Мессия, пророк, аватар

Рови-Натха

Караван купцов-иудеев уже в Индии, в земле Кашмир. Два месяца был в пути и вот достиг цели.

Для Рови время пролетело быстро. Купец Симеон в дороге опекал мальчика, берег пуще глаза своего, а обо всем, что встречали по пути, рассказывал подробно и обстоятельно.

– Ты не жалеешь, Рови, что сбежал от родителей? – нет-нет да и спросит купец.

– Что ты, дядя Симеон?! – изумлялся мальчик. – Там, дома, ну что я видел? Одно и то же каждый день, одно и то же. Надоело мне…

– Солнце тоже всегда встает в одной и той же стороне. И никому не надоедает. Наоборот, все радуются ему. А потому радуются, что в одном и том же месте появляется каждое утро… Правильно?

– Так то ж солнце, дядя Симеон! А здесь у нас – дорога. По дороге все меняется. Будто свиток пергамента разворачивается перед тобой. Так интересно… Ты называл реки, города… Я все запомнил: Евфрат, Тигр, Вавилон… Ну, и другие… – Мальчик морщил лоб, припоминая. – А скажи, дядя Симеон, – продолжал он, – почему так много разрушенных городов?

Подумав, Симеон отвечал в том духе, что, мол, людям не живется в мире друг с другом. Воюют между собой племена, народы. Одни верят в своих богов, а другие – в совсем иных. Спорят люди, переспорить друг друга не могут. Да и знают, что никогда не переспорят. Это очень сердит их. Как же не сердиться, если другой с тобой не соглашается? Тогда и берут в руки оружие, начинется драка… Вот оттого-то повсюду и развалины вместо городов.

– И я приметил, что везде люди враждуют, – вздыхал Рови. – А надо бы, чтоб друг друга любили. Так ведь? И пусть каждый верит во что хочет, и ему пусть не мешают. Так ведь?

– Ты вот мал еще, – рассуждал Симеон, – а думаешь как взрослый. И я скажу тебе, и ты поймешь: повсюду, где проходил наш караван, особенно же в наших землях – в Иудее, в Галилее, – люди рассказывают о Спасителе, о мешиахе. Говорят, он пострадал ради людей и был казнен римлянами. Те приняли его за бродягу. А он оказался будто бы Сыном Божьим да и вознесся на небо. Правда, сначала он воскрес на третий день после казни. А еще поговаривают, будто явится и другой мешиах. Он научит людей любить ближнего, помирит всех – и близких, и далеких. Помирит и с врагами. Больше всех его ждут бедняки. Они надеются, что он укажет на несправедливости сильных мира сего, раскроет всем глаза на грехи их. Мы, купцы, тоже ждем его, потому что и мы страдаем и нас притесняют. В Иудее, ты знаешь, хозяйничают римляне. По какому такому праву они пришли на нашу землю? Кто звал их?.. Люди боятся об этом и думать. А уж говорить и подавно… Раз того убили, то новый Спаситель уж скажет правду, не побоится.

– Когда его ждать? И как узнать, он ли явился, когда предстанет перед народом?

– А-а, вот тут вся загвоздка. Конечно, можно и не узнать. Он или не он? А вдруг обманщик? Таких уже много было… Ты прав, можно и ошибиться… Но люди говорят, что опять найдется человек, кто укажет на нового Спасителя. Вот, мол, люди, глядите: он пришел, Спаситель ваш, мешиах, а я – то есть тот человек, ну, который укажет всем на него, – я есть его предтеча, иначе сказать, идущий перед ним.

– Где ж найдется такой предтеча, дядя Симеон? И потом… ведь уже был предтеча. Его тоже казнили…

– Не знаю я всего. Ты уж меня пытаешь так, словно я сам чуть ли не тот Спаситель. Я – простой купец и хорошо знаю только свое дело торговое. – Симеон неожиданно рассмеялся и изрек: – Что слышал от людей, то и передаю. За что купил, за то продаю… Без прибыли.

И Рови рассмеялся:

– Значит, с убытком? Хороший ты человек, дядя Симеон. Легко и интересно с тобой.

Купец насупился, посуровел:

– Не знаю, мальчик… Не очень-то и хороший, раз увез тебя от родителей твоих. Грех на мне.

– Нет, нет! – замахал руками Рови. – Ты правильно сделал. По моей же просьбе… Помнишь, как я умолял вас всех не прогонять меня, взять с собой? Все молчали или смеялись надо мной. Один ты сказал: ладно, так и быть, возьму на себя грех, надо же ребенку показать мир. Твои это были слова, твои?

– Мои, Рови, не отказываюсь. Про грех я говорил. Ну ушел ты с нами… А не жалко ли мать, отца? Родители, наверное, все еще убиваются по тебе? Как бы весточку послать им, а?

– Пошлем весточку, дядя Симеон. И знаешь как? Я придумал. Если встретим караван, идущий в Иудею, то и пошлем весточку. Скажем, что я жив и здоров… Но возвращаться не хочу. Нужно мне мир посмотреть. Для чего, мол, вы думаете, я рожден?.. Так и передадим отцу с матерью.

И тут Рови надолго задумался. Он будто одеревенел весь. Как ни старался Симеон расшевелить, растолкать его, ничего не получалось. Мальчик глядел вдаль, в одну точку, сквозь все предметы, что были на пути его взгляда. Тело его не чувствовало ни прикосновений, ни толчков. Симеон испугался. Ждал, что будет. Отошел на несколько шагов и наблюдал.

Рови опомнился, словно очнулся от сна.

– Нет, не отец он мне, – еле слышно прошептал он.

– Что? – не понял Симеон.

– Ничего я не сказал.

– Сказал.

– Что я сказал?

– Про отца что-то… Кто тебе не отец?

– Да, не отец… Ровоам-старший… мой отец… то есть… муж моей матери.

– А кто же отец тебе?

– Мать говорила, будто она тоже зачала от Духа Святого. Я не верю. Кто такой – Святой Дух? Это ведь не человек?.. Про Спасителя говорили, будто и он от Святого Духа… Так разве может быть… во второй раз?

– Не знаешь про Святого Духа. А еще в школе учился.

– Учился… Святой Дух – это Божья ипостась. Я запомнил… Но может ли так быть, как говорит мать?

– Знаешь, Рови, я давно убедился в том, что разные там чудеса – это все выдумки, обман. Есть люди, которым нравится, чтобы их слушали раскрыв рты и развесив уши. И плетут себе такие обманщики все, что в голову взбредет.

– Знаю про обманщиков. Они пользуются невежеством людей, вот и стараются. – Мальчик нахмурился. – Ничего еще, если это обман безобидный. Сообразительные только посмеются над этим… Хуже, когда обману поддаются легковерные, которых обманщики ради корысти ведут за собой…

Симеон в который уж раз поразился, каким не по-детски серьезным может быть Рови. Внезапно Симеону пришла в голову догадка, каковую он тотчас запретил себе произносить вслух – даже прикрыл ладонью рот, чтобы не проговориться. Купец побледнел, уставился с испугом на мальчика, но все же не удержался и боязливо сказал:

– Послушай, Рови, я ведь вспомнил еще кое-что про Спасителя… Люди говорят, будто он был… зачат от Святого Духа и рожден девственницей. Но ведь другого Спасителя быть не может…

– Отчего же не может? – задумчиво отвечал Рови. – Ведь тот уже на небе… Значит, может явиться и следующий, и Он должен оставаться здесь, на земле, с людьми.

