Мемуары бабы Яги (СИ)

Часть 3 Глава I

Часть III

' То не бой гремит, не мечи стучат,

Пиво с мёдом пьют — кубками звенят.

За большим столом собрался народ

Празднуют, ликуют — пир горой идёт.'

— Не-е, ну кто так пишет-то⁈ «Ой ты гой еси»! Некузяво это, непоэтично! — фыркнул кот раздражённо. — Переписывай давай, чтобы красиво было, образно. Пир же! Тоже мне, великий и трагический. А скажи-ка мне, друг любезный, — кот ехидно прищурился, — «Слово о полку Игореве», случайно, не твоих перьев дело?

— Нет! — раздражённо каркнул ворон и недовольно нахохлился. — А как надо-то?

— А… А и не знаю я как надо! — кот деловито пожал плечами и махнул пушистой кистью хвоста. — Ты же у нас мудрый, вот и ломай голову, а я… Я в хоровод пошёл, меня русалки заждались. — промурлыкал Кузьма, мечтательно прикрыв глаза. — В общем, некогда мне.

Глава I

Василиса крепко держала Таню за руку, уверенно ведя её за собой к самому центру пиршественных столов. Тане впору было зажмуриться — голова шла кругом от столь разношёрстного, в прямом и переносном смысле, сборища. Но любопытство взяло вверх, и она украдкой разглядывала пирующих.

Никогда ещё в своей жизни она не видела столь пышного приёма, такого количества разнообразных гостей, ярких красок невиданных нарядов, накрытых столов и разных яств.

На большой лесной поляне, вблизи самого озера, на манер военного каре, или как говорят в народе буквой «П», были расставлены огромные ряды столов. Одни были выше, другие ниже, а те, что спускались к воде — казались совсем плоскими, без ножек — для удобства водного народа.

Чего там только не было: и стерлядка тушёная, осетрина копчёная, ушица душистая, кабанчики жареные на вертелах. Пироги, караваи, дары лесные — ягоды да грибы, травы ароматные, фрукты заморские. Угощения на любой вкус. Среди полчища столов, красовался самый огромный, самый пышный по убранству — с лебедями на золотых блюдах, огромными рыбинами на серебряных подносах, с молочными поросятами на медных. Диковинными кувшинами украшенными драгоценными камнями, изумрудными кубками в золотой оправе…

Нет, конечно, Таня убеждала себя, что она в сказке, а там, то есть здесь, как известно — всё может быть… Но! Ведь всё равно кто-то должен был всё это готовить, накрывать, расставлять. Да и Аглая сетовала, что не хватает ей волшебной палочки… Так как же тогда?

Таня перевела взгляд на домового — неужели он один так расстарался? Нафаня шёл впереди, чинно раскланиваясь гостям направо и налево. Даже раскраснелся, ловя восторженные взгляды.

Во главе стола, словно царица на троне, восседала невероятной красоты высокая, статная, рыжеволосая женщина в золотых одеждах. По правую руку от неё, сверкая тёмными, как ночь глазами, сидел мужчина. Он был высок, худ, жилист. Хищные черты его лица — острый подбородок, крючковатый нос — напоминали ястреба. Золотая корона, антрацитовый плащ подбитый алым мехом, массивная золотая цепь на груди, лишь подчёркивали образ хищника.

Татьяна замешкалась разглядывая хозяев, споткнулась и чуть не упала. Вася ловко подхватила её под локоть и ласково улыбнулась.

— Не узнала? — шёпотом спросила Василиса.

Таня отрицательно качнула головой.

— Это же Ягуся наша, с Кощеем.

— Что? — пискнула Таня.

— Ш-ш-ш… Улыбайся! На нас все смотрят.

Таня посмотрела на Васю и попыталась изобразить подобие улыбки. В голове совершенно не укладывалось внезапное превращение её… Стоп. Причём здесь её? Просто — сказочных героев, а они, как известно… Мысли скакали, как жеребята, вырвавшиеся на волю из загона. Метались, наскакивали друг на друга и разбегались в разные стороны.

Таня совершенно растерялась, и ей вдруг страшно захотелось, чтобы этот пир срочно закончился, и она помчится в избушку, бросится в объятия бабушки, Нафаня услужливо подаст чай и всё встанет на свои места.

— Дыши, просто дыши и улыбайся. — шепнула ей на ухо Василиса и ободряюще сжала ладонь. — Скоро пройдёт — это лёгкий шок, но ты привыкнешь.

