Мегагрант

1

Лето 2012-го оказалось очень напряженным для Паоло. Даже он, привычный к частым перелетам, работе в залах ожидания и гостиницах, умеющий переключаться с одной задачи на другую, с трудом выдерживал этот ритм. Это было тем более обидно, что объективно все шло неплохо, и он «набирал скорость». Две трансплантации в России - сейчас с пациентами все хорошо, но они, скорее всего, потребуют его внимания осенью. Плюс множество рутинных, но тем не менее сложных операций во Флоренции. Ханна... Процесс получения разрешения FDA на трансплантацию был на завершающей стадии, и они с Марком уже назначили предварительную дату - 23 октября. В лаборатории в Каролинском институте исследования шли полным ходом, кроме того, в июле он впервые выступил с так называемой «профессорской лекцией», это было очень почетно, предлагалось не всем и благотворно отразилось на его научной репутации.

На лекцию пришли многие профессора, сотрудники института, ну и, конечно же, его лаборатория, включая стажеров из Краснодара Елену и Алекса. Он поглядывал на них во время выступления - они сидели рядом и как-то выделялись из общей массы. Он еще не мог сформулировать - как. Тихие, прилежные, но «без огонька». Возможно, еще сказывается языковой барьер. Но не только... Наблюдая за ними и раньше, он пока не чувствовал в них СИЛЫ, стремления к прорыву. А ведь у него в лаборатории работали молодые ученые и стажеры отовсюду - из Америки, Германии, Сингапура, Испании, Швеции, даже девушка из Ирана! Даже она как-то быстро освоилась, чувствовала себя свободно. Что его больше всего раздражало (хотя как наставник он, конечно, не давал волю этому чувству), так это то, что они все время держались вместе и особняком. Вместе приходили и уходили с работы, вместе шли на ланч, отказывались от приглашений пойти с коллегами в бар, ссылаясь на усталость. Участвовали только в традиционных «пивных вечерах», на которые он приглашал всю команду во время своих приездов в Стокгольм.

Филипп Юнгеблут, который отвечал за их обучение в его отсутствие, говорил ему, что они прилежно выполняют все задания, но при этом пассивны, не стремятся сами разобраться во всем, стать частью этого нового мира. Они как будто бы уже на этом первом этапе пытаются определить для себя, что им пригодится в дальнейшем, а что - нет, не стараясь понять и принять, хотя бы на время, новый мир целиком.

В этом была, по мнению Паоло, основная проблема. В них он замечал и пассивность, и критичность одновременно, они внутренне делали упор на недостатки работы западной лаборатории, не принимали многие правила, не понимая, что сейчас им нужно просто попробовать показать себя в рамках ЭТОГО мира, ЭТИХ правил, и тогда позже они смогут работать в любых условиях, не упуская главного - науку.

Паоло заметил, что они часто, гораздо чаще, чем другие иностранные стажеры, говорят по телефону с родными, даже во время работы по нескольку раз. Он не то чтобы это запрещал, просто не понимал, кроме того, такое частое общение сбивало их эмоциональный настрой, мешало концентрироваться на эксперименте и по-настоящему увлечься исследованиями.

Ему казалось, что они, как бы выразиться, «жалели себя», чего сам он никогда себе не позволял и не любил, когда это делали другие. К примеру, в Краснодаре, - это было его решение оперировать обоих пациентов в одно время с разницей в два дня, вызванное производственной необходимостью, главным образом режимом подготовки каркасов, сложной логистикой их доставки. Проще было и изготовить, и доставить оба каркаса и биореактора вместе.

Хотя для персонала, а особенно для Филиппа и Ирины, это было огромной нагрузкой: в общей сложности у них получилось семьдесят два часа вахты. Однако Филипп держался прекрасно, не показывая ни усталости, ни боли в ноге, улыбался, шутил, во время коротких перерывов слушал музыку, болтал с друзьями по скайпу. Паоло прекрасно его вышколил. Ему нравились те, кто был способен работать несмотря ни на что, при этом работать легко и иметь легкий характер. Когда окружающие начинали жалеть Филиппа из-за травмы и предлагали подежурить, чтобы дать ему больше отдыха, Паоло отвечал жестко:

- Он не должен был играть в футбол накануне такой ответственной операции, когда ему еще нет полноценной замены. Ирина только что прошла подготовку, она отлично справляется, но мастерство дается с опытом, а это ее первая трансплантация. Филипп должен был все это учесть и не рисковать.

