Мечты серой мыши

Ну хорошо. Допустим, со стилем, спутниками и даже с деньгами все уладится. Что дальше? Вернуться в Москву? Но ultima ratio уже появился в моем городе, а это значит, что мой дом перестал быть моей крепостью. Если «коричневым» понадобится меня отыскать, они это сделают, будь я в Москве или еще где. К гадалке не ходи. Господи! Почему я не отдала им дискету?! Или, может быть, лучше отнести ее обратно в банк, пусть полежит там залогом моего спасения. Хотя… скорее всего, у банка меня тоже караулят. Что же делать? Тут память подбросила мне подсказку. Я вспомнила покойного господина Кокселя. Вернее, не его самого, а его пламенную речь, перед тем как он впихнул меня в уборную: «Если что-то случится… Спросите Исаака в кафе на площади Святого Марка. Первая скрипка. Он знает о вас. Он вам поможет. А больше не доверяйте никому».

В том, что со мной уже случилось все, что только возможно, сомневаться не приходилось. Это означает только одно — пора вступать первой скрипке, то есть нужно ехать к Исааку в Венецию. Пускай он мне хотя бы разъяснит, в чем дело. Вот же странно. И Коксель, и адвокат Мизини, и еще куча тех «в коричневом», включая человека со шрамом, — все знают, что со мной происходит. Только я догадаться не могу. Может быть, я тупая?

Вечером из салона модной одежды «Sofi» вышла симпатичная блондинка в неброской сиреневой курточке. Из полурасстегнутого ворота выглядывал бежевый пушистый свитерок. На ногах у нее были сиреневые брючки и удобные закрытые туфли на низком каблуке. На плече болтался дамский рюкзачок. Она летела по густо освещенной Via Nazionale, то и дело с интересом разглядывая свое отражение в витринах.

Меня было не узнать. Впервые за всю свою жизнь я казалась себе хорошенькой. И я с удовольствием отмечала, что прохожие задерживают на мне взгляды, а некоторые особенно впечатлительные итальянцы даже прицокивают языком. Да! Красота — страшная сила. В салоне все сделали по высшему разряду. Не перегнули палку. Я никому не бросалась в глаза, а выглядела просто привлекательной девушкой. Не сногсшибательной, не умопомрачительно сексуальной, а обычной. Таких полно на улицах Рима и на улицах других городов.

В магазине одежды я закончила свое превращение, сменив джинсы на стильный молодежный костюм из новой коллекции.

Настроение у меня было превосходное. Я только что сунула карточку в банкомат и обнаружила, что, во-первых, знаю код доступа. Это оказались первые цифры из тех, которые были на бумажке в сейфе, а во-вторых, на карточке лежало десять тысяч евро. У меня такой суммы на руках отродясь не бывало. Я могла себе позволить что угодно. Я могла улететь в любой уголок земного шара. Или уехать, или уплыть. Я чувствовала, что спасена. С такими деньгами я непременно найду выход. Я была полна оптимизма. «Только бы выбраться из Рима, — твердила я себе, — а дальше — хоть трава не расти!» Кто бы мог подумать, что вечный город, столь любимый мною, превратится в моего врага.

Почти рядом с Колизеем я озадачилась — где взять автомобиль. Стрелки часов подбирались к восьми вечера, и, зная итальянцев, я подозревала, что мне нужно сильно постараться, чтобы найти гараж, готовый ссудить меня приличной машиной. В первом попавшемся агентстве по связям с туристами я выяснила, что в Риме всего одна контора, готовая круглосуточно выдавать нуждающимся транспортные средства. Но девушка-дежурная, дав мне адрес, горестно покачала головой, из чего я поняла, что качество тех колымаг оставляет желать лучшего, да и цена выше дневной раза в два. Я поблагодарила ее, вышла на улицу и поймала такси.

— Куда?

— Как можно дальше, — вздохнула я.

А что вы хотели, чтобы я потащилась на единственный ночной прокат автомобилей? Ведь наверняка там меня уже ждут. Я не идиотка, чтобы так рисковать.

— Не нужно шутить со мной, — буркнул водитель, по заведенной в этих местах дурацкой традиции не трогаясь с места.

— Я не шучу. Мне нужно в Неаполь.

— Это будет стоить триста евро, — угрожающе заявил таксист.

— Двести семьдесят, — я знала, что нужно торговаться, иначе он не поверит в серьезность моих намерений и вообще никуда не повезет.

— Двести девяносто, — он усмехнулся.

— Двести восемьдесят.

— Двести восемьдесят пять.

— Двести восемьдесят три.

— Выходите!

— О’кей, двести восемьдесять четыре, и поехали.

— Мадонна! — таксист закатил глаза, словно спасительница распласталась по потолку его автомобиля. — Защити нас от алчных иностранцев!

— Почему вы решили, что я не итальянка? — я расслабленно откинулась на спинку сиденья.

— Ха! Итальянка бы вышла.

Утром я добавила к своему наряду темные очки и, смело шагнув на территорию парка проката машин, потребовала для себя не слишком новый «Фиат». Молодой служащий осмотрел меня с ног до головы и понимающе кивнул, мол, что тут объяснять, после бурной ночи разругалась с приятелем, решила вернуться домой самостоятельно. И почему мужчины всегда думают об одном и том же? Или я всегда об этом думаю? Может быть, парень решил, что я туристка-одиночка, которой надоел Неаполь и она решила совершить тур по Италии. Кто его знает…

Так или иначе, но машина мне досталась неплохая. Зеленый «Фиат». И хорошо. Белый мы уже засветили. Видимо, заболев манией преследования, я заехала в магазин и приобрела три парика, платье, туфли на каблуках, джинсовую куртку, спортивный костюм и мобильный телефон — так, на всякий случай, мало ли что. Я бы купила и оружие, если бы его продавали. Но, потоптавшись у огромной витрины с различными кухонными ножами, я все-таки отказалась от мысли разжиться средствами защиты. Ну их. И так сойдет. Не той я квалификации, чтобы изображать из себя крутую подружку Джеймса Бонда. Буду менять машины и одежду и доберусь до Венеции без приключений.

Я ехала и восхищалась собственной сообразительностью. Надо же, как заработали мои мозги: ни за что эти «коричневые пиджаки» не догадаются, что их беглянка отправилась в Неаполь. Крюк-то полезный, учитывая обстоятельства. Во всяком случае, пока все складывалось удачно: из Рима я выбралась. Однако усталость брала свое. Не успела я еще как следует выехать из Неаполя, как перед глазами зарябило. Молодое, энергичное солнце слепило справа так, что я с трудом разбирала дорогу. Даром, что в темных очках. А тело налилось свинцом. Мысли потекли до того вяло, что уже спустя полчаса езды я с трудом понимала, куда я следую и зачем.

С тоской сознавая, что теряю драгоценное время, я остановилась у маленького мотеля в пригороде Неаполя. А что мне было делать? Обрекать себя на аварию? Я рухнула на кровать в номере и проспала до трех часов дня. Потом, решив перекусить перед дорогой, зашла в соседнее кафе. Праздные в эти часы итальянцы лениво попивали кофе. Большинство топталось у стойки, так дешевле.

— Нет, где это видано! — вскричал один, с газетой в руке. — Как они могли!

— Совсем обнаглели! — горячо поддержал его другой.

— Ноги бы им повыдергивать!

— Да что там ноги, — согласно закивала полная дама у кассы, — я бы им за такую игру кое-что еще повыдергала.

— Тебе, Фаби, только бы за это подержаться, распутная ты баба! — осек ее плотный лысеющий мужик, производящий какие-то расчеты с калькулятором. Наверное, муж.

— Так у тебя же маленький, за него и ухватиться невозможно! — она зычно расхохоталась. Остальные мужчины ее поддержали, забыв о солидарности, которой так кичится сильная половина человечества.

— Нет, ну до чего докатились: продуть туринцам! Позор! — только тот, что с газетой, продолжал негодовать. — Больше не пойду на их матчи. Все равно одно расстройство!

— И на завтрашний не пойдешь? Эй, Никола, ты спятил?! — удивился его приятель.

Болельщик задумался, почесал затылок, потом грозно изрек:

— Нет, завтра пойду. Посмотрим, на что они способны.

— То-то, — друг похлопал его по плечу.

На секунду мне показалось, что все вернулось в свою колею. Мир снова стал большим и теплым, таким, где хорошо и уютно всем. Люди обсуждали результаты футбольных матчей, в кафе варили хороший кофе… Я усмехнулась, и тут на меня напала нервная икота. Я застыла, неотрывно глядя на газету в руке футбольного болельщика. Мужчины все как один развернулись и уставились на меня.

— Эй, Фаби! Чем ты накормила эту девушку? — бледнеющими губами пролепетал приятель болельщика.

— Пастой «Таскони».

— Никогда не делай мне пасту «Таскони».

— Что ты там промямлил, дурень? На-ка, дай ей лучше воды!

Но я сама подскочила с места как ошпаренная, подлетела к стойке и, пользуясь общим сочувствием к себе, бесцеремонно выхватила газету. Пока я читала, приятель болельщика прошептал так, чтобы все слышали:

— Она кладет в пасту чеснок, потому что мясо у нее несвежее. Я и сам однажды…

— Ах ты тля! — взревела хозяйка. — Чтоб отсох твой поганый язык. У жены твоей мясо несвежее, недоносок!

— Да ладно тебе, Фаби, — миролюбиво прошелестел болельщик. — У него и жены-то теперь нет. Развелся.

— Конечно, развелся! — хозяйка раскраснелась. — Кто его такого… Как развелся? Когда?!

— Да ты чего, Фаби! Две недели об этом весь квартал судачил. Мария опять от него ушла. И детей забрала. На этот раз серьезно. Уехала к родителям на Сицилию.

— Ой, хватит вам, — отмахнулся его приятель, заглядывая мне через плечо. — У нее это как простуда — весной и осенью. Вернется, кто ее там кормить будет.

— Ну почему я обо всем узнаю последней! — всплеснула руками толстуха. — Что за люди! Ходят сюда, пьют, жрут и ничего не говорят…

Я положила газету, расплатилась и вышла на улицу. Там было тихо, светило солнце. Уже не так, как утром, а по-вечернему — мягко, с достоинством уставшего космического исполина. Адвокат Луиджи Мизини меня не подставил, его убили. Именно это я прочла в сегодняшней газете.

Итальянцы — неправильная нация. Они становятся тебе родней еще до того, как ты с ними как следует познакомишься. Зачем они так много рассказывают, зачем показывают фотографии детей и внуков? Господи, бедные Леонардо, Пьер, Пиа и Дантитто! Бедный Рафаэль, который уже никогда не узнает своего дедушку. Кто же сделает его настоящим адвокатом? Неужели «коричневые пиджаки» посмели принести горе стольким людям ради какой-то дурацкой реликвии? Что же это за реликвия такая и кому она нужна? Люди убивают друг друга изо всякой ерунды. Ради чего?

Я машинально вела «Фиат», понимая, что думаю не о том, но выкинуть из головы горестные мысли не могла. Я хотела всего сразу. Хотела выпутаться из этой передряги любой ценой, хотела домой, в тихую московскую квартиру, хотела, чтобы рядом оказался Илья — здесь и сейчас, потому что я мечтала уткнуться в его плечо и разрыдаться от души. А еще я хотела отыскать ту чертову реликвию, чтобы уничтожить ее, тем самым отомстив «коричневым пиджакам» и за отца, и за адвоката, и за Лолу, и за Боккаччо, и за Кокселя, и за себя.

Я гнала машину до самой Венецианской лагуны, верите? Останавливалась только на заправках. Зачем я так торопилась? А хотите знать правду? Да не зачем. Я ехала, чтобы ехать. Чтобы ни о чем не думать и как можно дольше себя обманывать, что у меня есть цель. Не было у меня цели. Я понятия не имела, что вообще может быть целью человека, находящегося в подобной ситуации. Сбежать? Но куда? Домой, в родную квартиру? Нет уж, боже упаси. Был, конечно, безумный план сесть на самолет в Венеции, долететь до Москвы, а там через подставных лиц продать квартиру и смотаться в неизвестном направлении, сменив паспорт… в общем, я совершенно справедливо признала план безумным еще на ранней стадии. Что еще мне оставалось? Отдать дискету «коричневым пиджакам»? А вы бы именно так поступили, окажись на моем месте? В самом деле, добровольно пошли бы к людям, которые готовы вам башку открутить? Вот и я о том же. Не хотелось мне что-то соваться в змеиное гнездо. Во всяком случае, пока.

Я кляла себя за то, что слишком расслабилась рядом с Ильей, что оставила в «Фиате» вещи. Все, даже спасительную визитку того самого полицейского, который меня допрашивал в Болонье. Как бы мне пригодился он сейчас. Думаете, я ненормальная, раз не обратилась к любому другому полицейскому с просьбой о защите? Ха! А что бы я ему сказала? Что за мной охотятся «коричневые пиджаки», которые душат людей цветастыми тесемками? Что рядом со мной уже погибло четыре человека? К гадалке не ходи, что первым делом он посадил бы меня под арест, потом меня признали бы невменяемой, потом маньячкой с раздвоенной личностью, одна половина которой душит приличных граждан. И это бы я еще просто отделалась. А вот если бы я начала рассказывать историю с самого начала, то есть с исчезновения моего дражайшего папочки, которого якобы похитили инопланетяне, не упуская подробностей о войне ангелов и кровавой летописи ultima ratio, тянущейся со времен Крестовых походов, уж не знаю, где бы я сейчас находилась. Нет, к полицейским я не сунулась. И мне моя логика казалась безупречной.

Я боялась. Я чувствовала себя загнанным зайцем. Я ждала погони, цепляясь за руль трясущимися руками. Благослави господь Италию — страну недремлющих автострад. По дорогам там ездят всегда, даже глубокой ночью ты не ощущаешь себя одинокой. А я чуть ли сознание не теряла от мысли, что буду ехать одна на темной дороге. Однажды мне даже показалось, что за мной уж слишком навязчиво едет синий «Опель». Слишком навязчиво. Почти два часа. На расстоянии пятидесяти метров. Нас то разделяли попутные машины, то оставляли один на один. Я тормозила, и он притормаживал, я давила на педаль газа, и он слегка приближался. Я не могла видеть, кто за рулем. И когда он все-таки меня обогнал, когда я заметила в салоне обычный итальянский квартет: семейную пару с двумя детьми, я единственный раз за весь путь съехала на обочину и заглушила мотор. Я упала лицом на руль и разрыдалась. От счастья. Вот как я добиралась до Венецианской лагуны.

