Меч над пропастью

Глава 15. Обряд

Сувига взирал на демона с отвращением.

– Белый, как червь – из тех червей, что жрут помет людей и яххов, – произнес колдун. – Белый и страшный. Ноги без пальцев, а в рот кусок мяса не просунешь. Думаю, отродье Каммы.

Миллер была в белом комбинезоне и белых облегающих сапожках. Лицо бледное, короткие светлые волосы стоят торчком, одежда и обувь перемазаны засохшей грязью… Выглядит не лучшим образом, отметил Тревельян, но не похоже, чтобы перепугалась или смирилась.

– Это не отродье Каммы, ты ошибаешься, старик, – сказал он, приближаясь к клетке. – Таких огромных червей не бывает.

– Черви – белые, и этот – белый, – стоял на своем Сувига.

– Разве только черви белые? – возразил Тревельян. – У облаков тоже белый цвет, и они плавают между землей и солнцами, детьми Баахи.

– Хочешь сказать, что этот дух спустился с неба? – Отвислые щеки колдуна снова потемнели. – Не верю, нет! Ты глуп, как ящерица, и ничего не смыслишь в демонах!

– Я-то смыслю, а ты, безрогий яхх, только вопишь да лязгаешь зубами. Говорю тебе, это небесный демон!

Миллер сидела в своем углу, не глядя на Тревельяна и Сувигу, но караульные с интересом следили за их перебранкой. Наконец один из воинов – должно быть, старший – выплюнул непрожеванную диггу и бодрой рысью направился к большой палатке. За Трубачом, подумал Ивар, лихорадочно соображая, как бы выручить коллегу – и не просто выручить, а извлечь из этого максимум пользы. Взглянув на небо, он убедился, что флаер, скрытый облаком, висит над прогалиной. Волшебная палочка была на месте, готовая явить любые чудеса.

Сувига бубнил свое, поддерживая реноме знатока демонов:

– Белый демон совсем слабый, а небесные духи сильны! Могут наслать такой ветер, что песок застрянет в глотке, могут вызвать из горы огонь и дым, могут забросать землю горячими камнями! А этот белый чудес не явил. Огонь и ветер, дым и камни ему не повинуются.

– Не явил, но вдруг явит, – заметил Тревельян. – Демонов лучше не злить. Даже мелкий дух способен выпить твою кровь и сожрать печень.

Полог большого шатра откинулся, и в темном проеме возникла фигура, увенчанная тиарой из рогов с висящими на них бубенцами. Этот кочевник был обнажен до пояса и невысок – или выглядел невысоким сравнительно с длиною рук, мощью торса и шириною плеч. Темные волосы падали на грудь, под сероватой кожей бугрились мышцы, огромный приоткрытый рот – вдвое больше, чем у людей Земли, казался капканом с двумя рядами зубьев. Вождь, решил Тревельян, наблюдая за властной осанкой шас-га и его неторопливыми движениями. Можно было начинать спектакль.

– Ты не веришь, что это небесный дух? – сказал он, поглядывая на шагавшего к палатке Трубача. – Хурр! Тогда спроси его, Сувига. Спроси, откуда он явился и зачем. Ты великий ппаа и должен понимать речи демонов!

– Этот ничего не говорит, – буркнул колдун. – Я слышу шипение и визг, а не слова.

– У демонов слова другие, чем у людей. – Тревельян ухватился за колья клетки, поднатужился и раздвинул их. – Сейчас я с ним поговорю.

Серый Трубач, звеня колокольцами, приблизился к ним, и караульные, пав ниц, пробормотали: «Кровь – вождю! Мой лоб у твоих колен, повелитель!» Тревельян и Сувига тоже опустились на колени. Оглядев их, вождь властно махнул рукой.

– Делайте свое дело. Ты – Айла из Белых Плащей? – Его взгляд воткнулся в Тревельяна, как раскаленное острие. – Говори с демоном! Хочу посмотреть, что ты умеешь.

Предводитель шас-га был немолод, но крепок телом и, вероятно, не жаловался на здоровье. Он мог прожить еще десяток местных лет – больше двадцати по земному счету – и привести в запустение и хаос все обитаемые районы континента. Ивару доводилось встречать таких владык в примитивных мирах; жестокие и хищные, они излучали ауру власти и уверенность в собственной непогрешимости.

– Прикажи, и я буду грызть камни, – молвил Тревельян и, сделав щель между кольями шире, полез в клетку. Миллер встрепенулась, стиснула кулаки и уставилась на него. Ивар понимал, что она видит: не коллегу и координатора, а жуткого обличьем людоеда-дикаря. Он осторожно шагнул к женщине. Миллер вскочила, развернулась вполоборота к нему и приняла боевую стойку. Как все разведчики ФРИК, она отлично владела приемами самозащиты.

– Прочь, животное! Не подходи!

Сказано на кьолле, отметил Тревельян. Она не владела языком кочевников, но понимала, что обращаться к ним на земной лингве бессмысленно.

– Успокойтесь, Нора, – произнес он, совершая магические жесты, пристойные колдуну. – Это я, Тревельян. Не нужно обращать внимания на мою внешность.