— Не могу. — простонала Татьяна. — У меня всё кружится перед глазами, можно я домой сбегу?

Нафаня почуяв неладное, обернулся и глянул на девушек. Татьяна была бледна, словно увидела привидение. Домовой приосанился, чинно подошёл к Василисе, поклонился до земли, и повернувшись к столам громко возвестил:

— Василиса Премудрая и её младшая сестра Татьяна прибыли к славному пиру!

Татьяна еле удержалась на ногах, впервые в жизни почувствовав на себе такое количество любопытных взглядов. Домовой встал рядом и крепко взял её за руку.

Василиса царственно прошла вперёд на три шага, поклонилась Яге и Кощею:

— Желаю здравствовать повелителям лесных чудес и сказочного народа. И вам, — Василиса грациозно обвела рукой присутствующих, слегка склонив голову, — народ лесной, да сказочный, доброго здравия. С пробуждением всех!

Нафаня подвёл Таню к Василисе, вложив холодную, как лёд ладонь девушки в её руку, и исчез.

— Добро пожаловать! — громко, на весь лес возвестил Кощей, поднявшись со своего трона.

— Да будет пир! — вторила ему Аглая, торжественно подняв кубок.

Что тут началось! Такой гвалт поднялся — писк и свист, радостное повизгивание и шум множества голосов, топот тысяч ног, шелест крыльев. Всё вокруг закружилось-завертелось, зашумело, зашуршало, забегало, залетало, запрыгало.

У Тани закружилась голова от мелькания ярких красок и бесконечного хоровода мордочек, лиц, клювов, крыльев, чешуи. Её окружили лесные жители, отделив от Василисы. Что-то мохнатое коснулось её плеча, нечто крошечное запищало ей в ухо, шершавая крохотная ладошка сжала её пальцы. Все норовили коснуться, поздравить, познакомиться.

— О-ой! — вспикнула Татьяна, зажмурилась и, покачнувшись, потеряла равновесие.

Что-то большое и очень тёплое стремительно подхватило её и прижало к большой горячей груди, больше похожей на огромный валун, нагретый ярким солнышком.

Таня открыла глаза.

На неё, с нескрываемой радостью и обожанием, смотрели три пары огромных, круглых, жёлтых глаз.

— Такая ма-а-аленькая… — нежно прорычало трёхглавое чудо, и выпустило облачко дыма.

— Бабушка… — слабо позвала Татьяна, и потеряла сознание.

Василиса прорвалась сквозь окружившую Татьяну толпу, и всплеснула руками.

— Горыныч, я же тебя просила! — с укором сказала она огромному дракону, державшему в своих лапах Татьяну.

— Мы же ничего… — смущённо ответила первая голова.

— Мы не нарочно… — виновато добавила вторая.

— Мы подхватили, когда она падала. Ма-а-аленькая такая… — растрогано вторила третья и выпустила из ноздрей облачко дыма.

— Ох, горюшко ты моё! — расстроилась Вася, и погладила Горыныча по поникшим крыльям. — Танечка ещё тебя не видела и не знает, какой ты у нас замечательный. — успокаивала она готового разрыдаться дракона. — Ну, не плачь, вытри слёзки!

Кот, возлежавший на своей любимой атласной подушке возле самого озера, лениво помахивал кувшинкой — дразня русалок, вдруг подскочил и со всех лап бросился к Василисе.

— Что такое, что случилось? Опять обморок? Чего-то напутал домовой со своими чарами, девица только и делает, что в обмороки грохается, нежная такая! — недовольно фыркал кот, извлекая флакончик с нюхательными солями. — Ты чего её схватил-то, Горыныч? Сказано же тебе — не пугай ребёнка! Я бы тоже в обморок свалился, тебя средь бела дня увидев!

Горыныч тихо взвыл на обидные речи и сделал шаг в сторону.

— Стой! Куда потащил? Нежные нынче все такие, обидчивые, один я непо… Непоко… НепокоБелим! Язык сломаешь, пока выговоришь. — ворчал Кузьма, поднося флакон к лицу Татьяны.

Та закашлялась и открыла глаза.

— Очнулась! — расплылись в улыбке все три головы, обнажив три ряда белоснежных клыков.

— Да не улыбайся, ты! Сейчас опять отключится! — гневно возопил кот.

— А чего? — удивлённо спросила вторая голова. — Нас мама учила, что нужно улыбаться, тогда все сразу поймут, что ты друг!

— Ага, друг! Да от такой улыбки, не то, что в обморок, штаны потом не отстираешь. — ворчал Кузьма.

