Меч Аллаха

Жажду крови водой не утоляют

Люди привыкли во всем искать закономерности, но жизнь полна явлений случайных, непредсказуемых, нелинейных. Случай управляет судьбой человека, перемещая события, как цветные стеклышки калейдоскопа.

Это только кажется нам, что мир беспредельно огромен. Он в действительности мал и тесен. Глобализация, о которой столько говорят политологи, это постепенное превращение мира в одну большую деревню, где все о всех все знают, где неосторожный чих больного соседа заражает многих других.

Заглянуть в прошлое можно только из настоящего, идя по следам, которые оставили минувшие события. Угадать будущее мы не в состоянии. Оно накатывает на нас неожиданно, не давая возможности приготовиться. Точки, в которых начинаются события, способные вовлечь нас в свой водоворот, часто отстоят во времени и расстоянии так далеко, что мы не всегда можем понять, откуда накатила волна и почему именно нас она швырнула в пучину приключений, удач или невзгод.

Задолго до того, как Андрей попал в Фергану, случилось совершенно пустяковое по любым меркам событие, о котором он так никогда и не знал.

В прокаленном жарой городе Душанбе на выселках в микрорайоне Обшорон в небольшой чайхане собралась компания безработных работяг: Икрам — водитель-дальнобойщик первого класса, Нури — мастер текстильного производства, Акбар — электромонтер и Рафикджон — сапожник.

Безработица — это не отдых и работящим людям не в кайф. Безделье радует лодыря и угнетает нормальных людей, как скрытая от глаз внутренняя болезнь. А кто выставляет напоказ свои недуги и болячки?

Четверо — старые приятели, знавшие друг друга с детства, и в чайхане у них всегда находились темы для обсуждения.

Рафикджон пришел на встречу с газетой. Ему повезло: российский офицер-пограничник принес мастеру для ремонта разбитые на камнях дорог ботинки. Обувь была завернута в старую газету. Рафикджон развернул ботинки, газету расправил, разгладил рукой и захватил с собой в чайхану.

Заняв обычное место, Рафикджон водрузил на кончик орлиного носа очки, развернул газету и стал читать.

— Э, рафик Рафикджон, — сказал Нури, — что там пишут?

Нури шутник и всякий раз, обращаясь к другу, слегка подкалывает его. Рафик по-таджикски, как слово так и имя, имеет одно значение — приятель, товарищ. Сочетание их в одном предложении звучит необидной подначкой.

Рафикджон, не отрывая глаз от газеты, не реагируя на подкалывание, спокойно ответил:

— Много букв, обо всем написано.

— Что интересного? — спросил электромонтер Акбар.

— Один русский генерал сказал, что у него есть чемоданчик. Если открыть, будет атомный взрыв. Хирошима.

— Врет он, — тоном, не терпящим возражений, опроверг Акбар. — Ерунда все это.

— Правду говорит, — голос Икрама прозвучал веско и уверенно. — Есть такой чемоданчик. Ты Сабита Лысого знаешь? Так вот он рассказывал еще давно, что такой чемоданчик у русских есть.

— Ладно, шайтан с этим чемоданчиком, — сказал Акбар, обиженный опровержением. — Ты, Рафикджон, лучше прочитай, когда у людей будут работа и деньги.

— Это, дорогой, не напишут. Это даже у русских большая государственная тайна.

Обычный треп обычных людей. Дело житейское, проходное. Но…

КГБ, ЦРУ, БНД, «Моссад» — этим монстрам мирового шпионажа в своих разведывательных возможностях не уступают крупнейшие церкви мира — католическая, православная, мусульманская…

Обряд исповеди, доверительные беседы клира с прихожанами позволяют собирать огромные массивы информации. Без больших материальных затрат и опасности угодить в контрразведку удается узнать не только о том, кто, как и с кем спит, но и о том, кто берет взятки, кто ворует, кто что думает о законах и власти и еще о многом другом.

Уже на другой день богобоязненный сын ислама Нури после утреннего посещения мечети побеседовал с муллой Азади. Поговорили о том о сем. Рассказал Нури и о разговоре, который у друзей состоялся вчера, в том числе о работе и чемоданчике, таившем в себе огромную разрушительную силу.

Мулла Азади, в молодости окончивший физический факультет университета, по-своему трактовал рассказ Нури. В тот же вечер он передал разговор своему знакомому, который официально числился корреспондентом газеты «Шариат», а на деле являлся представителем подпольной исламистской организации «Хизби-ут-Тахрир».

«Корреспондент» передал информацию по своим каналам дальше, даже не зная, к кому она попадет.

А у ценной информации есть определенное свойство: она всегда попадает к тем, кто ею интересуется.

Небо в краю пустынь Аравийского полуострова чаще всего не голубое, а пепельно-серое, выгоревшее от вечного зноя. Солнце здесь мало похоже на яичный желток, каким его рисуют дети. Диск светила, добела раскаленный, яростно клокочущий испепеляющим жаром, застывает в зените, и тени на земле почти исчезают. Ветер, дующий со стороны залива и океана, несет на сушу воздух, напоенный удушающим дыханием парилки. Сменив направление, он приносит не облегчение, а овевает колючим жаром песков.

Нельзя сказать, что люди, живущие в этих местах, привыкли к песчаным бурям, зною и жажде. Нет, они не привыкли, они просто научились терпеть. Они знают — природа их края данность, которой не преодолеть. Их религия — ислам.

Ислам — это покорность. Умение терпеть жару. Переносить песчаные бури, смертельную жажду, спокойно принимать трудности и неудачи, поскольку все они предопределены Аллахом и ниспосланы людям в виде пожизненного испытания.

Аллах поощряет терпеливых и обещает им в потусторонней жизни неожиданные радости. Тех, кто на этом свете страдает от зноя и жажды, там ожидают тенистые кущи фруктовых садов, реки чистой холодной воды, вино и прекрасные женщины — гурии, способные ублажать своими ласками самых взыскательных мужчин.

Шейх Джамал ибн Масрак родился и вырос в этом суровом жарком краю. Богатые родители, арабские миллиардеры, дали сыну европейское образование. Ибн Масрак учился в Лондоне и стал бакалавром философии. Он страстно любил Швейцарию. Заснеженные вершины гор и виноград, вызревающий в теплых долинах. Изобилие ключевой воды и свежий воздух. Ибн Масрак месяцами жил на вилле в Цермоте, но никогда не пытался встать на горные лыжи. Его интересовали только кони и женщины.

Шейх был убежден, что никакое богатство не может сделать счастливым паралитика, слепого или прикованного смертельной болезнью к постели. Только здоровому богатство может подарить все, чем он пожелает утолить свои желания, прихоти и похоти. Одна из радостей, которыми одарил Аллах правоверных, — их женщины. В этом мире они достаются мужчинам в форме плотской, украшенной всеми достоинствами, подаренными им природой.

Оставив сердце на жаркой родине, ибн Масрак не завел для себя гарема, хотя прекрасно знал традиции и порядки, освященные исламом. Пытаясь утолить жажду к плотским наслаждениям, богатые шейхи без устали умножают количество жен. Никогда не осуждая их ненасытной жадности, Джамал ибн Масрак в душе презирал дураков, веривших, что женщина, запертая за высоким забором, становится его собственностью.

Ибн Масрак, приобретший вместе с европейским образованием весьма высокую долю скептицизма, прекрасно понимал, что ни один мужчина, будь он молод, здоров и завистлив, не способен регулярно дарить свои ласки всем женщинам, которых он на правах эксклюзивного владения запер в гареме. И чем богаче владелец сада цветов, чем в более роскошной изнеженной обстановке он содержит жен, тем более изощренными они становятся в поисках удовлетворения телесных желаний, превращая естественные чувства в похотливые игры.

В больших гаремах обязательно находится опытная матрона — эг-шейк-эль-безэ, организующая для наложниц, лишенных мужского внимания, лесбийские утехи. Она строго следит за тем, чтобы хозяйские жены по интересам разбивались на пары. Чтобы более влиятельные и опытные отбирали для себя из молодых наложниц мужа подруг, и те, в свою очередь, удовлетворяли потребности избалованной плоти своих повелительниц.

Приобщившись к европейской сексуальной цивилизации, ибн Масрак понял, что куда проще обходиться без гарема и в то же время оставаться ценителем женской красоты. В его постели попеременно появлялись именитые топ-модели, артистки, жены серьезных американских бизнесменов, позволявшие себе в Европе легкомысленные вольности, богатые искательницы приключений из обеих Америк, красавицы из Индии и Африки.

Похождения шейха не остались незамеченными. Одна из бульварных газет посвятила ему репортаж с броским заголовком «Весь мир в одной постели», достаточно подробно описав трудовые блудни шейха. Это стало для ибн Масрака хорошей рекламой, а слава арабского плейбоя послужила отличной ширмой для дела, которым шейх занимался всерьез.