– Ивар?.. – Ее руки опустились, в глазах вспыхнула надежда, но тон остался сварливым. – Ну наконец-то! Я тут ночь просидела, и вечер, и утро! В этой клетке! В жутких условиях! Среди вонючих каннибалов! Где вы были, черт побери?

– Развлекался в гареме, – пояснил Тревельян. – Потом завтракал. Устрицы, перепела, гондванские фрукты, вино с Тинтаха… Сами понимаете, было не до вас.

Доктор Миллер поперхнулась, прокашлялась и опустила глаза.

– Простите, Ивар, сейчас я буду в норме… простите… Я так рада вас видеть… Понимаете, я попала сюда…

– Потом, Нора, потом. Сейчас встаньте на колени и обнимите мои ноги. Я – великий чародей, а вы – небесный дух, которого мне нужно усмирить. Поскорее, моя дорогая. Серый Трубач следит за нами.

– Для небесного духа я, пожалуй, грязновата, – заметила Миллер и бухнулась на колени. Отличный профессионал, она быстро адаптировалась к ситуации и могла изобразить что угодно, от унижения до праведного гнева.

Позади раздались изумленные вопли стражей. Серый Трубач и Сувига молчали, но как бы по-разному: в молчании вождя ощущался интерес, в безмолвии шамана – страх и зависть. Вероятно, ему уже чудились котел и нож, которым разделывали трупы.

– Вы, крысиное семя, закрыть пасть! – вдруг рявкнул Трубач. Наступила тишина, и вождь, уже спокойнее, промолвил: – Дух покорился Айле. Что он говорит?

– Жалуется, повелитель, – сообщил Тревельян на языке шас-га. – Встретили его плохо, без почета. А ведь он – небесный посланец!

– Чей?

Ивар воздел руки к небесам и склонил голову.

– Самого Баахи и твоих сияющих родичей, Брат Двух Солнц. Он послан к тебе с важной вестью. – Сделав паузу, Тревельян коснулся плеча женщины и сказал: – Поднимайтесь, Нора. Вождь готов принести извинения.

– Демон хочет жертву? – спросил Серый Трубач.

– Нет, великий вождь. Он хочет вернуться на небо, но не может. Ему нельзя возвращаться, пока не исполнена воля Баахи. Он должен что-то сказать тебе.

– Почему не сказал?

– Он старался, очень старался. Ты, повелитель, верно сделал, когда привел к нему ппаа. Ппаа умеют слушать демонов. – Тут Ивар выпятил губу, оскалился в ухмылке и, бросив взгляд на Сувигу, добавил: – Конечно, настоящие ппаа.

Предводитель шас-га задумался. Никто не ведал, где блуждают его мысли, никто не решался нарушить их движением, словом или каким-нибудь звуком. Все замерли: воины, сбившиеся в кучку у шатра, Сувига со взором обреченного, Тревельян, стоявший в почтительной позе, и даже белый дух, посланец самого Баахи. Возможно, Трубач пытался узнать у богов, зачем они послали демона, чья речь ясна лишь настоящим колдунам, – ведь боги могли бы все сказать ему, избраннику, сказать что угодно и на понятном языке. Но не сказали. И сейчас – если Трубач действительно их спрашивал – боги по-прежнему хранили молчание.

Вождь шевельнулся. Звякнули бубенцы на короне с рогами, окаменевшее лицо Трубача дрогнуло, ноздри раздулись, пальцы стиснули торчавший за поясом нож.

– Айла!

– Мой лоб у твоих колен, повелитель.

– Говори с демоном. Узнай, зачем его прислали мои светлые родичи.

– Как прикажешь, великий. – Тревельян, сделав знак почтения, повернулся к доктору Миллер. – Нора, мы можем обменяться впечатлениями, но в двух словах – этот рогатый тип ждать не любит. Прежде всего объясните, как вы очутились здесь?

Глаза женщины затуманились.

– О, Ивар, Ивар… это немыслимо, невероятно… вы не поверите…

– Отчего же, – сказал Тревельян, – поверю. Мир полон чудес, моя дорогая.

Миллер кивнула.

– Вы правы. И одно из чудес я нашла на Раху – некий древний артефакт. Я полагаю, что это…

– …портал даскинов. Второй, Нора, вы нашли второй, так как первый – здесь, в горах. Кочевники прошли через него, а я – вслед за их воинством… Счастлив разделить с вами честь открытия! – Ивар попытался улыбнуться, но женщина вздрогнула – земная мимика на лице шас-га выглядела устрашающей. Он захлопнул пасть и произнес, с осторожностью двигая губами: – Итак, доказано, что на Пекле целая система порталов. Маевский уже работает у найденного мной и нуждается в вашей помощи. Сейчас мы покинем шатер, я вызову флаер, и вы улетите на базу. Там вас введут в курс дела. Вперед, Нора! Вылезайте из клетки, глядите на небо и что-нибудь говорите. Или пойте, или читайте стихи. Сойдет за молитву Баахе.