Три головы одновременно повернулись и укоризненно посмотрели на кота. Горыныч бережно поставил Таню на землю и всхлипнул.

— Кузя! Зачем ты так? — возмутилась Таня и осторожно дотронулась до огромного кожаного крыла, успокаивая расстроенного дракона. — Самая замечательная улыбка, между прочим! И сразу видно, что… Э-э… Что это друг! — она слегка замешкалась, подбирая нужное выражение. Конечно, было чертовски сложно изображать спокойствие рядом с громадиной о трёх головах размером с небольшую гору, с клыками размером с её руку, и всё же, сердце дрогнуло, когда Горыныч горестно всхлипнул.

— Ну, вот! И всё хорошо! — ободряюще сказала Василиса, и обняла Татьяну. — И совсем не страшно, правда, Тань? А Горыныч наш, просто ещё очень маленький, и очень-очень добрый.

— И очень тёплый! — добавила Таня, стараясь не смотреть на три пары глаз, смотрящих на неё с искренней любовью.

Горыныч затопал от радости и дважды махнул хвостом, совсем как тот щенок… Случайно снеся при этом целых три семейства лесовичков, сидевших за столами чуть поодаль, унесённых поднятым вихрем за кроны вековых сосен с воплем «Йу-ху-у».

— А… — начала было Татьяна, указывая рукой на кувыркающихся в потоках воздуха лесовичков, но махнула рукой. Поздно. Уже улетели. Она нервно хихикнула.

— Миссия выполнена, позвольте откланяться и вернуться к моим рыбонькам. Отвлекаете меня только, а у меня столько дел, столько дел! — Кузьма махнул хвостом и был таков.

Горыныч галантно протянул Тане лапу. Она растерянно посмотрела на Василису, и увидев одобрительный кивок, вложила свою ладонь в его.

— Дружить будем. — утробно урча проворковал Горыныч, и торжественно повёл Таню к столу. — Нам нравится со всеми дружить — это весело. И в гости ходить будем друг к другу, и сказки рассказывать. А ты любишь сказки? — Горыныч остановился и склонил к Тане все три головы одновременно.

— Я? — Таня удивлённо подняла голову, и чуть не подпрыгнула — зелёные морды оказались прямо на уровне её глаз. — Ну-у… Да-а… Сказки я люблю.

— Это хорошо-о-о! — обнажив клыки, расплылся в улыбке дракон. — Будешь нам рассказывать. Мы страсть как любим их слушать.

Яга не сводила глаз с Татьяны. Судя по довольному виду Горыныча — знакомство прошло хорошо, даже очень. Таня была слегка бледна, но это и неудивительно, столько впечатлений за несколько часов, не каждому человеку под силу вынести такое. Василиса радостно ворковала с Лешим, сопровождавшим её к столу. Всё шло замечательно. Гости угощались и веселились, а её ягодки ненаглядные были настоящим украшением праздника.

Кощей наполнил кубок и наклонившись к Яге вкрадчиво спросил:

— Любуешься?

— Любуюсь. — улыбнулась Яга. — А ты, старый ворчун, опять недоволен.

— А нечего было меня в старца наряжать! — огрызнулся Кощей. — Я, как никак — Царь злодейства, а не милый дедок. Опозорила меня на всю сказочную страну.

— Да уймись, ты! Кто ж знает-то? Вася никому не скажет, ну, может если только с Ваней похохочут. А Танюше некому будет рассказывать. Не ярись — прыщ на носу вскочит!

Кощей недовольно цокнул языком и потёр кончик носа. Яга расхохоталась.

— Ты мне это дело брось, Яга. С девицей-то, что делать будешь?

— А и ничего не буду. Внучка она мне. Кровинушка моя, понял? Я её признала, сердцем приняла, а она меня всей душой полюбила, вот и вся сказка. Захочет — домой поедет, а не захочет — со мной останется. Я её всяким премудростям обучу, если сама вспомню. А не вспомню, так кота на помощь позовём, у него в библиотеке знаний, да премудростей всяких уйма.

— Не бывать этому! Не место человеку в мире нашем, совсем ты старая из ума выжила, или законы забыла⁈

— Ничего я не забыла! — нахмурилась Яга. — Если только самую малость, а законы и поменять можно. И вообще, не порть мне настроение, праздник у нас. Вон, лучше поросёнка съешь, может подобреешь.