И Филипп не роптал и не обижался, шутил, махал своим костылем, а после завершения работы отправился не в свой номер, чтобы, наконец, выспаться, а вместе со всеми в гостиничный бар. Это было для него естественно. Паоло вспомнил и о Томасе Гроссе: у того, конечно, характер похуже, но была главная, очень ценная черта - то, что он делал, казалось ему самым важным и нужным, несмотря на скромность позиции, которую занимал.

А молодой австралиец Конан Фитцпатрик, оператор из «ARTE»?! Паоло не мог сдержать улыбки, вспоминая о том, как тот, закончив основную работу, сразу же начал монтировать «подарочный фильм» для всех - ускоренную версию, показывающую, как «растут клетки». Сорокавосьмичасовой процесс уместился в десять минут под музыкальное сопровождение группы «Ленинград»: все время в Краснодаре телевизионщики ездили в микроавтобусе, водитель которого ставил одну и ту же запись. Слов они не понимали, но песня им очень понравилась.

Удастся ли ребятам из Краснодара преодолеть свой барьер? В этом, по его мнению, был секрет их будущего успеха в науке. Они пока этого не понимают, и он не может специально их этому научить. Они должны наблюдать за происходящим и думать, постепенно научиться действовать самостоятельно, но пока в рамках поставленных перед ними узких задач. Не ждать указаний, а предлагать что-то самим.

Они жаловались, что им мало внимания уделяют в Каролинском институте, но в этом и смысл: здесь не учебный центр, а действующая лаборатория, где все заняты, и лучший способ взаимодействия - это «вопрос-ответ», но вопросы они должны искать сами. Сами...

Несмотря на все это, они ему нравились, и он постарается подготовить их как следует. Паоло вспомнил слова ректора университета во время пресс-конференции в Краснодаре после трансплантации, очень приятные для него слова:

- Больше всего я был поражен тем, насколько точно профессор Маккиарини выбрал кандидатов для работы в гранте. Ему хватило пяти минут, чтобы оценить каждого из них и увидеть то, что мы постепенно узнавали в течение шести лет их учебы. Не знаю, как он это делал, но попал в самую точку.

Потом Сергей - они теперь называли друг друга по имени, и вообще, после трансплантации отношения между ними стали гораздо более теплыми, - высказался совсем неожиданно. Паоло это оценил, так как был проницателен и давно понял, что искренность в официальных речах в России не практикуется:

- Буду честен, - признался ректор, - я вначале не верил в этот проект. Но прошло всего девять месяцев, и вот мы здесь. Профессор Маккиарини - неординарный человек. С ним бывает очень трудно, но за это короткое время общения я сам стал по-другому смотреть на многие вещи...

Паоло закончил лекцию. Он был доволен собой - как всегда после выступлений. И как всегда он торопился. Отвечая на вопросы обступивших его слушателей, он незаметно подглядывал на настенные часы. Ему пора на самолет, во Флоренции ждет пациент.

2

«Всемирно известный хирург и ученый, один из пионеров регенеративной медицины Паоло Маккиарини был арестован на этой неделе во Флоренции. Полицейские ждали его прямо возле двери операционной, и когда профессор вышел оттуда, окончив операцию, попросили следовать за ними в полицейскую машину. Сейчас Маккиарини находится под домашним арестом в своем доме в Пизе. Обвинения озвучил для прессы судья Алессандро Монети. Он заявил, что Маккиарини «предпочитает материальные интересы профессиональной этике». Некоторые пациенты утверждают, что он предлагал им ускорить операцию в обмен на плату - правда, официально они не стали выдвигать обвинения и предпочли, чтобы их имена нигде не фигурировали. Двум другим пациентам он предложил оперироваться в Ганновере и Лондоне, заплатив, соответственно, 150 000 и 130 000 евро, аргументируя это тем, что общий уровень медицинской клиники Карреджи слишком низок, и он не может гарантировать им благоприятный исход. Правда, состояние больных ухудшалось стремительно, и они не успели воспользоваться этим предложением, - подтверждают родственники. Подобным заявлением Маккиарини, по официальному мнению медицинской ассоциации провинции Тоскана, нанес клинике Карреджи профессиональный ущерб.

