Менестрели в пальто макси

Жуки-водомерки на старице

...а когда раскалывается голова, в ушах набат, когда ты, охваченный священным трепетом, едва хрипишь: «Gomorrha», когда пол встает стеной, а всадники с горящими факелами окружают твой дом на берегу реки, плюнь на все: прыгай в окно прямо в клумбу с бессмертниками и бегом к старице. Знаешь этот почти заглохший водоемчик, рядом с городом, в сыром сосновнике? Можно сказать, в сердце города, но это было бы неточно. Хотя бы и держась за голову, хотя бы и рыча «Gomorrha», - приди сюда и обрети покой, да, да, успокойся. Обопрись о перила моего мостика и, если сумеешь, понаблюдай за водными чудищами - жуками-водомерками. Вдруг водомерки тебя выручат. Жуки-водомерки, их тут пропасть.

Ты же знаешь. Людские настроения возникают от каких-нибудь мыслей - плоских, банальных, бессвязных, черных. Можешь подымить над темной, жухлой водой. Вот так, видишь? Дымок. Голубая, кудрявая мыслишка. Раз - и пропала. Мирный предвечерний час летнего дня, а тебе некуда податься. Ага, вот и они - ш-ш-шик, шик! Они, водомерки. Ну, как? Возникла мысль? Нет, пока не возникла. Ничего страшного. Вспомни, что сегодня ночью наговаривал тебе пророк Иезекииль. Позабыл? Я напомню тебе, слушай.

И я видел: и вот бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него. А из середины его как бы свет пламени из середины огня...

Ну что, вспомнил? Слушай дальше:

...И из середины его видно было подобие четырех животных, и таков был вид их: облик их был как у человека. И у каждого — четыре лица, и у каждого из них - четыре крыла. А ноги их - ноги прямые, и ступни ног их - как ступни ноги у тельца, и сверкали, как блестящая медь... И вид этих животных был как вид горящих углей, как вид лампад; огонь ходил между животными, и сияние от огня и молния исходили из огня.

Вот ведь как. Это тебе нашептывал пророк Иезекииль, Вузиев сын, такое он видел в стране халдеев, близ реки Ховар. Ты прохрипел: «Gomorrha, Gomorrha», а потом, может, и заснул. Или нет.

Гляди, гляди на этих жуков. Как знать, вдруг и они - пришельцы из Вселенной, бездомные странники, спустившиеся в эту илистую твердь рядом с квакающими лягушками, искристыми стрекозами и прочей живностью? Вот! Смотри, как они скользят по матовой поверхности, оставляя едва заметный, мгновенно тающий след. Как искусно они огибают затянутые ряской заводи. Все хотят свободной площади, простора, а ты дымишь с мостика. Вот он, глянь: развернулся, сверкнул на солнце, заскользил обратно. Вспомни Иезекииля! В своем зрачке увеличь их в семьдесят восемь раз. Нет, лучше сразу в сто тридцать четыре. Да, конечно, они малы, но уже опасны! Вот как рождается мысль: малы, но опасны. Уже кое-что. Теперь еще увеличь их. Сейчас ты видишь водомерок величиной с дикого гуся. А, говоришь, дикие здесь не водятся. Ладно, пусть будет домашний. Ты видишь лица жуков -три, четыре, сотню. Чего? Лиц. А как же — не морд. Головы. Физиономии. Самодовольные, оскаленные, мятые, точно у старых пьяниц, - физиономии жуков-водомерок. Безостановочный танец мыслящих существ на черном зеркале болота. Так они накапливают информацию и передают ее тебе. Лица приближаются к вам. Не отступай. Стой, где стоишь, -на мостике. Неприятные у них глаза, даже жуткие, но не ежься. Контролируй себя. Выделяй детали: ноги, членики. Ротовые отверстия, их особенно. Хоботки тоже. Жальца. Раз уж явился сюда, прояви решимость. Говоришь, они сами вырастают? Пусть. Твои водомерки уже ростом с шестилетних мальчиков. Мурзатые, злые озорники. Зимой такие катаются на зеленом льду старицы. В лунные ночи их тут кишмя кишит. Совсем как сейчас. Только сейчас летний вечер, и по гладкой поверхности носятся, скользят и сталкиваются — и тотчас отскакивают друг от друга - водяные жуки размером с шестилетних ребят. Классические позы конькобежцев, вдохновенный полет и врожденная элегантность. И грязные лица еще не старых пьяниц. Летом таких у воды полно. Но это не они. Это самые настоящие водяные жуки-водомерки, как-нибудь напомню тебе их латинское название. Вот подкатят поближе - взгляни: у них в зубах - в каких таких зубах?! - торчат как бы дымящиеся головешки. Мысль: вот из чего образуется туман на болоте! Пока что ты их не увеличивай. Мыслей и без того достаточно. Вот по лесной тропке сходит старая девушка-учительница. Густые елки, высокая лещина, жирный мох. Учительница возвращается с кладбища: у нее в руке красное ведерко, а в нем грабельки. Она миловидна, как и сорок лет назад, когда схоронила брата - его подкосила дифтерия. Покажи ей своих водомерок! Но нет. Лучше не надо. Она не поймет. Только испугается и пойдет болтать всякий вздор по всему городу. А с тебя мыслей уже достаточно. Когда-нибудь да где-нибудь используешь. Но не забудь Иезекииля, животных со ступнями тельцов, огонь между ними. Еще вспомни Эриха фон Деникена, швейцарца. Ему всюду мерещились кладези ума, даже там, где этого ума и днем с огнем не найти. Ничего. Сохрани хотя бы несколько таких мыслишек. Вечерком, возможно, наведаешься с ними к барышне-учительнице. Возьмешь с собой несколько водомерочек, и они, чего доброго, заделают ей ребеночка. Недурная мыслишка! - восклицаю вслух, а барышня-учительница изумленно оглядывается. Ведь она уже ступает по тому самому мостику, с которого ты наблюдаешь за танцами водомерок - да и за совсем другой жизнью. Следишь и силишься ловить мысли. Они пригодятся для работы, сойдут и для творчества. А учительница когда-то учила тебя русскому языку. Русский язык и литература - такой предмет. А жуки-водомерки того не знают. Скользят себе, катаются... Зубной порошок и густой гребешок! Так в свое время учила тебя эта учительница. А лесная тропинка смахивает на дорогу к харчевне Шпессарт.

