Медикус и пропавшие танцовщицы

ГЛАВА 67

И вот наконец настал день выплаты жалованья. Тиллы по-прежнему не было. Всё утро Рус провёл в хлопотах, занимаясь своими больными, которых, как обычно, было много. А за стенами госпиталя в Двадцатом легионе нарастало радостное возбуждение, которое гарантировало беспокойную ночь. Весь этот энтузиазм вызвало известие о прибытии крупной суммы наличными. Подогревало страсти предвкушение премиальных, обещанных императором Адрианом.

Строительные леса у бань опустели, рабочие, по всей видимости, уже выстроились в длиннющую шумную очередь, как та, у штаба, мимо которой в данный момент проходил Рус. На первой из казарм висело не замеченное никем объявление о том, что сегодня днём в амфитеатре состоится полковой спортивный праздник — то была изящная, но, судя по всему, обречённая на провал попытка направить энергию Двадцатого легиона в полезное русло. Рус знал, этот полк ничем не отличается от других. А потому к вечеру отмечать выплату жалованья будут на полную катушку. В заведениях будет не протолкнуться от получивших увольнение солдат и прочих посетителей, которые назавтра утром сильно пожалеют о том, что натворили ночью. Одна надежда, что Тилле, если, конечно, она в городе, хватит ума отсидеться где-нибудь за закрытыми дверьми.

Несколько минут спустя он отошёл от конторы лагерного префекта, не сводя глаз с нижней цифры на копии своего счёта.

«Возможно, вам понадобится время, чтобы проверить эту сумму, господин».

Нет, этого просто быть не может! Должно быть, какая-то ошибка...

Чуда не произошло — за время его отсутствия она в дом не вернулась. Гай уселся в любимое своё кресло и постарался не обращать внимания на щенка, который с непостижимой ловкостью вскарабкался по его ноге и теперь крутился на коленях, пытаясь пристроиться поудобнее. С улицы, со стороны казарм, донёсся взрыв смеха. Рус запустил руку в глиняную посудину, подаренную Валенсу благодарным пациентом, и выудил последние несколько маслин.

С цифрой в верхней части счёта всё в порядке. В разделе «Общие поступления» тоже всё правильно. Неким непостижимым и чудесным образом армии удалось вовремя переправить его бумаги через два моря и два континента, чтобы чиновники произвели все необходимые расчёты. Особенно радовала сумма в строке «Премиальные», щедрый дар в честь прихода к власти благородного императора Адриана. Он пришёлся бы как нельзя более кстати, если бы большую часть этой суммы не перевели на его накопительный счёт. «Вычеты» — так была озаглавлена следующая строка. Тут-то и начинались неприятности.

Вслед за всеми обычными вычетами за его содержание и прощальную вечеринку для сослуживцев в Сатурналии красовалась цифра, обозначенная под грифом «Долговые выплаты» — тут они, разумеется, забрали весь аванс. Далее шёл пункт под названием «Расходы». Остаток автоматически сводил к нулю все его старания жить экономно. Детали прилагались отдельно и включали: «Питание в госпитале», а также «Использование госпитального имущества для личного пользования».

«Возможно, вам понадобится время, чтобы проверить эту сумму, господин».

Рус слизнул с пальцев сок оливок и начал подсчёты. В результате трёх попыток он получил три подтверждения удручающе мизерной сумме в нижней графе «Итого». Затем он вычел свой долг фонду Эскулапа. Потом вычел сумму, которую собирался отправить Юлию. И наконец вычел свою задолженность Меруле.

Рус откинулся на спинку кресла и сидел, мрачно взирая на пустой горшок от оливок. Того, что осталось, хватит лишь на три недели жалкого нищенского существования, недостойного цивилизованного человека. А уж на три месяца — просто никак. Неудивительно, что кое-кто из сотрудников госпиталя ворует полотенца и салфетки из кладовой. Три месяца на такую сумму просто не протянуть. А чтобы обзавестись частными пациентами, нужно время. И потом, он должен закончить «Справочник». Должен постараться получить повышение. Должен найти Тиллу живой и невредимой и, когда найдёт, продать её.

