Мегрэ снова сидел в зеленом кресле возле открытого окна. Дни стояли погожие с самого их приезда, и по утрам вставало большое и теплое солнце, а на улицах, по которым проезжали поливальные машины, дул легкий прохладный ветерок, и в течение всего дня свежесть сохранялась под деревьями, растущими здесь повсюду: в парке, на берегу Аллье и вдоль многочисленных бульваров.
Он съел свои три круассана, но чашка кофе была опустошена всего лишь наполовину. Мадам Мегрэ за стеной наполняла водой ванну, а с его этажа слышались шаги только что проснувшихся пансионеров.
Комиссар не без иронии погружался в свои новые привычки. Где бы ни был Мегрэ, он машинально создавал себе особый распорядок, которому подчинялся так, словно его ему навязали.
Можно было сказать, что каждое его расследование в Париже имело свой ритм, свои небольшие остановки в заранее определенных пивных и бистро, свои запахи, свой свет.
Здесь же он чувствовал, что находится скорее на каникулах, чем на лечении, и смерть дамы в лиловом стала неотъемлемым фоном его ленивой жизни.
Накануне вечером, как и в другие вечера, супруги прогуливались по парку, где сотни людей прошли мимо них в тени, при свете матовых фонарей. Это был час театров, кинотеатров, казино. Люди выходили из отеля, пансиона или из меблированной комнаты, в которой только что поужинали колбасой, и каждый устремлялся к избранному им развлечению.
Многие довольствовались желтыми железными стульями с романтическими очертаниями, и Мегрэ машинально принялся искать прямую, полную достоинства фигуру, удлиненное лицо, высокий подбородок, тоскливый и в то же время жесткий взгляд.
Элен Ланж умерла, и Франсина, несомненно, обсуждала со своим альфонсом в номере отеля место, где будут хоронить ее сестру.
А где-то в городе есть человек, который знает тайну «Ирисов» и их одинокой хозяйки, человек, который задушил ее.
Прогуливался ли он сейчас по парку, а может, отправился в театр или кино?
Мегрэ в тот день не говорили об этом, но каждый из супругов знал, о чем думает другой.
Утром Мегрэ зажег трубку и перевернул страницу газеты в поисках местных новостей. Он вздрогнул, увидев свою фотографию на двух колонках, фотографию, о которой он не знал, ибо сделана она была без ведома комиссара, когда он пил один из своих ежедневных стаканов воды. Рядом можно было различить около трети фигуры его жены и на заднем плане, более расплывчатые, — два или три незнакомых лица.
«МЕГРЭ ВЕДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ?
Не желая привлекать внимание, мы ранее не сообщали о присутствии среди нас комиссара Мегрэ, находящегося в Виши не в силу профессиональных обязанностей, а для того, чтобы воспользоваться, как и многие другие знаменитости до него, целебными свойствами наших вод.
И все же: устоит ли комиссар перед желанием раскрыть тайну улицы Бурбонне?
Кажется, его видели возле дома, где было совершено преступление; утверждают даже, что он вступил в контакт с симпатичным комиссаром Лекёром, начальником уголовной полиции Клермон-Феррана, который руководит расследованием.
Итак, возьмет верх лечение или же…»
Комиссар отбросил газету без гнева, ибо уже привык к подобным откликам, и, пожав плечами, рассеянно посмотрел в окно.
До девяти часов его действия и поступки ничем не отличались от того, чем он занимался в предыдущие дни, и, когда мадам Мегрэ предстала перед ним в розовом костюме, супруги, само собой разумеется, направились к лестнице.
— Доброе утро, господа…
Это было неизменное утреннее приветствие хозяина. Мегрэ уже заметил два силуэта на тротуаре, отблеск объектива фотоаппарата.
— Они вас ждут уже целый час… Это журналисты не из «Монтань», писавшей о вас, а из «Трибюн», что выходит в Сент-Этьене…
Фотограф оказался высоким рыжеволосым мужчиной, а репортер — маленьким брюнетом, одно плечо у которого было выше другого. Они бросились к комиссару:
— Вы позволите нам сделать снимок? Только один!
К чему отказывать? Мегрэ замер на мгновение между двумя стоявшими у входа в отель деревцами, в то время как его супруга отошла в полутень.
— Поднимите немного голову, ваша шляпа мешает…
В первый раз после долгого перерыва его фотографировали в соломенной шляпе, ведь он носил подобную только в Мён-сюр-Луаре, там это была старая шляпа садовника.
