Мертвые тоже хотят жить (СИ)

Глава 28

Накрывшись одеялом и спрятав голову под подушку, зажмурилась, пытаясь хоть как-то отодвинуть действительность, но она наступала, невзирая на хлипкие преграды. Я снова тонула в мыслях и терялась в ощущениях надвигающейся катастрофы. Казалось еще немного, и я полностью растворюсь, пропаду в нереальной реальности, и скоро не останется ни Марины Аксаковской, ни Марии Александровой.

Сжав пальцами подушку, я шумно задышала, вдыхая через нос и выдыхая через рот. Не помогло. От густого, горячего воздуха, пронизанного мужским парфюмом и нотками не выветрившегося ополаскивателя для белья, закружилась голова, и без того путанные мысли побежали вскачь.

Откинув подушку в сторону, опустила ступни на прохладный пол и, шатаясь, подошла к окну, закрытому плотными шоколадными шторами. Резко отворив створку, высунулась по пояс, глубоко глотая холодный, обжигающий легкие воздух.

— Ты что творишь? — чужие руки с силой прижали к обнаженной груди.

— Пусти…, - дернувшись, часто заморгала.

Четкие очертания окна и виднеющегося за ним соседнего здания, освещенного теплыми прямоугольниками светящихся проемов поплыло и размылось. В легких снова стало горячо, а во рту сухо, как в пустыне.

— Хватит! — меня встряхнули и, развернув к себе, снова прижали к груди. — Ну же?

— Я…, - уткнувшись носом в теплую кожу, всхлипнула и с силой вцепилась в мужчину.

— Ты из-за него прыгать собралась? — Марк ощутимо поморщился, а я почувствовала, как по обнаженной коже прошла крупная дрожь. — Идиотка! Жизнь — это ценность! Тебе даровали второй шанс. Тебе! Ты знаешь, сколько таких, как мы? Всего пятьсот, если не меньше. Пятьсот!

Мужнина рыкнул и снова меня встряхнул. Я же пыталась вывернуться, отрицательно качая головой, пыталась сказать, что он не прав, но кто меня слушал?

Прыгать? Нет… Простоя задыхалась, я терялась, я сходила с ума. Просто…

— Семь миллиардов и пятьсот! Чувствуешь разницу? — мужчина не унимался, отодвинув меня от себя, заглянул в лицо. Серые глаза потемнели от бешенства, черты лица заострились, придавая ему сходство с хищной черной птицей. — А ты хочешь наплевать на все! Послать все к чертям собачьим!

— Я…

— Ты дура! Я же видел в тебе стержень, что изменилось? — меня снова встряхнули, больно вцепившись пальцами в плечи.

— Хватит! — всхлипнув, ударила сжавшимися кулаками по груди и, закрыв глаза, наклонила голову, прячась от пронзительного взгляда. — Хватит.

— Что хватит? Марина? Что? Я пытался не торопить, давал тебе время, и что? Что я вижу?

— Ты не понимаешь…

— Так объясни? Объясни, давай, я слушаю.

Закусив губу, взглянула исподлобья, попав в плен темно-серых, похожих на грозовые тучи глаз. Рассматривая пульсирующие зрачки, пыталась подобрать слова, но их не было, они растворились, разбежались под напором требовательного взгляда. Сглотнув, облизнула сухие губы и снова зажмурилась. Сейчас, удерживаемая сильными руками, я постепенно успокаивалась, дыхание выравнивалось, исчезли Марина и Мария, осталась только я. Нечто среднее, неопределенное. Непонятное. Сформировавшаяся мысль ударила в сердце и я снова вздрогнула, пытаясь вцепиться в Марка.

— Марина? — мужской голос прозвучал гулко и далеко. — Посмотри на меня?

Очнувшись, попыталась разлепить глаза и сказать хоть что-то непослушным языком:

— Я не знаю, кто я.

— Что? Мариш?

— Кто я? — моргнув, снова прошептала: — Скажи мне, кто я?

— Ты это ты!

— Нет, — я замотала головой и снова попыталась отстраниться. — Это не я. Я умерла. И она умерла. Черт!

Вцепившись пальцами в волосы с надеждой всмотрелась в склонившееся ко мне лицо.

— Говори со мной. Скажи, кто я сейчас? Я потерялась. Пожалуйста, говори.

Глухо выругавшись, мужчина что-то прошептал, а потом подхватил меня на руки. Прижимая к себе, выдохнул в волосы:

— У тебя шок. Млять, я был уверен, что Глеб с тобой поработал.

Межкомнатная дверь с силой ударилась о стену, пропуская нас в коридор.

— Братец твой еще. Предупреждал ведь!