— Я смотрю совсем ты размякла, Аглая. — ворчал Кощей, придвигая к себе блюдо с молочным поросёнком. — Людской век недолог, сама потом рыдать будешь, аль забыла, как по Сашеньке своему убивалась? Ладно, потом поговорим, негоже праздник портить — гуляем сегодня.

— И сегодня, и завтра, и послезавтра! Три дня гулять будем, как род повелел. И не порть мне картину мира, злыдень. Я душой отдыхаю — имею право. Век в забытьи — это тебе не шутки…

Горыныч с Лешим подвели девушек к столу, усадив на их места по левую руку от Яги.

— Ба… — начала Татьяна, но осеклась, увидев весёлые искорки в глазах Яги. — А я, кажется, с Горынычем познакомилась. — сказала она и улыбнулась. — Поверить не могу, такой он милый. Вот только, там лесовичков в лес зашвырнуло… Хвостом, случайно…

Яга хохотнула и обняла Таню за плечи.

— Вернутся! К третьему дню пира доберутся обязательно. Ты вот что, отведай-ка ушицу душистую, уж больно Водяной старался, грехи, стал быть перед тобой замаливает — познакомиться хочет, да стесняется. А Нафанечка для тебя пирогов настряпал, да морса из свежих ягодок охладил.

Яга взор потупила, нервно теребя рукав, а потом шепнула Татьяне на ухо:

— Только ни у кого из рук питьё не бери. Вот твой кубок — из него и пей.

— Отравят? — взволнованно шепнула Таня.

— Да, Бог с тобой! Что ты, что ты! — замахала руками Яга. — Кто ж на такое злодейство, да на пиру! А вот подшутить могут — водицы болотной испить дать — там чары хоть и слабенькие, а в лягуху какую перекинуть может на несколько часов. Или Горыныч по доброте душевной огненной воды поднесёт — ни-ни тебе это попробовать. Неделю похмельем маяться будешь. Так что пей только из своего кубка и из моих рук, или Нафаниных, от других здравицы не принимай, особенно от Кощеюшки. Этот может, аха… Охальник тот ещё.

— Бабуль, да если бы я знала, я бы шампанского нам привезла, но ведь я не знала! — расстроенно воскликнула Татьяна.

— Золотко ты моё ненаглядное! Ну умница же ты у меня, напомнила! Я ведь совсем забыла! Припасена у меня бутылочка, да не одна… Людовик, король хранцузский, страсть как этот напиток жаловал. И банкет ему не банкет без пузырьков волшебных, вот и жаловал. Почитай, с тех пор и дожидается своего часа бутылочка.

У Тани глаза на лоб полезли.

— Людовик, это который четырнадцатый?

— Он, он родимый! Столько полезного напридумывал, славный был, забавный такой. Величал себя не иначе как король-солнце, и картавил смешно. Они с Кузьмой столько всего понавытворяли. — Яга хихикнула. — Кузьма потом от него в подарок трон получил, прям из-под королевской… — Яга покраснела. — Из-под самого Людовика и получил.

— Бабуль… Так это ж, когда было-то, если Людовик в одна тысяча семьсот пятнадцатом году уже скончался…

— Так до того и было! Ты лучше Кузьму спроси, дружили они, крепко, с хранцузиком этим.

Яга хлопнула в ладоши и на столе появилась бутылка хрустальная с узором красоты невиданной. Тут-же, как из-под земли появился Нафаня и разлил шампанское по кубкам.

Таня взяла кубок и поднесла к губам. Наверное, это тоже было частью волшебства — шампанское пахло мёдом и розами. Со дна бокала лениво поднимались тонкие струйки круглых пузырьков и лопаясь на поверхности источали сладкий аромат.

Яга чинно поднялась из-за стола держа в руках кубок. Всё вокруг стихло, как по мановению волшебной палочки, и к ней устремились сотни тысяч глаз.

— С возвращением, родные мои! — провозгласила Яга. — С пробуждением, народ лесной! Доброго здравия всем, мира, любви и добра! Помните, кто мы и зачем мы здесь. Лес густой — наш дом родной. Синее небо — наше покрывало. Наша обязанность оберегать, сохранять и приумножать богатства земли-матушки. Так живите же в мире и согласии, да будьте счастливы!

Лесную тишину разорвало троекратное ура тысяч голосов.

У Татьяны мурашки побежали по коже — такое единение. И ведь на самом деле — всё так просто, нужно просто любить жизнь, природу и всё живое. Она пригубила шампанского — чистый нектар.

… — А вот это, — подумала она, — уже самая настоящая сказка.