Меловой человек

2016 год

Я не считаю себя алкоголиком. Или барахольщиком. Я просто тип, которому нравится иногда пропустить стаканчик, а еще собирать разные вещи.

Я не надираюсь каждый день и обычно никогда не прихожу в школу с перегаром. И тем не менее это все-таки случилось. К счастью, до директора эта новость не дошла, но я все равно услышал пару ласковых слов от знакомого учителя:

— Эд, иди-ка ты домой. Прими душ и купи себе какой-нибудь ополаскиватель для рта. И в следующий раз постарайся закончить все это в выходной.

Если уж говорить начистоту, да, я пью больше, чем следовало бы, и чаще, чем нужно. Но сегодня мне очень хочется. Горло так и сжимает. И губы сохнут, сколько ни облизывай. Нет, я не просто хочу выпить. Мне надо выпить. Небольшая разница в грамматике. Огромная — в жизни.

Я в супермаркете. Снимаю с винной полки пару бутылок крепкого красного. А затем прихватываю бутылку хорошего бурбона и качу тележку к кассе самообслуживания. Короткая беседа с женщиной, стоящей за кассой, и я загружаю бутылки в машину.

Приезжаю домой как раз после шести, достаю парочку виниловых пластинок, которые не ставил уже очень давно, и наполняю первый бокал.

Именно в этот момент входная дверь с грохотом распахивается — так, что подсвечники на камине вздрагивают и бокал шатается на столе.

— Хлоя?

Наверняка это она. Я ведь запер дверь, а больше ни у кого нет ключей. Но обычно Хлоя не выбивает двери. Когда у нее что-то происходит, она проникает в дом, как кошка. Втягивается, как паранормальный туман.

Я с тоской смотрю на свой бокал, а затем, печально вздохнув, поднимаюсь и иду на кухню. Слышу, как открывается и захлопывается дверь холодильника, как звенят стаканы. Но кроме этого я слышу еще кое-что. Незнакомый звук.

Несколько секунд я пытаюсь понять, что творится, а потом до меня доходит. Хлоя плачет.

Я не так уж часто плачу. Не знаю, что с этим делать. Даже на папиных похоронах. Не люблю всю эту возню, сопли, всхлипывания. Не встречал ни одного человека, который выглядел бы привлекательно в такой момент. Хуже того: когда плачет женщина, значит, ее надо утешать. А в этом я тоже не так уж хорош.

У двери в кухню я все еще сомневаюсь. А затем слышу голос:

— Мать твою, Эд! Да, я реву тут! Или заходи, или вали на хер!

Я толкаю дверь. Хлоя сидит прямо на столе. Рядом — бутылка джина и огромный стакан. Без тоника. Волосы у нее еще более взлохмаченные, чем обычно, тушь размазалась.

— Не буду спрашивать, как ты…

— Это хорошо. Потому что иначе я тебе эту бутылку в зад засуну!

— Хочешь поговорить о том, что случилось?

— Не особо.

— Ладно. — Я останавливаюсь у стола. — Я могу тебе чем-то помочь?

— Да. Сядь. И пей.

Хоть я и думал об этом целый день, джин — не совсем мой напиток. Но я чувствую, что отказывать нельзя. Беру из шкафа стакан и протягиваю Хлое. Она наливает мне большую порцию, а затем ставит стакан на стол и чуть не роняет при этом. Думаю, это уже не первая ее порция за сегодня. И даже не вторая и не третья. Странно. Хлоя, конечно, любит потусить. Любит выпить. Но не думаю, что я когда-либо видел ее по-настоящему пьяной.

— Итак, — спрашивает она заплетающимся языком, — как прошел твой день?

— Ну, я пытался написать в полиции заявление о пропаже друга.

— И как?

— Несмотря на то, что он не вернулся в отель прошлой ночью, не забрал свой кошелек и кредитки и не отвечает на звонки, его нельзя официально считать пропавшим, пока не пройдет двадцать четыре часа.

