Мечта на вешалке

Мы с Оганезовой шарахнулись в стороны, и подруга, как самая отчаянная из нас двоих, рванула занавеску на себя. Приподнявшись на локте и щурясь на свет, на нас смотрел бровастый Драгош в сетчатой майке.

Он лежал, поджав ноги, на дне ванной, выстланной телогрейками и старыми пальто, которые из-за этих своих возможностей ценились в квартире на Чистых Прудах на вес золота. Из-под ближней к нам стороны ватного одеяла торчали не поместившиеся в импровизированную кровать мохнатые коленки. А прямо у Наташкиных ног валялся не замеченный нами ранее раскрытый журнал «Максим», заложенный на странице с грудастой теткой, одетой лишь в розовую заколку.

Смущенно извинившись, мы с подругой на цыпочках покинули сантехническое помещение и деликатно выключили за собой свет.

— Ну что, может, пойдем в коридор? — без особого оптимизма предложила я.

Но и в коридоре нам не удалось остаться с глазу на глаз. На антресолях Богдан Осипович вместе с рыжим Нинком смотрел телевизор. Одуряющий звук рекламы перфораторной дрелью врезался в мозг, отметая саму мысль перекричать мотивную музыку и рифмованный текст про «Иммунеле». Детишки сидели на своих топчанах и, громко ругаясь, резались в «Монополию».

— Пошли, что ли, на лестницу, — кивнула на входную дверь Наташка.

На лестничной площадке было тихо и спокойно. Наталья, закурив, вопросительно дернула подбородком. Я тоже выудила из пачки сигарету и, затянувшись сладковатым дымком, проговорила:

— Про Бабарыкина я слышала и раньше. Именно Бабарыкин названивал в день убийства чокнутому муженьку Кругловой, требуя к телефону Светлану. И эту же фамилию — Бабарыкин — упоминала в беседе с Игорьком сама покойная Стервоза.

— Ну-ка, ну-ка, интересно, и в каком же это контексте? — пуская дым кольцами, оживилась Наталья.

— Перед тем как умереть, Круглова сказала Игорьку по телефону, что пополнила баланс его лицевого счета, и теперь Игорек может позвонить Бабарыкину и назначить встречу на вечер…

Наташка удовлетворенно кивнула головой, словно подтверждались некие ее предположения, и торжественно сказала:

— Ну вот, теперь пришла очередь заняться Игорьком и выведать у него про Бабарыкина.

Честно говоря, у меня давно уже чесались руки приступить к Игорьку. Только я совершенно не понимала, с какой стороны подступиться. Вот что я, позвоню ему и скажу: привет, Игорек, помнишь, в «Ашане» у твоей подружки Кругловой перед смертью из-под носа увели журнал «Космополитен»? Так вот, это была я, Алиса Гришечкина. Не желаешь ли встретиться? Мне кажется, нам есть о чем поболтать…

— Он может нас вывести на реальный след, — возбужденно хрустя пальцами, между тем волновалась подруга.

Оставив руки в покое, Оганезова глубоко затянулась наполовину выкуренной сигаретой, выпустила дым через нос и, склонив голову набок, поверх очков пристально посмотрела на меня.

— А ты не задумывалась, откуда у простого директора туристической фирмы, которая, заметь, особых звезд с неба не хватает, дорогущая машина? Мебель там антикварная, бронза раритетная, рояли всякие… Да и одежда, насколько я успела понять, у нее не самая дешевая. Взять хотя бы то платье, которое ты притащила с интервью.

— Да, платьице что надо, — польщенно улыбнулась я.

— Да не о том сейчас речь, — поморщилась Наташка. — Откуда, я тебя спрашиваю, у Кругловой столько денег?

— Ты думаешь, она воровка? — понизив голос до шепота, догадалась я. — Подворовывала в бутиках и торговых центрах?

Наташка задумчиво пожала плечами, поправила очки и, раздавив окурок в жестянке от кофе «Пеле», с сомнением в голосе протянула:

— Ну почему сразу воровка? Может, она содержанка какого-нибудь богатого папика. Например, этого самого Бабарыкина. Любовник покупал Кругловой наряды, дарил машины и вообще, может быть, души в ней не чаял.

— Ну да, не чаял души, — саркастически хмыкнула я. — Ты бы видела эту Круглову…

— Не скажи-и, — авторитетно протянула Оганезова. — Никогда не знаешь, какая мартышка может приглянуться мужикам. Вот помнишь, я на свой день рождения Владика пригласила? Я, между прочим, имела на него самые серьезные виды, а он, гаденыш, взял и начал за тобой ухлестывать…

— Да ладно, потом он мне признался, что просто запал на мои духи, так что дело тут вовсе не во мне, — ловко выкрутилась я.

Наташка прошлась по лестничной клетке и, остановившись у окна, стала смотреть во двор, продолжая строить предположения:

— Допустим, Игорек — сводник, который познакомил наших любовников и теперь паразитирует на несчастном Бабарыкине, пугая мужика тем, что все расскажет бабарыкинской жене. Тогда от Кругловой могли избавиться как сам Бабарыкин, так и его ревнивая супруга, которой каким-то образом стало известно про любовницу мужа.

— А Игорек не мог ее грохнуть? — с замиранием сердца спросила я.

Мне бы очень не хотелось, чтобы это было так. Потому что дружить с убийцей, пусть даже с таким симпатичным, было все-таки страшновато. Но Наташка тут же успокоила меня, решительно отметя на корню мое робкое предположение.

— Игорек не мог, — рубанула ладонью воздух подруга. — Что же он, дурак, что ли, резать курочку, несущую золотые яйца?

Подруга окинула меня придирчивым взглядом с головы до ног, словно прицениваясь, и строго спросила, как на экзамене:

— Ну-ка, девочка моя, скажи, что правит миром?

Я приняла оценивающий взгляд на свой счет, предположив, что по родившемуся у Оганезовой плану я должна буду сыграть роль роковой женщины, сводящей с ума мужчин и выпытывающей под гипнотическим наркозом своих чар правду об их преступных знакомых, опустила глаза, поправила крутой завиток челочки, вложила в голос всю скромность, отпущенную мне создателем, и чуть слышно ответила:

— Красота?

— Да какая, к чертям собачьим, красота, — досадливо отмахнулась Оганезова, усаживаясь на подоконник. — Я тебя умоляю! Миром правит любопытство. Этого Игорька надо заинтриговать. Сделать так, чтобы он побежал на встречу с тобой, роняя тапки. И потом выложил нам все, что ему известно о Кругловой и Бабарыкине.

— И как это сделать? — спросила я, пристраиваясь на подоконник рядом с Оганезовой и уже понимая, что роковая женщина в моем исполнении отпадает сама собой. — У тебя есть план?

Наташка самодовольно хмыкнула и голосом Фикса из мультика «80 дней вокруг света» просипела:

— Есть ли у меня план? Х-ха, есть ли у меня план!

И уже своим обычным хрипловатым сопрано сообщила:

— Да сколько хочешь. Вот смотри. Ты прямо сейчас позвонишь Игорьку и, не давая ему опомниться, выдашь следующий текст: «Игоречек, родной мой, встреть меня завтра у театра, а то Бабарыкин прохода не дает. Репетиция заканчивается в два, я буду ждать тебя в пять минут третьего перед «Современником». Сказала — и сразу же даешь отбой. И тут же вырубаешь телефон, чтобы он не смог тебе перезвонить и спросить, что за чушь ты порола. Вот поверь мне, всю ночь он промучается, снедаемый всевозможными догадками и предположениями, а к двум часам дня как миленький прибежит к «Современнику» выяснять, кто это в курсе его делишек с Бабарыкиным. А там у первой колонны стоишь ты в пятисотрублевом платье со стразами. Игорек сначала удивляется, потом все же подходит к колонне и спрашивает, не ты ли звонила ему по этому вот номеру. И с выражением декламирует номер собственного мобильника, краем глаза поглядывая на тебя, потому что признал на твоей сногсшибательной фигуре наряд своей погибшей подружки Кругловой. Ну, как тебе план?

И Наташка с любопытством покосилась на меня, ожидая криков радости и восторга.

— Гениально, — только и смогла выдохнуть я, вынимая новую сигарету из Наташкиной пачки. Доморощенная сыщица согласилась с высокой оценкой ее способностей, кивнув головой, отчего очки ее съехали на самый кончик носа, и, все больше воодушевляясь от собственного красноречия, продолжала:

— Ты, значит, смущаешься, говоришь, что, должно быть, ошиблась номером, когда хотела вчера вечером дозвониться до своего брата Игоря, потому что помощник режиссера Бабарыкин слишком много себе позволяет. И нашему красавчику ничего не остается, как только пригласить тебя пообедать в ресторан «Джелторанг». И за трапезой, не сводя с тебя тоскующих глаз, предаться ностальгическим воспоминаниям о душке Светочке, которая недавно приобрела себе точно такое же платье, да так и не успела его поносить всласть, потому что неожиданно погибла при странных обстоятельствах…

Я так явственно увидела нарисованную Наташкой картину, что осуществить задуманное показалось мне парой пустяков. Одно было плохо — на моем мобильнике деньги закончились. Оганезова милостиво достала свой аппарат и сунула мне в руку, велев подождать.

Пока я на лестничной клетке приканчивала очередную сигарету, подруга сбегала в квартиру и вернулась, неся в руке трофейный чек с телефоном Игорька. Я тут же набрала чуть смазанный номер и, выслушав пару гудков, радостно выпалила в ответ на неприветливое «Алле!»:

— Здравствуй, солнышко!

Все сразу пошло не так, как надо. Потому что Игорек после этих слов, даже не поздоровавшись, сухо осведомился:

— Кто говорит?

Я перепугалась, зажала мембрану трубки, сделала круглые глаза и, умирая от ужаса, громовым шепотом оповестила Оганезову:

— Спрашивает, кто говорит!

Наташка поерзала на подоконнике и, немного подумав, нашлась:

— Скажи, что говорит его девочка!

— Говорит его девочка! — автоматически повторила я в трубку.

— Вот бестолочь! — ужаснулась Наталья. — Да не его, а твоя девочка!

— Моя девочка, — тут же поправилась я.

— Про Бабарыкина давай! — приказала Оганезова и сделала страшные глаза, взглядом пригвоздив меня к месту и окончательно подавив волю ко всякой инициативе.

И я, краснея и бледнея, в приступе панического отчаяния закричала в трубку:

— Бабарыкин мне проходу не дает! Если завтра в два у «Современника» не встретимся, всем конец!

Выпалив эту бессвязную тираду, трясущимся пальцем я нажала клавишу отбоя и дико глянула на подругу.

— Ну, ты, мать, дала! — восхищенно протянула она, вырубая аппарат. — Теперь-то он уж точно примчится на свидание как ошпаренный. Ладно, все, что могли, мы сделали. Пойдем спать.

Мы вернулись в комнату и, деликатно миновав молодоженов, в унисон посапывающих под немецкую эротику, начали думать, где я сегодня расположусь на ночлег.

— Да когда тебе спать-то, — вдруг опомнилась Наталья. — Тебе статью писать надо. Как напишешь — сразу скинем в редакцию. Михалыч просил прислать материал прямо к началу рабочего дня. Ты, Алиска, напиши, но не отправляй. Сначала дай мне посмотреть, что ты там нацарапаешь…

Наташка выключила телевизор, на экране которого разгуливали обнаженные люди, но тут же раздался заспанный голос Мирчи:

— Куда! Мы же смотрим!

Восстановив статус-кво, подруга под страстные вздохи и охи немецких артистов прошла на мою половину и завалилась на кровать с книгой в руках.

Сидя на табуретке у подоконника писать мне, конечно же, было неудобно. Но в принципе я думала, что будет хуже. Высоченная стопка книг, возводимая подругой годами, так и норовила обрушиться мне на голову. Но ничего, я справилась с трудностями. Молодожены, вопреки ожиданиям, тоже вели себя прилично. Я на всякий случай вставила в уши комочки ваты и с головой погрузилась в работу.

Время от времени я бросала тревожные взгляды на Оганезову, намереваясь по ее лицу определить, что же происходит за шкафом. Но Наташка читала, отрешенная от внешнего мира увлекательным детективом Агаты Кристи. Взглянув в очередной раз в сторону кровати, я увидела, что подруга заснула, уронив книгу на пол. Прервав свой титанический труд, я встала с табуретки, чтобы снять с Оганезовой очки, и бросила осторожный взгляд на другую половину комнаты.

Мне открылась поистине идиллическая картина. Под эротичные завывания телика Илянка и Мирча спали, отвернувшись в разные стороны. Давал себя знать трудовой день, безвозмездно подаренный работящими молдаванами туристическому агентству «Зиг-заг». Я выключила телевизор, в блаженной тишине дописала статью и тут же скинула ее в редакцию. Будить человека, будь это даже Оганезова, только для того, чтобы он спросонья взглянул на мой бред, показалось мне дурным тоном.

Если у вас заканчивается зубная паста, вы же не бежите в ближайший магазин и не покупаете первый попавшийся тюбик за бешеные деньги? Ведь нет? И правильно делаете. Я тоже решила оставшееся перед свиданием с Игорьком время употребить с пользой, а именно съездить в «Ашан» и приобрести «Лакалют» там, где он стоит в полтора раза дешевле, чем в любом другом месте.

Выданные еще с вечера Натальей пятьсот рублей на представительские расходы пришлись как нельзя более кстати, и в начале восьмого утра я, стараясь не разбудить подругу, на цыпочках пошла умываться. Молодожены уже покинули красный диван, отправившись на основной строительный объект. Работу в «Зиг-заге» они приберегали на вечер.

Так что я в относительном одиночестве, если, конечно, не считать спящую Оганезову, надела новый наряд, покрутилась перед зеркалом и, убрав пятьсот рублей в сумочку, снова почувствовала себя состоятельной женщиной. Серебристое платье со стразами сидело на мне просто сногсшибательно, и я подумала, что на тощей Стервозе оно наверняка смотрелось, как на корове седло.

В этот ранний час народу в «Ашане» было немного. Вальяжной походкой жены Рокфеллера я прохаживалась по широкому проходу, примериваясь, что бы такое купить.

