Межпоколенческая коммуникация

Глава I Теоретические основы в трактовке межпоколенческого общения

Одним из теоретических подходов в трактовке межпоколенческого общения является т. н. межгрупповая теория (intergroup theory, Turner 1982, 1986), разработанная специалистами по социальной психологии, и нередко применяемая для анализа межгрупповых столкновений на этнической почве.

Основой межгрупповой теории является постулат о двух формах идентификация людей — личной и социальной. Личная идентификация подразумевает самоопределение личности по набору физических свойств, умственных качеств и особенностей поведения (например, «я — высокая спортивная крашеная блондинка, с хорошими аналитическими способностями и высоким темпом речи»). Социальная идентификация сводится к осознанию своего группового членства, места в общественной структуре общества (например, «я — 70-летний пенсионер, большую часть жизни проработавший инженером на оборонном предприятии, активный участник коммунистических митингов, из-за смуглого оттенка кожи нередко на улице принимаемый за лицо кавказской национальности»), И личная, и социальная идентификация определенным образом проявляются при межгрупповом общении. В зависимости от ситуации общения акцент может делаться на социальной или индивидуальной идентификации. Например, при общении с продавцами на рынке может оказаться, что для пенсионера не столь важна его индивидуальная этническая идентификация (мать — еврейка, а отец — поволжский немец), а важен тот факт, что, исходя из особенностей внешности, его нередко принимают за лицо кавказской национальности (социальная идентификация). Следует отметить, что личная и социальная идентификация изменяются в течение всей жизни человека.

При описании типичных черт социума нередко указывают на то, что людям свойственно проводить социальную стратификацию и относить себя к той или иной социальной группе. В известном эксперименте (Tajfel 1981) участники были распределены по двум группам методом случайного выбора. Участникам эксперимента было заявлено, что их разделили по группам и записали в группу А, либо в группу Б. Затем была поставлена задача распределить денежные призы среди участников своей и чужой группы, однако никаких специальных правил распределения призов предложено не было. Оказалось, что в большинстве случаев денежные призы, выделяемые членам своей группы, с которыми участники эксперимента не были знакомы, оказались существенно больше, чем призы, выделяемые людям из чужой группы. Как видно, даже при таком искусственном разделении на группы, предпочтение отдавалось тем, кто принадлежал к «своей группе».

Людям свойственно отдавать предпочтение «своим» в разных ситуациях: своей спортивной команде, выходцам из своего города, людям, принадлежащим к той же самой этнической группе и т. д. Информация о принадлежности к той или иной этнической группе, передается через оттенок кожи и черты лица и фигуры; информация о принадлежности к числу болельщиков той или другой спортивной команды передается через футболки, шарфы и другие специальные атрибуты с символикой того или иного клуба. Участниками коммуникации используется готовая информация, например, демографические характеристики (пол, возраст, раса), внешние характеристики (одежда, прическа, макияж, наличие татуировки) и делаются почти мгновенные выводы о принадлежности или не принадлежности к той или иной группе. Причем фактор важности, весомости первого впечатления (По одежке встречают...) при социальной категоризации людей у социологов не вызывает сомнения. При первой встрече участники коммуникации должны в течение всего нескольких секунд выбрать тон, тему и характер разговора.

Рассмотрим следующую ситуацию. Потерявшись в Петербурге, среднего возраста турист из Москвы обращается с вопросом (Как добраться до Невского проспекта?) к пожилой женщине, которая неторопливо идет навстречу. Почему именно к ней? В результате спонтанной категоризации турист делает следующий вывод: пожилая дама является, скорее всего, пенсионеркой, которая не торопится на работу, и у которой есть достаточно времени для объяснений. Возможно, пожилая женщина окажется одинокой блокадницей, которой особенно не с кем поговорить, коренной петербурженкой, которая с удовольствием блеснет знанием родного города.

Менее вероятно, что наш турист задаст подобный вопрос молодому человеку, в порванных на причинном месте джинсах и с большим количеством металлических предметов в ушах, в носу и языке. Спонтанная социальная категоризация натолкнет туриста на мысль о том, что, скорее всего, от такого металлиста (а, возможно, и наркомана) вряд ли дождешься дельного ответа и, весьма вероятно, нарвешься на нежелание отвечать, либо на полное незнание города, либо на неоправданную грубость.

