«Лейла и Селим уехали в субботу утром, а вернуться должны были на следующий день. За эти сутки я собиралась сделать многое.
До того момента мне никогда в жизни не приходилось задумываться о том, как привлечь мужское внимание. Многие люди считали меня красивой, даже Селим как-то об этом говорил. Но была ли я достаточно красивой для того, чтобы он меня полюбил? Когда мы с Лейлой и Самирой ходили по торговому центру, я видела других женщин — холеных, в дорогой одежде, с безупречным макияжем и красивой укладкой. Даже моя сестра теперь ежедневно укладывала волосы, а я до сих пор, по привычке, просто скручивала их в узел. Краситься и вовсе не умела. Наверное, в глазах окружающих выглядела, как настоящая деревенщина, но теперь мне предстояло это изменить.
Еще в четверг я записалась в салон красоты, но попасть туда должна была в субботу после обеда, а сначала хотела поехать в торговый центр и купить там новую красивую одежду. Использовать для такой цели банковскую карточку мне до сих пор было неудобно, но я себя уговаривала тем, что сейчас для этого наступила крайняя необходимость.
Сначала я хотела взять с собой Самиру, хотя накануне она вела себя плохо — снова просилась в поездку, упрекала в том, что я во всем ее ущемляю, жизни не даю. Девчонка думала, что слезами или шантажом наконец-то добьется разрешения поехать на свадьбу, но не тут-то было. Я осталась непреклонна, и мы поругались. Наутро я решила помириться и постучала в дверь ее спальни, только сестра что-то недовольно буркнула в ответ и попросила оставить ее в покое. Ну и ладно, значит, поеду одна.
Несколько часов я бродила по магазинам, где купила несколько красивых платьев. Вообще-то, могла бы освободиться гораздо раньше, но для настоящей замужней женщины одних только платьев было явно недостаточно, а купить еще кое-что стоило невероятных мучений. Я краснела, бледнела, заикалась, и, наконец, набралась храбрости и купила это кое-что. С большим трудом и совсем без примерки.
Затем поехала в салон, где мне сделали маникюр, макияж и укладку. Волосы у меня всегда были длинные, густые и непослушные, — беда бедой, зато теперь они лежали красивыми волнами — прямо загляденье.
Вернувшись домой вечером, я решила примерить обновки. Особенно мне понравилось маленькое черное платье с небольшим вырезом впереди — сидело оно идеально, но рассматривая себя в зеркало, я вдруг почувствовала просто невероятную, щемящую душу тоску. Неужели я и правда на такое пойду — жить с нелюбимым человеком?
Стараясь отогнать гнетущие мысли, я спустилась в гостиную, подошла к панорамному окну и постаралась подумать о чем-нибудь хорошем, светлом. Но ничего не выходило. Почему-то становилось все тоскливее и тоскливее. И только я собралась вернуться в комнату, чтоб снять себя платье, а потом умыться и лечь спать, как вдруг услышала за спиной жалобный голосок Самиры:
— Сестра?
Повернувшись, я увидела, что она стоит посреди гостиной в пижаме. Самира была очень бледной. Сделав несколько шагов вперед, она схватилась за колонну и внезапно стала медленно опускаться на пол, тихо причитая:
— Прошу, прости меня, сестра, прости… Я не хотела ничего плохого, прости…
Мое сердце похолодело. Подбежав к Самире, я постаралась ее удержать:
— Сестра, что с тобой? Родная, тебе плохо?
— Я не хотела, я не специально это, — продолжала причитать Самира, — я мало таблеток выпила, просто заснуть хотела, я давно не спала… почему мне так плохо стало? Я теперь умру, да?
— Самира, что ты наделала! Самира! — от страха я закричала во весь голос.
— Что здесь происходит? — повернувшись, я неожиданно увидела Карима — он стоял в дверях гостиной.
— Карим, она какие-то таблетки выпила! Надо скорую вызвать, срочно!
— Погоди, — он быстрым шагом подошел к сестре, подхватил ее, уложил на диван и проверил пульс.
— Самира, говори, какие ты таблетки пила и сколько штук?
— Не знаю… две или три. Какие-то успокоительные, у Лейлы взяла тайком. Я заснуть не могла, брат Карим, мне так плохо было! А потом выпила, а голова как начала кружиться…
— Давно ты их выпила?
— Минут двадцать назад.
— Я сейчас, — он стремительно вышел из гостиной, но я побежала за ним.
— Куда ты пошел? — я все еще продолжала кричать. — Моя сестра умирает!
