Мечтатель

Глава 6: Желания и возможности

Операция «Шок и трепет» прошла по основному сценарию. Почти без ответвлений.

Многое оставалось за пределами поля расчётов. Например, я не мог прочитать мысли Сульхасия с Астанием и, как следствие, понятия не имел о содержании их посланий. Тем более я не мог знать, к каким партиям внутри Ордена они принадлежат и кому они адресовали свои призывы об укрощении дикого мага (то есть меня). То есть предполагать, что Сульхасий связан с «монашеской» партией, а Астаний — с такими же тайными омеритами я мог, притом с высокой мерой достоверности. Но предположения — одно, а реальность — другое. (К примеру, Астаний вполне мог апеллировать напрямую к начальству… не то, чтобы это меняло что-то принципиальное, но мог? Ещё как!) Также я не мог заранее знать, какими силами меня будут ловить, понятия не имел об уровне компетенции командиров щитовиков…

Даже о том, удастся ли мне избежать негативного влияния антимагии при прямом столкновении с большим числом орденцев, я не мог знать наверняка!

Вообще я слишком многое поставил на эффективность двух приёмов: магорадара с левитацией. При наихудшем сценарии (компетентное руководство, подавляющее качественное и численное превосходство условного противника, наличие у щитовиков мер разрушительного воздействия на магические способности, работающего на средних и больших дистанциях) у меня оставалась возможность оценить потенциал оппонентов с условно-безопасного расстояния и быстро отступить, не вступая в прямое столкновение с противником.

Но я составил план, опираясь на ряд положений с истинностью около единицы. Я учёл, что Астаний с Сульхасием не могли послать полноценные отчёты — только краткие и неполные по определению тревожные послания. На сихратов, как и на обычных почтовых голубей, нельзя навьючить многостраничную тетрадь, только маленькие записки… а средства компактной записи данных, типа микроплёнки, здесь неизвестны. Из всего этого следовало, что моя способность использовать «стихию» света окажется для адресатов посланий сюрпризом. Скорее всего. Также я учёл, что сильные независимые маги «всплывают» не особо часто, или, точнее, редко. А уж о независимых мастерах либо равных им по силе и речи нет: публика такого ранга учтена вся, тут уж даже на недоразвитую «средневековую» бюрократию положиться можно. Значит, попытки взять меня качеством маловероятны, скорее, будет ставка на количество…

Конечно, имелись варианты. Например, разбираться с ситуацией вместо толпы щитовиков мог явиться кто-то из прикормленных мастеров магии. А то и вообще грандмастер (хотя это уже сомнительно, но шанс был, был). Вместо прямой атаки могла последовать попытка переговоров с какой-нибудь пакостью, вроде распыляемого в самый неподходящий момент яда. Или банальная атака щитовика-смертника, которая могла пройти просто от неожиданности. Да, много всякого можно было придумать, если не особо сдерживать бритву Оккама.

Но я принял как наиболее вероятный именно такой расклад, какой получился в реальности. Сделал ставку на прятки — для эффекта неожиданности — а затем ослепление с ошеломлением. На раскол в сплочённых рядах, не позволяющий прибегнуть к взаимоусилению в полной мере.

И моя ставка взяла джек-пот.

Печально.

Почему я не радуюсь? Да именно потому, что всё удалось! Дело тут даже не в том, что победы, в отличие от поражений, расслабляют. Какой-нибудь мастер феодальной интриги а-ля дон Рэба меня, скорее всего, «сделает», но пока я помню о существовании противников такого класса и не задираю нос сверх меры, шансы у меня есть. Проблема в том, что мне удалось качественно просчитать реакции палатина — и дальнейшие его шаги, если следовать тем же расчётам, радости мне не доставят. Если командор Ордена поддержит его линию, а руководство гильдии Охотников решит, что прикрывать меня слишком рискованно, я окажусь в… гхм… прямой кишке очень жирного негра. И, как следствие, легализоваться на человеческих землях мне не удастся.

То есть убить-то не убьют и поймать не поймают, но ускоренно мотать в горы к хальфинам или в джунгли к эльфам радости мало. На полном серьёзе строить из себя Тёмного с большой буквы Т, подтверждая статус «врага небес и всех добрых людей»? Ещё того хуже. К тому же я этого не потяну. Не в ближайшее время. Чтобы играть на равных против целого мира (или хотя бы одной только его человеческой части), надо быть отнюдь не юным падаваном, а Лордом Ситхов. Как минимум. Но лучше, конечно, мятежным Валаром. Или обладателем Единого кольца. Или полноценным архимагом с прокачанным скиллом той самой феодальной интриги, на безрыбье. Это если не учитывать, что сама формула «я против мира» мне не нравится.

Только у Цоя оно звучит романтично: «Я чувствую, закрывая глаза: весь мир идёт на меня войной», — апофеоз подросткового бунта, яд и пепел! Только я-то давно не подросток, а типичным подростком, пожалуй, вовсе никогда не был. Столкнуться с реальностью, стоящей за подобной войной — да притом без поэтических метафор, всерьёз… что означает — лично или посредством своих приказов убивать сотни и тысячи, чтобы страхом, надеждой и пылающими словами менять реальность для миллионов…

Страшно.

И тем страшнее, что противостояния мне не избежать. Можно лишь оттянуть его, как в максиме Макиавелли. Само моё присутствие здесь и сейчас — уже фактор перемен! Что для большинства, консервативного по определению, превращает меня в того самого врага небес.

Ладно. К чертям всё это. «Делай, что должен, и будь что будет», — римские стоики были мудрыми людьми. Всё, что мне остаётся сейчас — попытки пристроиться в гильдии с постоянной учёбой всему, чему только можно научиться у Охотников. А дальше — по обстоятельствам.

Эту скалу действительно сложно спутать с другой. Косые напластования тусклых оттенков красного, жёлтого и серого цветов под определённым углом складывались в фигуру, отдалённо напоминающую этакого волкомедведя. От медведя — пропорции с общей грузностью «тела», от волка — поза с задранной вверх «головой». Как будто каменный зверь воет, жалуясь закатному небу на свои звериные обиды, или созывает товарищей на охоту.

Скала та самая. А вот остальное…

Мирг чуть ли не с самого момента знакомства обратил внимание на обувь саорэ Иан-па. А позже имел возможность как следует приглядеться и к ней, и к следам, которые она оставляла. Кстати, обувь подчёркивала чуждость Иан-па, как мало что иное. Скроенная точно по ноге — вплоть до того, что правый башмак даже в темноте нельзя перепутать с левым — из обычной чёрной кожи и каких-то ещё, явно не обычных материалов, соединённых с изумительной, почти нечеловеческой точностью. Да что там говорить! Мастер, изготовивший башмаки чужака, использовал не только очень тонкое и прочное волокно для того, чтобы сшить заготовки в единое целое, но и что-то ещё. Возможно даже, что магию. Потому что обувка лишь частично выглядела сшитой. Частично же — склеенной и даже отлитой в готовой форме. Мирг сомневался, что узор толстых подошв этих башмаков (толстых — да, но также очень гибких при этом) можно вырезать вручную, зеркально повторив его с такой ненормальной тщательностью. Нет, это точно литьё… ну, или неизвестная магия.

Впрочем, дело даже не в этом — мало ли загадок принёс с собой саорэ Иан-па? Дело в том, что хозяин этой обуви совершенно не умел и не хотел скрывать свои следы, которые из-за столь оригинальной формы подошв не перепутал бы с любыми другими следами даже трёхлетний карапуз. А уж для Ухобоя задача пройти по следам Иан-па и задачей-то не была.

Вот только ни на пути к приметной скале, ни вокруг неё Мирг не обнаружил приметных крупно-рубчатых оттисков. И это заставляло усомниться в точности выводов. Может, скала вовсе не должна была стать местом их встречи? Может, саорэ Иан-па имел в виду…

— Нет, я намекал именно на то, о чём ты подумал.

Вздрогнув, Охотник вскинул голову и обнаружил чужака сидящим на скале — прямиком на лбу волкомедведя.

«Не у Гончих ли Тени научился он так маскироваться?»

