Маяк и звезды

Назови все фьорды провинции Бухюслен, с севера на юг.

Дядя Карл сидел за письменным столом в гостиной, Эрик стоял напротив. Тут никогда не бывало светло: комната выходила окнами на север, а плотные шторы к тому же почти не пропускали свет. Эрик знал, что мама и Бленда на кухне, но через закрытую дверь он не слышал их голосов. Тикали часы, и от этого звука Эрику становилось еще тревожнее.

Дядя Карл постучал карандашом по черной тетради, где записывал задания для Эрика.

— Ну, быстрее.

Эрик знал ответ на вопрос: он знал, что первый на севере — Идефьорд, а Хакефьорд — последний на юге. Но он не мог думать о фьордах и других водоемах, он думал о чайке по имени Моссе, которую только что оставил в расщелине. Вот уже два месяца он ухаживал за раненой птицей и кормил ее. Рана на крыле затянулась, и Эрик надеялся, что скоро Моссе снова сможет летать.

Дядя Карл перестал стучать.

— Ты что, не знаешь ответа?

Обучение началось в конце августа. Три раза в неделю, после обеда, дядя Карл проверял его знания, остальные дни Эрик должен был заниматься сам. Дядя Карл мог запросто перечислить все города, поселки, горы и реки, как по списку, сверху вниз. Сейчас, с наступлением осени, Эрик стал очень скучать по своей учительнице в Гётеборге. Она умела внушить Эрику, что он молодец и уже многое знает, и благодаря этому ему всегда хотелось узнать еще больше.

Эрик заметил, что дядя Карл начинает раздражаться, и поспешил ответить:

— На самом севере находится Идефьорд.

Дядя Карл сделал в тетради пометку, и Эрик продолжил:

— Это на границе Швеции с Норвегией, и это один из двух настоящих фьордов в Бухюслене. И единственное место в Швеции, где одновременно водятся окунь и макрель.

— Окунь и макрель? Я тебя об этом спрашивал?

Смотритель хлопнул рукой по тетради.

— Какой вопрос я тебе задал?

С того самого дня, как дядя Карл заставил Эрика стрелять по чайкам, все изменилось. Он перестал дружелюбно отвечать на вопросы мальчика и лишь бросал коротко: «Это неважно» или «Ты что, не видишь, я занят». Хорошие отношения, вроде бы установившиеся между ними летом, портились с наступлением осенней темноты.

Смотритель снова хлопнул по тетради, на этот раз сильнее.

— С севера на юг!

Эрик мог перечислить все фьорды, по ему надоело тараторить одно и то же. Он знал, что, как только он назовет самый южный фьорд, последует следующий вопрос: «Какие горные породы есть в Бухюслене?» или «Назови все города области, начиная с самого крупного». Эрик знал все ответы, он легко запоминал подобные факты, но это было так скучно. Он отвечал только ради того, чтобы угодить дяде Карлу. Он понимал, что есть куда более интересные вещи, и хотел, чтобы дядя Карл тоже понял это.

— Мне не очень нравится просто перечислять названия, — сказал Эрик. — В моей школе в Гётеборге фрекен хотела, чтобы мы знали больше. Она просила, чтобы мы сами узнавали, что творится под водой, какие где водятся рыбы и звери.

Дядя Карл свернул свой протокол допроса и медленно встал со стула.

— Что ты хочешь сказать? Твоя фрекен хотела, чтобы вы учились сами?

Эрик засомневался, правильно ли дядя Карл его понял.

— Да, она говорила, что человек лучше понимает то, что выяснил сам.

Дядя Карл задвинул стул.

— Ты хочешь сказать, что твоя фрекен учила тебя лучше, чем я?

Смотритель медленно надвигался на мальчика.

— Ты хочешь сказать, что городская вертихвостка, болтающая об окунях и макрели, знает больше, чем я?

Он остановился перед Эриком, уголки его рта дергались.

— Ты хочешь сказать, что маячный смотритель Карл Нурдстен неправ?