Сам профессор Маккиарини возмущен этими обвинениями, а его адвокат считает их бездоказательными».

Эта статья была опубликована на первой странице итальянской газеты «Carrera de la Sera» 28 сентября 2012 года. Под ней было подверстано заявление руководства Каролинского института, в котором говорилось, что обвинения против профессора - внутренние проблемы, возникшие между ним и флорентийской клиникой и они не влияют на его научную работу в Институте, которая ведется весьма успешно.

Паоло читал все это в бешенстве. Он никак не мог успокоиться с того самого момента, когда, закончив сложнейшую операцию, которая спасла больного, вышел из операционной и оказался в... наручниках. Потом садился в полицейскую машину на глазах у всей клиники - медсестры, пациенты (не говоря уже о врачах) смотрели в окна, многие выскочили во двор. Это же полная глупость - пациенты должны были заплатить официально клиникам Ганновера и Лондона, поскольку там не могут бесплатно лечить иностранцев. Это же очевидно! Да, он посоветовал им отправиться за границу, говорил в присутствии медсестры (потом выяснилось, что именно она и уведомила об этом руководство), но он и не собирался делать это тайно. Больной должен лечиться там, где ему могут оказать лучшую помощь - его твердое убеждение, и никакие «патриотические» чувства не должны браться во внимание.

Он жалел о том, что в 2008 году вернулся сюда, оставив работу в Барселоне. Сделал он это во многом потому, что министр здравоохранения Тосканы пообещал ему построить исследовательскую лабораторию, дать звание полного профессора в университете и должность руководителя Европейского центра торакальной хирургии. Ничего этого не случилось, кроме строительства лаборатории, которое, впрочем, сильно затянулось и продолжалось около трех лет. Что касается обещанных позиций, то они были отданы другим людям, имеющим отдаленное отношение к торакальной хирургии. Он дал тогда интервью в местной прессе под заголовкам «Протоптанная академическая дорожка» о том, что в медицинских и научных кругах Италии большинство назначений совершаются по знакомству. Он продолжал работать в этой клинике только потому, что за операции хорошо платили, и он не видел в этом никакого противоречия между «материальными интересами и профессиональной этикой». Хорошая работа должна хорошо оплачиваться ОФИЦИАЛЬНО, а его работу можно назвать эксклюзивной. Ему удается добиваться успеха, когда другие хирурги расписываются в своем бессилии. Но и он не всесилен. Эти двое пациентов... Он считал своим долгом рекомендовать лечение в Германии и Англии, потому что здесь им невозможно было помочь, он готов был договориться там со своими коллегами, но брать за это деньги! Он попытался объяснить все это своим детям, которые находились сейчас под настоящим прицелом в школе. Они его поняли, а Эмануэла, которая тоже, конечно, была на его стороне, тем не менее не удержалась от критики: «Это все твой характер и твоя несдержанность. Ты постоянно настраиваешь людей против себя».

Уже неделю он не выходит из дома, не просто не выходит - не может выйти. У дверей стоит полицейский и дежурят журналисты. Паоло метался, как зверь в клетке, не способный сосредоточиться на работе. Можно было использовать это время, чтобы взяться за составление заявки на крупный европейский грант, но он не мог. Вчера звонил Марк Холтерман, который беспокоился о нем и о Ханне, конечно. Они говорили долго и в конце концов решили отложить трансплантацию, назначенную на октябрь. Неизвестно, как повернется ситуация и когда он сможет выехать за границу. После этого разговора Паоло окончательно вышел из себя: «Эти полуграмотные кретины со своими мелкими интригами и завистью не имеют никакого понятия о науке, да и о медицине тоже. Они ставят под удар и жизнь маленькой девочки, и труд многих людей, которые участвовали в подготовке!» Да и здесь, во Флоренции, на ближайшее время у него было запланировано десять операций онкологическим больным.