— Айлин, успокойся. Я знаю, про какие таблетки она говорит. Ничего с твоей сестрой из-за трех штук не случится.
— Как это — не случится? Уже ведь случилось!
— Не думаю, что это из-за них. Может, просто переутомление. К тому же она почти ничего не ела в последние дни — ты в курсе? А обычно лопает за пятерых. Но на всякий случай сделаем ей промывание желудка, я сейчас все подготовлю
— Какое еще промывание! Я не умею! — споря с Каримом, я старалась отогнать неприятную мысль о том, что уже несколько дней даже не обращала внимания на питание Самиры, а вот он всё заметил.
— Я умею и сделаю.
— Давай вызовем скорую, прошу!
Он вдруг положил руку мне на плечо:
— Скажи, ты веришь, что твоя сестра собиралась специально себе навредить?
— Что? Конечно, нет! Это невозможно!
— Ну вот, я тоже так думаю. Зато завтра везде напишут об этом происшествии совсем другое. Три таблетки превратятся в тридцать. Ты хочешь этого?
— А вдруг она умрет?
Он вздохнул.
— Говорю тебе, все нормально будет. Но на всякий случай давай сейчас вызову врача на дом. Того, кто будет молчать.
— А если…
— А если он заподозрит что-то плохое, тогда поместим ее в больницу.
— Ну… ладно.
Пока мы ждали врача, Омер сделал моей сестре промывание желудка, после чего вышел из ванной в почти мокрой рубашке.
Пижама Самиры тоже была в мокрых пятнах. Я помогла ей переодеться, а потом уложила в постель. Затем приехал врач, осмотрел сестру и заявил, что все показатели в норме, никакая госпитализация не нужна.
Правда, после этого Самира еще какое-то время плакала, не отпускала меня от себя, обнимала, просила прощения, обещала быть хорошей и, наконец, уснула.
Почувствовав небольшое облегчение, я спустилась в гостиную.
Карим тоже оказался там — сидел на диване и что-то смотрел в смартфоне. Я зачем-то присела рядом.
Какое-то время мы молчали, а потом у меня вдруг вырвалось:
— Не знала, что ты умеешь делать промывание желудка.
— Дело в том, что мачеха очень любила обратить на себя внимание… таким же образом. Поэтому я в свое время натренировался, — отвечая, он по-прежнему смотрел не на меня, а в телефон.
— Неужели ей ничем нельзя было помочь? Она так сильно переживала из-за… твоего отца?
— Ну, она сильно его любила, это правда. Только душевное расстройство у нее уже давно было, еще до встречи с ним. Она постоянно лечилась в каких-то клиниках. Лейле, слава Аллаху, ничего не передалось, хотя эти таблетки… зря она их принимала. Из-за какой-то ерунды.
— Наверное, ей не казалось это ерундой?
Он вдруг повернулся в мою сторону и резко перевел разговор:
— Ну и дела. Да тебя всю колотит, Айлин. Пойдем-ка, выпьем чего-нибудь.
Надо заметить, что после того, как я уложила Самиру, у меня и правда началась нервная трясучка. Руки и ноги дрожали, и я ничего не могла с этим поделать.
— Чего выпьем? Чаю?
— Думаю, тут требуется что-нибудь покрепче.
— Я не пью алкоголь. Никогда не пила, — возразила я.
— Ну, как знаешь. А я вот выпью, — после этих слов он встал и направился в свой кабинет.
Я почему-то пошла вслед за ним. В кабинете присела на край стола и тяжело вздохнула. Дрожь становилась все сильнее.
Карим тем временем достал бутылку виски, налил его в бокал и выпил залпом.
— Ладно. Давай и мне. Вдруг поможет, — решилась я.
Он налил, и я тоже выпила залпом. Напиток тут же обжег горло.
— Оф, ну и гадость! Просто редкая гадость! Как вы это пьете?
— Я вообще-то очень редко пью, — ответил он, после чего присел в кресло напротив меня, расстегнул ворот все еще влажной рубашки и запустил руку в волосы.
А я тем временем почувствовала на себе действие «гадости». По телу разлилось тепло, дрожь начала улетучиваться. Я вспомнила одну вещь, которая в тот момент показалась мне забавной, и захихикала.
— Что тут смешного? — удивленно спросил Карим.
— Да вот подумалось… а чего это ты в такое время домой заявился? Свидание неудачное вышло? Тебе отказали? — от этой мысли мне стало еще смешнее.
— Свидание? — кажется, он удивился еще больше. — Какое свидание?
— Да ладно тебе, я все знаю.