— Вот только я, — продолжал Иан-па, — не думал, что ты притащишь столь длинный хвост.

— Что? Какой хвост?

— Выражение такое. Метафора. За тобой идут и скоро будут здесь Йени Финр с Анирой. Но это полбеды. Хуже, что за этой парой от заимки выдвигаются щитовики. Пятеро… а, нет, семеро. К тому же с палатином во главе, м-да.

— Откуда ты… о. Магия?

— Если бы я сослался на верховое чутьё, — ухмылка и демонстративное раздувание ноздрей с подёргиваниями головы вправо-влево, — ты бы поверил? Ладно, шутки в сторону.

Иан-па одним небрежным движением соскочил со скалы и плавно — слишком плавно! — опустился с высоты, раза в четыре превышающей его рост, встав на землю рядом с Ухобоем.

«Значит, он всё-таки летает?! Но как? Это же…»

Поудивляться вдосталь чужак не дал:

— Что будем делать с твоим «хвостом»? Менталист и светляк будут здесь через пять минут, щитовики — через десять. И то если не поторопятся.

— А ты сам что?

— Что угодно. Можем убежать вдвоём. Можем убежать вчетвером — полагаю, Анира не поленится наложить что-нибудь для выносливости на себя, тебя и телепата. Можем не убегать и попытаться поговорить со щитовиками. Кто тут представляет гильдию, Мирг? А?

— То есть ты признаёшь меня командиром?

— Здесь и сейчас — да. Отношения Ордена Щита и гильдии Охотников не мне определять.

Ухобой медленно кивнул.

«Иан-па прав. Он выказал желание войти в гильдию, ясное и прямое. Теперь мне, как поручителю, решать его судьбу… и заодно, видимо, судьбы двух других магов, что увязались за ним. Принять под защиту? Отвергнуть? Торговаться за уступки с палатином или действительно взять да сбежать куда подальше без переговоров?

Вот ведь нашёл печаль на свою грудь…

Ну да ничего. Он, конечно, отказался от права решать, что делать, но зато почти открыто сказал, что поддержит мои решения. Значит, я могу опереться не только на авторитет гильдии».

— Что ж, — сказал Мирг медленнее обычного, — мы не преступники и не злоумышленники. Бегать не будем. Попробуем… договориться.

Иан-па сосредоточенно кивнул. И улыбнулся — самым краешком губ, едва заметно.

«Похоже, я угадал. Принял именно такое решение, которое нравится ему больше всего».

Улыбка исчезла, сменившись таким выражением, словно Иан-па очень хотелось печально вздохнуть, да только, вот беда, воспитание не позволяет слишком явно показывать свои чувства. Но разобраться, что к чему, или задать прямой вопрос Охотник не успел. Меж стволов, словно играя в пятнашки с длинными закатными тенями, показались две человеческие фигурки. Завидев другую двойку, стоящую около приметной скалы, Йени Финр и Анира перешли с бега на быстрый шаг. Лицо мага разума выражения не изменило, а вот младший посвящённый света разулыбался.

Правда, вскоре улыбка с его лица исчезла, сменившись напряжением.

— Саорэ Иан-па! — воскликнул он, — сюда идут… уф… щитовики! Мы не нарочно, но…

Успокаивающий жест ладони со стороны чужака заставил его умолкнуть.

— Я знаю, что палатин со свитой идут сюда. Пока они не добрались до нас, хотел бы узнать: зачем вы пришли сюда?

— Долг ученика — следовать за мастером, — без раздумий откликнулся Йени Финр.

— А ты что скажешь?

— Я? Ну… я тоже… это… молю о снисхождении и… прошу принять в ученики! Да!

— Ясно. Пока ответа я вам не дам. Но вы оба получите шанс повторить свою просьбу… так, Мирг, сколько времени потребуется, чтобы добраться до ближайшего представительства гильдии?

— Если ничто не помешает — дней пять.

— Значит, через десять дней.

— А что вы будете делать в гильдии?

— Учиться, Анира, — хмыкнул Иан-па. — Хотя кое-кто упорно зовёт меня мастером, но я-то знаю, как мало достоин этого высокого звания. А гильдия обеспечивает своим неплохой уровень обучения. Так что я намерен стать Охотником, и Мирг согласился стать моим поручителем.

— Я последую за вами, мастер, — сообщил Йени Финр. Анира препотешно раскрыл рот:

— Охотником?

— Да. Что тебя так удивляет?

— Я… ну…

— Ладно, не важно. Как уже было сказано, у вас обоих будет время обдумать положение и определиться с планами на будущее. А пока нам предстоят переговоры с щитовиками.

Я уже имел удовольствие (невеликое, если по чести) любоваться физиономией палатина — этакой брылястой почти бульдожьей мордой с глазами-буравчиками под кустистыми бровями, растущими близковато к седому ёжику волос. Этому авторитетному светловерцу было уже немало лет, навскидку — около полусотни. Но ни хватки, ни выносливости, ни упорства он не растерял, да и труса праздновать явно не привык. Не знаю уж, как там насчёт ума, но вот определённого рода хитростью Высочайший и Пресветлый этого палатина не обделил. Плюс к тому щитовик весьма чётко знал, чего хочет. Полагая притом, что чужие желания третьестепенны.

Опасный человек. Один из тех, кого можно и нужно бояться.

— А ты моложе, чем я думал, — сообщил он мне вместо приветствия. — Совсем щенок.

Я в ответ вежливо улыбнулся.

Борьба с чужим хамством начинается с умения не вестись на провокации и себя поставить так, чтобы хам давился, краснел, пыхтел — но за определённую черту зайти не мог. Не обязательно и даже вредно унижать в ответ. Но крайне полезно при этом создать в сознании какой-нибудь подходящий образ. И, прежде чем ответить, я представил себя сидящим в неброско роскошном костюме-тройке на скрипучем, ненавязчиво пахнущем натуральной кожей сиденье лимузина — и высматривающим палатина сквозь тонированный триплекс. Вполне возможно, что не только тонированный, но и бронированный.

Щенок? Да хоть горшком назови. Я лишь улыбнусь кривляниям шута на полставки. Плевалка у тебя не отросла достать не то, что до моей груди, но даже и до лакированных туфель.

— Может, вы соизволите представиться? Хотя бы с опозданием и после подсказки.

Йени Финр, спасибо тебе! Заимствованный варрэйский в моих устах гладок и скользящ, вызывая при использовании змеиные ассоциации. Магу разума не трудно в совершенстве выучить чужое наречие, но не каждый маг разума является аристократом и способен научить реципиента своих навыков «высокому» стилю речи (манеры входят в комплект поставки).

Палатин слегка побагровел, поджал губы.

— Как ты разговариваешь с возвышенным братом Ордена Щита, мерзавец?! — тявкнул кто-то из щитовиков припёршейся массовки, неуловимо похожий на заматеревшего Марреха.

«Йени Финр, будь добр, окороти подпевалу».

— Саорэ Иан-па, — бросил в пространство менталист, — разговаривает, как ему благоугодно. И не снисходит до чужих подтявкиваний.

«Так, мастер?»

«Вполне уместная иголка под ноготь, спасибо».

— Я жду, — говорю вслух с толикой скуки.

— Моё имя — Келлан Тлогаррский, — неохотно цедит палатин. — И я хотел бы ответной любезности, маг.

— Желаете услышать моё титулование?

— Да, желаю.

— Ну что ж… если опустить несущественные подробности, я — гражданин Российской Федерации, тысяча девятьсот лохматого года рождения, по национальности русский, нет, не был, не участвовал, не привлекался, потомственный и законченный интеллигент, почётный учащийся Незримых Университетов по разнообразным специальностям, не имеющим отношения к делу, в настоящее время попаданец с уклоном в маги, надеюсь, что не Избранный… — и снова на варрэйском, — но лучше зовите меня, как раньше, попросту — «саорэ Иан-па». Я дозволяю.

Есть накрытие и поражение цели. С трудом сдерживаю ухмылку.

— И что означает всё это нагромождение непонятных слов? — выскакивает всё тот же свитский, похожий на Марреха.

— Саорэ Келлан, вам угодно послушать разъяснения?

— Да.

