Мерле и повелитель подземного мира

Судьба Юнипы

— Ты что тут задумал? — зло спросил Дарио. — Хочешь сбежать отсюда?

Серафин спокойно выдержал его свирепый взгляд. Он обычно не выходил из себя, когда на него кричали. Крик — это признак слабости.

— Задумал то, о чем говорил. До нашей вылазки мне надо кое-где побывать. Не беспокойся, «генерал» Дарио. Я не собираюсь дезертировать из твоей геройской армии.

Дарио кипел от ярости и едва сдерживался, чтобы не наброситься на Серафина с кулаками.

— Так дело не пойдет, — он немного поубавил тон, хотя продолжал злиться. — Ты не можешь удирать куда-то на целых два часа, когда мы готовимся напасть на Дворец дожей…

Серафин его перебил:

— Может, тебе и надо готовиться, а мне — нет. Вы сами меня просили помочь, — он сделал ударение на последнем слове, — помочь вам, потому что знаете, что я единственный, у кого есть хоть какая-то возможность проникнуть во Дворец. Так что помни, Дарио, условия у нас такие: я проникаю во Дворец, а тот, кто пойдет со мной, будет делать только то, что я скажу. Кто мне не подчинится, или тут останется, или в первые же минуты там отдаст Богу душу.

Серафин специально выбирал выражения, а голос его звучал нарочито сурово. Только так можно было осадить Дарио. Кроме того, ему надоели пустые препирательства и болтовня.

— Твои способности всем известны, — сказал Дарио, с трудом подавляя желание двинуть Серафина в ухо. — Только…

— Извини. Мои способности — это все, что у вас имеется. — И Серафин кивнул на группку защитников города, собравшихся в зале Анклава.

Там толпилось с дюжину мальчишек его возраста или даже младше. Многие попали сюда прямо с улицы. Все они жили, как умели, бродяжничали, воровали и оставляли в дураках городских гвардейцев. На некоторых были старые лохмотья, а те, кому удалось приодеться здесь, в доме сфинкса, выглядели очень живописно, чтобы не сказать смешно: в разноцветных рубахах и в разной длины штанах. Такие странные пестрые костюмы больше походили на маскарадные наряды, чем на обычную одежду. Серафин только потом понял, что все эти вещи относились к прежним эпохам и были извлечены из старинных сундуков и темных кладовых в доме женщины-сфинкса. И он снова спросил себя, сколько же времени живет Лалапея в Венеции. Сама она так и не ответила ему на этот вопрос.

У Дарио хватило ума взять себе штаны и рубашку из темно-лилового вельвета, чтобы ночью слиться с темнотой. Остальным, кто об этом не позаботился, не удастся участвовать в военной операции. Они об этом еще не знали, Серафин уже так решил для себя. Он не мог полагаться на тех, кто не думает о деле всерьез.

— Ты не думаешь о деле, — сказал Дарио, словно угадав мысли Серафина и обратив против него его же собственный аргумент. — Мы не можем на тебя положиться, ты все время помышляешь о чем-то другом.

— Потому-то мне и надо отлучиться. — Серафин старался не смотреть на ребят, которые молча прислушивались к каждому их слову. — Для того чтобы не думать ни о чем другом, кроме предстоящей ночи, мне нужно уладить одно важное дело. Иначе это будет меня отвлекать.

— И какое же такое важное дело?

Серафин колебался. Почему Дарио к нему пристал? Вряд ли он хочет его, Серафина, выставить трусом перед остальными. Дарио не оспаривает и главенствующей роли Серафина в предстоящей вылазке (Серафин первый назвал Дарио «предводителем», да и вообще предпочитал никогда не лезть в вожаки и действовать в одиночку). Нет, Дарио просто-напросто сгорал от любопытства. А может быть, даже догадывался о том, что собирается предпринять Серафин. И чувствовал себя немного не в своей тарелке.

«Наверное, Лалапея ему обо всем рассказала, — продолжал раздумывать Серафин. — И он все же хочет, чтобы меня считали дезертиром, хотя его самого что-то гложет. Наскакивает на меня, а в душе зол на самого себя».

