Неожиданно мне вспомнилось давнее замечание одного мужчины, которое он как-то высказал, размышляя о том, как странно устроен человеческий род. Ему показался достойным удивления тот факт, что, изучая друг друга со времен Адама, два пола по-прежнему не в состоянии понять друг друга. Возможно, подумала я, эта горькая полуправда частично объясняется склонностью одного пола проецировать на другой свои собственные ожидания. В мире, где преподавание и написание книг является прерогативой мужчин, это может служить частичным объяснением длительной нехватки понимания проблем женщин. Дело не в том, что женщинам не уделяют внимания, а в том, что сделанные допущения ложны, однако сами женщины наравне с мужчинами готовы их принять. Источники этих предположений могут быть различными.
Психоанализ открыл нам доступ к бессознательному и к мотивам, лежащим в основе наших действий. Это вселило в нас оптимистическую уверенность, что мы смогли углубить понимание противоположного пола и приблизились к взаимному самопознанию. Это предположение оказалось преждевременным. В поисках света в конце этого тоннеля мы еще не прошли и половины пути.
Фрейд — автор всех этих бесценных открытий — хоть и был гением, но, будучи мужчиной, не вполне мог передать понимание всех сложностей либидинального развития обоих полов. Он провозгласил эдипов комплекс, основанный на мужской модели, краеугольным камнем нормального либидинального развития. Согласно Фрейду, этот комплекс имеет место на фаллической стадии, в возрасте между тремя и пятью годами. В его основе лежат два желания: желание обладать родителем противоположного пола и желание смерти родителя своего пола, что позволит мальчику в дальнейшем обладать своей матерью. Ребенок боится возмездия со стороны отца за свои смертоносные желания: кастрация кажется ему неотвратимым последствием. Единственный удовлетворительный способ справиться с кастрационной тревогой — это отказ от инцестуозного объекта. Таким образом эдипов комплекс разрешается, и мальчик вступает в латентный период. Эта классическая теория все еще широко используется в практике по отношению не только к нормальной сексуальности, но также для понимания ее первертных проявлений.
У этой теории два основных фокуса: во-первых, фаллос как генитальный орган и, во-вторых, положение ребенка в триангулярных отношениях, где он поначалу пытается завоевать мать, но потом вынужден смириться с местом вне родительского союза. Поначалу все это относилось к либидинальному развитию мальчиков, но вскоре было перенесено и на развитие девочек. «Аналогичная» ситуация у девочек рассматривалась с возникновением «зависти к пенису». Девочка входит в эдипов комплекс под влиянием комплекса кастрации. Она не только меняет свой сексуальный объект с матери на отца, но также и свое желание иметь пенис, который ей не дала мать, на желание иметь ребенка от отца. Образуется символическое уравнивание пениса и ребенка.
Для самого Фрейда женская сексуальность оставалась «загадкой». Он попросил своих коллег-женщин пролить свет на их собственную сексуальность, так как, по его мнению, у них было преимущество в этом вопросе: в переносе их пациентов они подходили на роль «заменителя матери». Эта просьба сама по себе была необычной, поскольку, как заметил Шафер, «…он [Фрейд] традиционно недооценивал принципиально андрогинную роль психоаналитика в переносе… Мало что указывает на то, что Фрейд обратил внимание или был поражен фактом материнского переноса на аналитика-мужчину и материнским контрпереносом со стороны аналитика-мужчины» (Schafer 1974, р. 477[2]). И далее:
«Фрейд не был готов углубиться в чувства матерей… он в сущности не проявлял устойчивого интереса к их субъективным переживаниям, за исключением негативных чувств по поводу их женственности и ценности, а также компенсаторного стремления быть любимыми и оплодотворенными, особенно своими сыновьями… Кажется, он понимал отца и видел кастрата как в самом себе, так и в других мужчинах, но не смог понять мать и женщину» (Ibid., р. 482).
Ответ коллег-женщин Фрейда был ошеломляющим. Многие женщины-психоаналитики решились выступить с новыми идеями, оригинальными и глубокими, соглашаясь или не соглашаясь с постулатами Фрейда. Очень жаль, однако, что их идеи были услышаны не как голоса женщин в защиту своих прав, а как выражение их несогласия. Одной из первых высказалась Хорни, которая в работе «О происхождении кастрационного комплекса у женщин» заявила: «…утверждение, что половина человечества недовольна своей половой принадлежностью и может преодолеть это недовольство только в особо благоприятных условиях, представляется совершенно неудовлетворительным, и не только с точки зрения женского нарциссизма, но и биологической науки» (Homey 1924, р. 38; Хорни 1993, стр.6).