Ощущение было просто сказочное. Я могла, если бы захотела, положить в тележку огромное множество предметов из бескрайнего разнообразия товаров, выставленных на продажу. Вот именно, что «если бы захотела»! Но я не хотела покупать ни хромированную кастрюльку, ни стеклянную крышку к ней, ни комплект постельного белья, ни набор бигуди — в общем, ничего из того, что по цене не превышало пятисот имеющихся у меня рублей.

Про кредитную карту и оставшиеся на ней полторы тысячи я старалась не думать — при сложившихся обстоятельствах не стоит афишировать, что Алиса Гришечкина снова решила посетить свой любимый магазин.

Я шла по гипермаркету и упивалась открывающимися передо мной возможностями. Это было волшебное чувство — чувство королевы, наслаждающейся практически неограниченной властью. Как пожелаю, так и сделаю. Вот захочу, и вообще пасту не куплю. На кой она мне, если у нас с Наташкой еще больше половины тюбика осталось?

Я вырулила тележкой из отдела с зубными принадлежностями и неторопливо покатила по ряду со средствами по уходу за волосами. За волосами я ухаживать люблю. Я могу часами втирать в них репейное масло, делать обертывания с лореалевской маской на меду, да и просто расчесывать свои белокурые кудри массажной щеткой. Вспомнив, что белокурые кудри еще вчера превратились в черные антенны, как у терпеливого негра, которому не лень было растить свои сложные в уходе волосы лет десять, не меньше, я подавила тяжкий вздох и, чтобы не травить душу, хотела было свернуть на соседний ряд, к кремам и маскам для лица.

Но вдруг почувствовала, как чья-то рука ухватила меня за локоть. Сердце рухнуло в пятки и там так бешено застучало, что колени заходили ходуном. Тихо ойкнув, я медленно повернула голову назад, ожидая увидеть нечто ужасное.

К примеру, менеджера кредитного отдела «Рифайзен-банка», который достает меня по телефону вот уже вторую неделю. Или судебного пристава, которого этот самый менеджер, отчаявшись достучаться до моей совести, прихватил с собой, чтобы упрятать за решетку.

А то еще Синицына мне рассказывала, что ей Васечка говорил, будто бы теперь в некоторых банках ввели новые условия получения кредита — надо самому выбить деньги из задолжавшего заемщика. А вдруг это правда? Кого тогда бояться? От кого прятаться?

Но за мной не оказалось ни противной прыщавой физиономии настырного менеджера кредитного отдела в плохо отутюженном костюме, ни дюжего мужика в форме судебного пристава, ни здоровенного громилы с пудовыми кулаками, приватно договорившегося с банком о кредите. У стеллажа с расческами и резинками для волос стояла курносая кассирша и настороженно смотрела на меня.

— Привет, — глухо сказала она. — Я знала, что ты опять придешь. Хотелось поговорить без твоей сумасшедшей подружки.

Я оторопело смотрела на девчонку, стараясь понять, почему это я, по ее мнению, обязательно должна была прийти снова, но та виновато прятала глаза и не торопилась с объяснениями.

— Может, пойдем на улицу, покурим? — предложила она, оглядываясь по сторонам.

Я не стала капризничать и препираться, уверяя кассиршу, что не курю и веду здоровый образ жизни. Молча кивнув, я покатила за ней набитую до отказа телегу, прикидывая в голове, куда бы пристроить ее на время моего отсутствия, чтобы любовно выбранное добро не растащили лихие люди.

То, что большая часть этих вещей будет выложена мною на подступах к кассе, не играло абсолютно никакой роли, ведь на этот момент мне принадлежал и набор полотенец, и коврики для туалета, и даже собачья подстилка веселенькой бирюзовой расцветки.

— Поставь свою тележку у стены, а я скажу девчонкам, чтобы присмотрели, — посоветовала курносая кассирша, ныряя в приоткрытую дверь служебного помещения.

Я внимательно огляделась по сторонам, но, не заметив ничего подозрительного, последовала дельному совету, поставила телегу с барахлом у стеночки и юркнула за работницей магазина. Миновав длинный коридор, заваленный картонными ящиками, мы вышли на улицу со стороны автостоянки и присели на ступеньки железной лестницы, ведущей куда-то вверх.

— Меня Катя зовут, — доставая из кармана пачку «Эссэ», представилась моя собеседница. — А ты Алиса, я помню.

Я молчала, не особенно понимая, зачем это Катя притащила меня на задворки магазина, но прямо спросить не решалась: вдруг обидится и вообще ничего не скажет? Ведь что-то же девчонка хотела мне рассказать? Было видно, что кассирша здорово волнуется, и поэтому разговор наш не клеился. Катя закурила и, посматривая по сторонам, напряженно заговорила:

— Это хорошо, что ты покрасилась в темный цвет. Следователь Чечулин ищет блондинку. Он вчера всех кассиров в кабинет директора вызывал, показывал твой фоторобот и спрашивал, не пробивал ли кто-нибудь из нас тебе дырявый палантин… И показывал каждой из нас твой палантин в прозрачном пакете. Я сказала, что в первый раз вижу эту вещь. Да и девушку, изображенную на фотороботе, тоже…

Катя замолчала, глубоко затянулась сигаретой и выпалила:

— А не сказала я, как тебя зовут, потому что знаю, что ты не убивала ту тетку.

— Подумаешь, новость! — сердито откликнулась я. — Я и сама знаю, что я ее не убивала.

Девчонка прищурилась, выдохнула дым в сторону лестницы и таинственным шепотом произнесла:

— Зато я точно знаю, кто это сделал.

Я повернулась к Кате, в немом изумлении не сводя с нее округлившихся глаз. А когда снова обрела дар речи, то недоверчиво спросила:

— И что же, все это время ты знала, кто убийца, и молча наблюдала, как ни в чем не повинного человека обвиняют в преступлении?

Катерина сморщилась, словно собиралась заплакать, и сбивчиво забормотала:

— Понимаешь, так получилось… Мой парень работает на стоянке, и в день убийства как раз была его смена. Юрка от нечего делать шатался с рацией между машинами, ну и увидел, как около черного внедорожника с ярким цветами на боках ссорятся двое. Женщина прогоняла мужчину, кричала, чтобы он убирался вон, а тот нахально ухмылялся ей в лицо и вообще вел себя самым вызывающим образом. Тогда тетка размахнулась и съездила наглецу по физиономии, но мужик только еще громче стал орать что-то про деньги и какую-то сестру. Юрик уже хотел подойти и вмешаться, но тот тип что-то такое сказал женщине, она открыла машину и велела ему садиться вперед на пассажирское сиденье. Юрик сразу потерял к этой сцене интерес, подумаешь, невидаль какая, муж с женой ссорятся, такое каждый день на наших глазах происходит. Зато когда он через час или около того проходил мимо той же машины, то увидел, что тетка все еще сидит за рулем. Он присмотрелся и понял, что она мертвая.

— И почему же ты со своим Юриком не рассказала эту трогательную историю следователю Чечулину? — жестко спросила я.

Девушка молча вытянула вперед мелко подрагивающую руку, и я увидела на ней тот самый браслет с висюльками от «Макути», который еще тогда приметила на Стервозе.

— Из-за этого браслета и не рассказала, — тяжело вздохнула она. — Юрик нашел его рядом с черной машиной. Наверное, он слетел с руки женщины, когда она двинула тому мужику по лицу. Юрик браслет подобрал и хотел отдать следователю. Но я как увидела эту прелесть, так сразу и решила — ни за что милиции не отдам, пусть они все хоть застрелятся. И Юрке строго-настрого запретила говорить про мужика с седым ежиком.

— С каким ежиком? — ухватилась я за случайно оброненную собеседницей фразу.

В этот момент я почувствовала себя Шерлоком Холмсом, напавшим на след преступника.

— Волосы у того мужика, который скандалил с покойной, были седые и коротко стриженные под ежик, — пояснила кассирша.

— Ну да, реальный такой пацан, — раздался за моей спиной хриплый мужской голос.

Я оглянулась и увидела высокого парня в форме охранника, щелчком выбивающего сигарету из пачки «Мальборо».

— А вот и Юрка, — кивнула в сторону парня Катерина.

— Я этого чела частенько у нас на стоянке вижу. Приезжает на подержанной «шахе», и девчонка с ним такая еще молоденькая, пухленькая, в клетчатой юбке до колен и на пробор зализанная. Типа школьница, — пуская в небо дым, принялся рассказывать охранник. — Интересно, кто она ему? Подружка или, может, хм, жена? Сейчас ведь артисты чудят, как хотят… Группу «Тату» наслушались… Богема, мать их за ногу.

— С чего это он богема? — не поняла я.

— Так он же певец. Блатной бард. Таганский его фамилия. Что, неужели не слышала? Я так думаю, что у этого чудика в «Жигулях» стоит движок от «бэхи» или, может, от «мерина»… Знал я одного чувака, так ему по приколу было на своей старенькой «копейке» инфинити всякие обгонять…

— Так что, убийца был не один, а с девушкой? — оживилась я, пропуская мимо ушей пространные рассуждения о машинах.

— Да не, в понедельник как раз один заявился. Я сначала даже за автографом подойти к нему хотел, а потом смотрю — он с теткой той завелся. Я и думаю — да ну, люди ругаются, что ж я им буду мешать?

— А про что хоть ругались, не слышал? — заинтересовалась Катя.

— Про сестру орали, про деньги, чуть в морды друг другу не вцепились… — припомнил Юрик.

— Эх, мне бы на этого мужика одним глазком взглянуть… — размечталась я.

— Если хочешь узнать, как тот крендель выглядел, сходи в отдел компакт-дисков, возьми диск Таганского — и увидишь во всей красе.

— А вы что же, вообще не собираетесь рассказывать следователю про этого Таганского? — не поверила я.

— А зачем? — вскинул брови охранник. — Мне что за дело до их разброк? Тем более что от песен Таганского я в юности тащился. Такие тексты мужик выдавал — за душу хватали. — «Утикайте, пацаны, ща вам наваляют братаны…» — сипло затянул он. — Но, смутившись, смолк на середине музыкальной фразы и сердито продолжил: — И что же я, реального пацана ментам сдавать пойду? Вот уж дудки! Кто докажет, что я вообще его видел? Может, я в это самое время на другой стороне стоянки дежурил. А тебе я об этом говорю, чтобы ты сама с Таганским побазарила, он сто пудов придумает, как тебя от тюрьмы отмазать. Косяк на тебя брошен, но ты-то совсем не при делах. Он мужик с понятиями, сам соображать должен.

— И где я этого Таганского искать буду? — расстроилась я.

— Даже не знаю, что тебе и сказать, — щелчком отбрасывая окурок в сторону, пожал плечами парень Катерины. — Ты по-любому купи его диск, хоть будешь знать, как Таганский выглядит.

— И правда, пойдем сходим в диски, интересно же на него посмотреть! — поднялась со ступенек кассирша.

Катя аккуратно положила окурок в урну, махнула рукой удаляющемуся Юрику, развернулась к открытой двери служебного входа и неожиданно остановилась, словно вспомнила что-то важное.

— Только ты знаешь что? — вдруг сказала она. — Если тебя задержат, не говори в милиции, что Юрка видел этого Таганского в машине убитой, ладно? И про браслет помалкивай. А то нас выгонят с работы, а нам здесь до дома близко. Мы живем в соседних домах…

— Можешь на меня рассчитывать, — искренне сказала я, прикидывая, как мне лучше припереть к стенке барда с седым ежиком. — Ну что, идем искать диски Таганского?

— Двигай за мной! — оживилась кассирша.

И мы отправились в отдел музыкальных дисков. Но не успели пройти и половины пути, как дорогу нам перегородила рослая широкобедрая женщина в желтой блузке и со значком супервайзера на мощной груди.

— Медведева, ты работать пришла или прохлаждаться? — сердито рявкнула она. — С подружками болтать надо в нерабочее время! Снимаю с тебя половину сегодняшней зарплаты!

Катя скроила дерзкую рожицу вслед удаляющейся супервайзерше, махнула мне рукой и побежала к своей кассе. А я заторопилась к музыкальному отделу. Подошла и остолбенела. Глаза разбегались, глядя на изобилие дисков с записями всевозможных групп и отдельных исполнителей. Не сразу, но я все-таки нашла нужный мне альбом, который назывался «Иван Таганский. Отвести от тебя чтоб беду».

Иван! Таганский-то Иван! А Олеся как раз говорила о каком-то родственнике Кругловой — знаменитом певце по имени Иван! Надо же, как интересно! Это что же получается, теперь я знаю, кто убийца Стервозы? Ничего себе! Быстро я дельце распутала! Остались пустяки — схватить негодяя Таганского и привести его в милицию. Ну и, конечно же, заставить его признаться в преступлении. Оганезова быстренько решит текущие вопросы, в этом я ни капли не сомневалась. О том, где Наташка станет разыскивать преступника, как транспортировать его в органы внутренних дел и каким образом уговаривать дать против себя признательные показания, я как-то не задумывалась. Мне казалось это до такой степени простым и естественным, что и говорить об этом не стоило.

Воодушевленная столь быстрым решением проблемы, я перевела взгляд на диск и еще раз прочитала его странноватое название. Соответствующим названию было и оформление обложки. Страдальческое лицо молодого человека, прижатое к прутьям решетки так, что сплющился его большой, с горбинкой, нос, должно было, как видно, символизировать жажду свободы. Но даже сквозь прутья решетки можно было рассмотреть, что лицо это было вызывающе мужественно. Твердой складкой рта и решительными глазами Иван Таганский походил на видавшего виды гарпунера с китобойного судна, проведшего большую часть жизни в пиратском плену.

Я покрутила диск в руках и только теперь вспомнила, что забыла тележку у служебного входа. Собственно говоря, особого смысла в наваленных в ней вещах не было, потому что денег у меня хватило бы только на этот вот диск, который почему-то тянул аж на триста девяносто рублей, и на пару носочков очаровательной радужной расцветки, прихваченных мною по пути к музыкальным стеллажам.

Пока я раздумывала, идти мне за тележкой или нет, у меня в сумке звонко запиликал телефон. Я вынула аппарат из кармашка и увидела, что это звонит Денис Михайлович. Странно, рабочий день начнется только через пять минут, а меня уже разыскивает начальство.