— Хорошо. Гражданин Российской Федерации — это краткое обозначение моего статуса в родном государстве. Тысяча девятьсот лохматого года рождения — это сложное понятие, имеющее связь с моим астрологическим положением, что, как должно быть ясно любому, очень важно. По национальности русский — совсем просто: сим свидетельствуется, что я принадлежу к титульной нации. То есть к народу, первому среди равных в составе государства. Нет, не был, не участвовал, не привлекался, — ритуальная формула, свидетельствующая мою кристальную чистоту перед законом, отсутствие всяких сомнений в моей чести и репутации. За этим у нас следят со всей необходимой строгостью. Потомственный и законченный интеллигент — также обозначение моего статуса, но уже не столько по рождению, сколько по воспитанию…

По мере моих разъяснений глаза у окружающих неуклонно становились всё квадратнее, что вызывало с моей стороны тихую радость… я сказал — тихую! Ржать потом, испортишь шоу!! Вот так гораздо лучше, да. Контроль эмоций временами не просто полезная, а прямо-таки жизненно необходимая штука…

Под занавес я объяснил всем, кто ещё мог воспринимать смысл моей убаюкивающее плавной речи, про надеюсь, что не Избранный, совместив это с не актуальным, а ожидаемым астрологическим положением. И с чувством до конца исполненного долга умолк.

— А как насчёт тех символов, которые ты носишь открыто? — опомнился первым палатин.

— Младший инквизитор, Российский филиал? Ну, это же не официально. Это добровольно принятые знаки отличия, как бы поточнее… моральный долг, да. Ну, и эстетический ещё.

— Мгхм. Сложно.

— О, это как раз довольно просто. Никакого сравнения с китайскими церемониями. А вот если бы вы видели, с какими сложностями сопряжено получение грин-карты перед въездом в Соединённые Штаты Америки! — я глубоко вздохнул. — Но к делу. Чем обязан счастью видеть вас, как наяву, саорэ Келлан Тлогаррский?

Да, именно так и не иначе. Ты саорэ, я саорэ, безо всяких там возвышенных братьев Ордена Щита. Разговор только на равных… а если кто-то будет брызгать слюной и грозить кулаками, мне за тонированным стеклом это до синей звезды.

Тут, правда, есть ещё один интересный момент… о. Даже два момента. Но пока сделаю вид, будто не в курсе. И что давления со стороны палатина с его группой поддержки не замечаю. Хотя это самое давление мои возможности всё же снижает, несмотря на противодействие. А уж Йени Финр с Анирой сейчас точно беспомощны, даром что щитовики сосредоточены на мне.

— У меня есть несколько вопросов, маг. Надеюсь услышать честные и полные ответы.

Пожимаю плечами:

— Я предполагаю, что со мной честны — пока не получу прямых доказательств обратного. Вы, напротив, ищете подтверждений чужой честности… примите мои соболезнования в связи с количеством лжецов в вашем круге общения, саорэ Келлан. Что ж, задавайте свои вопросы.

Вот так — изящно, без нажима, говоря чистую правду в лицо — и зарабатывают смертельных врагов. Ну да мне с этим брылястым детей не крестить. Тем паче, что прогибаться под таких, как он, бесполезно: хребёт треснет. Невооружённым взглядом видно, что он уважает только силу и ничего, кроме силы. Вот я и играю с ним аристократического хама а ля Люциус Малфой… и не так далёк момент, когда придётся отыграть кого похуже.

Посопев в обе дырки приличия ради, но от встречного хамства удержавшись, палатин взялся довольно бодро расспрашивать меня о… брате Астании. Как мы встретились, о чём при встрече говорили, кто и что говорил мне об Астании до момента, гм, знакомства — и всё такое в том же духе. Я отвечал подробно и честно, заретушировав только предупреждение Мирга про грядущий строгий допрос. Нет, я не могу читать мысли братьев Ордена Щита — но обычные люди не всегда могут удержать при себе свои намерения, а я как раз плотно общался с уважаемым Йени Финром, изучая варрэйский и потому временно повысил чувствительность к чужим мыслям. Нет, специально я по чужим разумам не шарю, да и что там может быть интересного? Обычно люди думают всякий бред, который интересен первые раз пять, а потом попросту скучен. Но Беспалый так активно предвкушал, что будет со мной делать… право, сложно было не обратить внимание!

В общем, та самая мозаика из правдивых по отдельности высказываний, которая в итоге превращается в мозгу у собеседника в этюд Эшера, только куда больше похожий на истину. Дома я тоже так умел, но значительно хуже, ну а нынче мне помогает даже не столько транс, сколько привычка к планированию. Я ведь не настолько лопух, чтобы не прокрутить в уме официальную версию своего конфликта с Астанием! В общем, я свой урок выучил, а Келлан его зачёл. И пару дополнительных вопросов задал больше для порядка… хотя желание увидеть меня хорошо зафиксированным в какой-нибудь неудобной позе и уж тогда повторить свои вопросы, заодно задав немало новых, — проглядывало, да. Причём отчётливо.

Когда мы перешли к уточнению мелких деталей, Мирг забеспокоился. Видимо, почуял то, что я чуял чуть ли не с самого начала разговора… и ведь без магии почуял! То ли на чистом опыте, то ли на интуиции, то ли ещё как… интересненько. Мысленно успокоить его я не мог, но и нужды в том не видел. Ещё немного… почти… да!

В следующую секунду из кустов с немалым треском и шумом вывалились те самые два момента в раскладе, что могли его кардинально поменять. Они же — припрятанные, но не сыгравшие козыри палатина. А если попросту, два щитовика, пытавшихся тихо подобраться поближе к нам и повторить при свете заходящего солнца тот же фокус, который не прошёл за час до рассвета. Но их обоих, засевших в кустах с арбалетами и пытавшихся выцелить моё бренное тело, как нашкодивших котят вытащила на свет модификация форсгрипа. Причём вытащила так, что они даже оружие не смогли ни бросить, ни разрядить.

Фокус этот дался мне не так просто, как я пытался показать. Да что там! Если бы в момент, когда я выдирал уже взведённые арбалеты из рук засадников, а потом их, растерявшихся, пеленал форсгрипами, как этакими эластичными трубами от плеч до бёдер, причём проделывая это под давлением со стороны палатина и Ко… в общем, если бы в этот момент в меня швырнули хотя бы простым метательным ножом, для надёжности чем-нибудь смазанным — я бы не увернулся. Не успел. Но ножик никто в меня вовремя не швырнул.

А потом стало поздно: волочь пойманных куда проще, чем обезоруживать, да и группа поддержки при Келлане растерялась — почти как в прошлый раз, под ослепительным форслайтом. Как следствие, групповое давление на меня ослабло…

По скулам палатина перекатились желваки. Понял, голубчик, что снова проиграл.

Притом вчистую.

— Так-так, — усмехнулся я. На поляне у приметной скалы стало очень тихо, даже ветер, и без того слабый, окончательно утих. — Какая… неожиданность. Знаете, что-то мне расхотелось мирно беседовать. Зато захотелось покинуть столь… — сморщить нос, как от неприятного запаха, — изысканное общество. А я не привык себе отказывать в небольших и скромных прихотях. Так и быть, я верну ваше в целости, — пойманных стрелков после неторопливого невысокого полёта я аккуратно поставил на ноги: одного на левый фланг группы щитовиков, второго на правый, — и даже не стану снова портить оружие. Если пожелаете задать мне ещё вопросы, обращайтесь в гильдию Охотников. В письменной форме. Ясного вам разума. И прощайте.

Разворот на месте, шаг, второй… Мирг явно собирается вырваться вперёд, дабы поработать проводником — вот и правильно, вот и хорошо. Йени Финр с чуть отставшим Анирой тоже шагают следом… и тут у одного из отпущенных мной арбалетчиков не выдерживают нервы. Фанатик, видать. Он вскидывает своё оружие, выцеливая при этом, что характерно, не меня — Аниру. Живо так, привычненько, без лишних сомнений дёргает спусковой крюк…

Форстэнд, форстэнд, форстэнд — как несколько отстоящих слоёв ваты. В четвёртом слое болт вязнет окончательно. Остановившись, разворачивается на сто восемьдесят градусов. Но не очень быстро, секунду примерно. Чтобы все заинтересованные (включая моих обернувшихся спутников) ясно увидели, в кого стреляли и что происходит, но среагировать не успели. Форспуш! М-да, с мощностью я переборщил. Энергия выстрела получилась не как у арбалета, — скорее, как у гладкоствольного ружья или даже винтовки. Во всяком случае, вернувшийся к отправителю болт прошиб башку стрелка насквозь, улетев по своим делам куда-то вдаль.

