Мегагрант

1

Крис вернулся домой в Балтимор в январе. Вскоре после операции он перенес двустороннюю пневмонию, которая задержала его восстановление. В общей сложности он провел к клинике Каролинского института около двух месяцев. Он был еще слаб, но уже с первых дней в США начал активно давать интервью:

- У меня больше нет рака! - первое, что он сказал. -Остальное дело времени. Я могу дышать, есть, пить, говорить, двигаться, и каждый день я понемногу продвигаюсь вперед.

Так оно и было вплоть до начала марта, когда Крис внезапно был доставлен в балтиморский госпиталь, а через несколько дней семья сообщила о его кончине. В официальном заявлении клиники причина смерти, по просьбе родных, не сообщалась, говорилось только, что она не имеет прямого отношения к перенесенной трансплантации.

Все это оказалось для Паоло большой неожиданностью - у него не было оперативной связи с врачами, которые наблюдали его пациента в последние дни, и он считал, что Криса можно было спасти. «Ужасная потеря», - заявил он журналистам.

После трансплантации Крис прожил четыре месяца - это оказалось несколько дольше тех прогнозов, которые давали врачи в случае, если бы операции не было, но все-таки очень мало. Сам Паоло рассчитывал на большее. Он воспринимал эту смерть двояко: как профессионал, хирург - «в рамках процедуры», но глубоко внутри в нем возрастало возмущение, он сердился, и не только на врачей балтиморской клиники, но и на себя. Он что-то не учел, и надо разобраться - что, произвести улучшения в каркасе, биореакторе, еще раз проанализировать протокол. Но медицинская наука такова: каждый пациент, участвующий в клинических исследованиях, в конечном счете способствует совершенствованию новой технологии.

Именно так восприняли смерть Криса его родные, друзья и вообще - общественное мнение в Америке. И его, и Маккиарини, считали героями. Руководство Университета Моргана организовало поминальную службу, куда пришли сотни людей. Совет попечителей университета объявил, что учреждает именную стипендию в честь первого американца, который перенес трансплантацию органа, полностью созданного в лаборатории.

А старшая сестра, Эрика, в день смерти брата сделала заявление в защиту клеточных технологий:

«Мы, семья Кристофера Лайлса, с глубокой скорбью сообщаем, что Крис покинул нас сегодня утром, 5 марта, 2012 года. Кристофер был ярым защитником исследований стволовых клеток и клеточных технологий. Мы не хотим, чтобы его усилия были напрасными. Мы надеемся, что его смелость будет способствовать дальнейшим исследованиям и развитию клеточной терапии в США. Мы благодарим всех, кто поддерживал его и молился за него».

Паоло с удовлетворением прочел эти слова, потом переключился на отзывы своих коллег, которые, как всегда, были неоднозначны. Хирурги, особенно торакальные, были за него. Они подтверждали, что опухоли трахеи практически неоперабельны, очень плохо поддаются лучевой и химиотерапии, а если опухоль все-таки расположена относительно «удачно» и удается трахею изъять, то пациенты в оставшийся короткий отрезок жизни подвергаются настоящим мучениям. Да, это практические хирурги, они понимают реальную проблему они каждый день видят таких людей и не в силах им помочь.

Но ученые... Паоло продолжал читать, периодически посылая с разных телефонов реплики некоторым комментаторам. Он все еще не мог отойти от той бурной дискуссии, которую вызвала первая трансплантация трахеи на основе синтетического каркаса пациенту из Исландии, мистеру Бейену, Уже почти девять месяцев прошло! Тогда Джозеф Ваканти, директор лаборатории тканевой инженерии и конструирования органов в Массачусетской клинике, один из пионеров отрасли, который, по идее, должен быть его единомышленником, заявил, что он, Маккиарини, находится «в серой зоне». Мистер Бейен жив, но сейчас Интернет снова ломится от критических комментариев. Вот, пожалуйста, - Алан Траунсон, президент Калифорнийского института регенеративной медицины, считает, что еще рано использовать такие технологии для лечения пациентов. «Мы не знаем, как долго такой каркас будет работать», - прочел Паоло. Как вообще можно говорить об этом, когда пациенту оставались недели?! Недели! Кроме того, в какой-то момент все равно придется переходить от исследований на животных - к человеку. Кстати, неудивительно, что молчит Энтони Атала, один из немногих, кто работает в клинике. Даже на крупных животных нельзя показать, как «долго будет работать каркас». А в их распоряжении в основном свиньи, у которых совершенно другая анатомия, другой механизм дыхания, все другое, если говорить о трахее.