Подтверждением того, что женщины-психоаналитики внесли важный вклад, является множество опубликованных статей и книг, среди которых Ривьер (Riviere 1929; Ривьер 2014), Брайерли (Brierley 1932, 1936) и Пейн (Payne 1935). В это же время Дойч (Deutsch 1925, 1930; Дойч 2013) и Лампль де Гроот (Lampl de Groot 1928, 1933; Лампль де Гроот 2012), а позже Мак Брюнсвик (Brunswick 1940; Мак Брюнсвик 2013) — все женщины-психоаналитики — признали значимость доэдиповой матери и отмечали, что Фрейд не смог уделить должное внимание очевидному влиянию на своего ребенка архаичной, могущественной, контролирующей матери (см. Barglow & Schaefer 1970).
В свою очередь, Хорни (Horney 1924, 1926, 1932, 1933; Хорни 1993), Мюллер (Muller 1932) и Барнетт (Barnett 1966) писали о том, что маленькая девочка переживает вагинальные ощущения и импульсы, что позволяет ей чувствовать себя женщиной с самого начала, а не просто рассматривали отсутствие у нее пениса. Опираясь на свой клинический опыт с взрослыми женщинами, Гринакр (Greenacre 1950) пришла к выводу, что осознание вагины происходит у женщин задолго до пубертата.
Эти женщины-психоаналитики дали нам важные открытия в отношении женского тела и его символизации во внутреннем мире женщины. Можно сказать, что они разработали альтернативную теоретическую систему. Но все напрасно. Мир идей психоанализа к тому времени принадлежал мужчинам: примат фаллоса получил неограниченное, неоспоримое и бесспорное принятие. Казалось, работы этих женщин никак не повлияли на классический психоанализ, даже несмотря на то, что их теории, созданные на своем поле, были намного более сложными и оригинальными, чем предложенные мужчинами. В рамках психоаналитического движения эти идеи появлялись в малоизвестных работах, которые не привлекли особого внимания. Более того, предполагалось, что женщины-психоаналитики будут заниматься практикой, выступая в качестве «заменителя матери» и источника утешения и заботы, но не будут выдвигать новые теории. В то время как пенис почитается анатомической реальностью, термин «фаллос» используется как символ, означающий власть. Таковым было доминирование мужчин в мире идей и философии. Превосходящая власть фаллоса считалась само собой разумеющейся. Теории, разработанные женщинами, были возвращены к жизни только в последние два десятилетия, и это произошло в основном благодаря давлению со стороны женского движения, а не со стороны мира психоанализа. Раньше женщины были вынуждены слушать и неохотно соглашаться с теориями профессионалов-мужчин. Некоторые до сих пор ссылаются на разногласия в области женской сексуальности между Фрейдом (Freud 1905, 1931, 1933; Фрейд 2006, 2015, 1989) и Джонсом (Jones 1927), в то время как идеи их современниц не принимают во внимание или относятся к ним со снисходительным безразличием.
Относительное положение двух полов в обществе сильно разнится, как убедительно показано Эриксоном: «Женщина на протяжении всей истории (по крайней мере в эпоху патриархата) соглашалась на роли, позволяющие эксплуатировать заложенный в ней мазохизм: она соглашалась на замкнутую и неподвижную жизнь, позволяла порабощать себя и превращать в инфантильное существо. Ею торговали, ее эксплуатировали, в лучшем случае она получала взамен то, что мы в психологии называем "вторичной выгодой", — возможность косвенно на что-то влиять» (Erikson 1968, р. 284; Эриксон 1996, стр.298-299). А Шафер выразил это так: «…человеческая сексуальность — это на самом деле психосексуальность… Психосексуальность это ментальная сексуальность, что значит сексуальность смыслов и личностных отношений, которые развились и были организованы вокруг реальных или вымышленных переживаний и ситуаций в социальном мире… Подобная установка на исключительно детородную генитальность объясняет некоторые изъяны в понимании Фрейдом женской психологии…» (Schafer 1974, р. 472-473, курсив автора).
Только в последние пятнадцать лет в нашей профессиональной сфере увидели свет и были приняты всерьез важные теории женской сексуальности и перверсий, сформулированные такими коллегами-женщинами, как Шассге-Смиржель (Chasseguet-Smirgel 1985а, 1985b) и МакДугалл (McDougall 1986; МакДугалл 2002). Они оказали огромное положительное влияние как на теорию, так и на практику.
В традиции психоанализа, т. е. в теории Фрейда, мужские перверсии считаются результатом неразрешенного эдипова комплекса, в котором кастрационная тревога является главной и основной составляющей. Когда такой мужчина достигает зрелости, он не в состоянии достичь примата генитальной зоны с человеком противоположного пола, так как в его бессознательном все еще находится образ матери и он ужасно боится быть кастрированным своим отцом. И тогда он отрицает разницу полов и создает фаллическую мать.