— Вот срань.

— Да уж, срань.

— Думаешь, с ним что-то случилось?

Звучит так, словно она искренне переживает. Я отпиваю из стакана.

— Не знаю…

— Может, он домой поехал.

— Может.

— Ну и что ты собираешься делать?

— Думаю, завтра снова пойду в полицию.

Она долго смотрит в свой стакан:

— Друзья, да? Неприятностей от них больше, чем пользы. Хотя с родственниками и того хуже.

— Да, наверное, — осторожно говорю я.

— Ой, поверь мне. Друзей можно просто отрезать от себя и все. Семью не отрежешь. Они всегда здесь, на подкорке, скребутся и не дают жить.

Она опрокидывает в себя остатки джина и наливает еще.

Хлоя никогда не говорила о своей личной жизни, а я никогда не спрашивал. Это как с детьми. Если они хотят о чем-то сказать, то говорят. А начнешь спрашивать — еще глубже забьются в свою раковину.

Конечно, мне было интересно. Долгое время я думал, что ее присутствие в моем доме — следствие ссоры с парнем и тяжелого разрыва с ним. В конце концов, в Эндерберри полным-полно квартир, которые можно снять с кем-то более близким ей по возрасту и по духу. Никто не станет выбирать жизнь в старом жутком доме, где обитает какой-то странный холостяк, если не ищет одиночества.

Так вот, Хлоя никогда не рассказывала, и я не настаивал, поскольку боялся, что ее это отпугнет. Одно дело — найти человека, который смог бы занять пустую комнату в моем доме. И совсем другое — того, кто смог бы заполнить мою пустоту. Это иное.

Я делаю еще глоток, хотя мое отчаянное желание выпить потихоньку испаряется. Избавляться от мысли, что ты — алкоголик, лучше всего в компании другого алкоголика.

— Что ж, — говорю я. — И с друзьями, и с семьей бывает трудно, и…

— А мы с тобой друзья, Эд?

Этот вопрос застает меня врасплох. Хлоя смотрит на меня честным, но немного расфокусированным взглядом, ее черты смягчились, губы приоткрыты.

Я сглатываю ком в горле:

— Надеюсь, что да.

Она улыбается:

— Хорошо. Потому что я бы никогда, ни за что не стала причинять тебе боль. Просто хочу, чтобы ты это знал.

— Я знаю, — говорю я, хотя на самом деле это не так. Не совсем так. Люди могут ранить, даже не подозревая об этом. Хлоя делает это каждый день — иногда она ранит меня одним фактом своего существования. И это нормально.

— Хорошо. — Она сжимает мою ладонь, и я с ужасом вижу, как ее глаза опять наполняются слезами.

Она вытирает щеки.

— Господи, я просто конченая идиотка… — Она делает еще один большой глоток, а затем говорит: — Мне нужно кое-что тебе сказать…

Терпеть не могу эти слова. Предложение, которое начинается так, просто не может закончиться хорошо. Это все равно что «Нам нужно поговорить…»

— Хлоя… — произношу я.

К счастью, меня спасает звонок. Кто-то пришел и стоит у входной двери. Ко мне не так уж часто заявляются посетители и уж точно не приходят незваные гости.

— А это еще кто, мать его? — спрашивает Хлоя с присущим ей теплом и добродушием.

— Понятия не имею.

Устало плетусь к входной двери и открываю замок. На пороге стоят двое в серых костюмах. Они еще не успевают и рот открыть, а я уже понимаю, что эти парни — из полиции. Есть в них что-то такое. Усталое выражение лица, плохие стрижки, дешевая обувь.

— Мистер Адамс? — спрашивает тот, что повыше, с темными волосами.

— Да?

— Я — инспектор Фернесс. Это — сержант Дэнкс. Вы приходили в участок днем, чтобы написать заявление о пропаже вашего друга Мика Купера?