На следующий день он еще больше расстроился, прочитав в Сети следующую информацию: «Отец маленькой Ханны, которой в прошлом месяце исполнилось два года, был шокирован, когда услышал новости о докторе Маккиарини. До операции оставалось меньше месяца, и родителям девочки удалось собрать практически всю сумму, необходимую для трансплантации в Америке. Недоставало всего 16 тысяч долларов.

- Мы надеемся, что профессор - единственная наша надежда - вернется к работе как можно скорее, - процитировал журналист родителей девочки. - Что касается денег, то доктор Маккиарини не попросил у нас ни цента, напротив -оказал помощь в сборе нужной суммы».

Паоло испытывал попеременно то злость, то отчаяние. В конце концов, как бы ни завершилось дело, сейчас он просто больше не может без работы. Он включил телевизор, местный канал, и увидел небольшой пикет перед зданием суда - узнал родственников своих пациентов, ожидавших операции. Они требовали его освобождения, потому что никто из его коллег не согласился оперировать этих больных. Невероятно! Впрочем, он не был удивлен: слишком сложные операции.

Вечером к нему пришел адвокат в сопровождении полицейского. Адвокат сообщил, что судья частично снял домашний арест, «для блага пациентов». Каждое утро за Паоло будет заезжать полицейская машина и отвозить его из дома во Флоренцию, в клинику, а после операций привозить назад. Если он, конечно, согласится... Паоло казалось, что он участвует в театре абсурда, так врачей сопровождали к больным, пожалуй, только во время войны. Но он готов пойти на это, пациенты не должны расплачиваться за глупость его коллег и местной медицинской элиты.

Так в течение нескольких дней он проделывал довольно долгий путь (расстояние между Пизой и Флоренцией около 100 км), и успевал сделать в день две операции. Через неделю адвокату удалось частично снять обвинения и отменить домашний арест. Паоло немедленно уволился из клиники Карреджи и принял решение больше никогда не работать в Италии. Жалел он об одном - придется оставить только что открывшуюся лабораторию, любимое детище его сотрудницы, Сильвии Баюора. В течение нескольких лет она выполняла процедуру очищения от клеток донорской трахеи (в том числе, и для московской пациентки), делала это в небольшом помещении и дождалась, наконец, окончания строительства новой лаборатории. Она уже начала выполнять программу экспериментов, а теперь вот была вынуждена искать новую работу. Впрочем, проблем с этим у нее не было, она переехала в Рим и осталась в международной команде Маккиарини.

А сам Паоло, конечно, жалел не только о потере новой лаборатории, но мало кому признавался в этом: он больше не будет работать на родине, а ведь мог бы очень многое сделать. Но... как он уже давно понял, люди должны быть готовы к новому. Здесь еще время не настало, и неизвестно, получится ли когда-нибудь. Надо двигаться туда, где готовы принять то, что он может предложить.

3

В течение всего октября Паоло очень редко выходил на связь, сосредоточился на работе в Каролинском, на письма отвечал однозначно, лишь однажды вышел в скайп и сказал, что очень устал и подавлен. В Краснодаре тем временем наступил момент, когда требовалось его внимание и присутствие: «архитектор» сдержал слово, и лаборатория была построена к концу лета. Компания «Кембио» тоже выполнила свои обязательства и даже больше: зная о сроках, они, рискуя, что могут не выиграть тендер, заранее заказали у производителей все оборудование - около 50 единиц и согласились, учитывая задержку с финансированием гранта, отсрочить оплату до конца года. К началу ноября лаборатория была полностью инсталлирована и готова к открытию. Молодые сотрудники тоже были на месте - они вернулись из Швеции как раз к моменту установки приборов. Даже третий стажер, Лена Куевда, успела в сентябре в течение месяца поработать во Флоренции под началом Сильвии и так успешно, что вошла в число авторов публикации в зарубежном журнале. Они сильно изменились: это было заметно уже по тому, как они помогали поставщикам устанавливать новое оборудование - знали каждый прибор, его модификации. Для кого-то в Москве это покажется естественным и само собой разумеющимся, но мы все видели разницу.

