Меч над пропастью

Глава 17. Поход

Армия тянулась по дороге нескончаемой чередой. Серый Трубач, окруженный стражами, ехал впереди, сразу за ним двигались отряды Мечущих Камни и Белых Плащей, двух многолюдных племен, что составляли центр войска. Дальше покачивались на спинах яххов Люди Песка и Люди Ручья, Зубы Наружу и Люди Молота, Пришедшие С Края, Сыновья Ррита, Полоса На Спине и другие кланы, которых вели Кушта и Лиги-Рух. В хвосте последней шеренги скрипел колесами обоз, сотни телег с грузом палаток и шкур, стрел и копий, бурдюков с водой и корзин с припасами. По обе стороны от него всадники гнали толпы пленных и стада свиней и хффа, новую пищу, дарованную Баахой. Вздымалась пыль, ревели животные, стонали взятые в неволю люди, перекликались сторожевые шас-га, носились вдоль тракта посыльные, мчась то к голове колонны, то к последним отрядам воинства или к обозу. Армия Трубача шла на восток, а ее предводитель, сидя на могучем скакуне, глядел на небо и пытался услышать голос богов.

Слышал ли он его прежде? Конечно, Ррит говорил с ним, но так, как и с другими шас-га, с воинами, самками и самым жалким из детенышей, ибо голос Ррита был ясен всем – голос пустой утробы, жажды, сосущего голода и ослабевших мышц. Прежде, размышляя над таинством Спящей Воды, Трубач решил, что это благодеяние Ррита, что тот смилостивился над племенами степи и, открыв дорогу через горы, дал им в пищу кьоллов, туфан и всех других людей, какие встретятся в этом краю. Но, кажется, он ошибался – Рриту жалость неведома, и жестокий бог отступился от шас-га лишь по велению Баахи. Здесь, за горами – как сказал Айла, ппаа Белых Плащей, – Бааха и дети его Уанн и Ауккат были сильнее Ррита и доказали свою мощь знамением. Таким страшным, что даже у него, великого вождя, печень сжалась и остановился ток крови…

Но все же он – Брат Двух Солнц, божества небес дали ему власть, власть над шас-га, а значит, над всем обитаемым миром. Такое даруется лишь избраннику богов, их родичу, и никому другому! Почему же он не различает голоса Баахи?.. Почему Бааха говорит не с ним, а с этим Айлой, чье имя не слышали в степи, чей вид не внушает трепета?.. Почему? И кто этот Айла? Возможно, Блуждающий Язык богов, их битсу-акк, посланный великому вождю для толкования знамений?.. Хорошо, если так, решил Трубач. Однако Айла умен, куда умнее старого Сувиги, а слишком умные опасны. Умный не может быть преданным, ибо желает возвыситься, и нет предела этому желанию. Но вождь в Очаге – один! И с него начинается Очаг!

В красный полдень войско миновало разоренный оазис, самый ближний к покинутой стоянке. Проломы в стенах, что отгораживали оазис от пустыни, были занесены песком, песок лежал на полях и пастбищах, на руинах селений и на берегах ручья с горькой водой, песок засыпал и оросительные канавы. Выше по склону, в предгорьях, обломанным зубом торчала башня, где обитал прежний хозяин этих земель. Но колодцы, укрытые плоскими камнями и обломками хижин, сохранились, и воины вычерпали их до дна.

К закату белого светила передовые отряды достигли второго оазиса. Здесь царило такое же запустение, но остатки стены все же давали защиту от ветра, а колодцы переполняла сладкая вода. Серый Трубач отправил посыльных с приказом сворачивать с дороги: место было подходящим для ночлега. Воины не разгружали телег, не высекали огонь, не воздвигали шатров – ложились на землю рядом с яххами, грызли сушеное мясо и пили воду. Отряд за отрядом покидал торговый тракт и, вливаясь в проломы, исчезал за длинной каменной стеной. За всадниками катились телеги и шла живая добыча, но этой части воинства Трубач велел остаться на дороге. Он слез с яхха и поднялся на песчаный холм, наблюдая, как подтягивается обоз, как стражи сгоняют плотнее стада и толпы пленных, как невольники – те, что покрепче, – носят воду из канав и ручьев. Красное солнце садилось, и в сумраке массы людей и животных выглядели расплывчатыми; чудилось, что у стены подрагивает и шевелится гигантская песчаная змея.