Рассматривая себя в качестве членов той или иной социальной группы, люди часто пытаются провести сравнение между социальной группой, к которой они относят себя, и группами, к которым они не принадлежат. В ходе подобных сравнений людям важно выявить различия между своей собственной и другими социальными группами. Исследователи заметили, что людям обычно хочется сделать вывод о превосходстве своей социальной группы (Turner 1986) и недостатках, явных или мнимых, представителей другой социальной группы. Другими словами, для многих людей одним из мотивов сознательного или невольного сопоставления социальных групп является нацеленность на поиски позитивных особенностей своей группы с тем, чтобы ощутить собственное превосходство.

Таким образом, для процесса общения является важным то, происходит ли общение между представителями одной социальной группы или же коммуникация ведется между членами разных социальных групп. Если общение происходит между представителями одной группы, то в процессе коммуникации важными оказываются индивидуальные специфические качества участников общения. Однако при общении между представителями разных социальных групп, в соответствии с теорией межгруппового общения, индивидуальные характеристики говорящих становятся менее важными, а на первый план выдвигаются черты, связанные с социальной принадлежностью участников разговора. В результате, в процессе межгрупповой коммуникации нередко происходит актуализация стереотипов, связанных в общественном сознании с той или иной социальной группой, которые могут приводить к негативным оценкам, недопониманию и разного рода конфликтам. Это может проявиться, например, при общении между малознакомыми или вообще незнакомыми друг с другом людьми, когда фактор возраста может предопределять характер общения. Диалог в метро:

— Методой человек, уступите, пожалуйста, место пожилому человеку!

— Могли бы старики, блин, и не в час пик, блин, на метро рассекать (неохотно поднимаясь с сиденья, молодой мужчина, не глядя в сторону старушки, бормочет под нос).

— Вот спасибо, сынок, во какой вежливый! А все молодежь ругают... (не расслышав бормотания, подает реплику садящаяся старушка)

Ощущение принадлежности к той или иной социальной группе может отличаться по силе и степени релевантности для каждого человека. Например, для многих молодых людей принадлежность к определенной группировке может быть очень важна, что нередко отражается на их внимании к деталям своей одежды и прически, в следовании определенным музыкальным пристрастиям и т. д. Заостренное ощущение принадлежности к определенной возрастной группе может проявляться в запрограммированности на определенный характер общения с представителями иной возрастной группы — например, бессознательное или даже намеренное игнорирование вопроса, заданного незнакомым пожилым человеком на улице, или подчеркнутое повышение голоса, связанное с ожидаемыми проблемами слуха у престарелых.

В социальной психологии нередко высказывается мнение (Harwood, Giles, Ryan 1995), что общение между представителями двух различных поколений может иметь общие черты с общением людей, принадлежащих к разным этническим группам или разным субкультурам. И в том и в другом случае могут иметь место групповая категоризация, социальное сравнение, актуализация стереотипов, а также различные формы дискриминации. На самом же деле, как представляется, категория возраста должна рассматриваться в теории коммуникации в качестве уникальной. Дело в том, что в отличие от этнической принадлежности (закрепленной у людей на всю жизнь), в плане принадлежности к той или иной возрастной группе человек постоянно находится в состоянии перехода от одной категории к другой: от подростка-старшеклассника к представителю студенческой среды, от девушки-невесты к даме бальзаковского возраста, от работника предпенсионного возраста к категории работающих пенсионеров и т. д. Кроме того, нельзя забывать, что каждое поколение по-своему уникально, поскольку развивалось в особый исторический период и приобрело особые черты. Например, поколение 20-летних россиян, живущих в первом десятилетии XXI в., несомненно, отличается от поколения 20-летних комсомольцев в 60-е гг. прошлого века. Отличия в идеологии, жизненных устремлениях, в доступе к техническим средствам коммуникации и пр. факторы делают несхожими эти две когорты. Различия между социальными группами, состоящими из людей одного возраста, проявляются, конечно, не только в характере общения, а в несхожем поведении в разных областях жизни. Например, в США экономисты обратили внимание на то, что пенсионеры, пережившие период великой депрессии в 30-е гг. XX в., откладывали на накопительный счет в банке существенно больший процент от своих доходов, по сравнению с более поздним поколением пенсионеров, которые без колебаний пользовались кредитом, расходовали почти все имеющиеся у них средства, откладывая мало денег на накопительные счета.