— Еще разок… Секундочку… Спасибо…
— Позвольте вас спросить, господин Мегрэ, действительно ли вы занимаетесь этим делом?..
— Как руководитель бригады уголовного розыска с набережной Орфевр, я не имею права вмешиваться в то, что происходит за пределами Парижа…
— И все же это преступление вас заинтересовало?
— Как и большую часть ваших читателей…
— Не кажется ли вам, что это преступление необычного характера?
— Не понимаю, о чем вы…
— Убитая была одинока… Никого не посещала… Не видно ни одного мотива для…
— Когда о ней узнают побольше, мотив, несомненно, станет более очевидным…
Фраза была банальной и не компрометировала комиссара. Тем не менее она отражала истину. Не один Мегрэ пытался познать характеры жертв преступлений. Криминалисты придают все большее значение роли погибшего и во многих случаях доходит до того, что на него возлагают значительную часть ответственности за происшедшее.
Не было ли в жизни и поступках Элен Ланж чего-либо такого, что в какой-то степени спровоцировало ее насильственную смерть? Ведь едва он заметил эту женщину под тенистыми деревьями парка, как она привлекла его внимание.
Впрочем, по правде говоря, его интересовали и другие, вроде тех же весельчаков.
— Не входил ли когда-то комиссар Лекёр в вашу команду?
— Он работал в уголовной полиции Парижа.
— Вы виделись с ним?
— Я пожал ему руку.
— Вы еще увидите его?
— Возможно, увижу.
— Будете говорить с ним об убийстве?
— Не исключено, если только мы не будем говорить о погоде и о необычном свете вашего города…
— Что же в нем необычного?
— Некая вибрация, некая мягкость…
— Вы снова приедете в Виши в следующем году?
— Это будет решать мой врач…
— Спасибо…
Репортер и фотограф вскочили в старую машину, в то время как Мегрэ и его жена сделали несколько шагов по тротуару.
— Где мне тебя ждать?
Это означало, что комиссар направляется на улицу Бурбонне.
— У источника?
— Возле игроков в шары…
Иначе говоря, он не собирался задерживаться надолго.
Мегрэ вошел в узкую гостиную, когда Лекёр говорил по телефону.
— Садитесь, патрон… Алло!.. Да… Нам повезло, что консьержка сидит на своем посту столько лет… Да… Она не знает где?.. Она входила в метро?.. Да, на станции «Сен-Жорж»… Не прерывайте нас, мадемуазель… Слушаю тебя, старина… — Это продолжалось еще две или три минуты. — Благодарю тебя. Я пришлю официальное судебное поручение, чтобы все шло по правилам… Тогда у тебя будет время, чтобы подготовить для меня рапорт… Твоя жена? Конечно… Дети всегда приносят много хлопот… У меня трое мальчиков, так что я немного разбираюсь в этом вопросе. — Он повесил трубку и обернулся к Мегрэ: — Это Жюльен, которого вы должны знать, ибо он до сих пор работает инспектором в IX округе… Я попросил его порыться в бумагах… Он нашел точный адрес Элен Ланж на улице Нотр-Дам-де-Лоретт, где она прожила четыре года…
— То есть с двадцати восьми до тридцати двух лет…
— Почти так… Там не сменилась консьержка… Кажется, мадемуазель Ланж была спокойной девушкой… Она покидала квартиру и возвращалась в одни и те же часы, словно ходила на работу… Она редко выходила по вечерам, чтобы отправиться, например, в театр или кино… Должно быть, место ее работы находилось не в том же квартале, ибо она ездила на метро… Рано утром она сама отправлялась за покупками, служанки у нее не было… На обед приходила примерно в двадцать минут первого, а в половине второго уходила снова… Возвращалась она после половины седьмого…
— Она никого не принимала?
— К ней приходил мужчина, всегда один и тот же.
— Консьержке не известно его имя?
— Она ничего о нем не знает. Он приходил не чаще одного-двух раз в неделю около половины девятого и всегда уходил в десять часов.
— Что это за мужчина?
— Он производил впечатление приличного человека. У него была своя машина. Консьержке никогда не приходила в голову мысль записать ее номер. Большой черный автомобиль, несомненно американский…
— Сколько лет было этому мужчине?