Приматы подходят гораздо лучше, трансплантации на приматах могли бы помочь понять больше, предостеречь от ошибок... Его мысли переключились на Краснодар: там можно было бы сделать такие исследования. В Адлере находится крупнейший в Европе Институт медицинской приматологии. Но это далекая перспектива. Только ненормальный может думать об этом сейчас, когда там нет НИЧЕГО. Архитектор, конечно, проиграет спор: построить лабораторию за такой короткий срок просто невозможно. Но он, Паоло, должен быть на высоте и сделать то, что зависит от него. Он навел курсор, и на мониторе появилось новое окно со списком оборудования. Готово! Почти месяц работы. Он отправил список по электронной почте. Потом принялся составлять письмо Игорю Полякову в Краснодарскую краевую больницу. Вот там все шло неплохо, у Паоло вообще появилось ощущение, что за долгое время одиночных скитаний, он, наконец, нашел союзников, даже друзей. Клинический биолог уже прошла стажировку в Каролинском и оказалась на удивление способной, быстрой, четкой - такие ему нравились. Она сможет подготовить каркас. Помещение в клинике было готово, а Поляков ждал его приезда, чтобы показать первых кандидатов на трансплантацию. Он закрыл свой ноутбук. Надо идти дальше.

2

Однако ситуация в Краснодаре оказалась гораздо более сложной, чем предполагал Паоло. В самом начале работы над проектом, читая отзывы других «мегагрантщиков», он в глубине души думал, во-первых, что они несколько преувеличивают свои трудности, а во-вторых, надеялся, что если уж они их озвучили, то министерство должно довольно быстро с этими проблемами разобраться - иначе зачем начинать такую дорогостоящую программу?

Но когда он сам столкнулся с теми же проблемами, то начал раздражаться. Поэтому первые пять месяцев 2012 года в Краснодаре выдались очень бурными, и некое подобие оптимизма в том, что все-таки есть какая-то возможность не выполнить проект, нет, а просто начать разговаривать и договариваться, появилась только к июню.

Ноябрь и декабрь 2011 года - начало исполнения гранта - прошли в напряженнейшей гонке, тогда было не до перспектив: надо было любой ценой выполнить обязательства на остаток года, в условиях цейтнота подготовить статью, успеть закупить оборудование, организовать первые стажировки, освоить десять миллионов. Все это было сделано, отчет приняли, прошли новогодние праздники, и вот тогда руководство университета, видимо, осознав, наконец, всю сложность, неподъемность задачи, забеспокоилось: удастся ли выполнить обязательства наступившего года. Они хотели получить от ведущего ученого какие-то гарантии и послали ему официальное письмо с просьбой предоставить помесячный план научных исследований до конца года.

Это письмо обескуражило Паоло.

- Я не могу понять, что они хотят, мы ведь уже предоставили план министерству в заявке, - спрашивал он меня по телефону. - Может быть Диана (ассистент. - Е.К.) неточно перевела письмо ректора? Это же абсурд! Исследователь каждый месяц, а то и неделю, сталкивается с новой реальностью. Вчера казалось: надо ставить один эксперимент, а сегодня стало ясно, что требуется совсем другой! С другими материалами. Результаты нельзя планировать поквартально. Да еще в ситуации, когда нет ни лаборатории, ни сотрудников, которые будут там работать. А если они не потянут даже после стажировок? Такое вполне возможно.

Он и возмущался, и одновременно переживал, что не может донести главного до «этих людей» в университете: что такое настоящая наука, как она устроена. Много раз во время дискуссий в кабинете ректора он пытался это сделать, ему не возражали, слушали молча.

- Я не чувствую ответной увлеченности, - сетовал он после каждой такой встречи. - Я не понимаю этих людей, даже с переводчиком. А без переводчика нет ни одного человека, кто бы мог говорить со мной. Мне совершенно не с кем просто обсудить проект, вместе подумать...

Но письмо со звучавшей так казенно просьбой предоставить план вывело его из себя. Он несколько раз пытался написать ответ, но каждый раз стирал написанное, пока, наконец, не успокоился. Не впервые ему приходилось сражаться, и нельзя было давать волю эмоциям.

Поэтому он ответил вежливо и конкретно:

«Дорогой профессор Алексеенко,

Я очень рад, что Вы обращаетесь ко мне напрямую и надеюсь, что этот диалог позволит нам избежать непонимания в будущем. Отвечаю по пунктам:

Общий план исследований давно готов и даже, как Вы знаете, принят Министерством. Но пока лаборатория полностью не оснащена, я не могу предоставить сейчас, в начале года, подробное расписание работы исследователей на конец года. Сейчас мы ориентируемся на трехмесячное планирование, исходя из возможностей Каролинского института.

Ежедневные учебные планы будущих исследователей готовы, а некоторые даже выполнены (Ирина Гилевич из клиники). Пока трудно сказать об успехах остальных сотрудников, которые еще продолжают стажировку в России.

В течение трех недель я работал совместно с компанией «Кембио», и мы создали подробный план закупок оборудования и материалов для будущей лаборатории в университете. Сейчас они располагают всей необходимой информацией и могут приступать.

