Мертвые тоже хотят жить (СИ)

Глава 13

Утро. Оно наступило как то внезапно. Вот еще ночь окутывала улицы, деревья и здания, темным покрывалом пряча спешащих на работу людей, а вот уже прохладные лучи утреннего солнца робко стучали в двери, путешествовали по комнате и, падая на лицо, усиленно пытались разбудить.

Недовольно поморщившись, повернула голову на другой бок и прислушалась. В коридоре уже ходили и переговаривались врачи. Значит скоро будет обход, завтрак и все остальное.

Вчера, после ночного разговора с братом, я долго думала над его словами. По поводу Глеба я была согласна, на все сто. Действительно, что он может сказать: в теле Маши душа Марины. Ну бред же! Бред. Меня больше волновало другое, он кажется совершенно не расстроился этому факту и решил и дальше оставаться в статусе жениха. Зачем? Как долго? Не знаю, но похоже его все устраивало. Действительно, Маша, Марина, какая собственно разница? Никакой, и это странно. А его намеки, в самом начале… На чем его там поймали? Явно на горячем. Нужно ли это мне? Нет. Мне вполне хватило Вадима. Поэтому и выход тут только один: я выхожу из больницы и прощаюсь с Глебом. Полюбовно. Не сошлись характерами. Бывает.

Надеюсь мне есть где жить.

Сам Макс предложил несколько выходов из ситуации, причем первым номером звучал переезд к нему, после больницы естественно. Вторым же съем квартиры. Деньги на это были. Еще в бытность мою Аксаковской, я имела несколько счетов, с щедрой руки мужа конечно, я столько не зарабатывала. Но какая разница? Пусть они оформлены были на Марину Дмитриевну, но моим наследником в завещании стоял брат. Вадиму было все равно, у него и так денег куры не клюют, одной сотней больше, одной меньше. А так как я особо не тратила, то денежек там скопилось много, осталось только их забрать.

Третьим вариантом значился переезд к «родителям», но он стоял последним номером и оставался на крайний случай. Жить с теми людьми я не хотела.

Вот в общем то и все. Мне самой больше нравился вариант номер два. В общем, поживем, увидим.

— Мария? Проснулась уже? — в палату вошел Кастельский. В белом халате, с перекинутым через шею стетоскопом. Новая медсестра, может конечно и не новая, но я ее точно еще не видела, семенила за местной знаменитостью, прижимая к груди несколько папок из темно-синего и темно-красного пластика. А буквально еще через несколько секунд следом вплыла и баб Зина, аккуратно неся поднос с парой тарелочек и полным стаканом светлого напитка.

— Завтрак? — врач покосился на поднос. — Это хорошо, это правильно. Но давай сначала быстренько тебя посмотрим.

И меня посмотрели. Проверили глаза, пульс, шов на боку, сердце, поинтересовались общим самочувствием и, пожелав приятного аппетита, оставили на попечение сиделки.

Потом события закрутились бешеным калейдоскопом внося в размеренную больничную жизнь нотку драйва, в итоге, к вечеру я снова осталась одна, почти одна, не считать же плазменный презент от родителей чем-то нужным и существенным? Почти сто каналов и ничего! Совершенно. Реклама, реклама, реклама и скучные сериалы.

«Ах, Альберто! Вы должны понять меня» взывала к жгучему красавцу-плантатору знойная брюнетка.

«Шербук выводит мяч… и… Гол! А нет, не гол, уважаемые телезрители!»

«Умри, сволочь! Сдохни!» тут я немного задержалась, но игра актеров через некоторое время показалась пресной, и я снова переключила канал. И так сто раз подряд, а потом еще сто, в обратном порядке и в надежде на то, что что-нибудь в этом мире изменится, и, наконец, покажут по нашему телевидению действительно нечто стоящее. Надежда умерла в муках.

Выключив пульт, отбросила его в сторону. Да даже установка этого самого телевизора, и то была намного интереснее, чем последующие трансляции.