Брызгая слюной, он зашипел:

— Знаешь что, мальчишка, на этот раз ты зашел слишком далеко.

Он схватил Эрика за ухо и подтащил к столу.

— Снимай штаны! — рявкнул он и сильно дернул мальчика за ухо.

Эрик быстро снял подтяжки и начал расстегивать пуговицы. Смотритель отпустил ухо и грубо приказал:

— Нагнись!

Эрик не мог сопротивляться, он прислонился к столу, ожидая первого удара. Но так дяде Карлу было неудобно. Стол был высокий, и попа Эрика оказалась слишком низко.

— Не двигайся, — прорычал смотритель. — Я сейчас задам тебе такой урок, который ты не скоро забудешь.

Он повернулся к закрытой двери, ведущей в кухню, и заорал:

— Тура, дай табурет!

Тура слышала, что Карл зовет ее, но она зажала во рту восемь булавок и не могла ответить. В кои-то веки Карл разрешил ей купить ткань Бленде на платье. Но он не пустил ее в Гётеборг и купил ткань сам. Туре не нравились ни качество, ни цвет материала, но это было лучше, чем ничего. Ей бы только немного времени — и Бленда ходила бы настоящей красавицей.

Тура думала сделать юбку подлиннее, ведь Бленда уже большая и вполне может одеваться, как взрослая женщина. Но слишком много оставлять тоже не стоило, чтобы не трепался подол. Поэтому сейчас Бленда стояла не табуретке в полуготовом платье, а Тура ползала вокруг нее на коленях и подкалывала подол.

— Тура! — снова заорал Карл, и по его голосу Тура поняла, что ждать он не намерен.

Она выплюнула булавки и ответила:

— Да, Карл, что ты хотел?

— Табурет!

Табурет? Тура ничего не понимала.

— Дай мне табурет!

Тура все еще стояла на коленях, когда дверь распахнулась и показался Карл.

— Ты что, не слышишь, что я тебе говорю? — он злобно сверкал глазами.

— Конечно, слышу, — попыталась его задобрить Тура. — Но я держала во рту булавки. К тому, же на табурете стоит Бленда. А зачем он тебе понадобился?

Глаза Карла сузились, рот сжался в тонкую полоску. Он захлопнул за собой дверь и встал перед Турой, широко расставив ноги.

— Не твое дело.

— Бленда, — сказала Тура, чувствуя, что голос ее дрожит. — Бленда, слезь, пожалуйста.

— Не слезу.

— Не глупи, Бленда.

— Почему мы вечно должны его слушаться? У тебя что, больше нет своей воли, мама?

— Ну все, с меня хватит! — заорал смотритель. Он подошел к табурету, на котором стояла Бленда.

Чувство ликования охватило Бленду, когда она увидела, как этот высокий мужчина на секунду засомневался. Она знала, что он подумал о том же: сейчас Бленда была его выше, и, чтобы встретиться с ней взглядом, ему пришлось задрать голову. Она знала, что это решающий поединок.

— Немедленно слезай!

— Не слезу!

Смотритель схватил Бленду за руку. Она не двинулась с места. Хочет стащить ее силой — пожалуйста. Добровольно она не слезет.

Смотритель все крепче сжимал ее руку. Но когда дверь в гостиную по своему обыкновению со скрипом отворилась, смотритель кинулся было ее закрыть. Он двигался быстро, но все же не настолько, чтобы Тура и Бленда не успели заметить маленькую дрожащую фигурку со спущенными до колен штанами.

— Карл! — воскликнула Тура. — Что происходит? Почему Эрик без штанов?

Она поднялась с колен и стояла теперь между смотрителем и дверью.

— Если ты собирался выпороть моего сына, то знай: пока я жива, никто не поднимет руку на моих детей. Если ты тронешь Эрика, я заберу детей и мы уедем отсюда со следующим же лоцманским катером. Так и знай. И немедленно отпусти Бленду.