Гай размышлял над всем этим, и тут вдруг в голову пришли одновременно две мысли. Первая: он не хочет продавать Тиллу и никогда этого не сделает. И вторая: сегодня ему следует заглянуть туда, где он ещё ни разу не бывал.

Русу ни разу не доводилось покупать раба на невольничьем рынке. Всякий раз это делал за него кто-то другой — отец, дядя, жена, другие рабы, словом, те, кто это умел. Ему довелось заняться поиском домашней прислуги один-единственный раз — сразу после развода, когда он заступил на службу в Африке. Но и тогда всё обошлось без невольничьего рынка. Он просто въехал в дом, который занимал прежде его предшественник, и выплатил определённую сумму за то, чтобы оставить в доме супружескую пару рабов, уже работавших там. Да, верно, он купил Тиллу, но это не было запланированной покупкой. Ему никогда не доводилось решать, годен ли раб — этот, по сути, совершенно посторонний человек — для работ и проживания в доме. И он никогда толком не знал, как это делается. Наверное, именно поэтому он так удивился, заметив под уже знакомым объявлением о прибытии работорговца приписку следующего содержания: «ПРОСМОТР СЕГОДНЯ С ШЕСТИ ЧАСОВ, АУКЦИОН В ДЕВЯТЬ».

В Деве, которая представляла собой не столько город, сколько скопление домов за стенами форта, никогда не было форума. Вместо этого аукцион проводился на небольшой площади с фонтаном. Оказавшись в толпе покупателей, Рус, щурясь, рассматривал поверх чужих голов лотки с украшениями, банными принадлежностями, горячими пирожками, засматривался на предсказателей судьбы и художников, готовых написать портрет прямо на месте. В воздухе мелькали, поднимаясь и опускаясь, мячики ярких расцветок, отмечая продвижение в толпе жонглёра; площадка у входа в лавку, где торговали маслами, была оцеплена, там ждали выступления дрессированного медведя, который пока что угрюмо сидел в клетке.

Рус протолкался к огромному навесу на возвышении. С крыши его свисала вывеска: «Л. Куртий Сильван, поставщик домашней прислуги для всех желающих». Людей, толпящихся вокруг, можно было поделить на четыре категории. Первая — сам «товар». Эти смотрели наиболее безрадостно, на ногах — кандалы, на шее — таблички. Покупатели бесстыдно пялились на «товар», некоторые даже тыкали в рабов пальцами, просили открыть рот, ощупывали мышцы или требовали доказать, что раб говорит по-латыни. Охрана не делала ровным счётом ничего, а вот пара помощников работорговца суетилась вокруг составленных вместе складных столиков, образующих нечто вроде конторы под открытым небом.

Рус как раз пробрался к этим столикам, когда из-под навеса выглянул африканец с морщинистым лицом и толстой золотой цепью на шее.

— Вы владелец?

Мужчина отвесил поклон.

— Луций Куртий Сильван к вашим услугам, господин.

Рус объяснил, что ищет Тиллу.

— Могу заверить, господин, мои помощники работают очень аккуратно. Мы крайне редко покупаем товар с улицы, только с полной документацией и соответствующими рекомендациями. — Он указал в сторону «товара». — Все покупки у нас идут с гарантией на полгода, с полным возвратом денег. И уж ни за что бы не стали брать девушку с улицы, да ещё и с повреждённой рукой.

Рус кивнул.

— Здесь всё, что вы можете предложить? Или есть ещё какие-то специальные предложения?

Африканец улыбнулся, обнажив широкую щель между двумя передними зубами.

— Ах, господин! Боюсь, их можно будет посмотреть лишь по предварительной договорённости. Но наш нынешний подбор тоже очень неплох, и эти люди находятся у нас не менее десяти дней.

— И всё же...

Торговец помрачнел. Потом жестом подозвал помощника и приказал показать Русу список специальных предложений. Там числились два преподавателя греческого, учитель геометрии, художник, семейный доктор (с последним Русу очень хотелось бы повидаться), а также «три красивых мальчика», таланты и способности которых не уточнялись. Список завершала пара четырнадцатилетних девочек-близнецов: «Очень красивые, чёрные волосы, зелёные глаза, прекрасные фигуры, грамотны, умеют поддерживать беседу и доставлять удовольствие».

— И какова цена этих ваших девочек? — спросил Рус.