Традиционная теория с ее «навязанным параллелизмом» между мальчиками и девочками была опровергнута исследователями благодаря систематическому изучению данных наблюдений за материнско-детскими отношениями и в связи с признанием важности для обоих полов периода привязанности к матери в так называемый доэдипов период. В настоящий момент считается, что в этот период закладываются основы психопатологии мужских перверсий, психогенез которых во многом связан с сильным страхом быть либо брошенными, либо соблазненными матерью. Однако существование женских перверсий по-прежнему не признано, несмотря на установленный факт, что мужские перверсии часто являются результатом нарушений материнского отношения в раннем возрасте. Почему так трудно осмысливать представление о первертном материнстве и других разновидностях женского первертного поведения в качестве отдельной, абсолютно иной психопатологии, которая берет начало в женском теле и связана с заложенными в нем врожденными признаками? В свете мужских теорий стало довольно трудно понять некоторые особенности женского поведения, включая и женские перверсии, иногда до такой степени, что свидетельства существования женских перверсий вовсе отрицаются. Возможно, причина, по которой опыту женщин, описанному в последующих главах, очень редко придавалось значение, заключается в том, что существует давняя традиция считать женское сексуальное развитие аналогичным мужскому — то, что считалось нормой для мужчин, считалось таковым и для женщин.
Эта книга представляет собой исследование неизведанной области женских перверсий, основанное на двадцати годах клинической работы с пациентками. Прежде чем мы перейдем к подробному обсуждению, необходимо отметить, что существует разница между обыденным и профессиональным использованием термина «перверсия». В то время как в обыденной речи это слово является неодобрительным и содержит моральную оценку, в психоанализе оно всего лишь означает нарушение сексуальной составляющей в развитии личности (для сравнения, термин «девиация», часто используемый вместо термина «перверсия», содержит в своем значении компонент статистического отклонения от нормы; он описывает действие, которое обычно не совершается в определенных обстоятельствах в данной социальной среде). Хочу подчеркнуть, что я использую термин «перверсия» в психоаналитическом значении. В этом заключается огромное отличие от обычных невротических или психотических нарушений, и поэтому я настаиваю на употреблении термина «перверсия», так как он указывает на существование некоторых специфических и характерных черт. Однако Сторр (Storr 1964), как и другие авторитетные авторы, предпочитает использовать термин «девиация», говоря о перверсии. Он пишет: «Это навязчивое замещение гетеросексуального коитуса чем-то другим в обстоятельствах, где подобный контакт был бы возможным, и это в основном характеризует поведение, которое мы определяем как сексуальную девиацию» (Ibid., р. 13, курсив Э. У.).
Перверсия — это «любая форма взрослого сексуального поведения, где гетеросексуальный половой контакт не является желаемой целью», как это просто формулирует Райкрофт (Rycroft 1968, р. 116; Райкрофт 1995, стр.65). Определение перверсии незначительно отличается у разных авторов. Для А. Роузена (Rosen 1979а, р. 32) перверсия всегда предполагает сексуальную разрядку, приводящую к генитальному оргазму, в то время как Лапланш и Понталис смотрят шире: они рассматривают перверсию как «совокупность форм психосексуального поведения, которое сопровождает подобные аномалии при получении сексуального удовлетворения» (Laplanche & Pontalis 1973, р. 306; Лапланш, Понталис 2010, стр.373). Все эти определения подходят для мужчин. Но их практически невозможно применить к женщинам, поскольку они иногда используют функцию «гетеросексуального коитуса» (или имеют первертную цель). Хорошо известно, что определение «истинной сексуальной перверсии» должно обязательно включать участие тела. Другими словами, одних фантазий о причудливых или первертных действиях недостаточно, чтобы попасть в разряд перверсий. «Телесный барьер» означает, что человек обязательно должен задействовать тело для совершения первертных действий. Однако я полагаю, что при определении перверсии слово «тело» неверно рассматривали исключительно через мужскую анатомию и физиологию, точнее говоря, связывали это с пенисом и генитальным оргазмом. Иначе как же мы могли упустить, что тело женщины полностью подчиняется реализации заложенных репродуктивных влечений, сопровождаемых порой чрезвычайными первертными фантазиями и последствия которых материализуются в ее теле?
Поскольку мужчины считают перверсию способом справиться со страхом потери пениса, к женщинам понятие перверсии стало неприменимо. Следуя этой логике, если у женщин нет пениса, их эдипов комплекс и кастрационная тревога должны выражаться иначе. Поэтому распространенное мнение, что «у женщин не может быть сексуальных перверсий, так как у них нет пениса», редко подвергалось сомнению. Фрейд предположил, что маленькие девочки разрешают свой эдипов комплекс, представляя, что у них внутри есть дети от отца. Развивая его идеи, мы могли бы заявить, что «у женщин не может быть перверсий, так как у них могут быть дети».