— Мне надо пойти на канал Изгнанников, — сказал он и посмотрел Дарио в лицо. Интересно, как тот отзовется на такое сообщение: будет удивляться, негодовать или злиться?

Но, к удивлению Серафина, Дарио вдруг растерялся.

— Чего тебе там делать? — Его голос звучал теперь тихо и настороженно. Остальные ребята стали перешептываться.

— Нужно побывать у Арчимбольдо, в мастерской волшебных зеркал, — ответил Серафин, — посмотреть, как он там живет, как Унка, а самое главное, не случилось ли чего с Юнипой. — Он понизил голос, чтобы его мог слышать один Дарио. — Мне надо их оттуда вывести и спрятать в надежное место. Иначе в самое ближайшее время им будет плохо. Арчимбольдо тоже ничто не спасет.

Дарио смотрел на него, прищурившись, стараясь понять, что он затевает.

— Кто-то хочет убить Арчимбольдо?

Серафин кивнул.

— Боюсь, к этому все идет. Не могу себе представить, что он им отдаст Юнипу. Но если он откажется, они его прикончат.

— Отдаст? Кому? Египтянам?

Серафин положил руку на плечо Дарио и подтолкнул его в соседнюю комнату, подальше от остальных, где можно было бы поговорить без помех.

— Нет, не египтянам, — сказал он.

— А кому же?

Серафин задумчиво смотрел в окно. Улица уже погрузилась в темноту. Этой ночью им предстояло проникнуть во Дворец дожей. Как донесли лазутчики, Фараон прибыл туда несколько часов назад. До нападения на Дворец Серафину надо было спасти Юнипу, Арчимбольдо и Унку. Все остальное, даже борьба с египтянами, казалось ему в эту минуту незначительным и второстепенным.

Серафин обернулся и посмотрел Дарио в глаза. Сейчас некогда было пересказывать подробности.

— Вот что: пойдем со мной.

— Ты — серьезно?

Серафин кивнул.

— Ты отлично владеешь саблей. Гораздо лучше меня.

Дарио еще пыжился, не решаясь принять предложение своего заклятого врага. Однако на его лице отразилось нечто вроде радости или даже благодарности. Ведь Серафин первый предложил ему идти вместе, и не надо было напрашиваться. Дарио очень хотел пойти с ним, но не мог себе в этом признаться.

— А остальные? — спросил Дарио.

— Немного подождут.

— А Лалапея?

— И она тоже.

Дарио кивнул.

— Тогда пошли, не будем задерживаться.

Вернувшись в зал, Дарио поручил командование отрядом — до своего возвращения — Тициану, который сначала вытаращил на него глаза, потом переглянулся с Боро, заулыбался и согласился. Ребята зашумели, желая узнать, о чем переговаривались Дарио и Серафин, но Боро тут же заявил, что на ужин выдаст каждому вторую порцию. Их любопытство сразу поостыло, и все застучали ложками по горячим мискам. Серафин не мог не улыбнуться. Для него они всегда будут только уличными мальчишками, которые просто рады лишнему куску хлеба.

Серафин и Дарио удостоверились, что улица пуста, и вышли через главный вход. Дворец сфинкса находился в квартале Кастелло, в самом центре Венеции, но этой ночью ни один горожанин не осмеливался высунуть нос из дома.

Вместо отдельных неожиданных нападений воинов-мумий на венецианцев теперь по всему городу ходили патрули. Венеция сдалась врагу без боя, без малейшего сопротивления городской гвардии. Предатели дожи-правители сделали все, что было в их силах, чтобы после того, как они отделались от Королевы Флюирии и дождались прихода вражеской армии, город капитулировал без звука. Убийства, недавно совершенные воинами-мумиями, отбили у жителей всякую охоту защищаться с оружием в руках. Люди сдались сами и сдали Венецию. Теперь только оставалось ждать, когда их начнут выкидывать из домов и грузить в трюмы кораблей.

Оба мальчика скользнули вдоль фасада дворца сфинкса. Серафин шепотом спросил, почему заколочены окна полуподвальных помещений, но Дарио и сам не знал, что там находится. Никто и никогда туда не спускался, — это было строго-настрого запрещено. Там не было даже дверей.