Грустно посмотрела в окно. Тоскливо, уныло, муторно. Состояние погоды полностью отражало состояние моей души. Брата выписали еще утром, и он, заглянув ко мне на пару минут и записав новый номер телефона, клятвенно пообещал прийти завтра. Позже завалились рабочие и под строгим взглядом новоприобретенного отца установили напротив кровати плазму, не забыв так же установить и небольшую антенну за окном, а так же соединить все это чудо воедино. Вскоре я стала «счастливой» обладательницей кабельного телевидения. Баб Зине такой поворот конечно понравился, оказалось, она была ярой поклонницей сериала про Каменскую, я рада за нее в общем-то, в остальном же переключение пульта с одного канала на другой вносило хоть какое-то разнообразие в скучную лежачую жизнь.

В таком темпе прошло два дня. Скуку разбавляли ежедневные посещения брата, хотя в последний раз мне показалось, что пришел он скорее по необходимости, чем по большому желанию. Он странно меня рассматривал, стараясь это делать как можно незаметнее, а когда я все же ловила на себе его взгляд, то он скользил глазами дальше, в сторону, как будто бы мне почудилось. Один раз приходила Машина мама, хотя сейчас она уже была моей, но называть эту женщину мамой я бы никогда не смогла, поэтому обращалась к ней нейтрально. В принципе и обращаться даже особо не пришлось, я больше слушала о ее делах в салоне, да сочувственно кивала о невозможности съездить в Париж на какую-то супер-пупер замечательный показ. Глеб больше не появлялся, и я его даже где-то понимала. Зачем приходить к неизвестному человеку, даже если он по какой-то странной причине является твоей невестой. Никому не нужный статус, ерунда, не стоящая внимания. так же не приходил больше и отец. выполнив свой долг по устройству меня болезной в лучших условиях, он, сославшись на занятость, испарился в далеких далях. И хорошо. Но мне было скучно. Ужасно скучно! Отвратительно скучно!

— Машунь? Ты не против? — баб Зина взяла пульт и кивнула головой в сторону телевизора.

— Включайте, — вздохнув, прикрыла глаза. Еще немного и я скоро начну смотреть сериалы, вместе с сиделкой, а потом и обсуждать их. Кошмар…

Но этому не суждено было сбыться. Первый же канал показывал новости, причем наши, местные. Но как только баб Зина с недовольным возгласом собралась переключить канал, я, завороженная мелькнувшей картинкой на плазме, сипло прошептала:

— Оставьте…

— Машенька?

— Нет, оставьте.

— Не дело это…

Но я ее не слушала, я во все глаза вбирала в себя увиденное, стараясь понять и…

— Кошмар, — выдохнув, непроизвольно приоткрыла рот и подалась вперед.

Голос за кадром вещал о новом страшном убийстве, случившемся на кануне. Журналистка взахлеб рассказывала о панике, начавшейся среди местных жителей, ведь эта смерть не первая. Буквально неделю назад, в этом же лесопарке, случилось другое убийство. Жертвой маньяка, а скорее всего это был именно маньяк, так как его нападениям подверглись молодые, светловолосые, хорошо одетые девушки, так вот.

— Первой жертвой стала Марина Аксаковская, супруга известного бизнесмена, — на экране крупным планом показали мое лицо. Летнее фото годичной давности, его делал Вадим на сотовый. Милое, домашнее фото — улыбающееся лицо с минимум косметики в окружении одуванчиков и берез.

— Ужасная смерть, — баб Зина опустилась на стул. — Такая молодая…

— К сожалению полиция не может сообщить нам подробности трагедии, — вещала дальше ведущая — молоденькая девушка в строгом офисном костюме. Как интересно она решилась на каблуках залезть в эту грязь. Труп неизвестной девчонки, так же как и мой, лежал далеко не на чистеньком месте, а в луже, засыпанный прелой листвой… А поди ж ты, влезла, даже туфель не пожалела ради красивого кадра.

Боже… Какие дурацкие мысли в голову лезут!

— Конечно не могут! — сиделка всплеснула руками. — Потому как не нашли ничего, поэтому и не могут. И не найдут! Еще бы, так работать. Маш? Я тебе еще не рассказывала? У меня несколько месяцев назад сумочку вырвали из рук, с паспортом. И что?

