Майор Барбара

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Январский вечер 1906 года в библиотеке дома леди Бритомарт Андершафт на Уилтон-креснт. Посредине ком­наты — большая удобная кушетка, обитая темной ко­жей. Справа от сидящего на кушетке (сейчас она пуста) — письменный стол леди Брито март, за столом — она сама; позади слева — еще один письменный стол, по­меньше; рядом с леди Брито март — дверь; окно с широ­ким подоконником — слева. У окна — кресло. Леди Брито март — женщина лет пятидесяти; хо­рошо одевается, хотя не обращает внимания на костюм; хорошо воспитана, хотя совершенно равнодушна к собст­венной воспитанности; приятна в обращении, но прямоли­нейна до резкости и ничуть не считается с мнением собе­седника; любезна, но своевольна, деспотична и раздражи­тельна до последней степени; в общем, типичная матрона высшего круга, с которой обращались, как с непослушной девочкой, пока она сама не превратилась в строгую мамашу, не набралась уменья вести дела и не приобрела жизненного опыта, до нелепости ограниченного классовыми и семейны­ми рамками; мир представляется ей чем-то вроде большого дома на Уилтон-креснт, и в своем уголке этого мира она правит, всецело основываясь на этом представлении, что не мешает ей держаться самых широких и просвещенных взглядов на все, что касается книг в библиотеке, картин на стенах, нот в папках и статей в газетах. Входит ее сын Стивен. Молодой человек лет двадцати четырех, корректный до мрачности, весьма уважает самого себя, но все егце побаивается матери, скорее по детской привычке и по застенчивости, свойственной холо­стякам, чем по слабости характера.

Стивен. Вы меня звали, мама?

Леди Бритомарт. Минуту терпения, Стивен. (Стивен покорно идет к кушетке, садится и берет либе­ральный еженедельник, именуемый «Спикером») Оставь газету, Стивен. Мне понадобится все твое внимание.

Стивен. Так ведь это только пока я жду...

Леди Бритомарт. Не оправдывайся, Стивен. Стивен кладет газету на место. Ну вот! (Кончает писать, встает и подходит к кушет­ке.) Кажется, я не слишком долго заставила тебя ждать?

Стивен. Нет, нет, нисколько.

Леди Бритомарт. Принеси мне подушку, Стивен. (Он берет подушку с кресла перед столом, кладет ее на ку­шетку, леди Бритомарт садится). Садись. (Он садится и начинает нервно теребить галстук) Оставь галстук, Стивен, он у тебя в порядке.

Стивен. Простите, мама. (Начинает играть часовой цепоч­кой.)

Леди Бритомарт. Теперь ты меня слушаешь, Стивен?

Стивен. Само собой, мама.

Леди Бритомарт. Нет, не само собой, Стивен. Мне не нужно такое внимание, которое само собой разумеется. Я собираюсь поговорить с тобой серьезно. Оставь, пожа­луйста, цепочку в покое.

Стивен (поспешно выпуская цепочку из рук). Я чем-нибудь огорчил вас, мама? Если так, то это вовсе не намеренно.

Леди Бритомарт (в изумлении). Какие пустяки! (С неко­торым раскаянием.) Бедный мальчик, неужели ты по­думал, что я на тебя сержусь?

Стивен. Так в чем же дело, мама? Вы меня пугаете.

Леди Бритомарт (выпрямляется, смотрит на него до­вольно грозно). Стивен, нельзя ли спросить, когда же ты поймешь наконец, что ты взрослый мужчина, а я всего- навсего женщина?

Стивен (растерянно). Всего-навсего жен...

Леди Бритомарт. Пожалуйста, не повторяй моих слов. Что за отвратительная привычка! Пора тебе смотреть на жизнь серьезней, Стивен. Я не могу больше нести одна всю тяжесть наших семейных дел. Ты должен мне советовать и брать ответственность на себя.

Стивен. Я!

Леди Бритомарт. Да, конечно ты. Тебе в июне исполни­лось двадцать четыре года. Ты учился в Харроу и Кем­бридже. Ты был в Индии и Японии. Ты должен очень Много знать, если только не потратил время зря самым возмутительным образом. Так вот, дай мне совет.

Стивен (в совершенном замешательстве). Вы знаете, я ни­когда не вмешивался в домашние дела...

Леди Бритомарт. Ну конечно, еще бы ты вмешивался. я вовсе не желаю, чтобы ты заказывал обед.

Стивен. Я хочу сказать — в наши семейные дела.

Леди Бритомарт. Ну, а теперь ты должен вмешаться, мне уже становится не под силу.

Стивен (озабоченно). Я и сам думал иногда, что мне следо­вало бы вмешаться; но, право, мама, я так мало знаю, а то, что я знаю, так неприятно: есть вещи, о которых я просто не могу говорить с вами... (Замолкает в смущении.)

Леди Бритомарт. Это ты об отце?

Стивен (почти неслышно). Да.

Леди Бритомарт. Милый мой, нельзя же нам молчать о нем всю жизнь. Разумеется, ты был совершенно прав, что не начинал разговора на эту тему, пока я сама тебя не попросила; но ты уже достаточно взрослый, чтоб я могла на тебя положиться и ждать от тебя поддержки, когда придется говорить с отцом о девочках.

Стивен. Но ведь девочки устроены. Они выходят замуж.

Леди Бритомарт (снисходительно). Да, я нашла очень хорошую партию для Сары. К тридцати пяти годам Чарлз Ломэкс будет миллионером. Но это еще через де­сять лет, а до тех пор опекуны, согласно завещанию его отца, дают ему не больше восьмисот фунтов в год.

Стивен. В завещании сказано, что если он увеличит этот до­ход собственным трудом, то сумма может быть удвоена.

Леди Бритомарт. Ну, труд Чарлза Ломэкса может разве уменьшить этот доход, а не увеличить. И в течение деся­ти лет Саре придется откуда-то брать еще восемьсот фунтов в год, да и то они будут бедны, как церковные мыши. А Барбара? Я думала, из всех моих детей именно она сделает самую блестящую карьеру, и что же вместо этого? Она вступает в Армию спасения, рассчитывает горничную, живет на фунт в неделю и в один прекрасный вечер приводит с улицы какого-то учителя греческого языка, который прикинулся сторонником Армии Спасения и записался в барабанщики, а все потому, что влю­бился по уши в Барбару!