Когда в шесть утра я подъехала к причалу, у которого дремал ветхий катерок, гордо именуемый морским трамваем, я приблизительно знала, что буду делать в следующие несколько часов. Я должна найти Исаака. И не думайте, что я окончательно спятила от усталости. Этот «Первая скрипка», о которой говорил Коксель, то есть Исаак из кафе «Флориан» на площади Святого Марка, может мне хоть что-нибудь объяснить. Он может мне подсказать, куда сунуться с дискетой и как спастись от преследователей.

Венеция встретила меня парадным фасадом. Однажды в сказку на воде влюбился Петр I, и с тех пор каждый уважающий себя русский мечтает в ней побывать. Спроси любую тетку, выходящую из продуктового магазина в любом городе, куда она хочет поехать, и та, не раздумывая, скажет: Париж, Венеция. Или Венеция, Париж. И меня бы спросили, и я бы так ответила. Мне нравится Венеция. Не могу сказать, что я знаю этот город, — была-то здесь всего однажды, и то с экскурсией. То есть один день: утром привезли, прогуляли по узким улочкам, прокатили на гондоле, показали Дворец дожей и увезли. Кажется, именно на площади Святого Марка и находится Дворец дожей. Ох, не помню я там кафе. Да и откуда мне помнить? Я тогда была влюбленной студенткой. Влюбленной безнадежно в однокурсника, который, в свою очередь, был влюблен в Лялечку и везде с ней таскался. И в Венеции с ней таскался. Они обнимались у меня на глазах, так что, сами понимаете, какое там кафе! Я закрыла глаза.

Тогда, кажется, светило солнце. Майское солнце. Она откинула голову, и ее светлыми волосами играл морской ветерок. Он любил ее. А я ненавидела ее и любовалась ею, потому что он ее любил. Она казалась мне ангельским созданием. А он, господи, как же его звали, Вася… Игорь… нет, все-таки Коля, по-моему… он был чем-то похож на Илью.

Я вздрогнула. Илья, Николай Павлович, где они сейчас? Ищут меня или, может быть, и их настигли «коричневые пиджаки»?! Я вцепилась в перила. Какая же я идиотка! Я ни разу не подумала о них! А ведь только они могли бы мне помочь. Я вытащила мобильный, набрала номер. Два гудка, сердце мое тарахтело загнанным мотором.

— Алло!

В горле моем пересохло.

— Алло! — голос Ильи показался мне хриплым.

Я не могла говорить. Я не знала, что сказать. Он жив, и это главное.

— Алло! Амалия? Это ты? Ради бога, не вешай трубку. Я с ума схожу! Где ты, детка?! Ну ответь мне, пожалуйста!

— В Венеции…

— Что?! Это на площади… на площади, господи, ну подскажи ты мне название этой площади… ну? Там арка огромная, там ты?

— Какая арка? Тут кругом вода, — я оглянулась.

— Вода? Подожди. Ты сказала, что ты в Венеции. Это кафе на площади… как ее… Господи!

— Да на какой площади? При чем тут кафе? Я в Венеции, — трубка нагрелась в руке, словно его волнение передалось мне посредством радиоволн.

— Не пугай меня. Скажи, что ты в Риме. В кафе «Венеция», — потребовал он дрожащим голосом.

— Ох, — я улыбнулась, — боюсь, тебе это не понравится. Я действительно в Венеции. На берегу Адриатического моря. И точно тебе скажу, я не в кафе. Во всяком случае, пока.

— Хорошо, хорошо, — похоже, он сам себя успокаивал. — Ты в Венеции, только не вешай трубку. Слышишь меня? С тобой все нормально? Я вылечу ближайшим самолетом. Где мне тебя искать?

— А ты… — я запнулась, — ты хочешь меня найти?

— Совсем спятила?! Амалия! Ты знаешь, сколько стоит номер в «Эдене»? Абсолютно ненужный номер. Я сижу здесь уже третьи сутки!

— Ты ждешь меня?

— Нет, второго пришествия! Кого еще мне ждать в этом треклятом номере?! Тут все уже решили, что я арабский шейх, скрывающийся от своих подданных под личиной русского идиота.

— Но ты же вышел из машины…

— И что мне теперь, нет прощения?! — гневно взревел он.

— Ну… вообще-то с твоей стороны это был не лучший поступок.

— Послушай, давай договоримся, где ты будешь меня ждать. Пожалуйста!

— Я прочла газету.

— Ты знаешь, сколько я газет прочел!

— Так ты знаешь об адвокате?

— Его убили.

— Ты найдешь Свиридова?

— Я ему позвоню. Хотя я уже звонил ему, но в номере никого не оказалось. Это было вчера вечером.

— О нет!

— Только не волнуйся. Позвони ему в Москву. Я уверен, что он уже дома. Все, я выбегаю. Площадь Святого Марка знаешь?

— Ну как не знать.

— Отлично. Кафе «Флориан». Сиди там и никуда не уходи.

— Именно туда я и направляюсь, — усмехнулась я.

Похоже, я единственная ничего не знаю о кафе «Флориан». Стыдно!

Я отключила телефон. Мысль о несчастном Свиридове свербела в голове, как электрод в башке несчастной подопытной мартышки. Давила прямо в самый центр отдела головного мозга, который управляет возбудимостью. Где этот несчастный горе-следователь? Как можно быть таким растяпой? Почему он не пришел к банку? Неужели не догадался, что я там буду? Но это же ежу понятно. Илья посоветовал позвонить в Москву. Конечно! Разбежалась! Куда звонить? Единственная визитка, которая нас связывала, — в записной книжке, которая теперь навсегда погребена в белом «Фиате», припаркованном у небольшой гостиницы напротив вокзала Термини. Сказать Илье, чтобы он заехал за ней? Это Илья полагает, что мне нет ничего проще, как позвонить своему коллеге по рекламному бизнесу. Как же! Звонить на Петровку? А я знаю телефон?

Я сошла на берег. Побрела за толпой в надежде, что все идут именно туда, куда мне нужно. И не ошиблась. Мы перевалили через пару мостиков, до отказа забитых туристами, и вынырнули в людском море. Вот она — площадь Святого Марка. Дворец дожей, колокольня, дворец еще чего-то и огромная толпа, бескрайнее людское море, над которым кружат знаменитые голуби.

Я вспомнила фильм Хичкока «Птицы». Эти бестии, как и в кино, кидались на прохожих, только не с целью выклевать им глаза, а с желанием полакомиться кукурузными зернами, которыми их пичкали изо дня в день. В жизни не видала таких разбалованных пернатых. Булку, которую я купила, пока тащилась к площади, они клевать не стали. Я плюнула на них, протиснулась поближе к знаменитой Колокольне, с которой Леонардо Да Винчи чего-то там делал. Может, плевал на прохожих. Ну не знаю я истории. Я уже покаялась в этом. Да, училась на филологическом. Да, изучала итальянский. А те, кто изучал английский, помнят, чем знаменит лондонский Тауэр? Почем вам знать, о чем я думала, когда нам читали лекции по истории Средних веков? Я и сама уже не помню. Помню только, что мысли эти занимали меня куда больше, чем все колокольни мира, вместе взятые.

Я глубоко вздохнула, все-таки жизнь потихоньку налаживалась. Черт с ними, с «коричневыми пиджаками». Илья снова со мной. Вдвоем нас не возьмешь голыми руками. Скоро он прилетит и что-нибудь придумает… Я застыла. Сквозь гомон я явственно услышала вальс. Именно вальс. Штрауса! Боже! Оркестр. Кафе «Флориан»! Вот оно, напротив меня. До него метров пятьдесят. Огромное количество аккуратных столиков, а за ними действительно настоящий оркестр. Как в музыкальном театре. Мне стало жарко. Я вскинула на плечо большую сумку. А что вы думаете, я второй раз наступлю на те же грабли? Черта с два! Теперь всю свою амуницию я решила таскать с собой. Я задумалась. Если за мной все-таки следят, было бы нелишним переодеться. Я круто повернула на девяносто градусов и устремилась на край площади к другому кафе, гораздо меньшему.

Думаете, в Италии все так просто: найдешь туалет и переоденешься. Нет. Это ужасно трудоемкий процесс. Нужно зайти в кафе, обязательно сделать заказ и только после этого спросить, где туалет. Когда я снова вышла в зал, барменша окинула меня недобрым взглядом. Наверное, подумала, что какая-то неграмотная или слишком наглая туристка просочилась в уборную, не затруднив себя подойти к ее стойке. Ну и пусть. Я выскочила на залитую проснувшимся южным солнцем улицу.

Теперь я была бестией с игривыми рыжими хвостиками. В зеркале я себе понравилась. Еще мне понравилась короткая юбка, слегка расклешенная книзу, отчего мои ноги не выглядели как два неотесанных бревна строительного леса. Грудь мою обтягивала красная майка, а плечи прикрывала джинсовая куртка. Завершали композицию изящные туфли на восьмисантиметровых каблуках красного цвета. Класс! Я чувствовала себя секс-бомбой. Туристы на меня пялились с таким же интересом, как и на Дворец дожей.

Усиленно виляя бедрами и разжигая ненужные страсти в праздно отдыхающих мужиках, я добралась до входа в кафе. С удовольствием отметив, что два представителя худшей половины человечества совершенно не моего типа, то есть вполне симпатичных парней, поперхнулись кофе, я прошествовала к свободному столику и села, медленно закинув ногу на ногу. Вот так! Видели бы они, как я изгибалась у шеста в московском клубе «Звезды», чашки бы проглотили. Один мне даже подмигнул, нахал! Я демонстративно отвернулась. Пускай только дождутся, пускай увидят, как ко мне на всех парах подлетит потрясающий красавец по имени Илья, как он кинется мне в ноги и будет умолять о прощении…

— Кофе, синьорина?

Я медленно подняла глаза. Официант. Пришлось кивнуть. Еще не хватало, чтобы такую красавицу выставили с позором.

Что делать дальше, я не знала. Мне нужен был Исаак. Думаете, я стала тратить время, томясь в ожидании? Ничего подобного. Рыжий парик располагал к действиям. Я чувствовала прилив рыжей энергии.

Официант согнулся в почтительном поклоне и поставил передо мной малюсенькую чашечку.

— Что-нибудь еще?

— Да, если вас не затруднит. Мне нужно встретиться с Исааком.

— ???

— Ну, не отцом Иисуса, разумеется, — я обворожительно ему улыбнулась. — Первая скрипка в вашем оркестре. Исаак. Понимаете?

Он склонил голову и глянул на меня с интересом.

— Понимаете, Исаак играет на скрипке. Он давний приятель моего отца. И отец просил меня с ним встретиться, до того… еще до того… — тут я жалобно всхлипнула. Господи, зачем я пошла на филологический? Во мне погибла вторая Грета Гарбо! — …В общем, перед смертью…

Официант скорчил гримасу, приличествующую случаю:

— Синьорина может подождать десять минут?

— А что? — я всхлипнула еще раз, для верности.

— У Исаака будет перерыв, он подойдет.

— А играть никто не будет? — изображать избалованную дуру, так уж до конца.

Наверное, я переиграла. Официант вздохнул:

— Синьорина желает слушать музыку или встретиться с другом покойного отца?

— Ну… я хотела бы встретиться с Исааком… Понимаете, — я снова всхлипнула, собираясь разрыдаться.

— Нет проблем! Минуточку.

Он отлетел от моего столика, проклиная в душе избалованных идиоток, которые с виду похожи на прелестных бабочек, а внутри гусеницы гусеницами. И очень хорошо. Во всяком случае, не будет ошиваться рядом, когда подойдет Исаак.

Я всхлипнула по инерции и отпила глоточек кофе. Жуткая гадость. Быть аристократкой просто ужасно! Как они пьют эту дрянь каждое утро? То ли дело наш любимый быстрорастворимый суррогат! Вообще-то я, наверное, не слишком походила на аристократку. Ну, может быть, на экстравагантную дочку богатого продавца подержанных машин из штата Колорадо. Одежду-то я покупала в довольно дорогом магазине, по совету стилиста. Но роль мне явно удалась. Я это чувствовала. Я представила, как заявлюсь в родной офис вот так и что по этому поводу скажут мои коллеги…

— Простите. Вы меня искали?

Я вздрогнула и оглянулась. Передо мной стоял приятный господин в концертном фраке. Стоял он недолго, ровно столько, чтобы я успела улыбнуться и кивнуть. Потом он опустился на соседний стул и с интересом оглядел меня. Я ответила ему тем же. Не знаю, какой он меня нашел, а мне он показался весьма симпатичным. Седовласый, высокий, с прямой, той самой аристократической спиной, которая отличает музыкантов, играющих классические произведения, от прыгающих на сцене чудиков с гитарами. Умные глаза, проникновенный взгляд, длинные руки, тонкие пальцы профессионального скрипача. Он больше походил на графа. Правда, графов по имени Исаак скорее всего не бывает.

— Меня зовут Амалия. Амалия Кузякина.

Он склонил голову набок.

— Вам о чем-нибудь говорит мое имя?

На губах его заиграла приятная улыбка.

— Говорит или нет? — я начала нервничать. — А Коксель? Мигель Мария Коксель? Владелец обувной фабрики в Болонье?

— Когда это господин Коксель успел стать владельцем обувной фабрики? — скрипач удивленно вскинул густые брови.

— Как это когда? Я его полгода знаю как владельца обувной фабрики. Вернее знала, потому что… потому что…

Он понимающе кивнул и накрыл мою ладонь своею:

— Не утруждайте себя, синьора. Я едва знал этого проходимца. Если он умер, то меня это расстроит не более, чем смерть любого посетителя этого кафе. Разумеется, вас я не имею в виду.

Тут уж я брови вскинула.

— Значит, вы ничем мне не можете помочь?

— Как знать? Давайте попробуем.

— Давайте, — с готовностью согласилась я. А у меня был выбор? — Кокселя задушили! Вам о чем-нибудь это говорит?

Он медленно кивнул.

Я залпом выпила кофе, глубоко вздохнула и выложила ему свою историю, начиная с моего не слишком пристойного приключения с Боккаччо. Разумеется, кое-что я недоговорила, а кое о чем вовсе умолчала. Нельзя же выдавать все тайны человеку, которого видишь впервые в жизни.

Он слушал меня молча. Лишь однажды перебил.

— То есть дискету вы оставили в сейфе? — кажется, он облегченно вздохнул.

Я кивнула и задала вопрос, который меня мучил:

— Кто эти люди в коричневых пиджаках и человек с именем Нико со шрамом на щеке?

Я ожидала, что его собственное лицо исказится испугом. Ничуть не бывало.

— Воины, — спокойно ответил он.

— Что?! — только сумасшедших мне не хватало в помощники. А с виду такой приличный господин!