И тут вдруг Симеон быстренько упал на колени и впился глазами в лицо Рови. И тот уставился на купца, ничего не понимая и боясь вымолвить хоть слово. Но каждый думал об одном и том же. Симеон: «Уж не ты ли будущий Спаситель?» Рови: «Не мне ли предназначено объявить себя новым мешиахом, повторить деяния первого, который ушел на небо?»

Они долго молчали. Наконец, словно решившись, Рови тронул купца за плечо – мол, вставай – и сказал:

– Все-таки расскажу тебе, дядя Симеон, еще кое-что. Я много думал и догадался: все это чепуха – про Святого Духа, и, значит, мой настоящий отец просто какой-то другой мужчина. Вот и всё. Я уже взрослый, дядя Симеон, и все-все понимаю. Мать велела отцом считать Ровоама-старшего. Я согласился. Он – добрый человек. Он взял ее в жены, чтобы спасти от позора. Мне жаль его. И получается, что я – дитя греха, а вовсе не Святого Духа. Вот еще и поэтому я ушел из дому. Хочу увидеть мир, хочу узнать побольше людей, разобраться в жизни, может быть, понять, что же такое человеческая жизнь, как надо каждому прожить свое…

– Рови, – прервал его Симеон, – в Индии, здесь, где мы сейчас, есть мудрецы. Они много знают, учат людей жить праведно и достойно человека. Их называют «гуру», учитель. Мне с ними приходилось встречаться некогда, но хотелось бы у них поучиться. Я – купец, мое дело, сам знаешь, в чем состоит. А ты – свободен. Иди к ним, впитывай их мудрость. Но сразу не бери на веру, все сомнению подвергай и обдумывай хорошенько. Тогда и тебе откроется истина… Нет, много истин. Не одна же она… Словом, у тебя все впереди. Завидую тебе. Ты, я вижу, не из тех юношей, кто попусту растрачивает свои молодые годы, думая, будто жизнь бесконечна. Нет, она очень коротка. Уж поверь мне, Рови. Не мешало бы Всевышнему побольше отпустить нам земных лет. Не успеваем мы, люди, сделать все, что задумали.

– Дядя Симеон, – удивлялся Рови, – ты говоришь так занятно. Уж не гуру ли ты сам?

– Какой я тебе гуру? – вдруг рассердился Симеон. – Чего выдумал?… Пожалуй, хватит нам с тобой болтать. Спать пора…

Вот так и заканчивались их полуночные разговоры: Симеон ворчал, Рови виновато его успокаивал, и оба наконец устраивались на ночлег. Симеон скоро засыпал, похрапывая, а Рови не спалось, он лежал и глядел на звезды.

Целыми днями Симеон и другие купцы занимались своими торговыми делами, с утра и до вечера. Рови оставался на постоялом дворе, где и расположился караван. Мальчик присматривался к чужой жизни – к здешним людям, к их быту. Слушал непонятный говор, пробовал и сам объясняться с людьми, жестикулируя и повышая голос, будто так его лучше поймут. Иногда получалось: он понимал, понимали и его. Но чаще не понимал никто, все только смеялись, весело и дружелюбно. Купцы же немного знали местное наречие и объяснялись вполне сносно. От Симеона и Рови понемногу научился разговаривать с местными.

Вокруг нависали горы чудовищной высоты. В пасмурные дни их вершины терялись в облаках. На родине Рови таких гор не было. Что там горы Иудеи в сравнении с этими великанами, с Черным хребтом, как называли их местные жители, – так, лишь невысокие холмы. Самая высокая гора в родной стране Рови была Синай, куда однажды отправился пророк Моше Рабейну, чтоб узнать у Бога десять главных заповедей жизни. Да она была бы лишь «по пояс» любому из здешних исполинов. Казалось, что Черный хребет стоит совсем поблизости. Но нет. Когда купеческий караван двинулся к другому городу, в сторону гор, и шел уже много дней, до Черного хребта оставалось все так же далеко, как и в первый день пути. Или, может быть, это горы отступали?

– Почему они уходят от нас, дядя Симеон? – Рови прикинулся наивным.

– Не уходят они, мальчик, – поддался на хитрость Симеон. – Они такие огромные, что мы для них подобны улиткам, а наше передвижение незаметно… Говорят, в этих горах живет Бог.

– Какой такой Бог? – спросил Рови, и в его голосе послышалась строптивость. – Бог людей этой страны? И они верят в него?

– Нет, Бог один на земле, – уверенно отвечал Симеон, глядя вдаль, на горы.

– Как же так, дядя Симеон? – удивился Рови. – Ведь наш пророк Моше Рабейну разговаривал с Богом на горе Синай. Или там был другой Бог?.. Или Бог перебирается с места на место?

– Нет! Бог один, – настаивал Симеон. – И не спрашивай меня больше о Боге.

Симеон надолго замолкал, сердясь.

«Видно, не так много он знает», – думал Рови.

Через некоторое время Симеон уже не сердился и опять рассказывал:

– Возле тех гор и живут знаменитые гуру. Они учат людей правильной жизни… И праведной жизни.

– Разве это не одно и то же?

– Правильная жизнь, – как бы сам с собою рассуждал Симеон, – это жизнь по правилам. А кто дал эти правила? Конечно, Бог. Праведная жизнь есть жизнь по правде, в соответствии с правдой. Чьей правдой? Конечно же Божьей. Выходит, мальчик, это в самом деле одно и то же, потому что это жизнь по велению Бога, по Божьей воле.

– Вот видишь, дядя Симеон! – торжествовал Рови. – Я же говорил: одно и то же… И я хочу поучиться у гуру такой правильной и праведной жизни.

У Рови крепло тайное желание и намерение, придя к Черному хребту, оставить купцов и одному отправиться на поиски какого-нибудь гуру. Понятно, он ничего не сообщил Симеону об этом. Прежде он обычно делился с наставником всем, что было на душе, что приходило в голову. А тут – нет. Затаился, будто камень спрятал за пазуху.

Как задумал Рови, так и получилось. Но прежде чем его намерение осуществилось, по пути им повстречался караван купцов-иудеев, следовавший на родину. Прекрасная оказия! Рови и Симеон отправили весточку для Нехамы и Ровоама-старшего. Все, мол, в порядке, сын их жив и здоров, о родителях помнит и просит прощения за свой побег. Такая весть, полагал Рови, должна будет вполне успокоить родителей.