— Да что ты несешь? — сказал смотритель, но Бленда слышала, что его голос звучит уже не так уверенно. — Ты уедешь? Да куда ты подашься? У тебя ничего нет. Ты зависишь от меня. Вы будете жить там, как последние бедняки, еще хуже, чем раньше.

— Мы отлично справлялись раньше, справимся и теперь, — сказала Тура. — Правда, Бленда?

— Да, мама, — ответила Бленда, и на душе у нее потеплело.

Бленда следила за Турой взглядом, когда та прошла в гостиную, склонилась над Эриком, надела ему брюки, как маленькому, и застегнула их. Она видела, как мама что-то шепчет ему, она не могла разобрать слов, но догадывалась, что та обещала, что смотритель Нурдстен не будет его бить. Ни сейчас, ни когда бы то ни было.

Карл Нурдстен не верил своим глазам. Его, смотрителя маяка и хозяина этого дома, выставили последним идиотом, а женщина, от которой он ждал солидарности и поддержки, посмела в открытую прекословить ему. Мало того, она еще и потворствовала своим невоспитанным детям, подстрекала их пойти против его воли. Даже не побоялась шантажировать его, когда он хотел наказать Эрика за упрямство.

Неужели она не понимает, что он желает мальчику добра? Детей нельзя не наказывать. Иначе как они станут порядочными и ответственными людьми? Такими, как он сам, Карл Нурдстен.

На табуретке, уставившись на него, стояла Бленда. Он видел злорадство в ее глазах, ведь он по собственному опыту знал, как приятно поставить кого-нибудь на место, приятно настолько, что дух захватывает. Но сейчас это чувство испытывал не он. Как же ему хотелось влепить девчонке оплеуху за этот наглый взгляд. Но Тура пригрозила ему, она связала ему руки, и теперь он никогда не сможет приструнить ее неотесанных детей.

У смотрителя перехватило дыхание. Он ослабил воротник и попробовал сделать глубокий вдох, но это не помогло. Ему стало вдруг тесно и душно в этой кухне, в этом доме. Надо выйти на улицу, на воздух.

Не сказав ни слова, Карл Нурдстен схватил с крючка свой китель и дернул ручку. Он вышел на крыльцо, с размаху хлопнул дверью и остановился, тяжело дыша. Не задумываясь, он отмечал все, что видел вокруг себя: сгущающиеся облака, быстро бегущие по небу, лиловое пятно над материком, означавшее, что скоро начнет смеркаться и наступит вечер. Через полчаса пора будет зажигать маяк.

Он должен взять себя в руки и попытаться мыслить ясно. Иначе все пропало, и Тура с детьми уедет — обратно в свои городские трущобы.

Но может, так оно и лучше? Что, если жизнь их так потрепала, что они уже никогда не смогут приспособиться к другому, более достойному существованию, чем на задворках в Гётеборге?

Нет, едва ли.

Он просто был слишком мягок, и ситуация вышла из-под контроля.

Теперь или никогда. Он должен взять власть в свои руки и заставить их уважать себя.

Внезапно Карл Нурдстен понял, что он должен делать. Он открыл дверь в кухню и увидел, что Тура с детьми сидят за столом. Их голоса затихли. Не обращая внимания на их пристальные недоуменные взгляды, смотритель подошел к стенному шкафу и достал винтовку. Он чувствовал их беспокойство и упивался им.

На этот раз он взял только один патрон.

Этого будет вполне достаточно, чтобы подстрелить птицу, которая не может летать.

— Он хочет застрелить Моссе!

Опрокинув стул, Эрик вскочил из-за стола и, прежде чем Тура и Бленда успели что-либо сказать, выбежал за дверь. Он видел, как дядя Карл шагает в сторону расщелины, где лежала чайка. Он слышал железный лязг винтовки — вот она заряжена, и теперь смотрителю остается только прицелиться и спустить курок.

— Нееет! — закричал Эрик и побежал.

Он догнал смотрителя прямо у расщелины и обеими руками повис на ремне винтовки.

— Не стреляйте, дядя Карл, не стреляйте!

Смотритель остановился.