— Воины Ордена, — подтвердил он, заставляя меня поверить в сказанное. — Орден Хранителей насчитывает тысячи лет, а ваши «коричневые пиджаки» — его воины. Если хотите, тайная полиция, ударная сила, в общем, отряд быстрого реагирования, как теперь принято называть подобные подразделения.

— Вы сказали — тысячи лет?! Я не ошиблась?

— Сколько лет, по-вашему, Святому Граалю? Золотому руну? Стрелам Амура, камням Шивы, молниям Зевса или ковру-самолету? Что такое настоящий Ветхий Завет? А как выглядят десять заповедей?

— Вы задаете странные вопросы, — я растерялась. — Я даже не понимаю, почему вы все валите в одну кучу? Во-первых, это из разных эпох, да и вообще, из сказок…

— Не утруждайтесь. Я не буду тратить время, чтобы доказать вам очевидность того, о чем говорю. Мифы не возникают на пустом месте. Есть вещи, о которых мы знаем из книг и легенд, есть такие, о которых мы не знаем, есть те, которые мы даже вообразить себе не можем. Но все они есть. Существуют и скрыты от нас, поскольку слишком опасны в этом мире. Их хранят, как бы лучше выразиться…

— До лучших времен?

— Что-то в этом роде, — на его щеках заиграли ямочки.

— И вы в это верите?!

Он вздохнул, Я поняла, что попала в руки явно нездорового человека. Как я могла довериться итальянцу по имени Мигель Мария Коксель, расхаживающему в вечернем костюме и ярко-синей бейсбольной кепке?! Идиотка!

— Допустим, — я аккуратно высвободила свою руку из-под его ладони и оглянулась, очень надеясь увидеть вдали Илью. Тщетно.

— Я вас не осуждаю. Для вас же лучше, если вы ни во что так и не поверите.

— Но что мне делать? За мной охотится целая армия в коричневых пиджаках. Этих ваших воинов. И я чувствую, что они меня собираются убить. Уж простите за откровенность.

— Хм… — он задумался, потом изрек: — Дело непростое.

— Вот и я о том же!

— Видите ли, в чем загвоздка… Несколько лет назад, а точнее — около двадцати, наш Орден раскололся. Что-то пошло не так. Я человек маленький: хожу на общие собрания, кое-что знаю, но далеко не все. Я наблюдатель. Могу лишь догадываться, что происходило среди посвященных. Там появился не слишком порядочный человек. Он направил деятельность Ордена в другое русло. Он продал несколько, так сказать, патентов.

— Только не напоминайте про микроволновку и мини-диски! — я усмехнулась. — Эти изобретения уже давно свалили на инопланетян.

— А СПИД?

— Болезнь?

— Да, появившаяся ниоткуда.

— Слушайте, а машина времени у вас есть? — я бросила робкий взгляд в сторону площади. Илья явно затягивал нашу встречу.

Исаак пожал плечами и повторил:

— Я наблюдатель.

Он сказал это таким спокойным тоном, словно представился: я — скрипач.

— Вам этого не понять, но случилась трагедия. Кто-то из посвященных привлек в наш Орден чужаков — богатых людей, готовых платить любые деньги за разного рода участие. Кто-то хотел просто приблизиться к тайнам, кто-то платил за технологии.

За последние двадцать лет Орден стал доступен каждому, у кого есть деньги. Как теперь полеты в космос. Понимаете?

— Не совсем.

— Из рода в род мы были наблюдателями. Мой отец был наблюдателем, мой дед был наблюдателем, мой прадед и все мои предки до первого колена — все были наблюдателями. Так же, как у человека со шрамом на щеке, все предки были воинами.

— Вы знаете всех своих предков? До первого колена?

— Да, — просто ответил мне Исаак, — не наизусть, разумеется. Двести пятьдесят томов — столько насчитывает история человечества.

— Господи! И вы можете их показать?

Он грустно улыбнулся:

— Нет. Они не хранятся в моем доме.

— Значит, двести пятьдесят томов. Так-так… — я потерла виски. — Таким образом, все члены Ордена Хранителей — потомственные. А какой-то выродок стал принимать в Хранители простых людей, ну тех, у которых нет многотомных изданий?

— Именно. Не нужно сарказма. Мы воспитаны по-другому. Мы относимся к тайнам по-другому, потому что долг хранить впитан нами с молоком матери. Понимаете? Для каждого из нас не стоит выбор между жизнью и сохранением тайны.

— Странно… Вы только что рассказали мне очень многое. С чего бы это?

— Как теперь принято говорить, вы ведь в деле?

— Ни в каком я не в деле! — горячо опротестовала я. — Я понятия не имела о ковре-самолете до того, как вы мне про него рассказали!

— Послушайте, — он снова накрыл своей ладонью мою. — Перестаньте сопротивляться. Рано или поздно вам придется что-то узнать. Ваш отец втянул вас в нехорошую историю…

— Изволите шутить?! Да я своего отца двадцать пять лет в глаза не видела!

— Разве в этом дело?

— Тогда объясните, в чем дело-то!

— Вам нужно поговорить с посвященным.

— Ну да. Если он захочет со мной говорить.

— Еще как захочет, — его пальцы обхватили мое запястье.

Мне стало не по себе. Я попыталась высвободить руку — куда там, стальные наручники не были так крепки. Эти Хранители умеют тренировать мускулы.

— Послушайте, — я глянула на него и подавилась собственными доводами в пользу свободы.

Его черные глаза сверкнули теми самыми искрами, по которым можно запросто отличить простого смертного от религиозного фанатика или маньяка-убийцы, готового положить очередную жертву на алтарь своей идеи.

— Нам нужно идти. Я должен вас доставить к посвященному.

— У вас концерт, между прочим, — пролепетала я.

— А вы и не заметили, что оркестр уже давно играет? — безумец механически усмехнулся.

— Я буду кричать!

— Вряд ли, если не хотите, чтобы я превратил вас в зомби. Вуду — тоже не миф, — прошелестел он.

Не знаю почему, но я ему поверила.

— Это недалеко, — сказал он вполне миролюбиво.

— Знала бы, не стала бы вас искать, — прошипела я, изо всех сил ругая себя за неосмотрительность.

Ну надо же было гнать от самого Неаполя, чтобы попасть в руки своих преследователей. Хорош план, нечего сказать!

Поверить Кокселю! Ну почему мне не пришло в голову, что он мог стоять на краю ловушки. Исаак вошел к нему в доверие и держал под колпаком на случай, если… Как же все запутано… Как мог Исаак знать, что Коксель пригласит меня в Италию? Как он мог узнать, что я приеду и доберусь до дискеты! Бред! Господи, убежать от своих телохранителей. Где теперь Свиридов, где Илья? Чего спрашивать, когда сама даже не удосужилась подождать своего спасителя и полезла в самое пекло в одиночку. Ну что меня дернуло?! Какая же я идиотка!

Исаак начал медленно подниматься, стягивая меня со стула.

— Простите, но этот танец дама обещала мне.

Я вздрогнула. Илья мне показался прекраснее всех принцев, когда-либо восседавших на белых конях. Щеки его покрылись густым румянцем, и он так тяжело дышал, словно не прилетел из Рима, а прибежал оттуда за то же время.

— Вы?! — И без того безумные глаза скрипача округлились. По-моему, он даже окосел от изумления. Или от испуга. Илья не дал ему выразить свои чувства. Просто рубанул по шее ребром ладони и все.

Исаак издал хлюпающий звук и рухнул на стол. Посетители за соседними столиками, все, как по команде, дернулись и уставились на нас.

— Опять бежать, — скривился мой спаситель и, обреченно вздохнув, схватил меня за руку.

— Он что, тебя знает? — я подцепила сумку.

Вместо ответа Илья быстро оглядел меня и поцокал языком:

— Лучшее — враг хорошего.

— Что ты имеешь в виду?! — наверное, я тоже разрумянилась. Во всяком случае, мне стало нестерпимо жарко. Я совсем забыла, что изменилась к лучшему и вправе ожидать комплиментов. Ну хотя бы одного, самого малюсенького.

А он только потянул меня к выходу. Молча.

— Нет, ты скажи! — крикнула я.

— Ой, ё! — он ткнул пальцем куда-то в центр площади.

Я с чувством повторила его возглас, как только увидела, что к нам пробираются «коричневые пиджаки». Человек десять, не меньше.

Илья дернул меня влево. Я едва удержалась на своих восьмисантиметровых каблуках, черт бы их побрал!

— Брось сумку! — крикнул он, лавируя между туристами.

— Ни за что!

Мы вылетели на открытое пространство. Перед тем самым кафе, где я переодевалась. Я оглянулась. Метрах в пятидесяти от нас в толпе показались быстро приближающиеся «пиджаки».

Черт! Черт, черт, черт!

— Сюда! — Илья поволок меня в переулок.

Я семенила следом на полусогнутых, изо всех сил надеясь, что не повалюсь на крутых поворотах:

— Мы куда?

— Искать домик Казановы. Тут все его ищут.

— Выбрал время.

— Что у тебя в сумке?

— Я же дама, — обиделась я.

— Давай понесу, — он протянул свободную руку.

Я отдала ему сумку, и он, не говоря худого слова, швырнул ее к стене дома.

— Эй!

Он не дал мне остановиться. Мы вылетели на набережную узкого канала и понеслись по ней, расталкивая удивленных туристов.

— Как ты мог! Ну как ты мог! — я всхлипнула.

— С большим трудом! — До меня донесся его хохот. — И я буду тебе очень признателен, если ты снимешь парик.

— Да черт с тобой, пожалуйста!

Я со злостью швырнула рыжие хвостики в воду. Он оглянулся и даже слегка замедлил бег:

— А других волос у тебя нет? Ну, я имел в виду… может быть, ты не все парики сняла?

— Все! — злорадно ответила я.

— Я же говорил, лучшее — враг хорошего, — повторил он и рванул меня вперед с удвоенной силой.

— Да что ты имеешь в виду? Считаешь, что мне такая стрижка не идет?!

— Слишком идет, дорогая! Слишком, — пробурчал он. — Настолько слишком, что лучше бы уж ты оставалась рыжей.

— Тебе не нравится, что я стала симпатичной?!

— Ты стала заметной!

— Ревнуешь, да? Все мужчины обращают на меня внимание! — еле дыша, похвасталась я.

— Ага, особенно те, что в коричневых пиджаках.

Улочка закончилась. Перед нами простиралась река, по размерам похожая на Волгу.

— Большой канал, — констатировал мой спаситель.

— И что дальше? — Я оглянулась и с ужасом отметила небольшие, но различимые фигурки в коричневом. Мало того что они бежали по одной стороне канала, часть из них смекнула и, перебежав по мостику, который мы бездумно проигнорировали, теперь неслась к нам и по другой стороне улицы. Мы оказались в ловушке. Мост, перекинутый через канал и завершающий его, был теперь бесполезен.

— Та-ак, — многозначительно протянул Илья и нахмурился.

— Вот уж действительно…

— Туфли сними.

— И не подумаю! Только если ты снимешь с себя всю одежду!

— Перестань капризничать.

Он схватил меня за плечи, резко подкинул в воздух и сильно тряхнул. Не знаю, как это у него получилось, но приземлилась я уже босой.

Я не успела выразить свой протест, как он поволок меня на мост.

— Что ты задумал?! Что? Будешь прыгать в воду?!

Он подсадил меня на высокий парапет.

— Совсем охренели?! — воскликнули за нашими спинами по-русски. — Эй, мужик! Эй!

Колени у меня подкосились.

— На счет «три». — Илья уже стоял рядом.

— Я не буду прыгать! Даже и не надейся! Я не бу…

— Раз!

— Извращенец!

— Два! Кто бы говорил! Не я покрасился в блондинку!

— Убийца! Посмотри вниз, идиот! Мы сейчас разобьемся!

— Три!

Он дернул меня вперед. Я завизжала, отравив всем в округе впечатление о романтическом городе на воде.

Замолкла я, когда подо мной что-то сухо хряпнуло, потом хрустнуло, потом накренилось. Я открыла глаза. На меня испуганно пялился парень с огромной палкой и еще весьма упитанная пара.

— Нелетная погода! — извинился за нас обоих Илья. Мы сидели на дне гондолы.

Все промолчали.

Илья помахал рукой «коричневым пиджакам», толпящимся на мостике, и обернулся к гондольеру:

— Простите, вы не могли бы грести немного быстрее?

Тот отчаянно заработал веслом. Никогда не думала, что итальянца можно заставить замолчать. Оказывается, можно.

— К причалу, будьте любезны! — скомандовал Илья и обратился к паре: — Не беспокойтесь, пожалуйста, очень скоро вы продолжите свое романтическое путешествие.

Те недоуменно переглянулись.

В полном молчании мы добрались до пристани. Илья спрыгнул на доски и подал мне руку. Я еле поднялась на ноги. Голова гудела, тело, в общем-то, тоже.

— Я, наверное, ребро из-за тебя сломала, скотина! — прокряхтела я, недобро покосившись на своего спутника.

— Простите, что это было? — тихо по-английски спросил плотный господин, трепетно прижимая к себе подругу.

— О! Сущие пустяки. Если окажетесь в кафе «Флориан», убедитесь, что оплатили счет, прежде чем уйти. Они за этим здорово следят.

— Нашел время шутить! — прошипела я, вылезая на берег.

— Ты можешь идти? — Он быстро ощупал меня.

Когда его пальцы коснулись моего правого бока, в глазах у меня потемнело. Я глухо застонала, чувствуя, что боль сейчас разорвет меня на части.

— Н-да… — он вздохнул. — Так нас быстро настигнут.

— А я не просила кидать меня с трехметрового моста без предупреждения!

— Просто ты не привыкла работать с напарником.

— Хочешь работать парой, научись объяснять свои действия. Я думала, мы сиганули в воду!

— Ну извини, — он молниеносно запечатлел на моей щеке дружеский поцелуй. — Я надеялся, что ты заметишь гондолу.

Он огляделся.

— Отлично.

— Мне не нравится твое «отлично».

— Поверь мне, это гораздо лучше, чем идти пешком.

— Нет, объясни. Я никуда больше прыгать не стану, — капризно запротестовала я.

Вместо объяснений он подхватил меня на руки и снова поволок к воде.

— Опусти! Опусти меня на землю!

— Успокойся, — процедил Илья. — Тут никто отродясь земли не видел. Вся Венеция построена на бревнах и воде.

— Тогда опусти меня на бревна!

— Я не обещал носить тебя на руках?

— Кажется, нет… — я задумалась.