— Лет сорок… Довольно крепкого сложения… Очень ухожен, прекрасно одет…
— Это он платил за квартиру?
— Он никогда не заходил в привратницкую.
— Они вместе проводили выходные?
— Один раз.
— А отпуск?
— Нет… Элен Ланж в то время брала лишь две недели отпуска и каждый раз уезжала в Этрета, куда, в семейный пансион, ей пересылали корреспонденцию…
— Она получала много писем?
— Очень мало… Время от времени — письмо от сестры… У нее был абонемент в одной из расположенных поблизости библиотек, и она много читала…
— Я могу осмотреть квартиру?
— Будьте как дома, патрон…
Мегрэ заметил, что телевизор стоял не в гостиной, а в обставленной в провансальском стиле столовой, где было много хорошо сохранившейся медной посуды. На серванте стояли еще две фотографии Элен Ланж, на одной из которых она играла в серсо, а на другой — стояла в купальнике возле утеса, находящегося, возможно, в Этрета. Ее тело было сложено пропорционально; несколько удлиненное, как и лицо, оно не казалось ни худым, ни сухопарым. Это была одна из тех женщин, которых можно неправильно оценить, видя их в одежде.
На кухне, выкрашенной в яркие, веселые цвета и оформленной в современном стиле, стояла посудомоечная машина, там же находились всевозможные приспособления, предназначенные для того, чтобы облегчить работу домашней хозяйке.
Покружив немного по коридору, он оказался в ванной комнате, тоже оформленной в современном стиле, и, наконец, в спальне убитой.
Мегрэ позабавило то, что он увидел там такую же медную кровать, как в его отеле, и почти такую же мебель, украшенную многочисленными завитушками. Полосатые обои были выдержаны в бледно-голубой с синим гамме и слегка отливали фиолетовым. И здесь тоже висела фотография Элен Ланж, на сей раз тридцатилетней.
Это был моментальный, увеличенный впоследствии фотоснимок, и обилие листвы позволяло предположить, что сделан он в лесу. Она с нежностью смотрела в объектив.
— Хотел бы я знать, кто держал в руках камеру, — пробормотал Мегрэ, обращаясь к вошедшему Лекёру.
— Странная девушка, не так ли?
— Полагаю, вы уже занимались жильцами?
— Мне тоже приходило в голову, что преступление мог совершить кто-то из них. Вдова вне подозрений, к тому же она, несмотря на свой объем, недостаточно сильна для того, чтобы задушить такую крепкую особу, как мадемуазель Ланж… Мы навели справки в «Карлтоне», она действительно играла там в бридж до двадцати минут двенадцатого. А если верить судебно-медицинскому эксперту, преступление было совершено от десяти до одиннадцати часов вечера…
— Иначе говоря, когда мадам Вирво вернулась, Элен Ланж уже была мертва.
— Пожалуй, так.
— Супруги Малески видели под дверью гостиной свет… Поскольку позже он всюду был погашен, в то время убийца еще находился в комнате…
— Я думаю об этом целый день… Или он вошел вместе с жертвой и задушил ее до того, как начал обшаривать мебель, или же она застала его за «работой», и тогда он убил ее…
— Мужчина, которого, как утверждает мадам Вирво, она встретила на углу улицы?
— Мы проверяем… Один владелец бара, закрывая железный ставень, видел примерно в тот же час какого-то быстро идущего полноватого типа… Он говорит, что тот казался запыхавшимся…
— В каком направлении он шел?
— В сторону источника Селестен…
— Нет описания внешности?
— Владелец бара не обратил на него особого внимания… Он заметил лишь, что тот был одет в темное, и на голове у него отсутствовала шляпа… Ему показалось, что у этого типа залысина на лбу…
— Вы не получали анонимных писем?
— Пока нет…
Они еще придут. Ни одно сколько-нибудь таинственное дело не обходилось без нескольких анонимных писем, посланных в полицию, без загадочных телефонных звонков.
— Вы больше не виделись с сестрой?
— Я жду ее, чтобы узнать, что мне делать с телом… — После паузы он добавил: — Сестры совершенно не похожи одна на другую, верно?.. Насколько одна казалась сдержанной, погруженной в себя, настолько другая открыта жизни, пышет здоровьем… И тем не менее…
Мегрэ улыбнулся, глядя на Лекёра. С годами бывший инспектор отрастил живот, а в его рыжих усах появилось несколько седых волос. Светлые глаза Лекёра хранили наивное, почти детское выражение, и все же Мегрэ вспоминал о нем как об одном из лучших своих инспекторов.