Размытый характер границ в возрастных группах придает особую специфику процессу возрастной категоризации. Специалисты по социальной психологии установили, что люди испытывают большее ощущение угрозы от представителей иных групп именно в ситуации неясно очерченных групповых границ. В этом случае они стараются найти какие-то специальные способы для подчеркивания, утрирования различий между своей группой и представителями других социальных групп. Например, в среде 30-летних некоторые люди ощущают дискомфорт от осознания того, что в скором времени перестанут относиться к категории молодых (Levin et. al 1980). Некоторые из них сознательно или бессознательно избегают активного общения с пожилыми, а подчас испытывают и геронтофобию — крайнюю форму неприятия пожилых людей.

Хотя межгрупповая теория не является собственно коммуникационной теорией, тем не менее, она лежит в основе важных исследований по межгрупповому общению, коммуникации между поколениями, в частности общению между пожилыми и молодыми. Прежде всего, межгрупповая теория позволяет лучше понять, как люди идентифицируют себя и действуют в качестве членов той или иной социальной группы. Эта теория объясняет, почему в определенных ситуациях групповое членство высоко ценится; почему в одних условиях люди конкурируют друг с другом и в процессе общения стараются поднять собственную оценку за счет других людей, а в других ситуациях делают ставку на взаимопомощь и поддержку.

Используя язык, люди создают, поддерживают или расторгают отношения с другими носителями языка. Языковое взаимовлияние при этом является неотъемлемой характеристикой общения. Изучая психологию процесса коммуникации, Roloff (1981, 1987) выработал теорию социального обмена (social exchange approach), которая описывает процесс удовлетворительного и неудовлетворительного общения.

В соответствии с теорией социального обмена, при коммуникации, как и в процессе денежного обмена, люди стараются общаться друг с другом, исходя из принципа взаимной выгоды. Например, если в ходе разговора, один из участников высказывает комплимент другому, то, как правило, в этой ситуации ожидается ответный комплимент.

— Ой, какая симпатичная кофточка, и как вам идет, Надежда Павловна! (молодая женщина обращается к своей более зрелой коллеге).

— Правда, Светочка, спасибо! А я смотрю, у тебя новая прическа и оттеночек такой интересный.

— Да нет, просто челку вчера подровняла.

Причем, для достижения положительного результата общения, промежуток времени между актом «коммуникационной расплаты» должен быть сравнительно небольшим. То, каким тоном, какими словами, с какими паузами, с какой мимикой говорит один из участников общения, влияет на успешность процесса общения.

Если один из собеседников не заинтересован в успешном общении, он может прибегать к стратегии уклонения от коммуникации, с тем, чтобы какой-либо коммуникационный обмен вообще не состоялся.

— Молодой человек, ваш билет! (контролер обращается к парню в электричке. Тот начинает рыться в карманах. Контролер ждет некоторое время)

— Ну что, брал билет или нет? Что молчишь?! (парень продолжает шарить по карманам куртки)

— Значит без билета. Придется платить. На какой станции садился?

В соответствии с теорией социального обмена стилистический регистр употребляемой лексики определенным образом влияет на общение. Например, рассказывая анекдот с употреблением жаргонных слов и выражений, участник коммуникации ожидает ответного использования жаргонизмов в речи партнера. В противном случае подается сигнал о неудовлетворительном общении или общении неравных участников коммуникации. Для примера из другого стиля, обратимся к подслушанному диалогу у святого источника в монастыре Тихонова Пустынь в Калужской области. У источника расположены две купальни: перед одной стоит длинная очередь паломников, а другая закрыта на замок.

— Скажите, а можно вон в том домике окунутся в источник, не откроете, а? А то мы не достоимся? (мужчина средних лет обращается с просьбой к пожилому охраннику).

— Эта купель только с благословения батюшки! (охранник говорит значительно, с недовольным видом)

— А где разрешение-то получать?

— Благословение получают на подворье, контора около трапезной...

В данном диалоге использование стилистических средств разных регистров: нейтральные и разговорные выражения в речи мужчины (домик, окунуться, достоимся, разрешение) и книжная, церковная лексика в речи охранника (благословение, купель, подворье, трапезная), а также неумение или нежелание подстроится под стилистический регистр собеседника указывают на не вполне удовлетворительное общение.