— Вот видишь, как оно бывает. Некоторые обещают всю жизнь носить на руках, но дальше обещаний дело не идет. А некоторые ничего не обещают, а таскают как миленькие. Вот мы и пришли.

Он поставил меня на палубу небольшого катера и широко улыбнулся:

— Отличное средство передвижения по Венеции. Самое лучшее!

— Ты гений, — не могла не восхититься я.

Он рванул к рулю. Не прошло и минуты, как катер утробно заурчал.

— Лучше бы тебе сесть.

Я послушно опустилась на мягкое сиденье. За спиной заплескалась вода.

— Эй! Эй! Эй! Мадонна! Мой катер! — Это тоже послышалось за спиной.

Я склонила голову набок:

— Это ведь не твой катер?

— Дорогая, — он повернулся и подмигнул мне, — ну откуда у меня катер?!

— То есть ты его не выкупил, не взял в аренду, даже не попросил покататься?

— Не было времени. И вообще у меня руки были заняты.

— Ты вор, — печально констатировала я.

— Нет, я — гений. Ты сама сказала.

— Потому что я думала, что это твой катер.

— По-твоему, если у человека есть катер, то он уже и гений? — Илья рассмеялся. — Ты страдаешь вещизмом, дорогая!

— Куда мы плывем? — Спор зашел в тупик. Я решила сменить тему.

— Плавает знаешь что? Мы идем.

— Ладно, — быстро согласилась я. — Куда мы идем?

— Где ты припарковала машину?

Я огляделась:

— Где-то в той стороне… Нет, кажется, в той…

— Понятно. Значит, поедем на моей машине.

— На твоей машине?

Похоже, он не расслышал мой вопрос.

— Это должно быть у моста. Видишь длиннющий мост?

Я глянула вперед — действительно, мост выглядел тонкой ниткой, натянутой от одного берега бухты к другому. Венеция уплывала в прошлое. Мы обогнули какой-то остров или полуостров, я так и не поняла. Набережная, в свое время так поразившая Петра I, вросла в многопалубные громады современных лайнеров и коричневые исполины торговых судов.

— Как ты себя чувствуешь? — Илья повернулся ко мне и вдруг расхохотался.

— В чем дело?

— Прости, прости… Ты такая смешная.

Мне стало неуютно. Я попыталась обхватить плечи руками, но боль в боку тут же дала о себе знать. Я опустила голову, оглядела свои безнадежно порванные чулки, перепачканную юбку и вздохнула. Я могла только догадываться, что у меня с прической, да и вообще… наверное, тушь потекла. Одним словом, в зеркало мне смотреться совсем не хотелось.

— Женщина, попавшая в передрягу, — это не повод для насмешек, — проворчала я, стараясь не глядеть на своего кавалера.

Мотор моментально затих. Волны лизали борт катера в полной тишине. Илья одним прыжком переместился от руля ко мне на сиденье.

— Амалия, ты прекрасна.

— Угу, — угрюмо согласилась потрепанная чаровница.

— В самом деле! — он обхватил мое лицо ладонями и поцеловал. — Я чуть с ума не сошел, когда подумал, что этот длинный хрен снова уволочет тебя от меня. В Риме я действительно решил — все, улечу домой к чертовой матери. Буду в Москве кусать локти. Ты ведь знаешь, как это бывает, когда тебе наступают на горло.

— Смутно догадываюсь, — мне не хотелось выяснять отношения. Мне очень хотелось, чтобы он целовал меня еще и еще.

— Нет, правда. Я пешком дошел до гостиницы, сел на кровать, и вдруг мне стало так тоскливо. Я подумал: «Господи! Да что мне делать в Москве без нее. Шататься по квартире из угла в угол и думать о ней. Смешно. Когда еще можно подойти к ней, дотронуться до нее. Зачем мне улетать?»

— Чтобы додуматься до этого, тебе двое суток понадобилось?

— Нет, ну что ты. — Видели бы вы его в этот момент! С какой нежностью он смотрел на меня, как осторожно его ладонь гладила мои волосы. — Через пять минут я уже вылетел на улицу. Я был в банке, потом помчался к адвокату, но там… там была полиция. Меня чуть удар не хватил. Я узнал, что нашли тело адвоката. Тогда я метнулся к вокзалу, подумал, что ты могла поехать к Свиридову. Но там тебя тоже не было. Потом вернулся в «Эден». Я надеялся, что ты хотя бы позвонишь. Вот после этих двух суток я узнал, что самое тяжелое на свете. Ждать. Точно тебе говорю!

— Знал бы, что мне пришлось пережить, не рассуждал бы о своем ожидании, как о самом тяжелом испытании на свете, — проворчала я. — Прыгать с третьего этажа из окна адвокатской конторы, нестись по дворам, когда за тобой охотится дюжина убийц в коричневых пиджаках, — это тебе не Диснейленд.

— Ты прыгала с третьего этажа? — он улыбнулся и коснулся губами моего лба. — Ты?

— Нет, папу римского позвала для этой цели!

— В самом деле ты прыгала? — он сдвинул брови. — Тогда какого лешего ты стращала меня, что не можешь прыгать с моста?

— А я не чемпионка по прыжкам черт знает откуда. Один раз — это еще не образ жизни!

— Я тебя обожаю! — он прижал меня к себе. Как тогда в гостинице в Болонье, когда мне расхотелось бежать куда-либо и я готова была стоять с ним рядом всю жизнь, пока смерть не разлучит нас.

— Вот дьявол! — внезапно мне стало холодно. Это Илья отпустил меня и порывисто вскочил. Из-за огромного лайнера вылетел спортивный катер и устремился прямо на нас.

Ну почему преследователи взяли за правило разрушать нашу идиллию. Мало от них неприятностей на наши головы. Так нет! Не дадут людям и пяти минут побыть наедине! Свиньи!

Илья завел мотор. Наша посудина, не такая скоростная, как та, что летела на нас, затарахтела. За кормой вспенилась вода, и мы поплыли прочь. Не нужно быть потомственным моряком, чтобы понять — нам от преследователей не уйти.

— Мы не можем плыть побыстрее? — крикнула я, с ужасом глядя на стремительно растущий катер. Я уже могла разглядеть шрам на физиономии одного из тех, кто стоял на его борту.

— Скажу иначе, — донеслось до меня. — Мы пока можем плыть. Но это ненадолго.

Наш катер, издав отчаянный всхлип, взвился носом в небо и загудел, с трудом набирая скорость.

До берега было еще слишком далеко.

— Та-ак! — угрожающе протянул Илья. — Теперь мы им покажем влияние американских боевиков на сознание рассерженных российских граждан!

— Что?! — я не успела испугаться.

Илья направил катер прямо на черный сухогруз. Адский борт закрыл нас тенью.

— Ты хочешь, чтобы мы разбились?

— Закуси губу, дорогая! — с задором крикнул мой герой. — Это поможет тебе сохранить молчание.

— Молчание?! Я не собираюсь умирать молча!

Мы неслись в небольшую щель между двумя огромными морскими чудовищами. И мне показалось, что они вовсе не закреплены на воде. Они дрейфовали, чтобы их черти забрали! Они сближались!

— Они же нас раздавят!

— Будем надеяться, что не раздавят!

— Будем надеяться?! — у меня перехватило дыхание.

Я оглянулась назад. Катер несся за нами, сокращая расстояние с каждой секундой.

— Закуси губу! — крикнул Илья и вцепился в руль.

— Я не боюсь! Я не боюсь, — бормотала я, глядя на растущие громады. — Я не боюсь! Господи! Да я с ума схожу от страха!

Впереди борта двух кораблей, похожие на гигантский пресс, коснулись друг друга. Послышался страшный лязг. Мы летели прямо в адский угол. Я уже могла дотронуться рукой до сухогруза.

— Что они делают? Сумасшедшие! — донеслось с заднего катера. — Задний ход, Карло! Задний ход!

— Во всяком случае, теперь мы знаем, что одного из них зовут Карло! — сквозь зубы процедил Илья, упрямо не сбавляя скорости.

— Боюсь, что это нас не спасет! — Я взвизгнула, когда многоэтажная посудина накренилась в нашу сторону. — Может быть, это последнее, что мы узнали в жизни!

— Прорвемся! — весело крикнул потерявший рассудок искатель приключений. — Э-э-ей!

— Ой, мамочки! — Черный угол угрожающе двигался на нас. Вернее, мы летели в него.

— Они столкнулись. Сейчас разойдутся!

— Сбавь скорость, придурок! Сбавь скорость! А-а-а!

Я потеряла над собой контроль. Я закрыла глаза и визжала с такой силой, что по всем законам физики тела, даже настолько огромные, как эти корабли, должны были рассыпаться в труху.

— А-а-а! — Солнце брызнуло в сощуренные глаза. — А-а-а!

— Е-е-есть! — завопил Илья. — Мы сделали это! Всю жизнь об этом мечтал! Есть!!!

Я совсем открыла глаза, мы неслись к берегу. Солнце радостно приветствовало заново родившихся идиотов. Катер преследователей заметно отстал. Но они не сдавались. И все-таки теперь у нас было преимущество.

— «А волны и стонут, и плачут! И бьются о борт корабля!» — Илья пел, срываясь на хриплый крик.

— Больше не подойду с тобой к воде, — я всхлипнула. — Даже если предложишь покататься на резиновой лодке. Даже в ванную с тобой не войду. Даже посуду при тебе мыть не буду!

— Дорогая, у тебя истерика.

— Точно! — согласилась я и разрыдалась.

— Эй, милая! Это еще не конец. Не расслабляйся.

Я оглянулась. Сквозь слезы я видела растущую черную точку.

— Жми! — заорала я. — Ради всего святого, жми!

— Было бы на что! — Илья усмехнулся.

— Жми на что хочешь, только бы это корыто двигалось быстрее.

— Иди к штурвалу.

— Зачем?

— Потом объясню.

— У меня бок болит, — я попыталась встать, но в глазах моих тут же потемнело.

— К штурвалу! — он не обратил внимание на мои стенания.

Я с трудом поднялась, добралась до штурвала и повисла на нем.

— Нет! — он распрямил мои плечи. — Возьми его в руки! Так. И держи! Веди на берег. Не сбавляй скорость.

— Я мечтала научиться управлять катером, — проскрипела я, корчась от боли, — но сейчас не самое удачное время для начала занятий.

— А я и не собираюсь тебя учить, — с этими словами он оставил меня и прыгнул на корму.

— С ума сошел! — взвизгнула я, понимая, что осталась со штурвалом один на один, и теперь уже не человек управляет катером, а скорее он — человеком.

— Не заваливай! — крикнул мой капитан. — Прямо держи! Одну минуту.

Я сжимала штурвал, изо всех сил пытаясь убедить себя, что катер подчиняется моей воле. Странно, но мне показалось, что по манере передвижения посудина сильно смахивает на необъезженного коня. Мы скакали по волнам. За спиной я услыхала хлопок, потом еще и еще. Только на третий раз я поняла, что это за хлопки. Стреляли из пистолета. И, судя по близости звуков, стрелял Илья!

— Все! — Его руки легли на мои. — Они отстали!

— Ты всех убил? — тихо спросила я.

— Да ты что! — возмутился он. — Только напугал.

— У тебя был пистолет.

— Конечно. Я ведь узнал, что задушили адвоката Мизини.

— Ты чудовище!

— Еще бы. А они агнцы в коричневых пиджаках, — он хмыкнул. — Теперь, похоже, я должен тебя защищать. Так что оружие не помешает.

Я пожала плечами. В сущности, он был прав.

— Ну вот, дождались наконец-то! — Я не успела додумать мысль относительно оправданности оружия в кармане моего рыцаря. Он кивнул куда-то в сторону.

Вдалеке мигал желтым полицейский катер.

— Кидай пистолет в воду! — крикнула я.

— Еще чего! К берегу!

Мы завернули у моста и через минуту, уже сбавив скорость, аккуратно пристали у деревянных свай.

— Все, приехали, — Илья спрыгнул прямо в воду и подал мне руку.

Я оглянулась. Полицейские нас засекли и довольно стремительно приближались. Хотя они находились еще достаточно далеко, медлить было нельзя.

— Теперь придется купаться, — обреченно констатировала я. — Я ждала этого момента. Сегодня на воде у меня было все, кроме купания.

— Ох, господи! — вздохнул мой кавалер и подставил плечо. — Донесу я тебя до суши, сахарная ты моя.

На берегу мы сразу метнулись к пустынной дороге.

— Где машина? — я лихорадочно огляделась.

— Ну… — Илья взъерошил волосы. — По моим подсчетам, где-то километрах в десяти отсюда.

— Что?!

— Твоя еще дальше.

— И как нам быть?

Знаете, что он сделал? Он пожал плечами! На пятки нам наступает полиция, а он пожимает плечами.

— Это и есть твой план?! — я развела руками, показывая на пустую дорогу.

— Есть еще пистолет, — выглядел он растерянным.

— И что ты предлагаешь, отстреливаться от полицейских?

— Давай попытаемся с ними объясниться…

— После того как ты у них на глазах совершал проезды между кораблями и пристрелил парочку человек?!

— Никого я не пристрелил! Я даже не целился!

Я махнула рукой:

— Это уже не важно. Нас точно засадят — и надолго.

Он усмехнулся и, обняв меня, прижал к себе:

— Посмотри на это с другой стороны. Ведь в нашем случае тюрьма не самое худшее место укрытия. В конце концов, куда безопаснее многих других.

— Нет уж, увольте! — я попыталась высвободиться, но боль в боку тут же заставила сдаться.

— Милая, — он поцеловал меня в шею, — признай тот факт, что от полиции нам вряд ли удастся скрыться. Наверняка те, что на катере, уже вызвали подкрепление на суше, и сейчас сюда несутся десятки полицейских машин. Нужно просто смириться.

Вдали действительно показалась машина. Я вздохнула и расслабилась, повиснув у Ильи на плече.

«Может быть, он и прав, — подумала я. — И нам в самом деле следует пообщаться с полицией. Не вечно же бегать от «коричневых пиджаков». Да сразу нужно было бежать в полицию, а не сигать в чужую гондолу!»

Дальняя машина превратилась в синий «Фольксваген». Поравнявшись с нами, автомобиль затормозил. Мы удивленно уставились на него. Боковое стекло медленно поползло вниз.

— Ну что, так и будете пялиться или все-таки поедем? — хмуро поинтересовался следователь Свиридов.