Ибн Масрак создал плотную и широко разветвленную разведывательную сеть, служившую организации воинствующего исламизма «Пламя Джихада», которую сам организовал и возглавлял.

Осевшие в Германии турки и чеченцы, боснийские мусульмане, косовские албанцы, приверженцы ислама, жившие во Франции и Англии, стали резервуаром, в котором люди ибн Масрака отыскивали агентуру.

Анализируя огромный массив слухов и достоверных сведений, специалисты ибн Масрака позволяли шейху держать руку на пульсе событий. Иногда он узнавал о них не из сообщений прессы, а заранее, когда те еще только планировались или готовились.

Делами шейх обычно занимался перед обедом. Вышколенный секретарь, Мехди бен Омар, приносил в кабинет бумаги и докладывал о делах, которые представляли особый интерес для хозяина.

В один из дней, почтительно склонившись, он положил на стол лист дорогой бумаги с фамильным вензелем шейха.

— Это вам, из Афганистана. Пришло с нарочным.

Шейх взял лист в руки. Чуть отставил от глаз и начал читать.

«Сардар-э азам командан-э омуми Шейх сейид Джамал ибн Масрак…» Арабские буквы, выведенные на бумаге опытным каллиграфом, складывались в слова донесения.

"Премьер министру, Верховному главнокомандующему шейху сейиду Джамалу ибн Масраку.

Во имя Аллаха милостивого и милосердного, творца всего сущего, отца благородных сыновей и великих пророков.

Доношу вашему превосходительству известие, которое при внимательном рассмотрении может представить интерес для дела священного джихада.

По сведениям нашего московского источника, широко известный русский генерал Сафед сделал публичное сообщение о наличии у России портативных ядерных зарядов, размещаемых в небольших чемоданчиках…" Ибн Масрак запнулся, оторвал глаза от записки и снял очки. Несколько мгновений сидел, старательно размышляя.

Ибн Масрак знал русский язык. Он защитил диссертацию в Москве в Институте дружбы народов и, вернувшись на родину, внимательно следил за тем, что происходило в России. Всех крупных политиков и военачальников, чьи имена встречались в прессе, он помнил достаточно хорошо. А вот «широко известного генерала Сафеда» вспомнить никак не мог.

Ибн Масрак еще раз перечитал текст. Нет, ошибки не было.

— Тьфу! Прости Аллах и помилуй! — Ибн Масрак прихлопнул ладонью донесение и захохотал. На языке дари слово «сафед» означало слово «белый».

Джасус — агент разведки «Пламени Джихада», работавший в Афганистане, почему-то счел нужным перевести эту фамилию на свой язык.

Отсмеявшись, ибн Масрак подумал, что надо дать переводчикам распоряжение оставлять неприкосновенными иностранные фамилии и названия чужих городов.

Вы очень старательны, майор. Я хочу это отметить особо.

Бен Омар приложил руку к сердцу и благодарно склонил голову, коснувшись подбородком груди.

— Записка очень точно схватила весьма существенный для нас факт. И он нас заинтересовал. Единственное, чего вам не стоит делать в будущем, это переводить фамилии неверных на наш язык. Как по-русски звучит фамилия Сафед? Вы знаете?

— Да, ваше превосходительство. Бялый.

— Похоже, — ибн Масрак спрятал улыбку в густые усы. — Очень похоже. Но превращать ее в Сафеда не стоит. Это может привести к взаимному непониманию. Представьте, что кто-то переведет на английский вашу фамилию бен Омар как бен Лобстер. Вы меня поняли?

— Прикажете исправить записку?

— Теперь не надо. Материал, хотя и не представляет для нас особого интереса, должен оставаться секретным. Пусть Сафед станет псевдонимом генерала.

Ибн Масрак бросил взгляд на часы.

— Мне кажется, что мадам Женевьева уже задерживается.

— Нет, ваше превосходительство, — возразил бен Омар, — у нее по меньшей мере есть еще час.

Над швейцарскими Альпами дул теплый западный ветер. Он ласковыми дуновениями врывался в открытое окно «Опеля», за рулем которого сидела молодая красивая женщина — очередная любовница ибн Масрака — Женевьева Дюран.

На горной дороге, где полотно обтекало скальный массив, который круто нависал над рекой, бурлившей глубоко в лощине, поперек пути стоял серый «Мерседес».

Женевьева издали заметила препятствие и стала притормаживать. Она остановилась, не доехав до чужой машины двух метров. И почти сразу на таком же расстоянии от нее остановился второй «Мерседес», долго следовавший позади.

Женевьева не успела выйти из машины, как ее окружили трое мужчин в элегантных костюмах. Один вышел из «Мерседеса», который перегородил дорогу, двое — из того, что подъехал сзади.

Тот, что был впереди, подошел к «Опелю» со стороны водителя. Вынул из кармана полицейский жетон и небрежно махнул им перед глазами Женевьевы.

— Полиция, — сказал он сурово. — Мадемуазель, прошу выйти.

— В чем дело? — У Женевьевы не было желания оставлять свою машину. — Может быть, объясните мне так?

— Об этом мы поговорим в моей машине. Прошу выйти.

Женевьева вынуждена была подчиниться. Она прошла с полицейским к его машине. В «Опель» на ее место сел человек из второго «Мерседеса». Все три машины тронулись и, проехав не более полукилометра, оказались на просторной площадке для стоянки и отдыха автомобилистов.

Полицейский заглушил двигатель:

— Ваши документы, мадемуазель.

Женевьева открыла сумочку и вынула пластиковую карточку автомобильных прав.

Полицейский осторожно взял ее за два ребра, чтобы не оставлять своих отпечатков, сличил фотографию с оригиналом.

— В жизни вы красивей, госпожа Дюран.

Стоило бы сказать спасибо за комплимент, но Женевьева решила промолчать.

Полицейский положил карточку на приборную панель.

— Госпожа Дюран, пусть вам не покажется смешным, но меня и моих коллег серьезно беспокоит ваша судьба.

— С какой стати полиции заботится обо мне? — Женевьева постаралась произнести это как можно язвительней.

Полицейский на ее слова не обратил ровным счетом никакого внимания. Он вынул из кармана пиджака фотографию:

— Вам знаком этот человек?

Со снимка на Женевьеву смотрел шейх Джамал ибн Масрак, одетый в традиционную ослепительно белую джалабу, с головой, покрытой клетчатой красно-белой шемагой.

— Да, знаю. Что дальше?

— Дальше? Это тоже он?

На втором снимке шейх был совершенно голым. Он стоял на открытой веранде, подставив тело лучам восходящего солнца. На фото хорошо просматривался рельеф мышц груди и живота. Неприкрытые первичные признаки мужского пола ютились в куще густых черных волос. Довершали образ волосатые слегка согнутые в коленях ноги.

— Он, — не задумываясь, ответила Женевьева.

— Судя по всему, — сказал полицейский, — шейх одинаково хорошо знаком вам в одежде и без нее. Разве не так?

— Вы дерзите, — изобразив на лице крайнюю степень неудовольствия, сказала Женевьева. — Я буду вынуждена обратиться к прокурору.

— Госпожа Дюран! — Полицейский широко улыбнулся. — О какой дерзости вы говорите? Была только констатация факта. Вас даже не удивила и не шокировала фотография голого шейха. — И вдруг, перестав улыбаться, с лицом, вмиг посуровевшим, добавил: — Кстати, я даже не знаю, доберетесь ли вы когда-нибудь до прокурора.

Ледяной тон и серьезность, с которой были произнесены последние слова, не на шутку испугали Женевьеву. Она уже поняла, что слишком необычной оказалась ее встреча с полицией, и угадать, чем она закончится, крайне трудно.

— Что вы имеете в виду? — спросила Женевьева, и голос ее дрогнул.

— Горную дорогу, моя госпожа. Только дорогу. Впереди есть очень опасный скальный участок. Там ровно два дня назад в пропасть сорвался «Порше». Великолепный жеребчик, серебристый металлик. Погибли двое — он и она. Их тела подняли из пропасти, а машина все еще в ней. У вас нет желания взглянуть на нее? Тут совсем недалеко.

— Я вожу машину аккуратно, — сказала Женевьева, сдерживая испуг. В словах полицейского она угадала страшный намек, облеченный в форму рассказа о дорожном происшествии.

— Она тоже ездила аккуратно, — полицейский как фокусник извлек из кармана третью фотографию. — Взгляните.

Цветной снимок запечатлел лицо красивой женщины. Закрытые глаза и правая щека, залитая кровью, свидетельствовали, что на снимке мертвое тело.

— Уберите, — требовательно попросила Женевьева и хотела отшвырнуть фотографию. Полицейский успел перехватить ее руку.

— Вглядитесь повнимательней. Вам она знакома?

