Матрешка

8

Проследив ее до самого конца, сделал круг и припарко-вался на деревянной пристани. Мимо китобойного музея и масонского храма, мимо старинного, кладбища на пригорке, мимо увитой плющом заброшенной фабрики, откуда повеяло сладким ароматом глициний, а вот и двухэтажный, потрепанного вида дом, куда нырнула Лена, оставив нашу «тойотушку» в двух кварталах от него. Засел в кустах напротив и установил наружное наблюдение. Интересно, братец уже на месте или Лена его опередила?

Ждать пришлось недолго. К дому подъехал «лпмо», но вместо братиа вышли два классно одетых, крепко сбитых и коротко стриженных мужика, в которых я легко признал ежиков. Они прошли по аллее в дом, «лимо» тут же снялся с места и исчез за поворотом, в направлении благоухающей глицинией фабрики. Минут за двадцать, пока я прятался в кладбищенских кустах, подрулил черный «мере», на этот раз с одним пассажиром той же новоявленной породы, а потом такси, из которого выпорхнула похожая на жирафу длинноногая сексапильная красотка. Прочь сомнения! Мне предстоит узнать, о чем я и так догадывался: моя жена возвратилась к тому, с чего начала свою жизнь в Америке.

Я знал, что теперь делать. Не выдержав пытки, выскочил из кустов и помчался к дому, где Лена сейчас, может быть, уже расточала ласки, на которые была так скупа, за единственным исключением, в нашей совместной жизни, кому-нибудь из мужиков, а может, и нескольким сразу. Круша все по пути, я ворвался в этот вертеп и тыкался то в одну дверь, то в другую, пока не застиг мою девочку на месте преступления — голой и прекрасной, а на ней сопело и трудилось какое-то толстокожее животное. Ночной кошмар, который оказался самой что ни на есть реальностью. Никогда не думал, что способен на убийство, но это единственное, что оставалось. И я совершил его без малейшего сожаления.

На самом деле я все еще сидел в кустах в полной прострации, представляя, как врываюсь в дом и застаю мою девочку с этими отвратными животными, а вовсе не с милыми ежиками. Воображение рисовало мне одну картину гаже другой, но какая-то тайная, неведомая сила удерживала от решительных действий. Как Гамлет, замучивший себя мыслями о связи любимой матери с нелюбимым дядей — пусть даже, согласно модной концепции, тот был его настоящим отцом. Или как Леопольд Блум, который бездействует, бродя по Дублину, хотя знает, что Молли вот-вот ему изменит, и даже догадывается — с кем: в его силах вмешаться, предотвратить, но он этого почему-то не делает. Вот это «почему-то» и удерживало меня от вмешательства и решительных действий. Паралич воли. А в это время моя Лена еб.-.сь с новыми русскими. О Господи!

Я вышел из своего укрытия, но вместо того чтобы ворваться в дом, повернул к деревянной пристани, где оставил машину. Позади меня скрипнули тормоза, но я даже не обернулся, зная и так, что это еще один клиент либо товарка моей жены. Кто бы ни был, дела не меняет.

— Профессор Кендалл, — услышал я за спиной и, обернувшись, увидел еще одного представителя новорусской породы, которая и прежде не вызывала у меня особых симпатий, а теперь были добавочные причины для антипатии: ражий, широченная будка с мощным подбородком и крутыми скулами, нулевая стрижка, темные очки в пол-лица, длинное кашемировое пальто, а из-под него выглядывали лакированные сапожки. Вот еще одно — вспомнил! — их прозвище:

«стриженые затылки». Потому, наверное, и не воспринял индивидуальные его признаки и не узнал, как не сразу узнаешь знакомого, если привык видеть его в гражданском, а он подвалит к тебе, скажем, в полицейской униформе. К тому же этот тип и знакомым не был, а, как выяснилось, овцой из того, с годами все более многочисленного стада, которое я пас по долгу службы.

— Вы меня не узнаете. Профессор, — продолжал ненавистный незнакомец, который прибыл в Саг-Харбор трахать мою жену. — Не мудрено — у вас столько студентов. Я брал ваши курсы в Куинс-колледже.

— Когда? — сразу же спросил Я.

— Да уж лет десять с тех пор.

Отлегло: значит, он не может знать, что одна из бордель-ных девок — моя жена.

— А здесь что делаете?

Он помялся, хотя, будь догадливее, вертанул бы вопрос ко мне.

— Так. В гости к соплеменникам намылился, — ответил он ухмыляясь.