Встречный караван прошел, а путешествие к Черному хребту продолжалось. Когда наконец добрались до городка, что лежал у подножия хребта, и караван расположился на долгожданный отдых и ночлег, Рови поутру ушел куда глаза глядят…

А глаза его глядели на горы, которые теперь стеной стояли совсем близко, уходя вершинами в небеса. И казалось, будто эта скалистая стена вот-вот повалится и накроет собою у подножия и жалкие строения, и всех копошащихся там людей. Впрочем, утром это уже не пугало. Наоборот, открывшийся мир внушал Рови новую радость – радость полной свободы. Мальчик – пожалуй, уже юноша – легко шагал навстречу неведомым горам, где обитал Бог и жили-поживали мудрые учителя – гуру. На юноше длинная рубаха из белого домашнего полотна, подпоясанная веревкой; на ногах – сандалии; в руке палка или, вернее, сук, который он отломил от дерева; за спиной торба, а в ней несколько лепешек. Обрамленное черными кудрями лицо Рови светится любопытством, интересом ко всему на свете – чуть приоткрытые губы, большие карие глаза, раздувающиеся ноздри прямого, с горбинкой носа. Красивый мальчик, этот Рови. И как он легко шагает, будто едва касаются земли его стройные, мускулистые ноги! Любуются им встречные, провожают удивленными взглядами: откуда такой? А он улыбается всем, обнажая белые ровные зубы, и приветливо машет рукой.

Приближаясь к горам, Рови то и дело спрашивал у встречных, где ему найти гуру. «Какого гуру?» – отвечали ему вопросом на вопрос. «Не знаю, – говорил юноша и прибавлял: – Мне нужен гуру, который учит правильной и праведной жизни». – «Это одно и то же», – смеялись люди. «Сам знаю, – сердился Рови. Но, подумав, говорил: – Я хочу видеть самого умного и самого достойного гуру». Люди пожимали плечами и неопределенно указывали в сторону гор: мол, идти нужно туда. А один человек смутил иудейского юношу вопросом: «А сам-то ты кто и откуда?» Рови обиделся, только вскинул на незнакомца большие, полные влаги глаза, опустил голову и пошел дальше к своей цели, сказав только: «Пропусти меня».

И вот путь ему преградил быстрый широкий ручей. Брызгая и заливая берега, вода перепрыгивала через большие и малые камни, срывала с насиженных мест кусты и увлекала за собой. «Вода хорошо знает, куда стремится, – подумал Рови. – А вот моя цель представляется мне очень и очень туманной».

Большую цель – найти самого лучшего и мудрого гуру – сменила совсем маленькая: преодолеть бы ручей. Перешагивая с камня на камень, замочив сандалии, Рови выбрался на противоположный берег и здесь увидел перед собой в скалистой стене несколько пещер. К некоторым вели ступени, выбитые в камне. В другие вели лесенки, сплетенные из лиан или веревок.

«Вот и жилища гуру», – решил Рови. От волнения у него перехватило дыхание. Он стоял и не знал, какую же из пещер выбрать. Не знал он и как вызвать неведомого учителя, чтобы тот выглянул из пещеры. И как вообще здесь принято обращаться к гуру? А вдруг сразу многие откликнутся на его зов, выглянут из своих жилищ, покажутся ему? И ему придется выбирать…

Смелый Рови растерялся. Ничего не предпринимая, он просто ждал случая. И ему повезло. Из одной пещеры, куда вела плетеная лесенка, выглянул старичок с длинной седой бородой. Узкие глаза-щелочки глянули на юношу.

– Почтенный старик, – громко крикнул Рови, – ты – гуру?!

Слова вылетели из уст юноши будто сами собой, он и не ожидал, что так скажет – просто, сразу к делу и… так вызывающе. Старичок быстро-быстро закивал: мол, гуру, гуру.

– Поднимайся сюда, милый юноша, – пригласил старик. – Вижу, ты идешь издалека. Поднимайся. В моей пещере ты найдешь отдых.

– Я не устал, учитель, – сказал Рови, ставя ногу на нижнюю ступеньку лесенки.

Но двигаться по ней дальше оказалось делом не простым. Лесенка болталась из стороны в сторону, цепляясь за выступы камней. «Как же старик лазает?» – подумал юноша. И все-таки он сумел добраться до верха. А там и старик помог, протянув навстречу тонкую сухую руку…

И вот Рови стоит во весь рост перед малюсеньким стариком гуру и смотрит на него сверху вниз. Ему делается смешно.

– Какой же ты маленький, учитель, – сказал Рови. – Но ты помог мне влезть в твою пещеру. Спасибо.

– А ты, юноша, конечно же чужестранец, – отвечал старик. – В наших краях не так разговаривают юноши со стариками… За какой же надобностью ты пришел в нашу страну и откуда ты?

– Отвечу тебе сразу. – Рови почувствовал себя очень легко, прежнего страха и сомнений как не бывало. – Хочу научиться правильной и праведной жизни. Помоги мне, почтенный гуру.

– Присядь, – предложил старик и тихонько рассмеялся. – Правильная и праведная жизнь – одно и то же.

«Это, должно быть, первое, чему учит гуру, – подумал Рови, – но это и мне известно». В душе шевельнулся червячок недоверия и сомнения, что, должно быть, отразилось на его лице. Старичок подбодрил его:

– Не стесняйся меня, не смущайся. Раскрой душу… Но сначала сними-ка котомку, разуйся и садись здесь, на солому. Отдохни. Блаженство отдыха и покоя пусть смягчит твои сомнения. Потом и расскажешь, кто ты и откуда пришел.

Рови удобно расположился на соломе, опираясь затылком о свод пещеры. Легкое недоверие почему-то превратилось в упрямство. «Если ты и в самом деле мудрый человек и все знаешь, – рассуждал Рови, – то мне и рассказывать незачем, кто я и откуда».

Старичок будто прочитал его мысли:

– Можешь и не рассказывать о себе, если не хочешь. Твое это дело. Но ведь разговор двух людей обычно начинается со знакомства. Разве не так?

Тогда Рови сказал:

– Я – иудей. Сбежал от отца с матерью.

Старичок кивнул: дескать, все понятно.

– Это грех, – произнес он негромко, будто самому себе, и прибавил: – Ваш пророк Моше осуждает таких… прытких. И я вслед за Моше говорю: чти отца и мать своих.

– Но я сам – дитя греха. Что ты на это скажешь?

– Ах вот как? Тогда расскажи.

– Учитель, может ли женщина… зачать, оставаясь девственницей?

Никак не ожидал старичок, что юноша вот так, сразу заговорит о подобных вещах. Он помолчал, разглядывая Рови глазами-щелочками. Наконец сказал:

– Ты касаешься того, чего не подобает касаться юноше твоих лет.

– Ну а сколько мне лет, гуру? – с вызовом спросил Рови.

– Тебе, должно быть, четырнадцать, – уверенно объявил старик.

Рови удовлетворенно кивнул:

– Да. Видишь ли, учитель… моя мать согрешила с другим мужчиной… ну, не с мужем своим… и зачала до брака с тем человеком, которого я должен почитать как отца. Но мать уверяет всех, что зачала от Святого Духа. Об этом будто бы объявил ангел, явившись ей во сне… Вот и все…

Рови заплакал. Юные глаза легко наполняются слезами. Быстро и высыхает их влага.

– Ты плакал, потому что любишь отца и мать и тоскуешь по ним, – сказал старик и погладил Рови по голове сухонькой слабой рукой. – Но ничего. Ты справишься с тоской, как только что – со слезами. Ты сам решился, сам выбрал себе путь к познанию жизни. На кого же тебе жаловаться?