Таким образом, с учетом теории социального обмена, употребление схожих лексико-стилистических средств в процессе коммуникации двух или более участников разговора может рассматриваться в качестве характеристики взаимовыгодного обмена, который способствует удовлетворительному коммуникационному процессу.

Теория коммуникационного приспособления — communication accommodation theory (Street & Giles 1982; William & Giles 1996) была разработана для понимания и описания различных форм общения, при которых люди модифицируют свою речь исходя из социальных, ситуативных и интеракционных факторов. Для иллюстрации самого понятия коммуникационного приспособления приведем пример. Помню, еще в советское время наша семья снимала дачу и уезжала из Ленинграда на лето в Зарасай, популярное место отдыха в Литве. По возвращении в Ленинград знакомые и родственники утверждали, что чувствовали в нашем языке какой-то странный «прибалтийский акцент», при том что по-литовски мы знали всего несколько слов. Очевидно, за два-три месяца на даче мы приспосабливались к интонационной и произносительной манере русских литовцев и бессознательно копировали ее.

Люди подстраиваются друг под друга, конечно, не только в языке. Достаточно посмотреть на то, как похоже поведение детей, играющих в песочнице; как похоже поведение подростков на школьной дискотеке; как в администрации Ельцина все высшие чиновники вдруг разом увлеклись теннисом, а в администрации Путина также дружно заинтересовались горными лыжами и восточными единоборствами; или как одинаково жалуются люди преклонного возраста на одолевающие их болезни.

При общении коммуникационное приспособление проявляется и на лексическом, и на иных языковых уровнях. Люди, взаимодействуя друг с другом лингвистически, стараются приспособиться друг к другу, используя вербальные и невербальные средства. Street & Giles (1982) утверждают, что в основе стремления быть лингвистически похожим на собеседника (похожая лексика, одинаковые паузы между репликами, схожесть в манере прерывания друг друга) лежит неосознанная уверенность в том, что похожесть в лингвистическом поведении делает вас более привлекательными для участника разговора, и создает ощущение, что собеседники склонны разделять взгляды и вкусы друг друга.

«Леша, да ты купить меня хотел, под самую сетку сбрасываешь», творит игрок в возрасте на волейбольной площадке. Его партнер по волейболу Леша, который младше лет на 25, отвечает: «Николай Николаевич, a вас попробуй купить, вы сами кого хочешь прикупите!». В диалоге интересно то, что пожилой игрок употребляет сленговое выражение купить, и значении «обмануть», и в ответ Леша тоже использует это же выражение, хотя оно устарело и в современном молодежном сленге в этом значении не используется. Лешино «да вас попробуй купить» является примером коммуникационного приспособления на лексическом уровне со стороны более молодого партнера по общению.

Люди изменяют свою речь, чтобы представить себя в лучшем свете партнеру по общению, и, таким образом, добиться одобрения со стороны собеседника. Ключевым моментом в этом процессе является чуткое восприятие особенностей чужой речи и характер изменения речи.

— Ну этот пианист на конкурсе просто феномен!

— Наташ, это так, я согласна, только не феномен, а феномен.

— Ну конечно феномен..., хотя Дима почему-то произносит феномен.

Если адаптация в речи воспринимается собеседником как непроизвольный акт, то впечатление партнера от таких изменений более благоприятное. Так, например, было установлено (Williams & Giles 1996), что в разговоре между молодыми и пожилыми носителями языка, в случаях, когда пожилые делали больше попыток приспособиться к речи молодых, был зафиксирован более высокий уровень удовлетворения от общения среди молодых. Описанный вид языкового приспособления Williams & Giles и их коллеги назвали конвергенцией.

В общении возможен, однако, и противоположный процесс — дивергенция. Дивергенция происходит в ситуации, когда люди при общении друг с другом хотят подчеркнуть мнимые или реально существующие различия между ними и их партнерами в процессе коммуникации.

«А она звонит мне, ну как эта...» — в метро громко пересказывает события рабочего дня молодая девушка своей подруге.

«Понаехали из деревни» — неодобрительно замечает вслух дама лет 55. «В Петербурге звонят, а не звонят, девушка...»

«Нечего в чужой разговор встревать! Звонят или звонят — никакой разницы нет!» (с раздражением реагирует девушка).