Будет ли меня мучить совесть? Сознательное убийство, как-никак. Первое. Причём назвать это самообороной нельзя. Я спланировал и это, пусть как крайнюю ответную меру.

Ну? Совесть, что скажешь? Молчит, партизанка. Наверно, это потому, что глазами тела я не видел ничего, а магическое восприятие — всё же не то. Как происходящее на экране. Как будто не совсем настоящее. Что ж, оно и к лучшему. Если бы опасный и надменный маг вдруг начал рыдать или блевать над трупом с воплями «я не хотел этого!» — впечатление оказалось бы непоправимо испорчено, а само убийство почти обессмыслилось.

И вообще! У любого либерализма должны быть разумные границы. Мои лягут здесь.

Костьми.

Причём, что характерно, чужими.

Авось у следующего стрелка разум и страх возобладают над рефлексами и воспитанием. Потому что убийство как метод мне по-прежнему не нравится.

— Мастер, как вы это сделали?

— В который раз прошу: не называй меня мастером! От Йени Финра заразился, что ли?

— Но мастер…

Они двигались по бездорожью третий день, и двигались заметно быстрее, чем предполагал Мирг. Но, видимо, Иан-па действительно качественно вылечил мага разума, да и сам Иан-па с Анирой оказались то ли более опытными ходоками, то ли владели чарами, увеличивающими выносливость — в общем, от Охотника они не отставали и на взятый темп не жаловались. Более того: на привалах магам хватало сил на досужую болтовню. Хотя… почему сразу досужую? Маги! Вот они обсуждают нечто отвлечённое, вроде причин, из-за которых звёзды на небе моргают, но тут же — бац! — выходит так, что это имеет самое прямое отношение к построению заклятий.

И никакое это не преувеличение: Охотник отлично помнил, как вчера у костра обсуждалось дрожание воздуха над собственно костром, поведение звёздного света, беспорядочное движение каких-то мельчайших, невидимых глазом частиц и снова огонь. Причём Анира аж подскакивал на месте, доказывая, что на самом деле звёзды суть зримое проявление Великого Пламени, что неугасимо пылает по ту сторону небесной завесы и к дрожи воздуха отношения не имеет. Ещё он говорил, цитируя кого-то из премудрых старцев, что колебания сходные по виду своему могут иметь различную природу, подобно тому, как дрожь рук может проистекать от сильного чувства, например, гнева или страха, а ещё от утомления, старости или болезни. Тут обычно молчаливый маг разума вмешался и заметил, что не только дрожь — всякое собственное движение руки можно прекратить, нажав на особые точки в районе плеча и лопатки. Ему, мол, одна старуха-знахарка вот так нажала в каких-то определённых местах, и рука просто повисла плетью, он и чувствовать её перестал, так что пока старуха перелом вправляла, боли не было совершенно. Да это же магия, отмахнулся Анира. А чужак сказал, что ничего магического в этом нет, и знахарка та просто очень хорошо знала устройство человеческого тела.

После этого все трое принялись выяснять, что можно считать магией, а что нельзя и почему природное отличается от сверхприродного — при этом напрочь забыв про движение мельчайших частиц, звёзды, Великое Пламя и прочее, о чём говорили немного раньше.

Все маги чудные, все — Иан-па просто больше прочих.

Впрочем, компания Миргу скорее нравилась. Особенно Йени Финр. Разумник на поверку оказался тем ещё молчуном, а это качество Ухобой ценил. Правда, привычно пустое выражение, не сходившее с лица кастрата, вызывало неуют и холодок под ложечкой, но терпеть можно, а прочее не в счёт. Тем более что Йени Финр вроде бы понемногу оттаивал… по крайней мере, к разговорам у костра прислушивался внимательно и чем дальше, тем чаще вмешивался в них. Как правило, с каким-нибудь уточнением или случаем из жизни.

От Иан-па и Аниры шума было гораздо больше. Маг света вообще вёл себя, словно щенок, норовящий по поводу и без оного наскочить на хозяина, чтобы облизать. А в роли хозяина, ясное дело, выступал чужак. Вопрос «мастер, как вы это сделали?!» повторялся не реже пяти раз на дню. Причём восторг, с которым Анира смотрел на, скажем, разделку валежника перед его отправкой в костёр, выполняемую незримыми лезвиями, или на то, как Иан-па сгоняет с лица воду после умывания, со временем не уменьшался. А когда «мастер» делал что-нибудь особенное (например, как вчера, когда подвесил над головами у себя и спутников четыре невидимых зонта и держал их добрых пол-дня, пока дождь не прошёл) — уж тут Анира просто из кожи лез от восхищения.

Что же до самого чужака, то тут Мирг признавал своё бессилие. Казалось, что в Иан-па уживается несколько разных людей. Он мог со слегка ехидной усмешкой веселить Аниру, нарочно делая что-нибудь бессмысленное, но магическое — например, заставляя часть воды в ручье взлетать вверх тонкой струйкой, как в фонтане, или отправляя в полёт по замысловатым кривым угли костра. Мог сидеть с донельзя угрюмым видом (спустя всего пять минут после того, как сделал «фонтан»). Мог свободно рассуждать о вещах странных и порой нелепых — причём с таким видом, словно эти нелепицы есть несомненная истина. Но порой — и не так уж редко, кстати, — Иан-па уходил в себя так глубоко, что пустое выражение на лице Йени Финра в сравнении казалось живым и дружелюбным.

Впрочем, за всё минувшее время чужак ни разу не рассердился по-настоящему (правда, это мало о чём говорило… на того щитовика, что стрелял в Анира, он тоже как будто не рассердился — просто прибил, даже не оглянувшись). Ещё он ни разу не взялся изображать высокопоставленного сноба, ни разу не отмахнулся от слов Мирга, когда тот считал нужным что-нибудь посоветовать. И поэтому Ухобой решил, что чужак сумеет стать Охотником, причём не из худших.

После очередного замечания Аниры Иан-па внезапно и глубоко задумался. Задавать ему вопросы в таком состоянии было бесполезно, это все уже усвоили, потому младший посвящённый переключился на Охотника.

— Ты говорил, к ночи доберёмся до села?

— Да.

— А что это за село?

— Большие Кожемяки, великокняжеский удел. Почти что вольное поселение, кормчий от Земельной Управы Варрской там появляется дважды в год, для сбора налогов.

— Кто ж там правит-то?

— А все понемногу. Ремесленная старшина, что вечно на ножах с купеческим союзом, выступает заодно с ним только тогда, когда кого-то из землевладельцев надо прижать. Ведь скот перед забоем и снятием шкур надо где-то держать и чем-то кормить — ну а хозяева пастбищ, то есть два враждующих барона и монастырь Иллирса Вдохновенного, вечно норовят арендную плату поднять или там за топтание земли пошлину повысить.

— То есть все ищут выгоды, — изрёк Анира, словно некую истину. Мирг усмехнулся:

— Вот-вот. Вообще-то эти Большие Кожемяки поболее иного города будут, так что нам уже не придётся на ложе из лапника ночевать да звёздным небом укрываться. От села прямой тракт идёт до Сигнара, куда нам надо попасть, и дворов постоялых на том тракте хватает. А ещё мясо в Больших Кожемяках дешёвое и колбасы делают такие, что от одного запаха на слюну изойдёшь…

Анира сглотнул, но тут же понурился.

— Что, о деньгах вспомнил? — шире прежнего разулыбался Охотник.

— Угу.

— На этот счёт не волнуйся. Деньги будут. А если мало покажется — заработай.

— Как?

— Тебе видней. Ты же маг, не я. Притом посвящённый, а не просто ученик.