— Почему вы улыбаетесь?
— Потому что видел ее и живой, и на этих фотографиях, а судя по тому, что вы мне о ней говорили, вы пришли к тем же выводам, что и я…
— Элен Ланж только производила впечатление сентиментальной и романтичной особы, не правда ли?
— Я думаю, что она играла роль, может быть, даже для себя самой, но не могла изменить свой жесткий, оценивающий взгляд…
— Как и ее сестра…
— Франсина Ланж выбрала образ эмансипированной девушки, не боящейся условностей, с огоньком в глазах… Убежден, в Ла-Рошели она весьма популярна и люди рассказывают друг другу о ее похождениях, повторяют ее шутки…
— Что не мешает ей время от времени…
Им не нужно было завершать фразы.
— Она умеет считать!
— И, несмотря на всех альфонсов на свете, знает, чего хочет от жизни… Начав с бедной лавочки в Марсильи, она в сорок лет стала владелицей одного из самых крупных парикмахерских салонов в Ла-Рошели… Я знаю этот город, бывал на площади Арм…
Мегрэ достал из кармана часы:
— Меня ждет жена…
— У источника?
— Сперва пойду проветриться, посмотреть на игроков в шары… Когда-то, в Поркероллях, я и сам пробовал играть… Если бы эти господа были хоть немного настойчивы…
Мегрэ удалился, набивая новую трубку. За время их с Лекёром беседы воздух прогрелся, и комиссар радовался, обретая тень под большими деревьями.
— Что нового?
— Ничего интересного…
— По-прежнему ничего не известно о ее жизни в Париже?
Мадам Мегрэ наблюдала за мужем, чтобы знать, когда именно ей стоит умолкнуть, но комиссар был в хорошем настроении, и она чувствовала себя осмелевшей.
— Ничего определенного… Только то, что у нее был по крайней мере один любовник…
— Можно подумать, что тебе это доставило удовольствие…
— Может, и так… Это означает, что в ее жизни был период, когда она неплохо проводила время… Она не всегда была сосредоточена на самой себе, погруженная в Бог знает какие мысли и мечты…
— Что известно об этом человеке?
— Почти ничего, кроме того, что он имел большую черную машину, посещал Элен Ланж один или два раза в неделю и уходил около десяти вечера, а также того, что они никогда не проводили вместе отпуск или выходные…
— Женатый мужчина…
— Возможно… Сорокалетний… На десять лет старше ее…
— Теперь-то ему уже не сорок…
— Да, он приближается к шестидесятилетнему рубежу, если уже не достиг его…
— Ты считаешь, что…
— Я ничего не считаю… Я хотел бы знать, как она жила в Ницце: был ли то своего рода переходный период или она там уже строила из себя старую деву, как и здесь… Внимание… Сейчас он попадет в шарик…
Бил однорукий; он не торопясь запустил большой шар, который ударил по маленькому деревянному шарику и отправил его на лужайку.
— Я завидую игрокам… — невольно вырвалось у Мегрэ.
— Почему?
Он нашел жену помолодевшей; тень и свет перемежались, играя в пятнашки на ее гладком лице. Глаза мадам Мегрэ задорно блестели.
Комиссар снова почувствовал себя в отпуске, на каникулах.
— Ты не обращала внимания на их позы, на их важный вид, на то выражение огромного удовлетворения, которое охватывает их после красивого удара?.. Мы же, когда ставим точку в расследовании…
Он не закончил фразы, но его гримаса была выразительной. Ведь они посылали человека объясняться с правосудием… Его ждала тюрьма, а иногда — смерть…
Мегрэ встряхнулся и, набив трубку, предложил жене:
— Пошли?
Разве не для этого они находились здесь?
Сотрудники Лекёра опросили всех соседей. Никто из них ничего не видел и не слышал в тот вечер, когда произошло убийство, к тому же все были единодушны, утверждая, что Элен Ланж не имела ни друзей, ни подруг и никого не принимала у себя.
Иногда она уходила с чемоданчиком в руке, и потом два или три дня ставни оставались закрытыми. Она никогда не брала с собой другого багажа. У нее не было своей машины, она не вызывала такси.
Ее никогда не встречали на улице в сопровождении какого-либо мужчины или женщины.