— Отпусти, это может плохо кончиться.

Он отцепил пальцы Эрика от ремня и толкнул его в грудь, так что тот потерял равновесие и упал. Прежде чем Эрик успел подняться на ноги, смотритель быстро приблизился к расщелине, спрыгнул в нее и сорвал доски с домика Моссе.

— Где эта тварь?

Домик был пуст! Отпихнув доски, птица выбралась из укрытия. Эрик был вне себя от радости. Он поднял голову, пытаясь разглядеть в небе чайку с перебитым крылом. Но никого не увидел.

Дядя Карл ходил взад-вперед, кроша каблуками ракушки и пробки, пиная деревяшки и обрывки сетей так, что они разлетались в стороны.

— Где чайка? — его голос звучал тихо, но решительно. — Где ты спрятал птицу?

Сердце смотрителя колотилось. Но он держал себя в руках — чтобы достичь желаемого, нужно четко мыслить и действовать строго по плану. Поставив ногу на большой камень, чтобы залезть повыше, он вдруг услышал крик и увидел, как из-за скалы выпрыгнула серо-белая птица. Она расправила крылья и еще раз громко крикнула.

Вот она! Смотритель оперся второй ногой о скалу и приготовился стрелять. Не повышая голоса, он сказал:

— Ну все, тебе конец.

Он прищурил левый глаз и прицелился в прыгающую птицу.

— Нееет! — завопил Эрик и бросился к нему. — Не стреляйте!

Смотритель видел, что Эрик бежит к нему, но мальчик был вне опасности, и Нурдстен спустил курок.

Чайка вскрикнула. Из-за отдачи в плечо смотритель пошатнулся, камень под ним закачался, и нога потеряла опору. Он судорожно замахал свободной рукой в воздухе, ища, за что бы схватиться.

Нурдстен повалился назад, винтовка лязгнула о камень. Правая нога подвернулась, раздался хруст, и по всему телу разлилась боль.

Смотритель не закричал, нет, с его губ не сорвалось ни звука. Он просто неподвижно лежал на раздавленных ракушках.

Услышав выстрел, Тура выбежала на крыльцо, за ней с криком вылетела Бленда:

— Мама, он убил чайку!

Тура увидела, что Эрик стоит и смотрит в расщелину, но Карла рядом нет. У ног Эрика прыгала чайка, так, словно хотела разбежаться и взлететь.

Тура облегченно вздохнула, но потом ее охватило беспокойство. Если чайка цела, что же тогда случилось? И где Карл?

— Чайка жива, — успокоила она Бленду и позвала сына:

— Эрик, иди домой!

Он обернулся.

— Мама! — истошно завопил он. — Иди сюда, дядя Карл ранен.

Подобрав подол, чтобы бежать быстрее, Тура бросилась к расщелине, но как ни спешила, этот короткий путь по камням показался ей бесконечным. За спиной она слышала шаги и учащенное дыхание Бленды.

Карл ранен. Своим же собственным случайным выстрелом? Сможет ли она здесь, на острове, сама оказать ему помощь?

Только что ей на секунду показалось, что наконец случилось то, чего она так ждала. Что Карл прислушался. Понял, что они не смогут жить, как муж и жена, если он не будет уважать ее и учитывать ее мнение.

Потом он взял ружье из шкафа, и стало ясно, что ничего не изменилось. Ее надежда рассыпалась, как комки сухой земли в руке.

Но теперь он ранен, ему нужна ее помощь. Бросить его сейчас она не может.

Наконец Тура добежала до Эрика и обняла его. Он прижался к ней, дрожа всем телом. Тура посмотрела в расщелину, куда он указывал.

Карл Нурдстен поднял голову, лицо его было бледное, взгляд — пустой.

— Тура, я сломал ногу. Ты должна мне помочь.

Он лежал на боку, опираясь животом на большой камень. Туре даже показалось, будто он обнимает его. Ружье маячник все еще держал в руке, дуло смотрело вверх, прямо на нее. Правая лодыжка под неестественным углом была завернута назад.