На этом Анира отстал, сосредоточенно морща лоб. Видно, прикидывал, какими чарами сможет быстро и не слишком обременительно сшибить десяток-другой звонких.

Чем дальше в лес, тем больше дров.

Нет, не подумайте: я честно пытаюсь разобраться в том, как работает магия «по местному». Но ничего не понимаю. То ли я экстремально тупой, то ли светила местной магической мысли сплошь полные идиоты, то ли я попросту не вижу чего-то у себя под носом, что портит всю картину. Ну, или служит к ней ключом. Если показать несведущему человеку увеличенный снимок микрокристаллической структуры стали, этот несведущий тоже ни хрена не поймёт в густой мешанине точек, пятнышек и чёрточек разных оттенков серого. Хотя ножом именно с такой структурой металла уже добрых двадцать лет режет хлеб.

Тут наверняка кто-нибудь мне скажет: чувак, расслабься! Какая разница, как это работает, если это работает? Магия же! Плюнь, разотри и колдуй спокойно дальше!

Угу. Спокойно, значит. Колдуй. Работает.

Хрена лысого, ленинообразного оно работает!

Практически всё, что делает Йени Финр, я могу повторить. Иногда даже с большим успехом, чем он, хотя иногда — с меньшим. Это не вызывает большого удивления, так как магия разума строится, подобно моим самопальным форстрюкам, на сосредоточении и воображении. Кроме того, бедняга-менталист недалеко от меня ушёл: он считается старшим посвящённым по своей силе, но по сути — такой же самоучка. Некоторые вещи, вроде «оморочных» иллюзий, что должен бы уметь наводить даже младший посвящённый разума, упорно ему не даются. Про чары вроде Массового Страха или Общего Умиротворения и речи нет: теоретически-то они ему должны быть подвластны, пусть даже близким к пределу усилием, а только на практике — фиг вам.

Но вот заклятия Аниры… да, он моложе и слабее, чем Йени Финр и тем более я. Почему же тогда он способен творить заклы, упорно не дающиеся менталисту? Ладно, положим, что тут свои ограничения накладывает посвящение. Но почему тот же самый Взор Толмача в моём исполнении превращается в пшик? Я-то никаких посвящений не проходил, мой дар должен быть универсален и не скован ничем, кроме законов природы. Так почему Анира может создать Взор, хотя он для него и не профильный, а я нет?

Дальше — больше. Мои собственные форстрюки в исполнении моих спутников — это сущий ахтунг. Например, банальный, как мычание, форспуш Йени Финр освоил легко и быстро. Но вот вложить в него приемлемое количество энергии он отчего-то не в состоянии. Он может поднять в воздух несколько тысяч песчинок, управляя каждой из них чуть ли не индивидуально (убейте меня веником, если я понимаю, КАК он ухитряется это делать, КАК добивается такого дробления поля внимания!). Однако при этом камешек, весящий даже меньше тех самых песчинок, если сложить их горкой на одной чаше весов, под волевыми усилиями Йени Финра едва перекатывается с боку на бок. Почему? А леший его знает. Но факт.

Впрочем, Анира в освоении того же приёма отличился даже больше. О, с силой у него нет особых проблем: если он манипулирует предметом легче пары килограммов, у него даже резерв не расходуется — точнее, восполняется с той же скоростью, с какой расходуется на телекинез. Но при этом предметы, на которых тренируется Анира, двигаются не сами по себе. Их двигает светящаяся и полупрозрачная, как у призрака, кисть руки! Причём имеющая пропорции, как у правой руки самого мага! Нормально, да? Этой рукой, увеличивающейся соответственно задаче, он может поднять — ненадолго — даже меня или Йени Финра. Но стоит убрать руку (или даже одно только свечение руки, массаракш!), как всякие способности Аниры к телекинезу обнуляются.

Между прочим, самого себя поднять своей Дланью Света, как он это обозвал, он не может. Даже волосы на своей голове пригладить — никак. Более того: стоит ему взять в руку обычную палку, как пошевелить эту палку Дланью Света становится нельзя. Хотя Анира старался со всем своим пылом неофита.

Вот тебе и «банальный, как мычание, форспуш». Ага, ага.

При таких делах я тормознул взаимообучение (только того мне и не хватало, чтобы увидеть воочию, в какую ересь Анира превратит, скажем, форсфайр!). И налёг на магическую теорию. Ну, честно попытался налечь.

Ха!

Нет, элементы некой Общей Теории Магии прослеживались. Скажем, то самое деление на девять «стихий», единая градация магических рангов в зависимости от силы и искусства, ритуал посвящения (о нём несколько позже расскажу подробней, если не забуду). Но на этом фундаменте чуть ли не каждый адепт возводил что-то своё. Противоречия между тем, что писал один автор, и тем, что писал другой, являлись нормой, а не исключением. Да что там — прямые логические противоречия допускались даже в рамках одной работы одного автора! Например, некий Бирва Уганский в «Размышлениях вольных о природе разума и магии его сил», некогда прочитанных Йени Финром, в чём-то вроде пролога соглашался с общим мнением, что разум помещается в груди, около сердца. Но уже через десяток страниц советовал при воздействии Очей Правдивости фокусировать внимание на голове, «ибо там очищенная субстанция разума обитает и растёт».

Дабы поберечь свою «субстанцию разума», я воздержусь от подробностей того, как мы втроём пытались вычленить рациональное зерно из подобных бредней. Однако могу честно признаться: получающиеся дискуссии несли в себе неповторимый привкус бесед лечащего врача с двумя шизофрениками. В том смысле, что каждое отдельно взятое умозаключение почти всегда логично, ну, хотя бы отчасти, и некоторые пункты ни у «врача», ни у «пациентов» вопросов не вызывают… но при этом картина в целом — откровенный бред. Как в суфийском анекдоте про дервиша, который отгонял взмахами зажжённого кадила крокодилов и на законное замечание, что никаких крокодилов в горах нет, радостно кивал: «Вот видите, действует!»

В общем, с теорией магии я тоже пролетел. Вычленить из всей этой мути какую-то единую систему не представлялось возможным. По крайней мере, мне с моими слегка форсированными, но далеко не гениальными мозгами такой подвиг явно не по плечу.

С другой стороны — эка я замахнулся! На родине научную картину мира на протяжении тысячелетий создавали и корректировали сотни истинных гениев, десятки тысяч «просто» учёных. А я, значит, вознамерился этак с полпинка, в одиночку, буквально на ходу расколоть местное мироздание на Самый Главный Секрет — без особых усилий и труда? Хе-хе. Работай, падаван, работай! Шевели серыми клеточками! Может, лет через полста чего и поймёшь…

Ладно. Как там? «Практика — критерий истины, и ключ её — эксперимент»? Попробую-ка я собрать в кучку факты первого порядка, те самые, из которых можно вытесать аксиомы будущей Общей Теории Магии. И посмотрю, как эти факты притираются друг к другу боками.

Факт первый: магия реальна. То есть чисто волевое, не инструментальное, влияние на мир возможно и осуществимо. Правда, это скорее факт нулевого порядка, готовая аксиома. Так что реальность магии будет у меня фактом нулевым. Основополагающим. А фактом первым будет индивидуальная окраска магических актов. После истории с тем же форспушем нет особых причин сомневаться в том, что воля каждого отдельно взятого мага имеет свои особенности и потому влияет на мир по-своему. (Обратная сторона этой уникальности наблюдается у щитовиков. Их «нивелирующие» воздействия с лёгкостью складываются воедино, но при этом плотность «антимагического поля» не превышает определённого порога. По крайней мере, Астаний в компании Сульхасия и Марреха нагнал не намного более плотную пелену антимагии, чем палатин со своей командой… хотя у палатина пелена получилась более обширной).