Центром моего внимания при описании перверсии будет понимание первертного индивида. Мы рассмотрим основные этапы психологического развития, и я выскажу предположения, как они могут быть связаны с формой и содержанием первертных действий. В то же время мы должны помнить, что у обоих полов перверсия включает в себя сильное расщепление между генитальной сексуальностью, как жизненной или любовной силой, и тем, что лишь кажется относящимся к сексуальности, но по сути имеющим отношение к более примитивным стадиям, где все пронизано прегенитальностыо.
В случае мужских перверсий это глубокое расщепление проходит между тем, что индивид ощущает как свою физиологическую зрелость, и психическим представлением о собственном теле, в котором он видит себя разъяренным и отчаявшимся ребенком. По этой причине, хоть он и реагирует на физическом уровне генитальным оргазмом, фантазии его остаются на доэдиповых стадиях.
Позже, когда он становится совсем взрослым, он готов к осуществлению мести. Он не осознает своей ненависти. Обычно он действительно не понимает, «что на него нашло» или почему он делает «эти вещи», которые не приносят ему никакого удовольствия помимо кратковременных периодов относительного спокойствия, но длящиеся достаточно долго, чтобы почувствовать освобождение от нарастающей тревоги. Он не знает, почему определенные, порой причудливые действия, которые, как он знает, являются чем-то неправильным, приносят ему облегчение. Это тем более странно для него самого, так как он знает, что есть множество альтернатив, очевидно приносящих больше удовлетворения и являющихся социально приемлемыми. Он может только болезненно осознавать навязчивое побуждение повторять определенное действие, совершенно не замечая стоящей за этим враждебности. Более того, знание о том, кого он ненавидит и кому хочет отомстить, остается глубоко бессознательным.
До сих пор все сказанное относилось к обоим полам, однако теперь я должна ввести некоторые различия, чтобы показать, что происходит с женщинами. До сих пор никто не ставил точный диагноз при подобных нарушениях у женщин, как будто из опасения достичь более глубокого понимания, возможно потому, что, как я предполагаю, было принято считать, что женщины неспособны совершать первертные действия.
Как клинический специалист я заметила, что основное различие между первертными действиями у мужчин и у женщин касается цели этих действий. В то время как у мужчин действие направлено на внешний частичный объект, у женщин оно направлено обычно на себя: либо на своё тело, либо на объекты, которые воспринимаются как собственное творение — на своих детей. В обоих случаях и тело, и дети используются как частичные объекты.
В целях корректности и для привлечения внимания я буду использовать «непривычное» местоимение «она», когда речь будет идти о чувствах или поведении, которые могут относиться к обоим полам.
Первертная женщина не думает, что ей можно получать удовольствие, чувствуя себя отдельным человеком с собственной идентичностью. Другими словами, она не испытала свободы быть самой собой. В результате у нее появляется глубокое убеждение, что она является не полноценным существом, а лишь частичным объектом своей матери, каким она себя и чувствовала рядом с матерью в раннем детстве. Очень рано она почувствовала себя ненужной, нежеланной, пренебрегаемой или, наоборот, очень важной, но практически нераздельной частью жизни своих родителей (обычно матери). В последнем случае она будет чувствовать себя парализованной от «чрезмерной опеки» (что, по сути, означает полное отсутствие опеки). И то и другое порождает сильное чувство небезопасности и уязвимости, а также вызывает сильную ненависть к тому, кто явился их причиной и был для нее самым важным человеком в детстве — к своей матери.
Такие люди меняют роль жертвы на роль гонителя. В своих поступках они становятся преследователями, которые издевались и унижали их ранее. Они обращаются со своими жертвами так, как им казалось обращались с ними: как с частичными объектами, которые должны удовлетворять их прихоти и причудливые ожидания. Такое очевидное сексуальное отыгрывание является маниакальной защитой от жуткого страха, связанного с угрозой потери матери и собственной идентичности.
Главной особенностью перверсии является то, что на символическом уровне женщина при помощи первертных действий пытается побороть громадный страх потери матери. Будучи ребенком, она не чувствовала себя в безопасности со своей матерью, напротив, будучи беззащитной, она воспринимала мать как очень опасную. Следовательно, глубинная мотивация перверсии является враждебной и садистической. Этот бессознательный механизм характеризует первертную психику.
Мои выводы целиком базируются на моем собственном клиническом опыте. Но теперь, когда я достигла некоторого понимания женских перверсий и причин их возникновения — не в последнюю очередь неадекватного материнства, мне стало очевидно, что некоторые трудности в принятия этого положения проистекают из особенностей социальной среды. Я не собираюсь писать о социальной истории, но трудно проигнорировать тот факт, что в настоящее время мы сталкиваемся с серьезными противоречиями во взглядах на женщину, на ее эмоциональные нужды и биолого-репродуктивные функции.
