Медикус и пропавшие танцовщицы

ГЛАВА 31

Женщина из пекарни, даже не спрашивая, протянула Русу рогалик на завтрак и заметила, что погода на праздник выдалась что надо.

— Праздник? — недоумённо нахмурился Рус. Стало быть, его разбудили совсем уже зря.

Женщина удивилась.

— Ну как же! Ведь сегодня день рождения славного императора Траяна, господин. Пусть путь его к богам будет устлан розами. Так что мы сегодня закрываемся раньше.

— Ясно, — несколько рассеянно произнёс Рус. Только теперь он смутно вспомнил, что день рождения старого императора вроде бы приходился на это время. И из вежливости счёл необходимым заметить: — Что ж, очень хорошо.

— И боги благословили нас хорошей погодой.

Тут Рус подумал, что, если боги и далее будут проявлять такую благосклонность, тогда, быть может, ему не придётся покупать Тилле зимнюю одежду.

— А когда, по-вашему, начнутся холода?

Женщина заверила, что ещё пару месяцев морозов точно не будет. И тут же, противореча самой себе, добавила, что наверняка никогда не знаешь. Ведь погода — штука страшно непредсказуемая. И ещё, если он хочет знать её мнение, так вот: приятно слышать, что хоть кто-то проявляет интерес к тому ужасному случаю с девушкой. И не знает ли он случайно, поймали убийцу или нет?

— Нет, — ответил Рус, дивясь тому, откуда такие слухи и как можно их остановить, пока они не дошли до ушей второго центуриона.

— Мы бы рады помочь вам, но она пробыла здесь всего несколько дней, а особого внимания на то, что там у них происходит, никто не обращал. Порой там творятся нехорошие вещи, господин. Особенно когда стемнеет.

— Могу представить.

— И орут, и сквернословят, и барабанят в закрытые ставни и двери.

— Гм, — буркнул Рус и стал рыться в кошельке в поисках монеты, чтобы расплатиться и уйти поскорее.

— Вышибалы, конечно, стараются навести порядок, но всё равно, ужасно там шумно. А мы... мы не высовываемся. А про девушку только и знаем, что у неё было милое личико и при этом ругалась она, как матрос.

Рус удивлённо поднял на неё глаза.

— Правда?

— О да! — Женщина обрадовалась, что он проявляет такой интерес. — Как-то раз перешла через улицу, хотела нам что-то сказать. А вышибала, ну, рыжий такой — кажется, Стикх, — крикнул, чтобы она немедленно вернулась. И был прав. Потому как никому из нас не хочется, чтобы эти шлюхи Мерулы разгуливали тут по улицам и отпугивали порядочных клиентов. Так что он был в своём праве. А она — словно и не слышит. И тогда он подошёл и увёл её. И если честно, доктор, до той поры она казалась нам вполне воспитанной девушкой, но слышали бы вы, что она ему наговорила! Впрочем, думаю, в казармах вы слышите такое каждый день, но чтобы на улице, при всём честном народе — нет, это уж слишком! Тем более от такой молоденькой девушки. Мы были просто шокированы.

— Ну а потом что было?

— Что было?.. — Очевидно, она уже дошла до самого интригующего момента в своём рассказе. — Да ничего. Просто он забрал её и повёл в заведение. Втолкнул в дверь — и больше мы ничего не видели и не слышали. А эта Мерула, у неё, знаете ли, хватило приличия подойти к нам попозже и извиниться. Должна признаться, этого мы не ожидали. Ну, чтобы в заведении поняли, как нехорошо вышло.

— А какие волосы были у этой девушки? — внезапно с интересом спросил Рус.

— Волосы?

— Они были... — Рус не знал, в какой форме лучше задать вопрос. — Не могли бы вы описать их?

— Рыжие. Огненно-рыжие, куда как ярче, чем у Стикха. Вроде бы не крашеные. Но наверняка никогда не знаешь.

— Да, естественный цвет, — задумчиво пробормотал Рус. К счастью, женщина не спрашивала, почему он проявляет к волосам убитой такой интерес.

— А вот вьющиеся или нет, не скажу, — не унималась женщина из пекарни. — Ведь щипцами можно и завить, а можно и распрямить. И ещё вроде бы длинные, только заколотые в причёску, точно не знаю.

— И это были её собственные волосы? Не парик?

— Нет, думаю, не парик. Говорят, всегда можно отличить, но ведь, наверное, бывают такие парики, что и не отличишь?