Пришли в себя мы только в кафе в небольшом городке Местр. К тому моменту, как мы очутились за столиком, мы уже успели сменить синий «Фольксваген» на «Рено» неброского стального цвета, а нам с Ильей пришлось полностью обновить гардероб. Теперь мы напоминали респектабельное трио — не то молодая пара в обществе дяди невесты, не то компаньоны, не то еще бог весть кто. И все-таки водные гонки с препятствием давали о себе знать: несмотря на то что Илья мастерски зафиксировал мне ребро, безбожно стянув мою талию куском простыни, я дышала с трудом, меня бросало то в жар, то в холод, перед глазами плавали серые круги, а голова раскалывалась. Щеки моего кавалера тоже цвели нездоровым румянцем. Свиридов же, единственный из нашей компании, выглядел вполне здоровым и довольным жизнью.

— Вам нужно поесть, — он глянул на меня с отеческой заботой. — Давайте я закажу вам что-нибудь легкое, но сытное.

— Я сам ей все закажу! — Илья вырвал у него из рук меню, сверкнув глазами так, что я поняла — еще минута, и он вызовет соперника на дуэль. Ну или просто даст по морде. И, судя по тому, как он раздувал ноздри, скорее все-таки второе.

— Пожалуйста, — не стал спорить следователь.

— Итак, — зловеще процедил Илья, когда официант удалился от нашего столика на безопасное расстояние. — Что все это значит?

— Послушайте, чем вы недовольны? — тихо возмутился Николай Павлович. — Разве не я вас спас от полиции?

— В том-то и дело, что вы!

— Не понимаю…

— И я не понимаю. Как вы нас нашли?!

— Ох, — он кротко улыбнулся, — мне давно нужно было вам рассказать. Но вы должны меня понять, я сохранял секретность своей операции в интересах следствия. Однако следствию это совсем не помогло.

Я затаила дыхание, понимая, что сейчас грянет буря.

— Я следователь МВД Николай Павлович Свиридов.

Повисла тяжелая пауза. Я съежилась, изо всех сил напуская на себя вид больной и слабой женщины. Я надеялась, что мой галантный спутник не посмеет распекать даму в таком состоянии.

— Ага, — не то икнул, не то всхлипнул Илья и медленно повернул голову ко мне: — А ты что скажешь?

— Ну… я… хм… О! — А вы бы что ответили?

— И это все? — он недобро усмехнулся.

Я тупо уставилась на клетчатую салфетку.

— Давайте я все объясню, — пришел на помощь ангел-следователь.

— Ну давайте, — Илья заметно сник. — Раз уж никто больше не может. Я все-таки надеюсь, что потом мы дождемся более внятных речей и от второй участницы заговора.

— Да не было никакого заговора! — вскричал Николай Павлович. — О чем вы?! Я попросил Амалию никому не говорить об истинном назначении моей поездки. Я ведь приставлен к ней как охранник. Я охраняю ценного свидетеля.

— Тебе повезло, — злорадно процедил мой кавалер.

— Не уверен, — самокритично отрезал следователь. — Амалия сейчас вовсе не похожа на счастливую обладательницу лотерейного билета. И уж тем более не похожа на девушку, находящуюся под охраной работника Петровки.

— Амалия, тебе не повезло, — излишне поспешно согласился с ним Илья и, повернувшись к Свиридову, улыбнулся. — Простите, но, как всякий нормальный человек, я не люблю следователей.

— Принимается, — миролюбиво ответил тот. — Но от нас никуда не деться.

— Это верно.

Мы молча выпили по глинтвейну, почему-то числящемуся в меню итальянского кафе.

— Надеюсь, для вас не будет неожиданностью, что по факту убийств, свидетельницей которых является Амалия Кузякина, возбуждено уголовное дело и ведется следствие.

Я пыталась составить хотя бы приблизительную схему событий, которые привели меня прямо в руки Исаака. Коксель, Боккаччо, Исаак, адвокат Мизини — все они связаны между собой. И все они связаны с Храмом. Нет, не так: они словно крутятся возле Храма. Я нахмурилась и долго размышляла. Когда очнулась, Свиридов уже заканчивал свой протокольный монолог:

— В конце концов, о вашем существовании я узнал в аэропорту.

Тут он слукавил. Я говорила ему о том, что лечу с Ильей, за день до рейса.

— Хорошо, — мой искатель приключений согласно кивнул. Оказывается, рассказ следователя повлиял на него вполне благотворно. — Но как вы нас нашли? И почему спасали от своих итальянских коллег?

— Видите ли, Амалия помогла нам вскрыть преступную сеть, центр которой явно находится на юге Италии. Но многое еще непонятно. В интересах следствия необходимо дать преступникам иллюзорную надежду, что закону о них пока ничего не известно. Разумеется, это не так. В Риме знают, но на юге… — тут он выдержал загадочную паузу. — Что же касается того, как я вас нашел, то вы забываете, что я следователь с Петровки.

— Дедуктивный метод? — скривился Илья.

— Отчасти, — Николай Павлович отечески ему улыбнулся и обратился ко мне: — Амалия, не дадите ли мне свой паспорт?

— Паспорт?!

— Я предполагал, что вряд ли могу находиться с моей подопечной двадцать четыре часа в сутки. Тем более, когда увидел вас. Я даже предполагал, что вы постараетесь от меня отделаться.

— И что? — Я протянула ему свой документ, который ранее переложила из сумки в карман куртки.

— Видите ли… — он взял паспорт и показательно потряс им в воздухе. — Человек может менять гостиницы, машины, одежду и даже внешность. Но он не может чувствовать себя спокойно в чужой стране без документов. Меняя все, что я перечислил ранее, он сохранит единственную ценную для него вещь — документ.

С этими словами он залез пальцем под кожаную обложку моего паспорта и вытащил малюсенький диск, размером с половину копеечной монеты, который когда-то дал мне в Москве.

— Хитро! — неподдельно восхитился мой любитель острых ощущений.

Я только ахнула — совсем об этом забыла.

— Это маленький передатчик, подающий сигнал. Благодаря ему я всегда знал, где вы находитесь. Ну а когда я увидел гонки по лагуне, тут уж мне и передатчик не понадобился. Кроме вас, мои дорогие, последнюю сотню лет только агент 007 позволял себе подобные штуки у берегов Венеции.

— Что ж… раз начался час признаний, пожалуй, и мне следует открыть карты, — я вздохнула.

— Если ты признаешься, что тоже являешься сотрудником Петровки, я прямо здесь удавлюсь этой самой ultima ratio, — Илья округлил глаза.

— Нет, но вам же интересно, что со мной случилось, когда вы все меня бросили и я попала в банк?

— Без сомнений! — разом ответили они.

Ну, я им все и рассказала.

— Несомненно, мы имеем дело с опасной сектой, — подытожил Свиридов, когда я замолкла, — и нахрапом их не взять.

— Кому они вообще нужны! — возмутился Илья. — Мотать бы из этой Италии…

— Я тоже так думала, пока не вспомнила, что Боккаччо убили в Москве, а покойный Лола был моим соседом. Так что заявиться ко мне в дом для них, похоже, сущие пустяки. Равно, как и найти меня, где бы я ни спряталась.

— Что же им от тебя нужно?

Я с трудом пожала плечами:

— Вот и я думаю. Сначала мне казалось, что им нужно то, что я вытащила из сейфа. Но, кроме дискеты, там ничего не было. Потом я думала, что они ждут, что я найду своего отца, на которого они имеют больной зуб размером с гору Арарат. Но посудите сами, как я могу найти своего отца? Я о нем ничего не знаю.

— А ты дискету в компьютер вставляла? — спросил Илья.

Я отрицательно покачала головой.

— Ха! — он хлопнул ладонью по краю стола. — Женщины!

— Надеюсь, дискета при вас? — Свиридов вскинул бровь.

Я опять отрицательно покачала головой:

— Не хочу таскать с собой то, о чем понятия не имею. Если мне объяснят, что там, я ее выну из сейфа. А до той поры пусть себе лежит.

— Вполне логично, не находите? — следователь с профессиональной подозрительностью глянул на Илью.

Тот хмыкнул: мол, думайте, как хотите, и обратился ко мне:

— И что же, ты так и будешь ждать, пока к тебе нагрянет посвященный, чтобы объяснить, что к чему?

— А вот и нет! Завтра поеду к Исааку. Пусть отведет меня к нему.

— Ты с ума сошла! — взревели оба мои сотрапезника.

На нас заоборачивались посетители кафе.

— Это безумие!

— Ничуть не бывало. Сейчас, сидя в спокойной обстановке, я все взвесила. От его предложения не исходило угрозы. Он действительно хотел отвести меня к посвященному. Ведь кто, если не он, сможет мне все объяснить? Согласитесь, в моем положении лучше уж с ним встретиться.

— А «коричневые пиджаки»? — Илья округлил глаза.

— Надеюсь, они ему не друзья.

— Надеюсь! — передразнил он. — А если ты ошибаешься? Слушай, они нас чуть не прикончили. И если учесть историю с адвокатом…

— Рано или поздно они меня найдут. Я успела заметить и оценить их настойчивость. Это черта всех одержимых. Словом, они не отстанут. У меня нет идей, как выпутаться другим способом.

— Но ведь существует полиция… — как-то обреченно заметил Свиридов.

— Вы сами-то верите в то, что мне может помочь полиция?

— Ну…

— Вот и я о том говорю.

— Если бы ты достала дискету, — разозлился Илья, — возможно, ты бы не сидела здесь с переломанным ребром.

— Нельзя быть в этом уверенной, находясь рядом с тобой, — улыбнулась я ему со всем возможным очарованием. — Но я тебе очень благодарна, что не лежу на дне, разорванная на кусочки.

— Угу, — он смутился.

Утром мы двинулись в Венецию. Надо заметить, что предыдущая ночь, похоже, не только мне, но и остальным показалась сущим адом. Все мы откровенно боялись. Этого даже бравый Илья не скрывал. Не знаю, о чем думали мужчины, я лично — о «коричневых пиджаках». Но защитники мои все-таки уснули, а вот я не сомкнула глаз. Ночью в Местре царит мертвая тишина, от которой мурашки по коже бегают. Как только небо посерело, мужчины вскочили как по команде и ринулись вон из номера с криками: «Как мы могли проспать!» Я потянулась вслед за ними. А у меня был выбор? По дороге опять заехали в магазин одежды. На сей раз на конспирации настоял Илья.

— От греха подальше, — буркнул он, протягивая мне что-то серо-молодежное. — Вчера ты выступала в роли отбившейся от стаи ночной бабочки, сегодня, ради всего святого, попробуй исполнить роль серой мыши.

— Мне это тридцать лет с успехом удавалось, — недовольно ответила я, скептически рассматривая мешковатые штаны на веревках.

— Тем сильнее тяга к переменам, — он усмехнулся и нахлобучил мне на голову бейсболку.

— Господи! — я обернулась к зеркалу. — Я не хочу походить на перезрелую школьницу.

— Быстро в примерочную, — он легонько подтолкнул меня в спину. — Или тебе не терпится встретиться с «коричневыми пиджаками»?

Я пожала плечами.

— А я, пожалуй, возьму вот этот свитер. Холодновато, знаете ли, — не слишком уверенно провозгласил Свиридов.

— Это не ваш цвет, — Илья хмыкнул. — Вам идет все зеленое и с погонами.

— А вам все хлопчатобумажное в продольную полоску, — хмуро парировал следователь.

У меня заболели все зубы разом — после бессонной ночи женщине особенно неприятна бессмысленная перепалка двух взвинченных мужиков, которые ходят вокруг друг друга, как два петуха, готовые клюнуть соперника в любую минуту.

Я укрылась в примерочной, стараясь не слушать их шипения.

— Амалия, — через секунду жарко зашептал Свиридов, — Амалия, вы меня слышите?

Я отодвинула штору между примерочными кабинками и удивленно уставилась на следователя. Он сжимал в кулаке сиреневый свитер. Я отметила для себя, что цвет он выбрал действительно неудачно. Но развить мысль в этом направлении он мне не позволил, приложил палец к губам, призывая к молчанию, и продолжил так тихо, что я едва могла разобрать слова:

— Мне нужно с вами поговорить наедине.

Я округлила глаза и развела руками, показывая, что одна в кабинке и большего уединения вряд ли смогу добиться.

— Нет, — он резко мотнул головой. — Вы не понимаете, дело серьезное.

Я пожала плечами в доказательство, что действительно его не понимаю.

— Вы давно знаете Илью? Только честно.

— Хм-м… Полгода.

— Я просил честно.

— Три месяца.

— Честно, Амалия.

— Идите к черту. Мы собираемся пожениться.

— Не думаю.

— Это почему же?!

— Может быть, вы собираетесь выйти замуж, но не он женится на вас.

— Послушайте, — гневно зашептала я в ответ, — вам так и не удалось скрыть, что вы терпеть не можете моего жениха. Прошу вас больше не усердствовать.

— Как вы думаете, почему мне, в сущности, постороннему человеку, которого ваша личная жизнь волновать не должна, так не нравится ваш спутник?

— Я не психоаналитик, — проворчала я.

— Не нужно быть психоаналитиком, чтобы понять, что следователю не нравится преступник, который рядом с вами.

— Преступник?! — у меня перехватило дыхание.

— Вы думаете, я сидел в номере трехзвездочного римского отеля и плевал в потолок? Я наводил справки. Хотите знать, что я выяснил?

— Нет.

— Отчего же, боитесь узнать правду? Где был ваш Илья в момент убийства адвоката?

— Послушайте… — Наверное, у меня поднялась температура. Во всяком случае, мне стало и жарко и холодно одновременно. — На кой черт Илье убивать адвоката, которого он видел впервые в жизни?!

— Только если он знал его очень хорошо и не желал вашей с ним повторной встречи. Припомните, так ли уж серьезны были его обвинения, когда вы с ним расстались перед банком. Да и вообще, была ли ссора? Может, он просто пошел попить воды и пропал?

— Что за чушь вы городите!

— Амалия, я приехал сюда защищать вас. А вы никак не можете это понять. Прекратите ставить меня на одну ступень с человеком, с которым у вас недолгий, но страстный роман. Заметьте, у вас с ним, а не у него с вами.

— Но он меня спас от людей в коричневых пиджаках!

— Или сделал вид, что спас? Что он особенного сделал? Уволок вас от Исаака, который намеревался познакомить вас с посвященным? Ведь, здраво рассудив, вы пришли к выводу, что Исаак не желал вам зла. Да что я говорю, вы же сами к нему сегодня едете.

— Но люди в коричневых пиджаках…

— Итальянцы не смогли настигнуть вас в Венеции? Не смешите меня. Скорее, они не пожелали вас догнать. Они вас просто напугали.

— А Илье-то эти гонки зачем нужны? Что вы такого о нем узнали?

— Гонки? — он усмехнулся. — Вы так и не поняли? Он не хочет, чтобы вы встречались с посвященным, потому что он сам из их числа.