«Главное - не ровные результаты, а динамика», - написал Паоло в письме, где поздравлял их с началом работы. Он также сообщил, что собирается приехать в Краснодар на официальное открытие лаборатории и «запустит» процесс.

Выглядел он гораздо бодрее, чем две недели назад во время нашего разговора. Но все-таки чувствовалось, что события во Флоренции оставили глубокий след. Прежде всего это сказалось на его манере общения - она стала более жесткой, деловой, он часто бывал резок.

- Просочилась ли эта история в российские СМИ? - первое, о чем он спросил, когда мы встретились.

- Нет, поскольку было мало англоязычных выступлений. Итальянские газеты у нас не переводят.

- Я должен рассказать ректору, чтобы он узнал все от меня. Да и простая порядочность требует - мы же партнеры.

Паоло попросил меня пойти с ним, чтобы помочь с переводом.

- Ты сможешь передать ему нюансы, передать, что я чувствую, - объяснил он.

Так я стала свидетелем удивительного разговора, все подробности которого передать невозможно, поскольку он был конфиденциальным, но даже то, что можно опубликовать, показывает, насколько непредсказуемыми могут быть отношения людей. Сомневаюсь, что Паоло говорил так с кем-то еще, и удивительно - он нашел понимание именно у совершенно непохожего на него человека, человека из «другого мира», правила которого он так до конца и не понял.

- Сергей, - начал Паоло, - я хочу немного рассказать о себе и о своей проблеме. Перейду сразу к делу, я просто обязан об этом сообщить. В сентябре я оказался под домашним арестом по ложному обвинению.

Паоло подробно рассказал о том, в чем его обвиняют, и попытался объяснить мотивы своих поступков.

- Я не так много времени уделял нашему проекту в последний месяц, но сейчас я в порядке. Хотя понимаю, -продолжал он, - что наш проект - не только клинический и исследовательский, но и образовательный, поэтому, если ты сочтешь, что такой наставник, как я, подает не очень хороший пример молодым людям, или если это сказывается на репутации университета, я пойму.

Сергей Николаевич Алексеенко слушал его (вернее, мой перевод, хотя мне казалось, что слышал он именно его) очень внимательно, не перебивая, и когда Паоло закончил, ответил коротко и уверенно:

- Это с каждым может случиться. И со мной тоже. Мы хотим, чтобы вы оставались.

Потом они долго говорили о жизни, Паоло спрашивал о работе ректора медицинского университета, в чем ее особенности в России, сам рассказал о своих планах, готовящихся трансплантациях. Затем перешли к общим делам.

Ректор спросил:

- Что вы думаете о наших студентах? Как они в Швеции, справились?

Паоло, дав общую положительную оценку, откровенно рассказал о своих опасениях, о том, что ребятам пока еще мешает. Сказал, что Елена Губарева сильно «подтянулась» к концу стажировки и, скорее всего, через год будет готова

по-настоящему возглавить лабораторию в его отсутствие. А вот с Алексом возникли проблемы - от пассивности он перешел к новому этапу, когда «сам знает, как лучше». Выполняет задания по-своему, им очень трудно управлять. Вообще, обоим еще надо будет - уже по очереди - провести дополнительных два месяца в Каролинском в следующем году.

- Делайте, как считаете нужным, мы вам доверяем. -Ректор напоследок пообещал свое полное содействие и добавил: - Надеюсь, то, что вы увидите в лаборатории, вам понравится.