Стивен. Да, я, признаться, удивился, когда услышал, что они помолвлены. Адольф Казенс, конечно, очень порядочный малый. Никому в голову не придет, что он родился в Австралии, а все-таки...

Леди Бритомарт. Из Адольфа выйдет очень хороший муж. В конце концов, против греческого языка ничего не скажешь. Наоборот, сразу видно воспитанного человека. Да и семья моя, слава богу, не какие-нибудь тупоголовые консерваторы. Мы либералы и стоим за свободу. Пускай всякие там снобы говорят что угодно: Барбара выйдет не за того, кто нравится им, а за того, кто нравится мне.

Стивен. Я, конечно, имел в виду только его состояние. А впрочем, на что ему деньги?

Леди Бритомарт. Напрасно ты так думаешь, Стивен. Знаю я эти простые, тихие, утонченные поэтические на­туры вроде Адольфа: им немного надо, только давай им все самое лучшее! Они обходятся куда дороже франтов; те — скряги и вообще дрянной народ. Нет, Барбаре пона­добится самое меньшее две тысячи в год. Вот тебе еще два хозяйства. А кроме того, мой милый, тебе тоже нуж­но жениться поскорей. Я не одобряю нынешней моды на флиртующих холостяков и поздние браки. Я и для тебя подыскиваю подходящую партию.

Стивен. Вы очень добры, мама, только лучше уж я сам найду.

Леди Бритомарт. Какие пустяки! Ты еще молод, где тебе самому свататься: тебя поймает первая смазливая дев­чонка, какое-нибудь ничтожество. Разумеется, я ничего не говорю, тебя тоже спросят, ты это знаешь не хуже меня.

Стивен, поджав губы, молчит.

Ну, уж только не дуйся, Стивен.

Стивен. Я не дуюсь, мама. Но при чем же тут... При чем же тут... отец?

Леди Бритомарт. Милый мой Стивен, откуда же мы возьмем деньги? И ты и другие дети без труда проживе­те на мой доход, пока все мы под одной крышей, но я не в состоянии содержать четыре семьи, четыре разных до­ма. Ты знаешь, как беден мой отец, у него теперь еле-еле наберется семь тысяч в год, и, по правде говоря, не будь он граф Стивенэдж, его перестали бы принимать в обще­стве. Он ничего не может для нас сделать. Он гово­рит — и совершенно справедливо, что глупо было бы с его стороны заботиться о детях человека, который ку­пается в золоте. Сам понимаешь, Стивен, твой отец дол­жен быть баснословно богат: ведь всегда кто-нибудь да воюет.

Стивен. Вам незачем напоминать мне об этом. Мне еще ни разу в жизни не приходилось развернуть газету, чтоб не натолкнуться на нашу фамилию. Торпеда Андершафта! Скорострельные орудия Андершафта! Десятидюймовки Андершафта! Самоходный лафет Андершафта! Подвод­ная лодка Андершафта! А теперь воздушный броненосец Андершафта! В Харроу меня звали «наследник арсена­ла». Да и в Кембридже тоже. В Королевском колледже один идиот, вечно носившийся с мыслью о религиозном возрождении, испортил мне Библию — ваш подарок ко дню рождения, — взял и написал под моим именем: «Сын и наследник фирмы Андершафт и Лейзерс, поставщиков смерти и разрушения. Адрес: Христианский мир и Иу­дея». Но это еще ничего; гораздо хуже, что меня ве­зде принимают с распростертыми объятиями только потому, что мой отец нажил миллионы на торговле пушками.

Леди Бритомарт. Тут не только пушки, тут еще и во­енные займы, которые устраивает Лейзерс в форме кре­дитов на эти самые пушки. Просто возмутительно. Два человека, Эндру Андершафт и Лейзерс, прибрали к ру­кам всю Европу. Вот почему твой отец так себя держит. Он выше закона. Ты думаешь, что Бисмарк, Дизраэли или Гладстон позволили бы себе не считаться с обще­ством и моралью, как твой отец? Они просто не посмели бы. Я просила Гладстона вмешаться. Просила «Тайме». Просила лорда-чемберлена. С таким же успехом можно было просить, чтобы они объявили войну Турции. Они не хотят. Говорят, что его нельзя трогать. По-моему, они его просто боятся.

Стивен. Что же они могут сделать? Ведь он не совершил ни­чего противозаконного.

Леди Бритомарт. Ничего противозаконного! Да он всю свою жизнь поступает не­за­кон­но. Он и родился-то неза­конно. Его родители были не обвенчаны.

Стивен. Мама! Неужели это правда?

Леди Бритомарт. Разумеется, правда. Из-за этого мы и разошлись.

Стивен. Он женился на вас и ничего не сказал вам?

Леди Бритомарт (несколько смущенная таким выводом). Ну что ты, нет! Надо отдать Эндру справедливость - сказать-то он сказал. Ты ведь знаешь девиз Андершафтов: «Без стыда». Это было всем известно.

Стивен. Но вы говорите, что разошлись с ним из-за этого?

Леди Бритомарт. Да, мало того, что он сам найде­ныш, — он хотел лишить тебя наследства в пользу друго­го найденыша. Этого я не могла вынести.

Стивен (сконфуженно). Вы хотите сказать — в пользу... в пользу...

Леди Бритомарт. Что ты там бормочешь, Стивен? Выра­жайся ясней.

Стивен. Но это просто ужасно, мама. Приходится говорить с вами на такие темы!

Леди Бритомарт. Мне это тоже неприятно, Стивен, тем более что ты до сих пор не научился вести себя как взрослый: ты теряешься, разыгрываешь какую-то невин­ность. Только мещане приходят в отчаяние и ужас от то­го, что на свете существуют негодяи. А людям нашего круга приходится решать, как поступить с этими негодя­ями; нам нельзя теряться. А теперь задай вопрос как следует.

Стивен. Мама, вы совсем не хотите со мной считаться! Или обращайтесь со мной по-прежнему, как с ребенком, и не говорите мне ничего, или расскажите все; а там уж мое дело, как я это приму.