Канал Изгнанников находился недалеко, всего в пятнадцати минутах быстрой ходьбы. Но добираться туда приходилось окольными путями, поскольку на набережных вдруг появлялись безмолвные патрули: слышались то звон ятаганов, то ритмичная громыхающая поступь, но голоса — никогда. В каком-то переулке ребята столкнулись с патрульными мумиями почти лицом к лицу, но успели притаиться под аркой и молили всех святых, чтобы рабы Фараона их не учуяли. Серафин едва не чихнул от пыли, поднятой костяными ногами воинов-мумий, строем проходивших мимо. Через несколько минут мальчики вышли к небольшому перекрестку: здесь у широкого канала брал начало канал Изгнанников. У Серафина екнуло сердце, когда он увидел одинокий мостик и узкие пустынные набережные. Здесь еще совсем недавно, во время Праздника Фонарей, начались их с Мерле злоключения. В голову закралась тревожная мысль: где-то сейчас Мерле, что с ней?

На канале Изгнанников с тех пор ничего не изменилось. Все дома этой водной улочки были давным-давно покинуты, а двери и окна выбиты. Только два дома, глядящие друг на друга через канал своими серыми фасадами, как два насупленных старика, до недавнего времени были жилыми. Теперь все ткачи мастерской Умберто покинули свой дом, а окна в доме напротив, в мастерской волшебных зеркал, тоже были темны.

— Ты уверен, что они еще здесь? — спросил Дарио, когда они осторожно подбирались к зеркальной мастерской.

Ребята снова оглянулись — не следит ли кто-нибудь за ними. Серафин взглянул на небо — нет ли там летучих львов, хотя едва ли их можно было заметить в такой тьме. Даже если бы что-то черное и массивное на миг заслонило звезды, он, до смерти уставший за последние дни, мог просто ничего не заметить.

— Ты-то знаешь Арчимбольдо лучше, чем я, — сказал Серафин. — Мне он показался человеком, который все же не бросит своих в беде и не будет спасать только свою шкуру.

Дарио вскинул было на него зло вспыхнувшие глаза, но тут же сообразил, что Серафин вовсе не хочет никого оскорбить. И, медленно кивнув, заметил:

— Наверное, мне не надо было оставлять его здесь с Ункой. — Дарио не забыл, скольким обязан старику Арчимбольдо.

— Старик знал, что ты уйдешь с ребятами. Он мне сам сказал. Я думаю, что в душе он был даже доволен.

— Он тебе так сказал? — Дарио взглянул на него. — Когда?

— Пару дней назад. Я ездил с ним в Лагуну, после того как вы погрузили в лодку зеркала.

— Последняя погрузка… — вдруг задумчиво промолвил Дарио и посмотрел в сторону зеркальной мастерской. — Он нам никогда не говорил, куда отвозит зеркала. Или кто их у него покупает. — Он вдруг испуганно взглянул на Серафина. — Может, как раз от этих-то людей нам и надо его спасать? Мы для этого сюда пришли?

Серафина так и подмывало рассказать ему обо всем, что ему известно: о том, что он видел, как Арчимбольдо вручал свои волшебные зеркала посланцу Ада Таламару, и что Таламар требовал у старика отдать своему господину Лорду Свету девочку Юнипу. Девочку с зеркальными глазами.

Но он промолчал и только кивнул.

— Что это за люди? — спросил Дарио.

Серафин вздохнул.

— Если нам не повезет, мы сегодня ночью напоремся на одного из них.

Он хотел идти дальше, но Дарио схватил его за руку.

— Давай, выкладывай!

Серафин поглядел на заброшенную мастерскую, потом опять на Дарио. Нелегко ему было рассказать всю правду. Дарио мог и не поверить.

— Старик связался с Адом, — пробурчал он наконец. — Арчимбольдо уже много лет продает свои зеркала Лорду Свету. Вернее, его посланцу.

— Лорду Свету? — Дарио говорил спокойно, словно его эта новость не удивила. Потом медленно покачал головой. — То есть дьяволу?

— Вроде бы так, — сказал Серафин. — Этого Лорда Света никто не видел. Я говорю о том, что слышал.