Дивергенция может проявляться на разных языковых уровнях. На фонетическом уровне дивергенция может выражаться в противопоставлении нормативных и диалектных черт (аканье и оканье, или г — взрывной, заднеязычный звук иг — аффрикативный). На лексическом уровне дивергенция может обнаруживаться в использовании лексических синонимов, относящихся к разным стилевым регистрам, использовании ненормативной лексики в ответ на обращение, содержащее стандартные лексические средства и т. д. Нередко дивергенция, противопоставление принимает эксплицитную форму в коммуникации. Одна из наших московских знакомых любит повторять, что среди ее круга общения, «слава богу, нет людей, которые звонят, дожат и кушают». Поводом для дивергенции могут быть и вполне безобидные вещи. Мой американский коллега по университету, профессор политологии, не терпит употребления слов-паразитов, или филлеров в речи студентов. Он считает, что те, кто постоянно и немотивированно употребляет в речи: «basically, you know, like», не заслуживают высоких оценок, и сам тщательно избегает использования филлеров.

Наряду с конвергенцией и дивергенцией в общении между людьми возможен и третий вариант — стратегия сохранения без изменений собственного стиля общения (maintenance). Использование стратегий конвергенции, дивергенции или сохранения статуса quo происходит в ответ на ожидание реакции или с учетом ожидаемой реакции партнера по общению. Например, при общении между пенсионером и старшеклассником, употребление в речи старшеклассника элементов молодежного сленга может восприниматься как стратегия дивергенции. С другой стороны, если общение идет между двумя старшеклассниками, то те же сленговые выражения будут проявлением конвергенции или поддержания статуса quo.

Важным положением теории коммуникационного приспособления является признание того, что участники коммуникации стремятся к формированию собственного положительного образа в глазах людей со схожими социо-возрастными характеристиками (Harwood et al., 1995).

Теория коммуникационного приспособления обращает особое внимание на интерпретивную компетенцию (interpretive competence) собеседника, которая сводится к умению декодировать, распознавать сказанное. Например, при беседе между студентом и его бабушкой, когда молодой человек в ответ на выпытывания бабушки рассказывает, как он познакомился со своей девушкой в молодежном чате, можно предположить, что студент постарается избегать в рассказе специфических компьютерных терминов с тем, чтобы сделать свое повествование более доступным.

Нередко можно услышать, как родители школьников, услышав грубые жаргонные слова и выражения в устах своих детей, жалуются друг другу: «Набрался мой (моя) словечек со двора (из шкалы)!» Теория коммуникационного приспособления позволяет объяснить мотивы быстрой лексической адаптации молодых людей в плане привлечения в собственную речь сленговых слов и выражений. С другой стороны, теория коммуникационного приспособления помогает истолковать, почему молодые люди, особенно подростки с недостатком социального опыта и уверенности в себе, оказываются менее гибкими в коммуникативной оценке собеседников. Их неуверенность отражается в полном и безоговорочном принятии норм молодежной речи и исключает какую-либо гибкость в следовании этим нормам.

В рамках теории коммуникационного приспособления также уделяется внимание коммуникационным потребностям участников общения, которые проявляются в тактике выстраивания дискурса (например, смена тем для разговора). Дискурсная тактика может проявляться в выборе содержания разговора. Например, пожилые люди могут выбрать тему, которая, как им кажется, более интересна молодым участникам общения, например, обсуждение современной музыки. Разговаривая с молодым человеком о последних тенденциях в области современной музыки, пожилой участник общения концентрируется на коммуникационных потребностях молодого человека и так выстраивает тактику общения, чтобы удовлетворить эти потребности.

«Васек, а сегодня опять этот клип с „Блестящими“ по телику крутили, красивые девки, голосистые», говорит бабушка, обращаясь к внуку. «Да они только бюстом трясут. Ты, бабуль, лучше „Корни“ или „Динамит“ слушай — вот это музыка крутая...» — снисходительно отвечает бабушке внук Вася.