Леди Бритомарт. Я обращаюсь с тобой, как с ребенком? Что ты, мой милый! С твоей стороны это просто черная неблагодарность. Ты же знаешь, я ни с кем из вас не" обращалась как с детьми. Я всегда считала вас своими товарищами и друзьями и давала вам полную свободу говорить и поступать, как нравится, если вам нравилось то, что я одобряю.

Стивен (в отчаянии). Ну хорошо, все мы очень дурные дети очень хорошей матери, но хоть на этот раз оставьте мои недостатки в стороне, прошу вас, и расскажите, что это за ужасная история. Отец хочет отстранить меня ради другого сына?

Леди Бритомарт (удивленно). Ради какого сына? Я ниче­го подобного не говорила. Мне это и во сне не снилось. Вот что значит прерывать меня!

Стивен. Но вы же сами сказали...

Леди Бритомарт (резко обрывая его). Ну, Стивен, веди себя прилично, имей терпение меня выслушать. Андершафты происходят от найденыша, подкинутого к церкви святого Эндру Андершафта в Сити. Это случилось очень давно, еще в царствование Якова Первого. Так вот, этого найденыша усыновил один оружейник и пушкарного дела мастер. Со временем он унаследовал мастерскую оружейника и из благодарности или по обету, не знаю уж поче­му, тоже усыновил найденыша и завещал дело ему. И этот найденыш поступил так же. И с тех пор пушечное дело всегда переходило к найденышу вместе с именем Эндру Андершафт.

Стивен. Но разве они не женились? Разве у них не было за­конных сыновей?

Леди Бритомарт. Конечно были; они женились, как же­нился и твой отец, и были достаточно богаты, чтобы ку­пить своим детям поместья и оставить им хорошее со­стояние. Но они всегда усыновляли и воспитывали какого-нибудь найденыша, с тем чтобы он унаследовал их дело, и, разумеется, жестоко ссорились из-за этого со своими женами. Твоего отца тоже усыновили, и он, ви­дишь ли, считает себя обязанным поддержать традицию и усыновить кого-нибудь, чтобы передать ему дело. Ра­зумеется, я этого не потерплю. Это, может быть, имело смысл, пока Андершафты могли жениться только на женщинах своего круга и пока их сыновья неспособны были управлять большим делом. Но обходить моего сы­на нет никаких оснований.

Стивен (с сомнением). Боюсь, что из меня выйдет плохой управляющий орудийным заводом.

Леди Бритомарт. Пустяки! Ты можешь нанять упра­вляющего и платить ему жа­ло­ванье.

Стивен. Отец, как видно, невысокого мнения о моих способ­ностях.

Леди Бритомарт. Какой вздор, Стивен! Тогда ты был младенцем. При чем тут твои способности? Эндру сде­лал это из принципа, он все дурные поступки совершает из принципа. Когда мой отец потребовал у него объясне­ний, Эндру не постеснялся сказать ему прямо в глаза, что в истории только два предприятия увенчались успе­хом : одно — фирма Андершафт, а другое — римская им­перия при Антонинах; и то будто бы потому, что все Ан­тонины усыновляли своих преемников. Глупости какие! Надеюсь, Стивенэджи ничем не хуже Антонинов, а ведь ты Стивенэдж. Но это похоже на Эндру. Он всегда был такой. Когда нужно защищать какую-нибудь нелепость и несправедливость, он за словом в карман не лезет. А когда нужно вести себя разумно и прилично, злится и молчит.

Стивен. Так, значит, это из-за меня разладилась наша семейная жизнь? Мне очень жаль, мама.

Леди Бритомарт. Ах, милый мой, были и другие при­чины. Я не терплю без­нравствен­нос­ти. Кажется, я не фа­рисейка, я ничего не имела бы против, если бы Эндру вел себя дурно: все мы далеки от совершенства. Но твой отец вел себя как полагается, а думал и говорил бог знает что, вот это-то и ужасно. И возвел это в какую-то рели­гию. Обычно прощаешь людям, которые ведут себя без­нравственно, лишь бы они признавали свои заблуждения и проповедовали нравственность. Я же не могла про­стить Эндру, что он проповедует безнравственность, а ве­дет себя нравственно. Вы все выросли бы беспринципны­ми людьми и не умели бы отличить хорошее от дурного, если бы он жил вместе с нами. Ведь ты знаешь, мой милый, твой отец был во многих отношениях очень при­влекательный человек. Дети любили его, и он пользовал­ся этим, чтобы внушать им самые возмутительные идеи, так что с вами сладу не было. Нельзя сказать, чтобы я его не любила: напротив, но в вопросах морали между нами всегда была пропасть.

Стивен. Все это просто кажется мне диким. Люди могут не сходиться в убеждениях, верить по-разному, но как мож­но расходиться в мнениях о том, что хорошо и дурно? Что хорошо — то хорошо, а что дурно — то дурно; если человек не может отличить хорошего от дурного, он либо мошенник, либо дурак, вот и все.

Леди Бритомарт (тронутая). Ах ты мой милый маль­чик! (Треплет его по щеке.) Твой отец никогда не мог ответить на этот вопрос, только смеялся и говорил ка­кой-нибудь вздор, лишь бы увильнуть. А теперь, когда тебе все известно, что ты мне посоветуешь делать?

Стивен. А что вы можете сделать?

Леди Бритомарт. Мне нужны деньги во что бы то ни стало.

Стивен. У него нам нельзя брать. Я лучше перееду от вас в дешевую квартиру, где-нибудь на Бедфорд-сквер или даже в Хемстеде, чем возьму у него хоть грош.

Леди Бритомарт. Но ведь и теперь мы живем на его средства.

Стивен (потрясенный). Я этого не знал.

Леди Бритомарт. Не думал же ты, что дедушка может что-нибудь давать мне? Стивенэджи не в состоянии все для тебя сделать. Мы дали тебе положение в обществе. Эндру тоже должен чем-нибудь помочь. Я думаю, он не в убытке.

Стивен (с горечью). Так, значит, мы всецело зависим от от­ца и от его пушек?