— И Арчимбольдо ему подчиняется? — допытывался Дарио.

Подул холодный ветерок, Серафин поежился.

— Наверно. Старик не только зеркала для него делал. Он Мерле и Юнипу тоже по его приказу из приюта взял.

— Но они сами… — начал Дарио и осекся. Он терпеть не мог обеих девчонок, однако не отважился их в чем-то обвинить. — Ну и что дальше? — сказал он.

— Дальше нечего рассказывать. Ты сам знаешь, что Юнипа была слепой, а старик Арчимбольдо вставил ей зеркальные глаза по желанию Лорда Света.

— Эти проклятые глаза, — пробормотал Дарио. — В них смотреть жутко. Как ледяные. От них холодом веет. — Он умолк, потом продолжил: — Но зачем? Какое дело Лорду Свету и всему Аду до того, будет Юнипа видеть или нет?

— Чего не знаю, того не знаю. — Серафин уловил недоверие во взгляде Дарио. — Нет, честно, я не знаю. Думаю, сам Арчимбольдо не очень-то знает. Он сделал то, что ему велели. Хотел спасти свою мастерскую и вас, своих учеников. Он боялся, что придется всех вас отправить обратно в приют, если отказаться от заказов Лорда Света. Он пошел на это ради вас. — Серафин поколебался и добавил: — Конечно, ему хотелось и Юнипе помочь. Он радовался, когда она смогла наконец всех увидеть.

— Ну и зачем мы сюда пришли?

— Таламар, посланец Лорда Света, потребовал, чтобы Арчимбольдо выдал ему Юнипу. И назначил срок. Потому нам надо Юнипу, Унку и мастера срочно переправить в надежное место, чтобы…

— Чтобы этот Таламар не успел похитить девчонку, — заключил за него Дарио. — И не смог бы наказать Арчимбольдо за непослушание.

— А ты не раздумал идти со мной? — Серафин еще не забыл, что не так давно Дарио набросился на него с ножом в мастерской, а в драке прятался за Юнипой, как за живым щитом. Но сейчас Дарио вроде бы уже не тот, что был: стал лучше относиться к людям, да и к самому себе тоже.

— Не болтай попусту. Пошли. — Дарио вытащил из ножен саблю — оружие в его руках опасное, но сейчас бесполезное — и добавил: — Какая разница, с кем придется сразиться. Если там Фараон с Лордом Светом за свое здоровье пьют, мы им обоим зададим перца.

Серафин только усмехнулся и пошел вперед. До мастерской уже оставалось несколько шагов. Вывеска над дверью — «Волшебные зеркала Арчимбольдо» — потеряла свою былую загадочность и значимость. Этой ночью казалось, что все боги и волшебники бросили Венецию на произвол судьбы.

Пустая лодка мастера-зеркальщика, стоявшая в канале на привязи, тихо стукнулась о каменный парапет. Серафин и Дарио невольно замерли. Что-то погнало легкую волну по воде. Нет, скорее всего — ветерок.

На небе не было ни единого летучего льва.

Дверь в дом оказалась незапертой. Дарио удивленно взглянул на Серафина, тот пожал плечами. Когда они осторожно вошли внутрь, то увидели, что все дверные запоры были не только сломаны, но разбиты вдребезги, как и сама дубовая дверь. Ярость и сила взломщика были так велики, что на стене остались вмятины и осыпалась штукатурка.

Дарио напряженно всматривался в темноту.

Серафин прошептал только одно слово: «Таламар».

Он сам не знал, откуда взялась такая уверенность. С одинаковым успехом можно было приписать вторжение в дом воинам-мумиям. Нет, он ощущал дыхание слуги Лорда Света, этот скверный запах, отравляющий воздух. Знакомый запах, от которого начинали шевелиться волосы на затылке и ныть сразу все зубы. Ощутимое, но невидимое присутствие чего-то страшного всегда нагоняет страху больше, чем сама встреча с неизвестным.

— Таламар, — повторил он громче и злее.