Наша работа (исследовательская и клиническая) была бы более эффективной, если бы были решены общие проблемы, не позволяющие нам идти вперед.

Искренне Ваш,

Паоло Маккиарини».

Под «общими проблемами» он имел в виду необходимость тендера и связанный с этим жесткий спор, который возник на последней встрече в университете, когда обсуждались закупки оборудования в будущую лабораторию.

- Мы должны найти грамотную компанию, которая бы укомплектовала лабораторию целиком, - начал Маккиарини. - Лучше - зарубежную, поскольку в России подобными исследованиями не занимаются, а она должна соответствовать самым высоким стандартам.

- Боюсь, это невозможно, - сказал Алексеенко.

- Я прикинул, денег у нас достаточно, - возразил Маккиарини.

- Причина не в этом, просто мы не можем иметь дело с зарубежной компанией напрямую, - объяснил ректор.

- По закону? О, только не говорите мне этого!

- Переведите, что он попал в точку. - В тоне ректора проступил сарказм, что не предвещало ничего хорошего.

- Как же вы предлагаете сделать все это? - Паоло тоже начал выходить из себя.

- Как делаем обычно - вы составите список оборудования, и мы объявим тендер на каждую позицию, - пояснила руководитель отдела закупок.

- ОБЫЧНО вы этого не делали. - Паоло уже кипел от возмущения. - Вы представляете себе, какой сложности этот проект? Оборудование связано между собой, нужно учитывать все нюансы. А вы собираетесь оснащать лучшую лабораторию в России, закупая каждый предмет по отдельности!

Ректор задумался, потом обратился к руководителю юридического отдела:

- Узнайте, можем ли мы объявить тендер на закупку всего комплекса оборудования.

- О, Юлия! - Паоло повернулся к юристу. - Она, конечно же, скажет «нет»!

Не обращая на него внимания, юрист ответила Алексеенко:

- Поняла.

- Если комплексной закупки не будет, - сказал Маккиарини уже спокойно, но твердо, - я выхожу из этого проекта. Все это просто не будет иметь смысла.

Часа через два консенсус был достигнут. Было решено объявить конкурс на оснащение лаборатории регенеративной медицины целиком, но о зарубежной компании не могло быть и речи.

- Но мы же не можем доверить это случайным людям? Вдруг выиграют неграмотные или просто недобросовестные компании? Я читал о печальном опыте коллег в России, - Паоло опять начал возмущаться, потом, не получив ни от кого ответа, начал думать вслух: - Конечно, я составлю такое техническое задание, что непрофессионалы просто не смогут выполнить его. Но все равно нужно выяснить, какие наиболее грамотные компании есть в России, побывать в лабораториях, которые они оснастили. Просто, чтобы ориентироваться...

Так уже на следующий день мы оказались на факультете фундаментальной медицины МГУ, где несколько ранее была создана лаборатория схожего направления. Потом побывали еще в двух местах и тоже не были разочарованы. Все эти лаборатории оснащала одна и та же компания - «Кембио», в которой, как мы узнали, наведя справки, работали молекулярные и клеточные биологи, в основном выпускники московского университета, а не просто посредники, как в большинстве других подобных компаний. Поэтому они могли понять и оценить уровень задачи и подойти к формированию каждой лаборатории, для которых заказывали, казалось бы, одинаковое оборудование, индивидуально. Ведь любой прибор имеет множество модификаций, они производятся разными производителями, выбор которых зависит от особенностей исследования.

Сотрудникам «Кембио» было недостаточно посланного Маккиарини стандартного списка - для правильной и «гармоничной» комплектации им необходимо было знать более точно задачи и набор методик, которые будут использоваться. Оценив при первом знакомстве, что профессор крайне занятой человек и вряд ли они добьются от него оперативных ответов на свои многочисленные вопросы, они составили вопросник, в котором от Паоло требовалось лишь поставить галочки в графах «да» или «нет». «Будет ли использоваться такая-то методика?», «Необходимо ли вам проводить такие-то тесты»? И так далее. Это был гениальный ход, который позволил сэкономить как минимум месяц и подобрать нужную аппаратуру. Забегая вперед, скажу, что предложение от «Кембио» оказалось наиболее приемлемым по цене и качеству, что и позволило им выиграть тендер.

3

«Трудности перевода» между профессором и университетом усугубились ситуацией с финансированием. Большинство лабораторий - держателей мегагрантов получили деньги на 2012 год в марте, что для российской «грантовой» практики было очень хорошо. Однако нескольким университетам не повезло - тем, кто подчинялся не Миннауки, а другим министерствам. Для них с этого года порядок финансирования был изменен, и деньгам нужно было проделать гораздо более долгий и сложный путь: из Миннауки - в Минфин, из Минфина - в Минздрав (или другое министерство, которому подчинялся вуз), а уже оттуда - в университет. Надо сказать, что кураторы из Миннауки очень переживали из-за этой ситуации, старались отследить путь средств, терпеливо отвечали на наши многочисленные звонки. Однако в апреле деньги на несколько недель «застряли» в Минфине, и в мае они все еще не дошли до университета.