— Нет!

— Верно, мадам Дюран. Но я вам скажу, кто она. Это ваша предшественница в постели шейха Масрака.

— Как вы смеете?! — Женевьева была близка к истерике. — Кто вам позволил лезть в мою частную жизнь?!

— Прекрасно, моя госпожа, прекрасно! Вы спросили, кто мне позволил лезть в вашу жизнь. Я отвечу — закон. Тот, который гарантирует нашим гражданам безопасность их жизни, здоровья, собственности.

— Разве мне грозит опасность? — Женевьева изменила тон. Она поняла, что с полицейским лучше говорить спокойно. — Я этого не замечаю.

— Зато заметили мы и пытаемся вас уберечь от неприятностей.

— Что вы имеете в виду, господин э…?

— Инспектор Анри Бальфур, к вашим услугам, моя госпожа. А имею в виду не только я, но и те джентльмены, которые сидят в другой машине, что вы оказались в зоне чрезвычайной опасности.

— В какой именно?

— Мы не будем затрагивать причин, по которым вы оказались в постели шейха Масрака…

— Это мое личное дело, в чьей постели и когда находиться.

Женевьева вспылила, но с достаточной умеренностью. Она уже чувствовала, что инспектор Бальфур подавляет ее своей уверенностью и волей.

— Верно, госпожа Дюран. Поэтому я и сказал, что мы не будем затрагивать причин, по которым вы влезли под чужое одеяло…

— Это…

— Прошу, помолчите. Когда я закончу, у вас будет возможность высказаться. Так вот, моя госпожа, шейх, с которым вас связывает ложе, стоит во главе опасной исламистской террористической организации. Девушка, фотографию которой вы видите, Урсула Нойман из Бремена. Она была одной из любовниц шейха до вас. Но он ее заподозрил в связях с полицией и организовал убийство. Короче, ее убили по одному лишь подозрению, не имея доказательств и фактов, хотя Урсула никаких связей с нами не имела.

— Но при чем здесь я? — Женевьева слушала инспектора со страхом. Она пыталась сдержать нервную дрожь, но ее состояние выдавали трясущиеся колени.

— Очень при том, моя госпожа. После убийства Урсулы мы хотели подвести к шейху нашу опытную сотрудницу. Увы, она проиграла в конкуренции, и на ее месте оказались вы.

— Я в чем-то виновата?

— Нет, но у нас нет времени ждать, когда Масрак пресытится вашими прелестями…

— Что вы о них знаете?! — психанула Женевьева.

— Ничего ровным счетом.

Бальфур знакомым ей движением руки вынул из кармана очередное фото. На нем Женевьева, прекрасная в своей наготе, полулежала, опершись о локоть, на капоте шикарного автомобиля, бесстыдно раздвинув ноги и придерживала обеими руками большие красивые груди. Она хохотала.

— Вы!.. — крикнула Женевьева и прихлопнула снимок ладонью.

— Нет, вы, — спокойно прервал ее Бальфур. — А теперь помолчите. Поскольку у нас нет времени ждать, когда шейх начнет замену любовниц, у вас есть два варианта действий на выбор.

— Какие?

— Первый, вы будете делать то, что собиралась делать наша сотрудница…

Женевьева сразу подумала, что ей предложат отравить шейха.

— Вы хотите его убить?

— Бог с вами, моя госпожа! Как вам пришло такое в голову?

— Что же тогда?

— Нам нужен свой человек в окружении шейха. Чтобы знать, чем он бывает занят помимо секса. Для этого мы обеспечим вас…

Женевьева прервала инспектора:

— А если я не дам согласия?

— Вступит в действие второй вариант. Вряд ли вам он понравится.

Сердце Женевьевы екнуло.

— Я слушаю.

— В самом начале беседы я рассказал об опасностях этой дороги. Предложил пройтись и посмотреть на машину, которая лежит в пропасти. Вы не захотели. Может, все же пройдемся сейчас?

— Вы угрожаете?

— Нет, моя госпожа. Просто объясняю возможный ход событий. Вы, пусть не по своей вине, сунули ноги в чужую обувь. У нас не остается выбора: нужно либо освободить туфли для нашей сотрудницы, либо заручиться помощью того, кто их носит сейчас.

— Что произойдет, если я дам согласие, а сама обо всем расскажу шейху?

Бальфур открыл стекло и крикнул, обращаясь к одному из своих помощников:

— Раймон! Подойдите сюда!

Блондин, который привел на стоянку «Опель», подошел к «Мерседесу».

— Слушаю, шеф.

— Снимки у вас с собой?

— Да, они здесь.

— Позвольте показать их нашей даме.

— Пожалуйста, — Раймон вынул из кармана и передал инспектору пачку фотографий.

Бальфур взял их и начал по одной показывать Женевьеве.

— Это вы конспиративно встречаетесь с инспектором Раймоном Граве. Вот он, вот вы. Это другая агентурная встреча. Уже с инспектором Крейцем.

— Я никогда не встречалась с этими господами. Никогда! Я их не знаю. Это обычный фотомонтаж. Гнусная фальшивка!

— Ну, ну, успокойтесь. Зачем такие энергичные определения? Никакого монтажа нет, госпожа Дюран. Снимки отпечатаны с видеоленты, на которой есть точное время и дата встречи.

— Но встреч не было! — голос Женевьевы дрожал от возмущения.

— Они были. Это вот Раймон спрашивает у вас, как пройти к фирме проката машин. Мимолетная встреча. Здесь у магазина инспектор Крейц помог вам выйти из машины…

— Значит, это подлог.

— В какой-то мере, но в большей степени — это фотодокументы. Одна встреча с агентом полиции может быть случайной. В двух случаях просматривается совпадение. В трех — закономерность.

— У вас нет третьего снимка, в голосе Женевьевы прозвучало нечто вроде надежды на спасение.

— Боже мой, госпожа Дюран! Мы с вами сидим в моей машине на горной площадке. Раймон уже сделал пять или шесть снимков. Вы не заметили? Так что вы можете говорить шейху что угодно, но такое объяснение не в ваших интересах. Масрак поверит фотографиям, а не словам испуганной женщины.

Женевьева закрыла лицо руками.

— Он убьет меня, — простонала она в отчаянье.

— Нет, моя госпожа. Мы такой возможности ему не предоставим. Конечно, если вы согласитесь сотрудничать со мной.

Женевьева вздохнула:

— Что мне надо делать?

— Госпожа Дюран, вы умная женщина. Дальше поступим так. К вам в машину сядет мой помощник Раймон Граве. Вы оформите сотрудничество, он даст инструкции. Можете идти к своей машине.

Женевьева взялась за ручку дверцы, но Бальфур остановил ее:

— Секундочку.

Он подержал в руке снимок с изображением самой Женевьевы, потом протянул ей:

— Можно ваш автограф, госпожа Дюран?

Женевьева вынула из сумочки авторучку, быстро что-то черкнула на обороте фото, бросила его на сиденье и вышла из машины.

Бальфур поднял фото, повернул его изображением вниз. На белой стороне размашистым почерком был записан номер телефона.

— О'кей! — сказал Бальфур сам себе и засмеялся.

— И что, Арон, — задал вопрос инспектор Крейц, — ты уверен, что система заработает?

— Уверен. Госпожа Дюран уже не первый год промышляет в среде богатых сластолюбцев. Она по натуре авантюристка. Раймон поможет ей направить таланты в нужном направлении.

— Я поеду быстрее, — предупредила Женевьева севшего в «Опель» Раймона. — Шейх не любит, когда я опаздываю.

— Как угодно, мадам. Много времени у вас я не займу. — Раймон раскрыл кейс, который держал на коленях. — Я кое-что передам вам, госпожа Дюран. Не пугайтесь. В нашем наборе не будет традиционных безделушек вроде брошек-микрофонов, перстней-жучков, часов и фотографирующих зажигалок. Эти вещи теперь вызывают подозрения.

— Что же вы предложите?

— Небольшой несессер. В нем маникюрный набор. Щипчики, пилки, пинцеты. Пилочка может все время лежать на туалетном столике.

— Для чего?

— Это уже наша забота, госпожа Дюран. Не ломайте голову над пустяками.

— Вы правы, месье Раймон. Когда существует угроза сломать голову на крупном промахе, думать о пустяках вроде пилочек — глупо. Разве не так?

— Вот флакончик ваших любимых духов. Пробка в виде черного шарика. Внутри — чувствительный микрофон. Носите духи с собой. И еще вы должны…

Ровно через четверть часа Раймон попросил остановить машину и остался на дороге. «Опель», сердито взревев мотором, скрылся за поворотом горной дороги.