— И что? — спросила машинально, ради поддержания разговора. Мыслями же я была по ту сторону экрана.

— А ничего! Заявление взяли и все! Работаем, — кого — то передразнив, горько закончила: — И не найдут ведь. Да нехай паспорт! Девок жалко, молодые ведь…

— Полиция вводит план «Перехват» и просит всех быть более осторожными, — бодро отрапортовала шатенка и строго взглянула в камеру. Еще бы не строго, с такой новостью не поулыбаешься, не поймут. — А я в очередной раз напоминаю. Девушки! Будьте осторожнее, не доверяйте незнакомцам, не садитесь в чужие машины, как бы вы не опаздывали! Не гуляйтек в одиночестве в малолюдных местах. Любите и цените себя. С вами была Лана Михалева. Хорошего дня.

Ведущая попрощалась, а камера в последний раз показала место убийства: тихий уголок парка, далекий от пешеходных тропинок и дорог. Сюда и собачник то не каждый забредет, лишь тот, кто искренне любит прогулки на свежем воздухе, да отсутствие минимальных намеков на цивилизацию. В точно таком же месте умерла и я. Я тоже лежала в грязи, и упавших листьях.

По телу пробежала дрожь.

Не вспоминать!

Хотя как такое забудешь? Как? Особенно когда в новостях вновь и вновь напоминают о твоей смерти, когда по экрану показывают твое растерзанное тело и почти точно такое же, но чужое. Тоже светлые волосы, стройная фигура, вот только платье у меня было светлое, а тут темное, почти черное от воды, но кое-где я вполне смогла рассмотреть красивый темно-красный цвет, гранатовый, как у хорошего выдержанного вина — Вадим все пытался приучить меня к эксклюзиву, безуспешно конечно, вина я не очень любила, но вот смотреть на них, рассматривать на свету оттенки цвета мне нравилось.

— Что делается! Жить страшно! Вот, Машунь, вот, что делает девичья безалаберность и доверчивость. А какая то козлина этим пользуется.

Я машинально кивнула и посмотрела в окно, за которым накрапывал мелкий, противный дождь.

Платье красивое было, и цвет тоже мне очень понравился. Красивое, но слишком открытое.

Интересно, почему?

— Какая-то ты бледная? — сиделка прекратила выплескивать негодование и всмотрелась в мое лицо, а я видела перед глазами тело. Чужое. Избитое и порезанное. Прямо как мое. И платье такое, знаковое.

Интересно, на что она рассчитывала?

— Машунь? Может врача позвать? Зря я тебя послушалась, такие страсти смотреть.

Решила поиграть в охотницу?

Я горько хохотнула.

— Маша, ты меня пугаешь…

— Все хорошо, баб Зин, все… Просто неожиданно и…

— Да уж, действительно, неожиданно. Давай как я вообще выключу телевизор, одно расстройство от него. И не уговаривай меня. Ничего больше смотреть не будем!

А я и не уговаривала, мне это даже в голову не пришло. Единственное, что занимало мысли — это смерть Арины, ведь это она была там, я ее узнала! Даже в искалеченном виде, грязную, с синими губами и белесыми глазами, узнала, это была она.

Интересно, за что он ее?

— И вообще, девочка моя, давай-ка отдыхать. Волноваться тебе нельзя, давай поправлю одеяло а ты закрывай глаза, а я пойду, пройдусь, чтоб тебе не мешать.

Закрывай глаза? Зачем? Я даже так вижу ее тело, и оно подозрительно похоже на мое. Для других подозрительно

Интересно…

Спросить у Вадима? Да уж, глупее мысль в голову не приходила. Чтобы он убил меня во второй раз. Нет уж. А он похоже вошел во вкус, не замечала за ним подобных наклонностей. Не боится, что его поймают? Да и Макс… Боже, Макс знает! А если он?

Распахнув глаза от внезапно пришедшей мысли, потянулась к телефону.

Надо срочно поговорить с Максом. Не дай Бог ему придет в голову какая-нибудь дурная мысль!

Пальцы от напряжения не попадали по клавиатуре, а если попадали, то нажимали совершенно не то. Наконец я все же смогла войти в записную книжку и с остервенением нажала вызов знакомого номера.