В результате с начала года не было ни зарплаты, ни средств на выполнение проекта, например, не на что было отправить стажеров в Каролинский институт. Терпение у Паоло закончилось, и он решил написать письмо министру.

«Министру образования и науки РФ

Профессору А.А. Фурсенко

Уважаемый профессор Фурсенко!

Для меня большая честь стать одним из победителей открытого правительственного конкурса Мегагрантов 2011 года. Я стараюсь делать все от меня зависящее для выполнения научных задач, стоящих перед проектом и для создания в России на базе Кубанского медицинского университета и Краснодарской краевой больницы №1 Центра регенеративной медицины, отвечающего самым высоким мировым стандартам.

В начале работы Вы прислали мне письмо, в котором предлагали поддержку в случае любых возникающих проблем и трудностей. Сейчас я прошу найти возможность для встречи с Вами либо с руководящими сотрудниками министерства, чтобы обсудить проблемы, с которыми я столкнулся в течение этих нескольких месяцев работы над проектом и которые не позволяют мне действовать эффективно. В данном письме я позволю себе коротко перечислить их и начну с самых срочных:

Задержка финансирования в 2012 году, насколько мне известно, вызвана объективными причинами и касается не только нашего университета, но и нескольких других, которые подчиняются, в частности, Министерству здравоохранения РФ. Однако я постараюсь объяснить, как это отразилось именно на нашем проекте, который отличается особой спецификой из-за двух моментов:

A) Он включает в себя не только исследовательскую, но и клиническую работу;

B) Он создается абсолютно с нуля. Кубанский медицинский университет пока еще не располагает необходимой инфраструктурой и специалистами для проведения полноценных исследований мирового уровня в области регенеративной медицины.

В рамках проекта мы должны создать две полностью оснащенные лаборатории - для исследовательских и клинических нужд. Но наиболее важный момент - обучение молодых специалистов. Поскольку проект запланирован на два года и два месяца, мы составили очень интенсивный план, в котором каждый пункт тесно связан с последующим. К примеру, из-за отсутствия финансирования мы не смогли отправить наших двух молодых специалистов на стажировку в Каролинский институт в апреле, и это означает, что они не будут готовы осенью вернуться и начать исследования в Краснодаре.

То есть, нам необходимо регулярное и своевременное финансирование, в противном случае научный прогресс и обучение специалистов, запланированные в рамках проекта, не могут быть достигнуты, и мы потеряем возможность поддерживать высокий уровень исследований.

Наиболее важный момент, который резко повышает значимость проекта, - это трансплантация тканеинженерной трахеи, которая запланирована в Краснодарской краевой клинической больнице на начало мая 2012 года и которую мы сейчас вынуждены отложить на конец июня. Двое пациентов, для которых трансплантация является жизненно необходимой, вынуждены ждать. Пожалуйста, обратите внимание, что это не просто рядовая трансплантация - мы планируем провести первую в мире трансплантацию биоинженерной трахеи и части гортани, подготовка к которой заняла около полугода. Семь специалистов из разных стран -хирурги, инженеры, биологи - собираются приехать в Краснодар, чтобы не только наблюдать за этим событием, но и учиться.

Это на данный момент самый главный и срочный вопрос, но за относительно короткий период работы в России я столкнулся с множеством других проблем, уже связанных не с финансированием, а с организацией нашей повседневной деятельности, которые отнимают силы и время. Я хотел бы обсудить также эти проблемы и прояснить для себя то, что пока не могу понять.

Считаю, что со стороны Министерства должен быть более гибкий и персональный подход к каждому проекту, показателям эффективности, отчетам, который принимает во внимание область исследований, его цели, стартовые позиции и местные условия.

Я увидел, что со стороны университета возникает множество бюрократических и административных препятствий, которые влияют на сроки выполнения проекта.

Невозможно объявлять тендер на каждую закупку. Это задерживает абсолютно все. В конце концов этот грант был учрежден Российским Правительством для того, чтобы привлечь в Россию новые технологии, а не уже существующие, для чего нужно создавать новые условия. Министерство недавно официально информировало меня о новых правилах, которые должны значительно упростить процедуру, но университет по-прежнему отказывается закупать без тендера даже реактивы. Мне бы хотелось понять реальную ситуацию.

Между мною и руководством университета постоянно возникает недопонимание, которое касается организации проекта, излишней «бумажной работы».

Чтобы прояснить все проблемы, мне необходим прямой диалог с Министерством в данный момент, а в будущем, я надеюсь на более тесное взаимодействие.

Искренне Ваш,

Профессор Паоло Маккиарини».