— А я вот не знаю. Что за свидание, с кем?
— Ну хватит прикидываться. С Мерьем, с кем же еще?
— С Мерьем? — теперь уже он засмеялся. — Как же быстро ты набралась, Айлин, раз такую чушь говоришь.
— Ты разве не был с ней сегодня на свидании?
— С ней? Сегодня? Да я вообще не хожу на свидания, чтоб ты знала. Никогда. А эту… Мерьем уже месяц не видел. Или когда она там у нас в последний раз была. Что за странные фантазии у тебя?
— Это не фантазии, — обиделась я. — Мне Лейла так сказала.
— Лейла? — задумчиво переспросил он и снова провел рукой по волосам. — Ну и ну. Даже не знаю теперь, что и думать.
— То есть это неправда? С Мерьем ты не встречался?
— Да нет же! Зачем бы мне с ней встречаться?
— И на свидания не ходишь? Вообще? Никогда? Ни с кем?
Отчего-то моя смелость стала переходить все разумные пределы, но я уже не могла остановиться.
— Никогда не хожу. Ни с кем.
— Интересно, почему?
— А почему тебе это интересно? — он вдруг стал меня внимательно рассматривать. — И, кстати, что это за вид?
Я подумала, что волосы мои, наверное, снова растрепались и выглядят ужасно, и начала их поправлять.
— Погоди, погоди… — он сделал паузу, а потом, словно озаренный какой-то догадкой, продолжил, — Айлин… ты что, ревнуешь? И оделась так… это всё ради меня?
— Чего? — от такого предположения я громко засмеялась. — Ты совсем головой тронулся? С чего бы мне тебя ревновать?
— А с чего ты так вырядилась и накрасилась?
— Не твое дело!
— Жаль. Если б это было моим делом, я бы сказал, что всё это напрасно. У тебя и так красивое лицо, — сказал он и потом зачем-то добавил, — даже слишком красивое, взгляд не оторвать.
— Вот это новость! — язвительно отозвалась я, еще не осознавая, что дело приняло опасный оборот. — Удивительно слышать такие откровения после того, как ты говорил, что мечтаешь мое лицо никогда не видеть.
— Я говорил, что мечтал. Но откуда тебе знать, о чем я мечтаю теперь? — заявив это, он посмотрел мне прямо в глаза. Так посмотрел, что дыхание мое от этого взгляда почему-то стало сбивчивым, щеки начали гореть, да и внутри всё всколыхнулось.
— Ч-ч-что? — я постаралась скрыть непонятное волнение, однако язык сам собой стал заплетаться.
— Может, я теперь только и делаю, что мечтаю тебя видеть? Но не в качестве жены моего брата, — после этих слов он вдруг резко встал с кресла и направился в мою сторону.
Во рту странно пересохло, ладони вспотели, а мысли — запутались. Почему он это говорит, почему я слушаю? Соберись, Айлин. Приди в себя, Айлин. Он — твой враг, Айлин.
— Что ты такое несешь? — я попыталась улыбнуться и перевести все в шутку, хотя было совсем не смешно. Голос мой осип и я еле выдавила эту фразу.
Отлипнув от стола, я стала пятиться назад, пока не оказалась прижата спиной к стене. Он подошел вплотную — близко, слишком близко! — а потом наклонился к моему лицу, и зашептал, обжигая своим дыханием:
— Скажи, что не хочешь с ним быть… скажи, что не любишь его… пожалуйста, скажи это, наконец, Айлин… скажи…
Голова моя закружилась, но я вызывающе вскинула ее и упрямо ответила:
— Конечно же, люблю!
И зачем-то еще несколько раз повторила:
— Люблю, люблю, очень люблю!
— Кого? — внезапно он оторвал меня от стены и с силой прижал к себе, — кого ты любишь, Айлин?
На мгновение я замерла, а потом резко дернулась, пытаясь отстраниться, и тут нечаянно наши губы соприкоснулись.
Хотя кому я вру?
Всё это произошло вовсе не случайно. В следующую секунду он уже целовал меня по-настоящему — жарко, безумно, жадно… Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что я пропадаю… но тут же эта мысль исчезла, и я почти перестала понимать, что происходит.
Миг — его рубашка полетела на пол, еще миг — и мое платье оказалось там же.
Я должна была бежать, только ноги не слушались. Обязана была кричать, расцарапать ему лицо, оттолкнуть его, дать пощечину, огреть чем-нибудь тяжелым… а вместо этого позволила отнести себя в спальню и делать там с собой всё, что мужчина может делать с женщиной».