Под взглядами вождя и стражей они покинули шатер. Миллер шла, запрокинув голову, вытянув руки к светилам, и монотонно бормотала:

– При обследовании территории на Раху вблизи поселка три дробь восемнадцать была обнаружена ниша в скале, которая является объектом религиозного поклонения местных жителей. От стойбища зверолюдей к скале ведет русло пересохшей реки, азимут шесть с половиной градусов, примерная дистанция тридцать-тридцать два километра. В определенные периоды в нише возникает свечение – вероятно, силовое поле неизвестной природы, способное передавать визуальную информацию с удаленных пунктов планетарной поверхности. Можно предположить, что в этих пунктах находятся такие же устройства, как…

– Это что ж такое будет? – спросил Тревельян, подавая команду флаеру.

– Это будет статья в «Анналах ксенологии», – раздалось в ответ. – Или лучше послать заметку в «Журнал даскинов»? Как вы считаете?

– Еще не знаю, но восхищаюсь вашей преданностью науке. Кстати, где ваш комбраслет?

– Содрали и растоптали во время драки, – сообщила Миллер. – Когда я вышла из портала, дикари набросились на меня. Я, конечно, защищалась, и в результате…

– Я понял, Нора. Можете не продолжать. – Глядя на белое облако, неторопливо плывущее к земле, Ивар опустился на колени и перешел на шас-га: – Великий вождь, дух предупреждает: ждите знамения от светлого Баахи. Завтра. Бааха пошлет его завтра, когда мы будем вопрошать богов и демонов.

Серый Трубач оскалил зубы и гневно уставился на Сувигу.

– Ты, протухшее мясо! Я говорил: раз явился демон – это знак! И он не отродье Каммы! Ты, гнилая шкура, не можешь слушать духов!

– Кстати, о мясе и шкурах, – произнес Ивар, не поднимаясь с колен. – У меня плохой шатер, повелитель, и нет ни мяса, ни воды. Все мое достояние разграбили казза, когда я спешил явиться на твой зов. И они убили Киречи-Бу, моего почтенного наставника.

– Об этом я знаю, – молвил вождь. Черты его снова застыли; отвернувшись от Сувиги, он следил за облаком, которое падало с небес, не выказывая ни удивления, ни страха. Его уверенность в собственной избранности и близости к богам была неколебимой; в конце концов, если боги не говорили прямо с ним, они отправили посланца, чтобы явить свою волю. И если старый шаман не смог разобраться в их велениях, они прислали другого, более умелого. Однако слово богов предназначалось ему, владыке и повелителю, а ппаа был лишь орудием в его руках – таким же, как нож или топор.

«Увидим, что ты запоешь завтра, – с ноткой злорадства подумал Тревельян. – Завтра увидим, кто здесь Брат Двух Солнц и кому благоволит Бааха. Боюсь, что не тебе!»

Облако опустилось на склон холма, и он, вытянув руки к скрывающей флаер иллюзии, сказал:

– Идите, Нора. И, прошу вас, сразу же свяжитесь с базой или с Юэн Чином. Он в вашем лагере и, подозреваю, сходит с ума от беспокойства.

– Я сделаю это. – Доктор Миллер помедлила, потом, выдавив улыбку, произнесла: – Спасибо, Ивар. Хмм… Пожалуй, я бы и сама выпуталась, но все равно спасибо.

Она исчезла за голографической завесой, и спустя мгновение облако плавно двинулось вверх. Проводив его взглядом, Тревельян поднялся. Воины замерли с разинутыми ртами, от Сувиги воняло – похоже, он опорожнил кишечник, но Серый Трубач был невозмутим; только его глаза жестко поблескивали да чуть потемнели пигментные пятна на лбу.

– Демон ушел на небо, – вымолвил вождь. – Хурр! Я доволен, Айла. Ты получишь все, о чем просил. Когда я буду говорить с богами, ты встанешь ближе всех.

– Грызу камень у твоих ног, повелитель. Хорошо, что ты сейчас доволен, но будешь ли доволен завтра?.. Перед тем как уйти на небо, демон сказал… сказал то, что я боюсь повторить.

– Говори!

Тревельян посмотрел на огромный котел с водой, на кучи топлива, наваленные у камней, подпирающих емкость, и тихо произнес:

– Знамение, предсказанное демоном… то, что случится завтра… дух сказал, что оно будет страшным.

Днем, до самого красного заката, Тревельян ездил по лагерю, разглядывал воинов разных племен, фиксировал в записях их облик и говор, особые знаки на одежде и убранстве скакунов и те символы, которые каждый Очаг носил на шестах, – рога и хвосты, колокольцы и кожаные ленты. Шас-га, конечно, еще не являлись единым народом, хоть их объединял язык, а также образ жизни, обычаи и верования. Даже оседлые племена не сразу осознают свою общность, и бывает так, что ощущение единства, принадлежности к чему-то большему, нежели клан или полис, вообще не приходит или является слишком поздно, перед лицом смертельной угрозы. Так было в Элладе и стране майя, в Британии и Иберии, у германцев, кельтов и славян, у многих обитателей Земли, бывших народами только в глазах лингвистов и историков. Кочевники еще в большей степени хранят свою племенную особость, ибо пространства, разделяющие их, значительнее, чем у пахарей и строителей городов. Но временами, как случалось на Земле и в других мирах, является местный Атилла, харизматическая личность с удачливой судьбой, и собирает под свой бунчук орды воинов. И идут они разорять и грабить, жечь и убивать, а потом оседают на завоеванных землях, смешиваются с их прежними жителями и дают начало великим народам – или не дают и начего не приносят, кроме уничтожения и столетней тьмы. Как угадать, какой исход вероятнее?.. – размышлял Тревельян. И еще думал о том, что Серый Трубач несомненно обладает харизмой, и это делает его намного опаснее.