Ректор имел в виду не только оснащение - об этом Паоло был осведомлен лучше него, а так называемый «Офис ведущего ученого», который должен быть оборудован, согласно требованиям министерства и соглашения по гранту. Большинство университетов в условиях дефицита помещений с трудом выискивали подходящую комнатку для приезжающего руководителя, а в одном из институтов произошла и вовсе анекдотическая история: у них было два победителя Мегагранта, и им выделили одну, но очень большую комнату, предполагая посередине построить стену, чтобы получилось два изолированных помещения. Стену строили в течение двух лет - вернее, так и не начали, поскольку оба ведущих ученых не смогли согласовать проект друг с другом.

Поэтому когда Паоло вошел в свой офис, он был не просто доволен - счастлив. Две смежные комнаты: кабинет со столом для переговоров и занятий, и комната отдыха с диваном, креслами, чайным столиком с примыкающим прекрасно оборудованным санузлом. Девушки постарались и отдекорировали помещение, основываясь на том, что знали о вкусах профессора. Репродукции с изображением моря и яхт вазочки в форме раковин, хорошая посуда, канцелярский набор, ручка. Они даже скинулись и купили сборную модель яхты, которую поставили на полку Совсем не в стиле существующих лабораторий с их фабричным минимализмом. В клинике Карреджи у Паоло и вовсе была небольшая комнатка площадью около десяти метров, где переодевались все ординаторы и в которой он даже умудрялся ночевать, когда ему необходимо было лично приглядывать за пациентом.

Войдя в свой новый офис, Паоло присвистнул, он и не пытался скрыть, насколько поражен увиденным, расцеловал девушек, осторожно взял в руки яхту, поставил на место, сел за свой рабочий стол, взял пульт и включил кондиционер на 16 градусов:

- Это температура, при которой я обычно работаю.

И начались трудовые будни - Паоло собирал «постдоков» (так он стал называть ребят после приезда из Каролинского) на «митинги». Как правило, они не сулили ничего хорошего никому. Первое, что он сделал, - написал мелом на учебной доске: «Как писать научную статью на английском языке», и разбирал по пунктам подготовленные к тому времени черновики. Все это не годилось, не подходило ни по форме, ни по содержанию. Он говорил, например:

- Елена, зачем ты описываешь, что такое регенеративная медицина во вступительной части. Уверяю тебя, рецензенты прекрасно об этом осведомлены. Вообще, очень много слов - типичное русское «бла-бла». Нужно четко. - Паоло сопровождал свои слова, ударяя ребром ладони по столу. - Абстракт, то есть суть работы, цель, материалы и методы, описание полученных результатов, выводы.

За Сашу-Алекса он брался по-настоящему:

- Ты еще не получил Нобелевскую премию?

Алекс не понимал, к чему клонит профессор, неуверенно качал головой.

- Ах - неет! - издевательским тоном повторял Маккиарини. - Тогда, скажи, можешь ли ты в письме, адресованном мне или другому профессору, употреблять такую фразу: «Как я уже говорил Вам раньше...» Мало того, - начинать с этой фразы письмо?

На самом деле это были очень полезные уроки, и благодаря экспрессии, которую Паоло вкладывал в свои слова, они гораздо лучше запоминались. Хотя ребята, случалось, очень расстраивались, особенно Алекс. Он был самым молодым из них (ему было всего 25 лет), но, безусловно, очень талантливым. У него была «искорка», способность найти нестандартное решение или объяснение полученного результата, но он чувствовал неуверенность в себе и очень боялся профессора.

После «митинга» Алекс начал присылать мне на проверку свои письма, адресованные Паоло, - по правилам, заведенным еще в Каролинском, это случалось в пятницу. Письмо должно было сопровождать научный отчет: что сделано за прошедшую неделю. С отчетами Саша справлялся неплохо, а вот написать сопроводительное письмо не мог. Они у него получались очень смешными с точки зрения английского языка, конечно. Поэтому я их немного поправляла и объясняла, что тут не так. Это были не ошибки, а стилистика, нюансы общения, к которым Паоло относился очень серьезно.

Так начался новый этап нашего проекта, который должен был проходить в основном в этой прекрасной лаборатории с позолоченной табличкой на входной двери: «Международный научно-исследовательский клинико-образовательный центр регенеративной медицины». Придет ли сюда настоящая наука?