— Я пытался. Но мне сказали, что его нельзя официально считать пропавшим.

— Да. Простите, пожалуйста, — говорит второй полицейский, лысый и невысокий. — Мы можем войти?

Я хочу спросить у них зачем, но они ведь все равно войдут, так что без разницы. Я отодвигаюсь в сторону.

— Конечно проходите.

Они шагают мимо меня в холл, и я закрываю дверь.

— Сюда, пожалуйста.

Вопреки своим привычкам, я веду их на кухню. И как только вижу Хлою, понимаю, что это ошибка. Она все еще в своем «вечернем» наряде. На ней — обтягивающий черный топ в черепах, крошечная мини-юбка из лайкры, сетчатые колготки и ботинки «Доктор Мартинз».

— О-о, а вот и компания, — говорит она, глядя на полицейских. — Как мило!

— Это Хлоя, она снимает у меня комнату. Мы друзья.

Эти двое — профессионалы своего дела, даже бровью не повели, но я-то знаю, о чем они думают. Старпер живет под одной крышей с молоденькой красивой девушкой. Или я с ней сплю, или я просто старый извращенец. К сожалению, скорее всего, дело в последнем.

— Могу я вам что-нибудь предложить? — спрашиваю я. — Чай, кофе?

— Джин? — Хлоя поднимает свою бутылку.

— Боюсь, мы при исполнении, мисс, — говорит Фернесс.

— Хорошо, — говорю я. — Тогда… эм-м… присаживайтесь?

Они переглядываются.

— Вообще-то, мистер Адамс, мы бы хотели поговорить с вами наедине.

Я смотрю на Хлою:

— Ты не против?

— Ну что ж, ладно. — Она хватает бутылку и стакан. — Буду нужна — стучи.

А затем она окидывает полицейских тяжелым взглядом и выскальзывает из кухни.

Они рассаживаются, скрипнув стульями, я неловко устраиваюсь во главе стола.

— Так могу я узнать, в чем, собственно, дело? Я уже рассказал сержанту все, что знаю.

— Я понимаю, вам, наверное, покажется, что это слишком — повторять все заново, но не могли бы вы рассказать об этом теперь и нам, и в подробностях?

Дэнкс вынимает ручку.

— Ну… Майки был здесь вчера вечером.

— Простите, а не могли бы вы начать еще раньше? Почему он приехал? Насколько нам известно, он живет в Оксфорде?

— Мы старые друзья, он вернулся в Эндерберри и захотел со мной встретиться.

— Насколько старые?

— С детства.

— И вы поддерживали связь?

— Не особенно. Но иногда неплохо повидаться друг с другом.

Они кивают.

— Так или иначе, он заглянул ко мне на ужин.

— В котором часу это было?

— Он приехал в семь пятнадцать.

— На машине?

— Нет, пришел пешком. Отель, в котором он остановился, не очень далеко отсюда. Думаю, он хотел выпить.

— Как, по-вашему, сколько он выпил?

— Ну… — Я мысленно пересчитываю пустые бутылки в мусорном ящике. — Знаете же, как это бывает. Ешь, говоришь… Может, шесть или семь бутылок пива.

— Прилично!

— Да, наверное.

— В каком, на ваш взгляд, состоянии он покинул ваш дом?

— Ну он не спотыкался и не нес всякую чушь, но был довольно пьян.

— И вы позволили ему вернуться в отель?

— Я предлагал вызвать такси, но он сказал, что хочет прогуляться, чтобы протрезветь.

— Так. Можете сказать, в котором часу это было?

— В десять, десять тридцать. Не так уж поздно.

— В тот вечер вы видели его в последний раз?

— Да.

— Вы отдали его бумажник сержанту?

— Да, но это было чертовски сложно, она хотела, чтобы я оставил его у себя, но я настоял.

— Как он вообще попал к вам в руки?

— Наверное, Майки забыл его, когда уходил.

— И вы не попытались вернуть ему этот бумажник той же ночью?