– Да, я сам решил… убежать из дому с караваном купцов. Я хочу знать, как живут люди на земле и для чего живут. Когда я это узнаю, то буду отдавать знания людям и они станут жить лучше. Они сами сделаются лучше, когда получат мои знания. Я спасу их от ошибок жизни, от страха смерти…

– Ты так уверен в том, что сделаешь это?

– Я хочу так.

– Еще не получив знаний, ты уже утверждаешь. Не говори так. Говори: «Буду стараться сделать то-то и то-то». Ведь тобой, как и каждым человеком, располагают высшие силы, а ты, как и всякий другой человек, можешь только предполагать… Не так ли, мой милый юноша?

В душе Рови со стариком соглашался. Но какой юноша захочет показаться учителю послушным учеником? Разве лишь самый неспособный?

Наконец, после долгого молчания, Рови упрекнул старика, не сумев скрыть упрямой нотки в голосе.

– Ты не ответил, учитель, – сказал он, проверяя, помнит ли старик, о чем был разговор.

– Про девственницу?.. Отвечу, хотя повторяю: еще не пристало тебе рассуждать о таких вещах, отрок. Не пристало.

– Вот и мать обрывала меня на полуслове… – Упрямец так и выпрыгивал из Рови. – «Твой отец – Ровоам», – твердила она… Но Ровоам был уже так стар, что не мог ложиться с девственницей на циновку… Так у нас говорят… Я про это знаю…

– Нехорошо говоришь. Чти отца и мать своих, повторю я… Но я обещал, поэтому объясню. Слушай. Девственница может зачать, не утратив девственности, непорочно. Так устроено ее тело. Но у женщин в таких случаях может родиться только особь женского пола.

– Значит, такое зачатие – без мужчины. А как же – от Святого Духа?

– Всем на свете управляет Святой Дух. И способностью мужчины – тоже. Она, эта способность, – от Святого Духа… И наши с тобой разговоры угодны или не угодны тоже Святому Духу… Да и с его позволения мы встретились с тобой и разговариваем.

– Учитель! – вдруг с жаром воскликнул Рови. – Ты говоришь, что у женщины, непорочно зачавшей, может родиться только особь женского пола, так? Тогда, выходит, наш Спаситель, рожденный девственницей… ну, тот, распятый на кресте, воскреснувший и вознесшийся на небо, был… женщиной?!

– Я слышал о нем… Но думаю, Святой Дух так устроил, чтобы тот ваш распятый был мужчиной.

– Учитель, я не до конца понимаю тебя. Так кто же он такой – Святой Дух?

– Не до конца понимаешь, сказал ты? – Гуру рассмеялся, затряслась его редкая борода, а глаза и вовсе закрылись, вокруг них стало еще больше морщинок. – Знай же, никому из смертных не дано ничего понять до конца. Знай это прежде всех иных знаний.

– Ты сказал – смертных. А разве есть бессмертные? Ведь все смертно, учитель.

Старик перестал смеяться и испытующе посмотрел на юношу, но отвечать не стал.

– Ну а Дух Святой – кто он? – не унимался Рови, готовый расплакаться. – Толком никто мне не объяснил. Ни в моей школе при храме, ни родители мои… Может быть, и Святого Духа придумали?.. И ты, учитель, тоже уходишь от ответа.

– Ты это сказал. – Старик сделался очень серьезным. – И я не ухожу от ответа. Это правильно, что тебе никто не объяснил, кто же есть Святой Дух. Ибо он и есть, и вроде его и нет. Одновременно… Послушай, линии, идущие параллельно, никогда не сойдутся; так и предполагаемое существование Святого Духа и предполагаемое его отсутствие – оба понятия идут рядом. То и другое – истинно.

– Учитель, ты сам дошел… доискался до истины или тебе ее открыл Бог или… Святой Дух?

– А что есть истина, милый юноша? И кому дано познать ее?

– Я думал, когда шел сюда, что гуру знают истину.

– Никто не может знать истины. Гуру только ближе остальных людей к истине. Наблюдая жизнь – и людей, и всей природы, – я только приближаюсь к истине, но никогда ее не достигну. Можешь считать, что истина – это и есть Бог. А Бог недостижим и непостижим. Человеку это не по плечу. Даже великий Сиддхартха Гаутама, ближе всех подошедший к познанию истины, все же не достиг Бога.

Тут старик задумался и будто впал в забытье. Пришлось Рови терпеливо ждать, когда гуру очнется. Так прошло немало времени. Вдруг гуру открыл глаза и заговорил как ни в чем не бывало:

– Некоторые полагают, что Сиддхартха и сам был Богом. Но они ошибаются. Человек не может стать Богом. Сиддхартха умер, а ведь Бог не может умереть. Сиддхартха Гаутама лишь посредник между людьми и Богом, только посредник…

– Ты много раз произнес это имя – Сиддхартха. Расскажи о нем. – Почему-то Рови сказал это почти шепотом.

– Расскажу, расскажу… Но я тебе еще не ответил о Святом Духе. Так ведь? – Рови кивнул. Гуру продолжал: – Но… знаешь, лучше мы поговорим об этом завтра. Наступает время отдыха. А скоро я должен буду оставить свое жилище, чтобы в одиночестве, на большом камне, с которого открывается вид на все четыре стороны света, предаться размышлениям о совершенстве природы и величии Бога. Мы называем это медитацией. Ты останешься здесь, в моей пещере, и сможешь отдохнуть. Может быть, ты заснешь, а может, тоже будешь размышлять, приводить в порядок свои мысли… Предостерегаю тебя: когда я вернусь обратно, не задавай мне вопросов, ничему не удивляйся. Вообще не говори со мной некоторое время. Я предстану перед тобой совсем не тем, кого ты видишь сейчас. Я буду в иной ипостаси, потому что вернусь в свое жилище после общения с Богом. Ты не сможешь понять мое состояние, потому что ты еще не посвящен в тайны мироздания… Итак, прощай. Я вернусь сразу после захода солнца, до того как все погрузится во мрак ночи.

Старичок еще полежал немного на циновке, будто задремав. Вдруг он легко вскочил на ноги и очень ловко спустился по лесенке. Рови проследил взглядом за его удалявшейся фигуркой и… решил последовать за учителем, пошпионить за ним. Юноша спустился по лесенке, но далеко не так проворно, как старик.

…Рови бежал вдоль ручья по расщелине в скалах. Вдали маячил силуэт старика. Вскоре ручей, как проводник, вывел обоих на плоскогорье, где высокие горы отступили и открыли вид на просторную равнину, оканчивающуюся обрывом. Далеко внизу текла река. Наверное, она брала начало в дальних горах, а здесь стала полноводной и спокойно-величавой. Ручей устремлялся на слияние с рекой.