Учительница некогда тоже любила кататься на коньках, уже давно. Помнишь? Длинные, обтянутые трико ноги, коротенькая шерстяная юбочка. Серая. Последние коньки смятоновской поры⁸ на льду старицы. На зеленом и голубом льду старицы. Это шведские или норвежские коньки? Polar Nurmi — мелкие буковки на нержавеющей стали, видел собственными глазами. А однажды - ты уже был в четвертом классе - на простеньком, совсем небольшом прыжке учительница упала ничком. На виду у всех учеников. Под громкое тиканье чужих мыслей. Лед затрещал, все метнулись к берегу. Учительница встала, улыбнулась. Присела на пенек, развязала шнурки, сняла белые ботинки с коньками, обулась в черные валенки и мгновенно скрылась среди заснеженных елок. Лишь тогда раздался злорадный, противный смешок. Одни лишь дети умеют так гадко смеяться, уверяю тебя. Больше никто не видел учительницу на катке.

Сейчас, как я уже сказал, она возвращается с кладбища. Идет по тропинке, которая могла бы привести в харчевню Шпессарт. Но ведет только лишь к желтому деревянному домику. Под окнами астры, сбоку - картофельные борозды. И жуки-водомерки ей видятся такими, каковы они на самом деле - обыкновенными жуками-водомерками. Их тут полным-полно каждое лето. Они не летают, не жалят, не гадят, даже не зудят. А все равно неприятные. Хотя всего лишь жуки. Не гуси и не шестилетние ребятишки с чумазыми лицами старообразных пьяниц. Хитрые мордочки, раскрытые ласточки. Что за злобное воображение! Иезекииль, фон Деникен, учительница русского языка... харчевня Шпессарт, твоя непросохшая акварель. Эй, эй! Только не вообрази, будто ты лучший ученик Иеронима Босха — таких множество и все одинаково гениальны. Наблюдай за жуками, сказано тебе. Во-от! Гляди в оба! Пируэт, прыжок, поворот, скольжение на спине, слепой полет в неведомое с горящими глазками. Фантастика! Напомню тебе опять же, что вычитал в старой Литовской энциклопедии в кожаном переплете, в далеком детстве, диву давался. Небось, позабыл? Вот и послушай.

Нидерландский живописец, фламандец, фантаст злобной совести, создавал главным образом картины на религиозные сюжеты, в содержание которых вводил фантастическую символику, которую трактовал так живо, что зритель мог поверить в существование этих необычных форм животных и растений.

Барышня-учительница! А как вы трактовали бы этих самых водомерок? Как вам нравятся их угрюмые лица, ротовые отверстьица, тоненькие ножки, отважные разбеги, скольжение едва касаясь животиком черной глади, их забавные ляжечки? А? Не хотите ли попробовать еще разок? В харчевне Шпессарт вас никто не ждет. Ни сегодня, к сожалению, ни завтра. Жаль, конечно.

Ты стой, постаивай, раз сказано. Ничего она не трактует, ей до того никакого дела нет. Пускай идет домой, как шла. На ужин, возможно, книжка, а потом — зубной порошок и густой гребешок.