Например, я хорошо помню, как в шестидесятые годы теория Лэйнга о «шизофреногенной» матери (Laing 1961; Лэйнг 2002) была неправильно интерпретирована и использована как профессионалами, так и непрофессионалами для обвинения таких женщин. Согласно этой теории такие матери посылали противоречивые послания своим детям, которые Бейтсон ранее назвал «двойными посланиями» (Bateson 1956; Бейтсон 1993). В результате в головах детей возникала путаница, им казалось, что их матери не позволяли им узнать, что правда, а что нет. Так закладывались основы психотической организации их психики. В то время и профессионалы, и обыватели считали, что «понимание» шизофренических пациентов стало доступным до такой степени, что они стали считать себя «пророками нового мира». А что же матери? Они стали автоматически считаться виновными в нарушениях своих детей. Им не досталось ни настоящего сочувствия, ни понимания: их следовало «осуждать» за «плохое» поведение. И лишь немногие люди из неклинической сферы понимали, что у этих матерей в свое время был не менее травмирующий опыт, который отчасти и привел к такому «двойному» отношению к собственным детям. Они сами были жертвами и, в свою очередь, сделали жертвами других.
И, опять же, в шестидесятых мы не хотели признавать, что же в действительности происходило с «детьми, подвергшимися жестокому обращению». Никто, даже опытные врачи, не могли поверить в то, что повреждения этим детям наносили их собственные матери. Никто не мог понять, что эти женщины были матерями: «женщины» казались способными совершить подобные действия, но не «матери». Конечно же, прежде всего они были дочерями и женщинами, из которых некоторые по чистой случайности стали матерями. Невозможность точно диагностировать таких женщин, я полагаю, отчасти проистекала из общественной тенденции возвеличивать материнство и нежелании признавать, что у материнства могут быть и негативные аспекты.
Спустя два десятилетия мы сходным образом не можем принять возможность существования материнского инцеста. Все с готовностью признают инцест со стороны отца, который, насколько нам известно, больше распространен, но не со стороны матери. Никто не верит, что такое бывает, — иногда даже к досаде самих матерей.
Чтобы понять проблемы перверсии и материнства, которые являются центральной темой этой книги, мы должны освободиться от некоторых убеждений — профессиональных и социально обусловленных, о которых я уже упомянула, и вернуться к истокам. Мы должны начать с женского тела и присущих ему качеств. И тогда окажется совсем неудивительным то, что женская психопатология совершенно непохожа на мужскую.
Фокусом моих исследований женской психопатологии будет этот более примитивный уровень либидинального развития. Первертный человек был с самых ранних лет лишен возможности достичь сексуальной эмоциональной зрелости (т. е. генитальной сексуальности) и, следовательно, сталкивается с трудностями при построении удовлетворительных гетеросексуальных отношений. Этот факт является решающим в понимании перверсий. Я наблюдала в ходе терапии, а также в переносе, который возникает у этой группы пациентов, какое важное для них значение имеют очень ранние отношения с матерью. На этой стадии отец играет второстепенную роль. Как я покажу далее, такое положение дел меняется в дальнейшем, особенно в юности.
Я буду придерживаться теории объектных отношений, разработанной Кляйн и другими, в которой подчеркивается особая важность первых месяцев жизни и детско-материнских отношений, и то, как защитные механизмы, используемые ребенком в это время, сохраняются на протяжении жизни и играют решающую роль в эмоциональном и либидинальном развитии.
Рассматривая женскую сексуальность, я придерживаюсь взглядов Джонса (Jones 1927), Кляйн (Klein 1928, 1932, 1933, 1935; Кляйн 2008), Хорни (Horney 1924, 1926,1932,1933; Хорни 1993) и других исследователей, которые не только ставили под сомнение первичность зависти к пенису у маленькой девочки, но также утверждали существование у нее раннего бессознательного знания о вагине. Кляйн связывала это с чрезвычайно ранним эдиповым развитием. Ее теории сосредоточены вокруг сильной зависти маленькой девочки к репродуктивным функциям ее матери. Это порождает в ней серьезную враждебность по отношению к матери и способствует развитию фантазий о вторжении в материнское тело с целью разграбления его содержимого. Используя проективные механизмы, она надеется, что мать в свою очередь отнимет у нее ее собственную способность к деторождению. Я наблюдала работу этих психических механизмов у женщин, с которыми работала, и я полагаю, они являются эквивалентом кастрационной тревоги мальчиков.
Девочки, как и мальчики, в детстве могут оказаться в обстоятельствах, которые во взрослом возрасте приведут их к первертным установкам или перверсиям. Но женщины, когда они станут матерями, могут совершать первертные действия по отношению к своим детям.