4

Паоло уехал из Краснодара в хорошем настроении, пожалуй, впервые за последние месяцы, начиная с того злополучного дня в конце сентября, когда полицейские ждали его у операционной. Теперь у него было достаточно сил, чтобы вернуться к Ханне. Эта девчушка присутствовала в его сознании постоянно, что бы он ни делал, где бы ни находился. Он не сможет успокоиться, пока они с Марком не осуществят свой план. Врачи из клиники Сеула были на связи, и Линдси, коллега Марка, подробно описывала ее состояние, все мельчайшие изменения в показателях, просто рассказывала о повседневной жизни своей подопечной. А жизнь девочки с каждым месяцем подвергалась все большей опасности. Она пыталась все время двигаться, и уже очень скоро врачам не удастся восполнять дефицит кислорода. Честно говоря, все удивлялись тому, что она до сих пор жива. Случаи рождения детей без трахеи, как у Ханны, хотя и редки, но зафиксированы в мировой статистике. Девяносто девять процентов из них умирают в первый год, известно, что лишь один ребенок прожил шесть лет, остальные - гораздо меньше. В любом случае, даже если шесть, то это тупик, путь в никуда. Эти годы принесли бы Ханне сплошные мучения, она провела бы их в реанимации, без друзей, без подвижных игр, без возможности говорить. Сейчас, в два года, все это еще не имело большого значения для нее, она не понимала, что с ней происходит, смеялась, играла, как все дети, но в шесть! Если они, эти шесть, наступят...

Они с Марком уже в который раз обсуждали это, стараясь преодолеть сомнения, и наконец назначили новую дату - 9 апреля 2013 года. Дэвид Грин и его команда уже полностью подготовили и множество раз протестировали усовершенствованный и адаптированный для ребенка каркас. Он на 70 процентов состоял из того материала, который они использовали и ранее, хорошо проверенного, применявшегося в сосудистых и эндопротезах, одобренного FDA, и на 30% - из более мягкого, для искусственной кожи. Это нужно было, чтобы придать каркасу больше эластичности - учитывались особенности детского организма. А вот кольца трахеи были жесткими. Паоло был готов до бесконечности проверять, перепроверять, обсуждать технические детали и поймал себя на мысли о том, что впервые оттягивает момент встречи с пациентом.

Он решил сам лететь за девочкой в Сеул, чтобы сопровождать ее оттуда в Чикаго. В аэропорту его ждали доктор Линдси и родители Ханны - они встретились впервые после двух лет ожидания и борьбы.

- Мы верили, что этот день наступит, - отец Ханны обнял его, а мама сложила руки в приветственной молитве.

Но в сеульском госпитале им вдруг снова овладела эта нерешительность. Он провел больше часа за просмотром видео всех обследований Ханны - от самого первого, еще два года назад, до сделанного за день до его приезда (следующую бронхоскопию им с Марком, он надеялся, предстоит провести уже в Чикаго). Паоло все это уже видел много раз и сейчас пытался уговорить себя, что ему нужно напоследок посмотреть все подряд, чтобы полностью ощутить динамику

- Ну как дела, профессор? Вы удовлетворены? - спросила Линдси.

- Более чем, - ответил он.

- Пойдемте, Ханна вас заждалась.

Они подошли к двери отделения реанимации, и вдруг он остановился и присел в кресло для посетителей.

- Сейчас, мне нужно немного времени.

Линдси посмотрела на него с пониманием.

Через минуту резко поднялся и открыл дверь. Ханна, улыбающаяся, смешная, с двумя хвостиками на голове, играла со старшей сестренкой. Ее манеж был завален игрушками, родители были рядом, отец развлекал ее, изображая персо-

нажей из разных сказок. Взгляд Паоло остановился на трубке, которая торчала у нее изо рта и которую она, казалось, не замечала. Этого не должно быть. Он избавит ее от этого.