Он разыскал больших вождей, носивших титулы Опоры Очага или Держателя Шеста, тех, что украшали скакунов пятью, шестью или семью бубенцами. Таких нашлось не очень много, так как армия шас-га была гораздо меньше полчищ, которые водили Кир, Тимур и Чингисхан. Эти вожди знали о новом великом ппаа, и знали их воины, ибо слух среди кочевников был подобен пламени в сухой степи. Перед Тревельяном расступались и шептали за его спиной, что этот колдун повелевает невиданными чудищами, что Пен, Потика, Гхарр и Хатт ему покорны, что из отродий Каммы он делает людей, а человека может превратить в любую тварь, что яхх под ним – не яхх, а огромная крыса, и что, подъезжая к Спящей Воде, он перебил в одиночку толпы разбойников, съел их печень и высосал мозг из костей. В этих слухах чудились отзвуки истины, того, что поведали стражи улетевшего на небо демона и болтливые люди Имм-Айдара; наверняка языки Тентачи и Птиса тоже поработали на этой мельнице. Так что Опоры и Держатели встречали Айлу с большим почтением и подносили сладкую воду – столько воды, что к красному закату его живот раздулся и намекнул, что лишнюю жидкость пора бы вывести.

Ивар сделал это, удалившись за ближайшие барханы, а затем поднялся на песчаный холм и осмотрел засыпающий лагерь. Шатры и палатки были убраны, припасы и имущество погружены, на дороге, сколько видел глаз, тянулись возы, а перед ними, ближе к Тревельяну, сгрудились стада хффа и свиней под присмотром кьоллов. Рабов и скотину стерегли всадники, разъезжавшие на границе пустыни между кострами; в кострах горел сухой помет, наполняя воздух дымом и вонью. Верховых яххов загнали в лагерь, и воины ложились спать прямо на землю, рядом со своим оружием и скакунами. От этого скопища тысяч людей и животных распространялся слитный гул и тянуло отвратительным едким смрадом, более сильным, чем запах горящего навоза.

Странное чувство охватило Тревельяна – он будто бы ощущал себя частицей этой массы провонявших потом тел, этого воинства, готового обрушиться на кьоллов, затем – на туфан и ядугар, и пожрать их, как стая оголодавших крыс. Объезжая лагерь, он выполнял стандартную акцию ФРИК: для захвата власти над ордой нужно было показаться воинам и полководцам. Его появление среди разноплеменных отрядов будило домыслы и слухи, его слова и вид подстегивали недовольных, рождая мысль о том, что у богов, возможно, есть другой избранник, столь же могучий, как Серый Трубач, или еще могущественнее. В ближайшие дни, после пары чудес, эта идея укоренится, и в нужный миг Айла, великий ппаа, станет великим вождем Айлой, новым Трубачом… Конечно, если понадобится. А сейчас он делал то, что полагалось делать в данных обстоятельствах, но погружение в ментальную ауру тысяч и тысяч шас-га не прошло бесследно; в каком-то смысле он соединился с ними, как соединяется песчинка с песчаным холмом.

«Иначе и быть не могло, – подумал Ивар, – чтобы возглавить этих Гогов и Магогов, чтобы вернуть туда, откуда они вышли, нужно стать одним из них. Или хотя бы казаться таковым.

Он ударил пятками в бока трафора и повернул в пустыню. Сообщение о том, что Нора Миллер благополучно добралась до базы, пришло после красного полудня; часом раньше отозвался Юэн Чин, доложил, что Миллер с ним связалась и он возвращается на пик Шенанди. Маевский тоже прислал три слова: «Ищем. Пока ничего». Это отсутствие успехов не слишком ободряло – Ивар предпочел бы вопрошать богов и духов, твердо зная, куда вести шас-га, на запад или на восток. Без этого знамение лишится той направляющей силы, которую он собирался вложить в задуманный спектакль; боги, как всегда, отделаются недомолвкой вместо ясных четких повелений. Он и к такому варианту был готов, но все же рассчитывал на Маевского, на Нору Миллер и общую их удачу. Вдруг что-нибудь да откопают!

Правда, Йездан Сероокий сказал: у протянувшего руку к запретному знанию да будет она полна пыли…

Отъехав километров на десять в глубь пустыни, Тревельян дождался полной темноты и велел трафору связаться с базой. Оказалось, что там дежурят трое – Престон, Кафингар и возвратившийся недавно Юэн Чин; Маевский взял с собой двух инженеров-терукси, но Анна Веронезе и Пардини не вынесли искуса любопытства и напросились в экспедицию. Нора Миллер тоже отправилась к ним.

Новости на пик Шенанди не поступали. Выяснив это, Тревельян переключился на группу Маевского. Йозеф возник на маленьком экране, который трафор выдвинул прямо из холки. Лицо планетолога было сумрачным.