Рови потерял старика из виду, но вскоре снова заметил его. Тот направлялся в сторону нескольких огромных валунов, лежавших на самом краю обрыва. Казалось, будто эти камни нарочно притащил сюда какой-то великан, желая позабавиться, хотел было спихнуть их вниз, чтобы насладиться зрелищем катящихся камней и грохотом обвала, но то ли передумал, то ли, чем-то отвлеченный, забыл о своем намерении, да так и оставил валуны в покое. На один из камней – пожалуй, самый крупный – и забрался старый гуру. Рови опять позавидовал и удивился его проворству. Учитель подобрал под себя ноги, сомкнул перед грудью ладони и сделался неподвижен.

Схоронившись за камнем невдалеке, Рови наблюдал за учителем. И что же видел юноша? Да ничего особенного. Он даже пожалел, что пришел сюда за учителем. Тот не делал ничего, просто сидел себе и сидел как изваяние, как один из многих каменных истуканов, встречавшихся Рови в его путешествии с караваном. Те истуканы стояли у дорог, по берегам рек, у озер и просто на равнинах, одиноко, иногда группами. Кто поставил их туда и давно ли? Все, кого ни спрашивал Рови, пожимали плечами. Не знаем, мол. Всегда так было, говорили они. «И вообще, зачем тебе знать?» – удивлялись купцы интересу юноши. На головы истуканов садились птицы, оставляя свой помет; дикие ослы, лошади, верблюды чесали о каменные фигуры свои бока и спины; змеи обвивали их и были похожи на лианы… Вот и учитель словно превратился в истукана.

Но вдруг Рови показалось, будто от гуру исходит сияние, будто силуэт старика обведен светящейся каймой. Может быть, это от долгого наблюдения у Рови в глазах возникло свечение? Он протер глаза. Сияние не исчезло. Значит, это святость гуру заявляет о себе, решил Рови, но тотчас отверг эту мысль: какой же он святой, этот гуру? Он просто учитель, старый, много повидавший за долгую жизнь. Оттого-то и знает ответы на многие вопросы… Рови снова протер глаза. Вот теперь все в порядке: свечение прекратилось. Он решил побыстрее вернуться в келью. Гуру скоро будет там, нужно его опередить. Рови прокрался среди камней, а затем побежал. Знакомый ручей привел его к расщелине в скалах, а дальше уж до пещеры старца, как помнилось, совсем недалеко.

Тем временем так потемнело, что Рови понял: отыскать жилище гуру не удастся. Перед ним возникла скала. В отчаянии вглядывался он в темную вздымавшуюся стену: как тут разберешь, где жилище старика? В скале Рови нащупал выступ, присел на него. «Пробуду здесь до рассвета, – решил он и подумал: – Что же сказать старику, как объяснить свое отсутствие? Придется врать, когда наступит утро. Ах, как нехорошо получилось…»

Но что это за шорох? Шаги? Человек или зверь?

Кто-то легко и быстро приближался. Рови подобрал ноги, сжался в комочек. Темнота сделалась почти непроницаемой. Вдруг прямо перед юношей возник силуэт.

– Не найти пещеру? – раздался голос гуру. – А зачем уходил?.. Зачем шел за мной? Следил за нами – мной и Богом?

– Ты меня видишь, учитель? В такой темноте?

– Так же отчетливо, как если бы сейчас был день… Я вижу в темноте… Так ответь – зачем следил за мной?

В голосе гуру слышались осуждение и какая-то особенная жесткость. Его, приобщенного волей Бога к высшим тайнам и Откровениям, и этого безвестного мальчишку, этого выскочку, который думает, что уже что-то постиг в сложной картине мироздания, разделяет непреодолимая пропасть, и наводить мост общения через такую пропасть вообще не стоит и пытаться – дело это ненужное. Вот что выражал голос вернувшегося учителя.

Внезапно Рови охватило чувство гнетущего одиночества. Он один во всем мире. Никто ему не поможет, даже этот старик, совсем недавно, вот только что, казавшийся таким простым и добрым. Хм! Но мальчишка Рови уже кое-чему все-таки научился у гуру: он подумал, что старик вовсе не прост и то, что открылось в учителе, еще не окончательная истина. А к истине – Рови уже знал – можно только приближаться, открывая что-то новое с каждым шагом. И значит, решил он, не все пропало, поэтому – смело вперед! Он уверен: старик сменит гнев на милость, если рассказать правду, хотя минуту назад и хотелось что-нибудь сочинить в свое оправдание. Ну, скажем, можно было бы сказать, что он, Рови, решил поупражняться в обращении с плетеной лесенкой, да вот спуститься-то он спустился, а вернуться обратно в пещеру не сумел. Проклятая лесенка ни за что не желает его слушаться. Однако старика не проведешь. Рови это понял и потому сознался: очень ему любопытно было поглядеть на медитацию гуру, на его общение с Богом. Вот и пошел вслед за учителем, наблюдал за ним, но… ничего не увидел необыкновенного и ничего не понял.

– Хотя нет, – сказал Рови, – я видел, будто тебя, учитель, окружало сияние, когда ты неподвижно восседал на камне.

– Что ж, – отвечал гуру, уже смягчаясь, – наверное, все так и было. Это значит, Бог обратил на меня внимание и постарался внушить некоторые мысли о нашем мироздании. Правильнее сказать, конечно, что это мироздание прежде всего Божье. Нашим я его назвал… в том смысле, что оно окружает нас и мы в нем существуем… Но поднимемся в мое жилище. Скоро здесь, снаружи, станет очень холодно.

Лесенка оказалась в двух шагах от камня, где уселся отчаявшийся было Рови. «Как хорошо, – подумал он с облегчением, – не пришлось лгать учителю, все равно попался бы на вранье… И неужели Богу настолько нужны и интересны люди, что даже такая мелочь не укрылась от Всевышнего?»

Они поднялись в пещеру. Гуру – первый. В темноте он привычно достал огниво и зажег пучок соломы, потом подложил в запылавший костер сухих сучьев. Дым уходил вверх, в дыру в своде пещеры. В жилище сделалось совсем тепло, и двум людям, сидящим у костра друг против друга, совсем не страшен будет холод горной ночи.

– Ну вот, – начал гуру, – теперь могу рассказать тебе про Сиддхартху Гаутаму, как обещал.

– Нет, учитель, – осмелился возразить Рови, – скажи мне сперва, общался ли ты с Богом и как это было?

– Знаешь что, мальчик, – в голосе старика опять прозвучало недовольство, – на это скажу я тебе две вещи. Первая: тебе еще рано спрашивать о моем общении с Богом, а мне – рассказывать об этом кому бы то ни было. Вторая: если учитель собирается поведать о чем-то, не сбивай его с этого намерения, ибо сие есть знак неуважения. Будь всегда терпелив, и книга знаний откроется тебе страница за страницей.

Рови виновато опустил глаза, устыдясь своей просьбы, и стал ждать, пока легкое облачко недовольства учителя не рассеется в естественном течении времени. Недолго молчал старец. Вот он подложил в костер еще немного топлива и приступил к рассказу. Старик повествовал обстоятельно. Рови мысленно торопил его: хотелось быстрее узнать о легендарном Сиддхартхе Гаутаме. Но – терпение и еще раз терпение, милый Ровоам бен Ровоам!..