Утренний розовый свет зари осветил просторную спальню шейха. Ибн Масрак, раскинувшись на белых простынях огромной кровати, в которую можно было уложить по меньшей мере еще шесть человек, смотрел в зеркальный потолок. Рядом с ним на спине лежала Женевьева, чье тело шейх рассматривал с тем чувством, с каким увлеченный коллекционер изучает самые дорогие экспонаты своего собрания.

Левая рука шейха временами блуждала по телу подруги, то касаясь ее груди, то по животу опускаясь ниже. Женевьева тихо мурлыкала, изображая томление духа от прикосновений шейха.

Неожиданно интимную обстановку спальни нарушил мелодичный перезвон мобильного телефона, который исполнил несколько тактов популярной арабской песни.

Шейх опустил руку и поднял с ковра лежавшую у кровати трубку. Приложил к уху.

— Хэллоу, — и тут же, узнав в трубке знакомый рокочущий голос, наполнил свой сладкими нотками вежливости. — Мир вам, мой дорогой учитель. Рад слышать ваши слова, целительные для души и побуждающие сердце к добрым деяниям во славу Аллаха.

— И вам мир, благородный шейх. Мы здесь уже скучаем без вас и хотели бы встречи. Тем более что в саду сокровенных желаний полнятся соками бутоны прекрасных возможностей. У вас нет желания положить на них свой взгляд и руку?

— Мой благородный учитель, я с радостью принимаю ваше предложение. Вылетаю первым же рейсом.

На крутом вираже «Боинг-707» опустил вниз правое крыло, и ибн Масрак, сидевший у иллюминатора, увидел во всей экзотической красе столицу Иордании — Амман. Город растекся по пологим склонам холмов от горизонта до горизонта. Солнце ярко освещало широкие проспекты, по которым тянулась длинная череда автомобилей.

Самолет качнулся, и город исчез из вида.

Шум в салоне изменил тональность. Теперь к гулу двигателей примешивался свист выпущенного перед посадкой шасси. Ощущение потери высоты стало более заметным.

Ибн Масрак взглянул в иллюминатор. Над бетоном аэродромных полос струились потоки нагретого воздуха, создавая иллюзию, что лайнер садится в воду.

Ибн Масрак вышел из самолета и сразу оказался в объятиях зноя.

Быстрым шагом он пересек полосу, направившись к белому «Мерседесу». Хотелось поскорее оказаться в пространстве, охлажденном кондиционером.

Мелькнула мысль, что Европа быстро развращает людей даже своим климатом, делая их изнеженными и нестойкими.

Откинувшись на кожаные подушки сиденья, поскрипывавшие при каждом движении и пахнувшие полузабытыми запахами конской сбруи, ибн Масрак отдался созерцанию города, большого и шумного, который так хорошо знал и любил.

Полчаса езды в сплошном потоке машин, и «Мерседес» остановился перед большим трехэтажным особняком, огражденным кованой металлической оградой. Ворота автоматически распахнулись, и на мраморное крыльцо из дверей дома вышел человек в униформе и в красной феске на голове.

Машина осторожно проехала по дорожке, скрипевшей гравием, остановилась у ступеней, которые вели к парадной двери.

Страж в красной феске распахнул дверцу и поклонился, встречая вышедшего из машины ибн Марсака.

Шейх, еще недавно севший в «Мерседес» в легком светлом костюме европейского покроя, вышел из него облаченным в молочно-белую джелабу, с головой и плечами, покрытыми клетчатой бело-красной шемагой.

Быстрыми шагами ибн Масрак поднялся по ступеням и вошел в дом. Он оказался в просторном холле, устланном роскошными восточными коврами. По обе стороны двери высились две мраморные статуи обнаженных женщин — черной и белой.

Ибн Масрак, проходя мимо, коснулся черных ягодиц и улыбнулся охраннику.

— Какую из них, Исмаил, ты выбрал в подруги? — и, не ожидая ответа, перешел к делу. — Аятолла Шахиди у себя?

— Да, господин, он вас уже ждет.

Поднимаясь по широкой лестнице, покрытой коврами, ибн Масрак с удовольствием касался рукой белых, как сахар, и скользких, как лед, мраморных перил. Мрамор в жаркой стране в богатых домах — материал функциональный: он помогает сохранять прохладу, так высоко ценимую в жарких странах, и наполняет помещения живительной чистотой.

На верхней площадке с распростертыми для объятий руками стоял старый друг и наставник ибн Масрака — имам Шахиди.

Владык формирует окружение. Эта истина в равной степени годна для Запада и Востока.

У рыцаря должен быть оруженосец Санчо Панса, который в безумии своего Дон Кихота видит мудрость, недоступную для других.

У хана или шаха обязательно имеется мудрый визирь, говорящий всем, что умнее его повелителя нет никого на свете.

Чем ниже сгибаются подкаблучники, тем более великим ощущает себя владыка, будь то азербайджанец Али Магомедов, хозяин трех ларьков на Ленинградском рынке в Москве, или губернатор российской области, беспощадно разоряющий свою вотчину.

Ученый богослов Шахиди, имам мечети Аль Саида Айша, делал все, чтобы поддержать у ибн Масрака уверенность в его божественном призвании быть меченосцем Аллаха. Они вечерами вели долгие беседы, когда чаще и дольше говорил Шахиди, а ибн Масрак внимал, потому что медоточивые речи завораживают не только людей недалеких. Они наполняют бальзамом удовольствия уши и вливаются в души великих уверенностью в своем величии.

— Чем я могу служить вам, учитель? — спросил ибн Масрак, после обильной трапезы и обмена вежливостями и несущественными новостями, без которых немыслим полноценный разговор арабов.

— В последнее время нас все сильнее беспокоит затишье в исламистском движении. Мы теряем темп, а это равносильно отступлению по всей линии. Вдумайтесь, высокочтимый шейх, насколько глупо и неправильно живет мир, именующий себя западной цивилизацией. Американцы и европейцы, считающие, что имеют право поучать человечество и командовать им, богопротивны в своей задиристости и гордыне. И вообще цивилизация не сделала людей умнее. Наоборот, они все больше утрачивают способность к самостоятельному мышлению. Эта всемирная компьютерная сеть, которая многим кажется величайшим достижением ума человека, на самом деле является мутной канализационной канавой порока и греха. Включите компьютер, и вы найдете в сети все — от порнографии и призывов к насилию до того, что пишут на стенах европейских сортиров. Остановить такое можно только огнем. Жизнь должна быть простой и строиться по шариату.

Такой заход позволил ибн Масраку понять, что у имама есть определенные соображения, высказать которые без подготовки он не хочет. Сочувственно кивнув, шейх сказал:

— Вы правы, учитель. Но как активизировать борьбу? У вас есть рецепты?

— Мне кажется, что шейх Усама бен Ладен в последнее время усиливает противодействие неверным, Аллах да поможет ему.

К удивлению имама, шейх не воспринял его слова с сочувствием.

— Кто такой бен Ладен? — сказал ибн Масрак. — Надо ли нам сегодня им восхищаться? Нет, не надо. Сейчас мы ясно видим, что бен Ладен несет движению исламизма больше вреда, чем принес пользы. Вполне естественно, что он вынужден по воле Аллаха коротать дни в нищем Афганистане, оказавшись в плену собственной недальновидности. Что такое взрывы американских посольств? Это только шум, пыль, дым и немного крови неверных. Нужны новые подходы и смелые шаги. Три войны на Ближнем Востоке показали, что сложение боевых сил исламских государств — Ирака, Сирии, Ливана — не принудят Израиль к капитуляции. Ливия далеко. Египет в драку не полезет. Евреи отбили ему охоту воевать надолго.

— Вы безусловно правы, шейх, но в последнее время бен Ладен и сам понял бессмысленность мелких укусов. Он сейчас вынашивает грандиозный замысел.

Шейх вопросительно вскинул брови.

— Что же он задумал?

— Недавно у нас в Аммане побывал его доверенный человек. Предлагал нашей организации принять участие в новой операции. Если вам интересно…

— Я весь внимание, — ибн Масрак любовно огладил бороду и склонил голову, показывая готовность слушать.

— Усама финансирует подготовку военной операции против Штатов…

— Что, что? Я не ослышался?

— Нет, высокочтимый шейх. Речь идет об ударе по Америке силами авиации.

— Авиацией по Америке? — Ибн Масрак улыбнулся скептически. — Усама должно быть перегрелся в Афганистане? У него что, появились бомбы и самолеты?

— У него и у тех, кто стоит за ним, есть главное — деньги. Все остальное — самолеты, оружие; руки, которые будут его держать; мозги, которые спланируют операцию и наметят цели — можно купить. Более того, по моим сведениям, все это уже куплено. Если честно, бен Ладену не хватило бы ума на то, что задумано. За этим стоят более серьезные силы. Подготовка к удару возмездия неверным идет более полугода. За этот срок специалисты разработали детальный план операции. Назначены цели. Готовятся исполнители и их дублеры. Подобраны группы обеспечения и прикрытия.