По утрам она делала покупки в лавочках своего квартала. Она не проявляла особой жадности, но цену деньгам знала и потому по субботам отправлялась за провизией на большой рынок, летом в белой шляпе, зимой — в темной.
Что же касается ее нынешних жильцов, то они были вне всяких подозрений. Мадам Вирво сняла комнату по рекомендации одной подруги с Монмартра, которая несколько сезонов прожила у мадемуазель Ланж. Если вдова и бросалась в глаза из-за своей полноты и фальшивых бриллиантов, то все же не была женщиной, способной убить кого-либо, тем более безо всякого мотива. Ее муж торговал цветами, и, пока он был жив, она помогала ему вести дела в магазине на бульваре Батиньоль, а после его смерти удалилась на покой в небольшую квартиру на улице Ламарк.
— Я ни в чем не могу ее упрекнуть, кроме того, что она была неразговорчива, — говорила вдова об Элен Ланж…
Супруги Малески уже четвертый год подряд приезжали в Виши на лечение. В первый год они жили в отеле и во время одной из прогулок заметили объявление о комнате, сдающейся на улице Бурбонне. Они осведомились о цене и сняли комнату на следующий сезон. Это было их третье лето в этом доме.
Малески страдал печеночной недостаточностью, заставлявшей его следить за собой и соблюдать строжайшую диету. В свои сорок два года это был уже угасший человек с печальной улыбкой, который тем не менее — согласно полученным по телефону из Гренобля сведениям — считался очень хорошим специалистом, отличающимся скрупулезным подходом к делу.
Он и его жена в первый же год поняли, что мадемуазель Ланж не желала вступать в доверительные отношения со своими жильцами. Они заходили в гостиную всего два или три раза и не знали расположения других комнат первого этажа. Хозяйка никогда не приглашала их к себе, не предлагала чашку кофе или стаканчик вина. В дождливые вечера они иногда слышали снизу звуки работающего телевизора, но его выключали очень рано.
Мегрэ обдумывал эти детали, лежа в полудреме на своей кровати в отеле, а его супруга, как и всегда после обеда, читала газету у окна. Сквозь прикрытые веки он угадывал позолоченную полутьму и более светлые полосы, нарисованные на стене щелями ставен.
Его смутные, неясные мысли ходили по кругу, когда он вдруг спросил себя, так, словно этот вопрос был самым неотложным: «Почему именно в тот вечер?»
Почему ее не убили накануне, на следующий день, месяцем, двумя ранее?
Вопрос казался излишним; тем не менее сквозь дрему он казался очень важным.
В течение десяти лет, десяти долгих лет она жила в одиночестве на мирной улице в Виши. Никто не приходил к ней. Она никому не наносила визитов — разве что во время ее коротких ежемесячных отлучек.
Соседи видели ее входящей, выходящей. Можно было увидеть, как она сидит на желтом стуле в парке, пьет воду или слушает вечером концерт у беседки.
Отправься сам Мегрэ к торговцам, он задал бы вопросы, которые, вероятно, удивили бы их: «Случалось ли, что она произносила ненужные слова?..», «Она никогда не наклонялась, чтобы погладить вашу собачку?..», «Разговаривала ли она с другими хозяйками в очереди, приветствовала ли тех из них, кого встречала в лавке почти каждый день в один и тот же час?..».
И наконец: «Вы никогда не видели ее смеющейся?.. Она только улыбалась?..»
Пришлось вернуться на пятнадцать с лишним лет назад, чтобы отыскать ее личный контакт с человеческим существом: с мужчиной, приезжавшим раз или два в неделю в ее квартиру на улице Нотр-Дам-де-Лоретт.
Можно ли прожить столько лет и не поддаться соблазну хоть раз поделиться с кем-нибудь, высказать все то, что наболело на душе?
Ее задушили…
«Но почему именно в тот вечер?»
Для дремлющего Мегрэ это стало вопросом номер один, и, когда его жена объявила, что уже три часа, он все еще пытался найти ответ.
— Ты спал?
— Почти…
— Мы выйдем вместе?
— Конечно, мы выйдем вместе. Разве не так мы поступаем каждый день? Почему ты об этом спрашиваешь?
— У тебя могла быть назначена встреча с Лекёром.