Я как раз хотела сама позвонить Рощину и отпроситься сегодня с работы, чтобы не комкать свидание с Игорьком. А то пока доеду до редакции, пока проболтаюсь в отделе бог знает сколько времени, уже и ехать к «Современнику» настроение пропадет. Я сделала жалостное лицо и сказала в трубку бедненьким голосом:

— Я вас слушаю…

— Нет, Гришечкина, это я вас слушаю! — прогремел в ответ начальственный баритон.

— А я заболела, — ни с того ни с сего вдруг ляпнула я, ибо все еще надеялась увильнуть с работы.

— Я это понял, — холодно заметил мой непосредственный начальник.

— От Натальи заразилась, — подбодренная неожиданным успехом, принялась я развивать свою мысль.

— И что же, вы на пару лечитесь перченой водкой в неумеренных количествах, а приняв лекарство, садитесь писать статьи и подбираете фотографии?

Задетая вызывающим тоном, каким были сказаны эти слова, я осторожно поинтересовалась, в чем, собственно, дело.

— В чем дело? — взвыл Одинокая. — И вы! Еще! Спрашиваете! В чем дело? Это я у вас должен спросить, в чем дело! Оганезова написала такую изысканную дичь, что у меня просто глаза на лоб полезли, когда я увидел ее опус. Да было поздно, я уже скинул материал главному редактору. И тот буквально голову сломал, гадая, что же это вы такое сфотографировали рядом с вашим бородатым героем.

— А что, из текста не ясно, что это склеенная биоклеем Круглова сосна? — насупилась я.

— Так вы все-таки заглядывали в текст? — желчно усмехнулся редактор отдела новостей.

Как же я могла не заглядывать в текст, когда сама же его написала? И на мой взгляд, статейка получилась что надо. Увлекательная, интересная. С элементами детектива. Как раз такая, какую мечтает написать Наташка, но только боится, что ее выгонят с работы.

— Я, как идиот, понадеялся на Оганезову! — причитал мне в ухо безутешный Рощин. — Она же никогда меня не подводила! Я и не стал читать ее материал, а сразу сбросил главному. А он мне через минуту перезванивает и кричит: «Немедленно ко мне в кабинет! Слышите, немедленно! И писательш с собой прихватите!» Только не думайте, Гришечкина, что я один буду отдуваться! Срочно приезжайте в редакцию!

— Но мы же болеем, — непослушными губами проблеяла я.

— Вот и отлично! — злорадно прошипел начальник отдела. — Может, Максим Сергеевич примет в расчет плачевное состояние вашего здоровья, и вы с Оганезовой не вылетите с работы, а отделаетесь лишь строгим выговором!

Я тут же перезвонила Наташке, робко предложив составить мне компанию. Но подруга заявила, что кто накосорезил, тот пусть и отдувается, а она вообще официально на больничном. И как бы между делом напомнила, что если уж я все равно еду в редакцию, то не мешало бы мне навести справочки, где наши сотрудники находились в момент убийства Кругловой.

Ну и ладно, не хочет ехать — не надо. Поеду сдаваться одна. А заодно и справочки о сотрудниках наведу. Не убьют же меня, в конце-то концов? Но прежде чем отправиться на работу, я заглянула в отдел канцелярских принадлежностей и нашла среди коробок с пластилином и ванночек с красками пузырек канцелярского клея. Если уж идти на расправу к начальству, то в соответствующем виде.

Подготовить себя к визиту в кабинет главного редактора я решила в машине. Отвинтила крышку от белого пластикового флакона и плеснула на приборную доску хорошую порцию клея. Сначала пусть застынет, а потом я приготовлю из него верное средство, которое заставит глаза мои слезиться, рот чихать, а нос исходить соплями. Короче, катаральные явления, столь характерные для сильной простуды, будут мне обеспечены. И тогда пусть только попробуют наорать на меня! Может, я от этого еще больше расхвораюсь и заработаю себе крупозное воспаление легких, от которого умру во цвете лет. Будут тогда мучиться всю оставшуюся жизнь, казня себя за мою безвременную гибель.

Этот надежный и действенный способ, как прикинуться дохлой белочкой, я вычитала в одном из прошлогодних номеров какого-то журнала, сейчас уже не помню, какого именно. Им поделилась с читательницами одна студентка, которая третий год не в состоянии была сдать экзамены за второй курс. Пропрыгав всю ночь на дискотеке, девчонка являлась к экзаменаторам, предварительно запасшись порцией подсушенного и размятого до состояния порошка канцелярского клея.

Перед тем как зайти в аудиторию, хитрая бестия совала адское зелье себе в нос и тихонечко ждала результата где-нибудь на задней парте. И вот уже через несколько минут весь вид ее говорил о тяжелейшей болезни органов дыхания, находящейся в данный момент в стадии обострения. И, ясное дело, ни у кого рука не поднималась поставить ей двойку. Изобретательную студентку ужасно жалели и отправляли лечиться, пообещав принять экзамены, как только она выздоровеет.

Вот и я неоднократно пользовалась добрым советом, чтобы не ходить на работу. И участковый врач неизменно попадалась на эту удочку. Дождавшись, когда клей достигнет нужной консистенции, я скатала его в шарик, а шарик, в свою очередь, размяла в пальцах. Получившуюся отраву засунула в ноздри и стала ждать результата. Он не замедлил проявиться. Словно обухом по голове, на меня обрушилось ужасающее ощущение, от которого хотелось вывернуть свербящие ноздри наизнанку и с наслаждением почесать их о кору дерева, как чешут спины медведи во время линьки. Я пять раз подряд чихнула и, чтобы облегчить страдания, со всех сил потерла лицо ладонями.

Из глаз тут же полились слезы, смешиваясь с соленой водицей, мощным потоком хлынувшей из носа. Я взглянула в зеркало на свой покрасневший и распухший до безобразия нос, на щелочки глаз, от которых тянулись по щекам черные дорожки туши, и своим внешним видом осталась вполне довольна. Ну что же, если у кого-то поднимется рука обидеть это убогое существо, значит, этот «кто-то» недостоин называться человеком, а тем более главным редактором газеты «Зеленый листок».

До редакции я доехала практически на ощупь. Глаза слезились так, что капало на руль, в горле першило, нос саднило, и вообще мне казалось, что я медленно, но верно умираю. Но я успокаивала себя, что это, наверное, клей попался хороший. Свежий.

Шмыгая носом и сморкаясь в кружевной парадный платок, который я прихватила для форсу и, не имея под рукой другой тряпицы, использовала по прямому назначению, я ввалилась в редакцию.

— А вот и наша Алиса! — приветливо закричал Андрюшка. — Слушай, Гришечкина, тебя в понедельник в обед не было, а мы тут собрание провели и решили организовать кассу взаимопомощи. Каждый сдает по тысяче, а потом, когда подойдет его очередь, может взять сразу приличную сумму. Ты будешь сдавать? Да ты не бойся, — видя мое замешательство, обнадежил меня коллега. — Я взял дело в свои руки. Написал списки, проставил дату, когда кто сдал, и даже время и подпись сдававшего, чтобы потом не было недоразумений.

И солидно добавил:

— Деньги, они точность любят…

Вот оно! Теперь я могу выяснить, кто отсутствовал во время обеденного перерыва в редакции и, следовательно, кого из наших нужно подозревать в убийстве Кругловой, помимо певца Таганского. Выложу про всех Оганезовой, а она уж пусть разбирается.

— А ну-ка покажи, где у тебя списки сдававших? — подсела я к Андрюшкиному столу, прикрываясь платочком.

Коллега достал ученическую тетрадку в клеточку и раскрыл ее на первой странице.

— Вот, полюбуйся, — с гордостью произнес он, показывая на список всего нашего отдела.

Напротив каждой фамилии я, к своему глубокому облегчению, увидела одну и ту же дату и даже одно и то же время. Все, как один, сотрудники отдела новостей сдали деньги в обеденный перерыв, как раз в то самое время, когда в «Ашане» душили Круглову.

Сама идея кассы взаимопомощи мне понравилась, и я хотела уже сказать, что как только разбогатею, так сразу и вступлю в ряды пайщиков, но тут подала голос Ленка. Синицына окатила меня с головы до ног ненавидящим взглядом, особенно задержавшись на моем новом платье, и, поджав губы, процедила, переходя на «вы»:

— Диваны, значит, покупаете…

Отпираться было бесполезно, ведь Наташка уже все выболтала.

— Ну да, покупаю, — прохрипела я, утирая набежавшие на глаза слезы. Очень хотелось чихнуть, и я, сморщившись, смотрела сквозь прищуренные ресницы на лампочку, стимулируя чихательный порыв.

Ленка повернулась к Андрею и ехидно сообщила:

— Они не будут вступать в кассу взаимопомощи, они себе диваны покупают.

В отделе повисла неловкая пауза, во время которой я наконец-то чихнула, Андюшка засунул обратно в стол свою тетрадку, а Синицына так и не оторвала от меня презрительных глаз.

— Болеете, значит, — ехидно осведомилась бывшая лучшая подруга.

— Болею, — пожаловалась я.

Ленка вложила в голос всю желчь, которую копила с того самого момента, как узнала, что какая-то гадина увела у нее из-под носа диван, и сразила меня наповал каверзным вопросом:

— А наряжаться в новые платья, однако, не забываете?

— Нравится? — с неподдельной гордостью спросила я, чем вызвала у Ленки новый приступ человеконенавистничества, обращенный на меня одну.

— Главное, денег у всех поназанимала, вырядилась, как на вручение «Оскара», и наглости хватает говорить, что болеет! А люди понадеялись на нее и теперь без зубов ходят! — взглядом ища поддержки у сотрудников, позорила меня Синицына.

— Кто это без зубов ходит? — насторожилась я.

Мне почему-то представилась картина, как некоему легковерному человеку, по наивности возложившему на меня все свои надежды, суровые мужчины с кастетами в руках выбивают зубы. После каждого удара они наклоняются к самому лицу жертвы и строго спрашивают несчастного: «Ну что, будешь еще на Гришечкину надеяться? Будешь?»

Но тут поднялась из-за своего стола Софья Петровна и, прикрывая рот ладошкой, миролюбиво прошепелявила:

— Девошки, не надо шшориться… Я перекруфюсь как-нибуфь, у кого-нибуфь жайму денег на жубы…

Я присмотрелась и поняла, что во рту у старейшей сотрудницы нашего отдела вместо привычных лошадиных зубов торчат какие-то пеньки, безжалостно обточенные сверлильной машиной протезиста.

— Ты, Алисощка, шказала, фто вернеф мне долг щерез фень, а я как раж жатеялась с жубами, — оправдывалась пожилая женщина. — Если бы я жнала, что ты занимаеф феньги так надолго, я бы повременила шнимать штарые мошты.

Я чуть сквозь землю не провалилась, слушая шамкающую речь доверчивой коллеги. Деваться мне было некуда, я стояла и краснела, испытывая жгучее чувство вины. Мне было так стыдно, словно я отобрала краюху хлеба у голодного ребенка, и, скалясь ему в лицо, сжевала хлеб на глазах у плачущего малютки. И поэтому, когда из-за своей перегородки появился хмурый Денис Михайлович, я несказанно обрадовалась своему избавителю.

— А где вторая? — только и спросил он, упираясь мне в лоб свинцовым взглядом.

— Она на больничном, — шмыгнула я носом. И с готовностью выпалила: — Ну что, идем к Максим Сергеичу?

— Не терпится схлопотать по шее? — усмехнулся Одинокая.

Я согласно кивнула головой и пулей выскочила из отдела. Что уж там, я хотела, чтобы главный редактор окончательно добил меня, вытурив с работы, а бывшие товарищи сплясали бы чечетку на моих костях, кинув компьютерной мышью мне в спину.

В гробовом молчании мы с Одинокой шли по коридору к кабинету Бегункова. В приемной Максима Сергеевича мой начальник тайком перекрестился, после чего, заискивающе улыбаясь, просунул голову в приоткрытую дверь и робко спросил: «К вам можно?»

Я тоже заглянула в щелочку и сказала: «Можно?» И сразу же заметила, что в помещении что-то не так. Присмотревшись, я поняла, в чем тут дело. На своем обычном месте не хватало гигантского кактуса, который, сколько я помнила кабинет главного редактора, всегда стоял у дальнего окна и подпирал собою потолок. А теперь вместо привычного ведерного горшка зияла красноречивая пустота, которая так и притягивала к себе взгляд.

Надо заметить, что самый главный человек в редакции имел маленькую слабость — он разводил кактусы. Причем под горшки с разнообразными колючками, которые он гордо называл научным словом «суккуленты», были отведены все горизонтальные поверхности его кабинета. Оба подоконника, три четверти стола, большая часть пола и даже книжные полки. На полках стояли самые маленькие горшочки с некрупными представителями колючего семейства, на подоконниках и столе зеленели средненькие кактусы, а на полу возвышались самые выдающиеся экземпляры суккулентов, те, которые никуда больше пристроить не удалось.

И вот теперь гордость и краса этой коллекции, двухметровый кактус лежал на столе у Максима Сергеевича, поверженный и жалкий, точно тотемный столб язычников, срубленный первыми христианскими миссионерами. А из осиротевшего горшка его выглядывало мясистое основание, истекающее млечным соком. Денис Михайлович, который и сам уже был не рад, что в угоду главному редактору дал нам с Оганезовой задание написать подхалимскую статью про цветовода-любителя, обреченно вздохнул и выпихнул меня на середину кабинета.

Вопреки ожиданиям, Максим Сергеевич Бегунков вовсе не собирался меня добивать.

Лишь только я изловчилась притормозить неподалеку от стола, как главный редактор подскочил со своего места и, взволнованно одергивая пиджак, устремился мне навстречу.

— Очень, очень кстати пожаловали! — приговаривал он, подталкивая меня к стулу напротив своего кресла. — Это, я так понимаю, фотограф Гришечкина… А сама журналистка где? Оганезова-то пришла?

Денис Михалыч на всякий случай остался стоять у дверей, видимо, для того, чтобы при первом же сигнале об опасности было легче сбежать. Мне было уже на все наплевать, и поэтому я вымученно улыбнулась и призналась, что материал от начала и до конца подготовила я одна.

— Ну и отлично, — неизвестно чему обрадовался главный редактор и придвинул мне стул.