— Какие же цели выбраны?

— Это Белый дом в Вашингтоне, атомная электростанция и плотина на крупном водохранилище.

— Аллах милосердный! — Ибн Масрак не скрыл испуга. — Мне кажется, Усама и те, кто стоят за ним, пожелали откусить кусок куда больший, чем может войти в их рты. Умные обычно стараются рубить дерево по своим силам, ибо сказано: каждому впору та одежда, которая сшита по мерке. Разинул рот, так хоть глаза не закрывай! И какой ответ, учитель, вы дали на их предложения?

— Оставил право сообщить решение после совета с вами, шейх.

— Мое мнение: нет и нет! Более того, я предвижу, что даже если Усама в какой-то мере осуществит свой замысел, наступит миг, когда нам придется публично осудить его действия. Мне, учитель, нисколько не жаль Америки, но нельзя замахиваться на то, что выше этой страны, ее народа и правительства, — на американский доллар. Все наше могущество и богатство, как и наших соседей, основано на этой валюте. Сила и состояние самого Усамы выражается не в лирах или динарах, которые мало что значат, а в долларах. Поистине, кто стучит головой о скалу, разбивает не камень, а лоб. Остается надеяться на то, что американцы узнают об этих замыслах бен Ладена значительно раньше того, как кто-то приступит к их осуществлению.

— Вряд ли неверные насторожаться, получив сведения о том, что их ждет. Даже вы, шейх, узнав о плане бен Ладена, спросили не перегрелся ли он. Тем более не поверят в них самонадеянные американцы. Ведь Усама уже давно грозит им применением авиации, и это вызывает в мире лишь скептические улыбки. Слишком фантастичными всем кажутся его угрозы.

— Если хоть одна бомба упадет на Вашингтон, американцы поспешат с вооруженным ответом. Они нанесут удары по странам исламского мира, которые сами называют изгоями. Ощутимых результатов это не даст. Как не дает избавление от укуса ос палка, которую суют в их гнездо. Осы только рассвирипеют. Но это уже будет война. Война христиан против мира ислама. Бесперспективная и глупая. К чему приводили крестовые походы — всем хорошо известно. Это будет война расовая. И выиграть ее белой Америке руками черных солдат не дано. Это будет война бедных против богатых. На чьей стороне окажется перевес — нечего даже спорить. Вот тогда и придет время решить проблему, которая нас волнует. Мы уничтожим Израиль. Для этого нужно только оружие.

Имам перестал теребить бороду, распрямил спину, сел ровно, поднял голову:

— Нет в мире ничего, причиной чему не служила бы воля Аллаха. Если существует атомное оружие, значит, мы должны уповать на Блюстителя небес, земли и тех, кто там обитает, ибо нет мощи и силы ни у кого, кроме Аллаха. Мы можем заполучить в свои руки такое оружие и обратить его в назидание неверным. Люди должны вспомнить, что уже однажды Аллах огненным мечом благочестия уничтожил земную скверну безбожия и разврата. Пусть воскреснет в их памяти история сожжения Содома и Гоморры, городов, полных безбожия и греха. Иудеи, которым в священных книгах сделано напоминание об этом, не сделали правильных выводов. Они враги ислама. Придет время, Аллах поднимет сверкающий меч возмездия и обрушит его на Израиль.

— Я понимаю ход вашей мудрой мысли, учитель, но для того, чтобы поднять меч, надо его иметь.

Имам Шахиди снова взялся за бороду, и глаза его вдохновенно блеснули.

— Возможность овладеть рукоятью огненного лезвия у нас есть. Как сообщают верные люди в России…

Для ибн Масрака показаться неосведомленным было куда неприятней, чем быть обвиненным в невежливости. Он прервал имама:

— Если вы, мой учитель, имеете в виду слова российского генерала, то они пусты, как орех, изъеденный червями. Генерал этот большой болтун и любитель надувать щеки. Ему нравится, когда его имя вспоминают люди, и он готов молоть языком даже полову, в которой давно нет зерна. У меня есть на этот счет определенные сведения.

Имам Шахиди довольно улыбнулся.

— Вы правы, шейх, я имел именно то, о чем сказал генерал. Но сведения у меня из другого источника. Они надежны, и пренебрегать ими нельзя. Наши информаторы сообщили, что русские, прекратив ядерные испытания на территории Казахстана, оставили в глубине скал один заряд, который не был взорван. Его можно извлечь.

Ибн Масрак поднял руки на уровень лица ладонями внутрь и с чувством произнес слова благодарности:

— Аллах велик, многая хвала Аллаху, слава Аллаху утром и вечером!

— Аминь, — закончил имам Шахиди. — Я предоставлю вам, шейх, все бумаги, которые есть у меня. Только вам с вашими талантами и энергией по плечу такое благородное дело.

— Спасибо, учитель.

В тот же вечер, ознакомившись с досье, которое предоставил имам Шахиди, ибн Масрак давал указания начальнику своей собственной спецслужбы.

— Бен Омар, следует начать подбирать людей, которые знают Среднюю Азию, как я свой дом.

— Связаться с шейхом Усамой бен Ладеном?

Ибн Масрак удивленно вскинул брови.

— И это спрашиваешь ты, мой верный соратник?! Ни в коем случае. Усама — под плотным наблюдением друзей и врагов. Связаться с ним — означает провалить операцию до ее начала.

Бен Омар сперва опустил глаза, принимая упрек шейха и, признавая его неоспоримую правоту, затем качнул головой, показав, что ждет указаний.

— Установите контакт с Ширали-ханом через его людей в Фергане.

— Ему можно доверять?

— Да, это преданный человек ислама. Он прямой потомок последнего кокандского властителя — Худояр-хана. И сам хан. Живет в Узбекистане, имеет влияние на все исламское движение в Средней Азии.

— Эфенди, каким может стать бюджет операции?

— Бен Омар, ты можешь сказать, сколько стоит Израиль?

Бен Омар остолбенело посмотрел на шейха:

— Как я могу знать это, эфенди?

— Хороший ответ, Бен Омар. Только Аллах определяет цену народам и государствам. Поэтому мы заплатим за Израиль столько, сколько Аллах прикажет. Разобраться в этом мы поручаем тебе. Полетишь в Среднюю Азию. Из Дубая есть регулярный рейс в Бишкек. Это Киргизия. Оттуда переберешься в Узбекистан к Ширали-хану. У тебя будет все — явки, пароли, деньги.

«Гыз галасы» — Девичья башня… Это название древней архитектурной достопримечательности Баку вспыхнуло в памяти Арона Гаспаряна во сне, и он мгновенно проснулся, не понимая, что заставило вспомнить давно забытое название с оставшейся в далеком прошлом родины.

Арон никогда не думал, что прошлое так цепко держится в памяти.

Арон Гаспарян родился в Баку в семье армянина и еврейки. Сказать, что мальчишка, одинаково свободно говоривший на русском, армянском и азербайджанском языках, с детства ощущал в среде пацанов национальную дискриминацию, было бы неправдой. Тем не менее, он так и не был до конца принят в ребячью компанию азеров. У тех были свои тайны, в которые Арона не посвящали: приятели узнавали в своих семьях нечто такое, о чем армянину и еврею, или еврею и армянину — можно крутить как угодно, — рассказывать не полагалось.

Естественный закон отчуждения действовал на уровне подсознания и инстинктов. Если азербайджанец подчинялся начальнику иной национальности, он в душе испытывал к тому противоречивые чувства. Главным в них было неудовольствие тем, что чужак, на его, азербайджанской, земле командует им. В такой же степени начальник-азербайджанец старался срывать свое зло или плохое настроение в первую очередь на подчиненных иной национальности. Этим он утверждал сознание их вторичности и обозначал ограниченность круга прав и возможностей чужаков.

Во время армянских погромов в Баку отца Арона — Арсена — убили. Продолжать жить в Азербайджане еврейке с сыном стало опасно. И тогда мать с семнадцатилетним сыном перебралась в Израиль. Там с помощью дальних родственников обосновалась в Рамалле.

Арон, способный к языкам, уже через год свободно владел арабским.

В восемнадцать лет его призвали в Цва Хагана ле Исраэль — армию обороны Израиля. Пройдя курс базовой армейской подготовки, молодой солдат решил связать судьбу с военной службой, окончил школу сержантов, был принят в Центральное военное училище и вышел из него в звании сеген-мишне — младшего лейтенанта.

После недолгой службы в строевой части Центрального военного округа Арона вызвали в штаб дивизии.

— Сеген-мишне Арон Гаспар, — представился он на иврите рав-серену, офицеру в майорском звании. Окончание «ян» в фамилии Гаспарян Арон снял еще в период, когда мать готовила документы на выезд из Советского Союза.