Леди Бритомарт. Разумеется, нет: деньги положены на мое имя. Но вклад сделал он. Так что, ты понимаешь, вопрос не в том, брать или не брать у него деньги, а в том, сколько брать. Мне самой ничего не нужно.

Стивен. Мне тоже.

Леди Бритомарт. А Саре нужно и Барбаре нужно. То есть им понадобятся деньги для Чарлза Ломэкса и Адольфа Казенса. Поэтому мне придется спрятать гор­дость в карман и просить у твоего отца денег. Значит, ты мне советуешь, Стивен, не правда ли?

Стивен. Нет, не советую.

Леди Бритомарт (резко). Стивен!

Стивен. Конечно, если вы уже решили...

Леди Бритомарт. Я еще ничего не решила; я прошу у те­бя совета и жду, что ты скажешь. Я не желаю, чтобы всю ответственность взвалили на меня одну.

Стивен (упрямо). Я скорее умру, чем попрошу у него хоть грош.

Леди Бритомарт (mоном жертвы). Это значит, что про­сить должна я. Очень хорошо, Стивен, пусть будет так, как ты хочешь. Тебе будет приятно узнать, что твой де­душка того же мнения. Он думает, что мне следует при­гласить Эндру сюда, чтобы он повидался с дочерьми. В конце концов, должна же у него быть какая-то привя­занность к детям!

Стивен. Пригласить его сюда?!

Леди Бритомарт. Не повторяй моих слов, Стивен. Куда же еще я могу его пригласить?

Стивен. Я не ожидал, что вы его вообще пригласите.

Леди Бритомарт. Не раздражай меня, Стивен. Ты же сам понимаешь — нужно, чтоб он сделал нам визит, не так ли?

Стивен (неохотно). Да, пожалуй, если девочки не могут обой­тись без его денег.

Леди Бритомарт. Благодарю тебя, Стивен. Я знала, что ты сумеешь дать мне хороший совет, если объяснить те­бе, чего я хочу. Я пригласила твоего отца приехать се­годня вечером.

Cmивен вскакивает с места.

Не вскакивай, Стивен, это мне действует на нервы.

Стивен (в совершенном ужасе). Вы хотите сказать, что отецбудет здесь сегодня вечером, что он может приехать с минуты на минуту?!

Леди Бритомарт(взглянув на часы). Я просила его быть к девяти.

Стивен охает. Леди Бритомарт встает.

Позвони, пожалуйста.

Стивен подходит к письменному столу поменьше, нажи­мает кнопку звонка, садится, облокачивается на стол и подпирает голову руками, ошеломленный и растерянный.

Сейчас без десяти минут девять, а мне еще нужно подго­товить девочек. Я нарочно пригласила к обеду Чарлза Ломэкса и Адольфа, это будет кстати. Пускай Эндру сам на них посмотрит, чтобы у него не осталось никаких иллюзий насчет того, будто они способны содержать своих жен.

Входит дворецкий.

(Обращается к нему.) Морисон, подите в гостиную и скажите, что я прошу всех прийти сюда сейчас же. Морисон уходит.

(Стивену.) Не забудь, Стивен: я рассчитываю на твою выдержку и авторитет.

Он встает и пытается придать своему лицу соответ­ствующее выражение.

Придвинь мне стул, мой милый.

Он передвигает стул от стены к маленькому письменно­му столу, возле которого стоит леди Бритомарт; она садится. Стивен идет к креслу и бросается в него.

Не знаю, как Барбара это примет. С тех пор как ее сде­лали майором Армии спасения, у нее развилась наклон­ность поступать по-своему и командовать людьми; под­час она меня просто пугает. Воспитанной девушке такие манеры вовсе не к лицу. Не знаю, право, где она этого набралась. Ну, меня Барбара не запугает, а все-таки луч­ше бы твой отец был уже здесь, а то она, пожалуй, отка­жется видеться с ним или поднимет шум. Не смотри так испуганно, Стивен, этим ты только раззадоришь Барбару - видит бог, я и сама волнуюсь, но не подаю виду.

Появляются Сара и Барбара со своими поклонника­ми — Чарлзом Ломэксом и Адольфом Казенсом. Сара — изящная, томная, светская; Барбара — крепче, жизнерадостней и гораздо энергичней. Сара одета по моде. Барбара — в мундире Армии спасения. Чарлз Ломэкс — молодой повеса, похожий на всех молодых свет­ских повес. Страдает гипертрофией чувства юмора, ко­торое граничит у него с легкомыслием и проявляется в самые неподходящие для этого минуты припадками с трудом подавляемого смеха. Казенс — ученый в очках, худой; жидкие волосы, мягкий голос; страдает более сложной формой болезни Ломэкса: чувство юмора, интел­лектуальное и тонкое, осложняется у него вспышками не­истового раздражения. Постоянная борьба мягкой и гу­манной натуры с приступами желчного сарказма и резкой раздражительности держит его в неослабном напряже­нии, что, по-видимому, отражается на здоровье. Это че­ловек в высшей степени решительный, неумолимый, упорный и нетерпимый, который в силу одной только вы­держанности производит впечатление — впрочем, он и на самом деле таков — человека мягкого, внимательного, уступчивого, щепетильного и даже кроткого, способного, быть может, на убийство, но не на грубость или жесто­кость. Под влиянием какого-то инстинкта, который слишком безжалостен, чтобы дать ему иллюзию любви, Адольф выказывает упорное стремление жениться на Барбаре. Ломэксу нравится Сара; он думает, что же­ниться на ней было бы забавно, поэтому не противится махинациям леди Бритомарт.

У всех четверых такой вид, словно они очень веселились в гостиной. Девушки входят первыми, оставив своих по­клонников за дверью. Сара подходит к кушетке. За ней входит Барбара и останавливается в дверях.

Барбара. Чолли и Долли тоже можно войти?

Леди Бритомарт (энергично). Барбара, я не желаю, чтобы Чарлза звали Чолли; я просто делаюсь больна от такой вульгарности.

Барбара. Это ничего, мама, в наше время Чолли звучит вполне прилично. Можно им войти?

Леди Бритомарт. Да, если они будут вести себя как следует.