Ну же, Макс! Бери трубку!

И словно в ответ на мои мольбы, возле уха раздался знакомый, чуть искаженный связью голос:

— Ма… хм-м-м…

— Макс! Ты занят? — не обратив внимания на заминку, решительно протараторила в трубку.

— Ну как бы да, — на той стороне послышалось шуршание. — Родители заглянули. Может чуть попозже перезвоню?

— Мама? — выдохнув, закусила губу.

— Угу.

— Да… — расстроено протянув, качнула головой. — Нет. Это срочно.

— Сейчас, — прошептав в трубку, отодвинул ее и уже громко в сторону произнес: — Ма? Я на пять минут? Ок?

— Что-то случилось?

— Надеюсь ничего серьезного. Пять минут, мам, — звук шагов и через несколько секунд вопрос:- Что случилось?

— Ты видел новости?

— Ма…, - снова застопорился, но быстро поправился: — Мелкая, ты же знаешь, я не смотрю телевизор.

Ну да, я это знала, в этом Максик был очень похож на меня. Но новости же передают не только по телевизору, в конце то концов!

— Об этом все говорят, я думала ты уже знаешь. Он убил ее! Ты представляешь? — меня буквально переполняли эмоции, хотелось поделиться, спросить, предостеречь. Хотелось… да меня колотило от увиденного, от осознания, с кем оказывается я жила эти годы.

И все таки, зачем Вадим это сделал? Это ведь он ее убил, я практически уверена!

— Кого?

— Как кого? Арину конечно же!

— Так, стоп, я ни хрена не понимаю! Кто убил? Кого убил? И как это все касается тебя?

— Ма-а-акс! — простонав в трубку, затараторила. — Ну я же тебе рассказывала, я видела… О черт!

Черт!

Внезапно до меня дошло, что ничего подобного я Максу то и не рассказывала! Об этой конкретной встрече ему я точно не говорила.

— Макс… Я дура… — прошептав слова самобичевания, облизнула пересохшие губы и скосила глаза на темный экран телевизора. События прошлого отчетливо встали перед глазами: вот я порчу карьеру Пашке, вот гуляю, а вот встречаю Арину, врача с именем пушкинской няни, а потом… А потом я очутилась в этом теле.

Дура. И зачем я тогда позвонила брату? Чтобы он наверняка все узнал и подставился? Идиотка.

— Марина? Ты там? Ты почему молчишь? Мелкая…

Черт! Когда я начну наконец думать, а только потом действовать!?

— Да мам, — голос брата стал глуше, и пока я срочно придумывала решение образовавшейся проблемы, он заговаривал родительнице зубы. — Ничего страшного, небольшие неприятности. Да решу… Эй, ты там?

— Да, — выдавив согласие, тяжело вздохнула. Рука, удерживающая трубку, дрожала от напряжения, и я постаралась прижать телефон между щекой и плечом. Получилось. Но звук голоса Макса от этого стал каким-то далеким и мутным, хотя его последнюю фразу все-таки расслышала.

— Я скоро приеду, и ты мне все расскажешь, поняла?

Я зажмурилась. Телефон все же выпал, но Максу не нужно было подтверждение, он уже все решил, он приедет, и наверняка по пути ко мне узнает, что за Арину сегодня убили.

Идиотка!

Сколько ему потребуется времени? Минут двадцать — тридцать? Скучно, было, да? Вот скоро будет весело.

— Машенька? Почему не спишь?

Подняв глаза от своих сцепленных рук на женщину, слегка пожала плечами. Баб Зина, недовольно взиравшая на меня с высоты своего небольшого роста горестно вздохнула:

— И что мне с тобой делать? Вот пожалуюсь врачу, пропишет тебе какую-нибудь дрянь, для пользы дела!

— Баб Зина! — где-то краем сознания я понимала, что сиделка обо мне элементарно беспокоится, но меня ужасно раздражало то, как она это делала! Жандарм в юбке!

— Что баб Зина!? Держи! — мне под нос протянули горсть таблеток.