Тура сползла в расщелину.

— Отпусти ружье, — сказала она. — Я унесу его.

Протянув винтовку Бленде, Тура склонилась и положила руку Карлу на лоб.

— Карл, — продолжила она, — мы перенесем тебя в дом. Я попробую наложить на ногу шину, но тебе надо в больницу, сами мы с этим не справимся.

Она помогла ему приподняться и сесть спиной к скале. Смотритель схватил ее за плечо. Тура чувствовала, с какой силой сжалась его рука.

— Сперва зажги маяк, уже пора.

— Маяк подождет, сейчас мы должны отнести тебя домой.

Рука сжалась еще крепче.

— Делай, как я говорю. Солнце садится, маяк важнее!

Бленда сидела на краю скалы над расщелиной, обхватив колени руками. У ее ног лежала винтовка смотрителя, черное дуло блестело в последних вечерних лучах. Бленда замерзла, дул ветер, солнце садилось за горизонт. Она смотрела на слабую полоску света на западе и мечтала оказаться где-нибудь подальше отсюда. Где угодно, только не здесь.

Мама взяла Эрика с собой на маяк и попросила Бленду остаться. Как только они зажгут лампу, они вернутся с лестницей и на ней перетащат маячника в дом. А пока он будет лежать здесь, в расщелине, укрытый пледом, который принес ему Эрик.

Бленда обернулась и посмотрела на маяк. За стеклом, в слабом, мерцающем свете фонарика двигались две фигуры, отбрасывая изгибистые тени. Значит, они уже там. Лишь бы они поскорее зажгли маяк и вернулись.

Из расщелины ее гнал не только холод. Ей было противно сидеть с человеком, которого она презирала. Сперва он хотел ни за что выпороть Эрика. Потом поднял руку на нее. И, в довершение всего, чуть не подстрелил чайку, к которой Эрик был так привязан.

Но у него ничего не получилось. И теперь он лежал тут со сломанной ногой. Поделом ему, думала Бленда.

Услышав стон, она заглянула в расщелину. Прислонившись к скале, маячник полулежал под пледом. Хорошо, что они укрыли его, и ей не видно эту жуткую подвернутую ногу.

Сломать лодыжку наверняка очень больно, но смотритель отказался от помощи. В первую очередь следовало зажечь маяк. Что ж, надо отдать ему должное — этот человек готов был терпеть чудовищную боль, лишь бы горел маяк и никто не сел на мель по его вине.

Лицо смотрителя было бледно, жемчужные капли пота блестели на лбу. Однако, несмотря на испарину, его тело пронизывал озноб. Взгляд его отсутствовал, он словно не замечал Бленду.

«Сейчас он беспомощен, — думала Бленда. — Если бы мы не пришли ему на помощь, он бы умер».

Бленда видела, как пот струится по его лицу, застилая ему глаза, и подумала, что надо промокнуть его платком. Чтобы достать платок из кармана юбки, она встала, придерживаясь за скалу, где лежала винтовка. Краем глаза она заметила, что маячник дернулся, словно хотел бежать, но сдвинулся лишь на несколько сантиметров назад. Он вышел из оцепенения, и в глазах его Бленда прочла страх.

Смотритель маяка, здоровый, взрослый мужчина, испугался маленькую девочку. Как такое возможно? Неужели он и правда думает, что она способна причинить ему вред?

Бленда хотела успокоить его, но, не подобрав нужных слов, медленно опустилась на камень.

В ту же секунду загорелся маяк, озарив белым светом остров и море вокруг. Мама и Эрик вот-вот вернутся, и тогда они положат смотрителя на лестницу, перевяжут ремнями и отнесут в дом.

Что будет потом, Бленда не знала. Но знала одно: в этот день что-то изменилось, и не она одна понимает это.

Вот уже послышались голоса мамы и Эрика. Бленда повернулась и увидела, как они спешат к ней по неровным камням.

— Они идут, — сказала Бленда человеку в расщелине. — Они вот-вот будут здесь.