Барбара (обернувшись к дверям). Входите, Долли, и ведите себя как следует.

Барбара подходит к письменному столу леди Бритомарт.

Казенс входит, улыбаясь, и с рассеянным видом идет к леди Бритомарт.

Сара (зовет). Входите, Чолли.

Ломэкс входит, едва сдерживая смех, и останавливается на полдороге между Сарой и Барбарой.

Леди Бритомарт (повелительно). Сядьте, пожалуйста, все сядьте.

Они садятся. Казенс переходит к окну и садится там. Ломэкс берет себе стул. Барбара садится у письменного стола, а Сара на кушетку.

Совершенно не понимаю, чему вы смеетесь, Адольф? От Чарлза Ломэкса я ничего другого не ожидала, а вам я удивляюсь.

Казенс (необыкновенно мягким голосом). Барбара пробовала выучить меня маршу Армии спасения.

Леди Бритомарт. Не вижу, чему тут смеяться, а тем более вам, если вы в самом деле обратились.

Казенс (кротко). Вы не видели. Было в самом деле смешно. Ломэкс. Потрясающе!

Леди Бритомарт. Успокойтесь, Чарлз. Теперь выслушайте меня, дети. Ваш отец будет здесь сегодня вечером.

Общее изумление. Ломэкс, Сара и Барбара встают: Сара в испуге, Барбара в ожидании, заинтересованная.

Ломэкс (протестуя). Ну, доложу я вам!

Леди Бритомарт. Вас вовсе не просили докладывать, Чарлз.

Сара. Вы не шутите, мама?

Леди Бритомарт. Разумеется, нет. Я пригласила его ради тебя, Сара, и ради Чарлза.

Молчание. Сара садится, пожав плечами. Чарлз явно удручен таким незаслуженным вниманием.

Надеюсь, ты не возражаешь, Барбара?

Барбара. Я? Нет, почему же? Душа моего отца так же нуждается в спасении, как и у всякого другого. Насколько это меня касается, я ему даже рада. (Садится на край стола и тихонько насвистывает «Вперед, о воины Христа».)

Ломэкс (все еще протестуя). Ну, знаете ли! Вот так дела!

Леди Бритомарт (холодно). Что вы этим хотите сказать, Чарлз?

Ломэкс. Ну послушайте, согласитесь сами, что это уж слишком.

Леди Бритомарт (со зловещей любезностью, обращаясь к Казенсу). Адольф, вы преподаете греческий; не можете ли вы перевести нам замечания Чарлза Ломэкса на при­личный английский язык?

Казенс (осторожно). Насколько я могу судить, леди Брит, Чарлзу удалось выразить то, что все мы чувствуем. Гомер, говоря об Автолике, употребляет то же выражение «πυχιγόν δόμον έλ θετν», что и значит: «Это уж слишком».

Ломэкс (великодушно). Что же, я не против, знаете ли, если Сара не против. (Садится.)

Леди Бритомарт (уничтожающе). Благодарю вас. А вы, Адольф, тоже разрешите мне пригласить моего собственного мужа в мой собственный дом?

Казенс (галантно). Во всем, что бы вы ни делали, я всецело на вашей стороне.

Леди Бритомарт. Ну-ну, довольно! А тебе, Сара, разве нечего сказать?

Сара. Он совсем к нам переедет?

Леди Бритомарт. Разумеется нет. Ему приготовлена комната для гостей, если он захочет остаться на день, на два и познакомиться с вами поближе, но всему есть границы.

Сара. Ну что ж, ведь он нас не съест. Я не возражаю.

Ломэкс (посмеиваясь). Любопытно, что-то запоет старик.

Леди Бритомарт. Без сомнения, то же, что и старуха, Чарлз.

Ломэкс (смутившись). Я вовсе не хотел сказать... то есть...

Леди Бритомарт. Вы не хотели подумать, Чарлз. Вы ни­когда не думаете и поэтому говорите совсем не то, что хотели сказать. А теперь, пожалуйста, выслушайте меня, дети. Ваш отец вас совсем не знает.

Ломэкс. Должно быть, он не видел Сару с тех пор, как она была малюткой.

Леди Бритомарт. Да, тогда она была малюткой, Чарлз, как вы изволили заметить с изяществом речи и благородством мысли, которые никогда вам не изменяют. Следовательно... э... (С досадой.) Ну вот я и забыла, что хотела сказать. А все это из-за вас, Чарлз! Вы сами напрашиваетесь, чтобы вас отбрили. Адольф, будьте любезны напомнить мне, на чем я остановилась.

Казенс (мягко). Вы говорили, что мистер Андершафт не видел своих детей с младенческих лет и будет судить о том, как вы их воспитали, по их поведению сегодня ве­чером, а поэтому вы желаете, чтобы мы вели себя как можно осмотрительнее, в особенности Чарлз.

Леди Бритомарт (с подчеркнутым одобрением). Вот именно.

Ломэкс. Послушайте, Долли, леди Брит этого не говорила.

Леди Бритомарт (энергично). Я это говорила, Чарлз. Адольф прекрасно все запомнил. Очень важно, чтобы вы вели себя хорошо. И я прошу вас хоть на этот раз не рассаживаться парочками по углам, не шептаться и не хихикать, пока я буду говорить с вашим отцом.

Барбара. Хорошо, мама. Мы постараемся. (Соскакивает со стола и садится на стул в изящной позе благовоспитан­ной девушки.)

Леди Бритомарт. Помните, Чарлз, что Сара должна гордиться вами, а не стыдиться вас.

Ломэкс. Ну, знаете ли! Было бы чем гордиться.

Леди Бритомарт. Так вот, постарайтесь, чтоб было чем гордиться.

Морисон, бледный и испуганный, врывается в комнату в явном расстройстве.

Морисон. Могу я просить вас на два слова, миледи?

Леди Бритомарт. Какие пустяки! Ведите его сюда.

Морисон. Слушаю, миледи. (Уходит.)

Ломэкс. Морисон знает, кто это?

Леди Бритомарт. Ну еще бы. Морисон — наш старый слуга.

Ломэкс. Вот, должно быть, глаза вытаращил!