Структура следующих глав была определена с учетом этих общих соображений. Глава 2 сосредоточена вокруг идеи о том, что качественные характеристики тел самих женщин и их потомства являются основополагающими в женской психологии. Ключевым моментом является то, что женское тело особым образом устроено для рождения и вскармливания детей. В этой главе также подчеркнуто, что женские репродуктивные органы имеют более обширную локализацию, чем мужские. М. Пайнс пишет об этом:
«Сравнивая тела мальчиков и девочек, Дойч обращает внимание на то, что благодаря постоянной стимуляции пенис обнаруживается довольно рано и становится эрогенной зоной до того, как сможет выполнять свои биологические функции… Из-за того, что клитор является неполноценным сексуальным органом, он не может привлечь к себе так же много либидо, как и пенис. Вследствие "меньшей тирании" клитора женщина на протяжении всей жизни может оставаться более инфантильной, и для нее все тело целиком может оставаться сексуальным органом» (Pines 1969, р. 5, курсив Э. У.).
Хотя это и устаревшие идеи, в которых упор делается на зависти к пенису и чувстве неполноценности у женщины в процессе ее сексуального развития, но даже в них женское тело целиком признается в качестве сексуального органа.
Мы знаем, что женщины зачастую ведут себя так, как будто их тела являются сексуальным органом. Патологические случаи включают в себя широкий спектр повреждений, причиняемых женщинами своим телам, что можно рассматривать как перверсию: например, анорексия, булимия и самоповреждения. Хорошо известно, что подобные нарушения чаще встречаются у женщин, чем у мужчин. Они сопровождаются нарушениями менструального цикла, что может указывать на неразрешенные проблемы, которые имеются у этих женщин не только в связи с образом тела, но также в связи с принятием его сексуальности и биологических функций.
В Главе 3 эта мысль получает развитие, внимание обращено на власть материнской утробы. Ее власть не уступает фаллосу, но выражается по-другому. Материнско-детские отношения достигают своего пика с биологической и психологической точек зрения тогда, когда к моменту пробуждения ребенка от голода, грудь матери наполняется молоком. Две половинки совпали, и мир блаженства открывается перед ними. Конечно, учитывая принцип реальности, мы знаем, что два человека никогда не смогут прожить эти моменты абсолютно одинаково. Мы можем пытаться воспроизвести эту утопию, но чем старше мы становимся, тем лучше понимаем, что наши ожидания неизбежно натолкнутся на ограничения. Однако некоторые люди так и не смогли принять принцип реальности, потому что, будучи детьми, они пережили слишком много фрустраций и травмирующих ситуаций. Они все еще продолжают искать обещанный рай, встречая множество опасностей на своем пути. Это лишь начало того, что разворачивается в мире фантазий перверта. Однако мы понимаем, что в целом все гораздо сложнее, когда сталкиваемся с преобладающим элементом садистической мести, так точно названным Столлером «эротической формой ненависти» (Stoller 1975; Столлер 2016, в печати).
Из этой мысли рождается Глава 4 о материнстве и сексуальной перверсии, и она может рассматриваться как центральная глава книги. В этом качестве она говорит сама за себя.
В последующих главах речь пойдет о причинах и последствиях патологических состояний, описанных в Главе 4. К ним относятся материнский и отцовский инцест (Глава 5) и его наиболее распространенные последствия, а также проституция (Глава 7). В них также рассматриваются проблемы мужчин, обращающихся к проституткам, а также отношения между клиентом и проституткой (Глава 6). Все это очень непростые темы, которые до недавнего времени находились под строжайшим социальным запретом, но они имеют непосредственное отношение к основной теме. Сделанные мною выводы, как, впрочем, и сама книга, являются результатом моей клинической работы и ее осмысления.
Если эти гипотезы могут внести какой-то вклад в профессиональное понимание проблем женщин, то это только благодаря тому материалу, который предоставили сами женщины, по тем или иным причинам ставшие моими пациентками. Кто-то может подумать, что клинические виньетки, предложенные здесь, представляют собой единичные или особые случаи женщин, оказавшихся в бедственном положении. Отчасти это так и есть. Однако схожие проблемы переживает множество женщин, не решившихся открыто заявить в присутствии мужчин о своих трудностях. Они предпочитают оставаться наедине со своими мыслями, чтобы избежать отвержения и непонимания. Мне бы хотелось, чтобы те опасные ситуации, в которых оказываются эти женщины и за которые они чувствуют свою вину, стали известны и осознавались как таковые. Я не пишу об их лечении. Это отдельная тема, которая заслуживает особого внимания в будущем, но я надеюсь, что мои размышления положат начало новому подходу к диагностике.