— Дороже, чем вы можете себе позволить, — сухо отрезал помощник работорговца: по всей видимости, глаз у него был намётанный.

Никого похожего на Тиллу в списке не оказалось. Рус уже собрался уходить, как вдруг женский голос за спиной произнёс:

— Добрый день, доктор!

Он обернулся и увидел жену Рутилия. Она смотрела на него и улыбалась.

— Мы слышали о вашей служанке, — тут же встряла Рутилия-младшая. — Пришли купить новую?

— Это просто ужас! — сочувственно заметила её мать. — Найти хорошую прислугу очень трудно!

— Одна надежда, что на неё не напал этот ужасный маньяк, — не унималась дочка. — В реке не пробовали искать?

— Прекрати сейчас же, дорогая! — одёрнула её мамаша и принялась пространно извиняться за бестактность дочери.

Но тут вдруг над толпой, откуда-то со стороны навеса, раздался пронзительный крик:

— Доктор!

— Прошу прощения, — перебил матрону Рус. — Мне надо бежать. Кто-то меня зовёт.

— Доктор!

Мальчику было лет восемь-девять. Рыжеватые волосы, всё лицо в красных пятнах, точно он долго плакал. Одет он был в простую коричневую тунику. И, подобно остальным рабам, босоногий. Железное кольцо на кандалах выглядело слишком массивным для него — казалось, вот-вот сломает тонкую белую щиколотку. С одной стороны он был скован цепями с огромным бородачом, с другой — с пожилым мужчиной со сгорбленной спиной. Рус уставился на ребёнка, лицо показалось знакомым, вот только никак не удавалось припомнить, где он его видел.

Мальчик шмыгнул носом, вытер его тыльной стороной ладони.

А потом сказал:

— Это же я, доктор, Лукко.

Рус нахмурился.

— Лукко? Из заведения Мерулы?

— Да, господин, — кивнул мальчик.

— Но что ты здесь делаешь?

В глазах ребёнка заблестели слёзы.

— Меня продали, господин. — Он сглотнул, пытаясь удержаться от рыданий. — Я хороший работник, господин. И очень быстро могу всему научиться. Нет, правда, честное слово.

Рус с горечью смотрел на худенькое тело, зная, что просто не может выговорить того, на что так надеется этот малыш. Чем может помочь человек без денег, чем он может утешить ребёнка, который сидит на цепи, словно животное, и ждёт, когда его выставят на аукцион? А уж там за него будут торговаться покупатели с толстыми кошельками. Он закрыл глаза и с трудом поборол желание проклясть дух своего слабовольного отца, свою мачеху-транжиру, своих сводных сестёр, сочетавших оба эти качества, передавшихся им от родителей. Как же ему хотелось положить руку на плечо Лукко и заверить, что всё будет хорошо. Только на самом деле ничего хорошего мальчика не ждёт.

Впрочем, он может избавить несчастного от тыканья пальцами, ощупывания и оглядывания. Хотя бы на несколько минут.

— Почему тебя продали, Лукко?

Мальчик смотрел на него секунду-другую, словно решая, как лучше ответить. Рус с трудом подавил стон: только сейчас он осознал свою ошибку. Ребёнок может подумать, что он собирается его купить и потому задаёт вопросы.

— Вот что, Лукко, — как можно мягче произнёс Рус и наклонился, глядя прямо ему в глаза. — Я не могу тебя купить. Мне страшно жаль. Может, я и кажусь тебе богачом, но уверяю, на самом деле это далеко не так.

Мальчик снова зашмыгал носом.

— Да, господин.

Тут старик зашёлся в приступе кашля. В попытке подавить кашель качнулся вперёд, цепь натянулась. Железная скоба так и впилась в лодыжку Лукко. Мальчик поморщился от боли и принялся растирать ногу. Огромный бородач обернулся и проворчал что-то неодобрительное в адрес кашляющего раба.

— Послушай, Лукко... — нерешительно начал Рус. Ему страшно не хотелось задавать этот вопрос мальчику, но выхода не было. — Ты помнишь мою рабыню Тиллу?

— Помню. Она скармливала весь свой обед птицам.