Леди Бритомарт. Чарлз, неужели вы не нашли другого времени, чтобы раздражать меня вашими возмути­тельными словечками?

Ломэкс. Но ведь это действительно из ряда вон...

Морисон (в дверях). Э-э-э... Мистер Андершафт. (Отступает в смятении.)

Входит Эндру Андершафт. Все встают. Леди Бри­томарт встречает его на середине комнаты, позади кушетки.

С виду Эндру — пожилой, склонный к полноте и довольно безобидный джентльмен, любезный и внимательный в обращении, привлекательно простой по характеру. Но взгляд у него зоркий, решительный, подмечающий каждую мелочь, а широкая грудь и объемистый череп говорят о громадной силе, телесной и духовной. Его мягкость — это отчасти осторожность сильного человека, который по опыту знает, что его обычная хватка пугает людей, и потому он обращается с ними очень бережно; отчасти же эта мягкость объясняется примиряющим влиянием старости и успеха. В данную минуту его тоже стесняет неловкость положения.

Леди Бритомарт. Здравствуй, Эндру.

Андершафт. Как поживаешь, моя милая?

Леди Бритомарт. А ты порядком постарел.

Андершафт (извиняющимся тоном). Да. Я постарел, ми­лая. (Берет ее руку с оттенком галантности.) А вот тебя время пощадило.

Леди Бритомарт (отталкивая его руку). Пустяки! Вот твои дети.

Андершафт (в изумлении). Так много? К сожалению, па­мять мне кое в чем изменяет.

(Отечески благосклонно протягивает руку Ломэксу.)

Ломэкс (с силой трясет его руку). Как поживаете?

Андершафт. Ты, должно быть, мой старший сын? Очень рад тебя видеть, мой мальчик.

Ломэкс (протестуя). Нет, в самом деле... (Совершенно те­ряясь.) Вот тебе и раз!

Леди Бритомарт (оправившись после минутного остолбе­нения). Эндру, неужели ты не помнишь, сколько у тебя детей?

Андершафт. К сожалению, я... Они так выросли... Э-э... Разве я ошибся? Ну, так и быть, признаюсь, я помню только одного сына. Но с тех пор, разумеется, утекло столько воды... э-э...

Леди Бритомарт (решительно). .Эндру, ты говоришь глупости. Разумеется, у тебя только один сын.

Андершафт. Быть может, ты будешь так любезна и позна­комишь нас?

Леди Бритомарт. Это Чарлз Ломэкс, жених Сары.

Андершафт. Простите меня, дорогой мой.

Ломэкс. Ну что вы! Я очень рад, уверяю вас.

Леди Бритомарт. А вот это Стивен.

Андершафт (кланяясь). Рад с вами познакомиться, мистер Стивен. (Переходит к Казенсу.) Так, значит, это мой сын. (Берет обе руки Казенса в свои руки.) Ну, как пожи­ваешь, мой юный друг? (Леди Бритомарт) Очень по­хож на тебя, моя милая.

Казенс. Вы льстите мне, мистер Андершафт. Меня зовут Казенс, я помолвлен с Барбарой. (Вразумительно.) Вот это Барбара Андершафт, майор Армии спасения. Это Са­ра — ваша вторая дочь. Это Стивен Андершафт — ваш сын.

Андершафт. Извини меня, милый мой Стивен. Стивен. О, пожалуйста.

Андершафт. Мистер Казенс, я очень благодарен вам за точность разъяснения. (Саре.) Барбара, милая моя... Сара (подсказывает.) Сара.

Андершафт. Да, конечно, Сара.

Жмут друг другу руки.

(Он переходит к Барбаре.) Барбара, надеюсь, я не ошиб­ся на этот раз?

Барбара. Совершенно верно. (Жмет руку.)

Леди Бритомарт (вновь принимая командование). Сади­тесь. Сядь, Эндру. (Она под­хо­дит к кушетке и садится сама.)

Казенс берет стул и ставит слева от нее. Барбара и Сти­вен остаются на прежних местах. Ломэкс подает стул Саре и идет за другим.

Андершафт. Благодарю тебя, дорогая.

Ломэкс (фамильярно, ставя стул между письменным сто­лом и кушеткой и предлагая его Андершафту). А ведь правда, нелегко сразу разобраться?

Андершафт (берет стул, но не садится). Меня смущает не это, мистер Ломэкс. Затруднение в том, что если я буду играть роль отца, то произведу впечатление навязчивого незнакомца, а если буду играть роль тактичного незна­комца, могу показаться равнодушным отцом.

Леди Бритомарт. Эндру, тебе вовсе не нужно играть ни­какой роли. Держись ес­тес­твен­но и просто, так будет лучше.

Андершафт (покорно). Да, милая, пожалуй, это будет все­го лучше. (Усаживается поудобнее.) Ну, а теперь пого­ворим. Что же вам всем от меня нужно?

Леди Бритомарт. Нам ничего от тебя не нужно, Эндру. Ты член семьи. Сиди с нами и будь как дома.

Тягостное молчание. Барбара строит гримасы Ломэксу, который слишком долго сдерживался и теперь разра­жается сдавленным ржанием.

(Оскорбленно.) Чарлз Ломэкс, если можете, ведите себя прилично, а если не можете, выйдите из комнаты.

Ломэкс. Простите, ради бога, леди Брит, но, право... знаете ли, честное слово! (Садится на кушетку между леди Бритомарт и Андершафтом, совершенно обессилев от смеха.)

Барбара. Что же вы, Чолли? Смейтесь, когда хочется. Раз натура требует.

Леди Бритомарт. Барбара, тебе дали хорошее воспита­ние. Так покажи это отцу и не разговаривай, точно какая-нибудь уличная девчонка.

Андершафт. Не беспокойся, милая. Я ведь, знаешь ли, не джентльмен и воспитания не получил.

Ломэкс (поощрительно). А совсем незаметно, знаете ли. Вид у вас вполне приличный, уверяю вас.

Казенс. Позвольте дать вам совет, мистер Андершафт: учи­тесь греческому. Эллинисты — привилегированная публи­ка. Очень немногие из них знают греческий, и никто из них не знает ничего, кроме греческого, но авторитет их незыблем. Все остальные языки — достояние официантов и коммивояжеров, и только греческий для человека с по­ложением в обществе — то же, что проба для серебра.