Написание этой книги о женских сексуальных перверсиях стало для меня очень важным делом с профессиональной точки зрения, поскольку, занимаясь клинической практикой, я многое узнала о женщинах, их нуждах и о различных аспектах их сексуальности. Женщины приходят ко мне с эмоциональными трудностями, связь которых с сексуальностью не всегда выявляется сразу, но, как правило, обнаруживается при более глубоком исследовании. Хотя благодаря мировым феминистским течениям женщин стали понимать лучше, большинство из них все же не решается говорить о проблемах в области сексуальности, опасаясь быть неправильно понятыми. Этот страх частично объясняется их собственным смущением и стыдом, а частично — все еще значительными пробелами в знаниях в данной области.
Я пишу лишь о тех проблемах женщин, которые мне известны. Они связаны не только напрямую с сексуальностью, но и с фрустрацией, незащищенностью и одиночеством. Порой мои пациентки так тщательно скрывали эти мучительные конфликты, что на протяжении долгого времени вовсе не получали поддержки, не говоря уж о профессиональной помощи. Иногда они пытались компенсировать беспомощность при помощи различных действий, которые лишь повергали их в пучину стыда.
Женщины, с которыми я работаю, попадают ко мне по разным причинам. Некоторых направляют ко мне в связи с сексуальными проблемами. Другие сами ищут профессиональную помощь в связи с различными конфликтами в их жизни, а третьи обращаются с трудностями в личных отношениях. Консультативные службы направляют пациентов, имеющих проблемы с законом. Некоторые женщины вежливо отказываются признать необходимость в помощи, что часто свидетельствует об их заниженной самооценке и приводит к тому, что они продолжают настаивать на том, что их не нужно воспринимать всерьез. Однако поскольку они попали ко мне, многие из них определенное время проходили интенсивную психотерапию, во время которой вскрылись проблемы, которые я постараюсь описать.
Большинство женщин, с которыми я работаю, не являются явно психотичными и не страдают от полной дезинтеграции Эго. Их можно назвать пограничными личностями, которые страдают нарциссическим расстройством разной степени тяжести. Некоторым удалось сделать профессиональную карьеру, выстроить взаимоотношения, которые их тем не менее не удовлетворяют. Другие же оказались способны лишь на неустойчивое существование во внешнем мире.
Мой опыт изучения женщин обогатился благодаря работе в качестве групп-аналитика в некоторых группах занятых профессиональной карьерой женщин в Европе, которые гораздо меньше нуждаются в помощи, чем мои пациентки в Лондоне. Цель участия в группе — лучше узнать себя и таким образом сделать свою жизнь счастливее. К тому же они хотят понять, как это — быть в группе, состоящей из одних женщин. Это является смелым и, я думаю, успешным проектом. В этих группах возникает исключительная степень близости и доверия. То, как эти женщины выражают свои чувства и описывают проблемы, идентифицируясь с другими женщинами или противопоставляя себя им, значительно отличается от того, как они общаются, находясь в смешанных компаниях. Иногда группа обеспечивает возможность контейнирования секретов, травм, стыда, разочарования. А иногда женщины в группе могут свободно говорить о своих успехах, достижениях и чувстве удовлетворенности в личной и профессиональной жизни, не боясь спровоцировать зависть других женщин — напоминание о зависти их матерей.
Эта книга частично является результатом моих изысканий, сделанных в этих группах, касающихся проблем, с которыми «женщины с тяжелыми расстройствами» обращаются ко мне за помощью и которые в определенной степени известны многим другим женщинам. Часто не удается выделить какие-то особенные проблемы, с которыми женщины сталкиваются в процессе самопознания, — проблемы, которые усугубляются разнообразными и множественными требованиями, предъявляемыми к их важной роли близкого человека — не только женщины, но и матери. Понимание своей женственности, независимой от материнства, является для многих женщин недоступной роскошью, возможно потому, что женская психика и тело устроены гораздо сложнее, чем у мужчин.
Опыт, полученный в этих женских группах, убедил меня в том, что не все можно объяснить исключительно биологическими или психологическими причинами. Социальные структуры и культурная среда также играют свою роль. Вслед за Хоппером (Hopper 1985) я призываю к последовательному применению социологических наработок, т. е. внутрипсихические феномены должны рассматриваться на протяжении достаточно долгих временных периодов и с полным учетом социально-психологических аспектов. Необходимо рассмотреть как минимум три поколения с учетом разнообразных социальных и культурных явлений, которые делают материнство основным доступным для женщин источником власти и контроля. В моей области невозможно достичь полного понимания психопатологического поведения, берущего начало в материнско-детских отношениях, если не знать события, которые имели место в ранней жизни матерей и бабушек по материнской линии.
Материнская функция дает некоторым женщинам возможность реализовывать «первертное» отношение к своим детям, используя их в качестве продолжения своего тела для удовлетворения собственных бессознательных нужд. Эти феномены являются результатом смешения психологических, физиологических, биологических, социальных, исторических и культурных факторов. Однако такие общие рассуждения помешали нам полностью признать существование первертного поведения у женщин. Мы все стали участниками молчаливого сговора в системе, в которой нельзя ничего изменить до тех пор, пока существование такого поведения не будет признано. Это и помешало нам лучше понять трудности некоторых женщин.