— Верно.

— Честно говоря, я ничуть не удивилась, узнав, что с ней произошло.

— Нет?

— Жаль её было, конечно. Никто не заслуживает такой ужасной смерти.

— Да, разумеется, — согласился Рус и протянул деньги. — Никто не заслуживает.

— Жаль, что не смогла вам толком помочь.

Тут, к его облегчению, к прилавку подошёл новый покупатель.

— Тут вы не одиноки, — заверил её Рус. — Похоже, что вообще никто ничего не видел и не слышал.

Она вложила ему в ладонь сдачу — несколько мелких монеток — и тихо сказала:

— Не расстраивайтесь, господин лекарь. Уверена, в конце концов вы его поймаете.

Рус сел на залитую солнцем скамью у входа в пекарню и принялся за свой завтрак. Жевал мягкий хлеб и размышлял над тем, что пыталась сказать София работникам пекарни. Возможно, ничего особенного и отношения к её гибели это не имело. И он пришёл к выводу, что заблуждался насчёт Софии. Она вовсе не была образованной и знавшей лучшие времена девушкой. Все свои молодые годы провалялась в грязной канаве, просто оказалась способной, вот и нахваталась. Этим и объясняется знание правописания нескольких слов.

Женщина из пекарни права: ни один человек, каким бы он ни был, не заслуживает столь ужасной смерти. Впрочем, на долю некоторых выпадает ещё более страшная и жестокая. Уж он-то навидался разных покойников. Возможно, люди из заведения Мерулы правы. Ведь Софии была предоставлена защита, а она ею пренебрегла. Не хватило здравого смысла.

Русу и без неё хватает проблем. Надо решить, стоит ли заказать зимнюю одежду прямо сейчас или отложить это до выплаты жалованья, когда к легионерам съезжаются купцы, готовые не только облегчить их кошельки, но и отоварить в долг, с учётом предполагаемых премиальных, якобы обещанных новым императором Адрианом. Они всегда готовы уступить, что только подогревает масштабы подобных сделок. Клавдия хорошо в этом разбиралась. И его бывший слуга тоже. А он, Рус, понял это только сейчас. Теперь же, когда он решил сэкономить, заранее, до приезда в Британию, распродав всех рабов, вдруг выяснилось, что приходится ежедневно считать чуть ли не каждый грош. Эта ситуация казалась ему не столько удручающей, сколько утомительной.

Напомнив себе, что брат Юлий находится теперь в куда более сложной ситуации, он стряхнул хлебные крошки с туники и перешёл на другую сторону улицы, в тень, туда, где находилось заведение Мерулы. Ставни были полуоткрыты, но посетителей в зале не оказалось.

— Никого нет, ушли! — крикнул ему Басс откуда-то из темноты. Похоже, сегодня все предпочли встать пораньше.

— Я пришёл повидать свою пациентку. — Рус прошёл мимо столиков и начал подниматься по лестнице.

— И её тоже нет, приятель. Попробуй поискать в термах.

Рус так и замер на ступеньках. Похоже, он поступил не слишком предусмотрительно, отдав девушке ключ.

— Я не велел ей выходить.

Басс вышел из кухни, полируя яблоко о тунику.

— Но ты не говорил, что она не может выходить.

— С ней кто-нибудь пошёл?

Вышибала вгрызся в яблоко, откусил большой кусок, начал жевать и с набитым ртом пробормотал:

— Да не волнуйся ты о ней, дружище. Никто в городе так не заботится о своих девушках, как здесь, у Мерулы. — Он проглотил кусок. — Термы три раза на неделе, девочки никуда не ходят без сопровождения компаньонки... А уж когда отправляются в храм, мы со Стикхом сопровождаем их вдвоём.

— Понимаю, — пробормотал Рус; из вежливости он удержался от замечания о том, что две самые охраняемые и опекаемые девушки в городе предпочли сбежать из этого заведения.

Басс ухмыльнулся.

— Если кто хочет пообщаться с нашими девушками, пусть приходит сюда. И вперёд ещё покажет денежки. И мне перепадает — за службу. Так что, думаю, пенсия мне обеспечена, накопится понемногу, ты как считаешь?

— Так что, дела, как я понимаю, идут неплохо?

Вышибала покачал головой.