— Я уже пила! — чуть отклонив голову, посмотрела на протянутую ладонь как на нечто мерзкое. Да сколько можно то уже! В моей крови и крови то поди уже не осталось, один витаминный раствор бежит по венам, да таблеточки вместо кровяных телец.

— Не кривись. Пей давай, — второй рукой она поднесла стакан, до краев наполненный водой. — Пей, пей…

— Вот и молодец, вот и ладушки, — проследив, как я поглотила последнюю таблетку, она ободряюще погладила меня по руке. — А теперь спи.

— Баб Зина? — возмутиться не получилось. Тяжелые веки и без того закрывали глаза, а сознание медленно подергивалось дымкой темноты.

— Спи. Больше будешь спать, быстрее выздоровеешь.

Сознание еще пыталось сопротивляться наступающей дреме.

Мне нельзя спать! Не сейчас. Нужно успеть рассказать! Нужно посоветоваться… зачем… Зачем он все — таки ее убил? Зачем?

Последний вопрос буквально прострелил мозг и загорелся огромными буквами перед закрытыми глазами. Мне нужно это узнать. Это важно. Жизненно важно.

Зачем, Вадим? Да, я сама хотела ей отомстить. Да, в какой-то момент я пожелала ей смерти, такой же, какой умерла я сама. Но вот так, видеть результат, знать, что твои злые мечты осуществились… Нет, я не готова к такому. Не готова.

Зачем, Вадим?

Перед глазами как наяву возникло лицо бывшего мужа, таким, каким я запомнила его в нашу последнюю встречу в его кабинете. Немного растерянное, непонимающее, непривычное.

Хотелось подойти и… И что? Схватить за плечи и потрясти словно грушу? Так весовая категория не та. Спросить? Так не ответит. Увидеть и… И что? Просто увидеть! И спросить…

Я желала этого всем своим существом, и пусть прекрасно понимала, что это всего лишь сон, но это мой сон, где я сама хозяйка, где я могу просто пожелать. Просто увидеть.

Надпись перед глазами и пустота вокруг сменились мельтешением красок, затягивающих меня в гигантский водоворот. Тело прострелило разрядом боли, прошившим меня насквозь. Пошатнувшись, скукожилась, защищаясь, и закрыла глаза, а когда их распахнула, то с удивлением уставилась на Вадима, развалившегося на диване.

Подложив под голову маленькую подушку и поджав к груди одну ногу, бывший задумчиво вертел в руках пузатый низкий бокал, наполненный на половину темной жидкостью. Скривив губы он отпил большой глоток и чуть поморщился.

Медленно сделав навстречу к нему пару шагов, недовольно покачала головой. В таком расхристанном виде я его еще ни разу не видела: мятая, когда — то белая рубашка, застегнутая на груди на одну пуговицу, сидела криво. Закатанные до колен брюки были частично расстегнуты, а сам Вадим выглядел каким-то взъерошенным и явно напивающимся. На полу стояла распечатанная дорогая бутылка коньяка, а рядом с ней притулилась уже пустая из под водки.

Удивленно приподняв брови, сдула упавшую на глаза прядку светлых волос.

Светлых!

Как только глаза сфокусировались на цвете волос, оглядела себя всю. Это была я. Я- Марина! Причем не в надоевшем за дни блужданий платье, а в такой же надоевшей за дни лежаний пижаме со смешными зайчатами на груди: небольшая футболка, с еле обозначенными рукавчиками, скорее даже майка, и узкие шорты, вполне приличные, особенно для больницы, длиной до середины колена.

Надо же, какие выверты подсознания. Приснится же такое.

А Вадим между тем снова сделал глоток и посмотрел прямо на меня.

— Привет, дорогая. Скучаешь? Хотя, что я спрашиваю, — он качнул головой и горько улыбнулся. — Конечно же нет. А я вот скучаю. Веришь?

— Не очень, — настороженно посмотрев на напряженного мужчину, сделала осторожный шаг назад.

— Не веришь, значит, — стакан в руке бывшего хрустнул, окрашивая побелевшие в напряжении пальцы ярко-алой кровью. — А раньше верила.

Раньше? Да, раньше все было по другому.