Барбара. Долли, не ломайтесь! Чолли, принесите концерти­но и сыграйте нам что-нибудь.

Ломэкс (радостно вскакивает с места, но сдерживается и с сомнением обращается к Андершафту). А может, эта штука не по вашей части, а?

Андершафт. Я очень люблю музыку.

Ломэкс (в восторге). Да что вы? Тогда я сейчас принесу. (Уходит наверх за инструментом.)

Андершафт. Ты играешь, Барбара?

Барбара. Только на тамбурине. Впрочем, Чолли учит меня играть на концертино.

Андершафт. Чолли тоже в Армии спасения?

Барбара. Нет, он говорит, что это дурной тон. Впрочем, он подает надежды. Вчера я заставила его пойти на митинг к докам и собирать деньги в шляпу.

Андершафт многозначительно смотрит на жену.

Леди Бритомарт. Я тут ни при чем, Эндру, Барбара до­статочно взрослая, чтобы поступать по-своему. У нее нет отца, который мог бы ей советовать.

Барбара. Нет, есть. В Армии спасения не может быть сирот.

Андершафт. У вашего отца много детей и немалый опыт, а?

Барбара (смотрит на него с живым интересом и кивает). Совершенно верно. Как же вы это поняли? Слышно, как Ломэкс за дверью пробует концертино.

Леди Бритомарт. Входите, Чарлз. Сыграйте нам что-ни­будь.

Входит Ломэкс.

Ломэкс. Ладно! (Садится на прежнее место и начинает.)

Андершафт. Одну минуту, мистер Ломэкс. Меня интере­сует Армия спасения. Ее девиз мог бы быть и моим: кровь и огонь.

Ломэкс (шокированный). Но ведь это совсем другие кровь и огонь, знаете ли.

Андершафт. Мои кровь и огонь очищают.

Барбара. И наши тоже. Приходите завтра утром ко мне в убежище — Вестхэмское убежище — и посмотрите, что мы там делаем. Мы идем на большой митинг в зале со­браний на Майл-Энд. Приходите, вы посмотрите убежище и пойдете с нами на митинг; это будет вам очень полез­но. Вы умеете играть на чем-нибудь?

Андершафт. В юности я зарабатывал на улицах и в пивных немало пенсов и даже шиллингов благодаря природной способности к танцам. А несколько позже стал членом музыкального общества фирмы Андершафт и довольно сносно играл на тромбоне.

Ломэкс (скандализованный, опускает концертино). Ну, знае­те ли.

Барбара. В Армии спасения не один грешник доигрался на тромбоне до царства небесного.

Ломэкс (Барбаре, все еще шокированный). Да, знаете ли, а как же пушечный завод? (Андершафту.) Царство не­бесное ведь не совсем по вашей части, а?

Леди Бритомарт. Чарлз?

Ломэкс. Но ведь это же само собой разумеется, не так ли? Пушечный завод, может быть, и нужен и все такое, без пушек нам не обойтись, — а все-таки нехорошо, знаете ли. А с другой стороны, в Армии спасения, может, и много всякой чепухи, — я сам принадлежу к англиканской церк­ви, — но согласитесь, что это как-никак религия; а ведь нельзя же быть против религии, верно? Разве уж какой-нибудь самый безнравственный человек будет против, знаете ли.

Андершафт. Не думаю, чтобы вы правильно оценивали мое положение, мистер Ломэкс...

Ломэкс (торопливо). Лично против вас я ничего не имею...

Андершафт. Вот именно, вот именно. Однако подумайте немножко. Я наживаюсь на убийствах и увечьях. Сейчас я в особенно благодушном настроении, потому что нын­че утром на заводе мы разнесли вдребезги двадцать семь манекенов из орудия, которое прежде уничтожало только тринадцать.

Ломэкс (снисходительно). Ну что ж, чем разрушительнее становятся войны, тем скорее они прекратятся, верно?

Андершафт. Ничего подобного. Чем разрушительнее вой­на, тем больше в ней увлекательного. Нет, мистер Ло­мэкс, я вам чрезвычайно обязан за то, что вы постара­лись найти оправдание моему ремеслу, но я его не стыжусь. Я не из тех людей, у которых мораль и профес­сия отделены друг от друга водонепроницаемыми пере­борками. Все лишние деньги, которые мои конкуренты, для успокоения нечистой совести, жертвуют на боль­ницы, соборы и прочее, я трачу на опыты и исследова­ния, совершенствующие методы уничтожения жизни и имущества. Я всегда так делал и буду делать, а потому ваши азбучные истины насчет «мира на земле и в человецех благоволения» мне ни к чему. С вашим христианским учением, которое предписывает не противиться злу и подставлять другую щеку, я обанкротился бы. В моей морали, в моей религии должно быть место пушкам и торпедам.

Стивен (холодно, почти злобно). Вы говорите так, как будто можно выбирать из десятка религий и моральных си­стем, тогда как есть только одна истинная религия и од­на истинная мораль.

Андершафт. Для меня есть только одна истинная мораль, но вам она, возможно, не подойдет, потому что вы не фабрикуете боевые корабли. Для каждого человека суще­ствует только одна истинная мораль, но у всех она разная.

Ломэкс (силится понять и не может). Не повторите ли вы это еще раз? Я что-то не совсем понял.

Казенс. Очень просто. Еврипид говорит: «Что одному по­лезно, то для другого — яд», и в умственном и в физиче­ском отношении.

Андершафт. Совершенно верно.

Ломэкс. Ах, вот что! Да, да, да. Так, так, так.

Стивен. Другими словами, есть честные люди и есть него­дяи.

Барбара. Нет. Ни одного. Нет ни хороших людей, ни него­дяев, есть только дети одного отца; и чем скорее они перестанут осыпать друг друга бранью, тем будет лучше. Не спорьте со мной, я знаю людей. Через мои руки про­шли десятки: негодяи, преступники, атеисты, филан­тропы, миссионеры, члены совета, всякого рода люди. Все они равно грешники, и всем им равно уготовано спасение.

