села сама, подгнув под себя ноги.
— Я. Не поверишь, сколько мне пришлось ждать и верить, что смогу показать свое настоящее лицо. Я…
В следующую секунду я сгребла её в охапку, услышав слабый придушенный писк.
— Аска! Аска! Придушишь! — запыхтела она. Но вместо, чтобы попытаться выбраться из моей хватки, крепко стиснула в ответ. — А-а-а, как мне тебя не хватало, пагода без крыши!
— Сама такая, — буркнула я, не собираясь отстраняться. — Ты где все это время была?
— Давай, ты поешь, а я расскажу? — предложила она.
Звучало неплохо, поэтому я кивнула и взялась за пиалку с супом. Даже если и стоило засомневаться, что передо мной не Мисаки, то… поздно. Только отлично знающий меня человек предложит поесть, не затягивая процедуру.
Желудок судорожно сжался, намекая, что готов сожрать целого хеби. Однако я не повелась на гадкую провокацию и не стала хватать, хоть очень хотелось.
Мисаки смотрела на меня с улыбкой.
— Ты обеш-ш-шала рассказывать, — укорила я с набитым ртом.
Мисаки бессовестно заржала (да, именно так).
— Прости-прости, я просто уже давно не видела ничего более жизнеутверждающего.
Я закатила глаза. Ну да, ну да, жрущая Аска — это всегда нечто. Но ладно, если человеку нравится, то я ни капли не против. Однако, проглотив, все же повторила:
— Рассказывай!
Несколько минут она помолчала, словно прикидывая, с чего начать. А я внимательно рассматривала подругу, понимая, что с последней нашей встречи она изрядно похудела и побледнела. Впрочем, неудивительно. Тут спадешь с лица в таких-то обстоятельствах!
Мисаки вздохнула:
— Это прозвучит невероятно, но ты уже сама все видела, поэтому вряд ли удивишься. Я… оставалась в школе. Решила, что на каникулах лучше позаниматься и отдохнуть, все равно учителя не так гоняют, как во время учебы.
Потом налетели цуми. Это было очень страшно. В какой-то момент я уже не могла отбиваться и мысленно попрощалась с жизнью. Но стоило только прикрыть глаза в ожидании клацанья зубов цуми, как что-то ухватило меня за шиворот и дернуло в сторону. Дышать стало невозможно, я потеряла сознание.
Я молчала, суп быстро заканчивался, но такая его суповая доля.
— Пришла в себя в заброшенном городе Кодай-но. Первым, кого увидела, был Сацуджинша. Поначалу заорала, но потом взяла себя в руки. Он только хмыкнул, реакция его не удивила.
Я запила чаем. Бр-р-р, горький. Мисаки солидно передержала листья, но цуми с ними, очень даже бодрит.
— Он был не особо разговорчив, просто сказал, что спас меня, потому что я ему полезна. Если сослужу службу правильно, то смогу жить прежней жизнью.
— Прежней? — уточнила я, отщипывая кусочек рисовой булочки.
Мисаки кивнула:
— Да. Я поначалу не поняла, о чем речь. Но потом увидела свое отражение в зеркальном украшении на доспехах Сацуджинши.
— Заорала?
— Да, — кисло согласилась Мисаки. — Согласись, я привыкла видеть в зеркале другое отражение.
Я только покачала головой.
— С этих пор я была Наодой — внуком мастера Ру, — продолжила она. — Кое в чем помогала, но ничего такого, что могло было бы быть неподъемным.
— Что… — Я поджала губы. — Зачем ему это было?
— Он понимал, что может один не справиться, — сказала Мисаки. — А ещё заявил, что сюда обязательно придет та, кто ему нужен. Если все пойдет как надо, то именно её действия вернут мне прежнее лицо. Только вот мне нельзя ей открываться.
Сказать было нечего. Так вот почему Наода практически все время молчал. Мисаки, носящая его личину, не могла сказать об этом.
Я шумно выдохнула:
— Судя по всему, ждал именно меня?
Она кивнула:
— Именно так. Он не делился мыслями, но временами проскальзывало кое-что. Что ты сможешь сделать то, что неподвластно людям кланов.
— Чтоб он грохнулся в болото, а в корыте воды не было, — проворчала я и снова вздохнула. Ерунда какая. — Это он тебя послал мне на помощь в темницу?
— Я настояла, — мрачно сказала Мисаки. — Он ещё сомневался. Но, осознав, что Мирунгша использовал тело Рё Юичи, согласился.
Я аккуратно поставила пустую пиалку на поднос. От булочки тоже ничего не осталось.
— Вот как… Получается, после смерти Сацуджинши его чары спали, и ты снова стала собой?
— Да. Кто бы мне сказал, что буду прислуживать проклятому Кодай-но, подняла бы на смех.
— А жизнь прекрасна и удивительна, — проворчала я. — Мисаки… а про Чоу ты ничего не знаешь?
Она вмиг изменилась в лице. И то, что я увидела во взгляде, заставило сердце сжаться.
— Знаю, — каким-то не своим голосом ответила Мисаки и потянулась к узелку, стоявшему возле валика, что служил подушкой.
Молча начала его развязывать. Я терпеливо ждала, понимая, что она хочет что-то показать.
— Пока я тебя тащила сюда, из карманов кое-что выпало, — произнесла она.
Ткань подалась, блеснула аметистовыми крылышками бабочка. Возле неё находились свитки Мирунгши.
Мисаки мягко, почти нежно взяла брошку и положила на ладонь, при этом глядя только на неё.
— Миру-то-Минай — это безумие. Безумие, которого не должно быть на земле. Он не просто убивал, он пленял человеческие души.
Я посмотрела на бабочку, горло сжало. Кажется, уже знаю, о чем пойдет речь.
— Хочешь сказать, что он… Её…
Мисаки шумно выдохнула и подняла взгляд:
— Это Чоу, Аска. Мирунгша заключил её душу в эту брошь. А Сацуджинша оставил мне в подарок умение видеть, кто именно заключён в камни.
Чоу… Ведь с одного из диалектов тайоганорийского языка её имя переводится именно как «бабочка». О боги… Точнее, то, что от вас осталось…
Я протянула руку, но взять не смогла. Просто накрыла своей ладонью ладонь Мисаки.
— Уж не знаю, как, но ты смогла её отыскать, — произнесла Мисаки, её глаза влажно блестело.
Мне и самой пришлось часто заморгать, чтобы не пролить ни слезинки. Смешливая и временами очень задумчивая Чоу, искренняя и справедливая.
— Мы позаботимся, чтобы её душе было хорошо, — хрипло сказала я. — Проведем все нужные ритуалы. Если будет мало, то пойдем дальше.
Мисаки молча смотрела на меня, а потом серьёзно кивнула, словно закрепляя этим согласием немую клятву.
Некоторое время мы ещё пробыли в домике, но потом быстро собрали вещи. Оставаться не хотелось. Нужно было добраться до школы Токугава и выяснить, что там происходит. А потом как-то связаться с Эйтаро и узнать, все ли в порядке с сейваненами.
Солнце уже садилось, но нас это не пугало. Со мной рядом снова была подруга, по которой я до ужаса соскучилась. Что бы там нас не ждало впереди, теперь мы вместе. К тому же в лагере находится Харука, которая будет рада нам обеим.
— Идем? — уточнила Мисаки, поправив лямку полотняной сумки.
— Идем, — сказала я, больше не глядя на лес и охотничий домик.
Больше нет смысла оглядываться назад. И аметистовая бабочка, продетая в шнурок на моей шее, на секунду стала теплее.