— Слишком рано мы родились, дружище. — Он достал из ножен на поясе тяжёлый нож и начал ковырять им откусанную сторону яблока. — Слишком поспешили родиться. Взять, к примеру, меня и Стикха. Двадцать пять лет оттрубили в легионе, ещё пять лет протирали зады в резерве — а получили всего-то выходное пособие. — Он вырезал гнилую часть яблока, выбросил на улицу. — И теперь прыщавые юнцы, всего неделю пробывшие в армии, приезжают сюда и рассказывают нам, как собираются потратить премиальные императора.

— Да, не повезло, — согласился с ним Рус.

Басс, щурясь, рассматривал огрызок яблока, затем, полностью удовлетворённый увиденным, вытер лезвие ножа о тунику и сунул нож в ножны. — Я вот что тебе скажу. Мы с тобой можем провернуть неплохое дельце.

— Что за дельце?

— Ну, насчёт той девчонки. Ты ведь не хочешь отдавать её Меруле. Надобно её немного подкормить, глядишь — чего-то будет стоить.

— Да, я тоже думал об этом.

— Когда надумаешь продавать, дай мне знать. — Он откусил небольшой кусочек от огрызка. — Замолвлю за тебя словечко.

— Знаешь хорошего покупателя?

Вышибала покачал головой.

— Эти здешние посредники и покупатели, им палец в рот не клади. Обдерут до нитки. Но кое-каких людишек знаю.

— Подождём, пока поправится, — сказал Рус. — А потом я приму решение.

Басс пожал плечами.

— Короче, когда будешь готов, дай знать. Пусть пока Мерула ею займётся, приведёт в товарный вид. А там посмотрим.

— Правильно. — Рус выдержал паузу. — Почему не спрашиваешь меня о расследовании?

— Каком расследовании?

— Ну, тут кругом ходят слухи, будто бы я расследую убийство вашей Софии.

— И?..

— Так вот, это неправда. Если вдруг узнаешь что-то на эту тему, иди ко второму центуриону или одному из его людей из штаба, им и докладывай. Не мне.

— Ну а сами-то они чем там занимаются?

Рус почесал за ухом.

— Они? Насколько мне известно, первая стадия расследования завершена. И теперь, наверное, они ждут поступления новых улик по делу.

— Да, результат не слишком впечатляет.

— Послушай, а когда вернутся девушки?

— Думаю, скоро.

Рус кивнул.

— Тогда, пожалуй, дождусь.

В комнате Тиллы всё было по-прежнему, за одним исключением: кто-то принёс табурет и поставил его у окна. На сиденье красовалась подушка из блёкло-красной ткани, вся в заплатках. Может, подумал Рус, это Мерула так постаралась, решила дать больной возможность посидеть у окна, поглазеть сквозь решётку на улицу. А может, девушке удалось выскользнуть на минутку и притащить табурет с подушкой из другой комнаты.

Рус выглянул на улицу. Там было довольно безлюдно — лишь женщина у прилавка пекарни, девушка, вышагивающая с корзиной яиц, прикрытых листьями папоротника, и маленький мальчик, ведущий на верёвке козла. Никаких девушек Мерулы, возвращающихся из терм с целым эскортом, он не увидел.

Рус присел на скамью и достал «Краткий справочник». Он повсюду таскал с собой эту табличку для письма, несмотря на то что не в меру усердный писец топал за ним буквально по пятам, как верный пёс.

Всё же жаль ту собаку из госпиталя, подумал Гай. С самого начала следовало проявить больше настойчивости. Заставить санитаров пристроить её кому-нибудь. А вместо этого она пала жертвой вздорного злобного человека, который, похоже, держит под контролем всё, кроме своей лысины. Впрочем, ради справедливости следовало признать: с приездом Приска в госпитале стало значительно чище. В термах прибрано, вымыто и хорошо натоплено. В палатах подметают каждое утро. Всегда есть вода в вёдрах, огарки заменены на новые свечи, на полках и в шкафчиках полный набор лекарств, стоит что-нибудь пролить на пол — и санитары тут же налетают на лужу с тряпками. В борьбе по искоренению «неэффективности» Приск распорядился усадить в регистратуре ещё двух человек, и теперь врачам стоило только заикнуться, что они хотят посмотреть историю болезни того или иного пациента, как её мгновенно доставляли. Всё это впечатляло, и Рус считал, что подобные меры идут только на пользу делу.