– Не нашли, – произнес он, поглаживая подбородок. – Никаких признаков контрольной панели или чего-то в этом роде. Мы сделали видеозаписи, попытались просветить стены интравизором, сканировали каждый миллиметр поверхности… Безрезультатно, Ивар. Мы не знаем, что за устройство генерирует поле и как включается механизм переноса.

– Есть какие-нибудь идеи? – спросил Тревельян.

– Идеи, друг мой, всегда имеются. Я думаю, что наскоком мы не справимся с этой проблемой, нужны специалисты и хорошо подготовленная экспедиция. А вот Миллер… – Маевский на секунду запнулся, – Миллер считает, что мы ищем то, чего нет. Мы исходим из своей логики, а она такова: есть действующий механизм – значит, должен быть контрольный модуль, кнопки, клавиши, сенсоры, экраны, контактный шлем… Но это наша человеческая точка зрения, а даскины – не люди. Нора считает, что их техника управляется иначе.

Тревельян поскреб в затылке.

– Как?

– Прямым мысленным воздействием – если угодно, телепатически. Биотоками мозга – только, видите ли, мозги у нас разные… Но можно попытаться. На базе хватает контактных шлемов.

Такой шлем являлся ментоусилителем, соединявшим человека с интеллектуальными устройствами. Искусственный мозг высокого уровня, подобный трафору с Сайкатской станции, мог управлять кораблем, целым орбитальным поселением или компьютерной сетью, мог быть вживлен в робота или в памятный кристалл, и слияние с этим мозгом позволяло решать задачи, непосильные человеческому разуму. Тревельян имел опыт работы с контактными шлемами, да и сам процесс телепатической связи не был для него сакральной тайной – Советник-командор общался с ним именно этим способом. Но любые ментальные устройства, придуманные людьми, соединяли их с интеллектом, пусть искусственным и не похожим на живой коллоидный мозг, однако принадлежавшим человеческой цивилизации – или, в крайнем случае, гуманоидам вроде кни'лина, подобным людям. Но даскины на людей не походили. Внешний вид, физиология и психика Древних были такой же «вещью в себе», как и причина, заставившая их удалиться из Галактики.

– Использовать шлем запрещаю, – сказал Тревельян. – Сдвинутые по фазе нам здесь не нужны.

– Пожалуй, Ивар, вы правы, – согласился Маевский. – Не будем рисковать и продолжим свои штудии обычными методами. В стене пещеры есть разлом, трещина, через которую прошли кочевники, вы со своими спутниками и моя группа. Попробуем пробить там скалу и добраться до внешней защитной оболочки. Не знаю, что это даст, но попробуем. И еще одно… – Он сосредоточенно прищурился.

– Есть другие идеи, Йозеф?

– Не идеи, скорее прецедент. Что вам известно о Красном Пятне [36] на Юпитере?

– То же, что всем: это один из входов в гигантский лабиринт, межзвездную транспортную сеть даскинов в Лимбе. Такие входы обычно расположены на протозвездах, и по этой причине… – Тревельян вдруг смолк, почесался – насекомые донимали – и произнес: – Считаете, есть аналогия между этим астроинженерным сооружением и нашей находкой?

– Ну, в конце концов, то и другое – система подпространственной транспортировки. Разница только в масштабах. Там – предположительно вся Галактика, а у нас – поверхность планеты.

– И что это нам дает? Насколько мне известно, ни один корабль или зонд не погружался в Красное Пятно. Межэвездная сеть Древних не исследована.

– Вы ошибаетесь, Ивар. Была одна попытка в двадцать четвертом столетии, в период войны с дроми. Очень таинственное предприятие, должен заметить, – экспедиция Вальдеса-Лайтвотера… Я попробую отыскать их отчеты.

– Это какой же Вальдес? – с любопытством спросил Тревельян. – Адмирал Сергей Вальдес, уроженец Тхара?

– Он родился не на Тхаре, а на Земле, – уточнил Маевский. – Но речь не о нем, а о его сыне Марке Вальдесе. Именно Марк возглавил ту экспедицию, и с ним был Кро Лайтвотер и два других участника, чьи имена неизвестны. Подозреваю, они не являлись людьми.

– Хмм… Интересно… – пробормотал Ивар. Он ничего не знал про эту экспедиции, хотя Вальдесы были его предками – вероятно, были, если верить деду-командору. Шесть веков назад – а может быть, шесть с половиной – Олаф Питер Карлос Тревельян-Красногорцев сочетался браком с Ксенией Вальдес, младшей сестрой того самого Марка, и от их первенца Павла Тревельяна Ивар вел свою родословную. Опять же, если верить деду, который был женат четырежды, не считая фронтовых подруг и других амурных приключений. Впрочем, эти семейные предания к делу не относились, и Тревельян, пожав плечами, произнес:

– Бог вам в помощь, Йозеф. Сообщите, если найдется какая-то зацепка.