Сиддхартха Гаутама, рассказывал гуру, был сыном правителя страны, лежавшей у подножия высочайших гор на свете. До юношеских лет правитель держал сына в неведении о жизни, проходившей вне стен дворца. От принца скрывали едва ли не все: и нищету народа, и жестокость войн, не говорили о болезнях, о страданиях людей, живших в нищете и бесправии. Скрывали тайну рождения человека. Ничего не должен был знать сын правителя и о жалком существовании большинства подданных в течение всей их жизни, и о неизбежности смерти каждого человека. Сиддхартха верил всем учителям, приставленным к нему отцом. Так продолжалось бы еще неизвестно сколько времени. Но вот однажды принц был ненадолго оставлен без присмотра воспитателя. Гуляя по роскошному дворцовому саду, где гортанно кричали павлины, взывая к любовным чувствам самок, а попугаи в клетках, всюду развешанных на деревьях, старческими голосами смешно повторяли слова людей, принц Сиддхартха набрел на такое место, где окружавшая сад стена оказалась разрушенной упавшим в грозу деревом. В стене образовался пролом. Это была самая дальняя часть огромного, почти беспредельного сада, и о проломленной стене, наверное, никто еще не знал – ни управляющий, ни слуги… Будь иначе, стену немедленно заделали бы.

Пролом оказался широк. Юноше ничего другого не оставалось, как свободно выйти из сада. Правда, он немного оцарапал о колючки свои белые холеные ноги. И это было первое его знание, полученное на свободе. Любознательность, а может быть, и простое любопытство повело принца прочь от дворца, а дальше – и по всей стране, не очень большой, но зато многолюдной. Камень, начав движение вниз с горы, набирает все большую скорость, и остановить его невозможно. Так и с Сиддхартхой Гаутамой. Интерес к окружавшей его жизни, ранее совсем неизвестной, нарастал. Все то, о чем ему было запрещено рассказывать, теперь он увидел воочию. Юноша узнал, увидел, понял, как появляется на свет человек, как тяжела подчас его жизнь, сколько горя выпадает на его долю, какие он встречает трудности, какие переживает радости, какие болезни его подстерегают и доводят до могилы… Прямо лавина необъяснимого обрушилась на беглеца из райского сада и царского дворца. Так что очень скоро Сиддхартха не выдержал. Не мог он больше находиться в гуще жизни простого народа. Принц должен был – он чувствовал это – уединиться, привести в порядок хаотичные мысли в голове, успокоить душу. И он ушел в горы, в пустыню, и там принялся размышлять. Ведь чтобы лучше понять предмет, нужно на него посмотреть с некоторого расстояния. Это всякий знает…

Так рассказывал гуру в пещере у костра юноше из далекой страны Иудеи.

Кое-что Рови уже слышал о Сиддхартхе Гаутаме, когда посещал школу при храме в своем родном городе… «Ах, мой городок…» – чуть призадумался Рови. Но – не отвлекаться, не грустить! Так он приказал себе. Главное сейчас – узнать все о принце и о том, что же было дальше с ним. Нетерпение юноши не укрылось от старика, но он будто умышленно не переходил к самому главному во всей этой истории – как снизошло на принца так называемое просветление и что это вообще за явление такое.

– Однажды при восходе солнца, – продолжал учитель свой рассказ, – принц сидел на вершине холма. Он глубоко задумался, веки его были приопущены, глаза сделались узкими щелочками… Попробуй-ка так прикрыть веки, сощуриться, чтобы ты мог различать предметы и одновременно видеть их будто сквозь некую пелену… Попробуй… Получилось?.. Вот так и Сиддхартха глядел на горы, на восходящее солнце. Он был неподвижен, будто каменный. Казалось, он и не дышит…

– Как ты, учитель? – прервал старика Рови. – Ты сидел как каменный, я видел…

– Да, да… Не мешай, когда я говорю. – Гуру чуть было снова не рассердился. – Но… я продолжаю… Казалось, принц не дышит… или делает вдохи и выдохи совсем незаметно… Все-таки он дышал, конечно. Человек не может не дышать долго… Так сидел Сиддхартха до полудня. Солнце уже перешло среднюю черту дня и двинулось к вечеру. Кругом была тишина. Казалось принцу, будто он даже слышит собственные мысли. Но нет, я думаю, так быть не могло. Мысли невозможно услышать. Это так только говорят: услышал собственные мысли… А вот иные полагают, что мысли можно высказать словами. Ошибаются они, ибо если оформить мысль в словах, то будет уже другая мысль. Высказанная мысль есть ложь… Постарайся запомнить… Потому и говорится: молчание – золото… Так вот, милый юноша из Иудеи, я продолжаю о Сиддхартхе. Он сидел неподвижен и нем. В его голове происходили странные вещи. В прямом смысле слова – в голове. Если бы его кто-нибудь увидел со стороны, поразился бы, а вернее всего, испугался бы даже. Голова принца начала испускать свет. Правда, кому-то могло бы показаться, что голова просто освещена заходящим солнцем, потому что все тело принца уже покрыла вечерняя тень. Но нет, вот уж и солнце закатилось, а голова все еще излучала свет…

Гуру сделал паузу. Рови воспользовался ею:

– Ты разве сам это видел, учитель? – Старик молчал. – Я… не могу в такое поверить… Что это было, учитель?

– А вот что… – Учитель вдруг ухмыльнулся, будто довольный произведенным на юношу впечатлением. – На принца Сиддхартху Гаутаму снизошло просветление. Понимаешь? Про-свет-ле-ние! С того самого вечера он и сделался Буддой, то есть Просветленным.

– Ну и… что же это все значит?

– Просветление снизошло на него свыше, от высших сил природы, о которых не смеет задумываться человек, ибо ему просто-напросто не справиться мыслью с беспредельным величием и могуществом этих сил. Просветление произошло и внутри разума принца. Встретившись, оба эти просветления – и внешнее, и внутреннее – открыли юноше порядок вещей в окружающем мире; открылся ему смысл всего мироздания, не имеющего ни начала, ни конца; открылись причины и следствия всего сущего, тайны жизни и смерти, взаимодействие тепла и холода, поведение морей и рек, борьба света и тьмы, жизнь гор и долин, горе и радости людей, любовь и ненависть, здоровье и болезни, тайна доброго и злого… и все, все, все, о чем бы ни спросил человек. Сиддхартха стал Великим Буддой… Но все-таки – не Богом. Иные считают, что Будда и Бог – одно и то же. Нет, все-таки Будда – не Бог, а посредник, ибо Бог невидим, он в тысячах ипостасей вокруг нас. Бог – это природа, это мироздание. А Сиддхартха Гаутама, Будда, – всего лишь человек… Нет, он – Сверхчеловек…

– А потом, учитель… Что было потом?

– Потом Будда пошел к людям и учил их тому, что ему открылось в тот день.

– Гуру, скажи… а царь, его отец, разыскивал сына, убежавшего из райского сада?

Старик смотрел на Рови сквозь щелочки прищуренных глаз и улыбался:

– Знаю, о чем ты подумал, юноша. Ты хотел бы знать, разыскивают ли тебя твои родители.