Надо полагать, есть магические воздействия, сходные по своей сути. Даже достаточно сложные воздействия — вроде мыслезеркала. Но они, даже очень похожие, никогда не будут идентичны. Об этом я ещё на заимке говорил: каждый маг творит свои заклятия сам, а это значит, что передаче подлежит только знание о создании закла, но не закл. Возможно, тут и исходная энергия как-то влияет: попробуйте-ка выточить из дерева пару одинаковых ложек. Даже из одной породы древесины… даже из одного древесного ствола! Внешние размеры можно соблюсти до доли миллиметра, но одинаковости не выйдет: материал-то разный. Вот и сырая магическая энергия может на поверку оказаться не свободна от индивидуальных особенностей. Хотя это, конечно, ещё потребует отдельной проверки…

Едем дальше.

Фактом вторым будет… ну, наверно, наличие изнанки мира. Не то магического отражения реальности, не то чего-то более сложного. Но природа изнанки — это уже предмет теории, пока не разработанной; я же здесь и сейчас просто постулирую: есть реальность, и наряду с материальной частью реальности есть нематериальная. Говоря условно — магическая, но привязку к терминам проработаю потом. Пока она, преждевременная, лишь повредит.

Факт третий: посвящение фиксирует связь мага с изнанкой. Нюансы опять-таки отложим на будущее. Выведем за скобки причины, почему при посвящении людей в адепты возникает именно девять групп магов, отличающихся по направленности своих способностей. Забудем гадания о природе этой самой связи и её свойствах. Просто голый факт: при посвящении маг становится точкой соединения тварного мира с изнанкой.

(Кстати-кстати! Что там говорил Мирг о природе отрешённых земель? Ослабление Грани? То есть, говоря проще, в областях Сумеречья, Тёмных и Чёрных Земель происходит масштабное смешение тварного мира и изнанки, причём энергия последней проникает в первый. Но там, где маг способен целенаправленно управлять связью с изнанкой и её результатами, неживая природа «просто» стравливает сырую магию в мир… с известными последствиями. Интересно? Ещё бы! Богатая гипотеза, богатая! Но до проверки снова придётся подождать, а пока вернусь к фактам…)

Итак, факт четвёртый. Гм, гм… что бы такое принять за четвёртый факт? Или оставить как есть уже выявленные факты и строить здание теории с опорой на три точки? Для минимальной устойчивости достаточно… но всё же — что можно принять за ещё одну аксиому?

Так. Вернусь немного назад. И посмотрю на себя самого.

Я маг? Да, определённо. Необычный и нетипичный, но маг — ибо могу воздействовать на реальность не инструментально, а напрямую, простой волей. Хм… простой ли? И так-таки при этом отсутствуют какие-либо транслирующие механизмы? Вопрос не праздный, поскольку очень уж охотно и легко мир выполняет мои форстрюки. Я ведь не матёрый йог, не мастер медитаций, преуспевший в визуализациях, не адепт боевых искусств, что также способны дисциплинировать дух-разум с нехилой эффективностью. Прямо-таки напрашивается гипотеза некоего Всемирного Интерпретатора Магических Актов, обрабатывающего пожелания конечных пользователей, то есть магов, и компилирующего заказанные действия в соответствии с некими Общими Правилами. А если я не замечаю наличия ВИМА — это ещё ни о чём не говорит. Импульсов электрического тока в недрах системного блока я тоже не замечал, но запускать нужные программы по щелчку мыши мне это, что характерно, не мешало…

Ладно. Гипотезу ВИМА тоже пока оставим в покое. Оно тоже весьма правдоподобно, да, но принцип Оккама велит не плодить излишних сущностей. А то ведь пресловутая гипотеза моей Избранности тоже легко объяснит мои особенности. Я, мол, уникальный маг, сильнейший среди всех универсал, прирождённый колдун, способный творить магию в своём неповторимом стиле. И что? Сильно мне это поможет понять пути Сил, даже если я действительно (тьфу-тьфу, где тут ближайшая деревяшка?) Избранный?

Итак. Каждое заклятье индивидуально, у мира есть изнанка, маги являются связующими звеньями между миром и изнанкой… чёрт. Так немудрено запутаться. Введу-ка я свою личную терминологию, чтобы меньше путаться. И да назовётся мир материальный, действующий по тем самым, со школьной скамьи известным законам, Рилм. А магическая надстройка над ним, она же изнанка, да наречётся Анрилом. (Главное — не забывать, что вообще-то мир един, и любые его части — именно части. Элементы сверхсистемы).

А теперь снова схема. Вот мир. В нём есть — можно условно выделить — Рилм и Анрил. Между ними — маги, проводники и адепты Анрила в Рилме. А так как всякий маг — индивид, то и заклятья магов индивидуальны. Внимание, вопрос: каким боком в схему вписываюсь я?

Местные маги проходят посвящение. Являюсь ли посвящённым я? Пожалуй, ответ будет положительным. Но с оговорками. Мне начхать на разделение магов по группам в зависимости от стихийной принадлежности. Для меня даже деление Рилм/Анрил — условность, особенно в трансе (из которого я, считай, и не выхожу). Для меня не существует слова «резерв», поскольку моя магия творится не столько моей волей, сколько силами, разлитыми в самом мире… или в Анриле, тут без разницы, поскольку я, как уже сказано, не очень-то склонен делить единое на части. Может, это — ещё одна причина моей малой уязвимости к воздействию щитовиков: если местные маги приводят в движение свою личную силу, которую заблокировать сравнительно легко, то я привожу в движение силы внешние, безличные. А огонь жжётся вне зависимости от того, хочет ли ощутить ожог протянувший к нему руку. Огонь — штука объективная.

Получается, что в моей магии меньше элемент субъективности? И мои заклятья больше похожи на естественные стихийные проявления? Получается, так. Но это ещё не всё.

Не окажется ли на практике, что магия ограничена пониманием мага? На первый взгляд это вполне логичное предположение. Я понятия не имею, зачем нужны все эти финтифлюшки во Взоре Толмача — вербальная формула, смысла которой не понимает даже сам Анира, аурные нити от солнечного сплетения, горла и переносья, определённое положение рук и так далее. А раз не понимаю, то на некотором уровне попросту не верю в эффективность всего этого — и обламываюсь при попытках повторить всю эту белиберду. В то же время Анира, пытающийся воспроизвести форспуш, не понимает, как можно двигать предметы чистой волей, да ещё и без использования своей личной энергии, обретённой при посвящении — и придумывает себе светящуюся руку, которая осуществляет нужные манипуляции.

А Йени Финр представляет свою магию чем-то тонким и в материальном мире очень слабым — поэтому может поднять тысячи песчинок (что всё равно ГОРАЗДО проще, чем уловление и расшифровка одной-единственной мысли), но пасует перед камешком.

Так что же, выходит, магия действительно основана на вере? Ну, или не основана, но как минимум ограничивается верой? Какой интересный четвёртый факт, однако. Если это так, то я действительно могу сделать — буквально — что угодно. Конечно, с одним важным уточнением: если механизм этого «чего угодно» представляется мне более-менее знакомым. Или хотя бы не противоречащим принципам мироустройства, известным и привычным.

Интересненько.

Очень и очень… интересненько.

Вот только проверять сию гипотезу сразу на себе, любимом, несколько страшновато. Этак ещё внушишь себе что-нибудь экзотическое, вроде того, что умеешь проходить сквозь стены, а потом при попытке пройти навернёшься каким-нибудь внезапно-неприятным образом. Не-е-ет. Лучше ставить такие эксперименты на кошках. То есть на Анире с Йени Финром. И то если они на такое согласятся — во-первых и если действительно не растеряют желания у меня чему-то учиться — во-вторых. Так как без экспериментов такого рода я вряд ли смогу их чему-то научить (памятуя всё ту же историю с оригинальными версиями форспуша), попытки манипулировать верой будут, можно сказать, почти неизбежными.

Но всё равно жутковато. Уж больно тонкие материи придётся мне перебирать немытыми и кривыми лапами. Может, в самом деле с кошек начать? В смысле, обычных кошек. Если в этом мире вообще водятся такие полезные для науки зверьки… а что? Ведь тем же Гончим Тени как-то придали их магические свойства и сихратов как-то вывели.

Правда, химерологию светлоцерковники активно не одобряют, но это уже их проблемы. Я не собираюсь соблюдать до точки правила морали, позволяющей жестоко обращаться с людьми, но не допускающей опыты на животных.