И бросился вперед, не обратив внимания ни на окрик Дарио, ни на тьму, целиком заполнявшую прихожую, подобно дегтю в котле ведьмы. Он взлетел вверх по лестнице, вбежал на первый этаж, еще два шага — и он в ужасе застыл на месте. Вместе с ним справа и слева по стенам неслись какие-то смутные фигуры, неясные призраки. Но тут же он понял, что это его собственное отражение двигалось и плясало в бесчисленных зеркалах, развешенных по стенам.

Дарио бежал за ним по пятам, когда оба услышали оглушительный вопль. Дарио припустился со всех ног и почти обогнал Серафина.

Кто это кричал? Мужчина, женщина или девочка? Нет, это был скорее не крик о помощи, а пронзительный, ликующий, победный визг, в котором можно было разобрать и слова.

Эти слова эхом разлетались по коридорам и этажам пустого дома: «Желание выполнено, волшебство возымело действие, договор соблюден!»

Мальчики завернули за угол и выбежали в коридор, который вел прямо к двустворчатой двери. За дверью была рабочая комната Арчимбольдо, более напоминавшая лабораторию алхимика, чем мастерскую ремесленника. Здесь он создавал свои волшебные зеркала из серебряного стекла с помощью магии и дыхания Королевы Флюирии.

Однако зловонные испарения, летевшие из комнаты, ничего общего не имели ни с алхимическими субстанциями, ни с волшебным дыханием. Это был запах проклятых адских мест и черных дел Таламара. Дьявольский запах, знакомый Серафину, который уже успел его нанюхаться и запомнить на всю жизнь. Инстинкт предостерегал его от страшной опасности, а разум повелевал удирать отсюда со всех ног.

Тем не менее он, преодолевая страх, бежал вперед с саблей наголо и с яростным криком. Через распахнутую настежь дверь он влетел в густое облако душных вонючих испарений, споткнулся и остановился, едва не задохнувшись. И — увидел.

В ближнем углу лежала Унка — то ли мертвая, то ли без сознания. В легком тумане, окутавшем комнату, трудно было понять, жива она или нет. Лицо было без маски, но обращено к стене. Серафин не знал, видел ли Дарио когда-нибудь русалку без маски, а если нет, то хорошо, что ее голова была повернута к стене. Русалочья пасть могла его здорово испугать.

В тумане что-то задвигалось. Нечто похожее на огромного паука с четырьмя конечностями. Его руки и ноги были неестественно вывернуты, как у марионетки, повисшей на ослабленных нитях брюхом вверх; подбородок на лысой голове тоже торчал вверх, хотя глаза косили вниз. Странное существо походило на человека, делающего «мостик», но в то же время в нем не было ничего человеческого.

Одной рукой посланец Ада зажимал под мышкой что-то похожее на большой сверток. Безжизненное тело.

Юнипа.

Серафин колебался всего лишь миг, — удостоверившись, что Дарио все видит, он обрушился сквозь зловонный дым на Таламара с такой быстротой, что страшилище едва сумело среагировать. Однако оно не увернулось, а, выпустив из рук Юнипу, изогнуло немыслимым образом верхнюю конечность и легко отразило удар сабли, которая звякнула, будто ударила по камню или по панцирю черепахи. Клинок соскользнул в сторону, и Серафин по инерции едва не упал. Он сумел в последний момент устоять, отступил шага на два назад, раздвинул ноги и уже был готов нанести второй удар…

Резкий визгливый смех вырвался из скособоченного рта этого дьявольского существа, которое вращало глазами, отыскивая второго противника.

Дарио извлек урок из неудачной попытки Серафина. Вместо того чтобы атаковать Таламара в лоб, он подобрался к нему поближе, внезапно метнулся влево, затем вправо и оттуда в поистине акробатическом прыжке перелетел через врага, успев обеими руками вонзить саблю в его перевернутое кверху брюхо. Так ему, по крайней мере, показалось.

Таламар крякнул, когда кончик клинка оцарапал ему кожу на брюхе. Дернулся, как при укусе комара, издал несколько нечленораздельных звуков и стряхнул с себя саблю. Она и на сантиметр не вошла в него и, конечно, не только не пропорола его, но даже, можно сказать, не ранила. Дарио успел схватить эфес прежде, чем Таламар подхватил клинок. После своего «сальто-мортале» он удачно приземлился на ноги, лишь слегка покачнувшись, и что-то прокричал Серафину, но тот за визгом и криками адского посланца ничего не смог расслышать.