Кроме того, дискурсная тактика может проявляться в выборе межличностных позиций и ролей, в частности для сохранения чувства самоунижения или уважения к собеседнику. В том же примере разговора о современной музыке, молодой участник разговора может постараться так настроить разговор, чтобы не дать понять пожилому собеседнику, что тот «отстал от жизни лет на 40» в своих музыкальных пристрастиях. И наконец, дискурсная тактика проявляется в выборе формы и характера общения. Скажем, пожилой собеседник, осознает, что очень мало знает о современной музыке и начинает задавать молодому собеседнику один вопрос за другим, чтобы больше узнать о музыкальной тусовке. Подобная форма серийных вопросов — это еще одна из возможных дискурсных тактик.

В теории коммуникационного приспособления нередко говорят также о стратегии контроля над общением, к которой прибегают, когда пытаются преодолеть осознаваемое или неосознанное неравенство ролей в общении. 11апример, прерывание собеседника, использование разной длинны пауз в разговоре, избежание или, наоборот, поддержание зрительного контакта с собеседником могут рассматриваться в качестве элементов стратегии контроля над общением.

Все указанные тактики по выстраиванию дискурса, интерпретивной компетенции и контролю над общением могут быть названы стратегией коммуникативной подстройки под собеседника. Стратегия коммуникативной подстройки позволяет сгладить имеющуюся социолингвистическую разницу между говорящими, достичь большей психологической близости с собеседником, улучшить эффективность общения. Нежелание же подстраиваться под собеседника обычно приводит к противоположным результатам. Возможен также и результат излишней подстройки, или коммуникативной перенастройки, когда один из участников общения явно перебарщивает в коммуникативном приспособлении.

Так, при общении с престарелыми людьми, использование слишком громкого голоса, утрированно четкой артикуляции, намеренно упрощенных высказываний, лексических единиц с уменьшительно-ласкательными суффиксами («Супик бабушка съест, а потом котлетку, и бай-бай на часок...») нередко применяются молодыми собеседниками, например, внучкой, ухаживающей за бабушкой. Однако, сама бабушка может весьма неодобрительно расценивать подобное сюсюканье. Впрочем, по наблюдениям Ryan & Cole (1990), в Англии среди резидентов домов для престарелых, особенно с хроническими заболеваниями, реакция по отношению к подобной коммуникативной перестройке в речи обслуживающего персонала в целом оказывается весьма положительной.

Теория коммуникационного приспособления определенным образом пересекается с другими теориями коммуникации, пытающимися описать процесс общения между людьми разных поколений. Одна из таких теорий — модель затрудненной коммуникации в процессе старения (the communication predicament model of aging — CPM), была создана в качестве попытки суммировать проблемы, возникающие в ходе общения между молодыми и пожилыми участниками коммуникации (Ryan et al. 1986).

Проблемы, на которые проливает свет СРМ, сводятся к тому, что молодые участники коммуникации вступают в общение с пожилыми, имея определенный набор стереотипных ожиданий. СРМ указывает на то, что физические характеристики пожилого коммуниканта (надтреснутый старческий голос, морщинистое лицо, седые волосы, вышедшая из моды одежда и т. д.) приводят в действие межгрупповую категоризацию и определенные возрастные стереотипы, которые в свою очередь предопределяют характер языкового поведения молодого коммуниканта по отношению к пожилому. Таким образом, поскольку в стереотипном представлении пожилые люди испытывают затруднения с когнитивными процессами, со слухом и зрением, во время разговора с пожилым собеседником молодой собеседник приспосабливает свое языковое поведение с помощью повышения голоса, отбора и ограничения тем для разговора (обычно по пути упрощения), с помощью задавания вопросов для проверки понимания, а также, нередко и посредством использования снисходительной речи (Ryan et al. 1995). Заметим, что хотя некоторые пожилые люди несомненно испытывают проблемы со снижением слуха, а в некоторых случаях и когнитивных способностей, этого снижения не наблюдается у значительной части пожилых людей. Таким образом, трудно судить с первого взгляда нуждается ли пожилой человек в том, чтобы более молодой партнер по коммуникации произносил свои реплики подчеркнуто громко и четко, или упрощал бы их. Именно из-за этой неопределенности и вступают в действие возрастные стереотипы, часто без учета реальных коммуникативных возможностей пожилого участника общения.