— У меня не назначено никаких встреч…
И, желая доказать это жене, Мегрэ повел ее на большую прогулку. Сначала они направились к детскому парку, потом пошли мимо игроков в шары, вдоль пляжа, а затем перейдя через мост Беллерив, продолжили путь по бульвару до самого яхт-клуба, где остановились, чтобы посмотреть, как носятся по волнам любители водных лыж.
Они прошли гораздо дальше обычного, до новых, совсем белых, двенадцатиэтажных домов, которые устремлялись к небу, образуя свой город на окраине Виши.
На другом берегу Аллье лошади бегали вдоль белых барьеров ипподрома, были видны ряды голов и плеч на трибунах, темные и светлые силуэты на галерке.
— Владелец отеля говорил мне, что все больше и больше пенсионеров селится в Виши.
— И ты меня к этому подготавливаешь? — иронично заметил Мегрэ.
— У нас есть домик в Мене…
Они обнаружили старинные улицы, где каждый квартал имел свой возраст, свой стиль. Дома здесь встречались самые разные, и можно было угадать, какое положение занимали в свое время те, кто их построил.
Мегрэ развлекался тем, что останавливался перед маленькими ресторанчиками, встречавшимися повсюду, и читал вслух меню.
— Сдается комната… Комната с кухней… Прекрасная меблированная комната…
Эти объявления в какой-то мере оправдывали обилие ресторанов, наличие десятков тысяч людей, запрудивших улицы и аллеи для прогулок.
В пять часов супруги сели, чтобы дать отдых ногам, возле источника и посмотрели друг на друга, улыбаясь, как заговорщики. Не перестарались ли они? Не пытались ли они доказать самим себе, что еще молоды?
Они узнали в толпе двух весельчаков и заметили перемену во взгляде, который мужчина устремил на Мегрэ. К тому же он не прошел мимо, а направился прямо к комиссару и протянул ему руку.
Ну что оставалось делать Мегрэ, как ни пожать ее?
— Вы не узнаете меня?
— Убежден, что видел вас раньше, но тщетно роюсь в памяти…
— Бебер — это вам ничего не говорит?
За годы своей карьеры он знал многих Беберов, Маленьких Луи и Больших Жюлей.
— Метро… — Более веселый, чем обычно, мужчина обернулся к жене, словно приглашая ее в свидетели. — В первый раз вы арестовали меня на бульваре Капуцинок в день торжественного шествия… Уж не помню, какой глава государства дефилировал тогда в окружении муниципальных гвардейцев на лошадях… Во второй раз это произошло у выхода из метро на станции «Бастилия»… Какое-то время вы следили за мной… Увы, это было не вчера… Я был молод… Да и вы тоже — при всем моем почтении к вам…
Мегрэ вспомнил историю в метро, ибо во время преследования, пересекая площадь Бастилии, он потерял шляпу канотье, какие тогда носили. Кстати, это доказывает, что он уже носил соломенную шляпу!
— Сколько лет вам дали?
— Два года… Я понял… Я исправился… Сначала работал у старьевщика и чинил ему множество вещей, ведь у меня всегда были умелые руки…
Он подмигнул, давая понять, что это умение было ему весьма полезно в те времена, когда он жил, воруя из чужих карманов.
— Потом я встретил мадам… — Он произнес это слово с пафосом, даже с некоторой гордостью. — Ни одной судимости, никогда не занималась проституцией. Незадолго до нашей встречи приехала из Бретани и работала в молочном магазине… С ней все сразу складывалось серьезно, и мы прошли через мэрию… Она даже настояла на том, чтобы мы поехали в ее деревню и венчались там в церкви, у нас была настоящая свадьба с белой фатой… — Он всей душой радовался жизни. — Мне кажется, я сразу вас узнал… Каждый день смотрел на вас, но не решался подойти… А сегодня утром, когда открыл газету и увидел вашу фотографию… Скажите, ведь это не серьезно? — И он показал на стаканчики в футлярах.
— Я прекрасно себя чувствую…
— Я тоже… Все доктора мне это говорят… Тем не менее направили меня сюда из-за приступов боли в коленях… Гидротерапия, массаж под водой и все такое прочее… А вы?..
— Стаканы воды…
— Тогда ничего страшного… Но я не хочу задерживать ни вас, ни вашу даму… Когда-то вы честно обошлись со мной… Славное было время, верно?.. До свидания, господин комиссар… Бобонна, скажи «до свидания»…
В ту минуту, когда парочка удалилась, Мегрэ еще улыбался над превратностями судьбы бывшего карманника. Потом мадам Мегрэ заметила, что лицо мужа посерьезнело и на лбу появились морщины. Наконец он вздохнул с облегчением:
— Я, кажется, понял, почему…
— Почему эта женщина была убита?