— Садись, — предложил майор по-русски и показал на стул у своего стола. — Мне интересно узнать, как тебе служится. Есть ли трудности, жалобы?

Обращение старшего к младшему на «ты» нисколько не удивило Арона. В израильской армии особенностью взаимоотношений военнослужащих стала абсолютная демократичность. Во всех случаях вне строя независимо от ранга военные обращаются друг к другу на «ты».

— Спасибо, трудностей нет, — также по-русски ответил Арон.

— Скажи, ты слыхал, что такое «Мистаравим»? — этот вопрос майор задал по-арабски.

— Слыхал, но сказать уверенно, что знаю об этом все, не могу, — Арон ответил на том же языке, на котором прозвучал вопрос.

Майор благожелательно улыбнулся:

— Мне нравится твое произношение.

— Спасибо, — Арон поблагодарил рав-серена на иврите.

— Я не удивлен, что ты не знаешь многого о «Мистаравим», — майор продолжил разговор на арабском, — поскольку это условное название специальных отрядов. Происходит название от слов «стань арабом». Отряды эти созданы для борьбы с исламскими террористами на их территории. Военнослужащие, входящие в состав «Мистаравим», действуют под видом арабов. Они отличаются высокой боевой выучкой и отличным знанием арабского языка. Командование решило перевести тебя в спецназ «Мистаравим». Что скажешь?

— Почему предложение сделано именно мне? В полку есть немало других отличных офицеров, разве не так?

— Мы внимательно следим за успехами всех и радуемся, когда видим, как растет достойная смена старым бойцам. Наблюдая за тобой, мы особо отметили высокие способности и потому решили предложить из обычного пехотного подразделения, где тебе уже тесно в плечах, перевестись в специальное.

— Я… — Арон собирался что-то сказать, но майор остановил его движением руки.

— Не спеши, Гаспар. Служба в специальном подразделении типа «Мистаравим» хотя и почетна, но чрезвычайно трудна. Мы, офицеры этой службы, с болью смотрим на хороших ребят, которые, дав согласие, потом скисают, не выдержав трудностей. Поэтому, сделав тебе предложение, я советую хорошо обо всем подумать. Тебе дается два дня на размышление. Одна просьба: ни с кем не делись тем, о чем мы тут говорили.

— Мне не нужен срок на размышления, — сказал Арон и встал со стула, приняв стойку «смирно». — Я даю согласие и обещаю доверие командования оправдать делами.

— Садись, Арон. Почему ты не хочешь взять время на раздумья?

— Когда я учился прыгать в воду с вышки, то поначалу останавливался на краю и думал: прыгать или нет? Чаще отходил. Потом перестал задерживаться. Поднимусь наверх — и пошел! В некоторых делах раздумывать вредно. Решил — и вперед!

— Хорошо. Если ты решил, поговорим конкретно. Тебя поначалу зачислят в подразделение «Сайерет дюведеван». Для того чтобы стать полноценным бойцом, придется пройти специальную подготовку.

— Я готов, — сказал Арон.

— Не спеши, я кое-что объясню. Начнешь с освоения спецкурса на военной базе «Миткал Адам». С твоей подготовкой многого там ты не приобретешь, но узнаешь, чему учат солдат и какие нагрузки на них ложатся. Затем под руководством специалистов в особом учебном центре будешь изучать тактику контртеррористических действий и специфику службы в «Сайерет дюведеван». Сюда войдут углубленное изучение арабского языка, основ ислама, сур Корана, обычаев палестинцев. Придется освоить правила ношения арабской одежды, как мужской, так и женской, и получить в этом достаточную практику.

— Женской?! — Арон посмотрел на майора с удивлением.

— Что тебя испугало? Женщина у арабов — существо второго сорта. Поэтому на женщину в традиционном замужнем наряде посторонние мужчины стараются не обращать внимания. Под такой одеждой удобно прятать оружие, носить средства связи…

— Да, но как-то непривычно…

— Не волнуйся. Искусством проводить спецоперации в арабской женской одежде неплохо владел наш нынешний премьер-министр, когда служил в подразделении «Сайерет маткал».

Три года спустя Арон Гаспар, отличившийся в проведении нескольких операций против террористов организации «Хезболла» на арабских территориях, уже в звании капитана — рав-сегена — прошел еще один курс специальной подготовки и был переведен на службу в знаменитую израильскую разведку «Моссад». Здесь его зачислили в «боевой отдел», сотрудники которого занимались проведением тайных акций на территориях иностранных государств.

Когда в «Моссад» поступили сведения, что боевики-исламисты организации «Пламя джихада» собираются овладеть ядерным зарядом, оставленным после незавершенных испытаний на территории Казахстана, руководство разведки приняло решение захватить курьера, который должен был лететь в Среднюю Азию рейсом Дубай-Бешкек с важными документами. Овладение этими документами считалось первым шагом тайной акции против «Пламени Джихада».

Все операции «Моссада» за рубежами Израиля строго формализованы. Их разрабатывают специалисты, знающие места, где предполагается проведение активных действий. Планировщики заранее готовят отвлекающие маневры, оставляют на месте ложные следы, которые призваны запутать тех, кто будет проводить следствие, разбивают всю операцию на этапы и готовят инструкции исполнителям.

Едва в отделе планирования началась разработка плана операции «Бен Омар», рав-сеген Арон Гаспар получил указание отправиться в одну из секретных резидентур «Моссада», которую офицеры в своем кругу называли «отстойником».

В пустынном горном районе на закрытой территории военной базы был выстроен типичный палестинский поселок — жилые дома, загоны для скота, в которых топтались бараны и ревели живые ослы, здание полицейского участка, торговый центр и обязательная мечеть. В положенные часы с минарета раздавались призывы муэдзина к азану — очередной мусульманской молитве.

Здесь же, на реальном фоне, в масштабе реального времени тренируются перед проведением акции бойцы «Сайерет дюведеван».

В особо охраняемой зоне базы располагался коттедж «отстойника». Здесь офицеры, которые отбирались для спецзаданий, готовились к ответственному делу.

Бойцы «Сайерет дюведеван», отправляясь в рейд на арабские территории, прибегают к нехитрой маскировке: надевают парики, клеят усы и бороды, меняют одежду на арабскую, и это считается вполне достаточным для успеха.

Правда, на практике встречались и провалы. Так, во время проведения в секторе Газа акции по ликвидации заместителя начальника боевого отдела организации «Хезболла» Абу Хасана у одного участника группы отклеились усы. Израильским спецназовцам с трудом удалось оторваться от боевиков, и акция сорвалась.

Позволить себе такие проколы руководство «Моссада» не могло, и в «отстойнике» участники предстоявшего дела отращивали настоящие усы и бороды, если такие требовались по сценарию.

Любые активные действия «Моссада» на чужой территории не могут осуществляться без личного разрешения премьера. Когда шеф «Моссада» докладывал премьеру Бен Лазару о том, что акция «Бен Омар» разработана и будет проводиться в Аммане, премьер попросил представить ему руководителя операции рав-сегена Арона Гаспара.

Встреча произошла в загородном, хорошо охраняемом особняке, куда разведчик приехал поздним вечером в машине с тонированными стеклами, в сопровождении охраны. Накануне важной операции засвечиваться ее участникам было опасно.

Бен Лазар встретил гостя в холле. Сделал шаг навстречу Арону, протянул руку:

— Салам.

Арон оторопело посмотрел на него: приветствие было арабским и никак не подходило премьеру Израиля.

Бен Лазар понял, почему смутился гость, и опять же, говоря на арабском, пояснил:

— Мне надо услышать не то, как говорит Арон Гаспар, а как изъясняется Абу Багдади.

Арон понял, в чем дело: Абу Багдади было его именем на время операции в арабской стране. И он с облегчением заговорил по-арабски.

— Во имя Аллаха, всемилостивого и милосердного. Эфенди, я весьма польщен возможностью встретиться с вами и готов выполнить ваши приказания во имя Аллаха и его пророка, да благословит его Аллах и приветствует.

Премьер посмотрел на Арона, и в его глазах заблестели веселые искры.

— Спасибо, Арон. Я убедился, что сдавать экзамены по арабскому тебе не надо. Пройдем ко мне в кабинет.

— Благодарю, господин премьер-министр.

Они пошли в комнату, обставленную, как скромный офис. Шкафы с энциклопедиями. По корешкам Арон сразу узнал Большую советскую, Американскую и Британику. Компьютер на столе, сканер и принтер, ксерокс, факс и аппарат для уничтожения бумаг — все свидетельствовало о том, что даже дома премьер не оставляет дел.

Открылась боковая дверь, и в комнату бесшумно вошел мужчина в белой рубахе с короткими рукавами, с распахнутым воротом, из-под которого виднелась грудь, густо покрытая темным волосом, в брюках цвета хаки.