— Что?!

— Нет, не из числа посвященных, а из числа «коричневых пиджаков». Ему нужна дискета. И он не желает, чтобы она попала в руки посвященному.

— Но, во-первых, он везет меня к нему, а во-вторых, при мне нет дискеты.

Свиридов скорчил пренебрежительную гримасу:

— Прекратите. Во-первых, он вас еще никуда не привез, во-вторых, у него в кармане пистолет, а в-третьих, один бог знает, что произойдет дальше.

— Что вы узнали об Илье? — я сунула руки в карманы новых штанов, благо они к этому располагали.

— Начнем с того, что его зовут не Илья.

— А как же?

— Больше ему подходит имя Луиджи.

— Ну разумеется… — Я хотела скептически рассмеяться, но смешок застрял в горле. Я поперхнулась. — Лу-луиджи?

— Вы знаете его фамилию? Мизини!

— Но… Он же не мог убить своего отца!

— Я иного мнения.

— Перестаньте нести чушь! — Я хотела было задвинуть шторку, только теперь сообразив, что в пылу разговора успела переодеть штаны у него на глазах.

Свиридов схватил меня за руку:

— Амалия, не забывайте, что я следователь и веду дело о нескольких убийствах. Я никогда не горожу, как вы выражаетесь, чушь. Моя работа — раскрывать преступления. И уж можете мне поверить, у меня внушительный послужной список. Если я вам говорю, не нужно глупо хихикать мне в лицо, как вы сейчас пытаетесь. Не нужно шипеть и шикать, а нужно мне верить и меня слушаться, как бы неприятно вам это ни было. Понятно? Иначе вы станете соучастницей в убийствах и вернетесь домой в наручниках. Вы этого хотите?

— Я?! — мне показалось, что на шею мне накинули пресловутый ultimo ratio.

— Ну не я же!

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите.

— Содействия, только и всего.

— В чем оно должно выражаться?

— Амалия, — позвал Илья, — что ты там делаешь?

Я нервно оглянулась. Он был слишком галантен, чтобы заглядывать в примерочную, где находилась женщина.

— Выполняйте то, что я вам скажу.

— Тогда говорите, черт бы вас побрал. — Можете поверить, на моих глазах навернулись горячие слезы. Я отказывалась ему верить. Я бы не поверила ему даже, если бы он пристегнул меня наручниками к вешалке в этой самой примерочной и тряс бы своим удостоверением битых два часа. Свиридов сделал неправильный вывод. Илья не мог быть убийцей. И уж тем более он не мог быть Луиджи Мизини, убившим собственного отца. Это просто бред. Посмотрите на него: высокий блондин с голубыми глазами и нежным розовым румянцем на белой коже. Предположить, что он итальянец, — это все равно что назвать афроамериканца чистокровным викингом. Свиридов просто увлечен своей версией до умопомрачения. А слезы мои были вызваны скорее упрямством. Ну с какой стати я должна подчиняться русскому следователю в Италии. Да еще при этом подставлять своего заведомо невиновного любимого! Держи карман шире!

— Пока мы едем до Венеции, подумайте хорошенько. Мне не хотелось бы заставлять вас что-то делать против воли. Просто подумайте.

— Подумать о чем? Как хорошо жить на воле?

Он похлопал меня по запястью и произнес фразу, за которую я буду ненавидеть всех следователей до конца своих дней:

— Об этом в первую очередь.

Удивительно, минувшей ночью не было дождя, а Венецию затопило. Уровень воды поднялся. Аккуратные тротуары теперь походили на бортики современного бассейна, где суша плавно переходит в воду. На площади Святого Марка искрились большие лужи. Толпы туристов схлынули, словно их унесло отливом. Но, возможно, было просто рано.

— Обычное дело, — Илья подал мне руку. — Осень.

— Откуда ты знаешь, — я оперлась на него и перепрыгнула на сухой островок.

— Дорогая, я же почти итальянец.

Меня передернуло.

По дороге в Венецию я послушно думала об Илье и его месте в моей истории. Ну, все бредни Свиридова о том, что мой искатель приключений — Луиджи Мизини, убивший своего отца, я списала на шок несчастного следователя и больше к этому не возвращалась. Однако меня не оставляла мысль о том, что Илья действительно не тот, за кого себя выдает. Ведь в самом деле, как мы познакомились? Совершенно случайно… Он подсел ко мне в клубе «Звезды»… Я припомнила собственное недоумение по этому поводу. Да, он видел, как я задавала жару у шеста. Но ведь это еще не повод увлечься незнакомой девицей, которая без шеста и в офисном костюме способна заинтересовать разве что клиента рекламного агентства, да и то исключительно своими деловыми качествами.

Что я собой представляла на тот момент — мышь серая. Ни капли женственности, ни искорки сексуальности. Во всяком случае, вся моя биография, сплошь состоящая из романов с толстыми и лысыми, тому подтверждение. Боккаччо — как теперь ясно, питавший ко мне деловой интерес, да Илья — это те два исключения — два красавца, оказавшиеся в моей постели. И если с Боккаччо все понятно, то с какой стати Илья воспылал ко мне сильным чувством, как он уверяет, почти с первого взгляда — неясно. Предположить, что его пленило во мне что-то, кроме папочкиного наследства, будь оно неладно, — это значит забыть, как я выгляжу в зеркале. Вот почему я никак не могла ему поверить. Вот почему мы разругались в Риме. Я ему не верила. Интуитивно не верила и ничего с этим поделать не могла.

А если предположить, что я не идиотка, если только на минуточку до конца поверить самой себе и представить, что Илья познакомился со мной ради содержимого сейфа в Интернациональном банке? Тогда выходит, что он знал о нем раньше меня. Ведь подсел он ко мне в клубе за несколько дней до того, как я узнала о завещании. И эта его подозрительная тяга к приключениям, которую он столь показательно выпячивает в главные свои достоинства. Согласитесь, любому нормальному человеку, будь он мужчиной или даже женщиной, и в голову не придет пуститься во все тяжкие с малознакомой девушкой. А ведь Илья, не задумываясь, ринулся во все мои приключения. Надо же, покатил со мной в Италию и так активно проник в мою историю, что стал одной из главных ее составляющих. А ведь речь шла не об увеселительной поездке и даже не об экстремальном путешествии.

Рядом со мной уже обнаружили четыре трупа, и все идет к тому, что и Илье угрожает опасность. Теперь скажите, нужно это простому среднестатистическому москвичу? Вот что я вам отвечу: покажите мне такого москвича! У современных мужиков на лбу написано: «Не тронь, не завоняет!» А я, выходит, должна поверить в то, что среди них уродился экземпляр, готовый рискнуть собственным спокойствием, а может, и жизнью ради какой-то не слишком привлекательной девицы, которая катится под откос, уволакивая за собой все новые жертвы. Не смешите меня! Скорее я поверю, что мой блондин — инопланетянин с альфы Центавра, прилетевший на нашу планету с целью познать жизнь российской гражданки изнутри.

А его знание итальянского и полное отсутствие информации о том, что происходит в обувной промышленности? Как он там заверял, он каждый год приезжает на конгресс обувщиков в Рим? Ха! Я почти полгода убила на разработку рекламной кампании продукции фабрики господина Кокселя и, уж поверьте мне на слово, прекрасно знаю, что никакого конгресса обувщиков в Риме отродясь не проводилось. А уж тем более ежегодного. А как он тщательно скрывает, что знает латынь? Еще в Москве я несколько раз ловила Илью на том, что с его губ слетали латинские фразочки, которые обыкновенному человеку знать по образованию не положено. То есть выходит, что Илья действительно каким-то образом связан с моим наследством помимо меня. Но кто он? Один из «коричневых пиджаков»? Вряд ли, хотя именно за ним эти самые «пиджаки» влетели вчера на площадь Святого Марка. Как они меня обнаружили, я ведь весьма удачно замаскировалась? И гонка эта… Правильно рассудил Свиридов — если коренные жители хотят тебя догнать в родном городе, они это сделают, будьте уверены. Да и сейчас из них нет никого.

Я оглядела пустую площадь. Ни одного мужика в коричневом пиджаке. Горстка разноцветных туристов у знаменитой колокольни — и все. Будь я одним из этих, из «пиджаков», уж я бы оставила в карауле парочку товарищей, к гадалке не ходи.

— Чего ты озираешься? — Илья взял меня за руку. — Думаю, Исаак твой уже пришел на рабочее место, скоро начнут играть, так что нам нужно его перехватить до того, как он возьмет в руки смычок.

— Да-да…

— Ты рассеянна. Бок болит?

— Я себя как-то неуютно чувствую. Не знаю… То ли штаны эти дурацкие, то ли предчувствие… — Я не кривила душой. Сегодня мне все не нравилось. Особенно мой наряд. Я была похожа на беременную школьницу. Однако истинную причину моего настроения я ведь не могла ему сказать. «Ах, дорогой, я думаю, что ты забыл свой коричневый пиджак на стуле. И вообще, я тебя боюсь» — это вы хотели бы услышать?

— Нам действительно стоит поторопиться, — Свиридов озабоченно глянул в сторону пустующих столиков кафе «Флориан». — А у меня почему-то раскалывается голова.

— Наверное, давление низкое. У меня, кстати, тоже, — буркнул Илья. — Хотя после вчерашних передряг вовсе неудивительно…

— Ах этот сильный пол! — съязвила я, но тут же поежилась. — Все-таки как-то неуютно…

— Не бойся, я с тобой, — шепнул мой телохранитель.

— Вот именно поэтому и неуютно, — я усмехнулась. И он, скорее всего, не догадался, насколько я была с ним искренна.

— Обещаю, никаких гондол и гонок на катерах.

— Можете не заглядывать ему за спину, я клянусь, что он пальцы скрестил, — недовольно буркнул следователь. — Предупреждаю, я в ваших, с позволения сказать, подвигах принимать участия не намерен.

— Позвольте! А как же охрана ценного свидетеля?! — Илья округлил глаза.

— Судя по ее выражению лица, она со мной полностью согласна.

— Амалия! Да что он понимает в выражении твоего лица!

— Так! Еще одно слово — и к Исааку я пойду в гордом одиночестве, — я опалила гневным взглядом каждого из своих сопровождающих. И, ускорив шаг, пошла по направлению к кафе.

За спиной моей раздавался приглушенный бубнеж относительно места женщины в деле сохранения мира на земле, а также о дурном влиянии феминизма и о прочей ерунде, о которой так любят рассуждать в мужских компаниях.

— Простите, могла бы я встретиться с Исааком? — обратилась я к скучающему оркестранту.

Тот сонно покосился на меня, вяло улыбнулся и пожал плечами:

— Мы все этого бы хотели.

— В каком смысле?

— Ну, не знаю, как вы, синьорита, а мы хотели бы с ним работать.

— Так он больше не работает здесь? — не знаю почему, но сердце мое ухнуло на диафрагму.

— Нет, что вы! — музыкант улыбнулся. — Вчера он позвонил и сказал, что приболел.

— Господи! — Я опустилась на соседний стул.

Зато мой собеседник подскочил, засуетился, требуя воды, платка и вообще повышенного внимания к моей персоне.

Илья тут же оказался рядом, схватил меня за руку. Свиридов навис надо мной, как наседка над цыпленком.

Меня все это развеселило. Даже бок перестал болеть.

— Чего вы всполошились? — я обвела собравшихся недоуменным взглядом.

— Я лишь однажды видел, чтобы человек столь быстро бледнел, синьорина, — взволнованно сообщил музыкант. — Это был мой дядя, и через минуту он испустил дух. Обширный инфаркт. О, простите! — он склонил голову.

— Ничего, ничего! — успокоила я его. — Спасибо за участие. Видите ли, я очень хотела с ним увидеться.

— С кем?

— Ну уж не с вашим же дядей. С Исааком, разумеется.

— А, — итальянец рассмеялся. Когда успокоился, сообщил: — Это довольно просто. Он живет недалеко от площади Святого Марка. Сейчас идите налево вдоль кафе, выйдете с площади, еще раз поверните налево. У входа в отель «Роза» перейдете канал по мостику, там сразу между домами по улочке и два раза направо, огибая дома. Только не перепутайте, направо, а то там тупики, заблудитесь. А вообще, все очень просто.

— В самом деле, чего сложного? — съязвил Илья. — Налево, налево, направо, направо. Только улочки не перепутать бы, а то умрем с голоду в каком-нибудь заплесневелом тупике.

— Я бы поостерегся идти черт знает к кому, — сухо заметил Свиридов, когда на горизонте замаячила вывеска отеля «Роза».

— Старина Исаак, кто ж его не знает, — усмехнулся Илья. — Я еще не извинился перед ним за вчерашнюю оплеуху.

— Действительно, как-то нехорошо получается. — Мне стало не по себе. Сама терпеть не могу наглецов, а тут выходит, что мы заявимся в гости к человеку, которого вчера так бесцеремонно кинули, и примемся объясняться ему в любви, ну и все такое прочее…

— А ты ему коробку конфет купи, — посоветовал мой добродушный кавалер. — Или бутылку водки. Посвященные пьют, как думаешь?

— Он не посвященный. Он наблюдатель.

— Один хрен.

— Исаак так не считает. Советую не ржать над его идеалами в его присутствии. Одно то, что существуют тома, в которых прописаны все его пращуры до первого колена, достойно уважения.

— Я тоже могу наврать с три короба.

— Это уж несомненно, — сухо заметил следователь.

— О, прошу вас, — я закатила глаза.

Таким образом мы добрались до дома Исаака. Илья пытался пару раз свернуть сгоряча не в ту сторону, но я упрямо водворяла его на правильный маршрут. Уж чем-чем, а пространственным идиотизмом я не страдаю, что бы там ни говорили некоторые мужчины об этом женском недуге. «Первая скрипка» жил на относительно сухой улице, если не считать склизкую, вонючую плесень, облепившую фасад дома со всех сторон.

— Фу, — мой кавалер сморщился, — такое впечатление, что жильцы ежедневно блюют под собственные окна.

— Ерунда, — пожала я плечами, — я думаю, этот дом стоит в довольно престижном районе.

— С чего это ты так решила?

— Ну… если кругом одна вода, жизнь на тихой улочке, полностью состоящей из камня, — чрезмерная роскошь.

— Я бы жил на барже. По-моему, очень удобно, когда кругом вода.

— А я бы вообще не хотел тут жить, — проворчал Свиридов. — Место какое-то гиблое. Депрессивное.

— Именно поэтому квартиры в Венеции стоят по пять миллионов долларов, — съязвила я.