Ответ из министерства пришел через несколько дней, в нем сообщалось, что в самое ближайшее, по выбору ведущего ученого, время его готов принять первый заместитель министра Сергей Иванец, Руководство университета тоже выразило желание принять участие в этой встрече. В результате в комнате переговоров министерского здания в Брюсовом переулке собралась группа, участники которой представляли интересы трех сторон. Со стороны хозяев - Сергей Иванец и двое сотрудников, непосредственно курирующих программу мегагрантов, - Владислав Геннадиевич Шпайхер и Сергей Николаевич Атаманюк, от университета - проректор Андрей Николаевич Редько и еще двое сотрудников, и наконец, сам ведущий ученый, и я как его представитель и координатор проекта. В самом начале встречи Иванец посмотрел на каждого по очереди и сказал:

- Хотел бы я, чтобы в следующий раз мы встретились как одна команда. Давайте над этим работать.

Он вел себя объективно, но было ясно, что его симпатии - на стороне большой науки и что задачей министерства в подобных ситуациях было прежде всего удержать ведущего ученого в России. Он досконально рассмотрел все претензии Паоло и дал понять, очень корректно, но твердо, что исследовательский план, периодичность его составления и все прочие связанные с этим вопросы являются абсолютной прерогативой ведущего ученого, равно как и порядок действий по организации проекта, сроки стажировки молодых специалистов и прочее. Бюджет также распределяет ведущий ученый, в соответствии с условиями гранта, он же должен обязательно подписывать все финансовые документы по гранту. Все это в принципе было известно с самого начала из грантовой документации, но проректор подробно записывал все в блокнот.

Наконец, встал вопрос о тендере.

- Ваши коллеги, победители мегагранта первой волны, проделали большую работу, встречались с Председателем Правительства и в конечном счете добились указа Президента России о том, что в научных проектах, подобных нашему, оборудование и материалы можно закупать без тендера у конкретного поставщика, - проинформировал нас первый заместитель министра.

Паоло торжествующе посмотрел на проректора, но тот обратился к Иванцу:

- Позвольте поделиться нашими сомнениями. Мы специально обратились в Федеральную антимонопольную службу с письменным запросом, можем ли мы на средства гранта закупать оборудование и материалы, минуя тендер, и получили ответ о том, что должны действовать согласно закона. То есть, ФАС не располагает сведениями о каких-либо изменениях. Пока мы не получим официальные письменные указания, мы не можем нарушать процедуру. Мало того, мы связывались с другими университетами, которые работают в рамках мегагранта, они действуют так же.

Это были действительно камень преткновения и типично российская ситуация рассогласования. Несколько месяцев спустя один из кураторов программы рассказал мне, что, по его подсчетам, половина вузов объявляют тендер, а половина - нет, пользуясь этим полуофициальным послаблением делать закупки без тендера.

- Доходит до абсурда, - добавил он. - Есть два университета в одном и том же городе, где ректоры действуют по-разному.

Ректор Кубанского медицинского университета не собирался рисковать, и, возможно, со своей стороны, был прав. Именно он нес ответственность за соблюдение закона, а не иностранный ученый, который в случае неудачи просто уедет к себе домой.

Эта позиция университета была озвучена на встрече в министерстве, однако - с обещанием не затягивать процедуру и вообще объявить выполнение гранта приоритетной задачей и довести это до всех служб. В качестве подтверждения университет, не дожидаясь поступления на счет грантовых денег, оплатил из собственных средств стажировку молодых специалистов в Москве и Петербурге, чтобы не терять темп. Они обещали авансировать и часть их стажировки в Каролинском институте.

В итоге все были довольны: Паоло - тем, что почувствовал поддержку министерства и был официально избавлен от лишней бумажной работы, университет - тем, что удалось отстоять свою позицию по тендеру и немного снять напряжение, министерство - тем, что, слава богу, в их переговорной комнате не произошло скандала и разрыва отношений.

4

Однако недоверие по отношению к приглашенному иностранному профессору в университете сохранялось, причем распространялось оно и на отобранных им молодых сотрудников. В начале года двое из них, после окончания образовательного цикла по клеточным продуктам, отправились обучаться практической работе с клетками в Москву и Петербург. Это было не совсем обычной практикой для нашей страны, чтобы молодой ученый просто приезжал в другую лабораторию и работал бы там бесплатно. А в нашем случае это было совсем уж необычным, поскольку ребята не умели практически ничего и поначалу не очень-то были способны помочь - наоборот, их наставникам пришлось потратить достаточно своего времени, чтобы научить их обращаться с приборами и производить простейшие манипуляции. Но всем нам повезло: благодаря этому проекту мы встретили прекрасных людей, профессиональных ученых, которые готовы были и помочь, и сами были рады поучаствовать в чем-то новом.

