Мастер карнавала

Пролог «Бабий» четверг в канун Великого поста. Кёльн. Январь 1999 года

Все, наверное, посходили с ума! Куда ни брось взгляд, везде царит массовое помешательство. Продираясь сквозь обезумевшую толпу, она постоянно озиралась, безуспешно пытаясь увидеть тех, кто еще оставался в здравом уме, и найти среди них защиту. Оглушительный грохот музыки наполнял ночь какой-то лихорадочной, жутковатой веселостью. Толпа становилась все плотнее. Новые лица, но тоже явно свихнувшихся субъектов. Она протискивалась сквозь них, стараясь оказаться как можно дальше от шпилей кафедрального собора, доминирующих над ночным городом, охваченным карнавальным безумием, как можно дальше от клоуна.

Она бросилась вниз по ступенькам и споткнулась, однако, не задерживаясь, продолжила свой бег — мимо вокзала, через площадь, дальше и дальше. А вокруг все те же кричащие и ухмыляющиеся лики потерявших голову.

Ее вынесло на ряженых, сгруппировавшихся возле стойки, где продавали жареную колбасу с пряным соусом и пиво. Персонаж, изображавший бывшего канцлера Германии Гельмута Коля, облаченный в подгузник, набитый немецкими марками, смеялся и перешучивался с тремя «Элвисами Пресли». Средневековый рыцарь пытался подкрепиться гамбургером, для чего каждый раз поднимал забрало, постоянно соскальзывавшее вниз. Были тут и «динозавр», и «ковбой», и «Людовик XIV». Клоуна не было.

Она оглянулась, бросив взгляд на тех, кто оказался у нее за спиной. Клоуна не видно. Один из «Элвисов» у стойки обратил на нее внимание и двинулся навстречу, широко разведя руки. Он обнял ее за талию, шепча какую-то непристойность, однако, получив от нее весьма энергичный отпор, налетел на «динозавра».

— Вы все спятили! — закричала она. — Все до единого!

Те засмеялись. Она рванулась вперед, забираясь все дальше в незнакомую часть города. Людей здесь было меньше. Казалось, что сужавшиеся улицы сами подсказывали путь. Наконец она оказалась одна на узкой, мощенной булыжником мостовой, зажатой между высокими четырехэтажными домами с темными окнами. Забившись в тень, она попыталась отдышаться. Из центра города, оставшегося позади, по-прежнему доносилась громкая и надсадно задорная музыка, сквозь нее прорывались хриплые возгласы, видимо, совсем потерявших рассудок людей. Она прислушалась, стараясь разобрать сквозь эту какофонию шаги преследователя. Ничего! Она притаилась в тени, чувствуя, что прочность массивного каменного строения у нее за спиной придает ей уверенности.

Клоуна все так же не было видно. Наконец-то он остался в ночных детских кошмарах! Ей удалось!

Она понятия не имела, где очутилась: все кругом казалось таким уныло однообразным. Но надо было двигаться отсюда — подальше от безумного грохота и мрачных черных шпилей. Сердце продолжало бешено колотиться, но дыхание стало ровнее. Она тронулась вперед, то и дело дотрагиваясь до стены. Звуки музыки и хриплые крики затихали. Неожиданно распахнулась одна из дверей. Темноту прорезало лучом желтоватого света. Она отпрянула к стене и замерла, слившись с тенью. На улицу с шиканьем и улюлюканьем вывалилась группка «неандертальцев», с ящиком пива и танцовщицей фламенко в придачу. Вся компания бодро тронулась туда, где неистово бесновались им подобные. Она почувствовала, как к глазам подступают слезы, и уже не могла более сдерживать рыданий. Неужели от них нигде не будет спасения?!

Улица вывела ее к мощенной булыжником площади, над которой величественно возвышался построенный в романском стиле собор. Городские кварталы подступили к самым его стенам, и теперь, зажатый со всех сторон жилыми домами, он напоминал епископа, осаждаемого нищими, просящими подаяние. К собору примыкали приходские служебные постройки. На другой стороне крошечной площади находился бар-ресторан. Она решила, что туда не пойдет, а попросит убежища в приходском доме. Направляясь к нему, она взглянула на темную витрину мясной лавки и вздрогнула, увидев свое отражение — маленькую, хрупкую, испуганную фею со сломанными крыльями, затерявшуюся среди приклеенных звезд со скидками на говядину и свинину.

На холодном ночном небе темный силуэт собора смотрелся строго и сурово. Она повернула массивную железную ручку и надавила на дверь плечом, но та не поддалась. Тогда она направилась к приходским строениям.

Он покинул место, где прятался, и вышел из-за угла. При тусклом уличном освещении его лицо казалось бледно-голубым, а широкая нарисованная улыбка — зловеще темно-красной. Над лысой головой неестественно торчали два нелепых пучка зеленых волос. Она попыталась закричать, но не издала ни звука. Она смотрела ему прямо в глаза: холодные, мертвые и безжалостные. Их парализующее воздействие странным образом подчеркивалось гротескно нарочитыми дугами нарисованных бровей. Она не могла ни пошевелиться, ни выдавить ни единого звука. У нее словно отнялись ноги, и не было сил бежать. Рука клоуна в ярко-синей матерчатой перчатке схватила ее за горло, прижала к стене и потянула вверх, заставив подняться на цыпочки. Их фигуры практически слились с темной стеной. Одним движением свободной руки он выхватил из огромного накладного кармана своего мешковатого костюма галстук и накинул петлей ей на шею.

Теперь она сопротивлялась. Галстук обжигал кожу, сжимал горло и не давал дышать. Пылающие легкие разрывались без воздуха. В глазах помутилось, и мир вокруг окрасился в черный цвет. Он затянул петлю еще сильнее, и она могла только отрешенно смотреть ему в лицо.

Нелепое лицо клоуна.