Я предлагаю свои идеи с осторожностью. Я не проводила исследования и еще в меньшей степени строила теории. Я просто обратила внимание на очевидные факты в своей клинической практике. Они показались мне удивительными в свете существующих теорий о перверсии, особенно в отношении женщин, и я почувствовала необходимость описать и упорядочить свои наблюдения, а затем придать им смысл. В результате получилась эта книга. Несмотря на приверженность личным наблюдениям, я осознаю, что не являюсь единственным специалистом в этой сфере, и надеюсь, что мои комментарии отражают это понимание. Я также осознаю, что мой клинический материал и наблюдения могут быть спорными и, следовательно, по той или иной причине, могут быть встречены с непониманием или неодобрением. Это болезненно, но, вероятно, неизбежно с таким особенным типом психопатологии, который только начинает изучаться. Мне бы хотелось избежать ненужных споров настолько, насколько это возможно. И все же, так как я несу ответственность в первую очередь перед своими пациентами, я должна отдать должное тому, чему они меня научили, и постараться научить других, как распознавать и по необходимости избегать тех проблем, которые они имели смелость раскрыть мне.
Оборотная сторона материнства, или «первертное материнство», будет рассмотрено не только в том виде, в каком оно встречается в реальной жизни, но также в некоторых из его многоликих символических репрезентациях. Повторное разыгрывание во взрослой жизни некоторых аспектов материнско-детских отношений может приводить к гротескным проявлениям, которые кажутся пародией на ранние отношения. Это относится к некоторым видам женской проституции. В Главе 6 я обращусь к этой также упорно незамечаемой проблеме, которая касается не только проституток, но и мужчин, обращающихся к ним. И в том, и в другом случае можно найти общие корни этой проблемы — нарушение отношения матери в раннем детстве, которое может быть следствием эмоциональной депривации в семье, а также угрозы для гендерной принадлежности. Иногда инцест может заменять «материнское отношение», как показано в Главе 7. Некоторые девочки, пережившие подобный опыт, видят в проституции единственный способ выживания. Какой бы ни была история этих женщин, мы видим мощную работу расщепления, а также эйфорию по поводу обретения полного контроля и главенства, при которых месть, сознательная или бессознательная, является основной движущей силой. Это маниакальные защиты, противопоставляемые скрытому процессу горевания, который связан с ощущением беспомощности и безнадежности. Девочки, подвергавшиеся насилию в детстве, сталкивались с этими переживаниями, но затем вытеснили их.
Нас не должно удивлять существование этой «оборотной стороны» материнства. От женщин ждут, что они будут справляться с трудной и ответственной задачей материнства без достаточной — если она вообще есть — эмоциональной подготовки. На них лежит ответственность воспитания здоровых и психически устойчивых детей, способных успешно и в полной мере адаптироваться к возрастающим внешним требованиям. На самом же деле женщины оказываются в полном одиночестве перед лицом этих требований, в чем и заключается принципиальное отличие мужчин от женщин. Нужно помнить, что именно в первые несколько месяцев отношений с матерью подрастающий ребенок приобретает психологическую основу, на которой будут строиться его отношения во взрослой жизни. Этот процесс будет происходить, невзирая на то, является ли его мать психически стабильной и эмоционально зрелой. Независимо от воспитания матери, всегда ожидается, что «материнский инстинкт» пробудится и сотворит чудеса. Или, говоря словами Кестенберг, «…наше идеальное представление об истинной женщине-матери заключается во всемогущей, всезнающей матери, которая знает, что делать с ее ребенком благодаря чистой интуиции» (Kestenberg 1956, р. 260).
Общество ожидает, что матери будут вести себя так, словно у них есть волшебная палочка, не только освобождающая их от предшествующих конфликтов, но и наделяющая их способностью справляться с новыми вызовами материнства умело, аккуратно и проворно. Почему нам так трудно понять, что в случае некоторых женщин материнство обостряет их проблемы настолько, что они становятся уже не в состоянии справляться? Они знают о детях лишь то, что с их появлением они должны испытать удовлетворение и счастье, даже невзирая на трудности и практические неудобства. Удовлетворение и счастье часто приходят, но иногда бессознательно всплывает старый болезненный опыт. Пугающее чувство отчаяния, уныния и несостоятельности могут легко превратиться в ненависть, направленную на ребенка.
Чем больше я слушала женщин, неловко подбирающих в полумраке слова, каждая со своими особыми проблемами, тем более я убеждалась, что как общество, бережно относящееся к своим гражданам, мы должны заполнить огромный пробел, который существует между тем, что нам уже известно о женской сексуальности, и подлинной правдой о женщинах и превратностях их сексуальной жизни.