Саша Сотниченко отправился в Институт стволовых клеток человека в Москву и работал под началом Романа Вадимовича Деева, медицинского директора этого института. Самому Роману было тогда немногим больше тридцати, но он уже не только достиг высот в карьере, но и был прекрасным наставником. Выпускник питерской Военно-медицинской академии, он был исключительно работоспособным и требовательным. Сам будучи перфекционистом, он добивался перфекционизма от других. Они с Сашей допоздна засиживались в лаборатории, чтобы добиться «чистых картинок» - качественного изображения качественных образцов, получение которых было залогом успеха эксперимента и научной статьи. Стиль работы здесь приближался к западному с тем отличием, что больше времени уделялось объяснениям, вообще - общему образованию, обсуждениям.

Одновременно Саша посещал в Москве ускоренные курсы английского языка и по прошествии полутора месяцев был более-менее готов к работе в Швеции.

Елена Губарева оказалась в совершенно другой обстановке. В каком-то смысле эти две стажировки отражали отличие московского и питерского стилей - ритма жизни, работы, общения. В последнем присутствовали некоторый аристократизм, неторопливость и основательность, общие беседы, чаепития. Лену взяла под свое крыло Ирина Михайловна Спивак, старший научный сотрудник Института цитологии РАН, правая рука выдающегося нашего цитолога Виктора Михайловича Михельсона. Но главным образом «клеточным образованием» Лены занималась Надежда Михайловна Осипова. Она воспринимала клетки как существа, к которым нужен особый подход, внутреннее отношение, определяемое не только стандартными протоколами. Клетки необходимо чувствовать, чтобы они хорошо делились, размножались, дифференцировались, - вот это особое «чутье» она и пыталась передать своей ученице. Обучение английскому здесь тоже было устроено иначе: готовила биологов, ехавших на работу в США, широко известная в научных кругах Екатерина Верде. С учениками она занималась дома, в старинной питерской квартире за круглым столом, стоявшим посередине комнаты с окном, выходящим во двор-колодец.

Это были два мира и две совершенно разные школы в науке, и оставалось только радоваться, что в Краснодаре будут работать сотрудники, если не сформированные ими, то хотя бы впитавшие дух таких разных лабораторий.

Но и в Москве, и в Питере ребята находились если не в тепличных, то в очень благоприятных условиях, а вот теперь им предстояло отправиться на «научную фабрику», конвейер, каким был Каролинский институт, да, впрочем, и большинство западных лабораторий. Они впервые уезжали из дома так надолго и в общем-то никогда прежде не стремились к этому. Маккиарини настаивал на большом сроке их пребывания в Стокгольме:

- Год, не меньше, иначе они ничему не научатся. Люди, которые там работают, изучали эту область в течение нескольких лет, а они начинают практически с нуля.

Но руководство университета не считало нужным отпускать ребят на такой срок. В конце концов сошлись на том, что они поедут на полгода. Потом их сменят двое других, а первые начнут работать в новой лаборатории.

Преподаватели и сотрудники университета в тот момент очень по-разному относились к новым перспективам, открывающимся перед их бывшими студентами. Большая часть по-прежнему, как и с самого начала, не верила в осуществимость проекта, считая все это временной популистской затеей. Другие были уверены, что ребята просто останутся на Западе (хотя это было невозможно и специально оговаривалось условиями контракта). Но самая, пожалуй, главная проблема заключалась в деньгах. Шестимесячная стажировка в Каролинском стоила астрономическую в глазах большинства жителей Краснодара сумму. Кроме того, эти молодые ребята: интерны, аспирант (только Елена Губарева на тот момент была доцентом и кандидатом наук) получали из средств гранта очень неплохую, по университетским меркам, зарплату, плюс командировочные. Этого было достаточно, чтобы с самого начала сотрудники новой лаборатории оказались «по ту сторону». Надо сказать, что ректор Сергей Николаевич Алексеенко весьма резко пресекал все разговоры на эту тему и брал ребят под свою защиту.

Однако в среде преподавателей существовало и беспокойство другого рода. В начале марта в университете в рамках мегагранта была организована научная конференция, куда были впервые приглашены с лекциями и наставники ребят, и другие ведущие специалисты из Москвы и Петербурга в области клеточной биологии и тканевой инженерии. Сразу же после выступления Маккиарини, обрисовавшего перспективы проекта, поднялся пожилой профессор и обратился к докладчику:

- Я хотел спросить у вас, каким вы видите будущее Александра Сотниченко? Видите ли, он мой ученик, у него блестящие способности, и я, естественно, беспокоюсь за его судьбу Из-за этого нового проекта ему пришлось оставить ту работу, которую он вел до сих пор, возможно, ему придется поменять тему диссертации. И будет ли у него диссертация? Прошу прощения, но вопрос продиктован исключительно участием в судьбе ученика.