Андершафт. А приходилось ли тебе спасать фабриканта пушек?

Барбара. Нет. Вы позволите мне попытаться?

Андершафт. Что ж, давай заключим условие. Я навещу те­бя завтра в убежище Армии спасения, а ты должна прий­ти ко мне послезавтра на орудийный завод.

Барбара. Берегитесь! Это может кончиться тем, что вы бро­сите пушки ради Армии спасения.

Андершафт. А ты уверена, что не бросишь Армию спасе­ния ради пушек?

Барбара. Ну что ж, я рискну.

Андершафт. Я тоже.

Жмут друг другу руки.

Где твое убежище?

Барбара. В Вестхэме. Под вывеской креста. Спросите кого угодно в Кеннингтауне. А где ваш завод?

Андершафт. В Перивэйл Сент-Эндрюс. Под вывеской ме­ча. Спроси кого угодно в Европе.

Ломэкс. Может быть, все-таки сыграть что-нибудь?

Барбара. Да, сыграйте «Вперед, о воины Христа».

Ломэкс. Ну, для начала, знаете ли, это, пожалуй, слишком сильно. Не сыграть ли «Брат, ты переходишь в мир иной»? Мотив почти тот же.

Барбара. Уж слишком он грустный. Вот когда вы спасетесь, Чолли, вы перейдете в мир иной, не поднимая такого шума.

Леди Бритомарт. Право, Барбара, послушать тебя, так религия — только за­ни­ма­тель­ный предмет для разговора. Надо же иметь хоть какое-то чувство приличия.

Андершафт. Я бы не сказал, что это незанимательный предмет, милая. Умных людей только это и занимает по-настоящему.

Бритомарт (взглядывая на часы). Что ж, если так, я решительно настаиваю, чтоб это было сделано как по­лагается. Чарлз, позвоните к молитве.

Общее смятение. Стивен поднимается в испуге.

Ломэкс (вставая). Ну, знаете ли!

Андершафт (вставая). Боюсь, что мне пора уходить.

Леди Бритомарт. Теперь тебе нельзя уйти, Эндру, это было бы в высшей степени неприлично. Садись. Что по­думает прислуга?

Андершафт. Не могу, милая, меня одолевают религиозные сомнения. Нельзя ли предложить компромисс? Если Бар­бара проведет небольшое богослужение в гостиной с ми­стером Ломэксом в качестве органиста, я с удоволь­ствием буду присутствовать. Могу даже принять актив­ное участие, если найдется тромбон.

Леди Бритомарт. Не издевайся, Эндру.

Андершафт (шокированный, Барбаре). Надеюсь, ты не ду­маешь, что это насмешка, дорогая моя?

Барбара. Нет, конечно; а впрочем, и это не беда: половина нашей армии в первый раз пришла на митинг забавы ра­ди. (Вставая.) Идем. (Обнимает отца и, уводя его, зо­вет других.) Идем, Долли. Идем, Чолли.

Казенс встает.

Леди Бритомарт. Я не потерплю такого непослушания. Адольф, сядьте.

Он не садится.

Чарлз, вы можете идти. Вам нельзя присутствовать на молитве — вы не в состоянии вести себя прилично.

Ломэкс. Ну, знаете ли! (Уходит.)

Леди Бритомарт (продолжает). А вы, Адольф, умеете держать себя, когда захотите; я желаю, чтобы вы остались.

Казенс. Дорогая леди Брит, в семейном молитвеннике есть слова, которые я не желал бы слышать из ваших уст.

Леди Бритомарт. Какие же это слова?

Казенс. Вам придется сказать при всей прислуге, что мы де­лали многое, чего не должны были делать, и не сделали того, что должны были сделать, и что в нас мало добро­го. Этого я не могу слышать, это несправедливо по отно­шению к вам, несправедливо по отношению к Барбаре. Что же касается меня лично, то я решительно протестую: я сделал все, что мог. Иначе я не смел бы женить­ся на Барбаре, не мог бы смотреть вам в глаза. И пото­му я должен идти в гостиную.

Леди Бритомарт (оскорбленная). Хорошо, идите.

Казенс делает шаг к двери.

И запомните, Адольф...

Он оборачивается.

Я сильно подозреваю, что вы вступили в Армию спасе­ния только ради Барбары, ни для чего больше. Я отдаю должное ловкости, с которой вы водите меня за нос. Но я вас раскусила. Смотрите, чтоб не раскусила и Барбара. Вот и все.

Казенс (с невозмутимой кротостью). Не выдавайте меня, леди Брит. (Выскальзывает из комнаты.)

Леди Бритомарт. Сара, никто не мешает тебе уйти. Это будет гораздо лучше, чем сидеть с таким видом, точно тебе хочется быть где угодно, только не здесь.

Сара (томно). Хорошо, мама. (Уходит.)

Леди Бритомарт порывистым движением прикладывает к глазам платок.

Стивен (бросается к ней). Мама, что с вами?

Леди Бритомарт (смахивает слезы). Ничего. Глупости. Иди и ты к нему, если хочешь, и оставь меня с прислугой.

Стивен. О, ради бога, не думайте так, мама. Мне... Мне он не по душе.

Леди Бритомарт. А другим по душе. Вот как неспра­ведлива к женщине судьба. Женщина воспитывает детей, то есть сдерживает их порывы, отказывает им в том, че­го им хочется, задает им уроки, наказывает их за про­ступки, берет на себя все неприятные обязанности. А по­том, когда ее дело сделано, является отец, который только баловал и портил их, и отнимает у нее любовь детей.

Стивен. Нашей любви он у вас не отнимет. Это просто любопытство.

Леди Бритомарт (резко). В утешении я не нуждаюсь, Стивен. Ровно ничего не слу­чи­лось. (Встает и идет к двери.)

Стивен. Куда вы, мама?

Леди Бритомарт. В гостиную, разумеется. (Выходит из комнаты.)

Когда она открывает дверь, слышно, как на концертино играют «Вперед, о воины Христа» под аккомпанемент тамбурина.

Ты идешь, Стивен?

Стивен. Нет, не иду.

Она уходит. Он садится на кушетку, поджав губы, с вы­ражением сильнейшего неодобрения.