А теперь видишь? С той же горки через ельник спускаются шестеро бородатых граждан в черных выходных костюмах. Художники, архитекторы, фотографы. Все фаталисты. С тяжелыми черными, а также коричневыми портфелями. Пить, надо полагать, что же больше. Сегодня День авиации, а литовцы - нация окрыленная. Однако при них еще и заступы. Зачем? Зачем, зачем! Они направляются на похороны своей молодости. Ведь все дела исполнены - дети созданы, дома построены, акварели закончены, холсты записаны, камни отесаны. Все сфотографировано и зафиксировано. Exit. Иссякло яростное воображение, как все-таки быстро! Иероним Босх некоторые полотна писал четырнадцать лет. Вот скучища-то. До жуков, можно себе представить, этим ребятам дела нет. Скука, скажут они. И - никаких трактовок. Интересно, слышали они хоть что-нибудь о харчевне Шпессарт?

Ты, один ты интересуешься этим дурацким скольжением, катанием, прыжками, инфузориями и тиной в черном чреве старицы. В отдающей болотом водичке. Потому что тебе некуда податься. Однако! Стоит лишь увеличить жуков до собственного роста, как они, радостно хихикая, стащат тебя с мостика, воткнут в зубы дымящуюся головешку и задорно пустят тебя по матовой поверхности, сперва с поддержкой, это для начала - чтобы не наглотался черной воды! И вот ты катаешься вместе с ними - взад-вперед, носишься, мчишься над темной водой! А чем еще заняться? Трактовать самого себя? Заседать в харчевне Шпессарт? Порицать совесть Иеронима Босха? Ну нет! Скользить, бежать, беситься, кувыркаться! Оп-ля! Они уже тянут тебя в ил, к тому берегу, где суровые окрыленные литвины приготовили яму для своей молодости и уже откупоривают бутылки. В иле тепло и мягко - там так приятно отдохнуть, лежа на спине. Да некогда — жуки-водомерки волокут тебя, спаивают болотным вином, болотной же водкой и пивом. А ил - на закуску.

Понимаешь ли ты, что толковал тебе Иезекииль? Постиг ли, что значит самому быть жуком-водомеркой? Станешь ли снова бормотать: «Gomorrha, Gomorrha»? Сам понимаешь, это не просто прыжки, пируэты и веселье. Это и утомительные экзерсисы, изнурительная трата сил, бессмысленное повторение пройденного курса и прежних ошибок. Это черная вонь, мерзкое хлебово, песни без слов, чехарда форм и состояний жизни - от анаэробной бактерии до огнедышащего чудища. И бок о бок смерть — личинки, насекомого, дракона. Видишь? Они еще попрыгают, поскачут и канут в болото на веки вечные. И если в твоей головушке застряла хотя бы одна мысль, старайся вырваться на вязкий мшистый берег, впивайся ногтями в камыш и в нависшие над водой ветки. Старайся, надрывайся, но знай: это не совет, не намек на существование иного, лучшего или более справедливого мира - ты и там обязан все создавать сам. Итак, пока лето, бегай себе вместе с жуками-водомерками, удивляй барышню-учительницу, не давай опамятоваться этим шестерым окрыленным погребальщикам в черных костюмах - они уже пьяны, уже валяются вповалку в общей яме, пытаются выбраться, но их ноги в самом деле прямые, а стопы воистину как у тельцов. Они вздыхают, пьют в яме мутную жижу и суетливо падают, как неуклюжие сухопутные жуки. Ведь это те самые ребята, которые некогда смеялись над поскользнувшейся на катке учительницей. Такова их участь, они даже умирают без единой мысли. Без малейшей мыслишки проваливаются в свой библейский ад - успев оставить свое семя и захлебнувшись грязной струей. Ни грана поэзии.

Итак, беги, скользи! Если осенит, шепни мне. Пока не поздно. Пока я Другой. Я тот, кто ожидает своей очереди на этом мостике в лесу над водным стадионом жуков-водомерок. Площадка для тренировок, буйства, бешенства, ада и смерти. Если успеешь, брось мне хотя бы несколько слов - я уже иду. С урока русского языка, из харчевни Шпессарт, из каменоломни, акварельной мастерской, с тренировочного полигона, где, как правило, камнями сбивают реющие поверх сосновых вершин вертолеты, - от всего этого исходило сияние от огня и молния из огня, а ступни тельцов были видны невооруженным глазом. Я иду, жди меня, жди. Пока! Пока!

А если уж так, то ни Иезекииль, ни яростной совести фантаст Иероним Босх тут вовсе ни при чем. Как и ты сам. Будем здоровы, аминь.

1992