— Нет… Почему в тот день… Почему не за месяц или за год до этого…
— Что ты хочешь сказать?
— С тех пор как приехали сюда, мы два или три раза в день встречаем одних и тех же людей, и в конце концов их лица становятся нам знакомыми… И только сегодня, увидев снимок в газете, этот чокнутый уверился в том, что узнал меня, и подошел ко мне… Это наш первый и, вероятно, единственный курс лечения… Если бы мы вернулись сюда на следующий год, то встретили бы немало завсегдатаев… Допустим, кто-то прибыл в Виши впервые, как и мы… Он следует заведенному порядку: выбирает себе врача, проходит обследование, сдает анализы, ему определяют источник и количество воды, которую следует выпить в определенный час… Этот человек встречает Элен Ланж, и ему кажется, что он узнал ее… Потом он встречает ее во второй раз, в третий… Быть может, он находился совсем недалеко от нее в тот вечер, когда она слушала музыку…
Это умозаключение показалось мадам Мегрэ совсем простым, и она удивилась тому, что ее муж так радуется открытию, которое таковым не является.
Комиссар, словно подтрунивая над ней, поспешно продолжил:
— Согласно рекламным проспектам, сюда приезжает около двухсот тысяч курортников в год. Разделив это число на шесть месяцев курортного сезона, мы получаем более тридцати тысяч человек в месяц. Приблизительно треть из них — новички, как и мы с тобой; тогда остается тысяч десять подозреваемых… Нет! Нужно исключить женщин и детей… Как ты думаешь, сколько может быть женщин и детей?..
— Женщин больше, чем мужчин… Что касается детей…
— Подожди! Встречаются также и люди в инвалидных колясках… Некоторые ходят на костылях или с тростью… Большинство стариков тоже не способны задушить крепкую женщину…
Мадам Мегрэ спрашивала себя, был ли муж серьезен или шутил.
— Предположим, тысяча мужчин способны задушить ее… А поскольку, по свидетельству мадам Вирво и владельца бара, речь идет о типе крупном и сильном, малорослые и тщедушные исключаются… Остается человек пятьсот…
Она с облегчением услышала смех.
— Над чем ты смеешься?
— Над полицией. Над нашей работой. Сейчас я объявлю славному Лекёру, что у него осталось всего пятьсот подозреваемых, если не найдутся другие исключенные из их числа, — те, кто был в тот вечер, например, в театре и сможет это доказать, те, кто играл в бридж или какую-то другую игру… Говорят, таким образом в конце концов часто арестовывают виновного!.. Как-то раз Скотленд-Ярд принялся опрашивать всех жителей города с населением в двести тысяч душ… Это заняло не один месяц…
— Они нашли его?
И Мегрэ бросил в ответ:
— В другом городе, случайно, однажды вечером, когда этот парень был пьян и не в меру разговорчив…
Было, конечно, слишком поздно для того, чтобы встретиться в этот день с Лекёром, ибо предстояло еще с получасовым интервалом принять два стакана воды. Мегрэ пытался заинтересовать себя вечерней газетой, переполненной сведениями о том, как проводят отпуск знаменитости. Это было довольно забавно. Даже те, кто вел безалаберную жизнь, фотографировались со своими детьми и внуками, заявляя, что посвящают им все свое время…
Гораздо позже, когда ветер немного посвежел, они повернули за угол улицы Овернь. Перед домом мадемуазель Ланж стоял грузовичок.
— Я возвращаюсь в отель? — шепотом спросила мадам Мегрэ.
— Да, я тоже скоро приду…
Дверь в гостиную была открыта, там мужчины в бежевых халатах прикрепляли к стенам черную драпировку.
Появился Лекёр:
— Я так и думал, что вы зайдете… Проходите сюда…
Он провел его в спальню, где было спокойнее.
— Хоронить будут в Виши? — спросил Мегрэ. — Так решила сестра?
— Да… Она приходила ко мне утром.
— Со своим альфонсом?
— Нет. Она приехала на такси…
— Когда состоятся похороны?
— Послезавтра, чтобы дать возможность жителям квартала попрощаться с усопшей…
— Будет отпустительная молитва?