Однако Серафин его понял без слов.

Дарио стоял теперь справа от Таламара, а Серафин все еще находился слева. Если действовать слаженно и быстро, можно зажать врага в клещи. Но надо двигаться молниеносно.

Таламар умел говорить на языке венецианцев. Серафину довелось в этом убедиться, но те вопли, которые тот издавал теперь, были нечленораздельны, оглушающи и попросту невыносимы. Словно бы эти звуки специально предназначались для того, чтобы ошеломить и деморализовать противника.

Серафин постарался взять себя в руки. Он взглянул на неподвижное тело Юнипы, лежащее за Таламаром. Ему, однако, показалось, что он успел заметить металлический блеск ее глаз, сверкание двух маленьких зеркал. Глаза Юнипы были открыты. Она глядела на него. Но не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, словно Таламар ее околдовал. Девочка не двигалась, но дышала. Она была жива. А это — главное.

Тут Дарио свистнул, Серафин взглянул на него, и оба ринулись вперед. Две сабли одновременно полоснули по выпяченному брюху Таламара. Но стальные клинки снова наткнулись на роговой панцирь. Опять неудача.

Таламар взвизгнул, но не от боли, а от злости, и бросился на ребят.

Дарио представлял большую опасность, и первый удар предназначался ему. Конечности Таламара с длинными и острыми, как ножи, когтями, задергались, заметались в тумане и стали обшаривать комнату в поисках Дарио. Тот с криком отпрянул и наткнулся спиной на верстак. Однако сумел перевернуться назад через голову и, хотя и выронил саблю, вовремя укрылся за массивным деревянным столом. Через мгновение когти Таламара вонзились туда, где он только что стоял, оставив на дереве пять глубоких взрезов.

Серафин воспользовался моментом и сам атаковал чудовище. Он не знал, есть ли в теле Таламара слабое место, но инстинкт ему подсказывал, что надо бить по черепу. Сабля рассекла серую дымку, и Серафин на какой-то момент увидел лицо Таламара, навсегда запечатлевшееся в его мозгу: лоб, прикрытый терновым венцом с железными шипами над пустыми черными глазницами; колючая ветка, выбившаяся из венца, своим нижним концом воткнувшаяся в беззубый рот…

Сабля ударила по безобразной физиономии, но снова отскочила.

Однако из самой глубины чудовища вырвался вопль, внезапный жалобный вопль, и впервые Серафин почувствовал, что, вопреки всему, вопреки смертельной опасности, адского Таламара можно одолеть.

Вместо того чтобы передохнуть и собраться с силами, Серафин снова взмахнул саблей, ударил, но удар пришелся по жесткому панцирю — и клинок разлетелся на куски.

Таламар подобрался к нему, размахнулся когтистой лапой и наверняка прикончил бы на месте, если бы попал по голове. Когти рассекли воздух, но лишь задели правую щеку Серафина, оставив на ней кровавые царапины. Серафин пошатнулся и упал. При этом так сильно ударился коленкой о деревянный ящик, что дух захватило и все поплыло перед глазами. Когда он пришел в себя, Таламара и след простыл.

Исчезла и Юнипа.

— Серафин!

Он взглянул в сторону Дарио и увидел, что тот встает из-за верстака, поднимает свою саблю с пола и в полном изумлении взирает на пять глубоких зарубок на деревянном столе. Не требовалось особой фантазии, чтобы представить, как он выглядел бы, попади удар в цель.

— Я здесь! — ответил Серафин или, вернее, простонал.

— Где он? — Дарио бросился к Серафину и увидел то, что осталось от его сабли: рукоятка с обломком клинка.

Лицо Серафина было искажено от боли, а его залитый кровью глаз выглядел экзотическим красным цветком.

— Ушел.

— Куда?

Серафин быстро встал на ноги, подобрал остаток искалеченной сабли, повертел эфес в руках и отбросил в сторону. Рукоятка ударилась о стол, отскочила в угол, а там ее вдруг подхватили чьи-то цепкие пальцы, мелькнувшие в темноте.