Лишь только я пристроилась на самый краешек-, Максим Сергеевич сунул мне в лицо распечатку статьи, над которой я корпела половину этой ночи.

— Что это? — напряженным голосом спросил он.

Я вчиталась в текст, но ничего кардинально нового в нем не заметила. Кое-где были исправлены грамматические ошибки да заменено два-три слова более подходящими по содержанию. Окончательный вариант моей ночной работы выглядел так.

«Руки прочь от гениального изобретателя!

Знаете ли вы, что цветовод-любитель — увлечение отнюдь не безопасное? «Почему?» — удивится досужий читатель. А я вам отвечу почему! Потому что подвижникам, рационализаторам, гениям от науки злопыхатели вставляют палки в колеса! За примером далеко ходить не надо. Передо мною сидит скромный биохимик, кандидат наук Ефим Владимирович Круглов. С помощью своего удивительного открытия — биоклея Круглова — цветовод-любитель приклеивает на место отломанные веточки и листочки у любого дерева — будь то сосна, дуб или фикус, — и они приживаются. Но даже не это главное. В ближайшей перспективе ученого — перейти от растений к человеческому организму и начать возвращать людям с помощью своего замечательного изобретения ампутированные конечности.

В руках у Круглова склеенная им из веток сосна (см. на фото). О том, какой резонанс вызвало изобретение цветовода-любителя в кругах российских ученых, вы можете судить из эксклюзивного интервью, которое подвижник дал журналисту нашего издания.

— Эти так называемые ученые из Российской академии наук не хотят признавать мое открытие, — с горечью посетовал Ефим Владимирович. — А я так мечтал подарить чудодейственный биоклей Круглова отечественному здравоохранению!

Изобретатель сказал так и незаметно смахнул набежавшую на глаза скупую слезу. Мечтам цветовода-любителя не суждено сбыться. Злопыхатели продолжают тормозить технический прогресс самыми изощренными способами. Чтобы оклеветать ученого, они пошли на убийство его обожаемой супруги Светланы. Теперь Ефим Владимирович находится под следствием, и, когда сможет продолжить свои научные изыскания, известно одному только следователю Чечулину».

Я еще раз перечитала знакомый текст и вскинула глаза на главного редактора.

— Что именно вам непонятно? — осторожно спросила я.

Я почему-то думала, что Максим Сергеевич отругает меня за скользкую фразу «они пошли на убийство». Ведь если хорошенько подумать, сразу возникает вопрос: кто «они»? И для чего загадочным «им» убивать Круглову? Неужели же только для того, чтобы насолить чокнутому профессору? Но тогда гораздо проще подкупить участкового милиционера и дать понять хозяину соседского кота Тимофея, что научная общественность на его стороне. Вот тогда-то уж точно Ефиму Владимировичу несдобровать!

Но Бегунков даже не заметил моей журналистской вольности. Он взволнованно заглянул в распечатку и проговорил:

— Переверните страницу, откройте там, где фотография…

Я послушно перевернула страничку, и дрожавший палец Максима Сергеевича указал туда, где на фоне бороды Круглова желтели иголками сосновые лапы. Глава «Зеленого листка» поднял на меня полные надежды глаза и взволнованно спросил:

— Это что? Ветки, да? Он их сначала отломал, а потом так склеил, что они держатся? Так, что ли? А это, часом, не Анатолий Вассерман?

Я не знала, кто такой Анатолий Вассерман, но на всякий случай отрицательно мотнула головой. Кому надо, тот пусть сам разбирается, Вассерман Круглов или нет.

— Что вы говорите! Неужели же нет? А как похож! — сомневался в моих словах главный редактор. А потом вдруг попросил: — Гришечкина, голубушка, дайте мне телефон этого вашего изобретателя! Мне срочно нужен его биоклей!

Низенький, но неожиданно сильный Максим Сергеевич ухватил меня за руку, сдернул со стула и поволок за собой к рабочему столу, на котором поверх бумаг лежало тело поверженного гигантского кактуса.

— Вот, полюбуйтесь, эта исполнительная кретинка сломала самый выдающийся суккулент в моей коллекции! — надрывно простонал он, указывая подрагивающей рукой на стол. — Знаете поговорку — услужливый дурак хуже врага?

— Это вы о ком? — испуганно спросила я, слыша, что меня ругают, но не понимая за что.

Но оказалось, что ругали вовсе не меня, а секретаршу Ксюшу.

— Повадилась, зараза такая, шастать ко мне в кабинет, проветривать, чтоб ей пусто было! Услышала где-то, что если очиток Моргана ставить на сквозняк, то он зацветет. Все лазила на окно, вот бедром своим безразмерным и задела мой любимый молочай… Слушайте, Гришечкина, а вы правду написали? Этот Круглов на самом деле изобрел такую штуку, которая может растение склеить?

— Вот честное слово, своими глазами видела, — побожилась я.

— Милая, родная, душенька, дайте мне его телефон! Как вы думаете, может быть, удастся еще что-нибудь сделать?

Главный редактор суетливо обежал свой стол и в первый раз за все время нашей беседы посмотрел мне в лицо. И тут же отпрянул, испугавшись моего ужасного вида.

— Да вы, никак, хвораете? — сочувственно спросил он. — Домой, Гришечкина, немедленно домой! Телефон изобретателя мне на стол, и в кровать, лечиться! Чай с малиной, водка с перцем, сок алоэ, настойка чеснока — народная медицина буквально творит чудеса.

Я порылась у себя в сумке, достала блокнот и записала на углу распечатки, рядом с изображением склеенной сосны, телефон Ефима Владимировича Круглова.

— Так я не понял, материал что, пойдет? — спросил от дверей осторожный Рощин.

— А почему же нет? Хороший материал, злободневный, острый. Я вот премию за него думаю выписать, — принимая у меня листок с телефонным номером, проговорил Бегунков.

Затем немного подумал и добавил:

— И выпишу, если суккулент приживется.

И, провожая меня до дверей, Максим Сергеевич по-отечески наставлял:

— Лечитесь, Гришечкина, не запускайте болезнь ни в коем случае. Даю вам два дня на выздоровление и снова жду в редакции. Такие журналисты нам нужны. Молодые, хваткие, злободневные!

Когда я услышала про премию, у меня немного отлегло от сердца. Вот получу денежки, сразу же отдам долг Софье Петровне. Пусть вставит себе зубы. А потом, если что-нибудь останется, поеду в салон «Фаби» и куплю себе осенние сапоги. Нет, обуви-то у меня навалом, просто вся она мне либо мала, либо просто не нравится.

Для меня покупка туфель или, скажем, сапог — тяжелейшее испытание, выйти из которого с честью удается не часто. Тут ведь как бывает? Видишь, например, туфли. И понимаешь, что они тебе нравятся так, что если ты их не купишь, то потом будешь мучиться всю жизнь. И если купишь, то тоже будешь мучиться. Потому что туфли твоей мечты на размер меньше, чем тебе нужно. И вот скрепя сердце ты всовываешь в них ноги и чувствуешь, что стоять в них в принципе можешь. А вот ходить — нет.

Но это выясняется уже значительно позже, когда ты оплатила покупку, нацепила обновку на ноги и отправилась в гости. Или в ночной клуб. Или, что ужаснее всего, на прогулку по московским бульварам с романтично настроенным МЧ. И всю дорогу этот перец будет искоса поглядывать на тебя, принимая на свой счет те ужимки, которые непроизвольно выдает твое лицо, ведь каждый шаг приносит тебе, как Русалочке, невыносимые страдания, сходные по силе воздействия со старинной пыткой «испанский сапожок».

Можешь быть уверена, больше этот друг не пригласит тебя гулять. И кроме того, распишет всем знакомым, что ты страдаешь либо нервным тиком, либо несварением желудка, он так и не понял точно, отчего именно тебя так колбасило.

Поэтому кто же осудит меня за желание иметь удобные и красивые сапоги, пусть даже методом проб и ошибок?

Мечтать о сапогах с десяткой в кармане — это, наверное, все-таки глупо. Но зато я сделала рекламу биоклею Круглова. И теперь мы с ним квиты за платье. Я посмотрелась в зеркало заднего вида, подкрасила губы, махнув рукой на раздувшийся, словно груша, нос и маленькие, сделавшиеся щелочками глазки, и поехала на Чистые Пруды, чтобы встретиться у «Современника» с красавцем Игорьком.

По дороге мне пришла в голову замечательная идея. Было бы неплохо ознакомиться с творчеством Ивана Таганского, чтобы, если речь у нас зайдет о последних минутах Стервозы и о странном типе с седым ежиком, который ей вроде как родственник, быть в теме разговора.

Я залезла в бардачок и, снова удивившись про себя названию диска, поставила первую песню на воспроизведение. И сразу же мне стало понятно, откуда эта дурацкая фраза «Отвести от тебя чтоб беду…». Оказывается, это строка из припева. А целиком припев звучал так: «Я на дерзкий побег иду, отвести от тебя чтоб беду». Общий же смысл музыкального произведения был так глубок и мелодраматичен, что к Чистикам я подъехала вся в слезах и под глубочайшим впечатлением от песни.

Вытерев под глазами черные потеки, я, как смогла, освежила макияж и, махнув на все рукой — как будет, так и будет, — выбралась из машины. Неторопливо двигаясь по бульвару, я все никак не могла прийти в себя. Это ж надо, какая любовь бывает! Я читала в «Эль», что некоторые девушки…

И тут я увидела его. Игорька. Смуглый приятель покойной Кругловой стоял у средней колонны театра «Современник» и с высоты крыльца обозревал окрестности. От напряжения он вытянул шею и крутил головой из стороны в сторону, как страус в дозоре.

Я шмыгнула носом, добрела до ступенек одного из лучших московских театров и, поднявшись на крыльцо, привалилась плечом к первой же попавшейся на моем пути колонне. Нет, ну до чего же судьба бывает к людям несправедлива! Как в той вот песне. Там знаете про что? Главный герой… Но не успела я погрузиться в сладостные переживания по поводу печальной участи, постигшей зэка Чинарика, как почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Я подняла от трещинки в асфальте, которую рассматривала, затуманенные слезами глаза и натолкнулась на изумленный и какой-то даже потрясенный взгляд Игорька. Я всегда говорила, что чувствительные девушки с тонкой, ранимой душой вызывают в мужчинах гораздо большее восхищение, чем дуры хохотушки, которые только и умеют, что разинуть рот, выставить зубы и ржать на всю улицу.

Я вот, например, всегда откликаюсь на чужую боль и по тесту из «Гламура» «Умеешь ли ты сопереживать» набрала девятнадцать баллов из двадцати возможных. Только с одним вопросом и прокололась. Зато теперь я знаю, как на него отвечать, и уж в следующий раз, будьте уверены, напишу все как надо.

Откинув с лица прядь длинных, черных и круто завитых волос, я полными слез глазами глянула на Игорька. Он расценил этот взгляд как приглашение и тут же двинулся в мою сторону.

— Простите, — неуверенно проговорил он. — Это не вы мне звонили вчера вечером?

— Нет, не я, — задумчиво ответила я, вычерчивая мыском босоножки линии в пыли. — Вчера вечером я звонила своему брату Игорю, а больше никому не звонила…

— Игорю? — ухватился за мою продуманную фразу дружок покойной Стервозы. — Так, может быть, это вы со мной разговаривали? Меня тоже зовут Игорь, и вчера вечером мне позвонила таинственная незнакомка, попросила приехать к театру «Современник», потому что ей проходу не дает некий Бабарыкин…

Я сделала вид, что безумно удивлена, выпучила глаза и поморгала ресницами, изображая изумление от столь неожиданного совпадения.

— Тогда вам действительно звонила я. Вы знаете, этот Бабарыкин, он наш режиссер, и пристает ко мне просто нечеловеческим образом! Я специально ушла пораньше с репетиции, чтобы он не подстерегал меня в гримерной. И хотела, чтобы брат поговорил с Бабарыкиным по-мужски…

— Так вы актриса! — обрадовался парень.

«Да еще какая!» — хотела ответить я, но вместо этого скромно потупилась и начала бормотать что-то про второй состав и происки злокозненного Бабарыкина, который поклялся не выпускать меня на сцену, пока я не стану его любовницей. Ветер трепал стильно уложенные каштановые волосы Игорька, небо заволокло тучами, понемногу начинал накрапывать дождик, а я все рассказывала о нелегкой актерской судьбе.

— Знаете что? — неожиданно перебил меня собеседник. — Может, где-нибудь посидим? Вас как зовут?

— Элла, — чуть замявшись, ответила я.

— Элла? — переспросил Игорек и взял меня под ручку. — Замечательное имя, вам очень идет…

Нет, вы не смейтесь, меня и в самом деле чуть не назвали Эллой. Вернее, Елей. Мама не раз мне рассказывала, как пьяненький папка, понукая лошадь, вез мою родительницу в ближайшую больницу, которая находилась за десять километров от деревни Верхние Ведуны, где они тогда жили.

Дело было зимой. Дорога выдалась на редкость живописная. Там и тут виднелись между стволов белоснежных берез и высоченных сосен, кронами уходящих в небо, маленькие аккуратные елочки, припорошенные снежком. Они выстроились вдоль дороги, точно девочки в детском саду, наряженные в белые платьица снежинок. Прослезившись от этой красоты, мой папашка икнул и, обернувшись к своей постанывающей от частых схваток супруге, заносчиво сообщил:

— Желаю, если родится дочь, назвать ее Елей.

Мама тогда согласилась, потому что в тот момент она была готова на все. Даже назвать меня какой-нибудь Январиной или Снеженикой. Но потом, когда папочка проспался, а я благополучно родилась в избе повитухи соседней деревни, матушка показала отцу такую Елю, что он тут же назвал меня в честь тещи Алисой, ибо именно так зовут мою бабушку по материнской линии.

А вот звали бы меня красиво и очень по-западному — Элла, кому от этого было бы плохо? Элла Гришечкина, по-моему, очень даже изысканно. Я до сих пор не могу простить папочке его подхалимского поступка. И при случае всегда называюсь своим любимым именем в честь новогодних елочек.

— Пойдемте, Эллочка, у меня здесь машина припаркована, — увивался вокруг меня новый знакомый, подхватывая под локоток и увлекая в сторону серебристого «Лендкрузера».