— Познакомься, — сказал Бен Лазар. — Алуф Моше Райян. Мой советник по спецоперациям.

Арон с интересом взглянул на вошедшего генерал-майора армии, в которой высший чин генерал-лейтенанта может получить всего один человек — начальник Генерального штаба. Премьер-министр также не сумел дослужиться до этого звания и ушел в свое время из армии в чине бригадного генерала — тат-алуфа.

Моше Райян кивнул Арону и сел в кресло в углу комнаты под торшером.

— Прошу садиться, — Бен Лазар показал Арону на стул и сам отодвинул его от стола.

Арон сел. Он был совершенно спокоен. Чинопочитание никогда не было свойством его натуры, и он не млел, не пылал восторгом от того, что беседует с главой правительства, за которого, кстати, не голосовал на выборах. Премьера он воспринимал строго по-деловому, понимая, что этот человек законами Израиля облечен верховной властью и по положению может приказывать тем, кто ему подчинен.

— Моше, — Бен Лазар обратился к Райяну. — Сколько у вас кандидатов на руководство операцией?

— Восемь офицеров.

— Как видишь, Арон, у генерала Райяна достаточный резерв. Поэтому право сделать выбор оставлено за тобой. Ты должен понимать, на что идешь. У тебя одна мать, что я ей скажу, если случится нечто неожиданное? С другой стороны, я не могу запретить тебе участие в операции. Право на него ты заслужил тем, что признан лучше других подготовленным.

— Я пойду, — сказал Арон упрямо. — Это давно мной решено.

— Ты понимаешь, что от тебя будет зависеть?

— Да, конечно. Нельзя допустить, чтобы исламисты получили в руки ядерное устройство. Иначе они могут использовать его против Израиля.

— Ты прав, но не во всем. Допустить, чтобы страшное оружие попало в руки фанатиков, мы не можем. Но то, что мы ни в коем случае им не позволим обрушить его на нас, сомневаться не стоит. У нас есть силы, чтобы предупредить такую агрессию. Поэтому операция, которую вы проведете, будет шагом к минимизации потерь в сопредельных с нами странах. Если на то пошло, она проводится в интересах всего Востока.

Арон внутренне усмехнулся: премьер не мог не удержаться, чтобы что-то не связать с международным положением. Ничего не поделаешь: он политик.

— Значит, ты уверен, что справишься? — спросил Бен Лазар.

— Справится, — ответил за Арона генерал Райян.

— Тогда давайте выпьем, — сказал Бен Лазар. — Виски? Коньяк? Водка?

— Водка, лучше русская, — Арон взял с подноса, который стоял на сервировочном столике, стаканчик с прозрачной жидкостью.

Бен Лазар предпочел виски, Моше Райян — коньяк.

— За успех, — сказал премьер.

Они подняли стаканы, посмотрели друг на друга. И выпили.

— Арон, ты всегда предпочитаешь водку? — спросил Бен Лазар и хитро прищурился.

— Всегда. Это солдатский напиток. Отец моей мамы, мой дед, был русским солдатом. Он воевал с гитлеровцами. Имел ордена. Я их и сейчас храню. Я бы и сам защищал Советский Союз, как готов защищать Израиль.

— Россию, — пытался подсказать Моше Райян.

— Нет, Советский Союз. Не Россию и не Азербайджан, — упрямо возразил Арон.

Спорить с ним не стали.

Прощаясь с Ароном, генерал Райян передал ему несколько номеров арабского иллюстрированного журнала, на обложке которого Арон увидел собственное цветное фото и заголовок статьи «Доктор Багдади — добрый целитель».

— Возьми, Гаспар. Это тебе пригодится.

— Кукла? — спросил Арон, знавший, что в «Моссаде» могут сделать все — от фальшивого документа до номера известной газеты.

— Нет, — сказал Райян. — Журнал, фото и статья настоящие, хотя заказные.

В тот же вечер Бен Лазар утвердил план операции.

Всю операцию генерал Райян расчленил на отдельные части, исполнители которых даже не знали друг друга. Любой провал одного звена не затрагивал других, и на шахматной доске, партию на которой «Моссад» начал белыми фигурами, позиция мало менялась.

Четыре араба-друза, люди проверенные, прошедшие срочную службу в пограничных войсках Израиля на Синае, сменяя один другого, взяли под плотное наблюдение Бен Омара, который перемещался по Амману, посещая то резиденцию имама Шахиди, то особняк шейха ибн Масрака, то проводя время в центральном офисе «Пешн Галф бэнка». Видеосъемка отслеживала манеру поведения Бен Омара за рулем «Кадиллака», фиксировала его случайные и обусловленные встречи. Лица, с которыми контактировал Бен Омар, опознавались, устанавливались их имена, место жительства, характер занятий, общественное положение и финансовое состояние. Каждый вечер специальный курьер забирал из ячеек камеры хранения аэропорта собранный материал, и он попадал в руки специалиста-аналитика. Вскоре было установлено, что Бен Омар небольшими суммами снимает средства с фиктивных счетов членов организации «Пламя Джихада», которые на них заблаговременно перевел шейх ибн Масрак. Делалось это в целях конспирации, чтобы не привлечь внимание суммой одномоментно взятых в банке денег.

Араб-бедуин, работавший уже более пяти лет на генерала Райяна, в густонаселенном квартале, пропахшем жареной бараниной и нечистотами, арендовал просторное помещение для доктора Багдади.

На двери, окрашенной дешевой охрой, тут же появилась грязная табличка с битой в разных местах эмалью с именем, написанным по-арабски:

«Доктор Багдади, психотерапевт».

В доме, где сдавали квартиры часто менявшимся постояльцам, которые большей частью были паломниками, на новых жильцов никто не обратил внимания.

Полицейского Бен Омар заметил издалека. Жезл с красным диском, который тот держал в руке, ясно приказывал остановиться.

Бен Омар начал притормаживать и остановил машину рядом со стражем дорожного порядка. Тот приложил ладонь к форменной фуражке.

— Прошу вас, господин, предъявить документы.

— В чем дело, офицер? — спросил Бен Омар. — Я превысил скорость?

— Нет, эфенди. Просто у вас потрясающе неисправная машина.

— Не может быть! — голос Бен Омара наполнился возмущением. — Моя машина исправна.

— Уважаемый господин, я попрошу вас выйти и посмотреть самому. У вашего автомобиля разбита правая фара и подфарник.

Бен Омар нехотя вышел из машины, подошел к радиатору. Бросил взгляд на фару и с удивлением обнаружил, что она разбита вдребезги, даже зеркало рефлектора смято сильным ударом.

— Как же так?!

Бен Омар хотел обернуться к полицейскому, который стоял за его спиной, как вдруг мир погас в его глазах, и тупая глухота поглотила все…

Колени Бен Омара подогнулись, и он стал падать на капот машины.

Арон Гаспар подхватил араба под руки, легко приподнял его, подтащил к дверце и втиснул в машину.

Тут же подъехал и остановился рядом белый «Кадиллак».

Хлопнула дверь, и к Арону подошел Мозес Ашкенази, облаченный в арабский наряд.

Вместе они погрузили Бен Омара в багажник «Кадиллака», и Мозес тут же укатил.

Арон сменил номера «Мерседеса», на котором приехал Бен Омар, снял форменную тужурку и фуражку, сел за руль, развернулся и поехал в город.

В одном из фешенебельных районов, населенном местной знатью, он припарковал машину у небольшого особняка, оставил ключ в замке зажигания и ушел, не оглядываясь.

Свою часть задачи Арон выполнил в абсолютном соответствии с планом. Он нашел в заранее обусловленном месте небольшой пикап японского производства, сел за руль и уехал, совершенно не думая о том, почему требовалось оставить «Мерседес» там, где было приказано. В задачу, которую выполняли другие, его не посвящали, да он и сам не стремился к тому, чтобы узнать лишнее.

Арон еще не дошел до ближайшего перекрестка, когда из особняка вышел мужчина в арабской одежде, вынул ключ из замка «Мерседеса», взял кейс, лежавший на заднем сиденье, запер машину и вернулся в дом.

Особняк этот принадлежал боделю — сотруднику «Моссада», который содержал здесь конспиративную явку. За день до начала операции к нему из Египта приехали два эксперта, которым предстояло исследовать содержимое кейса курьера ибн Масрака, не оставив при этом никаких следов.

Проведя поистине ювелирную операцию, в ходе которой не был затронут ни один секрет, охранявший тайны, эксперты вскрыли кейс. В нем были обнаружены документы и несколько плотных пачек американских долларов.

Уже на другой день в «Моссаде» читали послание шейха Джамала ибн Масрака.

ИСЛАМСКИЙ БОЕВОЙ СОЮЗ

«ПЛАМЯ ДЖИХАДА».

Амман. Иордания

Его Величеству Хану сардару Шир-Али Коканди.