Среди затруднений, которые испытывают пожилые участники коммуникационного процесса, многие исследователи выделяют специфическую реакцию на шум (Giordano 2000). Большинство молодых людей получают удовольствие от шумной среды, стимулирующей активную деятельность, и быстро начинают скучать без шумовых стимулов. Пожилые люди предпочитают более тихую и спокойную среду поскольку с возрастом людям сложнее справляться с когнитивной интерференцией, вызываемой посторонними шумовыми стимулами. Пожилые в меньшей степени способны проявлять разделенное внимание, не могут настроится на восприятие информации и легко отвлекаются при наличии посторонних шумов. Поэтому, общаясь с пожилыми людьми, следует обращать внимание на выбор тихой, спокойной среды без посторонних раздражающих шумов. Кроме того, смыслоразлечительная функция мозга с возрастом начинает действовать медленнее, и престарелые люди часто нуждаются в большем времени для обработки прослушанной информации и формулирования ответов.

Высокий темп, а также слишком низкий темп речи могут создавать дополнительные сложности для пожилых людей. Средний темп речи оценивается как произнесение от 125 до 175 слов в минуту, в то же время наш мозг способен обрабатывать объем информации, соответствующий 400-800 словам в минуту. Эксперименты показали, что когда темп речи падает до уровня ниже 100 слов в минуту или превышает 300 слов в минуту, слушание становится затруднительным (Wolff et al. 1983), особенно это справедливо по отношению к пожилому слушателю. Следует учитывать, конечно, тему разговора и степень сложности обсуждаемой проблемы: при повышении степени сложности восприятие осуществляется эффективнее при более низком темпе речи.

Модель затрудненной коммуникации в процессе старения фокусирует внимание на том, что пожилые коммуниканты сталкиваются с подобной формой общения (громкая, упрощенная, снисходительная речь) постоянно и в разных коммуникативных ситуациях и испытывают негативные, вредные последствия, которые сводятся к снижению социальной и коммуникативной активности, постепенному потерю контроля за ходом общения с представителями более молодого поколения, а также и к самостереотипизации: вхождению в роль плохо соображающего и слабо слышащего человека. Все это может приводить к временному ощущению беспомощности у пожилого человека, а в более длительной перспективе, к постоянному состоянию социальной, физической и эмоциональной подавленности. Среди последователей СРМ подчеркивается цикличность этого процесса и закрепления стереотипа беспомощности через повторяющиеся коммуникативные акты.

Модель СРМ была развита в работах Hummert et al. (1994, 1998), которая предложила убедительную модель активизации стереотипов в межпоколенческом общении (the stereotype activation model of communication). Модель активизации стереотипа анализирует появление как негативных, так и позитивных стереотипов в межпоколенческом общении. Активизация стереотипа связана с возрастом, частотой коммуникативных контактов, качеством контактов с пожилыми людьми, а также когнитивным уровнем общения. Так, люди среднего возраста по сравнению с молодыми обладают более комплексными стереотипическими представлениями о пожилых людях. Сами пожилые имеют наиболее многомерные и позитивные взгляды о пожилых. По наблюдениям Hummert, более развитые люди (в когнитивном отношении) оказываются в состоянии вести общение с человеком другого поколения, при котором они максимально чутко подстраиваются к коммуникативным и иным нуждам партнера по разговору и оказываются меньше подвержены стереотипическим представлениям о пожилых. Модель активизации стереотипов подчеркивает важность и еще одного фактора в межпоколенческом общении: объем и качество предыдущих коммуникативных контактов между людьми разного возраста. Так, если у молодого коммуниканта имелись и реализовались возможности для частого общения с пожилыми, их представления об общении с пожилыми людьми, и о пожилых людях вообще, вероятно, будут богаче и позитивнее. Напротив, у молодых людей с низким уровнем когнитивного развития и редкими контактами с пожилыми скорее всего будут приводиться в действие более негативные стереотипы относительно престарелых людей.

При этом активизация определенных стереотипов несомненно связана и с характеристиками самих пожилых участников коммуникации. Как уже отмечалось, такие физические характеристики, как наличие морщин и седых волос, старческая сутулость и сгорбленность, необходимость пользоваться палкой или другими вспомогательными средствами при ходьбе способствуют активизации определенных стереотипов. Условия, при которых происходит коммуникация, также влияют на активизацию стереотипов. Например, пожилые коммуниканты, которые проживают в домах для престарелых, с большей вероятностью вызывают негативные стереотипы и обуславливают использование речевого поведения, адаптированного к определенному возрасту.