— Я не знал о нем до сегодняшнего дня. Хлоя нашла его и позвонила мне.

— В котором часу?

— Примерно в обед. Я пытался дозвониться до Майки и сказать ему, что он забыл бумажник, но он не отвечал.

Снова что-то записывают.

— И тогда вы пошли в отель, желая убедиться, что с вашим другом все в порядке?

— Да. Они сказали мне, что той ночью он не возвращался, и я обратился в полицию.

Снова кивают. А затем Фернесс говорит:

— Как бы вы описали своего друга в тот вечер?

— Он был в порядке… То есть абсолютно нормальный.

— У него было хорошее настроение?

— Ну, думаю, да.

— Какова была цель его визита?

— Могу ли я спросить, уместно ли это?

— Что ж, он много лет не выходил на связь, а затем — как гром среди ясного неба. Это странно.

— Как говорил Джим Моррисон, люди вообще странные.

Они смотрят на меня без всякого выражения. Явно не фанаты классического рока.

— Слушайте, — говорю я. — Это была обычная дань вежливости. Мы болтали обо всяком, о том, чем оба занимаемся, о работе. Ничего особенного или важного. А теперь могу ли я узнать, к чему все эти вопросы? С Майки что-то случилось?

Кажется, они раздумывают над ответом, а затем Дэнкс закрывает свой блокнот.

— Сегодня было найдено тело. По описанию похоже на вашего друга Майки Купера.

Тело. Майки. Я пытаюсь проглотить эту информацию, но она комом застревает у меня в горле. Я не могу говорить. Мне даже дышать трудно.

— Вы в порядке, сэр?

— Я… я не знаю. У меня шок. Что произошло?

— Мы вытащили его тело из реки.

«Зуб даю, он уже весь распухший, зеленый и без глаз. Потому что рыбы съели его глаза».

— Майки утонул?

— Мы все еще пытаемся установить обстоятельства смерти вашего друга.

— Если он упал в реку, что тут устанавливать?

Они обмениваются странным взглядом.

— Парк Олд-Мидоуз находится далеко от отеля, в котором поселился ваш друг?

— Думаю, да.

— Тогда как он мог оказаться там?

— Может, он хотел еще немного прогуляться, чтобы протрезветь? Или заблудился?

— Может.

Они явно сомневаются в чем-то.

— Вы не думаете, что смерть Майки была результатом несчастного случая?

— Наоборот, мы уверены, что это самое подходящее объяснение. Тем не менее мы должны проверить все варианты.

— Например?

— Есть ли у вас на примете кто-то, кто хотел причинить Майки вред?

Я чувствую, как у меня в висках стучит кровь. Кто-нибудь, кто хотел причинить Майки вред?

Что ж, да, мне приходит в голову по крайней мере один такой человек, но он не в том состоянии, чтобы носиться по парку и сталкивать Майки в реку.

— Нет, никто, — окрепшим голосом говорю я и тут же добавляю: — Эндерберри — тихий город. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь здесь захотел причинить Майки зло.

Они снова кивают.

— Уверен, что вы правы. Скорее всего, это просто прискорбный несчастный случай.

«Такой же, как и тот, который произошел с его братом», — думаю я. Прискорбный несчастный случай. Даже слишком неудачное стечение обстоятельств.

— Простите, что принесли вам плохие новости, мистер Адамс.

— Все в порядке. Вы просто делали свою работу.

Они отодвигают стулья. Я тоже поднимаюсь, чтобы их проводить.

— Есть еще кое-что.

Ну конечно. Всегда есть.

— Я вас слушаю?

— Мы нашли на теле вашего друга улику, которая несколько сбила нас с толку. Мы подумали, что вы могли бы пролить свет…

— Если получится.

Фернесс достает из кармана чистый пластиковый пакет и кладет его на стол.

В пакете лежит бумажка, на которой нарисован повесившийся человечек. А кроме нее — кусочек белого мела.