– Да… Но не только это… Учитель, зачем родители хотят привязать детей к своему дому, к себе?.. Понятно, если дети еще малы. Тогда – да. Но взрослых детей зачем привязывать к одному месту, к дому, где они родились? Наоборот, надо давать им свободу, и как можно раньше, – свободу идти в жизнь, узнавать жизнь. У нас в Иудее говорят: только глупец ищет себе поприща там, где породил его отец… Правильно ли я думаю? И как считаешь ты?

– Не все дети и не всегда хотят уйти от родителей.

– Пророк Моше велел детям чтить отца и мать. Значит ли это, что дети должны оставаться с родителями?

– Нет, Рови, совсем не значит. Юноши взрослеют и уходят из дому, чтобы завести свои семьи. Девушек выдают замуж, и они тоже покидают родительский кров. Но все при этом почитают родителей – навещают их, привозят подарки, показывают своих детей и испрашивают благословения. И еще… если родители немощны или бедны, дети помогают им. Вот во всем этом и состоит почитание родителей, завещанное пророком… А ты, Рови, – после паузы вдруг сказал старик, – ты рановато оставил дом.

– Я не буду заводить семью. Так решил.

– Чего же ты хочешь?

– Говорил я тебе, учитель. Хочу узнать жизнь людей, хочу понять, что такое справедливость. Хочу научить людей праведной жизни… Еще хочу проникнуть в тайны природы…

С сомнением глядел старик на юношу из Иудеи. Первый из его учеников – а их немало побывало в пещере, – этот юноша точно знал, к чему стремится. Очень определенно он высказал свои намерения. Учитель и удивлялся, и признавал, что услышанное им от ученика вполне естественно, искренно и нет в том ничего надуманного.

– Ты, стало быть, сам хочешь сделаться учителем? – спросил старик, желая утвердиться в своем мнении.

– Да, да, учитель. Но не таким, как ты. Я не хочу сидеть в пещере и ждать, когда ко мне придут с вопросами. Я сам пойду к людям и буду их учить. Но прежде мне нужно поучиться у вас.

– У кого – у вас?

– У вас, живущих здесь старцев. Ведь не один же ты здесь, учитель?

– Да, здесь живет много гуру. Но тебе повезло. Ты нашел меня.

– Почему?

– Я – единственный гуру, кто разговаривает с пришлыми. Другие не стали бы тратить слова. Они не ответили бы тебе, даже если бы ты спросил дорогу в ближайший город. Они не подали бы виду, что заметили или услышали тебя. Они смотрели бы на тебя как в пустоту.

– Почему они такие, учитель?

– Они заняты только собой, своим отношением с богами, так что больше ничего не замечают и не слышат… Не хотят ни замечать, ни слышать… Скажу тебе тихонько: думаю, они завидуют Будде в том, что просветление снизошло на него, – они тоже хотели бы стать просветленными. Не получается…

Старичок смешно захихикал, задергалась его тощая борода, затряслась голова. Рови чуть не рассмеялся вместе с ним.

– Учитель, ты сказал: с богами общаются те гуру. Разве их много – богов? Разве Бог не один?

– Бог – один, мальчик, вернее – един. Но он имеет много воплощений. К такому выводу я пришел за годы моего затворничества… А этим годам предшествовали и годы странствий… Я ведь очень и очень стар…

– Как праотец Авром?

– Не знаю, мальчик… Так вот… другие гуру считают воплощения единого Бога разными божествами. И если ты пойдешь на юг от этих наших гор, то скоро узнаешь, что все больше людей верят в многие ипостаси единого Бога и даже, если пойти дальше – в прямом и переносном смысле слова, – представляют себе многих богов.

Старик умолк. Рови задумался.

– Не мог бы ты, учитель, назвать мне этих богов? – наконец робко попросил Рови. – Ну… не всех – ведь их, верно, очень много? – а хотя бы… двух-трех?

– Те, другие старцы, юноша, не удостоили бы тебя вниманием и ответом. Я же назову имена некоторых богов. Думаю, небо не рассердится на меня…

В эту самую минуту и учитель, и ученик услышали мощный нарастающий шум.

Ученик встревожился. Учитель объяснил:

– Начинается сильный ливень… Думаю, он не в наказание за то, что я намерен назвать по именам богов. Ливень – всего лишь результат работы природных сил, а совсем не гнев Божий. И ты, Рови, когда-нибудь станешь объяснять людям происхождение природных явлений не как гнев или благодать Божью… Надеюсь на это…

– А у нас не полагается называть Бога по имени, – вспомнил Рови и, подумав немного, прибавил: – Когда-нибудь я найду причину такого запрета.

– Так вот слушай, – продолжал гуру в нараставшем шуме дождя и еще какого-то грохота, – имена богов тебе называю. Это Брахма, Шива и Вишну… Самые главные… Еще есть много других. Но вот эти – самые, самые… Не тревожься, это грохочат там камни, обвал камней. Горе тому, кто попадет под него… Завтра утром увидишь, как изменилась картина ближайших мест… Так вот боги… Брахма – верховный бог, создатель всего сущего, то есть неба и земли и всех живущих на земле. Шива – разрушитель созданного Брахмой мира. Разрушать созданное необходимо. Надо освободить место для новых творений. И вот третий бог – Вишну. Он как бы всемирный дух. Все три бога хоть и разные, но живут в единстве. Шива не кто иной, как сын Брахмы. Вишну – Святой Дух этих двух богов. Но он же – и сам по себе. Стало быть, три названных мною бога – это Бог Отец, Бог Сын и Бог Святой Дух. Значит, Троица, или Тримурти.

Рови с опаской посмотрел на старца и осторожно спросил:

– Гуру, разве кто-нибудь из простых людей может понять такое, ну… все вот это?

Гуру вдруг рассмеялся, чего уж Рови никак не ожидал, – рассмеялся весело и искренне:

– Ты попал в самую точку. Никто, если он в здравом уме, не может понять это. Потому и Сиддхартха не признавал Тримурти. Ему ведь открылась вся картина жизни, и тогда он стал Буддой… Хотя, знаешь, друг мой, может быть, в этом триединстве что-то и есть. Ну, например, Тримурти – это единство всего в природе… Нет, я все-таки, пожалуй, согласен с Просветленным.

Внезапно гуру умолк. Рови тоже больше ничего не хотел ни спрашивать, ни слушать. Оба устали и начали готовиться ко сну. Каждый подобрал к себе побольше сена из общей кучи, постелил одежду и улегся поудобнее. Рови лег ногами к затухающему костру. Старик велел ему ноги отодвинуть подальше от горячих углей.

– Нагреешь ноги – придут к тебе во сне разные страхи да страшила, – предупредил учитель. – Лучше грей себе спину. Но никогда – голову или ноги.

Старик скоро заснул. Он не храпел, а как-то жалобно, будто беспомощно постанывал. Рови не спалось, хотя он и очень устал – и от впечатлений дня, и от рассказов гуру. Правда, он все-таки ненадолго заснул. Пробудившись еще не полностью, он понял, что видел сон. Он увидел мать с отцом, почему-то сидящих на верблюде. Он открыл глаза, как бы желая – во сне же! – получше разглядеть родителей, и вот уж сна ни в одном глазу! Что теперь делать? До рассвета еще очень далеко. Остается лежать и о чем-нибудь думать. «Я еще только у порога храма истины, – сказал себе Рови. – Но и войдя туда, буду лишь в начале постижения истины. Как же так получилось у Сиддхартхи? Ему вдруг в один миг открылся весь порядок вещей во Вселенной. Может ли так быть или врут люди про Будду? Или… обманывает гуру?»