В конце концов, это ж не некромантия. И только ради блага магической науки…

Большие Кожемяки объявили о своей близости, как обычно: запахом. Ветер подул с обратной, невидимой стороны голого пологого холма, лес с которого свели давным-давно ради увеличения площади пастбищ, и Анира сморщился, а Иан-па заметил с некоторым удивлением:

— Однако, амбре…

Мирг хмыкнул.

— Что, неприятно?

— Смотря с чем сравнивать, — вернул подачу Иан-па. — Это не очищенный какодил, не диметилмеркаптан и тем паче не испуганный скунс. И не Анк-Морпорк с подветренной стороны. Но вот на свиноферму в жаркий денёк оно вполне потянет. Да.

— Ну, как принюхаешься, станет полегче.

— Известное дело. Но всё же аппетит ближе к источнику этих… ароматов может сказать нам «до свидания».

— Не скажет.

— Что, кухонный чад перебьёт вонищу? — шире прежнего разулыбался Иан-па.

— Вроде того.

Под ногами незаметно образовалась тропа, быстро превратившаяся в широкий, насмерть убитый копытами свиней, чимигов, овец и прочей живности тракт. Пара отар и свиное стадо, к слову, уж несколько минут как мозолили взгляд в относительной близости. А между ближайшей отарой и странновидной четвёркой нервно бегала туда и обратно здоровенная рыже-серая псина, за которой, в свою очередь, наблюдал опирающийся на кривой посох дедок-пастух. Мирг, однако, из-за присутствия овчарки не нервничал ничуть, помня историю с Гончими Тени. Да чего там — в случае нападения одного Аниры хватило бы с избытком, чтобы псина поджала хвост.

Из-за гребня холма выехала повозка, влекомая тройкой запряжённых цугом чимигов. Самая обычная повозка — две пары деревянных колёс, деревянный же каркас с днищем из досок, накрытых парой тростниковых циновок. Вожатый шагал впереди, одной рукой придерживая поводья, а другой сжимая топор. Видать, за хворостом отправился в ближайший лес. Одежда его наводила на те же мысли: грубые холщовые штаны, подпоясанные куском верёвки, деревянные сандалии со шнуровкой до колена на босу ногу, холщовая же безрукавка на голое тело с простецким узором синей нитью по вороту и вдоль подрубленных краёв. Завидев идущую встречь четвёрку путников, вожатый повозки сперва сощурился, а потом дёрнул повод, освобождая дорогу и закинул топор на циновки, — чтобы не выглядеть вооружённым и опасным, а то мало ли. На Иан-па и его странное одеяние селянин пялился в оба глаза, хоть и старался делать это как-то потише. Шагов за двадцать он даже на всякий случай поклонился странным встречным, прижав правую руку к груди и положа левую сверху.

Иан-па, кстати, тоже пялился в ответ. Куда менее открыто, чем неуклюжий селянин, не знающий истинного вежества, и не на дровосека. Мирг бы даже не догадался ни о чём… если бы не успел неплохо узнать чужака за минувшие дни.

— Что, никогда не видел чимигов? — тихо спросил Ухобой, когда повозка осталась позади.

— Представь себе, нет. У меня на родине таких не водится.

— Правда?

— А что такого? Нормальная ситуация. У нас есть много всякого, чего здесь нет, — почему бы здесь не быть вещам, каких нет у нас?

— Мастер, скажите, а что ещё, кроме чимигов, вы никогда раньше не видели?

— Анира, перестань звать меня мастером! А насчёт того, чего я не видел дома… это долго перечислять. Например, я не видел овец. Они у нас есть, конечно, но там, где я жил, разведением овец никто не занимался. Ещё я не видел лука и стрел…

— Быть не может!

— Но это правда. Таким простым оружием у нас давно не пользуются.

— А каким пользуются?

— Лучше вам этого не знать.

— Ну мастер…

— Анира, я же просил!

Под попытки (сколь настойчивые, столь и безуспешные) выведать, что такого особенного сородичи Иан-па используют в военном деле, четверо перевалили гребень и пошагали под гору, получив заодно возможность осмотреть Большие Кожемяки чуть сверху. А посмотреть, как считал Мирг, было на что. В долине реки Свиошь и по склонам пары холмов вольно раскинулось не менее шести, а то и семи сотен домов, среди которых добрая треть имела второй этаж. Из печных труб высовывались серые дымные хвосты: хозяйки готовили домочадцам ужин, остатки которого на следующий день вполне могут послужить завтраком. Слышался ленивый пёсий перебрёх, а поверх — рулады какой-то неопознаваемой песни, выкрикиваемые пьяницей, и визгливая ругань, на которую поющему было явно начхать. Вонь от кожевенных мастерских по мере приближения к ним всё густела; носы четвёрки, привыкшие к запахам леса, что-то никак не могли приноровиться к новым и острым ощущениям…

В общем, всё говорило о том, что они добрались наконец до населённых мест.

Солнце наполовину скрылось за холмом, когда Ухобой распахнул перед спутниками дверь постоялого двора, над которой висела, чуть покачиваясь, ведёрная пивная кружка с крышкой. Вряд ли из этой великанской кружки кто-либо когда-либо и что бы то ни было пил, но с ролью вывески она справлялась. В проём двери тут же потёк гул многих голосов, смех, колеблющийся свет сальных свечей, а ещё — густой дух постоялого двора без претензий на изыски: подгорелая еда, мужской пот и разлитое пиво. Когда порог перешагнул Иан-па, посетители большого зала ощутимо попритихли, разглядывая невиданное диво (что у самого Иан-па, впрочем, каких-то неприятных ощущений не вызывало… а если вызывало, то он это успешно скрыл). А потом через половину зала ко входу двинулся, раскидывая руки, здоровенный мужик.

— Ухобой! — почти проорал он. — Жив ещё, сволота подземная!

— Хех! — ответствовал Мирг, оскалясь, — не надейся, что я сдохну раньше тебя, Палёный!

Прозвище подходило хозяину двора (а это явно был хозяин) как нельзя лучше. Самой приметной чертой его внешности, прямо-таки бьющей в глаза, заставляющей либо таращиться, либо стыдливо отводить взгляд, служил огромный бугристый ожог во всю правую половину головы. Наплывы вспученной плоти превращали угол рта в безгубый разруб, сплавляли в единое целое веки правого глаза, а уж что там творилось на месте уха, и вовсе не хотелось разглядывать. На обожжённой стороне волосы не росли, и Палёный — видимо, для равновесия — брил все волосы на уцелевшей стороне, так что тень от густой чёрной щетины рядом с розовой, неестественно гладкой кожей смотрелась довольно странно.

— Кого ты приволок под мою крышу? — поинтересовался он после краткого ритуала с объятиями и обоюдными хлопками по плечам.

— Что, интересно? Я расскажу. Если подашь наверх пожрать и выпить чего поприличнее. На четверых. Очень рассчитываю на твои особые копчёности, жадюга, учти это.

— Ха! Да у тебя, небось, и расплатиться-то нечем, босота?

— И это, — с какой-то особой интонацией, — мы тоже обсудим, Палёный.

Жутенькая из-за ожога ухмылка в ответ:

— Ну-ну. Айда за мной.

«Наверху», в конце короткого коридора после скрипучей лестницы, обнаружилась вполне приличного (можно сказать, неожиданно приличного) вида комната. Украшенная без особых изысков, в чисто «мужском» стиле: резьба по дереву, чеканка, этажерка с каменными статуэтками каких-то страховидных тварей — пугающе реалистичных, надо сказать. Мирг, кивнув в сторону этажерки, поинтересовался:

— Пополнения в наборе?

— А то. Будто ты Шмыга не знаешь! Ну, устраивайтесь, а я за жрачкой. Не буяньте тут!

Палёный вышел, прикрыв дверь. Иан-па подошёл к выставке тварей, спросил:

— Надо полагать, это всё водится в отрешённых землях?

— Угадал. И это, и ещё много чего другого.

— А кто такой Шмыг?

— Маг земли. Слегка сдвинутый… а может, и не слегка. Член гильдии, кстати.

— Ага. Наш хозяин, Палёный, тоже?..