Паоло кивнул:

- Саше выпал редчайший шанс работать в мировой науке, на мировом уровне. И не просто в мировой науке, а на самых передовых ее позициях - в области, где можно стать первым. Получится ли у него? Я не знаю, гарантировать не могу. Далеко не все, даже мои западные ученики, смогли пройти этот путь до конца. Ему надо будет забыть обо всем и сосредоточиться только на работе. Я могу лишь сказать, что готов отдать ему все свои знания и навыки. А в остальном все зависит от него, это его шанс.

Паоло вел себя так же, как и с пациентами, - не давал никаких гарантий.

5

Именно пациенты интересовали сейчас Паоло в первую очередь. Результаты стажировки ребят в Каролинском и строительство лаборатории в университете он оценит позже, а пока необходимо полностью сосредоточиться на подготовке к трансплантации. Специалисты клиники были готовы, лаборатория в клинике готова, пациенты отобраны. Это произошло в феврале после международного видеоконсилиума, в котором участвовало несколько зарубежных клиник плюс отделение Владимира Паршина в Москве и Красно-

дар. Паоло очень беспокоился о своей репутации, о том, какую реакцию на Западе вызовет известие о том, что он проводит трансплантации на юге России, потому он и затеял этот консилиум. Нужно было уже на уровне подготовки обеспечить максимальную открытость, представить пациентов, обсудить их состояние с зарубежными коллегами и одновременно ввести краснодарских хирургов в международный пул.

Он разослал нескольким адресатам следующее письмо:

«Уважаемые коллеги,

Я рад пригласить Вас на междисциплинарную видеоконференцию, которая состоится 15 февраля. Там будут представлены потенциальные кандидаты с заболеваниями дыхательных путей (взрослые и дети) для трансплантации. Я хотел бы предложить, чтобы приоритет был отдан наиболее неотложным случаям. Предлагается представить от 4 до 6 случаев (один или два от каждого центра), продолжительность встречи - около 2 часов.

Учитывая, что вовлеченные центры - Стокгольм и Флоренция (ЕС), Хьюстон и Берлингтон (США) и Краснодар и Москва (Россия), мы должны выбрать время. David (Pice) и Daniel (Weiss) по времени отстают от Европы по крайней мере на 6-9 часов, и Igor (Polyakov, Краснодар) +3. Так 17:00 в Европе соответствует 8:00 в США, а в России - 20:00. Это время, возможно, подойдет всем.

Мой координатор будет рада подготовить ваши заявки. Пожалуйста, укажите.

- Подходит ли вам этот день;

- Имена участников от клиники/центра (медиков и немедиков);

- Имя / инициалы больных и существующий диагноз;

- Имя ответственного за связь во время видеоконференции от вашей клиники/центра.

Надеюсь, такая конференция станет платформой для обсуждения самых сложных случаев и установления очереди для кандидатов на пересадку. По результатам откликов участников планируем проводить подобные встречи ежемесячно. Вся информация, касающаяся пациентов, естественно, будет конфиденциальной.

Мои самые лучшие пожелания, Паоло».

Все центры, к которым обратился Маккиарини, откликнулись с большим энтузиазмом: Центр рака «MD Anderson» при Техасском университете (Хьюстон, США), университетский госпиталь Карреджи (Флоренция, Италия), клиника при Каролинском институте (Стокгольм, Швеция), отделение хирургии легких и средостения Российского научного центра хирургии им. академика Б.В. Петровского РАМН (Москва, Россия), ну и конечно, - Краевая клиническая больница имени С.В. Очаповского (Краснодар), Каролинский институт, госпиталь Карреджи и Москва представили по одному пациенту. Медики из Техасского университета - двух, причем один из них - ребенок. И в конце Игорь Поляков поделился результатами компьютерной томографии и бронхоскопии двух потенциальных кандидатов на трансплантацию в Краснодаре. Все участники сошлись на том, что трансплантация - единственно возможный способ лечения для этих больных.

Вот так определились первые кандидаты на трансплантацию трахеи в Краснодаре - Юля и Саша. Молодые люди, 33 и 28 лет. Из разных городов, с разной жизнью до того момента, когда с каждым из них произошла трагедия с примерно одинаковыми, ужасными последствиями. Четырьмя годами ранее Юля попала в автомобильную аварию, когда носила ребенка и до родов оставалось совсем немого. Малыша спасли, а Юля получила более двадцати переломов, несколько недель находилась в коме, и так же, как и Жадыра, первая российская пациентка Паоло, дышала через трубку, которая разрушила ее трахею. Сформировался, на языке медиков, «рубцовый стеноз», сужение трахеи, вызвавший серьезные затруднения с дыханием и речью. Несколько операций не дали результата, а лишь ухудшили состояние. Она не могла свободно играть со своим ребенком, и это очень ее расстраивало. Порой подобные переживания оказываются сильнее, чем плохое самочувствие или даже страх смерти.