Провожая их в дорогу, доктора и сестры, в течение этих двух лет смотревшие за девочкой, плакали. Ей предстояло выдержать четырнадцатичасовой полет, что уже было непросто. Никто не знал, как на ее состоянии скажется смена давления, турбулентность. Кроме того, в тот день Ханна была гораздо более подвижной, чем обычно, - ее переполняли эмоции, ведь она впервые покинула здание больницы и увидела большой мир. Все эти четырнадцать часов Паоло провел на ногах, стараясь не упустить ни одного нюанса в состоянии ребенка. Ее родители летели вместе с ними и спали по очереди. Все немного расслабились, лишь когда увидели Марка Холтермана, встречающего их в аэропорту Чикаго. Марк, его внешнее спокойствие, уверенность и цельность благотворно действовали на Паоло. В детском госпитале Пеории (штат Иллинойс) все было готово для трансплантации.

Паоло ассистировали Марк и главный хирург-педиатр клиники доктор Перл, операция длилась девять часов и была очень сложной, так как помимо трахеи она затрагивала пищевод, в котором были серьезные дефекты. Итог трансплантации Марк, и даже Паоло расценили как чудо. Трахея заработала: девочка могла дышать сама впервые после рождения! Она обрела и другие ощущения, о которых не подозревала, - например, могла различать запахи, сомкнуть губы, а через три недели после операции впервые попробовала леденец. Паоло считал, что через какое-то время она научится говорить.

Это были медицинские аспекты, но существовали и научные. Впервые каркас с клетками имплантировали маленько-

му ребенку, и выяснилось, что «поведение» клеток отличается от того, что прежде наблюдали у взрослых. Образцы ткани, взятые с поверхности каркаса на четвертый день после трансплантации, показали наличие эпителия. То есть, посаженные на каркас клетки прошли дифференцировку - по сути, детский организм гораздо быстрее формировал орган. Это было доказательством того, что метод действительно работает.

Паоло провел в Чикаго около трех недель и улетел в Стокгольм. Сказать, что он был спокоен за малышку, было бы неправдой. Он видел все проблемы - состояние Ханны оставалось нестабильным: то лучше, то хуже, и не столько из-за трахеи, которая работала нормально, сколько из-за пищевода. В течение этих двух с половиной лет ее жизни он развивался неправильно, во время трансплантации они пытались устранить дефект, но это удалось сделать не полностью. Теперь Марку придется бороться дальше.

Через полтора месяца девочке пришлось сделать срочную операцию на пищеводе, от последствий которой она не могла оправиться. Ханна умерла в июле 2013 года, через месяц с небольшим ей должно было бы исполниться три года...

Клиника выпустила официальное заявление, в котором называла хирургов и саму Ханну - первопроходцами. Впервые в истории была сделана трансплантация ребенку органа, созданного в лаборатории. «Эта храбрая маленькая девочка, - говорилась в нем, - умерла не напрасно. Благодаря этому опыту и знаниям, полученным в результате ее трансплантации, регенеративная медицина будет развиваться, и многие пациенты получат помощь». Это заявление поддержали и родители Ханны.

Паоло удивится, что лучшую поддержку за все время работы он получил от католического госпиталя, в Америке. Он

был атеистом, а Марк - католиком, к тому же - крестным отцом Ханны. Марк очень глубоко переживал ее смерть. Как-то ночью он позвонил Паоло и сказал: «Не могу спать, думаю о ней каждую минуту. Хотя не сомневаюсь, что мы все сделали правильно. Вот, может быть, если бы чуть раньше, на год...»

Паоло, в отличие от Марка, не ходил в церковь, но в те тяжелые дни неожиданно нашел поддержку в семье своего пациента Кристофера Лайлса. Мать и сестра Криса, умершего полутора годами ранее, услышав новости о Ханне, написали ему письмо и пригласили приехать к ним в гости. И он поехал, сам не ожидая этого от себя. Они встретили его как родного. Шестилетняя дочка Криса подошла и обняла его.

- Мама сказала мне, что папа сделал ту операцию ради меня. Это правда? - спросила она Паоло.

- Правда, - он с трудом мог отвечать.

- А зачем?

- Хотел выздороветь, чтобы жить долго и быть на твоей свадьбе.

- А ты придешь вместо него?

- Я бы очень этого хотел...