С этими словами он отключился, но в лагерь поехал не сразу – сидел в жаркой вязкой тьме пустыни, глядел на редкие звезды и размышлял. Какая-то мысль порхала в сознании, как мотылек у пламени свечи, но робкий летун к огню не приближался и рассмотреть себя во всех подробностях никак не давал. Мерещилась Тревельяну Спящая Вода, но не в ту минуту, когда открылся портал сквозь хребет, а перед этим мгновением; чудились ему картины и пейзажи, сменявшие друг друга так стремительно, что он едва воспринимал увиденное. Вулканы в шапках дыма и бесплодные пустыни, заросли кустарника и деревья мфа с желтой листвой, серая поверхность моря и плоскогорья, выжженные светилами, горы, скалы и мрачные ущелья, оазисы страны кьоллов и города туфан, где в гаванях теснились корабли, а еще – круглый зал и купол с ниспадающей завесой, сиявшей так же ровно и мягко, как Спящая Вода… Что-то полагалось разглядеть в том зале, что-то заметить – и он, быть может, почти разглядел и заметил, но не успел зафиксировать. Так бывает со снами; в миг пробуждения помнятся они отчетливо и ярко, но если не повторить их мысленно, не пройти по ним шаг за шагом, они исчезают, словно унесенные ветром ночные тени.

– Не могу вспомнить, – буркнул Тревельян, – не могу, клянусь Владыкой Пустоты! Надо будет снова наведаться в пещеру…

– Я к вашим услугам, эмиссар, – напомнил о себе Мозг. – Я умею воскрешать воспоминания. Что вам угодно?

– Что, что… Если бы я знал, что!.. – Насупившись, Ивар поднялся. – Поехали в лагерь, дружок. Надо выспаться, завтра у нас трудный день. Завтра мы явим волю богов этим потомкам песчаной крысы! – В раздражении он стукнул по колену кулаком и добавил вполголоса: – Спаси Бааха их грешные души, а о телах я позабочусь.

Под огромным котлом пылало яростное пламя. Вода кипела и булькала, черный дым то поднимался к небесам, то, повинуясь порыву ветра, облизывал землю жаркими темными языками. Телохранители Трубача подносили и швыряли в огонь корзины и старые шкуры с сухим навозом, древесные ветки и колючий кустарник. Вокруг костра, утопая в дыму, мерно двигались полунагие воины, тешили Ррита пляской, подпрыгивали, вращали топоры и через каждые пять шагов испускали грозный вопль. Тысячи голосов вторили ему. «Шас-га!» – неслось над предгорьями и торговым трактом, «Шас-га!» – отдавалось эхом в ущельях и скалах, «Шас-га!» – звенело в ушах. Этот рев катился в пустыню океанским валом, и чудилось, что он достигнет берегов континента, перехлестнет морские проливы, долетит до Вритры, Намучи, Раху, Шамбары и даже до тех далеких островов, где в тишине и покое трудились Петр и Лейла Исаевы.

На холме, поодаль от котла, стоял лицом на юг Серый Трубач в рогатой короне. За ним теснились ближние к владыке люди: Кушта, Лиги-Рух и четверо других вождей, носивших титулы Опоры Очага, десяток битсу-акков – им полагалось воспеть великое событие, телохранители и колдуны – старый Сувига, Пу, Кизз-Лит и Тревельян. Перед ними, затопив прогалину и растянувшись до самой дороги и рубежа пустыни, бурлило войско – лес взлохмаченных голов, острия копий, шесты со знаками отрядов и племен. Все были здесь: Белые Плащи, Люди Песка и Люди Молота, Люди Ручья и Мечущие Камни, Зубы Наружу, Пришедшие С Края, Сыновья Ррита и другие кланы. Узколицые, серокожие, с длинными, почти до колен руками, с пальцами, похожими на когти хищной птицы, с космами темных волос, они казались карикатурой на людей: лоб с пигментными пятнами, слишком большие рты, слишком короткие губы, не закрывающие зубов, слишком мощные челюсти, и у некоторых по хребту тянется полоска шерсти. Кроме уродливой внешности были у шас-га и прочих местных обитателей другие отличия от землян: иное устройство голосовых связок, единственная, но очень крупная почка, плотный кожный покров, который защищал от солнечного излучения, особая микрофлора в кишечнике, что позволяло утилизировать воду и пищу с повышенным содержанием солей. В общем-то мелочи, если вспомнить о разнице между людьми и хапторами.

Было утро; Ракшас уже поднялся и залил светом горы и пустыню, гигантский красный диск Асура наполовину вылез над краем земли. День выдался тихим, жаркий южный ветер дул порывами, и по небу плыли к горам облака, чтобы пролиться дождем над огнедышащими вулканами и напитать ручьи и реки горькой водой. Небо было желтовато-серым, тучи – цвета пепла, цвета угля и остывшей лавы, и лишь одно облачко, неподвижное и крохотное, отливало белизной. Флаер, одолженный доктору Миллер, вернулся и висел теперь над холмом точно бабочка, запрятанная в кокон.