Я тут же воспользовался своим преимуществом, уверенный, что он не знал, что я знаю, куда именно, и выпалил напрямик:

— Возьмите меня с собой — потренируюсь в русском. А то, я знаю, язык катастрофически меняется в последнее время. А мой тем временем ржавеет. Вот вы говорите «намылился». Это то же, что и «наладился», да? Мне уже нужен толмач с русского на русский.

Похоже, поставил бывшего студента в довольно затруднительное положение, но мне без разницы. Сама судьба послала его — случайностью эту встречу не объяснишь. Поглядим, как выкрутится. Каким бы запутанным ни был лабиринт, из него всегда есть выход, если только блуждание по лабиринту не предпочтительнее выхода из него. Разве не так? Он мог меня послать куда подальше, но сказалась, по-видимому, прежняя субординация — вот он и пустился в объяснения, отговаривая:

— Не совсем в гости. Скорее на явочную встречу с дружками-приятелями. Нечто среднее между закрытым клубом и бизнес-центром.

— Хаза? — не удержался и продемонстрировал знание воровского арго.

— Пусть будет хаза, — рассмеялся мой бывший студент. — Или хата. «Матрешки» называется.

— «Матрешки»? — переспросил я, и какое-то смутное воспоминание шевельнулось, будто я сам нашел это слово применительно к Лене, еще даже не подозревая о существовании борделя с таким именем.

— «Матрешки». Простенько и со вкусом. А куда еще податься братве? Крутимся, варимся, оговариваем условия контрактов, подписываем документы, делим общак, отстегиваем должки, укрепляем связи. Отпашем свое — потом законный отдых: сауна, бассейн, бар, солярий, бильярд. Плюс массаж: тайский, европейский, общий, классический, эротический.

— Была не была! Тряхну стариной. А массажистки?

— Шикарные. Из тех, что достают. Особенно одна. Главное — надежные. Что в эпоху СПИДа немаловажно. Презервативы — в обязательном порядке. Еженедельный врачебный осмотр, но это скорее так — подстраховка, за все время ни одной инфицированной. Потому что клиентура более-менее постоянная. Новички — только по рекомендации прежних клиентов. Все женатики, никаких связей на стороне. Не считая матрешек. Кстати, вы женаты, Профессор? — спросил он и странно как-то усмехнулся, но я тогда не внял, занятый своей игрой и не предполагая, что со мной тоже ведь могут играть в кошки-мышки. Вот именно — я казался себе котом, а был мышкой. Котом был мой бывший студент, который выпал из моей памяти вместе с остальными, за единственным исключением.

— Женат, — помедлив, сказал я и ужаснулся двусмыслице сюжета.

— Тогда поладили. Могу вас рекомендовать, хоть вы все равно будете среди нас белой вороной, — осклабился мой собеседник.

— А если нагрянет полиция?

— Какая здесь полиция! Во-первых, главный американский идол — прайвиси. Во-вторых, на случай облома всегда можно объяснить, что русские гуляют — день рождения или просто вечеринка, а если кто из гостей и уединился с кем, так хозяйка — не мамочка, гости — не дети. Полиция — тоже люди: можно дать на лапу или пугануть. Ошпарятся — и отлетят. То есть слиняют, — пояснил он. — Все еще желаете полакомиться клубничкой, Профессор?

— Пошли, — нетерпеливо сказал я, боясь опоздать и упустить шанс.

— Прыткий вы, однако.

Вспомнил наконец моего студента и забавную историю, с ним связанную. Единственное, что осталось скрыто за семью печатями моей капризной с возрастом памяти, — имя. Оказалось, не суть важно: как в своей среде, так и в противоположной — правоохранительным органам разных стран — он был известен под псевдонимом, заимствованным у знаменитого киногероя.

Нет, не Джеймс Бонд.

Открыла нам дверь сама мадам, по-русски — бандерша, для своих лет даже красивая: как любят выражаться русские классики, со следами былой красоты на пятидесятилетнем или около того лице. Мы попали в нечто вроде сеней, а уже оттуда хозяйка повела в глубь дома, где я ожидал увидеть понятно кого, не загадывая наперед ни моей, а тем более ее реакции.