— Унка! — Серафин разогнал рукой стлавшуюся над полом дымку, склонился к русалке и помог встать. — А я думал…

Она его прервала:

— Где Арчимбольдо?

Серафин огляделся, посмотрел на Дарио, который только плечами пожал, и пробормотал:

— Не знаю.

Унка тихо оттолкнула его и, согнувшись, потащилась вперед сквозь еще не рассеявшийся зловонный туман, от которого у Серафина щипало в горле.

— Он должен быть… где-то здесь.

Серафин и Дарио переглянулись и пошли по комнатам и коридорам большого дома.

Через некоторое время они убедились, что ни Таламара с Юнипой, ни Арчимбольдо нигде нет. Зато они обнаружили в подвале дыру в земле с обугленными и с такими неровными краями, будто ее выкопал какой-то неумелый ребенок-великан.

Серафин сначала подумал, что эта дыра ведет прямехонько в Ад.

Потом, когда глаза привыкли к темноте, он разглядел на дне дыры отверстие поменьше и уже хотел туда спрыгнуть, когда Унка схватила его за руку.

— Не надо, — сказала она. — Он исчез.

— С Юнипой?

— Он взял ее с собой.

— Мы должны его задержать!

Она покачала головой:

— Его не догонишь. Он умеет быть сразу повсюду.

— Но… — Серафин осекся. О чем теперь спорить, если всему конец. Они никого не спасли. Таламар доставит Юнипу к Лорду Свету. Девочка погибла.

— Я нашел мастера! — раздался крик Дарио откуда-то из соседних комнат, но в голосе звучало такое отчаяние, какого не смогли приглушить даже стены.

Серафин рванулся на голос, но Унка его опередила. У нее была разбита голова, и кровь сочилась из раны, каплями скатываясь по ушам к уголкам широкого рта. Ее огромная русалочья пасть была приоткрыта, и Серафин увидел два ряда блестящих острых зубов.

Он скользнул за Ункой в открытую дверь склада, где Арчимбольдо хранил свои волшебные зеркала и где тоже стлался смрадный туман. Здесь осталось мало зеркал, стоявших на подставках или прислоненных к стенам. Они предназначались для его немногочисленных заказчиков в Венеции. Большинство же зеркал мастер отдал Таламару в их последнее свидание.

Старик лежал ничком на полу. Его левая, прижатая к боку рука была неестественно вывернута, будто сломана или вывихнута. Правая рука сжимала молоток. Рядом валялись осколки зеркала — мелкие острые стекляшки. Видимо, он сам выбил зеркало из рамы и расколол на кусочки.

Первой мыслью Серафина, — до того, как он осознал случившееся, — было то, что Таламар проник в мастерскую через волшебное зеркало, а Арчимбольдо, стараясь помешать ему войти, пустил в ход молоток.

Дарио опустился на колени возле своего учителя, но был так ошеломлен и подавлен, что боялся до него дотронуться.

Унка отстранила мальчиков и перевернула Арчимбольдо на спину. На них смотрели потухшие глаза, полуприкрытые белыми космами, ниспадавшими на лоб, как спутанная мокрая пряжа.

Легким прикосновением пальцев Унка закрыла старику глаза. Дрожащими руками приподняла его тело и осторожно опустила голову себе на колени, откинула ему со лба волосы и стала гладить ему щеки.

Дарио отважился поднять голову. И впервые увидел лицо Унки.

С перепугу он даже охнул, едва перевел дыхание и чуть было не отскочил от нее в сторону. Но тут же пришел в себя, быстро скользнул взглядом по ее ногам — ноги как ноги, никакого рыбьего хвоста, — взял холодную руку своего покойного мастера и крепко пожал.

Серафин чувствовал себя здесь лишним. Он был едва знаком с волшебником-зеркальщиком. Ему хотелось выразить свое глубокое уважение покойному, но он боялся, что любое проявление чувств с его стороны может показаться неуместным и неискренним. Двое других были многим обязаны и благодарны Арчимбольдо, но он не мог присоединиться к их неподдельному большому горю. Он склонил голову перед погибшим, повернулся и пошел обратно в мастерскую.

Через какое-то время к нему присоединился Дарио.