— Кажется, нет.
— Семья Ланж не была католической?
— Только старики. Дети крещеные и прошли первое причастие… Но с тех пор…
— А не была ли она, например, разведенной?
— Нужно сначала доказать, что она была замужем… — Лекёр смотрел на Мегрэ, теребя кончики рыжих усов. — Вы раньше никогда не встречали ни ту, ни другую сестру?
— Никогда…
— Но вы провели какое-то время в Ла-Рошели?
— Я приезжал туда два раза… Провел там в общей сложности дней десять… А что?
— Дело в том, что сегодня утром я нашел Франсину не такой, как обычно… Она была не столь игрива… И больше не говорила все как на духу… У меня создалось впечатление, что она не решилась доверить мне какой-то секрет… Наконец она спросила меня: «Это комиссар Мегрэ был здесь вчера, верно?» Я спросил, видела ли она вас раньше, и она ответила, что утром узнала вас на фотографии в газете…
— Из тысяч человек, с которыми я ежедневно сталкиваюсь, наберется несколько десятков тех, кто реагирует так же… Только что один из моих бывших клиентов протянул мне руку и едва удержался от того, чтобы похлопать меня по спине.
— Полагаю, все несколько сложнее, — произнес Лекёр, словно бы следуя за какой-то еще неясной мыслью.
— Вы думаете, я занимался ею в то время, когда она жила в Париже?
— В этом нет ничего невозможного, если представить себе, какую жизнь она должна была там вести… Нет! То, что я запомнил, не так определенно, все гораздо тоньше… Я для нее обычный провинциальный полицейский, старательно выполняющий свою работу и задающий те вопросы, которые должен задать… Записав ответы, я перейду к следующему делу… Вы понимаете, что я хочу сказать?.. Потому-то, входя вчера днем в этот дом, она чувствовала себя непринужденно и во время беседы так себя и вела… Один или два раза она бросила взгляд в ваш угол, но вас не узнала… Франсина остановилась в привокзальном отеле… Как и в большинстве здешних отелей, там вместе с утренним завтраком клиентам подают газету… Увидев ваш снимок, она задалась вопросом, почему вы присутствовали при нашей беседе…
— И к какому вы пришли выводу?
— Вы забываете о вашей репутации, о том представлении, которое сложилось о вас в народе… — Лекёр покраснел, опасаясь, что его слова будут неправильно истолкованы. — Впрочем, не только в народе, ведь и на службе мы первые…
— Оставим это…
— Но это важно… Она решила, что вы не случайно оказались в этом кресле… А даже если и случайно, то сам факт вашего вмешательства в ход следствия…
— Она казалась испуганной?
— Я бы так не сказал. Я нашел ее иной, настороженной. Я задавал ей незначительные вопросы, но она каждый раз задумывалась, прежде чем ответить…
— Она не нашла нотариуса?
— Я тоже подумал об этом и расспросил ее… Ее спутник составил список всех нотариусов города и обзвонил их… Кажется, никто из них не имел дела с Элен Ланж как с клиенткой… Лишь один нотариус, который десять лет назад был простым клерком, а потом унаследовал контору своего хозяина, вспомнил, что составлял акт о продаже этого дома…
— Вы знаете его фамилию?
— Мэтр Рамбо…
— Вы не хотите ему позвонить?
— В этот час?
— В провинции нотариус обычно живет в том же доме, где находится его контора…
— О чем я должен его спросить?
— Платила ли она чеком или наличными…
— Мне нужно попросить рабочих, чтобы они прекратили стучать, пока я буду звонить по телефону…
Мегрэ бродил по квартире, переходя из ванной в кухню, не думая ни о чем конкретном.
— Все в порядке?
— Как вы угадали?
— Что угадал?
— Ну что она платила наличными. Это был единственный случай в практике нашего Рамбо, поэтому он все и запомнил. Маленький чемоданчик был полон денег…
— Вы опросили кассиров на вокзале?
— Проклятие! Об этом я не подумал!
— Мне было бы любопытно узнать, отправлялась ли она каждый месяц в одно и то же место или же в разные места.
— Надеюсь сообщить вам об этом завтра… Приятного аппетита… И доброго вечера!..
В этот день в беседке играла музыка, и супруги Мегрэ решили, что достаточно долго гуляли сегодня и заслужили право посидеть.