Во имя Аллаха милостивого и милосердного!

Глубокоуважаемый Хан!

С этим письмом направляем к вам нашего надежного человека, который на словах изложит суть благочестивых дел, призванных послужить утверждению истинных ценностей Ислама в этом безбожном мире.

Мы, доверяя Вам, Ваше Величество, как верному хранителю истинных ценностей ислама, прямо называем нашу благородную цель. Она в том, чтобы уничтожить Израиль.

Когда мы будем обладать желанным оружием, мы постараемся провести во всем мире силами сынов ислама активную пропаганду.

Надо детально объяснить людям, что уже однажды Аллах огненным мечом благочестия уничтожил земную скверну безбожия и разврата. В иудейской и христианской верах воспоминания об этом зафиксированы в истории сожжения Содома и Гоморры и спасения праведника Лота, который на самом деле носил имя Лута, о чем говорится с Книге книг Коране.

Иудеи не сделали правильных выводов. Они враги ислама. Придет время, Аллах поднимет сверкающий меч возмездия и обрушит его на Израиль.

Наш человек — Мехди Бен Омар — передаст вам 1500 тысяч долларов на проведение подготовительных работ в Ульген-Сае. На остальные расходы деньги будут переданы в том объеме, который потребуется для обеспечения реального успеха дела.

Мы обещаем Вашему Величеству полностью профинансировать очищение земель Средней Азии от неверных и их пособников и восстановление Ферганского Халифата в границах, которые пролягут по всем землям северной страны, населенным последователями ислама.

Мы молимся с вами. О Аллах, ниспославший Писание и скорый в расчетах, нанеси поражение этим людям, о Аллах, разбей и потряси их!

Для личного ознакомления прилагаем для Вашего Величества текст беседы с одним из бывших советских участников ядерных испытаний в Казахстане, записанный нашим другом, корреспондентом газеты «Шариат». Отдельные детали, названные собеседником нашему другу, помогут вашим людям уточнить место, о котором идет речь, и определить, как можно извлечь то, в чем сегодня так нуждается движение за чистоту Ислама.

Запись беседы с Сабитом Каспаевым, касающаяся непосредственно интересующего вас объекта.

Вопрос: Когда вы закончили работать на Минатом СССР?

Ответ: В последний раз мне пришлось бить штольню в расселине Ульген-Сай. От штольни прошли два небольших штрека вправо и влево. Получилась Т-образная выработка.

Вопрос: Готовились какие-то испытания?

Ответ: Конечно, иначе не стали бы тратить средства.

Вопрос: Вы всегда знали, какие испытания готовятся?

Ответ: Где готовятся, знали всегда. Какие именно, нам не сообщали. Секретность на всех испытаниях была страшно высокая. Мы приезжали, по проекту выполняли работу, а когда она была сделана, нас увозили.

Вопрос: Вы никогда не интересовались целью своей работы?

Ответ: Это было опасно. За рабочими следили, чтобы они не болтали лишнего и не интересовались чем не положено. За молчание или, как у нас говорили, «за мертвый язык», выдавали дополнительную плату. Я знал двух любопытных. Их убрали из бригады очень быстро. Причем одного обвинили, будто он собирал секретные сведения и даже отдали его под суд. Чем кончилось дело, не знаю. Для меня главным было то, что хорошо платили.

Вопрос: И все же, Сабит, не могло быть, чтобы какие-то слухи до вас не доходили? Да и сами вы могли по объему работы, которую выполняли, представить мощность устройства на испытаниях?

Ответ: Конечно, выработки каждый раз бывали разными. Последняя, что в Ульген-Сае, оказалась самой маленькой.

Вопрос: Вас это не удивило?

Ответ: А чему удивляться? Есть проект, его и выполняли.

Вопрос: Неужели позже, когда все прекратилось, вы ни с кем не обсуждали прошлое? Не интересовались, дала ли ваша работа пользу?

Ответ: Конечно, обсуждали. Мы ведь, пока работали, видели разное. Например, белую гору.

Вопрос: Что это такое?

Ответ: Когда мы готовили штольню для испытаний, гора была серая. Известняк. После того как там взорвали заряд, высокая температура обожгла известняк, и гора стала белой.

Вопрос: А насчет Ульген-Сая с кем-нибудь были разговоры?

Ответ: Сейчас подумаю. Так… Да, однажды такой разговор был. Это после того, как русский генерал… Ну, как его? Да ладно, шайтан с ним. Он рассказал о ядерных чемоданчиках. Мой старый приятель Иван Ищенко при встрече сказал, что в Ульген-Сае мы копали для испытаний как раз такого чемоданчика.

Вопрос: И как прошло испытание?

Ответ: Говорят, его отменили в последний момент".

— Где я?

Люди, приходящие в сознание после обморока, часто задают дурацкие вопросы.

Мехди Бен Омар на локтях приподнялся над ложем и огляделся. Он лежал на низкой деревянной кровати с упругим матрасом из морской, плотно спрессованной травы. Комната с чистыми белыми стенами, с узорчатыми металлическими решетками на двух окнах казалась просторной. Откуда-то издалека доносились звуки арабской мелодии.

Человек, сидевший на стуле возле кровати, встал.

— Лежите, господин. Вы у меня. Я дипломированный врач. Доктор Багдади.

Бен Омар, почувствовав слабость, опустился на ложе и глубоко вздохнул.

— Что со мной?

— Об этом, уважаемый господин, мне следует спросить вас самого. Я ехал в аэропорт, когда увидел вашу машину. Она стояла на обочине, вы лежали рядом на земле и были без сознания.

— Позвольте, — Бен Омар приподнялся и, преодолев слабость, сел на постели. Он пытался вспомнить, но мысль словно дразнила его: воспоминания витали в голове, но нужные образы зафиксировать не удавалось. Он достаточно четко помнил лишь то, как прощался перед отъездом с женой Сакаяной. Он растрепал ей волосы, уложенные в модную прическу, и те упали на круглые матовые плечи мягкой иссиня-черной волной. Он расстегнул одну за другой перламутровые пуговки ее цветастого шелкового халата, распахнул полы и жадными руками стал ласкать ее тело — белый живот, тяжелые груди — жаркие и возбуждающие. А вот когда и как он поехал в аэропорт, вспомнить не мог.

Сакаяна долго не отпускала его, обхватив ногами поясницу и прижимала к себе. Ах, да! Был полицейский. Из обрывков воспоминаний выплыла и причина, по которой его остановили.

— Доктор, я помню! Меня остановил полицейский. Я не знаю, когда и как это случилось, но у моей машины оказалась разбита правая фара.

— Благослови вас Аллах и помилуй. Когда я нашел вас на дороге, я ехал со своим слугой. Мы перенесли вас в мою машину и привезли сюда. Мой слуга пригнал ваш автомобиль. Он стоит во дворе. На нем нет ни одной царапины. Все фары целы…

Бен Омар обессилено лег, прикрыл глаза. И опять ожили воспоминания о Сакаяне. Своей грудью он давил на нее, и прелестные шары упруго пружинили. Ее ноги касались его бедер, сжимали их. Он тяжело дышал. Сакаяна стонала, но то был стон восторга и радости…

— О Аллах, избавь меня от наваждения шайтана! — пробормотал Бен Омар, испугавшись видений, от которых никак не мог отвязаться. — Доктор, как вы полагаете, что со мной?

— Не хочу вас обидеть, эфенди, но впечатление такое, что вы перебрали наркотиков.

— Нет, доктор, это невозможно. Я собирался лететь в Дубай. Спешил к самолету. Наркотики исключены… — Бен Омар резко сел на постели. — О Аллах! Мой самолет! Я опоздаю.

Багдади положил руку на плечо Бен Омара.

— Вы уже опоздали, господин. Так что не торопитесь.

— Сколько я здесь нахожусь?

— Двое суток. Пошли третьи.

— Мой багаж?! — Бен Омар не мог скрыть испуга. — Где мои вещи?!

— Не волнуйтесь, они в сохранности.

Багдади встал, прошел к сейфу, который стоял в глубокой нише стены. Открыл дверцу, вынул кейс.

— Это ваш?

— Да! — Бен Омар обеими руками схватил кейс и прижал к себе. Потрогал замки, пытаясь их открыть.

— Не волнуйтесь, господин. Ваши вещи никто не трогал. Если там были деньги, вы можете их пересчитать.

Деньги, упакованные в аккуратные пачки, оказались на месте. Пакет с документами находился в нетронутом состоянии. Бен Омар проверил секретные знаки, удостоверявшие целостность упаковки и облегченно вздохнул.

— Когда же я улечу?

— Не раньше чем завтра. Сегодня самолета в Дубай нет. Ко всему вам полезно полежать у меня хотя бы еще день. Я вам во всем помогу, эфенди.