Сразу было видно, что я ему ужасно понравилась. А Ленка, зараза, в курилке говорила, что с новой прической я похожа на Бабу-ягу. И что, скажете, подруга она мне после этого, да? Подруга? Вот за такое ее вранье отдам ей долг в последнюю очередь. Пока я злилась на Синицыну, мы успели подъехать к небольшому ресторанчику в самом конце Мясницкой улицы.

— Эллочка, вы какую кухню предпочитаете? Японскую, итальянскую, а может, грузинскую? — протягивая мне руку и помогая вылезти из машины, допытывался мой кавалер.

— Можно японскую, — разрешила я, одергивая подол шелкового платья и поправляя фонарики на рукавах.

Мы спустились по ступенькам в миленький подвальчик и уселись за крайний столик в самом углу. И сразу же расторопная девица в черных брючках и красной жилетке принесла нам каждому по две кожаные папки — карту вин и меню.

— Добрый день, Игорь Юрьевич, — приветливо поздоровалась она с Игорьком, как со старым знакомым. — Вам как обычно?

— Да, Танечка, пожалуйста, роллы «Калифорния». А девушка сейчас выберет для себя сама…

Я открыла первую папочку и уткнулась в нее носом. Хорошо сказать «выберет сама»! А как тут выберешь, когда названия такие, что язык сломаешь. Но спрашивать нельзя — опозоришься. Я же актриса, хожу с поклонниками по японским ресторанам чуть ли не каждый день и поэтому должна разбираться во всех этих изысках.

— Возьмите фуматоки с икрой, — подсказал Игорек, насмешливо наблюдая мое замешательство.

Конечно же, я возьму фуматоки с икрой! Тем более что я знаю, как их готовить. В «Гурмане» за январь писали, что сначала нужно взять четыреста граммов риса, затем отмерить десять граммов сушеных грибов шиитаке, которые надо залить двумястами пятьюдесятью граммами кипятка, добавить восемь столовых ложек соевого соуса и две столовые ложки сахара, оставить на десять минут, а затем соус слить…

Закончить рассказ, как сделать фуматоки в домашних условиях, мне так и не удалось. Игорек со скучающим видом подпихнул мне под локоть карту вин и настойчиво повторил свой вопрос: что я буду пить?

Я еще по дороге к ресторану решила, что пить буду коньяк, потому что совсем недавно вычитала, что этот напиток считается очень стильным среди деловых женщин. Вот и Стервоза налегала на коньячок, раз забила коробками «Камю» целую тележку в «Ашане». Пусть, пусть Игорек лишний раз убедится, что я ничуть не хуже его прежней подружки и тоже понимаю толк в утонченной кухне!

Тем более что Мясницкая недалеко от Наташкиного дома, так что за руль сегодня можно не садиться, как-нибудь добреду пешком.

Напитки принесли сразу, и, пока мы ждали заказ, я осушила плескавшуюся на донышке янтарную жидкость и попросила повторить. Мой спутник бросил на меня очень странный взгляд, который я расценила как уважительный. Сам он не стал заказывать спиртное, а ограничился лишь минеральной водой, которую ему принесли в высоком запотевшем стакане с трубочкой.

Я подперла щеку рукой, обвела осоловевшими глазами ресторанный зал и доверчиво сообщила:

— Этот Бабарыкин такая сволочь! Он меня сегодня за руки хватал.

Подумала немножко, что бы еще такого сказать в обвинение Бабарыкина, вспомнила, что разговор надо выводить каким-то образом на платье Стервозы, и плаксиво добавила:

— И за платье тоже.

При упоминании платья желваки заходили на высоких скулах Игорька. Он угрожающе сдвинул брови, взял мою руку в свои ладони, прижал к губам и прочувствованно выдохнул:

— Если эта сволочь еще хоть раз к тебе прикоснется, я его задушу вот этими самыми руками…

И смуглый красавец потряс перед моим лицом растопыренными пальцами правой руки, на трех из которых поблескивали золотые перстни. Надо же, мы уже на «ты», а я и не заметила… Но мне было приятно, что Игорек собирается за меня кого-то придушить, и мне захотелось поделиться с новым знакомым самым чистым и светлым, что у меня на тот момент было.

— Слушай, — понизив голос, сказала я. — А ты слышал песню Ивана Таганского «Отвести от тебя чтоб беду»?

Парень удивленно глянул поверх пятерни, позабыв убрать растопыренные пальцы от моего лица. И я, не отрываясь от массивного перстня с черным камнем, украшавшего левый мизинец Игорька, стала пересказывать поразившую меня песню близко к тексту, потому что петь малознакомому человеку постеснялась.

— Там, значит, тема такая. Главный герой попадает в тюрьму, потому что вступается во дворе за честь соседской девчонки, которая даже не догадывается, что он любит ее аж с детского сада. В тюрьме его все зовут Чинариком, хотя и не обижают, потому что тот умеет постоять за себя. У себя под подушкой Чинарик хранит фотографию той самой девчонки, Лельки, которую любит с детского сада. И вот однажды бугор зоны, который обитает на соседней с Чинариком шконке, проигрывает в карты эту самую Лельку.

Я замолчала и внимательно посмотрела на Игорька. Следит он за ходом повествования или не следит? Улавливает драматургию сюжета и трагизм ситуации?

— Только вот я одного не поняла, — оценив по достоинству внимание, с которым меня слушали, посетовала я. — То ли этот бугор спер у Чинарика фотку, то ли проиграл его девушку на словах, рассказав друзьям-картежникам, кого он собирается в случае проигрыша прирезать. В общем, проиграл он эту самую Лельку и на следующий же день вышел на свободу, намереваясь осуществить свой кошмарный замысел. Сам понимаешь, слово блатного авторитета — тверже стали. А Чинарик, — я всхлипнула, — Чинарик решил пойти на дерзкий побег, чтобы беду от своей возлюбленной отвести…

Теперь уже я плакала в полный голос, размазывая слезы по щекам и больше не боясь быть некрасивой. Потому что решила, чего бы то мне ни стоило, довести рассказ до конца.

— И вот беглый Чинарик! Ик! Пппришел в ночной клуб! Который любила пппосещать его возлюбленная! И-и-и увидел, что коварный бугор уже обольстил доверчивую девушку! Которая! Которая даже не подозревает, что ей суждено сегодня же ночью стать жертвой негодяя… Представляешь, — я всхлипнула и пристально посмотрела на притихшего Игорька, — сидят они у окна, вот как мы с тобой, пьют шампанское и весело смеются. И вдруг Чинарик подходит к их столику, достает нож и, ни слова не говоря, вонзает клинок бугру в грудь по самую рукоятку. Глупая Лелька начинает выть и причитать на груди убитого возлюбленного, которого знает всего лишь несколько часов, но уже успела полюбить, как заморского принца, а Чинарик ей пытается все объяснить, но Лелька его и слушать не хочет, она думает, что друг детства просто бесится от ревности. И тогда эта дура девка выхватывает из груди убитого бугра нож и кидается с ним на Чинарика. И тот, умирая, ей шепчет: «…Я отвел от тебя все ж беду…»

Закончив рассказ, я перевела дух, высморкалась в край скатерти и снова взглянула на Игорька.

— Здорово, правда?

— Ты — прелесть, — растроганно выдохнул мой кавалер, целуя по очереди мои ладони и с намеком оглаживая сзади лиф платья.

Я загадочно улыбнулась, а новый друг откинулся на спинку стула, наклонил голову немного вперед и посмотрел на меня так, как посмотрел бы Элвис Пресли перед тем, как сказать «Король любит тебя, детка…».

— А я еще песню про дельфиненка знаю, — окрыленная похвалой, похвасталась я. — Очень жалостливая. Когда девчонки в школе пели, я всегда плакала. Вот послушай. — В океане средь могучих волн… — высоким голосом затянула я на весь ресторанный зал.

— Потом споешь, потом, — оборвал меня Игорек. — Радик, принеси нам, пожалуйста, еще коньячку, — попросил мой смуглый друг толстого чернявого мужчину с обширной лысиной на темечке, который тоже почему-то оказался за нашим столом. Надо же, а я и не заметила, когда он к нам подсел.

— Ну что, еще по рюмочке? — спросил Игорь и с нежностью заглянул мне в глаза. — Надо же, какие вы, актрисы, чувствительные… Может, хочешь немного отдохнуть? Тут у Радика на втором этаже апартаменты имеются, всегда есть возможность восстановить силы после душевных потрясений.

— Нет, скажи, Таганский правда классный? — никак не могла успокоиться я. — И похож на капитана пиратской шхуны.

— Что, неужели и тебя, девушку рафинированную и утонченную, блатной бард зацепил?

Мне показалось, что в голосе у Игорька явственно прозвучали нотки ревности. От охватившей меня радости я даже забыла, что собиралась уточнить, а не знаком ли мой кавалер с Иваном Таганским лично, ведь бард, кажется, родственник его подружки Кругловой. Но только я протянула руку, чтобы поощрительно потрепать Игорька по щеке, как на соседнем стуле, там, где я кинула сумку, затрезвонил мобильник. Я достала аппарат и, глядя на чернявого Радика с лысиной, который делал Игорьку знаки, что все готово и можно подниматься наверх, солидно проговорила:

— Вас слушают…

— Добрый день, могу я поговорить с Алисой Геннадьевной?

— Да, это я…

— Вас беспокоит менеджер кредитного отдела «Евробанка» Дмитрий Кислицын. Напоминаю вам, Алиса Геннадьевна, что сегодня последний день, когда вы можете внести платеж по кредиту…

— Да пошел ты, козел! — рявкнула я и нажала кнопку отбоя. — Бабарыкин звонил, — столкнувшись с вопросительным взглядом своего кавалера, небрежно пояснила я и занесла абонента в «черный список».

Там у меня уже значились телефонные номера кредитных отделов «Рифайзен-банка», банка «Салют», «Петровского коммерческого» и кучи других кредитных организаций, которым я задолжала денег. Вот видите, о своих долгах я помню. И нечего мне названивать, намеки разные делать.

— Ну, ничего, Эллочка, я с этим мерзавцем быстренько разберусь, — помогая мне встать со стула, погрозил канделябру на стене мой защитник.

Я испытала прилив безотчетной нежности, смахнула слезинку и на негнущихся ногах потащилась за Игорьком. На второй этаж мы поднялись пешком по черной лестнице, которая со стороны кухни вела в апартаменты. Здорово этот Радик устроился! Выкупил почти весь дом, ресторан у него в подвале, сам живет на первом этаже, а на втором сдает меблированные комнаты с почасовой оплатой.

Только не подумайте, что я собиралась очертя голову броситься в любовное приключение. Хотя, может, и собиралась. Где написано, что Алиса Гришечкина не может закрутить роман с интересным мужчиной, да еще для пользы дела?

Итак, мы пришли в уютно обставленную квартирку, больше всего напоминающую номер люкс в третьесортной гостинице где-нибудь на окраине Баку, и я плюхнулась в кресло. Подобрала под себя ноги и, вытянув из пачки сигаретку, стала ждать, когда мне дадут прикурить. Но мой кавалер о чем-то шушукался в дверях с этим своим Радиком, не обращая на меня никакого внимания.

Мне стало обидно, и я, бросив неприкуренную сигарету на журнальный столик, отправилась в ванную. Дверь я намеренно не стала запирать. «Татли» советует использовать все возможные уловки, чтобы сблизиться с понравившимся мужчиной. Ну, там уронить перед его носом платочек в лужу, упасть, подвернув ногу, на его пути или, вот как я сейчас, по рассеянности позабыть запереть замочек на двери ванной комнаты.

Я сняла платье, повесила его на крючок поверх старенького, но чистого полотенца на двери и, полюбовавшись на себя в зеркало, пустила воду. Тугая струя ударила в дно начищенной до блеска ванны, и я, прямо в белье (так советовал «Гламур» — в белье женщина выглядит гораздо эротичнее, чем без него) полезла под душ.

Минут пять я постояла в призывной позе, отставив ногу в сторону и повернувшись грудью, чтобы Игорек, когда войдет, обозрел меня в выгодном ракурсе. Но Игорек все не шел, а соблазн забраться под душ с головой был так велик, что я не выдержала и встала под струю воды.

Волосы тут же намокли и повисли Травленой паклей, с лица потекли остатки косметики. Радуясь возможности наконец-то по-человечески помыться, я от души намылила мочалку и стала тереть предплечья и спину, сожалея, что бюстгальтер и трусики мешают охватить всю площадь тела целиком. Затем я неторопливо намылила голову и с удовольствием принялась массировать волосы подушечками пальцев, радуясь, что все так удачно получилось. Где бы еще я смогла так душевно помыться, если с утра до ночи наша ванная занята молдаванами?

Признаюсь, в этот момент я меньше всего думала об Игорьке, который может появиться в сантехническом помещении в любую секунду. А напрасно. Ибо, пока я наслаждалась мытьем головы, дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова моего кавалера. Окинув быстрым взглядом ванную комнату и меня, стоящую под душем с зажмуренными глазами, парень мигом оценил обстановку, сдернул с крючка мое платье и был таков.

Хлопок двери заставил меня протереть глаза от мыла и посмотреть в ту сторону. И, к своему неописуемому ужасу, я ничего, кроме чистых полотенец, на дверном крючке не увидела.

— Эй, платье верни! Имей совесть! — заорала я не своим голосом, захлебываясь возмущением и пеной.

Но напрасно я взывала к совести дружка покойной Стервозы. Злодей и не думал отдавать мне похищенное…

Наскоро ополоснувшись, я завернулась в оба полотенца и выскочила из ванной. Гулкая тишина стояла в квартире. Было слышно, как кричат какие-то люди во дворе. Наверное, это ссорились между собой пьяные посетители ресторана.

Я выбежала в коридор и подергала ручку двери. Заперто. Но ничего, еще есть шанс догнать Игорька тем путем, который этот жулик не предусмотрел. Нужно во что бы то ни стало настигнуть негодяя и отобрать мое платье. Я высунулась в окно, в то, которое выходило на задний двор, и подумала, что запросто могу спуститься по водосточной трубе. Честно вам скажу — не выпей я столько коньяку, я бы в жизни не отважилась на подобную затею.