— Ну. Почётный Охотник, отставник по увечью. Кстати, лечение ему лучше не предлагай.

— Почему?

— Потом объясню. Пока просто поверь на слово.

— Верю.

Мирг опасливо покосился на Иан-па, но тот спокойно продолжал разглядывать статуэтки. И не похоже, чтобы рвался целительствовать, как на Дозорной заимке при виде Йени Финра (нет, сам Ухобой этого не видел, но Анира успел разболтать). С другой стороны, случаи-то разные. Одно дело — заморённый избитый парнишка невеликих годов, по известным причинам похожий на девицу, другое дело — здоровенный и громогласный муж в совершенных летах, более-менее собой довольный и впечатления полудохлого котёнка отнюдь не производящий.

«Может, всё же предложить им обсудить… лечение? Если удастся уговорить Палёного, конечно… вот-вот. Если. Ну, попытаться-то надо. Даже просто морду жжёную исправить, не говоря о зрении и слухе — дело нужное. Или не предлагать ничего, а просто спросить: сведёшь? Или ожоги не только обычным магам жизни плохо поддаются, но и ему?

Эхе-хе. Так и запутаться немудрено».

Неприятно ощущать себя экспонатом. Нет, особой робостью я не страдаю, в присутствии большого числа малознакомых не теряюсь и не начинаю заикаться. Но всё равно неприятно. Надо бы раздобыть что-нибудь из местной одёжки, дабы поменьше выделяться. Ибо нефиг. Добро бы ещё просто пялились, но тут моя проснувшаяся эмпатия подкузьмила, чтоб ей! А наглухо все ощущения заблокировать можно, но не выход. Как ни крути, эта самая эмпатия — одна из линий обороны. Конфликт с Орденом Щита толком не урегулирован. Пальнут по мне, улучив момент, или подсыплют чего — и вид я буду иметь даже не кислый, а мёртвый. Нет, глушить ощущения нельзя. А значит, что? Значит, нужно мимикрировать.

Вот ещё, кстати, тема: что, если замаскироваться с помощью иллюзий? И переодеваться не надо, и внимания лишнего не привлеку. Надо бы это дело провентилировать. А то со своими важными теоретейскими рассуждизмами совсем забыл о простых практических нуждах.

Я, конечно, могу накинуть маски-кокон, но стелс-режим не всегда удобен. Не говоря уж о том, что мой маски-кокон, в отличие от того, что у Гончих Тени, в движении скрывает паршиво. А если бы даже скрывал хорошо! Всё равно вопросы лишние могут возникнуть: группа из Охотника и двух магов лишь немногим менее приметна, чем группа из них же плюс мутный тип в странной нездешней одёжке. Надо помнить, что я и так засветил до фига разных способностей, вплоть до полёта, так что незачем раскрывать лишние козыри перед недобро заинтересованными лицами.

Кстати, иллюзионную маскировку, если она нормально выйдет, тоже раньше времени использовать не след. Будет ещё один козырь на крайний случай.

Вывод? Переодевание, без вариантов.

Пока я предавался подобным раздумьям, Палёный успел принести хавчик и более того: мы успели изрядную часть этого хавчика употребить перорально. Под вполне неплохое ягодное винцо, прошу заметить. И начались разговоры.

Ухобой представил почётному коллеге всю честную компанию («младший посвящённый света Анира, старший посвящённый разума Йени Финр, мастер Иан-па» — «Мирг, и ты туда же?!»), после чего выдал почти что официальный отчёт. Без казёнщины, но достаточно чётко. И подробно. Про моё непонятное происхождение поведал, про конфликт с Астанием, плавно перешедший в конфликт с палатином Келланом Тлогаррским, про убийство стрелка под занавес — в общем, сдал по полной, включая эпизод с почёсыванием за ушком у Гончих Тени.

— …и теперь я веду их в Сигнар, к учителю, — закруглился Мирг.

Палёный, слушавший молча с каменной физией, моргнул единственным уцелевшим глазом.

— Знаешь, Ухобой, — раздумчиво заметил он, — если б я тебя, склизня едучего, знал хоть чуть поменее, я б решил, что ты в лесу весёлых грибов накушался. А так… — циклопий взгляд хозяина постоялого двора переместился на моё лицо; кстати, радужка у Палёного оказалась серо-болотной, с прозеленью ближе к зрачку. — Ты всерьёз собрался Охотником заделаться?

— Да.

— А рожу мою рассмотрел хорошо? Мне ведь, считай, повезло.

— Я маг. У меня запас везения поболее будет.

Палёный хмыкнул. Щёлкнул пальцами, зажигая над ладонью рыжий огненный лепесток.

— Я тоже маг, и что? Отрешённая земля не любит наглых.

— Кто ж их любит? Но я готов рискнуть.

— Чего ради?

— На эту тему мы с Миргом уже говорили. Если я правильно понял суть гильдии, мне эта компания подходит.

— Ну-ну. А вы двое? Тоже считаете, что помирать лучше в весёлой компании?

Йени Финр улыбнулся — бледно, жутко.

— Умирать, — медленно обронил он, — можно как угодно. Это легко. А вот жить… жить лучше в хорошей, достойной компании, Охотник.

Палёный кивнул.

— Что ж. Останетесь здесь на ночь, места есть. Поутру… я ведь правильно понял: вам надо подзаработать, так?… поутру поколдуете малость. Я к тому времени попробую узнать, кому тут нужны разовые услуги магов света, разума и…?

— Жизни, — сказал я спокойно. — Насчёт застарелых болячек не поручусь, но травмы я точно смогу вылечить быстро и без лишних осложнений. Если свежие — очень быстро.

— Угу. А вот, примера для, крыс в подполе изведёшь?

— Хоть сейчас. В присутствии заказчика.

— Ну-ну. Раз так, пошли вниз.

Я усмехнулся, но с места не двинулся. Палёный, кстати, тоже.

— А почём нынче в твоём хозяйстве один крысиный хвост? — поинтересовался я.

— Один — только девке за пазуху, для писка. А вот за каждый пяток хвостов по большому медяку дам сразу же, на месте… если хвосты добыты в моём подполе, а не у соседа.

— Фе! На большой медяк одна крыса за одну ночь продуктов попортить может. А я к тому же работаю быстро. Отрава, ловушки, прочая маета — это надолго, не то, что магия.

— Ещё скажи, что мне надо доплатить за представление!

— Любой каприз за деньги заказчика. Плюс ценные советы.

— Да на кой мне твои советы?

— Что, расположение крысиных нор и пролазней тебе знать не надо? Этак можно мелких вредителей изводить хоть до Великого Раскаяния, как у вас говорят, всё равно новые набегут.

— Ладно, уболтал. Сколько попросишь за работу?

Я назвал свою цену. Немного превышающую, кстати, обычный тариф обычного крысолова. Палёный немного повозмущался, но довольно быстро сдался, проворчав: «Только в этот раз и только в счёт будущих заслуг перед гильдией!».

И мы пошли истреблять крыс.

Работу я сделал быстро, без особых сложностей. Использовал всего два приёма: форсфриз для убийства, а телекинез — для извлечения из нор. В общей сложности я выложил перед слегка офигевшим Палёным двадцать три свежемороженых хвостатых трупика, потратив минут десять или, возможно, немного больше. Из-за неполной пятой пятёрки «хвостов» пришлось поспорить дополнительно. Но в итоге сошлись на том, что я заваливаю все крысиные ходы, какие нашёл, а хозяин постоялого двора за это платит мне полную оговорённую цену трёх десятков пойманных грызунов. Ещё минуты через три я разобрался с дополнительной работой, использовав всё тот же форспуш, и Палёный, как обещал, тут же расплатился.

— А ловко у тебя вышло.

— Будешь смеяться, но я занимаюсь этим первый раз в жизни.

— Серьёзно?

Киваю, заодно слабо усмехаясь:

— Серьёзнее некуда. Много разных занятий перепробовал, интересных и не очень, но вот дератизатором ещё не бывал. Ладно, пойду наверх.

— Иди, иди, — напутствовал меня Палёный.

— Приятных сновидений, — пожелал я.

— И тебе, Иан-па. И тебе…