— Обещают, что через тридцать лет Венеция уйдет под воду. Плохое вложение капитала. — Илья открыл дверь, ведущую в весьма уютный коридорчик с лестницей. — Так, кажется, Исаак забыл запереться.

— Не нравится мне это, — следователь запахнул пиджак, словно ему вдруг стало нестерпимо холодно.

— Мне тоже, — согласилась я с ним и громко позвала: — Синьор Исаак, вы дома?

Ответа не последовало. Никто наверху даже не завозился. Теперь мне и в самом деле стало не по себе.

— С другой стороны, он мог выйти за хлебом, пиццей или еще за какой-нибудь ерундой, — беззаботно отозвался Илья и направился вверх по лестнице.

— Нехорошо как-то, — подал голос Свиридов. — Может быть, его действительно нет дома или он душ принимает, а тут мы ворвемся.

— Ой, вам ли об этом переживать! — не оборачиваясь, усмехнулся мой любитель законности.

— Не хочу я туда идти, — неожиданно вырвалось у меня. Сама не зная чего, я испугалась и зажала рот рукой.

Илья прервал свое восхождение, вернулся ко мне и, обняв, прижал к себе, прошептав:

— Милая моя глупышка. Все будет хорошо. В любом случае у тебя все будет хорошо, я тебе обещаю.

— В каком смысле — в любом случае?

— Во всех. Идем посмотрим на твоего Исаака.

Он повел меня вверх по ступенькам. Дверь на втором этаже была прикрыта, но, поскольку между ней и косяком чернела щель, стало понятно, что она не заперта.

Илья толкнул ее.

— Ох! — я столкнулась с пустым, стеклянным взглядом Исаака. Он полулежал на стуле, совсем как мой покойный сосед Лола. На шее его пестрела ultima ratio.

Ненавижу свою жизнь! Ненавижу!!!

Это я сказала себе уже на улице. Я вывернулась из объятий Ильи и опрометью кинулась вниз.

Следующие минуты я вспоминаю с трудом. Сначала я неслась куда-то вверх по узкой темной улочке, которая больше походила на щель между домами. За спиной я слышала затихающий крик Ильи:

— Амалия! Амалия! Черт тебя подери, куда ты все время убегаешь?! Только попробуй снова спрятаться, я тебя из-под земли достану. Амалия! Я сейчас заблужусь! Амалия, я тут сдохну без тебя. Амалия, я вообще без тебя сдохну!

Знаете, что у меня стрельнуло в голове, когда я услышала эти отголоски? Я вдруг молниеносно приняла решение. Еще секунду назад мне хотелось бежать подальше от этого страшного человека, от того, кого я столь недолго, но так сильно любила. Я надеялась, что расстояние скрасит боль, которую он мне причинил. Дьявол! Я с самого начала ему не доверяла. Как я могла попасться на его удочку, позволить войти в мою жизнь, пустить в моей душе такие цепкие корни, что вырвать их совершенно невозможно.

Я не хотела верить Свиридову. Ха! Идиотка! Вообразите ситуацию: к вам приходить следователь и сообщает, что ваш новый приятель на самом деле вовсе не приятный человек, а маньяк-убийца, в данный момент открывший охоту именно на вас. Ваш первый шаг? Пошлете следователя куда подальше? Это в нашем-то напичканном опасностями мире? Нет? А вот я послала. Сегодня утром я подумала: да провались ты пропадом со своими дурацкими измышлениями. Илья — хладнокровный убийца из «коричневых пиджаков», стремящийся заманить меня в ловушку? Да разве он похож на убийцу? Он же милый, приятный во всех отношениях и вообще… ммм… душка!

Но видели бы вы глаза моего любимого путешественника, когда он перевел взгляд с мертвого скрипача на меня: в них был лед. Ничего, кроме холодного рассудка. Он заранее знал, что Исаак мертв, иначе он не допустил бы меня в его дом. Не знаю как, но не допустил бы. Он пасет меня, чтобы я именно ему передала дискету. А что будет потом… об этом один бог знает. Что, вы думаете, я сделала, подумав об этом? Я остановилась, оперлась о серую шершавую стену дома, закрыла глаза… А когда через секунду открыла, то глубоко вздохнула и, повернувшись, направилась назад.

Я подумала: фигня! Что толку бежать от себя самой? Я люблю его. Сильнее, чем кого-либо попадавшегося на моем пути. И если уж я такая никчемная, что нужна мужчине своей мечты только из корыстных побуждений, так тому и быть. Я счастлива с ним. А без него буду несчастна, какой бы живой и здоровой я ни осталась, сбежав отсюда. Я буду страдать. Каждый раз, ложась в постель с каким-нибудь лысым женатиком, все мое тело будут сводить судороги от воспоминаний о прикосновениях любимых ладоней. Каждое утро я буду просыпаться от мысли, что сделала ошибку, бросив его сейчас. И каждого мужика я буду заранее презирать только потому, что он не похож на Илью. А похожих на него я не встречу, потому что похожих на него просто нет.

Он загнал меня в ловушку своими романтическими вечерами, цветами и отелями класса люкс. Ни один мужчина в мире больше не подарит мне такую сказку. Вот поэтому я шла сейчас назад, к нему, гонимая дурацкой бабьей страстью. Все, решено. И неожиданно мне стало чертовски легко, словно я спаслась из страшной передряги, или, по-другому говоря, с души моей камень упал. Я все понимала и действовала так, как хочу. Не так, как надо, а именно так, как хочу. Раньше я и не задумывалась, насколько это важно. Это и есть настоящая свобода — жить так, как хочешь. Улочка изогнулась, осветив мое лицо бледным светом огромного пространства площади. Я улыбнулась… и провалилась в темноту.

Не могу понять, почему я вдруг очнулась. Может быть, от задумчивой тишины, царившей вокруг, как в царстве мертвых. А может быть, оттого, что и в самом деле умерла. Я представила свое тело, лежащее посреди маленькой улочки с пестрой тесьмой на шее, и слабо хихикнула. Мой сдавленный смешок рассыпался по невидимым стенам озорными нотами. Точно, скорее всего, я уже мертва.

Странное существование уготовано нам после смерти. Не скажу, что приятное. Хотя, с другой стороны, каждому свое. Кому-то в рай с птичками и вечнозелеными яблонями, с которых уже нет смысла рвать яблоки, — души ведь бестелесны. А другие топают прямиком в то местечко, где я сейчас. Интересно, чем я уж так не угодила небесным распорядителям, что они упекли меня в такой тухлый тупик? Стоп, я хочу есть… и пить… это странно для бестелесной субстанции. Может быть, я все-таки жива? Удивительно, как мне хочется в это поверить. Зачем? Вернуться к своим бесконечным гонкам по Италии? Или мне хочется очутиться в Москве и торчать в офисе нашего рекламного агентства, боясь встречи с Драконом, потому что какой-то там клиент-придурок не подтвердил свой заказ? Или я мечтаю послушать еще одну проповедь моей дражайшей родительницы относительно Генриха VIII?

Но какой теперь в ней толк! Сам этот Генрих уж наверняка ошивается где-нибудь поблизости, так что я смогу порасспросить о его семейных тяготах при личной встрече. Порасспросить! Ха! Да я ему такое расскажу о нем же самом, что его синяя борода вмиг поседеет. Так отчего мне так хочется быть живой? Вот удивительно. Вроде бы и нет причин для этого, а все равно до головокружения хочется глотка чистого, не этого пыльного, а свежего, даже морозного воздуха. И пиццы. Или нет, лучше чизбургера на хрустящей булочке, с огурчиком, с картошечкой, со слегка не прожаренной, сочной котлеткой. Ммм… Несчастная я покойница. Найти бы того урода, кто отправил меня сюда столь безвременно, и являться бы к нему во сне каждую ночь. Ох!

Сбоку скрипнуло, стену озарило желтым дрожащим светом. Господи, на дворе двадцать первый век! В то время как космические корабли бороздят просторы Вселенной, находятся люди, использующие керосиновую лампу. Позорище! Хотя, может быть, на небесах…

— Синьорина! Добрый вечер!

Значит, так… две новости, одна хорошая, другая отвратительная. Хорошая — это то, что я все еще жива. Отвратительная — передо мной стоит мужик в коричневом пиджаке со шрамом на щеке. Это значит, что мое теперешнее земное существование в скором времени прекратится. Есть захотелось еще больше. Даже под ложечкой засосало. Наверное, от сильного чувства голода я тихо заскулила.

— Успокойтесь, — в луче света хищно блеснули зубы. Этот негодяй улыбался! — Я давно пытался с вами поговорить.

— Только не думайте, что напугали меня до смерти! — заявила я, обхватив трясущимися руками плечи. — Мне просто холодно. И еще я хочу есть!

— У нас деловые переговоры, а не званый вечер, — он перестал улыбаться и сдвинул брови.

Наверное, я была убедительна.

— Расценивайте это, как хотите, — на сей раз я одарила его дерзкой и даже циничной ухмылкой. — Я к вам в гости не навязывалась. С удовольствием отсюда уйду и отправлюсь в ближайший ресторан.

— Не выйдет, — утробно изрек он и кашлянул. — Придется говорить.

— Пока не поем, ничего не скажу. Я есть хочу.

— Что ж, — он пожал плечами. — Значит, время еще не пришло. Посидите тут, подумайте. Я зайду завтра.

— Что?! — взревела я и одним махом вскочила на ноги.

Мужик со шрамом дернулся к двери, как по команде, у него за спиной выросли два таких же здоровенных типа в пиджаках.

— Синьорина, я о ваших способностях знаю. Можете не демонстрировать. Скажу лишь, что вы одна, а нас много. Я ухожу и советую вам хорошенько подумать. До завтра.

С этим он удалился, закрыл дверь, оставив меня в кромешной тьме. Подлец! Не дать человеку поесть. Воды не дать. Я уже молчу о том, что я девушка. Ох уж эти современные мужики, пусть и с томами предков на полках. Все равно мерзкие, поганые, отвратительные животные, которым недоступно сострадание. Хоть бы хлеба принес, идиот!

Я не могла понять, сколько просидела в этом склепе: может быть, пять часов, а может, и пять суток. Поначалу мне жутко хотелось всего сразу: пить, есть, в туалет, подышать свежим воздухом, увидеть солнечный свет, отоспаться в своей постели. Я сидела на чем-то сильно напоминающем ворох соломы и никак не могла решить, чего же я хочу больше. В конце концов я перестала чего-либо желать и больше не мучилась по этому поводу. Я пялилась в темноту широко раскрытыми глазами.

Смешно, но я признаю, что больше всего в эти ужасные часы ожидания я боялась вовсе не людей в коричневых пиджаках, которые могли теперь сделать со мной что угодно: заморить голодом, убить любым другим самым ужасным способом или просто оставить в этой затхлой темноте навсегда. Все мои внутренности, как по команде, сжимались от мысли, что я усну и по мне тут же начнут бегать крысы. Не знаю, с чего в мою голову втемяшилась эта абсурдная мысль, будто в этом гиблом склепе мог прижиться еще кто-то, кроме человеческого существа, помещенного сюда насильно.

В первые минуты одиночества я пыталась определить, что это за помещение. Тут было довольно прохладно и сыро, я могу поклясться, что где-то в углу с отвратительной настойчивостью капала вода. И самое ужасное, что, кроме звуков падающих в лужу капель, не раздавалось никаких других звуков. Там, где меня держали, висела гнетущая, безысходная тишина подземелья, куда не проникают отзвуки жизни. Тишина, от которой можно сойти с ума. Тишина, наводящая ужас. Я гнала от себя мысль, что под скользкими от воды стенами этой каменной камеры валяются скелеты забытых здесь узников, желтые кости которых навсегда остались безымянными.

Я пыталась придумать себе занятие, пыталась вспоминать какие-то истории, но ничего не помогало. В такой обстановке человек мгновенно тупеет. Голова становится ватной, а вся мозговая активность сводится к тому, чтобы побороть навязчивую сонливость. Почему мне казалось, что сон в такой ситуации — верная смерть? До сих пор понять не могу. Я пыталась заставить себя надеяться. На что угодно, хотя бы и на чудо. Но потом пришла к мнению, что тут даже молиться не стоит. Отсюда до бога вряд ли долетит мой голос. И вот тогда на меня посыпалась какая-то дрянь: сначала что-то сухое и легкое, как пыль, слежавшаяся за века. А потом повалилась труха — мокрая и противная. Я вскочила на ноги, подавилась собственным криком и закашлялась.

— Амалия!

У меня закружилась голова. Я готова была взлететь под потолок и расцеловать Свиридова.

— Амалия, ловите!

Я ухватилась за конец веревки и зажмурилась. Следующие полчаса я думала об одном — добраться доверху и ступить наконец на твердую землю. Я болталась в темноте, и сердце мое трепетало от счастья, потому что сверху доносилось живое человеческое пыхтение. Это натужное пыхтение моего спасителя казалось мне самой лучшей песней на свете. Я мечтала о том, как отблагодарю его. Чтобы он даже в глубокой старости, глядя на мой подарок, заливался бы счастливым румянцем от сознания того, как он был добр, когда спас молоденькую дурочку.

Я как раз перешла от размышлений об отдаленном острове в центре Тихого океана к золотой заколке для галстука, инкрустированной бриллиантами и украшенной небольшой памятной монограммой. И застопорилась на размерах этой заколки, которая, если начертать на ней хотя бы малую часть тех слов, коими я собиралась осыпать следователя, должна была получиться величиной с двухстворчатую дверь. Вот в этот интересный момент Свиридов довольно грубо ухватил меня под мышки и выволок наверх.

— Господи! Как вы меня нашли?! — Я обвила его шею руками и, едва сдерживая рыдания, упала ему на грудь. — Я чуть с ума не сошла. Вы не представляете, каково там, внизу. Это хуже… хуже, чем…

— Не нужно, — его ладонь гладила меня по волосам. — Там плохо — и все. А теперь уже намного лучше, не так ли?

Он поднял мою голову, заглянул в глаза. Я никогда не знала, что такое отец. И хотя следователя нельзя было заподозрить в причастности к моему появлению на свет, я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которая прибежала к папе спасаться от грозы. Никто из мужчин не смотрел на меня с таким родственным теплом, как Свиридов. И от неожиданности я разревелась. Как ребенок, всхлипывая, утирая нос тыльной стороной ладони.

— Будет, будет, — он легонько похлопал меня по спине. — Перестаньте. Нам нужно идти.

— Где меня держали? — Я икнула и огляделась.

Над нами нависал низкий сферический потолок времен раннего Средневековья. Маленькая комнатка, освещаемая лишь фонарем в руках следователя, походила на отсек бомбоубежища.

