Механикус Ползунов

Сердце не выдержало

Как только стал накопляться пар в котле, Ползунов заметил, что на медной поверхности появляются мелкие капельки — словно роса. Приложил тряпку и подержал — тряпка стала влажной. Ползунов испугался: «Неужели медь так плохо прокована? Тогда и до взрыва недалеко. Пар и вода под давлением в закрытом котле разъедят мельчайшие дырочки, которых сейчас и не видно, которые идут извилинкой в толще меди. Дырки станут больше, больше. Соединятся в трещину… Наконец, котел лопнет со страшным взрывом и от машины останутся одни обломки».

Ползунов понял: надо прекратить пробу и потушить огонь в топке. Уже застучал предохранительный клапан, значит, давление пара достигло предела.

И все-таки Ползунов сделал знак Черницыну пустить машину в ход. Он не удержался, чтобы не попробовать, по крайней мере, действие поршней в цилиндрах. Но едва кончился первый мах коромысла, Ползунов бросился к регулятору и, оттолкнув Черницына, закрыл пар. Он вспомнил, что взрыв уничтожит машину.

Черницын испуганно уставился на учителя. Стуча по ступенькам, сбежал сверху Левзин. За ним осторожно спустился Лаксман. Ползунов захрипел, выдавливая слова, и заморщился от боли, но его никто не понимал. Тогда Ползунов схватил железный крюк и стал вытаскивать из топки горящие поленья. Машинное здание наполнилось едким дымом и горячим туманом. Чихая, все с тем же удивленным, непонимающим лицом, Черницын стал помогать Ползунову, Левзин лил воду на головни.

Топка опустела, потемнела…

Ползунов отошел в сторону и лег на тулуп. Его ученики тяжело дышали. Наступило молчание.

Через пять минут Черницын робко спросил:

— Воду можно сливать?

Ползунов отрицательно покачал головой.

— Не вышла проба, Иван Иваныч?

Ползунов приподнялся.

— Еще не все! — прошипел он, — свечу мне… Да лей воды на тулуп.

Черницын подумал, что ослышался.

— Куда воду?

Но Ползунов уже встал, разложил на полу тулуп и вылил на него одно за другим два ведра воды. Надел на себя мокрый тулуп и с зажженной свечой полез в топку котла. Его движения выражали отчаяние и решимость — словно он собрался в рукопашную с упрямым врагом.

Ученики переглянулись.

— Что он делает? — тревожно спросил Лаксман. — Здоров ли он? То-есть я хочу сказать… его ум… вы понимаете?

В отверстии топки показалась свеча, а за ней голова Ползунова.

— Оплывает, не годится, дай лучины, — медленно проговорил Ползунов.

Сальная свеча в его руке, действительно, растопилась до основания и светильня горела во всю длину, свернувшись на бок.

Черницын мигом сделал факел: намотал на прут пакли, облил маслом из плошки и зажег. Ползунов, взяв факел опять полез в сухой зной топки. Голова кружилась, дыхание спирало от горячего воздуха и угарных газов, но Ползунов нашел то, что искал. В нескольких местах медь котла была уже разъедена, и тонкие, как иголки, струйки воды выбивались из дырочек. Все ясно — медь прокована плохо, котел никуда не годится. Проба не удалась.

Последние силы оставили Ползунова, он пошатнулся и без чувств упал на руки подоспевшего Черницына.

Левзин проводил Лаксмана до самых дверей Горной канцелярии.

— Заметьте, — сказал Левзин на прощанье, — вся причина от невежества искусства мастеров, а теоретически все правильно.