— Зачем пришла? — светлые глаза потемнели. — Поиздеваться?

— Ты о чем?

Странный сон, похоже пора просыпаться. даже во сне Вадим умудряется предъявлять непонятные претензии. Дожили.

— Видела труп той суки? — он встряхнул окровавленной рукой, разбрызгивая капли по светлой коже дивана. — Видела, я точно знаю, иначе бы не пришла.

Внезапно он зажмурился и закрыл лицо ладонями, а когда убрал их, на меня смотрели больные глаза, пытающиеся заглянуть в душу.

— Маришенька, прости меня, я не знал, я думал, — он опустил босые ступни на пол и наклонился вперед. Тяжело вздохнув, поймал мой взгляд. — Маленькая, ведь я был уверен! Понимаешь?

Отрицательно качнув головой, пыталась понять: о чем он, в чем был уверен?

— Я ведь не верил сначала, не верил. Но результат! Я не верил… Сдал анализы повторно, они подтвердились. Ты понимаешь, что это означало? Ты предала меня! Ты! А ведь обещала… Помнишь, что обещала? Я помню…

Сглотнув образовавшийся в горле ком, тихо прошипела:

— Заткнись!

— Что? О нет, милая, я хочу чтоб ты меня выслушала и поняла. Понимаешь? — он попытался встать, но, пошатнувшись, снова упал на диван, при этом случайно опрокинув стоящие у ног бутылки.

— Зачем?

— Я не могу спать… Я тебя вижу, вот! Бред, кому расскажешь, не поверят, — проведя пальцами по чуть отросшей щетине, пожаловался: — А еще ты приходила ко мне раньше. Зачем? Отомстить? Я бы тоже мстил. Да. Но зачем ты разбила наше фото? Ты была на нем такая красивая.

— Хватит! — зажав руками уши, покачала головой. Проснуться, я хочу проснуться, а не слушать пьяный бред приснившегося мужа.

— Да, ты права, — он опустил голову вниз и заметил лежащие на боках бутылки, подняв почти опустошенную с коньяком, приложился к горлу. Заворожено наблюдая, как двигается кадык, как стекает по губам и горлу тонкая темная дорожка, как потом он прикладывает бутылку к щеке. — Ты права. А я не прав. Но я исправляюсь. Я уже начал исправляться.

Проснуться! Сейчас же! Не хочу его видеть, не хочу. Слишком больно, слишком.

Я зажмурилась и еще сильнее сжала руками голову.

Тебя нет, ты сон, только сон.

Повторяя раз разом я и сама начинала в это верить. Снова. Всего лишь сон, пусть и такой реальный.

— Маленькая? — голос Вадима стал глуше, он раздавался словно сквозь толщу воды, а вот другой голос, жужжащий последние несколько минут в голове, высверливающий в ней дыру, размером с Мариинскую впадину, становился громче.

— Мелкая?

Кто-то схватил меня за руку и с силой сжал. Ладонь обожгло, и я тихонько застонала, когда почувствовала, как тело выгнулось дугой и уже знакомая боль прострелила от макушки до кончиков пальцев на ногах.

— Слава Богу, девочка, что ж ты так нас пугаешь то? — высокие, визгливые ноты вырывали из круговерти красок, заставляя морщиться и отворачиваться.

— Ма… мелкая, открывай глаза! Я клянусь, если сейчас же не откроешь…

— Клянется он! Нет, где врачи, когда они нужны!?

— Почему Вы вообще оставили ее одну? — мужской, резкий голос казалось еле сдерживал себя, чтобы не наорать.

— Да спала она, понимаешь, спала! — в ответ женский знакомый начал оправдываться. — А поди ж ты, вон оно как получилось… Машенька? Маленькая, открой глазки? Ты же слышишь нас? Давай, хорошая.

Я снова поморщилась.

Да что ж такое! Даже поспать не дадут, то Вадим со своими претензиями, то баб Зина, то…

— Давай, малявка. Я что, зря приехал? Ты же сама просила. так что, давай…

— Максик? — прошептав, закашлялась. Горло оказалось не готово к каким либо звукам. — Что?