Он раскрыл табличку, достал из пенала стило и широко зевнул. Оглядел голые стены и задумался: интересно, чем же занимается здесь девушка целый день? Похоже, она не знает в городе ни единой живой души, никого, кто мог бы её навестить. Это, конечно, печально, но ничуть не удивительно. Инносенс — о боги, до чего ж порой имя не соответствует сущности![1] — по всей видимости, занимался работорговлей вполне профессионально и мог привезти Тиллу из какой-то отдалённой провинции. Да, глазеть из окна — это, конечно, хорошо, но если она и дальше собирается бездельничать и скучать, это может замедлить выздоровление. Свежий воздух и короткие пешие прогулки, хотя бы в термы три раза в неделю, пойдут на пользу. Тем не менее надо бы найти ей какое-то полезное занятие.

Чем обычно занимаются женщины?

Клавдия, насколько он знал, отдавала приказания слугам, а затем отправлялась за покупками. Или же сидела, обмениваясь досужими сплетнями с другими жёнами, или же придумывала себе новую причёску. Когда и это надоедало, она заваливалась на ложе с целым блюдом медовых печений и читала стихи — самые что ни на есть бездарные и пустяковые. Поскольку у девушки нет ни слуг, ни денег, ни подруг, Клавдия вряд ли может служить ей примером. К тому же у неё только одна здоровая рука, и соорудить новую причёску будет проблематично. Единственное, на что она годится, — поднести лучину к огню и растопить очаг.

Он слабо разбирался в таких чисто женских занятиях, как прядение и штопка, но подозревал, что и для этого нужны обе руки. Рус долго рассматривал трещины в штукатурке — и пришёл к выводу, что понятия не имеет, чем может занять себя рабыня, если работать ей не под силу.

Он перевёл взгляд на восковую табличку. Как здесь тихо, просто удивительно! Басс, может, и не обладает изысканными манерами, зато не имеет привычки громко насвистывать или греметь посудой. Строителей поблизости нет. Наверное, отправились на ежедневные учения в свои боевые подразделения.

Рус снова зевнул и попытался вспомнить, какой следующий пункт собирался внести в свой справочник. Трудно мыслить хоть сколько-нибудь конструктивно, когда поспать удалось от силы часа три, не больше. Он отложил стило и табличку на скамью. Не мешало бы подремать немного, это помогает освежить мысли. А потом — за работу.

Аккуратно сложенные одеяла лежали на матрасе. Он сдвинул их, из-под стопки выкатились два яблока и упали на пол.

Матрас у неё такой же неудобный, как и у него в доме Валенса. Гай натянул одеяло до подбородка и закрыл глаза.

Он уже начал погружаться в сладостный сон, как вдруг его разбудило какое-то движение. Словно кто-то прошмыгнул мимо с лёгким, но вполне различимым шорохом. Он открыл глаза и покосился на пол. Если и здесь увидит мышиный помёт — потребует у Мерулы скидку.

Хлопанье крыльев и громкое чириканье подсказали, что разбудили его вовсе не мыши. Он открыл глаза. Маленькие птички прыгали по внешнему подоконнику и что-то клевали. Стоило ему сесть, как птички тут же вспорхнули и улетели. Рус поднялся прикрыть ставни и только тогда заметил на деревянном подоконнике хлебную корку и рассыпанные вокруг мелкие крошки. Он протянул руку сквозь прутья решётки и столкнул корку вниз. Затем наклонился, сдул крошки и закрыл ставни, преградив тем самым доступ в комнату ярким солнечным лучам.

Едва Рус прилёг, как им овладело сладостное ощущение покоя, и он погрузился в сон.

Ему снился мир, напоенный нежным ароматом. В сумеречном свете он различал фигуру женщины, она сидела прямо перед ним. Сидела, закутанная в тёмно-синюю шаль, и держала в руке ярко-жёлтые цветы, резким контрастом выделяющиеся на фоне её длинной синей туники. Светлые пушистые локоны убраны назад, нежно обрамляют прелестное личико, а глаза закрыты. И ещё она показалась ему знакомой, так часто бывает во сне. А потом он вдруг заметил, что рука, в которой она держит цветы, на белой перевязи.

Рус откинул одеяло, вскочил и распахнул ставни. Девушка открыла глаза.

— А я тебя дожидался, — сказал он. — Нужно проверить повязку.