Просторная гостиная — большой сосновый стол посередке, вокруг некрашеные скамьи и табуретки. Под избу сработано, стиль рюсс. На стенах — иконы, на стеллажах — разностильные и разнокалиберные матрешки, которые я воспринял как намек на разнообразие отсутствующих пока девичьих экспонатов: в комнате были одни мужики. Мы угодили в разгар какой-то разборки — пока что словесной: вид у всех был малость разгоряченный. Или это на них подействовала водяра? Выпивка была представлена на столе избыточно — бутыли с «Абсолютом» и «Мартелем», зато сугубо русский закусон: бородинский хлеб, семга, блины с икрой, шматами нарезанное сало, холодное мясо, соленые и маринованные грибы, малосольные огурчики, ополовиненные луковицы, из горячего — пельмени. В комнате повис сизый дым — нигде сейчас столько не курят, как в России (разве что в Японии), При нашем появлении разговор смолк, на меня воззрились с недоумением, которое не исчезло после того, как чичероне представил меня. Белая ворона.

— А где настоящие матрешки? — поинтересовался я, пытаясь снять напряжение, и мне было отвечено припевом знаменитой советской песенки сталинских, кажется, времен:

Первым делом, первым делом самолеты, Ну а девушки, а девушки — потом.

Бандерша вручила мне альбом, в котором живые матрешки были представлены в соблазнительных позах, считай — без ничего. В этом разнообразии было однообразие, индивидуальные лица и фигуры сводились к единому любовному знаменателю. Я нервно перелистал альбом, но ее не обнаружил. Вспыхнула безумная надежда, хотя я сам, собственными глазами видел, как она впорхнула в этот вертеп. Бандерша тем временем рассказывала об успехах в бизнесе — помимо лонг-айлендовского дома для утех, у нее в Манхэттене «Russian Vodka Room», а на Волге, откуда родом, совместное с одним техасцем предприятие — теплоход-гостиница с «нумерами» на третьей палубе. Слушал вполслуха. Что, если я опоздал и ее уже кто-то еб…т из новых русских?

В любом случае опоздал, ибо это было вчера и позавчера и позапозавчера, успокоил я себя такой хитроумной констатацией факта.

Она появилась вместе с четырьмя другими матрешками, мало от них отличаясь, — все в пышных юбках с цветастыми подолами, поверх тонких блузок расписные платки. Вперилась было в меня, но тут же отвела взгляд, ничем не выдав. Стиль рюсс ей к лицу — красива, как никогда. Конспирируясь, стал было заигрывать с рослой черноглазницей, но быстро отвалил, обнаружив, что «студент» уже фалует мою милую. Подчиняясь субординации колледжа, тут же мне ее уступил. Изобразил нетерпение, и Лена сама ввела меня в лабиринт.

Заготовленные слова застряли в горле. Дал волю слезам — рыдал как ребенок. Лена утешала, гладила по щеке, целовала и в конце концов распалила. Как блядь она оказалась еще желаннее, чем жена. Набросился на нее, как зверь, а кончив — стыдобища! — на какое-то мгновение вырубился» но это мгновение в добрых полчаса. Как они говорят, родимчик сделался. Сказались бессонница и нервотрепка последних дней. Или это сама природа ввела в меня анестезирующее вещество? Когда врубился обратно, первое, что увидел, сидящую рядом на табурете Лену — одетую, с застывшим взглядом, неподвижную. Наблюдал за ней с полминуты, пока наши взгляды не встретились. Не говоря ни слова, быстро оделся и вышел из комнаты. В гостиной было пусто — одна хозяйка борделя. Я вынул кошель, но она улыбнулась:

— За вас заплачено.

— Кем?

— Не все ли равно. Вы — наш гость.

Мне бы задуматься над неожиданным гостеприимством бандерши, но моя голова и без того трещала от полученной в тот день информации — вот и не смекнул. Думал совсем о другом.

Что, если вся тайна женщины, которая изводит нас, — в отсутствии у нее эрекции и эякуляции, а возможно, и настоящего, как у нас, оргазма? Мужчина в этот момент не может фальшивить, а женщина, эта природная лжица, — сколько угодно! Тем только, собственно, и занята. Что есть эрекция — сила или слабость мужчины? Эрекция, которая возникает не только по любви, но и от импульса памяти, от сновидений, от тряски в автобусе, от давления переполненного мочевого пузыря. И почему Лена-матрешка возбуждает меня еще сильнее, чем Лена-жена? Неожиданностью перевоплощения? Разгадкой тайны?

Какая же это разгадка, когда в одной матрешке сидит другая, в другой третья, в третьей четвертая — несть им числа, и все матрешки — на одно лицо? Точнее, на одну муфту. Да и сама любовная развязка сводит на нет отличия любовных сюжетов одно от другого. Вот это однообразие в множественности и возбуждало меня больше всего. Мнимость перевоплощений: Лена была одна и та же, в каких бы ипостасях ни являлась. Лена-девочка, Лена-балерина, Лена-студентка, Лена-жена, Лена-мать, Лена-блядь. Кто на самом деле? Какая-то несфокусированность восприятия, колебательность представлений, растерянность перед реальностью. Менялось обличье, а физическая и метафизическая сущность оставалась неизменной: Лена-тайна, Лена-матрешка.