— Так вот, она пропала. И я очень боюсь, что с ней может случиться то же, что и с Софией. И если ты знаешь что-нибудь о том, что произошло с Софией или Эйселиной, кто сотворил с ними такое, ты должен сказать мне. Теперь никто тебя за это не накажет, так что не бойся.

Лукко покачал головой.

— О Софии я ничего не знаю, господин. А Эйселина, так у нас все думали, она отправилась жить туда, где ей будет лучше. И все девушки так плакали, когда её нашли.

— Понимаю.

— Мне у Мерулы нравилось, — добавил мальчуган. — Не хотел оттуда никуда уходить.

— Ты умный мальчик, Лукко, — сказал Рус. — Тебе везде будет хорошо, куда бы ты ни попал.

— Да, господин, — вежливо ответил Лукко.

Рус выпрямился, огляделся и подумал: не разумнее ли будет отступиться и позволить потенциальным покупателям осмотреть и оценить мальчика? Чем больше их будет, тем лучше. Раб, за которого начнут торговаться сразу несколько желающих, будет продан по более высокой цене. А простая логика подсказывает: чем выше цена, по которой приобретён раб, тем лучше с ним будут обращаться. Проблема лишь в одном — логика редко может подсказать, что вытворяют с рабами их владельцы, находясь в стенах своих домов.

— Господин?..

Он обернулся.

— Господин, пожалуйста! Вы не могли бы передать моей маме несколько слов?

— Твоей маме?

— Пожалуйста, передайте ей, что Басс рассказал Меруле об устрицах, ладно?

Рус недоумённо нахмурился.

— Басс — Меруле об устрицах?..

— Да, об устрицах, господин. Вот Мерула и велела ему отвести меня к торговцам. — Он громко шмыгнул носом. — Басс обещал, что подберёт мне хорошую семью, а потом пошёл и рассказал Меруле об устрицах. Моя мама не знала.

Рус почувствовал, что окончательно запутался.

— Твоя мать не знала об устрицах?

— Она не знает, что я здесь. — Мальчик покосился в сторону помощников работорговца, которые расположились за столами. — Как думаете, они отпустят меня попрощаться с ней?

Рус сильно в этом сомневался.

— Так тебя продали из-за устриц?

Лукко кивнул.

— Я не хотел, чтобы так получилось, господин. Я думал... то есть я не думал... — Он умолк.

Рус почесал за ухом. Кое-что начало постепенно проясняться. Он понизил голос, опасаясь, что их могут подслушать.

— И последнюю повариху Мерулы продали за то, что она подала клиентам несвежие устрицы.

Лукко молча кивнул.

— И теперь вдруг Мерула выяснила, что это была твоя вина?

В глазах мальчика промелькнуло нечто похожее на панический страх.

— Пожалуйста, господин... — еле слышно прошептал он. — Я больше никогда не буду, клянусь!

— Я никому ничего не скажу, Лукко, обещаю.

Если некому больше вступиться за мальчика, Рус должен сделать так, чтобы на табличке, подвешенной на шею Лукко, не появилось надписи «Потенциальный отравитель».

— Я этого не хотел, господин, — продолжал шептать Лукко. — Кто-то сказал, что в тот день у нас будет офицер из госпиталя. Я подумал, это тот, вредный.

Рус плохо понимал, что говорит ему мальчик.

— Так. Расскажи-ка мне об этих устрицах поподробнее, — сказал он.

— Повариха собиралась их выбросить.

— А ты взял и отнёс посетителю?

Он кивнул.

— Я просто пошутил, господин.

Ничего себе шутка! Она могла закончиться обвинением в преднамеренном убийстве и жестокой казнью обвиняемого. Как бы там ни было, но Валенс действительно пострадал, и он, Рус, был вынужден работать за троих. И закончилось всё это дело плохо, потому что от переутомления он, видно, был не в своём уме — потому и купил рабыню.

Он положил руку мальчику на плечо.

— Ладно, прямо сейчас пойду к твоей маме. Где её найти?

— На работе, господин.

— Да, но где именно?

Лукко удивлённо смотрел на него.

— Там же, где всегда, господин. У Мерулы.

Теперь настал черёд Руса изумляться.

— Так вы хорошо знаете её, господин, — добавил мальчик. — Они зовут её Хлоей.