Теперь, при более ярком свете, он заметил, что выглядит она куда лучше, чем вчера. Даже лёгкий румянец на щеках появился. А когда она скинула шаль, увидел, что туника — за которую он, очевидно, должен заплатить — не новая. Старенькая, поношенная, заштопанная на локтях.

Она подошла к окну, просунула сквозь прутья жёлтые цветы. Потом уселась снова.

Шины на сломанной руке были в порядке, перевязь помогала держать всю руку, от локтя до кисти, в фиксированном состоянии, края повязки не врезались в запястье. Интересно, кто же прилаживал её, после того как она побывала в термах? Человек, явно знающий своё дело.

— Где ты взяла эту одежду? — спросил Гай.

Она указала пальцем в пол.

— Мерула дала?

Девушка кивнула, светлые завитки у висков слегка подпрыгнули.

— Ты должна отвечать, когда я задаю вопрос, Тилла.

Она откашлялась.

— Да.

— Да, господин. Или: да, повелитель. Или: да, хозяин.

— Да.

Рус вздохнул. Она всё понимает, но спорить с ней бесполезно.

И вот он подошёл поближе и начал осматривать её. Руки и ноги — холодные, ноги к тому же ещё и грязные.

— Ты обувалась, прежде чем пойти в термы?

— Нет. — На этот раз кудряшки качнулись в другую сторону.

Нет, ему определённо следует поговорить с Мерулой, объяснить ей кое-какие правила. И никаких украшений, до тех пор пока больная не выздоровеет окончательно. Вместо того чтобы расходовать деньги на духи и заколки для волос, лучше купить ей зимнюю обувь. От окна так и тянуло сквозняком, так что и тёплый плащ не помешал бы. Тем более что скоро совсем похолодает. Неужели ему придётся платить ещё и за дополнительную жаровню в комнате? Он не знал. Впрочем, одно он знал теперь точно: быть владельцем больной рабыни — накладно и хлопотно.

— Ела хорошо?

— Да.

Кожа на руке нормального цвета. Он взял руку в ладонь.

— А ну-ка, попробуй пошевелить пальцами.

Движения оказались куда более сильными и уверенными, чем прежде, кончики её тонких пальцев так и затрепетали в ладони, как крылья пойманной бабочки. И он улыбнулся в ответ на её еле заметную улыбку. А потом спохватился, напустил на себя строгий вид и заметил:

— Очень хорошо.

Рус напомнил себе: не забыть доложить об успехе Валенсу, а затем стал задавать Тилле обычные вопросы о стуле, цвете мочи, сне и болях. И вот наконец сказал:

— Так, хорошо. Теперь давай-ка взглянем на саму руку, и потянулся к узлу от перевязи на тонкой шее.

Девушка начала закатывать рукав туники здоровой рукой.

Шерстяная ткань туники прилипла к повязке. Рус придвинулся поближе, помочь.

— Если там всё нормально, — сказал он, стараясь целиком сосредоточиться на разматывании грубой верхней ткани перевязи и не замечать, что нечаянно коснулся рукой груди девушки, — тогда примерно через двадцать дней шины можно снять.

И вот верхняя часть повязки снята. По-прежнему никаких признаков воспаления. Лишь пахнет мазью из воска и масла, которую он сам наносил на повреждённый участок. Шины не сместились.

— Скажи-ка мне вот что, — начал он и достал из сумки свежие бинты. — Какую работу ты могла исполнять до того, как сломала руку?

И снова лицо её на миг озарила улыбка.

— Выращивать овёс и бобы, — просто и искренне ответила Тилла. — Доить коров и коз. Делать масло и сыр. Прясть шерсть. И ещё я помогала маме с малышами.

— Что ещё?

Она на мгновение замялась.

— Я молилась.

— Клавдий Инносенс, — начал он и заметил, как глаза её испуганно расширились при упоминании имени прежнего её владельца, — говорил, будто бы ты отличная повариха.

Глаза их встретились.

— Да, мой повелитель.

— Вот и отлично! — воскликнул он, потому как вовсе не был уверен, что ему понадобится человек, умеющий управляться с коровами, садом и козами, да ещё молиться в придачу. Нет, ему нужна именно такая привлекательная и хорошо воспитанная девушка, умеющая хорошо готовить...

И ещё он радовался тому, что она не сбежала. А ведь могла. Если удастся полностью вылечить руку, если суждения Басса правильны, то, возможно, назначенная Инносенсом цена в восемь тысяч сестерций не столь уж и завышена.