Саша - тоже жертва автоаварии, в результате которой получил черепно-мозговую травму и непосредственно травму трахеи. Врачи местной больницы вставили ему трубку, с которой он должен был жить всю оставшуюся жизнь, не имея возможности разговаривать и нормально дышать. Молодой мужчина получил инвалидность и в перерывах между пребыванием в больнице жил один в деревенском доме.

Оба согласились на трансплантацию, причем Юля желала этого страстно, она читала все новости о профессоре Маккиарини в интернете и сама писала ему, а Саша просто выслушал своего лечащего врача, рассказавшего ему о возможности нового лечения в Краснодаре, которое может избавить его от ненавистной трубки. Саша вообще до конца не верил, что им может заинтересоваться известный иностранный профессор, поэтому был растерян и очень смущен.

Оба пациента не подозревали о том, что с момента, когда им сделали компьютерную томографию, был запущен сложнейший процесс подготовки к операции, в котором участвовали десятки людей из разных стран. Их замеры были переданы в два центра в Америке, где изготовили каркасы трахеи и биореакторы. Оттуда каркасы отправили в Стокгольм и Рим для тестирования. В краснодарской клинике проверяли работу приборов, готовность специалистов и наличие всех препаратов. Порханова и Полякова не остановила задержка финансирования гранта - они всегда старались находить решение проблемы, если цель поставлена. А цель в данном случае стоила усилий: первая в истории трансплантация тканеинженерной трахеи и части гортани должна быть проведена в Краснодаре. Поэтому, когда выяснилось, что нет ни денег, ни времени объявлять тендер на закупку злополучного фактора роста TGF-бетаЗ (который в 2010 году нам с Мишей пришлось срочно заказывать в Италии для Жадыры), Игорь Поляков просто созвонился с поставщиком в Милане, сам поехал и купил необходимое количество препарата. А заодно и реактив для так зазываемого МТТ-теста, с помощью которого определялась жизнеспособность клеток.

6

Когда Маккиарини в разгар этой подготовки приехал в Краснодар впервые посмотреть больных, его встретили в клинике как старого друга.

- Где пациенты? - спросил Паоло, крепко пожав руку Порханову.

- Переведи ему, они никуда не денутся, - попросил тот Игоря Полякова. - Пусть отдохнет с дороги, поест. Вон какой худой.

Паоло театрально вздохнул: он испытывал нетерпение, поскольку привык всегда начинать с главного.

- Эта русская привычка: есть, есть...

- Переведи: мы же ему пить не предлагаем...

Паоло сел за стол, Маша уже подавала суп, он попробовал, сначала ел молча под безобидную перепалку Порханова и Полякова, с шутками и анекдотами. Постепенно начал прислушиваться, повторять отдельные русские слова, смеяться. Подумал, что нигде в мире он не позволял себе так расслабляться: обычно - строго деловые разговоры, обсуждение операций, пациентов. Только, пожалуй, во время традиционных «пивных вечеров» с молодежью из его лаборатории в Каролинском...

После обеда отправились на обход. Юля в спортивном костюме, стройная брюнетка, давно дожидалась и встретила Паоло как старого знакомого. Он нашел с ней понимание с первой минуты - и подумать не мог, что будет так легко. Подробно рассказал ей технологию процедуры, она ответила на испанском, который немного знала, сиплым шепотом, закрыв рукой небольшое отверстие в горле, что уже все подробно прочитала и добавила:

- Если вы беретесь за это дело, я спокойна.

Было еще несколько обязательных вопросов, необходимых для заполнения протокола исследования. Часть ответов она писала на листке бумаги - произносить слова ей было трудно из-за нехватки воздуха.

В палате у Саши все пошло по-другому. Он никак не мог преодолеть свое смущение - это был первый иностранец, которого он видел в своей жизни! Вежливое, почтительное обращение (он ощущал его даже без перевода) как будто бы вогнало его в ступор, но резкий грубоватый голос Порханова вывел из этого состояния.

- Ты что как воды набрал? Профессор к тебе обращается. Готов к операции?

Саша был готов. Он кивнул.

- Ответишь на несколько вопросов? Это нужно для протокола.

Саша снова кивнул.

- Извините, но мы всех об этом спрашиваем. Вы сейчас употребляете алкоголь? - Паоло был предельно корректен.

Саша отрицательно покачал головой.

- А раньше, до травмы? Саша утвердительно кивнул.

- Какой?

- Пиво.

- Сколько? - Литра два.

- За какое время? В день?

- За один раз...

Паоло опешил. Он несколько секунд не отрываясь смотрел на Александра, потом смущенно произнес:

- Ну, извините за расспросы. Увидимся позже.

Когда они вышли из палаты, он набросился на Полякова:

- Ты что, не мог нормального пациента найти?

- Это нормальный, - невозмутимо ответил Поляков. -Обычный человек из российской глубинки.

Паоло выругался.

- Здесь все сумасшедшие. - Он резко развернулся и пошел по коридору.