Вождь думал, что телеги и пленные делают войско медлительным, и потому слабых рабов нужно забить и бросить в пустыне, раз уж Бааха не дозволяет насытиться их плотью. Что до обоза, то пусть он идет под охраной тысячи воинов и разбивает ночью отдельный лагерь. Впереди владения кьоллов с каменными стенами, и там придется задержаться. Воины перебьют врагов и соберут добычу, а это требует времени. Обоз успеет их догнать…

Сзади раздался шорох, скрип песка, и в то же мгновение чье-то тело обрушилось Трубачу на спину, чьи-то пальцы стиснули его шею, чьи-то зубы впились в загривок. Резким движением плеч он стряхнул нападавшего и повернулся, нашаривая рукоять ножа. Неясная тень маячила в полумраке; человек присел, почти слившись с серой песчаной поверхностью, и, кроме сверкающих глаз да смутных контуров фигуры, вождь не видел ничего. Ему подумалось, что эта тварь – из диких жителей пустыни, которых так боялись в Кьолле, ибо они кровожадны, вечно голодны и умеют подкрадываться к жертвам, как стая бесплотных духов. Шесть стражей стерегли покой вождя, и даже ящерица мимо них не проскользнула бы… Но этот – этот сумел!

– Ты, рожденный в несчастливый день из дерьма хромого яхха, – раздался голос нападавшего. – Сейчас ты умрешь!

Не дикарь из пустыни, отметил Серый Трубач, кто-то из своих. Тайный враг? Или ничтожный убийца, подосланный недоброжелателем?..

Он отпустил рукоять бронзового клинка. Захватить живым это тухлое мясо и выпытать, кто его хозяин…

Человек прыгнул, сбил Трубача с ног, и они покатились по склону бархана, терзая друг друга скрюченными пальцами. «Нидда, проклятый нидда!..» – хрипел противник, подбираясь к горлу вождя. Он был очень силен, и спустя немногие мгновения Трубачу стало ясно, что живым его не возьмешь. Не нашлось бы в степи бойца, равного великому вождю, и годы не уменьшили его мощи, но он понимал: одно дело – убить, и совсем другое – пленить. Пленить!.. Это тухлое мясо его растерзает!..

У горла вождя щелкнули зубы, и он больше не колебался: вонзив большие пальцы в глаза врагу, стал отгибать его голову назад. Человек пронзительно завопил, когтистая пятерня прошлась по спине Трубача, оставив взбухшие кровью ссадины, но крик тут же оборвался; хрустнули шейные позвонки, и тело противника обмякло. Встав на ноги, Трубач наступил на его труп и пробормотал: «Иди в Йргык, крысиная моча! На Темные Равнины!»

К нему с топотом мчались телохранители. Все шестеро рухнули на колени, уткнулись лицами в песок и, чувствуя свою вину, забормотали:

– Мой лоб у твоих подошв, Великий! Прикажи… прикажи… прикажи…

– Я вас не слышу, – равнодушно промолвил Трубач, повернулся к лагерю и испустил долгий призывный вопль. Над разбитой стеной заклубилась пыль, из-за каменных руин вылетели всадники с факелами – десяток, два десятка, три… Первым на огромном буром скакуне мчался Ка-Турх, Держатель Шеста, старший охраны, – верный, преданный и не слишком умный. Однако же не глупец, о котором говорят: печень в половину кулака, да и та в заднице.

Спрыгнув со спины яхха, Ка-Турх бросил взгляд на повелителя, потом на стражей, лежавших у его ног, и, наконец, на труп с выдавленными глазами.

– Кто? – спросил Серый Трубач.

Взяв у воина факел, Ка-Турх склонился над мертвецом.

– Одет как Белый Плащ, владыка, но не из них. Ноги короткие и сильные, привык лазать по скалам… пятна на лбу небольшие, кожа светлая – значит, из людей пещер и гор… Похож на Живущих В Ущельях.

Вождь сделал знак согласия.

– Похож. Решил, что может помериться силой с Братом Двух Солнц. – Трубач коснулся царапин под лопаткой, поглядел на измазанную кровью ладонь и приговорил: – Тело бросить здесь. Пусть жрут крысы и ящерицы.

– А с этими что? Прикажешь в котел, Великий? – Ка-Турх помахал факелом над лежавшими воинами.

– Нет. Бааха велел, чтобы в котлы бросали другое мясо. – Вождь на мгновение задумался. – Снять кожу. С живых! Потом вырвать печень.

Стражей утащили. Яхх вождя фыркал и звенел бубенцами, чуя свежую кровь. Направив его к лагерю, Серый Трубач расслабился и опустил веки. Он был доволен. Он испытывал это чувство всякий раз, проявляя свою власть и силу – власть вождя и силу воина. Внезапно он подумал, что небесные боги все же говорят с ним, но не словами шас-га, а на своем божественном языке. Иначе откуда это ощущение всемогущества?.. Голос Ррита слышат все, он побуждает людей бежать к котлам и драться из-за пищи, но глас Баахи – нечто иное, доступное лишь избранным. Бааха дарует силу и уверенность, стремление к великой цели и вызывающую трепет мощь – то, что не выразить словами. Пусть! Для слов есть певцы и колдуны. Вождям не нужны слова.

Серый Трубач возвращался в лагерь, чувствуя, как голос бога звучит в нем и наполняет от макушки до пят.