— Унка хочет побыть с ним одна.

Серафин кивнул.

— Понимаю.

— Она просит нас подождать ее.

Дарио в задумчивости присел на край стола. Серафин был удивлен, что Дарио не спешит вернуться в Анклав, ведь нападение на Фараона должно непременно произойти этой ночью, а сам Дарио изменить план не в силах.

— Чего она хочет?

— Думаю, собирается пойти с нами.

— В Анклав?

Дарио кивнул, подумав: «Это было бы неплохо. Унке очень много лет, наверное более ста, а может, и больше, но она выглядит как женщина лет тридцати. Быстра и ловка, и никто бы не удивился, если окажется, что она умеет владеть холодным оружием».

— А ты об этом знал? — спросил Серафин.

— О том, что она — русалка? — Дарио мотнул головой. — Нет. Мы, конечно, удивлялись, что она все время в маске ходит. И никому не позволяет увидеть свое лицо. Только нос и глаза. Мы думали, болезнь у нее какая-нибудь или шрам после несчастного случая. — Он пожал плечами. — А может, мы вообще мало об этом задумывались. Тициан как-то сказал, что это… Да нет, я мало чего знал.

Они вышли из мастерской и сели на пол в коридоре, прислонившись к стене, — Серафин с одной стороны, а Дарио напротив, с другой. Оба сидели, поджав ноги под себя, и глядели на вход в мастерскую. Сабля Дарио лежала у его ног.

Тишина нарушилась звяканьем засова в двери — словно бы Унка запирала мастерскую изнутри. Последнее, на что успел бросить взгляд Серафин, когда дверь закрывалась, было тело Арчимбольдо, втащенное Ункой на верстак и смутно различимое в дымке.

— Что она там делает?

Дарио пристально смотрел на дверь, будто хотел что-то разглядеть сквозь деревянные створки.

— Не знаю. Надо подождать.

Серафин молча кивнул.

И они стали ждать.

Прошел час. А может быть — два или три.

Они обменивались друг с другом редкими словами, а когда разговаривали, то без былой враждебности и даже уважительно, более того — дружелюбно, что могло служить некоторым признаком их зарождавшейся дружбы.

Но за все им пришлось дорого заплатить. Арчимбольдо погиб, Юнипу похитили.

Цена примирения была слишком велика.

Мысль о том, что после всего этого предстоит забраться во Дворец дожей и совершить покушение на Фараона, уже казалась такой нелепой, даже дикой, что Серафин старался ее отогнать.

Удушающий смрад уже рассеялся, когда снова заскрипел дверной засов. Но из двери вырвался совсем другой запах.

Оттуда шел дым. Мастерская горела!

Серафин и Дарио разом очнулись и вскочили на ноги. К ним шла Унка. В ее руке что-то поблескивало. Серафину показалось, что это клинок, но тут же он понял: она несет маску — маску из серебряного зеркального стекла. Унка прижимала ее к груди, как что-то очень дорогое, дороже чего для нее могло быть только воспоминание о ее прошлом.

Позади Унки в огне пылал верстак.

Столб черного густого дыма поднимался наверх, сгущался над потолком и выползал из дверей, как полчища черных муравьев.

— Пошли, — сказала Унка.

Мальчики неуверенно посмотрели друг на друга. Серафин оглянулся на мастерскую. Языки пламени лизали распростертое тело Арчимбольдо, огонь уже охватил ящики, разбросанные повсюду в пылу борьбы. Лица мертвеца он не узнал — оно было гладким, как шар.

Он перевел взгляд на серебряную маску в руке Унки. Маска представляла собой узкое и худое лицо. Лицо старика.

— Идем, — повторила русалка и свободной рукой прикрыла рот краем шейного платка. И сразу стала похожа на разбойника с большой дороги.

Дарио кивнул Серафину, тот присоединился к ним, и они быстро пошли по коридору к выходу. Серафин еще раз оглянулся и увидел только огонь и дым, клубами валивший из мастерской.

Через минуту они уже бежали вдоль канала Изгнанников, оставив позади бывшее жилище волшебника Арчимбольдо.

Из многих окон дома вырывалось пламя, и на воду опускалась серая дымка.