И вновь закашлялась.

— Вот, молодец, вот умничка, но лучше помолчи, — баб Зина боком оттолкнула брата в сторон и, наклонившись ко мне, поднесла к губам стакан с водой.

Первый глоток дался с трудом, горло жгло словно от кислоты, на глаза навернулись слезы, но я пила, с каждой каплей ощущая небольшое облегчение.

— И что у вас произошло? Что кричим?

— Что кричим? — баб Зина взвилась и, резко повернувшись к вошедшему дежурному врачу, выпалила: — Почему так долго? Я вызывала Вас еще пять минут назад, а если бы…

Она всхлипнула и, прикрыв рот ладонью, разрыдалась.

— Эм-м-м? — врач, мужчина лет сорока, переводил недоуменный взгляд с меня на баб Зину, потом на Макса. Остановившись на брате, он сощурился а потом выдал: — Почему в палате посторонние?

— Я не посторонний, — кулаки Макса сжались, а сам он, угрожающе наклонив голову чуть вперед, прошипел: — А вот Вы, видимо, скоро им станете. Сегодня же я пожалуюсь на Вашу халатность зав больницей.

— Молодой человек! Не нужно мне угрожать, еще слово и я попрошу охрану вывести Вас из помещения.

— Она не дышала, Вы понимаете? Хотя, что Вы можете понимать, кто Вам вообще дал медицинские корочки?

Не дышала? Как я могла не дышать? Я же спала.

— Такого не может быть… Приборы…

Баб Зина торопливо вытерла слезы и зло процедила:

— Отключены! Вы что, не видите? Вы мне дали вместе с таблетками снотворное! У меня все записано между прочим, а когда ей стало плохо, Вы где-то прохлаждались! Это безобразие. Да за это время…

Она снова всхлипнула и с испугом посмотрела на меня.

— Нет, я сейчас же звоню Кастельскому! И Владимиру Марковичу, а он уж разберется, почему его дочь была почти в коме, — схватив лежащий на тумбочке телефон, она потрясла им в воздухе и, не долго думая, принялась быстро набирать чей-то номер.

Врач скептически на меня посмотрел, видимо не понимая, как я могла так поступить, потом вздохнул и решил все же меня осмотреть. Пульс, сердце, зрачки. Второй раз проверив пульс, почесал бровь и выдал:

— Низкий, остальное вроде более-менее в норме.

— В какой норме? — баб Зина уже отчитывалась моему новому родителю, услышав фразу, она скептически приподняла брови. — В какой такой норме? Да она синяя вся! Краше в гроб кладут!

Расфокусированный взгляд скользнул по мне и остановился на моих глазах:

— Да, Владимир Маркович, она не дышала почти, и если бы я не поднесла зеркальце к губам… Да! Таблетки, да сказал безопасно. Хорошо, конечно. Да, — сбросив звонок, она зло сощурились и окинула напрягшегося мужчину торжествующим взглядом: — Ждите!

В тот день мне так и не удалось поговорить с Максом. После звонка сиделки, врачи, до этого не обращающие на меня особого внимания, дружно подобрались и забегали, пытаясь понять, что же такое произошло. Какое такое, я и сама толком не понимала, по моим ощущениям, я просто спала, а оказывается минут двадцать была в коматозном состоянии. Причем обнаружил это Макс, приехавший чуть раньше. Позже подъехал Кастельский, и я только и делала, что под его пронизывающими глазами проходила одну процедуру за другой.

Вялость, сонливость, небольшая головная боль. И все. Ничего. Совсем.

В итоге консилиумом врачей под предводительством смотревшего на всех коршуном Владимира Марковича решили ограничить меня в обезболивающих и снотворных, списав произошедшее на индивидуальную реакцию.

Уже поздно вечером, прокручивая в голове события суматошного дня, я и сама пришла к подобному выводу.

А еще этот сон, слишком реальный, слишком болезненный.

Точно, индивидуальная реакция на таблетки, надо бы уточнить их название, а то мало ли…

Передернув плечами, закрыла глаза.

А теперь спать и, самое главное, не думать ни о каком Вадиме. Просто спать.