Но коньяк сделал меня ловкой, как пантера. И я с пантерьей грацией взгромоздилась на подоконник и полезла в окно. Вы не поверите, но я добралась-таки до земли. И даже ударилась совсем чуть-чуть, свалившись с высоты в каких-то полтора метра. Подхватив полотенца с земли и снова обмотав их вокруг груди и бедер, я повесила на плечо сумочку, надела туфли, которые все это время держала в руке, нырнула в проходной двор и стремглав понеслась к Чистопрудному бульвару, отчего-то решив, что мерзавец скрылся именно в том направлении.

Потоптавшись за «Современником» с часок в засаде, я так и не заметила злокозненного Игорька, прогуливающегося перед театром с моим платьем в руках. В конце концов я замерзла как цуцик и, покинув кусты, где пряталась от прохожих, отправилась домой, в душе ругая себя на чем свет стоит за склонность к дешевым авантюрам.

Но стоило мне только сделать несколько шагов по Чистопрудному бульвару, как рядом со мной раздался визг тормозов. Придерживая концы того полотенца, что поменьше, на груди, я грациозно повернула голову на звук и увидела старенькие «Жигули» первой модели. Цвет из-за возраста колымаги определить не удавалось, но его можно было с чистой совестью назвать ржавым. Тонированное стекло со стороны пассажирского сиденья рывками поползло вниз, и в образовавшийся проем просунулась худая носатая физиономия, поросшая черной щетиной.

— Карасавыца, — сверкая золотыми зубами, ласково произнес поравнявшийся со мной джигит, не прекращая медленного движения на дребезжащей своей лошадке. — С легиким парам, карасавыца! Садысь в мащину, а то парастудишься!

И он, не вылезая из салона, любезно распахнул ближайшую ко мне пассажирскую дверцу. Сверкая драной обивкой, дверца повисла на одной петле и завалилась набок, с отвратительным скрежетом чиркнув по асфальту. Я поправила полотенце, то, которое было на бедрах, и уже хотела было забраться внутрь этого сомнительного транспортного средства, здраво расценив, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти, но за моей спиной снова завизжали тормоза.

На этот раз возле меня затормозил «Кадиллак Эскалейд». Если вы не знаете, что это такое, то я вам объясню. Это такая громадина, на которых любят разъезжать по Южному Бронксу чернокожие рэперы. Эти ребята, намотав на себя километры разнообразной бижутерии, медленным ходом катят по улице, демонстрируя в открытые окна себя, красивых до невозможности, и глухое уханье сабвуферов[1] оглашает окрестности на всем пути их следования. Завидев все это великолепие, девушки издают тихие стоны и бросаются на проезжую часть, мечтая погибнуть под колесами прекрасной машины волшебного принца.

В общем, именно такой вот сказочный принц, только не афроамериканец, а обычный русский парень с добрым тамбовским прищуром, в кепке, надвинутой на самые глаза, в унитазных цепях и с музыкой и составил конкуренцию небритому джигиту на ржавой «копейке».

— Эй, подруга, не замерзла? — перекрикивая матерную речевку, несущуюся из открытого окна, небрежно осведомился тамбовский принц.

Я перестала забираться в «Жигули», вытащила ногу обратно из салона «копейки» и обернулась на голос. Джигит почувствовал себя обманутым и принялся громко возмущаться:

— Э! Брат! Так нэ пойдет! Найды сам сэбэ дурачку! А это мой дэвущка!

— Брателло, ты не понял! — последовал ленивый ответ из «Кадиллака». — Телка едет со мной!

— Падажди! Зачэм хамишь, да? Пачэму так дэлаешь? Курутой, да? — выбираясь через заднюю дверцу с монтировкой в руке, возбужденно говорил джигит. Водительская дверь его машины, по-видимому, не открывалась вообще.

Поклонник рэпа не остался в долгу. Он резко свернул к обочине и припарковался прямо у светофора.

— Слушай, ты, чмо болотное, давно не огребал люлей? — спортивно выпрыгнул из машины парень, поправляя на бегу кепочку. Широченные штаны, приспущенные ниже некуда, только чудом удерживались его на бедрах и не падали на асфальт.

Пока соперники сближались, расходились и сходились, примериваясь, куда бы нанести первый удар, холодный порыв ветра вывел меня из гипнотического состояния. Запахнув на груди полотенце, я с трудом оторвала взгляд от завораживающего созерцания широченных штанов владельца «Кадиллака» и недовольно проговорила:

— Вы там побыстрее разбирайтесь между собой, а то я замерзла…

В ответ на вполне невинное замечание носатый тип опустил монтировку, которую уже занес над головою противника и, обернувшись в мою сторону, раздраженно выкрикнул:

— Э-э! Иды сваей дарогой, да? Нэ видыш, мужчины разговаривают?

Ну, я и пошла. Не хотят меня везти, и не надо. Прекрасно сама до дома доберусь. Надо сказать, что мое триумфальное шествие в полотенцах по Чистым Прудам не осталось незамеченным. На подходе к скверу какая-то старушка, завидев меня, одной рукой прижала к себе девчонку лет пяти, а второй рукой закрыла ребенку глаза. У нотариальной конторы молоденькая девица, тащившаяся под руку с властной суровой дамой, тут же принялась показывать на меня мимикой лица и говорить, что люди вообще вон как одеваются, потому что сейчас так модно, а ей почему нельзя носить туники с одними только колготками?

Уже на подступах к дому Оганезовой я отразила нападение сумасшедшей старухи, которая норовила догнать меня и стукнуть своей клюкой, проскочила мимо кучки подростков, целившихся сорвать мой наряд, и наконец-то вошла в парадное. И, только поднимаясь по лестнице, я окончательно протрезвела и поняла, какого дурака сваляла.

Подумать только! Мало того что я лишилась своего любимого платья, я же ничего не выяснила! Я не узнала ни про связь таинственного Бабарыкина с убитой Кругловой, ни про Ивана Таганского, который эту самую Круглову убил! А теперь ниточка оборвалась, и мне остается только одно — идти сдаваться в милицию. Взять для поддержки кассиршу Катю и ее приятеля — охранника Юрика, бухнуться в ноги к следователю Чечулину и просить сыщика самому найти настоящего убийцу Стервозы.

Одолеваемая этими невеселыми мыслями, я отперла дверь квартиры, на цыпочках, чтобы не будить спящих на кухне соседей, прокралась к Наташкиной комнате и потянула на себя дверь. И сразу же отступила на шаг назад, испуганная пронзительными завываниями, доносившимися с дивана. В полумраке помещения, освещенного только горящим экраном телевизора, на краешке разобранного дивана сидели три напряженные фигуры. Супруги-молдаване в обнимку переживали просмотр передачи, Наташка страдала в гордом одиночестве. Я взглянула на экран, но увидела там только финальные титры передачи «Жди меня».

— О-ой, горе-то какое! — причитала Илянка, пряча зареванное лицо в ладони. — О-ой, судьба-то какая у женщины! О-ой, бедненькую уби-или… Что же теперь будет с бедной Дашенькой и Русла-аном!

Я шагнула в комнату и бодро выпалила:

— Всем привет! А что это вы смотрите?

— Ты представляешь, в «Жди меня» про Светлану Круглову рассказывали, — со значением произнесла Наташка и, убавив звук, включила торшер.

— Алисочка, там такая история жизни ужасающаяаа! — простонала Иляна. — Значит, дело было так. Руслан Ножкин плавал механиком на рыболовецком трейлере. А жена его сидела дома с маленькой Светочкой. Светочке тогда годика три было. Однажды судно Руслана попало в шторм, вся команда погибла, и Светина мать, узнав о гибели мужа, сиганула из окна. Она какая-то неуравновешенная была. Болела, может? А может, пила. Кто ее разберет. В общем, Светку соседская старушка в приют сдала, а через два года соседка сама померла. Все бумаги из приюта родственники старушки выкинули, потому что думали, что никому они не нужны. А Руслан, оказывается, выжил, только лечили его долго не то в Финляндии, не то в Швеции, а может, в Норвегии. В общем, где-то там, на севере, где его выловили из моря.

Вернулся Ножкин домой — а ни жены, ни дочки, никого. А в квартире его брат родный Никита живет, он в Калининград с Камчатки перебрался. Потому что жилплощадь родственника вроде как унаследовал. Дочку Руслана, значит, в детдом позволил сдать, — мрачно продолжала Илянка, — даже бумаги из приюта, паразит такой, не забрал, зато жилье брательника прибрал к рукам. Руслан Никиту через суд выгнал и долго искал дочку по всем детдомам, да только все без толку, а потом плюнул, поменял Калининград на Москву и перебрался жить в столицу. Открыл свой бизнес — яхт-клуб на Пироговском водохранилище — и в общем-то неплохо зарабатывал. Но не давала ему покоя мысль о пропавшей дочери, которая мучилась где-то в сиротском доме и не знала, что жив ее родной отец.

И вот тогда, чтобы унять тоску по дочери, Руслан взял из приюта другую девочку, Дашу. Он даже для этого специально женился, чтобы ему ребенка разрешили удочерить, но только жена сбежала, потому что Ножкин сильно заболел. Руслан и сейчас еще в Семашко находится, ему операцию должны скоро сделать. И донором вызвалась стать Светочка. Такая она умница выросла! Всего в жизни добилась! Сама из детдома, а профессию хорошую получила, в туристическом бизнесе работала. Вышла замуж. Муж у нее большой ученый, да. И дом у них — полная чаша! Но больше всего на свете бедняжка хотела иметь семью. И вот, представляешь, в прошлой передаче показывали, что Света нашла отца и сестру, Дашу. Пусть не родную сестренку, но все равно хоть не одна на белом свете. Есть к кому за помощью обратиться в трудную минуту. Дашеньку тоже показывали… Такая девочка хорошая… Старшеклассница. Волосики набочок зачесаны. Я так за Свету радовалась, так радовалась! А теперь ее уби-и-или! Бедная, бедная Светочка! — кусая губы, стенала соседка.

— Ага, бедная! Вот треснула бы она тебя локтем под дых, я бы на тебя посмотрела, — под наплывом неприятных воспоминаний обиженно пробормотала я.

— Да тише вы! — прикрикнула Наташка и, сделав звук погромче, уткнулась в экран телевизора, потому что в этот момент стали передавать программу «Чрезвычайное происшествие». На экране возник взволнованный молодой человек с микрофоном в руке и высоким голосом заговорил:

— Сегодня на Мясницкой улице завершена операция по разоблачению и задержанию банды контрабандистов, ввозивших в нашу страну алмазы из Таиланда. Главарь банды Гиви Дантария, осужденный за наркоторговлю, с мая прошлого года находится в колонии под Воркутой, прозванной в народе «Черный пингвин». В его отсутствие преступное сообщество возглавлял сотрудник Министерства иностранных дел Сергей Бабарыкин, задержанный сегодня с поличным при получении очередной партии товара в ресторане «У Радика». Хитроумный способ, который придумали преступники, позволил им переправить на российский черный рынок бриллиантов на сумму свыше пятидесяти миллионов долларов. Оборотистые дельцы приобретали в Таиланде партию обработанных алмазов, покупали в бутике платье, усыпанное стразами, вынимали поддельные камушки и на их место вставляли настоящие. И девушка-курьер, предъявив чек на покупку наряда, беспрепятственно проходила в бриллиантовом платье через таможню. Сотрудники Интерпола провели расследование и вышли на членов шайки. И вот сегодня наконец-то в ресторане «У Радика» состоялось задержание членов бабарыкинской преступной группировки.

Камера отъехала назад, и я увидела на экране знакомую стену красного кирпича, по которой я не так давно спускалась из окна второго этажа. Вдоль стены выстроились в ряд, уперев руки в кирпичную кладку и широко расставив ноги, мои новые знакомые — смуглый красавец Игорек, плешивый Радик и еще парочка каких-то мужиков, которым я не имела чести быть представлена.

— Наташка, вот он, Игорек! — заорала я, тыча пальцем в телевизор как раз в тот момент, когда на экране запрыгал заяц из рекламы батареек «Энерджайзер». — Этот придурок у меня платье спер!

— И ничего он не придурок, — прошептала подруга. — Это мы с тобой две дуры. Подумать только, еще сегодня утром целая куча бриллиантов висела вот на этой самой вешалке!

Оганезова кинула тоскливый взгляд в сторону пустых плечиков, что болтались на моей половине шкафа, и яростным шепотом закончила:

— Надо было хватать это чертово платье и рвать когти куда-нибудь на край света. И раз в год выковыривать по одному камешку, чтобы жить безбедно всю оставшуюся жизнь…

Я усмехнулась и, смерив подругу недобрым взглядом, желчно заметила:

— Ишь, чего захотела, камушки выковыривать! Так бы я тебе и позволила красоту портить…

Но тут Машеньки и три медведя перестали трясти кусты под похабные припевки, снова пошел сюжет с Мясницкой улицы, и суетливый молодец с микрофоном зачастил:

— Итак, бабарыкинская банда обезврежена. Не удалось задержать только девушку-курьера. Матерая преступница сбежала по водосточной трубе из окна второго этажа, и сотрудники Интерпола продолжают разыскные мероприятия. Если вам что-нибудь известно по этому делу, срочно свяжитесь с правоохранительными органами по телефону 02.

Наташка посмотрела на меня так, что я сразу догадалась — Оганезова поняла, о ком идет речь.

— Алис, пойдем выйдем, поговорить надо, — буркнула Оганезова.

И тут подруга повнимательнее взглянула на меня и присвистнула.

— У-у, моя девочка, это где ж ты так накидалась? — осуждающе поинтересовалась она.

Я подняла с пола шубу, которую нацепила в коридоре, чтобы не смущать соседей банными полотенцами, снова накинула ее себе на плечи, собралась с силами и с вызовом ответила:

— А в чем, собственно, дело? Я что, не имею права отдохнуть? Где написано, что Алиса Гришечкина…

— Ну все, все, — тут же пошла на попятную Наталья. — Конечно же, Алиса Гришечкина имеет право отдохнуть.

Но все-таки не удержалась и добавила:

— Только как-то ты не вовремя отдыхать затеяла.

И, поддерживая меня под локоток, вывела из комнаты.