Я не хотела думать ни о Глебе, ни о брате. Я цеплялась за Марка и слушала бег крови в его венах.

— Ложись, — меня аккуратно сгрузили в чужую кровать. Просторную, покрытую белыми простынями с еле заметными молочными вензелями и накрыли таким же белым одеялом, с бордовой окантовкой по краю. А через минуту прижались ко мне и снова обняли.

— Не молчи.

— Прости, — коротко поцеловав в макушку, Марк тяжко вздохнул и зашептал, обдавая шею горячим дыханием. — Глеб должен был с тобой поработать. Воскрешение — это шок для души, тем более для такой молодой как твоя. Сколько тебе лет было?

— Двадцать четыре.

Цепляясь сознанием за слова, вслушивалась в размеренное дыхание и в четкий ритм сердца, полностью отринув все остальные звуки — шум ночных улиц, проникающий через полуоткрытое окно, отдаленные звуки ритмичной музыки, скрип дома, шорох штор и стенание ветра.

Глаза сами собой закрылись, разум медленно погружался в дрему, убаюканный размеренным рассказом Марка о новой жизни, о новых возможностях, о новой мне — новой Марине со слегка измененной внешностью и подправленной жизнью. Я уже почти полностью заснула, когда почувствовала теплое дыхание на губах и прохладный ветерок, на миг коснувшийся обнаженной спины, и услышала тихий и очень знакомый удаляющийся голос, зло отчитывающий неизвестного собеседника. Потом голос пропал, оставляя меня в уютной тишине.

Не раздумывая ни секунды, с криком потянулась к его руке:

— Дай сюда!

Машина дернулась и я навалилась на мужчину. Ногтями царапая его руки и лицо, пыталась отобрать гаджет.

— Успокойся! — меня с силой оттолкнули, а снова заигравший телефон бросили на заднее сидение. — Ах ты сволочь!

Вадим посмотрел на зеркало заднего вида, а потом на меня, тяжело дышащую, пытающуюся удержаться во внезапно разворачивающейся машине, оставляющей после себя на асфальте черные полосы.

— Все же та сука была права! Тебя нельзя оставлять одну, — машина снова развернулась, задев черный седан, буквально сразу же оповестивший всех и каждого об этом недовольным визгом клаксона.

Нам что-то кричали сзади, но Вадим не обращал внимания, уверенно следуя только ему одному известному маршруту. Он то вырывался вперед, и меня вдавливало в спинку сидения, то резко поворачивал руль, и тогда я вжималась или в дверцу, или в самого мужчину.

— Да остановись же ты! — вскрикнув, уперлась ладонями в светлую кожу передней панели машины.

— Мариша, Мариша, ну зачем же ты так? Я же к тебе со всей душой.

— Ты сумасшедший! Меня зовут Маша! И я совершенно не знаю никакой Марины… — с тоской вглядываясь в проносящиеся мимо дома, я все еще пыталась стоять на своем. Ведь сейчас и для него я именно Маша! Мария! И только так…

Мужчина цокнул языком:

— Может сейчас ты и Маша, какая в сущности разница?

— Что? — с опаской и надеждой взглянув на водителя, скрипнула зубами.

Снисходительно мне улыбнувшись, он снова вывернул руль и тихо сматерился.

— А он упорный… Кто он тебе?

— Кто? — снова взглянув на Вадима, обернулась назад, только сейчас замечая темно-синий джип, преследующий нас буквально по пятам. — Марк?

Муж скривился, словно съев так не любимый им лимон:

— Марк…Так кто он?

Слово «жених» я произнесла в надежде, в глупой надежде, что Вадим образумится, что до него наконец доедет весь этот бред происходящего, но как же я ошибалась!

— Жених, значит? — побелевшие от злости губы мужчины сжались в тонкую острую линию, а светлую радужку глаз снова заполонил зрачок. — У тебя может быть только один жених, девочка моя, и это я!

С этими словами он ударил по газам и, проехав пару сотен метров, резко развернулся, задевая и ломая капотом ровный ряд кустарников. Утопив педаль газа по максимуму, он с бешеной улыбкой помчался вперед, прямо на приближающийся джип.

Следующие секунды слились в одно долгое страшное мгновение, превратившееся в один бесконечный стоп-кадр.

Побелевшее от напряжения лицо Марка, пытающегося вывернуть руль.

Удар, смявший половину Вадима.

Брызнувшая кровь, попавшая и на меня, и на сработавшую подушку безопасности.

Новый удар, заставивший машину развернуться.

Ошарашенные вторжением утки, забившие крыльями по темной заводи.

Треск, ледяная вода, и новый удар.

Я потеряла сознание.