Меч для дракона

Глава 38

от, кого Портеус Глэйвс и его заговорщики знали как Эксума из Фозеда, пробирался тайным туннелем под крепостными стенами Урдха. Подземный ход вел из города в подвал загородной виллы, некогда принадлежавшей настоящему Эксуму из Фозеда, несчастному купцу, уже давно отправившемуся в мрачный хадж в Дзу.

Сама вилла сильно пострадала. Балки перекрытий сняли для постройки осадных башен. Куски стен послужили снарядами для катапульт. Самозванный Эксум, а в действительности маг Трембоуд Новый, вылез из-под руин и прямиком направился в штаб сипхистской армии. Увидев, что постройка осадных башен закончена, он удовлетворенно улыбнулся. Новые генералы не давали своим людям сидеть без дела. Но все это было уже не нужно. Он, Трембоуд, нашел ключ к более быстрой и легкой победе.

В штабном шатре генерала Клинда маг нашел верховного жреца Одирэка с парой других, незнакомых ему жрецов. Эти высокие бледные типы с мрачным выражением лиц даже не ответили на его приветствие.

Вдруг полог шатра распахнулся, и навстречу Трембоуду вышло закутанное в черный плащ существо. Глубокий капюшон закрывал его лицо, но маг все же разглядел блеск роговых пластин. И еще глаза, словно крошечные костры, горящие в пустоте.

Повелитель? Маг содрогнулся. Неужели один из Могучих сам соизволил явиться в Урдх? Это казалось невероятным.

Но тут капюшон упал, и Трембоуд увидел перед собой Мезомастера. Метаморфоза охватила нижнюю часть его лица. Рот, губы и зубы исчезли, сменившись блестящим клювом и чешуйчатыми костными пластинками. Глаза тоже стали не такими, как у людей. А вот верхняя часть головы все еще оставалась человеческой, включая пучок седых, стянутых в узел волос.

Мезомастер, наполовину принявший странный облик Повелителей. Сила, исходящая от него, потрясала тех, кто мог ее чувствовать. Трембоуд ощущал ее совершенно отчетливо.

Он рискнул взглянуть на Одирэка. Верховный жрец неоднократно намекал, что над ним есть высшая сила, могущественней даже, чем обосновавшийся в Дзу демон. Мезомастер! Старые боги свидетели, это было крайне некстати.

– Значит, наш маг Трембоуд вернулся с вражеской территории, – внезапно сказал Мезомастер странным, скрипучим голосом. – И какие новости он принес от своей группы предателей?

– Они все еще обсуждают наши условия, господин.

– Все еще обсуждают? Они что, не понимают своего положения? Штурм начнется через несколько часов. Твой план должен сработать сейчас, или ты можешь о нем забыть.

– Господин… Мне не хотелось бы поднимать вопросы вне моей компетенции, но неужели нельзя отложить штурм на день-другой? Аргонатцы слабеют. Я уверен, что вскоре они окончательно поймут неизбежность поражения и оставят город.

– Мы не можем ждать. Чтобы пополнить ряды мирмидонов, нам нужно население Урдха. И немедленно.

Волосы дыбом встали на голове Трембоуда. Даже ему становилось нехорошо при мысли о жертвоприношениях в Дзу.

– Если аргонатцы примут наши условия, – вставил Одирэк, – мы разделаемся с ними в чистом поле. Никто не должен вернуться домой. Этого требует наш бог, Сипхис.

Подобное расточительство Трембоуду вовсе не нравилось.

– Надеюсь, вы не имеете в виду офицеров? Разве мы не вознаградим изменников? Пусть себе плывут домой. Там они еще славно на нас поработают.

Мезомастер издал странный звук, словно у него под костными пластинками гудел целый пчелиный рой.

– Этот маг ловок и хитер. Но он иногда забывает о нашей главной цели. Самое важное – вселить ужас в сердца врагов. Ради этого мы и сражаемся. Быстро разгромить можно только насмерть перепуганного врага. А тянуть мы не имеем права – иначе рискуем не уложиться в срок, установленный верховным командованием. Опоздания допустить никак нельзя.

Ах, эти сроки! Трембоуд мысленно пожал плечами и махнул рукой на предателей, с таким трудом отысканных им в лагере северян.

– Действительно, – кивнул он, – если никто не уцелеет, ужас перед нашей силой будет сильнее.

Мезомастер снова загудел:

– Точно. Два легиона исчезнут без следа. Аргонат никогда не узнает, как это произошло. Они потеряют связь с Урдхом, а мы тем временем создадим самую большую армию, какая только была за всю историю этого мира. Тогда, уничтожив Аргонат, мы пойдем дальше. Мы, наконец, раздавим сами Острова и навсегда покончим с гнусными происками мерзких ведьм.

Трембоуд выжидательно и почтительно молчал. Одирэк тоже. Высказывать свое мнение было куда как неосмотрительно. Решение принято на самом высоком уровне.

Мезомастер повернулся к генералу Клинду:

– Клинд, мы начинаем штурм в полдень. Маг, – продолжал он, переводя взор на Трембоуда, – возвращайся в город и передай своим предателям, что у них осталось всего несколько часов. После начала штурма нам будет не о чем с ними говорить. Они умрут вместе со всеми остальными.

– Слушаюсь, господин, – низко поклонился Трембоуд и отдал салют, прижав сжатую в кулак руку к груди.

Надо сказать, что в эту ночь Трембоуд Новый был не единственным человеком, горько разочарованным своей судьбой.