Молодожены остались смотреть юмористическую передачу «Аншлаг», а мы стали думать, где нам лучше всего поговорить без свидетелей.

— Может, двинем сразу на лестничную клетку? — предложила Наталья.

— Пошли, — согласилась я.

И, придерживаясь за стеночку и ставя ноги как можно ровнее, отправилась следом за подругой.

Закурив у подоконника, Оганезова сосредоточенно проговорила:

— Слушай, значит, меня сюда. Ты хоть слушать-то в состоянии?

Я отлепилась от стенки, мужественно кивнула головой и снова припала к спасительной вертикали.

— Звонила твоя тетка, Зоя Ивановна, сказала, следователь Чечулин тебя разыскивает, — понизив голос до шепота, проговорила Наташка. — Но тетя Зоя у тебя молоток, не дала моего адреса. А, наоборот, услала следака в Белый Городок, типа ты давно к родне собиралась. Так что еще один день у нас есть, а потом Чечулин все-таки выяснит, где ты обитаешь. И тогда пиши пропало. И поэтому убийцу Кругловой нужно найти как можно скорее. Но меня беспокоит другое. Как Чечулин узнал твою фамилию и прописку?

— А я сегодня доброе дело сделала, — улыбаясь, сообщила я. — Дала Бегункову телефон изобретателя Круглова. А тот, наверное, как начал ныть и приставать к Максим Сергеичу, дескать, подтвердите следователю Чечулину, что приходила ваша журналистка, а не наемная убийца моей жены, чтобы получить с меня денежки за заказное убийство… Вот главный и позвонил следаку, чтобы подтвердить… Он, должно быть, и рассказал, кто я такая и как моя фамилия.

Наташка воззрилась на меня таким взглядом, будто я призналась ей, что состою в тайном браке с Усамой бен Ладеном.

— Ты дала Максиму Сергеевичу телефон Круглова? — недоверчиво переспросила она.

— Ну да, дала. А что мне оставалось делать? У Бегункова любимый суккулент сломался… — забормотала я в свое оправдание. — Ксюшка бедром махнула, вот он и не удержался, упал и обломился прямо у основания… Мы с Одинокой к главному в кабинет пришли, а суккулент на столе лежит, и сам Максим Сергеич чуть не плачет. «Повадилась, — говорит, — шастать, зараза, бедрами своими размахалась… Проветривает… Дай, — говорит, — родная, телефон цветовода-любителя». Ну, я и дала. Жалко же суккулент. Может, на место приклеить еще можно?

— Суккуленты — они такие. Всегда ломаются в самый неподходящий момент, — с отвращением поглядывая на меня, проговорила подруга. — В общем, Гришечкина, с тобой все ясно. Нет ума — считай, калека. Свою голову не приставишь. Я чего тебя звала-то? — вдруг спохватилась Оганезова. — Тут такое дело про Круглову выяснилось…

Наташка взгромоздилась на подоконник и с интонациями былинной сказительницы затянула:

— Выросла, значит, Светлана, как ты уже знаешь, в детдоме. И всю свою жизнь мечтала о крепкой семье. И вот создатели передачи «Жди меня» разыскали ее родных. В прошлом году нашли отца Руслана Ножкина и сестренку Дашу. Ну, да что я тебе рассказываю, Илянка и так уже все выложила. Так вот. Сегодня показывали продолжение этой истории. Как недавно обретенные родственники Кругловой убиваются по поводу ее безвременной кончины. Ситуация осложняется тем, что сестренка-то не родная, а папашке, который буквально не вылезает из Семашко, нужен донор для проведения операции. Светлана вроде бы вызвалась сделать доброе дело, стать отцу донором, да не успела — убили ее. Девчонка эта приемная, Дашка, плачет-убивается. А вокруг малолетки вьется какой-то мужик, типа друга семьи, с седым ежиком. Честно тебе скажу — не понравился он мне. Стремный какой-то. Педофил, наверное. Этой Дашке лет семнадцать, не больше, она хорошенькая, розовенькая такая, а тут какой-то потасканный Казанова с лицом терминатора…

— Таганский его фамилия, — обнаружила я хорошее знание предмета.

— Ну, не знаю, насколько он Таганский, только подозрителен мне этот перец, — почесала бровь Наташка. — Да, кстати, а с чего ты взяла, что фамилия этого кренделя Таганский?

— Да ты что, Оганезова, не знаешь Таганского? — спросила я таким тоном, словно была осведомлена об исполнителе блатных баллад всю жизнь, а не услышала впервые его песни только сегодня утром. — У него есть такая потрясающая песенка! «Отвести от тебя чтоб беду» называется. Вот послушай, я спою…

И я, не особенно заботясь о мелодии, начала близко к тексту петь запев, в основном рассчитывая поразить подругу припевом, который, с тех пор как я его прослушала в машине, назойливо крутился в голове.

— Потом допоешь, — зажмуривая глаза, оборвала меня Оганезова, хотя я успела исполнить совсем немного, только первый куплет, который звучал приблизительно так:

— Подожди, уже немножечко осталось, — взмолилась я и с упоением принялась выводить припев.

— Слушай, Алис, при чем здесь вообще этот Таганский? — не выдержала Наташка.

— Как это при чем? — опешила я, подбирая под себя ноги, запахивая полы шубы и поудобнее устраиваясь на бетонном полу лестничной клетки. — Он же почти что родственник. И это он убил Стервозу.

Подруга посмотрела на меня такими глазами, что я думала, она меня стукнет. Но ничего, вроде обошлось. Наташка только громко сглотнула, поправила очки и строго велела:

— Выкладывай, с чего это ты вдруг пришла к такому потрясающему выводу.

И я рассказала Оганезовой, что у нас почти закончилась зубная паста и что нормальные люди, как известно, не бегут за предметами первой необходимости в ближайший магазин, а едут туда, где все продается дешевле. Вот и я отправилась за «Лакалютом» в «Ашан». А там меня подкараулила курносая кассирша Катерина, которая, умирая от чувства вины и раскаяния, поведала мне о браслете от «Макути», который валялся рядом с машиной Кругловой. Именно этот браслет и стал причиной ее нежелания общаться со следователем Чечулиным. Рассказала я и о том, что сообщил мне охранник Юрик, слышавший ссору Стервозы с человеком, очень похожим на певца Таганского, из-за денег и сестры. А уже после этого Юрик увидел Круглову задушенной.

— Ну и как он выглядел? — поинтересовалась Оганезова.

Я припомнила обложку диска, брутальное лицо за решеткой с суровыми складками, залегшими в уголках рта, и, набрав в грудь побольше воздуха, вдохновенно начала:

— Он, знаешь, такой весь мужественный, на гладиатора похож…

— Да не Таганский как выглядел, а браслет, — осадила меня подруга.

— А что браслет? — пожала я плечами. — Браслет как браслет. Серебряный такой, с висюльками. Твой напоминает, тот, который с янтарем, только, конечно, у Стервозы украшение покруче будет.

— А с Таганским что?

— Ты же слышала, как он классно поет, хоть и убийца.

— Где это я слышала, как поет Таганский? — не поняла Наташка.

— Я же тебе только что пела, — ответила я, пытаясь прикурить упрямую сигарету, которая ну никак не хотела прикуриваться.

— Ну да, конечно… — мрачно проговорила Наташка. И, понаблюдав за моими манипуляциями с зажигалкой, посоветовала: — Ты попробуй фильтром в рот перевернуть, я слышала, что со стороны табака сигареты лучше прикуриваются…

И задумчиво добавила:

— По всему выходит, что менестрель Круглову и убил…

— Кто, говоришь, убил Круглову? — справившись с сигаретой, переспросила я.

— Да были, знаешь ли, в Средние века такие клоуны, которые бродили по Европе и распевали песни своего сочинения, — принялась просвещать меня Оганезова. — Назывались они миннезингеры, трубадуры, менестрели и ваганты. «Бременские музыканты» смотрела? Вот что-то типа того.

— А чего им дома-то не сиделось? — не поняла я.

— Зачем им дома сидеть, если люди этим клоунам приплатили хорошие деньги, чтобы только сочинители не мучили их своими виршами, прекращали петь и шли бы себе дальше…

Только я начала припоминать мультик про бременских музыкантов, примеривая суровый лик Таганского на роль трубадура, как дверь нашей квартиры приоткрылась, и на лестничную площадку высунулась голова Богдана Осиповича. За головой последовала рука с зажатой в ней телефонной трубкой.

— Наташ, тут тебе из органов звонят, — недоумевая, сказал прораб, и это меня насторожило.

Насторожило это и Наташку. Подруга взбежала на несколько ступенек вверх, приняла из крепких рук отчима трубку и сухо сказала в нее:

— Але.

Помолчала немного, бросая в мою сторону недружелюбные взгляды, и сердито ответила:

— Я не знаю никакой Эллы, и с Эльвирой я тоже незнакома. А мобильный телефон потеряла еще вчера. Что значит «где потеряла»? Да если бы я знала где, я бы вернулась в это самое место и немедленно забрала его оттуда! Да проверяйте сколько хотите, это ваше право.

Оганезова дала отбой и хмуро сообщила:

— Интерполовцы звонили. Они тряханули как следует твоего Игорька, и он сдал им тебя, моя ты девочка, со всеми потрохами. Да, кстати, а почему это ты вдруг у нас Эльвира?

И я рассказала Наташке про зимнюю дорогу к роддому, про пьяненького папку и про его сумасбродную, но так и не увенчавшуюся успехом идею назвать меня Елей.

Пока я вела свой неторопливый рассказ, укладываясь поудобнее в уголочке и подтыкая под себя шубу, чтобы не дуло, Наташка вытаскивала из мобильника сим-карту, приговаривая: «Хорошо, хоть мобильник разрядился еще ночью. Пускай поищут гаденыша, который спер мой «Сони Эрикссон»».

— Значит, так, — отправляя пластиковый прямоугольник симки в открытую форточку, решительно сказала Наташка. — Рано или поздно менты все равно на тебя выйдут. Игорек молчать не станет, он расскажет про настоящего курьера — задушенную в «Ашане» Круглову. Интерполовцы свяжутся с Чечулиным и узнают, что перед смертью Светлану мордовала посреди магазина какая-то девица, наведаются к безутешному вдовцу, и он с дорогой душой выложит компетентным органам, что продал платье с бриллиантами странной корреспондентке из газеты «Зеленый листок», которая приперлась к нему брать интервью аккурат на следующий день после смерти его обожаемой супруги. Сыщики совместными усилиями сложат два и два и выйдут, Алисочка, на тебя. Тем более что следователь Чечулин взял твой след. Так что надо срочно действовать и притащить в милицию Таганского прежде, чем тебя засадят в каталажку. Эй, Гришечкина, ты меня слышишь?

Да, я ее слышала. И, надо сказать, отлично. Особенно мне запали в душу Наташкины слова, что вдовец Кругловой продал платье с бриллиантами корреспондентке из газеты «Зеленый листок». Продал, понятно вам? Ну и где оно, мое платьице с бриллиантами, купленное на честно заработанные пятьсот рублей? Между прочим, я имею на эту вещь полное право. И на каком таком основании у меня ее поперли самым бессовестным образом? Нет, этого нельзя так оставлять! Преступник должен быть наказан!

Держась за стенку, я с трудом поднялась с пола, запахнула шубейку, подтянула потуже поясок и решительно мотнула головой в сторону бегущих вниз ступенек.

— Поехали в милицию! — скомандовала я. — Заяву напишем. Что меня ограбили. Отобрали платье с бриллиантами. Пу-усть верну-ут!

Наташка кинула на меня внимательный взгляд поверх очков, дернула щечкой, по-совиному покрутила головой, пробормотала: «Эк тебя, голуба, развезло», и, перекинув мою руку себе через плечо, потащила в квартиру. Спать я легла у задней ножки стола, так и не дойдя нескольких шагов до своего уютного матраса.

Пока я в неудобной позе восстанавливала силы после тяжелого дня, подкованная в криминальных сюжетах подруга решала, как мне быть дальше. Оганезова вернулась на лестничную клетку, присела на подоконник и, закурив, стала обдумывать сложившуюся ситуацию. А подумать было над чем. Итак, ежу понятно, что Светлана Круглова была тем самым курьером в банде контрабандистов Гиви Дантария, которую временно возглавлял Бабарыкин. Тогда становилось понятно, откуда у директора турагентства средства на красивую жизнь. Ведь именно Круглова провозила через границу камушки, прикрепленные на платья, и получала за это немалую долю. Одно из таких платьев, вместо того чтобы отдать Бабарыкину, и продал по незнанию цветовод-любитель Круглов. Игорек — посредник между курьером и сбытчиком краденых камушков. Интересно, что он подумал, когда увидел на посторонней девице бриллиантовое платье своей банды?

Менеджер же Оксана, как ни прискорбно это признать, не имеет к убийству своей начальницы никакого отношения. Наталья выяснила сей факт, подъехав под видом клиентки в турфирму и переговорив с Геннадием. В тот самый момент, когда Оганезова объявилась на «Парке культуры», растерянный молодой человек держал оборону в так и не докрашенном молдаванами офисе турфирмы, вяло отбиваясь от трех разъяренных клиенток «Зиг-зага». Как видно, самых активных из всей обманутой тургруппы, так и не посетившей Занзибар.

— Я же вам говорю, что денег у меня нет! Их забрал следователь в качестве вещественного доказательства! — закрываясь папкой, объяснял парень рассерженным женщинам.

— Нет, ну как же вы могли допустить, чтобы одна сотрудница распоряжалась всей кассой? — наседала на несчастного сдобная тетка в коротком платье.

— Да поймите же, у нас форс-мажорные обстоятельства! — увещевал ее сотрудник турагентства. — Я не мог присмотреть за деньгами — у меня жена рожала, и директор наша тоже не могла — ее убили.

— Подумаешь, убили! — горячилась нападавшая. — А кто мне теперь деньги вернет?

— А почему эти деньги должны вернуть именно вам, мы тоже заплатили за путевки! — накинулись на первую клиентку две другие.

Через десять минут Оганезова вникла наконец в суть дела. Оказалось, что налетчика, который вырвал у Олеси сумку, милиция встречала за забором не просто так. Бдительность проявили работницы косметического салона «Колибри», куда в последнее время зачастила менеджер турфирмы.