Серый Трубач простер руки к небесам, и степное воинство, в последний раз выдохнув: «Шас-га!» – замерло в молчании и тишине. Пляска у костра прекратилась, подносившие топливо швырнули в огонь последний хворост и корзины, шаманы, вожди и певцы повернулись к восходившим солнцам. Их владыка расправил плечи, напряг мускулы, со свистом втянул жаркий воздух и, раскрыв необъятную пасть, запрокинул голову. Мощный трубный звук вырвался из его горла, и тишина треснула и раскололась как хрупкое стекло. У шас-га сильный голос считался для вождя обязательным – в схватке между Очагами вожди старались перекричать друг друга и ободрить своих воинов. Наверняка Трубач был самым голосистым в северной степи, подумалось Тревельяну. Самым громким, самым хитрым и самым безжалостным…

Асур, вслед за Ракшасом, поднимался над землей, а вождь, жадно втягивая воздух, снова и снова исторгал все тот же хриплый грозный вопль. Его лицо потемнело, пигментные пятна налились кровью; в этот миг он не слал свои отряды в битву, но призывал небесных богов. Бааха, Бог Двух Солнц, и дети его Уанн и Ауккат обитали в высоких сферах, и только вождь мог привлечь их внимание к людям и земным заботам. Другое дело, Ррит – этот всегда являлся незваным, садился у костров и пожирал жизни воинов, детенышей и самок. Ррит наверняка уже был здесь, сидел у огромного котла в окружении духов и ждал положенной жертвы.

Когда Асур всплыл в знойное небо, Серый Трубач принялся выкрикивать свои вопросы божествам. Они раскатились над пустыней, сменив призывный трубный вопль, и тысячи шас-га слушали владыку в почтительном молчании.

Куда направить войско, к утреннему лику солнц или к вечернему?.. Где небесные братья пошлют удачу, в стране туфан или в стране ядугар?.. Защитят ли земного родича и слуг его от голода, даруют ли мясо, сладкую воду и траву для яххов?.. Позволят ли сломать хребты врагам, вырвать у них печень и сердце, разрушить селения и захватить колодцы?.. Сокрушить стены, которыми они огородились, вытоптать поля и сжечь шатры, выпить кровь их предводителей?..

Гремел хриплый голос Трубача, двигались в небесах светила, бурлила вода в огромном котле, а воины из Мечущих Камни уже гнали к костру нагих пленников. Должно быть, сотни две или три; кого полагалось бросить в кипящую воду, кого столкнуть в огонь, сломав перед тем хребет и ноги, кого освежевать на раскаленных камнях. Боги любили разнообразие – особенно Ррит, который жрал вареное и печеное, жареное и сырое.

Сняв свою корону, Серый Трубач вытер вспотевший лоб. Потом подал знак колдунам приблизиться, ибо духи и боги, предвкушая трапезу, уже могли заговорить. Считалось, что главных богов слышит владыка, а тех, что помельче, – колдуны, но это распределение функций, возникшее с приходом к власти Трубача, еще не сделалось обычаем. В прежние годы только ппаа общались с богами и духами и знали их волю – на радость собственным желудкам, ибо Очаг кормил их и поил, и ставил им шатры, и пригонял им жирных яххов. Но времена изменились не в лучшую сторону для ппаа – новый вождь, как было всем известно, конкурентов не терпел. Впрочем, колдуны могли услышать глас богов, но лишь такой, который не расходится с мнением владыки.

Сувига первым ринулся к вождю, но Тревельян оттолкнул его и прошипел:

– Сказано Великим: когда буду говорить с богами, ты, Айла, встанешь ближе всех. Не лезь вперед, старая шкура!

Он подошел к Трубачу и встал в двух шагах от владыки, на виду всего степного воинства. Сувиге пришлось занять позицию подальше; он принялся шептать проклятия, но сник под взглядом Тревельяна. Пу из Людей Ручья и Кизз-Лит из Людей Песка без возражений пристроились за старым колдуном; эти двое знали свое место.

– Ты обещал знамение, – произнес Трубач, повернувшись к Ивару.

– Не я, владыка, а небесный демон. – Краем глаза Тревельян следил, как воины выбирают первую жертву. – Думаю, знамение близится. И придет оно от Баахи и его детей.

– Ложь! – прохрипел Сувига. – Не будет никакого знамения! И тот дух – не от Баахи, а отродье Каммы!

– Разве ты не видел, как демон уходит на небо в белом облаке? – возразил Тревельян. – Или ты не веришь собственным глазам?

– Камма любит обманывать. Камма… – начал колдун, но Серый Трубач оборвал их препирательства, рявкнув:

– Закройте пасти, крысиная моча! – Он провел ладонью по лицу, отбросил назад волосы и уже спокойнее заметил: – Слова богов еще не пришли ко мне.

Это было предупреждением: раз боги не говорят с великим вождем, то и колдунам не полагалось их слышать.

– Боги и духи голодны, – сказал Сувига. – Они примут жертву, и ты услышишь их, Великий.

Воины тащили к котлу молодого парня, он вырывался и пронзительно кричал. Похоже, пленные кьоллы сообразили, что за конец их ждет, – в толпе раздались стоны и вопли. Смерть не пугала пленников, но каждый понимал: лучше погибнуть от копья и секиры, чем от огня и кипящей воды.

Пора, решил Тревельян. Шагнув вперед, он вскинул руки, принял позу взывающего к небесам и испустил трубный звук, столь же громкий, как зов великого вождя.

– Слушайте, воины! Жертва не угодна богам! Бааха изгнал Ррита и говорит мне: люди – плохая трапеза для богов! Он хочет мясо животных! И посылает нам знамение!