— Ну и местечко. Что это такое?

— Обычное подземелье, — мой спаситель равнодушно пожал плечами.

— А там? — Я посмотрела на грубо высеченную в полу дырку, возле которой валялась давным-давно сколоченная деревянная крышка.

— Там? — Николай Павлович хмыкнул. — А черт его знает, что там, если здесь подземелье. Я в этих делах плохо разбираюсь. Знаю одно, если мы сейчас же отсюда не уйдем, вас снова туда сунут. И меня вместе с вами. А мне, уж поверьте, совсем не хочется остаток жизни просидеть в том, что ниже подземелья.

— Боже ты мой! Скажите хотя бы, где мы территориально?

— Успокойтесь, все еще в Италии, — он улыбнулся, выключил фонарик, взял меня за руку и повел куда-то в темноту.

Как оказалось, комната сквозь узкий свод вливалась в такой же узкий каменный коридор.

— Почему вы лишили нас света? — прошептала я.

— Ну… видите ли… фонарь может сыграть с нами дурную шутку. Проще говоря, не хотелось бы, чтобы нас заметили.

— Такое впечатление, что мы очутились в прошлом. Причем не в самые лучшие его времена, — проворчала я, очередной раз задев плечом шершавую стену.

— Так и есть, — донеслось до меня. — Это старый-престарый монастырь. Он весь мхом порос. Если бы вы его видели снаружи, ох, опять головой задел — так и макушку раздолбать недолго, — вы бы, Амалия, не удивлялись, что здесь под подземельем еще есть помещения. Все-таки ваши стражи — удивительно гуманные люди. Могли бы запереть вас в камеру пыток, например. С ужасными проржавевшими наручниками, в которых все еще болтаются кости доисторических мучеников.

— Фу! — Я слишком живо представила себе эту картину. — Перестаньте. Как вы-то меня нашли?

— Догадайтесь.

— Понятия не имею.

— Ничего, скоро поймете, — с какой-то зловещей загадочностью пробурчал следователь. — Главное сейчас — не заблудиться в этом лабиринте.

— Не понимаю, как тут можно заблудиться. В коридоре-то!

— Мы уже прошли три разветвления. И если я не просчитался, то на следующем нам нужно повернуть направо.

— Да как же вы их видите? — Я прищурилась, пытаясь разглядеть в кромешной тьме очертания предполагаемых проходов. Тщетно.

— Я не вижу, я считаю шаги. Так меня научили.

— Кто?

— О, это долгий рассказ. Я видел, как вас погрузили в гондолу. Смысла их атаковать не имело, я решил следовать за ними, ну и все мы дружно добрались до этого глухого места. Ехали довольно долго. Самое сложное, конечно, было оставаться незамеченным, но тут мне помог, как бы выразился мой младший сын, ваш пофигизм.

— В каком смысле?

— В смысле «жучок». Я вынул из вашего паспорта лишь один, а если бы вы оказались более подозрительной, то сегодня я вряд ли смог бы прийти вам на помощь.

— Хвала моему тугодумию.

— Все, теперь осторожненько направо.

Я протянула руку в указанном направлении и действительно нащупала арочный проход.

Мы шли в кромешной темноте еще какое-то время, пока наконец впереди не забрезжил дневной свет.

— Уф… — не представляете, какое облегчение я ощутила. Даже дышать стало намного легче.

Крадучись, мы добрались до узкого прохода на волю.

— Хм-м… — в отличие от меня мой спаситель не выглядел обрадованным.

— Что такое?

— Тут все не так, как мне рассказывали. Наверное, я ошибся. Нужно повернуть назад.

— Назад?! Да ни за что! — я оттолкнула его и высунулась на улицу.

Первое, что бросилось мне в глаза, — это высокая синева неба. Господи, оказывается, как тяжело живому существу без такой простой и обыденной составляющей нашего существования, как небо. И еще далекое белесое солнце. И прохлада ветра.

Я зажмурилась и блаженно улыбнулась, не обращая внимания на тычки Свиридова, который ерзал у меня за спиной, словно его поставили на раскаленные угли.

«Боже мой! — думала я в те мгновения. — Никакие сокровища в мире не стоят того, чем мы обладаем с рождения. Нет цены воздуху, воде и солнцу. Им просто нет цены!»

Когда я свыклась с этой мыслью, я открыла глаза, глянула вниз… и резко отшатнулась в темноту, ударив затылком следователя.

— Что? — испуганно прошипел он, прижимая руку к разбитой губе. — Что там?

— Там эти, в коричневых пиджаках, и…

— И?..

— Ох…

Он отодвинул меня от проема и посмотрел вниз. Я изогнулась и заглянула через его плечо. Так и есть: мы находились, если судить по современным стандартам, этаже на третьем. Как мы взобрались сюда из подземелья? Ведь нигде по ступенькам не шли! Под нами располагался глухой со всех сторон квадратный двор, настолько старый, что плиты, коими он был вымощен, уже давно проросли высокой травой. Видимо, по двору редко кто ходил. Однако сегодня там были люди. Прямо под нами толпились с десяток мужиков в коричневых пиджаках. Каких-то я даже узнала, они заходили ко мне в подземелье. Странное дело, но на плечи некоторых были накинуты коричневые плащи с капюшонами. Они тихо говорили между собой на странном итальянском. Я поняла, что это смесь итальянского с латынью.

— Нужно связаться с Умберто. Без него мы ничего из нее не выудим, — довольно зло отчеканил один из моих визитеров.

— Умберто ничем не сможет нам помочь, — с философской грустью изрек тот, со шрамом на щеке. — Я допустил ошибку. Я не смог понять, кто она такая. Я не знаю, как ее убедить. Судя по всему — это невозможно.

— Если ее уничтожить, все останется по-прежнему…

У меня похолодело в области живота. Вот, значит, какую судьбу мне уготовили хранители тайн древности. Черт бы побрал этих собирателей рухляди с маниакальным синдромом.

Стоит ли говорить, что мне расхотелось слушать продолжение разговора.

— Нужно убираться, — я дернула за руку Свиридова.

Толпа двинулась к невидимой нам двери в стене.

— Думаю, стоит все-таки вызвать Умберто, — услыхала я под занавес.

— Кто, черт возьми, этот Умберто?

— О! — вместо ответа, довольно неосторожно для нашего положения изрек следователь.

Я метнулась к окну. Далее я увидела картинку из ночного кошмара. Последний из тех, кто был в плаще, задрал башку к небу и скинул с головы капюшон. И это был Илья!

Свиридов предусмотрительно зажал мне рот ладонью. Я успела лишь пискнуть, но этого оказалось достаточно. Илья вздрогнул, глянул в нашу сторону. Лицо его мгновенно осунулось, он испугался, по-моему, даже присел.

Я бы все отдала, чтобы проснуться на этом месте. Но, к сожалению, мое видение не было сном. Илья действительно стоял посреди каменного мешка и смотрел на меня. Потом он словно оттаял, махнул рукой, мол, скройся с глаз, и метнулся внутрь. Где-то под нашими ногами мгновенно загудело.

— Он сказал им! — шепнул Свиридов. — Нужно бежать!

— Я не верю! — колени мои подкосились. — Я просто не могу в это поверить!

— Что ж, тогда оставайтесь здесь, — прорычал следователь. — Оставайтесь. Дождитесь его, пускай он сам вам все объяснит.

— Но ведь это абсурд! Как он может быть одним из них! Я просто отказываюсь что-либо понимать!

— Разумеется, — его губы искривила усмешка. — Но подземелье-то выглядело достаточно убедительным?

— Это вне всяких сомнений.

— Я не хотел вам говорить, но именно он тащил вас в гондолу. У нас нет времени! — Он бесцеремонно схватил меня за руку и поволок назад, в темноту.

Поначалу я упиралась, потом подчинилась, позволив его волочь меня туда, куда он один знал дорогу. А может, и не знал, но верил, что способен вывести нас к безопасному выходу.

Пару раз я треснулась головой о низкие своды коридора. Пару раз довольно ощутимо ударилась плечом о стены, но все это было не важно. Я запретила себе думать об увиденном. Я запретила себе страдать. В конце концов, почему бы нет? Разве я не подозревала его в этом? Разве я не приняла решения быть с ним в любом случае? Тогда что? В том-то и дело, что там, на тихой улочке, пойдя ему навстречу, я была уверена, что наш роман продлится долго. А теперь я знала, что он окончен. Все. Илья — «коричневый пиджак», ему нужна дискета или моя смерть. А скорее — и то и другое. При чем здесь романтические отношения? Совершенно ни при чем!

Теперь в голове моей работал холодный секундомер. Сколько у нас есть времени, чтобы выбраться на свободу? Я не позволяла себе задержаться ни на мгновение. Даже на самых крутых поворотах, когда Свиридов со всего маху влетал куда-то влево или вправо, едва не вывертывая мне руку, я послушно прыгала за ним, позволяя волочить себя с той скоростью, с какой он способен это делать. Несколько раз мы утыкались носами в глухие стены тупиков. Но я не желала отчаиваться. Без веры в положительный исход бег от любой погони становится бессмысленным для жертвы. Наконец следователь замедлил шаг, потом остановился где-то посреди темного прохода и глухо изрек:

— Кажется, мы заблудились.

— Нет! — теперь я схватила его и понеслась вперед.

— Вы же понятия не имеете, куда мы бежим! — просипел он за спиной.

— А вы?

— Аналогично.

— Вот видите! Но единственное, о чем я имею понятие, так это то, что лучше помру где-нибудь в тупике, чем снова попаду в руки к этим монахам!

— Какая вам разница, как помирать?

— Поверьте, преогромная. Сейчас это мой выбор, а в застенках — их воля. А я терпеть не могу давления.

— Резонно…

— Ну так!

— Вы своевольная девушка.

— Еще бы!

Я рванулась в сторону, где, как мне показалось, мелькнула слабая полоска дневного света. Точно, щель! Еще одна щель в каменной стене, гордо именуемая окном. Я высунулась на воздух. У меня сразу же дух захватило: отвесная стена, внизу ров с водой. Господи! Прямо как в настоящем Средневековье. Только скрежета рыцарских лат не хватает. Хотя… за спиной у нас послышался приглушенный топот. По коридору к нам приближались люди. Я порывисто обернулась к Свиридову:

— Как хотите, а я прыгаю!

— Нет уж… — он испуганно схватил меня за руку. — Это же верная смерть! Там высоты метров двадцать. И может быть, совсем мелко.

— Может быть, там еще и крокодилы водятся, — я с ужасом глянула на мутную воду. — Но мне плевать!

— С ума вы сошли! Я не смогу.

— Вы что, под пулями не ходили? — я прищурилась, собираясь издеваться.

Свиридов вздохнул:

— Под пулями ходил, а в ров прыгать не приходилось.

— Нужно же когда-то начинать!

Я занесла ногу на, с позволения сказать, подоконник.

Николай Павлович вцепился в меня мертвой хваткой:

— Амалия! Вы же ценный свидетель. Имейте в виду, вы не имеете права погибнуть.

— Хотите сдать меня в руки «коричневых пиджаков»? — я поднатужилась и, преодолев его отчаянное сопротивление, вскарабкалась на окно.

— Амалия, не смейте!

В коридоре кто-то отчетливо крикнул:

— Я слышал, она здесь!

Этого оказалось достаточно, я рванулась в пустоту.

— Амалия! — крикнул мне вслед Свиридов испуганным голосом Ильи.

Думаете, падающий из окна человек не успевает испугаться? Еще как успевает! Я даже дышать не смела от страха. Я хотела зажмуриться, но не могла, а потому смотрела на приближающуюся серо-зеленую воду глазами, полными ужаса.

— Только чтоб не больно! Господи, пожалуйста, пусть смерть, только чтобы не больно! — успела прошептать я раз сто.

В следующее мгновение вода обожгла мне ноги. Затем в волосы забралась холодная тяжесть. Я нырнула с головой и еще долго неслась ко дну, пока наконец не замерла где-то на илистой земле. Что-то тяжелое ухнуло надо мной, толкнуло в сторону и пронеслось рядом черным болидом. Тело мое стало плавно подниматься к воздуху. В панике из-за нехватки кислорода я умудрилась сообразить, что нужно плыть, на тот случай, если моим преследователям придет в голову палить из ружья. Как мне показалось, я плыла под водой довольно долго, но, когда вынырнула на поверхность, оказалось, что нахожусь аккурат посередине рва.

— Амалия! Идиотка! Вернись сейчас же. Ты ни черта не понимаешь, вернись. Никто тебя не обидит! Пожалуйста, иди к дверям! Амалия, ну будь умницей! Детка! — Илья орал из того окна, с которого я только что сиганула.

— Уф! — крякнула голова Свиридова, вынырнувшая в метре от меня. — Что за помойка!

— Отличная водичка! — На душе моей вдруг стало так легко, что я рассмеялась.

Он тронул мою руку:

— Так, главное теперь — успокоиться. У вас истерика. Нужно быстрее плыть к берегу, Амалия!

— Нет у меня истерики, — все еще хихикая, я послушно погребла к камышам, бурно разросшимся по краю довольно широкого рва. — Просто я безумно рада, что жива!

— Скорее всего они не отстанут. Будет погоня!

Его слова меня отрезвили, и я что есть сил погребла к берегу. Свиридов плюхал руками и отфыркивался где-то поблизости.

Ступив на сушу, я охнула и присела, промычав:

— Господи святы! Я и не подозревала, что у меня болит каждая клеточка! Ох, кажется, я не смогу двигаться.

— Еще как сможете! — он развернул мою голову, и я узрела, что по большому мосту, перекинутому через ров, бегут мужиков десять в коричневых пиджаках.

— Вы правы! — я подскочила на ноги и ломанулась сквозь кусты к дороге. Выскочив на нее, я огляделась: серая полоска сиротливо уходила и вперед, и назад. С одной стороны ее находился ров, из которого мы только что выползли, с другой — поле с остатками стеблей кукурузы. Как назло, трудолюбивый фермер лишил нас необходимого укрытия.

— И что теперь?! — гаркнула я в лицо следователю, понимая, что мои метания по каменному лабиринту, героический прыжок в средневековый ров с водой и прочие страдания лишены всяческого смысла: минут пять — и нас изловят, как слепых котят в манеже.

— Черт! — ругнулся Николай Павлович, видимо, как и я, осознав неизбежное.

Издали послышался то ли рокот, то ли жужжание. Я вздрогнула и оглянулась. Так и есть, один из преследователей нагонял нас на допотопном мопеде. И вот она, усмешка судьбы, при ближайшем рассмотрении им оказался Илья. С каким бы удовольствием я выцарапала глаза этому парню.