Первой насторожилась маникюрша, прислушиваясь к тому, как клиентка, не отрываясь от трубки мобильника, детально обсуждает план своего ограбления с каким-то Зуриком. Орала девушка так, что стены содрогались, а девица знай себе возмущалась, почему это с Рыбинском связь такая неустойчивая.

Затем клиентка переместилась в массажный кабинет, и теперь уже в детали секретного плана от нечего делать вникала массажистка. За массажисткой беседу с Зуриком целых десять минут слушала оператор солярия, где Олеся приобретала свой роскошный загар. И когда, покончив с процедурами, болтливая девица упорхнула, работницы косметического салона вышли на крылечко покурить.

Обсудив и сопоставив все детали подслушанных разговоров, девушки пришли к единому мнению — надо звонить в милицию и заявлять о готовящейся инсценировке налета. А то ишь ты, фифы, разбаловались совсем, за людей их не считают, разговаривают о самом интимном и тайном, словно работницы салона — неодушевленные предметы.

Результатом их звонка стала операция по задержанию питерского налетчика Зурика Кутаисского, вырвавшего сумку у своей сообщницы менеджера Олеси. Денег там оказалось не так чтобы много — только за одну путевку, как раз за ту, которую оплатила я. Эти купюры и должен был взять себе грабитель-гастролер за работу. Основные же денежки прибрала к рукам сама Олеся. Сумма, как видно, не маленькая, ведь оборотистой девице удалось сколотить тургруппу из двенадцати человек. Деньги за одиннадцать путевок на остров Занзибар бесследно исчезли, и теперь следователи пытались выяснить, где преступница их припрятала.

Все это были детали, несущественные для нашего расследования. Главное же заключалось в том, что на момент убийства подозрительная Олеся находилась в косметическом салоне, а ее приятель Зурик — в Рыбинске, значит, придушить Стервозу они не имели физической возможности. С этим все более или менее ясно. Неясно было одно. За что же убили Круглову?

Сидя на подоконнике лестничной площадки, Наташка уже целый час ломала себе голову над этим вопросом. Может быть, за бриллианты, а может, и нет.

Круглова выросла, конечно, в детском доме, но потом она все-таки нашла своего отца, Руслана Ножкина. И у нее даже оказалась приемная сестра, Дарья, которую Руслан удочерил лет десять назад. В передаче «Жди меня» очень подробно останавливались на истории этой семьи, потому что рассказ про Руслана Ножкина, юную Дашу и Светлану Круглову вызвал большой отклик среди телезрителей. Как сердобольные домохозяйки радовались за Дашеньку и Светочку! Сколько писем пришло в редакцию с просьбами рассказать, как пройдет операция у Руслана Ножкина, и с пожеланиями счастья и здоровья его любящим дочерям. Ха, знали бы добропорядочные матери семейств, кто такая Светочка Круглова на самом деле и чем она занимается! Бедная сиротка, несчастная овечка, перетаскавшая через границу брюликов на бешеные миллионы долларов! И между прочим, во время передачи «Жди меня» на заднем плане то и дело мелькал какой-то бритый бандит, которого Светлана называла «наш хороший друг» и даже «родственник». Алиска утверждает, что это «Иван Таганский, почти что родственник, убивший Стервозу». Интересно, что это за родственник такой? И чей он конкретно родственник? Больного Руслана, его приемной дочери Даши или самой Светланы? И почему во время передачи этот родственник все время жался к Дарье, которой на вид едва исполнилось семнадцать лет? Злодей предпочитает малолеток?

Между прочим, Алиска говорила, будто бы охранник на стоянке неоднократно видел этого типа в компании какой-то школьницы и слышал во время ссоры выкрики про деньги и сестру. А сестра у Кругловой кто? Правильно, Дашка. Уж не из-за девчонки ли негодяй учинил весь этот сыр-бор и придушил Стервозу? Допустим, заглянул Таганский по каким-то там своим делам к Кругловой. Случайно увидел юный цветок, семнадцатилетнюю Дашу, с которой Светлана сдувала пылинки. И прожженный циник тут же понял, как можно срубить денег по-легкому. Надо обольстить юную прелестницу и, угрожая сломать девчонке жизнь, потребовать у ее богатенькой сестренки отступных. Об этих отступных, как видно, и велась речь на стоянке у «Ашана».

А вдруг Круглову все-таки убили из-за камушков? Хотя вряд ли. Ведь Светлана честно собиралась передать контрабанду в день своей смерти исполняющему обязанности главаря банды, попросив Игорька связаться с Бабарыкиным.

А может быть, с этим самым Бабарыкиным Кругловой надо было связаться как раз для того, чтобы выдвинуть ему некие требования и поставить условия, без которых не видать главе шайки бриллиантового платья как своих ушей? Тогда убийство строптивой курьерши людьми Бабарыкина выглядело бы вполне естественно. Людьми Бабарыкина… Так, может, певец является посланцем Бабарыкина, который приказал блатному барду убить непокорную? Да, но как бы то ни было, кто поверит, что Круглову убил именно Иван Таганский, а не вздорная и скандальная Алиса Гришечкина?

Хотя есть свидетели — охранник Юрик и кассирша Катя. Только ребята ни за что не пойдут в милицию, чтобы отвести обвинения от главной подозреваемой и рассказать про то, что видели перед смертью Стервозы в машине Кругловой кого-то очень похожего на Ивана Таганского. Вот ведь черт, и угораздило же этого охранника найти браслет у машины!

Но с другой стороны, если прижать Таганского этим самым браслетом, рассказав мерзавцу, при каких обстоятельствах он слетел с руки Светланы, и заставить негодяя признаться в убийстве, то парочка магазинных работников подтвердят Алискину невиновность как миленькие. Значит, надо во что бы то ни стало найти мужика с седым ежиком и взять его на испуг. Обнадеживало одно — Наташка в принципе знала, где искать злодея. Поэтому вычислить место обитания Ивана Таганского не составило большого труда.

Дело в том, что во время передачи «Жди меня» преступник мелькал на экране в черной футболке с белой надписью на груди «Российская федерация покера. www.poker.ru». И Наташка возлагала на этот сайт большие надежды.

Оганезова затушила окурок о стенку переполненной банки из-под кофе «Чибо» и, вдохновленная принятым решением посетить Интернет, вернулась в квартиру. Храп, доносившийся из комнаты, был слышен еще в коридоре. Подруга толкнула дверь и подошла к дивану, намереваясь прекратить это безобразие. Молодые спали, как голуби, тихие и кроткие. Зато я выводила такие рулады, что перед моими вокальными способностями меркла слава группы «Рамштайн».

Наташка перешагнула через мое бренное тело, вольготно раскинувшееся под столом, сдвинула голову чуть в сторону, чтобы темечко не упиралось в жесткую столовую ножку, перевернула меня на бочок и заботливо накрыла одеялом.

А затем, недоверчиво прислушиваясь к блаженной тишине, в которую погрузилась комната, и каждую секунду ожидая нового взрыва богатырского всхрапа, вышла в Интернет на официальный сайт покерной федерации России. И тут же увидела яркий баннер о чемпионате России по покеру, открывающемся в Питере.

Подруга внимательно изучила состав москвичей, планировавших принять участие в этом мероприятии, но ничего утешительного для себя не обнаружила. К глубокому разочарованию Оганезовой, Ивана Таганского среди участников чемпионата не значилось. Отказываясь верить в ложность своих выкладок и построений, сыщица вдруг вспомнила, что многие артисты любят брать себе творческие псевдонимы. И бард ее не подвел. В глубинах Всемирной сети Наталья откопала сведения, что до того, как стать Таганским, предполагаемый убийца Кругловой носил прозаическое имя Иван Коровкин. Также Наташка выяснила, что господин Коровкин недавно условно-досрочно освободился из мест лишения свободы, куда попал за пьяный дебош. А отбывал он наказание в колонии под Воркутой «Черный пингвин».

Надо же, как интересно! Получается, что быковатый вагант сидел в одной зоне с Гиви Дантария. Наташка сразу же решила, что совпадение это не случайно. Сам собой напрашивался еще один мотивчик для убийства — Гиви, узнав про измену Светланы, попросил Таганского расправиться с неверной возлюбленной.

И тут Оганезовой пришла в голову еще одна мысль. Интересно, а как у бывшего уголовника обстояли дела с жилплощадью? Ведь для освободившихся из мест лишения свободы людей этот вопрос, как правило, стоит на первом месте. Полазив по сайтам, посвященным исполнителям шансона, подруга выяснила, что дела с жилплощадью у Таганского не обстояли никак. С женой Иван развелся еще во время отсидки, и предприимчивая дамочка, пользуясь моментом, выписала певца из его же квартиры, а продав жилплощадь, эмигрировала в Германию. Значит, совратить Дарью Таганскому было выгодно не только для того, чтобы пошантажировать Круглову и вытянуть из нее денежки, но еще и для того, чтобы со временем жениться на девчонке и поселиться в квартире Ножкиных. А чем плохо? Руслан все время в больнице лежит, Даша живет практически одна. Если убить скандальную Светлану, значит, Руслан лишится донора. А раз лишится донора, значит, долго не протянет. Остается заморочить молоденькой дурочке голову и прибирать к рукам жилплощадь.

Наташка поскребла ручкой макушку и хотела на этом закончить выписывать возможные мотивы преступления, совершенного, как пить дать, блатным бардом, но тут ей в голову пришла новая потрясающая мысль. А что, если Таганский и в самом деле был родственником Кругловой? Скажем, ее родным братом по матери, которого тоже отыскала передача «Жди меня»? Ведь что нам известно про мать Светланы? Только то, что она была неуравновешенная женщина и, когда Руслан Ножкин находился в плавании, выбросилась из окна. А что, если перед тем, как покончить с собой, женщина нагуляла и втайне от всех родила ребенка — Ивана Таганского, но, опасаясь гнева мужа, оставила младенца в роддоме. А потом совесть замучила бедняжку, и она свела счеты с жизнью.

А теперь, когда по всему миру разыскивали всех возможных родственников Кругловой, где-то откопали и Таганского, который в силу своих преступных наклонностей стал блатным бардом. Ясное дело, он обижен на Светлану, ведь ее-то мамочка в роддоме не оставляла. И скорее всего, певец жаждал отомстить Кругловой, а заодно и поживиться за счет богатенькой сестрички. Ведь у нее и рояль такой, как у Николая Баскова, и бронза коллекционная, и пуфики всякие старинные. А кто унаследует за Светланой все эти несметные сокровища? Только муж — чокнутый профессор Ефим Владимирович. И еще отец, Руслан Ножкин. Но с изобретателем биоклея вопрос решается просто — организуй ему где-нибудь на даче лабораторию, да только знай себе подвози консервы для пропитания ученого и вовремя закупай химикаты для опытов, и биохимик будет счастлив до обморока, а про наследство и не вспомнит. Отец же Светланы теперь недолго протянет. Значит, при правильной постановке дела богатства Кругловой переходят к приемной дочери Руслана Ножкина Даше и к родному брату Стервозы Ивану Таганскому, и Таганскому, если он, конечно, на самом деле брат Стервозы, надо только подружиться с девочкой, влюбить ее в себя и наложить лапу на весь кругловский капитал.

Потрясенная широкими перспективами, которые в свете ее выкладок открывались перед блатным бардом, Наташка тихонько присвистнула и снова уткнулась в экран монитора. Сгорая от нетерпения, Оганезова вернулась на сайт любителей покера и тут же увидела среди отбывающих в Питер игроков сборной команды Москвы Ивана Коровкина. Но для себя сыщица решила, что будет и дальше называть злодея сценическим псевдонимом Таганский, ибо добрая фамилия Коровкин ну никак не вязалась с образом рокового душителя, а ассоциировалась у Натальи с обожаемыми ею сливочными тянучками. И потому, к большому неудовольствию Оганезовой, ломала устойчивый негатив, сложившийся у нее в отношении этого человека.

Но радость Натальи длилась недолго. В самом низу баннера значилось, что поезд «Красная стрела», на котором планируется отъезд участников чемпионата, отправляется с Ленинградского вокзала сегодня аккурат в одиннадцать часов пятьдесят пять минут. Кинув испуганный взгляд на часы, Оганезова с досадой поняла, что еле-еле успевает на вокзал. А найти и припугнуть преступника надо было во что бы то ни стало до того, как он скроется из Москвы.

Наташка вытряхнула на подоконник содержимое петушка, в котором она первоклашкой получила новогодний подарок на кремлевской елке, а теперь хранила свои побрякушки, и выбрала из груды украшений серебряный браслет с янтарем, который ее бабушка любила надевать в особо торжественных случаях, таких, как выход в театр или поход в районную поликлинику. Затем схватила рюкзак, кинула в него ключи от квартиры, сунула ноги в кроссовки и опрометью выскочила на улицу.

Оганезовой повезло. От Чистых Прудов до площади трех вокзалов было минут семь езды на метро, да еще пробежать немного до перрона.

— Знаем мы эти чемпионаты, — бормотала Наташка, поправляя на бегу очки и расталкивая локтями пассажиров, толпившихся перед пригородными кассами.

К пятому пути, от которого уходила «Красная стрела», подруга неслась так, что при случае составила бы достойную конкуренцию Светлане Мастерковой. И вот наконец показался пятый путь. И поезд, который, медленно набирая ход, удалялся в ночных сумерках, сияя красными огнями. Наташка сделала рывок, домчалась до электронного табло и, смачно плюнув вдогонку огням последнего вагона, послала подальше и Ивана Таганского, и всю команду покеристов города Москвы.

В последний раз Оганезова так бегала, когда в начале своей журналистской карьеры задумала взять интервью у Сергея Безрукова. Подруге по наивности казалось, что беседа с любимым тысячами зрителей артистом как нельзя лучше подойдет к разделу, где обычно в «Зеленом листке» печатали стихи начинающих поэтов и рассказы о родной природе. А кто из актеров крепче Безрукова любит «матушку-Расею»? Разве что Никита Джигурда, но огнегривый Нарцисс со своими истероидными аффектами был Наташке совсем уж несимпатичен. А вот Безруков очень даже симпатичен, особенно после того, как Оганезова вычитала в Интернете, что актер собирается сниматься в новом сериале про Шерлока Холмса.