Реакция Трубача оказалась мгновенной: он сделал знак телохранителям, и те, вскинув ножи и топоры, бросились к Тревельяну. Но было поздно – от белого облака уже протянулся лазерный луч, ударил в котел, испарив воду, и разметал огонь. Испуганные крики шас-га и кьоллов перекрыло шипение ионизированного воздуха; молнии снова и снова били по кострищу, по раскаленным камням, котлу и земле, вверх летели головешки и снопы искр, жаркий пар растекался по вершине холма, заставляя людей отпрянуть. Пленные кьоллы смешались со стражами, и охваченная ужасом толпа ринулась к первым рядам войска. Внезапно гром и шипение воздуха стали не слышны – вопль, исторгнутый тысячей глоток, и рев животных заглушили все другие звуки. Все пришло в смятение: падали бунчуки с рогами и бубенцами, кричали воины, пятясь назад или рухнув на землю и прижимаясь к ней, дабы не видеть страшного зрелища, ревели яххи, напирая на повозки и опрокидывая их, а за дорогой, на краю пустыни, метались в панике свиньи и хффа. Ауккат и Уанн, светлые дети Баахи, висели в небе, равнодушно взирая на эту картину. Они казались двумя глазами божества: один был маленьким, белым и ослепительно ярким, другой – огромным, цвета крови.

До окружения вождя пар не докатился, рассеявшись в воздухе, но все, певцы и колдуны, военачальники и стражи, лежали ниц. Трубач присел и скорчился, обхватив голову руками, – видно, его тоже пробрало. Рогатая тиара валялась у колен вождя. Когда молнии перестали буравить воздух и белое облако поднялось ввысь, Ивар поднял ее, отряхнул от песка и сунул вождю.

– Дурное предзнаменование, Великий, но худшего, однако, не случилось, – молвил он. – Бааха продырявил котел и разметал огонь, но все мы живы. Он не тронул ни тебя, ни меня, ни воинов, ни яххов, ии даже пленных кьоллов. А мог бы разом изничтожить всех!

– Хрр… – Вождь прочистил горло, нахлобучил корону и поднялся. – Что это значит, Айла? Бааха разбил котел, не принял жертву… Чем мы его прогневали?

– Он не желает, чтобы люди ели людей и поклонялись Рриту, – пояснил Тревельян. – Прежде Ррит был могуч, но теперь Бааха сильнее, и мы должны ему повиноваться.

– Сильнее? Теперь? Почему?

– На севере у нас были скакуны, которые медленно плодятся и не могут прокормить шас-га. Но в этой южной стране есть хффа, свиньи и змеи, которых кьоллы умеют разводить. И еще они умеют выращивать диггу. Власть Ррита кончится, если пленные будут живы.

Это был эстап, способный изменить жестокие обычаи кочевников. Влияние через религию, перемены в божественных догматах, смягчающие прежний образ жизни, считались у эмиссаров ФРИК важной деталью прогресса. В архаических мирах религия была тесно связана с этикой, с системой правил нравственного поведения, определявшей, что разрешено, а что является табу. Собственно, религия касалась всех других сторон, включая брак и семью, наследование власти, образование, развитие технологии и знаний о Вселенной. Таким образом, она являлась могучим средством воздействия на прогресс и оставалась им, пока не входила в противоречие с другими факторами – например, с пандемией чумы, от которой бог не защитил людей. Религиозные новации были уместны в ту эпоху, когда появлялась материальная база для перемен, нечто влияющее на сферы быта и, в первую очередь, на производство пищи. В этом смысле вторжение шас-га давало отличный повод к изменениям в их пантеоне, где Ррит, Бог Голода, и Бааха, Повелитель Солнц, до сих пор выступали на равных. Теперь Бааха стал сильнее, ибо, если использовать язык, привычный Тревельяну, пищевая база степняков расширилась.

Серый Трубач прищурился, посмотрел на солнца и молвил:

– Воля Баахи и его детей священна. Но я спрашивал их, куда идти моим воинам, в страну туфан или в страну ядугар. Они ничего не сказали. Что это значит?

– Разве не сказали? – Тревельян простер руки к небесам. – Они говорят, что ты можешь идти куда пожелаешь, на восход или на заход божественных светил. Веди своих воинов куда угодно, но пусть они не едят ни кьоллов, ни туфан, ни ядугар. Вот повеление Баахи, вождь! Разве ты не слышишь его голос?

Предводитель шас-га лязгнул зубами.

– Ты смеешь сомневаться, ппаа? Я слышу, слышу! Бааха говорит со мной, ибо я – великий вождь! Мы пойдем по дороге кьоллов в страну туфан и сделаем тех и других своими пленниками! Мы не съедим их, раз такова воля Баахи, но заберем их воду, их скот, их земли и жилища. Тех, кто сопротивляется, убьем! – Вождь уставился на Ивара грозным взглядом. – Мои братья говорят: у непокорных надо вырезать печень. Или ты слышишь что-то другое, ппаа Айла?

– Нет, – с тяжелым вздохом ответил Ивар, – нет. Я, мой повелитель, слышу то же самое. Тем, кто не покорится, нужно вспороть живот, выпустить кишки и вырвать печень. Как же иначе?