В императорском дворце, уткнув лицо в подушку, рыдал Император Бэнви Шогимиссар. Это была роскошная подушка, с шелковой наволочкой времен еще династии Куф, и Бэнви плакал в нее уже далеко не в первый раз. Она, между прочим, идеально подходила для плача, так как прекрасно впитывала влагу.

А плакал Император потому, что никогда в жизни не чувствовал себя таким несчастным и одиноким. Как же это случилось?

Целые дни он просиживал на жестком и неудобном троне, занимаясь проблемами своей обширной Империи. Где-то далеко-далеко, в глубине Богры, собиралась новая императорская армия. Сейчас она насчитывала уже более пятидесяти тысяч человек. Вскоре она соединится с войсками южных стикиров, с отрядами графов Кенфалона и стикиров Релизвара. Это стотысячное войско наверняка сможет снять осаду со столицы и отогнать сипхистские орды. Но чтобы из мечты это стало реальностью, приходилось решать тысячи вопросов. И так изо дня в день. Бэнви терпеть не мог принимать решения. Но делать было нечего, и он их принимал.

Хуже всего было то, что проклятая ведьма следила за ним, как удав за кроликом. Бэнви уже и забыл, что это такое – обычные плотские радости. Уже много недель он пил не больше кружки эля в день. Если он не заседал со стикирами, монстикирами и их представителями, то находился на совещании с ведьмой и аргонатскими генералами. На развлечения не оставалось ни единого часа.

Бэнви очень не хватало принцессы Зиттилы. Но она пропала в день гибели культа Гинго-Ла. Некому теперь было советовать Императору, как бороться с кознями матери и ее фаворитов. Вместо этого Бэнви день-деньской занимался государственными делами. Зиттила наверняка не узнала бы своего кузена. Впрочем, справедливости ради, следовало признать, что после того, как ведьма что-то сделала во мраке безлунной ночи, интриги матери как-то вдруг прекратились. Насколько Бэнви удалось узнать, она, внезапно бросив все, укатила в Пэтву, в уединенные семейные владения.

Теперь вместо своей матери Бэнви панически боялся старуху-ведьму с пронзительным взглядом и бесконечными требованиями. Боялся ее подробных рассказов об ужасах, творящихся в Дзу. И о том, какая судьба постигнет и его самого, и всех его подданных, если сипхисты возьмут Урдх.

Зашуршали занавеси, и кто-то вошел в будуар Императора.

– Убирайтесь, я хочу побыть один.

Неужели ведьме мало? Он уже достаточно сегодня поработал. У него уже спина болела от непрерывного сидения на троне.

Но это оказалась не ведьма. Перед ним, словно растекшийся пудинг в черном шелке, стояла его тетя Харума.

Харума!

– Как ты посмела сюда прийти… – начал он. Это она во всем виновата. Это Харума говорила, что аргонатцам можно доверять. Это она предложила дать врагу бой. Это она впустила во дворец весь этот ужас.

– Убирайся. Это ты во всем виновата.

Харума подошла поближе, встала на колени, уткнувшись лбом в пол. Все так, как она и боялась. За последние несколько дней Фидафир совсем расклеился. Он снова плакал.

– Мой господин, мой Фидафир, ваша покорная служанка молит вас не говорить таких страшных вещей. Ваша покорная служанка хочет лишь помочь вам одолеть зло, грозящее древней плодородной земле.

– Ты советовала мне принять помощь Аргоната! Я послушал тебя, и к чему это привело? Северяне захватили мой город и даже овладели зернохранилищами! Я ем кашу, три раза в день кашу! Это невыносимо!

– Мой господин, мой Фидафир, ваша покорная служанка умоляет простить ее, но она смиренно хочет напомнить, что эти самые северяне защищают город от врага.

– Но каша! Я ненавижу кашу! Я хочу жареного гуся, и печеного козленка, и немного вина, и провести время в моем гареме. Уже десять дней я не пробовал медовых губ моих наложниц!

– Мой господин, мой Фидафир, ваша покорная служанка смиренно напоминает вам, что сейчас идет война и что все ваши подданные сейчас испытывают лишения. И всех их объединяет любовь к своему повелителю, и дух их крепнет при мысли, что он, не щадя сил, руководит защитой города.

– Глупости! Я ничем не руковожу! Плевать я хотел на оборону города. Это работа для генералов. Я просто хочу подрумяненного, под золотистой корочкой гуся с кисло-сладким кокосовым соусом. Это тебе понятно?

И Император Бэнви вновь уткнулся в свою подушку.

Харума подползла поближе.

– Мой господин, милый Бэнви, позвольте мне помочь вам. Я знаю, что вы безмерно устаете от ваших трудов. Знаю, что иметь дело с заморской ведьмой очень и очень непросто.

– Непросто?! Она божие наказание! Она чудовище в человеческом облике! Она не дает мне пользоваться моим собственным гаремом.

– Мой бедный племянник, мой Фидафир, мой господин.

– Это просто ужасно, тетя. Я живу словно какой-нибудь солдат или что-то в этом роде. А Ведьма следит за мной зорче сокола. Она хочет, чтобы я все время думал о враге, а я не могу о нем думать. Они ждут меня в Дзу. Вижу их злобные ухмылки. Я не могу спать. Мне снятся страшные сны.

Бэнви разрыдался, и Харума, как это уже неоднократно случалось, прижала его к пышной груди и, укачивая, словно младенца, понемногу успокаивая, помогла заснуть. Она думала, что бедняга Бэнви никогда не подходил для трона. А тут еще это проклятое восстание в Дзу. Да, Бэнви ужасно не повезло.

– Спите, мой Фидафир, спите… – тихонько пела она.

А за окнами заливались соловьи, и узкий серп луны выполз на усеянное звездами небо.