Солнце садилось, когда, не дождавшись ее, поплелся к машине. На ветровом стекле квитанция штрафа — за просроченное время. Квитанцию разорвал и веером пустил в воду, обманув утиную флотилию, которая тут же направилась в мою сторону, но, раскусив подлог, на полпути поворотила обратно. Положил голову на руль, и сколько прошло времени до того, как я ее поднял и включил зажигание, не знаю — может, несколько секунд, может, целый час. Вырулил со стоянки, дал полный газ и вылетел на красный свет — чудом не сбил велосипедиста. Промчал мимо «Матрешек», засек боковым зрением нашу «тойотушку», припаркованную у кладбища. Рванул в сторону хайвэя и врезался на выезде в какого-то зазевавшегося латиноса — помял бампер, разбил подфарник. La rasa! Легко отделался. Меа culpa — не дожидаясь полиции, вручил ему сотник на ремонт. Дальше катил осторожно, медленно, да и куда теперь спешить?

Лена была дома. На выяснение отношений сил у меня не было — отложил до лучших времен. Странное было ощущение, что она сама порывается мне что-то сказать, но я разделся, лег и мгновенно заснул. Спал, как ни странно, хорошо — первая за последние недели ночь без кошмаров. Больше меня не расстреливали во сне как наяву. Реальность превзошла все гипотезы и фантазии, воображение бездействовало, я успокоился. Во многом знании много печали, но не тревоги. Бестревожное знание — это покорность судьбе.

Лена разбудила меня в пять утра:

— Только не спорь и не спрашивай. Я уже собрала все вещи. Танюша готова. Позавтракаешь в пути. Все «хвосты» — по телефону.

Спросонья я ничего не понимал.

— К чему такая спешка?

— Потом будет поздно. Они уже все знают. Высчитать тебя как моего мужа смог бы даже еж, а у них госбезопасность поставлена, как когда-то в стране, откуда они родом.

— Бандерша?

— Бандерша — подставное лицо. Как раз она не в курсе. Ей просто отстегивают приварок. Настоящий padrone — Тарзан.

— Тарзан?

— Ну да. Это его кликуха. Когда на него находит, он становится дикий, как Тарзан. В темных очках. Тот человек, что привез тебя к нам.

Меня резануло это «к нам».

— Не привез, а привел. Я его заставил. Твой Тарзан— мой бывший студент.

— Знаю.

— Откуда?

— Тарзан мне сказал.

— Он знает, что я твой муж?

— Конечно. Потому и привел. Любит пикантные ситуации. Тут только до меня дошло, что в Саг-Харборе он ломал со мной комедию.

— Ты с ним спала?

— Какое это имеет значение?

— Для тебя — никакого! — рассердился я. В самом деле, почему он меня должен интересовать больше, чем другие ее клиенты?

— Спала. Больше никем Тарзан не интересуется. — И усмехнулась: — Однолюб. Прикипел душой и телом.

— Я так понял, что он женат.

— Номинально. Семья у него в Ницце. К жене относится как к матери своих сыновей.

— А как он относится к тому, что ты спишь с кем попадя?

— Плохо. Предлагал развестись с тобой, уйти из «Матрешек» и стать его личной гёрл.

— А ты?

— Дала ему отлуп.

Как ни странно, эта извращенная форма верности мужу меня немного успокоила.

— Ты вчера сбежала?

— Сбежать от них невозможно. Такое только в детстве возможно — убежала однажды от приемных родителей, после того как «папаша» стал подваливать. А вчера просто отпросилась у бандерши, сказавшись больной: клиент, мол, попался чересчур активный, настоящий садюга. Это про тебя.

— Ты уверена, что они догадались?

— Знаю точно.

— И тем не менее Отпустили?

—Да.

Не стал больше пытать про Тарзана, да и так ясно: их связывают особые отношения, добром он ее не отпустит.

К вечеру, отмахав с полтысячи миль, мы уже были в Фанди. Поставили палатку, небо в алмазах, океан в ушах и ноздрях, Танюша на седьмом небе, заснула мгновенно.

Погони не заметил, хоть и поколесил по городу, прежде чем выкатил на хайвэй. Время от времени поглядывал в зеркальце, не сели ли нам на «хвост».

В первую же ночь моя матрешка раскололась, и одновременно с другими чувствами я испытал облегчение — конец проклятой неизвестности. На следующий день Лена исчезла.