Рови ворочался на охапке сена. «Что же ты хочешь, милый юноша? – будто бы говорил ему чей-то голос. – Хочешь получить все сразу и пользоваться этим все последующие годы? Но когда ты пустился в странствие, тайком оставив родительский кров, думал ли ты о мгновенном постижении истины? Ты хотел повидать мир, узнать жизнь, а уж дальше посмотрим, думал ты. Разве не так? Нет, о таком ты тоже не загадывал. Просто хотел жить и удивляться новому. И правильно! Не нужно вовсе юноше казаться мудрым старцем. Не к лицу это и такому красивому мальчику, как ты, Ровоам бен Ровоам…»

Он все-таки заснул. Уже под утро. А пробудился от солнечного света. Старец так устроил вход в пещеру, что утренние лучи светила доставали до самой ее глубины. Освещенное жилище уже не казалось таким убогим, как накануне. Оказывается, здесь совсем неплохо жить.

Старик был уже на ногах. Вернее, на коленях. Обратив лицо на восток, он молился. Веки гуру были приспущены – наверное, так нужно молиться, а может быть, и от яркого солнца щурился старик.

– Вставай, юноша, – не меняя позы, позвал старик. Значит, молясь, он еще и следил за спящим. – Бог уже давно проснулся и одаривает мир неиссякаемым светом.

– Разве солнце – Бог?

Не поднимая глаз, гуру отвечал:

– Бог – это все, что нас окружает.

– Правильно, учитель, – оживился Рови. – Я тоже так думаю… Сегодня ночью я додумался до этого.

– Ну-ка, ну-ка… – Не вставая, старик на коленях проковылял поближе к Рови. – Как же ты пришел к такой мысли?.. Хочу послушать… Я много говорил, а ты – молчал. Теперь говори-ка ты… Хотя забавно все же: не ученик слушает гуру, а наоборот. А впрочем, нет ничего плохого в том, что я послушаю твои рассуждения. Не из таких я, друг мой, кто считает, будто от молодежи ничего полезного не услышишь. Совсем нет. Сиддхартха был еще очень молод, когда сделался Просветленным и начал учить людей. А среди них были и дети, и юноши, и зрелые мужи, и старцы… Ну говори, рассказывай… повествуй своему гуру.

– Не станешь смеяться, учитель? Если не станешь – расскажу.

– Бывает, ученик такое загнет, – улыбнулся старик, – что трудно удержаться.

– Ты сказал «загнет». Что это значит?

– Ах, Всевышний! – гуру развеселился. – Не догадываешься? Так говорят, когда услышат что-нибудь небывалое. Ладно, слушаю.

Он уселся поближе к Рови.

Юноша начал рассказ:

– Понимаешь, учитель… нашему народу, то есть иудеям, священники рассказывают, что очень и очень давно у нас предводительствовал человек по имени Моше Рабейну. А народ наш тогда был маленький, вернее, малочисленный. Всего-то несколько семейств. Жили тогда в Египте, были, можно сказать, рабами. И Моше добился разрешения фараона и вывел наш народ из Египта. Моше вел людей на новые земли. Однажды все остановились у подножия горы. Из нее шел дым. Моше сказал людям, что на горе обитает Бог нашего народа. Он, мол, там, на вершине, развел большой костер и ожидает его, Моше, когда тот поднимется наверх и выслушает Бога. Пророк отправился к горе. Не было его несколько дней, а когда он воротился, то объяснил всем, какие правила поведения для народа он узнал у Бога. Весь народ с этого дня должен был подчиняться этим правилам. Все знают теперь правила, их только десять… Хорошо… Я рассуждаю так. Наш Бог жил на горе… А вот когда мы с караваном ехали сюда, в Индию, по дороге проходили и Вавилон, и Ассирию, и Элам. В каждой стране были свои боги… Дядя Симеон, купец, мне рассказывал о каждом боге… Он вообще много знал, дядя Симеон. Потому что много видел… Я оставил караван. Хотел почувствовать землю своими ногами, а не созерцать ее с высокого хребта караванного верблюда…

Старый гуру одобрительно кивнул. Ему нравилась речь юноши.

– И здесь, в Индии, – продолжал Рови, – тоже много разных богов. А ты, учитель, говоришь, что Бог один… Был бы он один, а многочисленные боги разных племен – только различными его воплощениями, как учишь ты, то сам Бог не допустил бы… таких разных толкований его сущности. Он бы вмешался и нашел способ показать людям, что он един для всех и что непозволительно веровать по-разному и представлять его себе как кому захочется. А раз он не вмешивается, не дает о себе знать, да еще и надеется примирить враждующих из-за него людей, то… – Рови замолчал.

– Продолжай же, мой любознательный друг из далекой Иудеи, продолжай, не бойся… Даже если твои слова будут кощунством, о чем я, кажется, догадываюсь, все равно продолжай, ибо истина превыше всего.

Рови вздохнул:

– …если Бог не может показать людям, что он един, не может примирить людей, то значит… то значит, – Рови было очень трудно продолжать, завершить мысль, впервые высказанную вслух, – то значит, учитель, что Бога… нет вообще. Не существует Бога. И все другие боги, как и Бог единый, – это только выдумки людей.

Рови взмок от волнения. Но, высказав томившее его, почувствовал облегчение. Правда, он тут же подумал, что гуру разгневается и выгонит его из своего жилища. Прогонит, как паршивую скотину.

Проницательный гуру давно догадался, как закончит рассказ юноша. Когда же ожидаемые слова прозвучали, гуру невольно отшатнулся от Рови, крамольника. Но и перед самим собою учитель не хотел кривить душой. Он давно пришел к таким же выводам, не позволял себе задерживаться на подобных мыслях и прятал их глубоко в тайниках души.

Гуру молчал. Успокоенный безмолвием учителя, Рови пустился в дальнейшие разъяснения – то ли чтоб сгладить неблагоприятное впечатление, то ли в извинение за невольно нанесенную учителю обиду.

– Мне это открылось сегодня ночью, – Рови чуть смутился, – как принцу Сиддхартхе. Он тоже – я уверен в этом, учитель, – догадался, что богов или Бога на самом деле нет, а то, что люди под этим понимают, есть природа, мироздание. Вот, оказывается, как все просто.

Наконец Рови затих. Он подошел к проему, откуда в пещеру вливался солнечный свет, и долго стоял там, наклонив голову, глядя исподлобья. Красив был Рови. Гуру любовался его позой, стройной фигурой, абрисом головы. Прошло немало времени, прежде чем Рови, этот внезапно повзрослевший мальчик, заговорил снова:

– Но людей я буду учить так, чтобы они веровали в единого Бога, создателя Вселенной.

– Этим ты будешь обманывать их, – осторожно заметил гуру.

– Да, учитель. Но это будет ложь во спасение…

Через много дней, однажды на рассвете, Рови покинул пещеру старого гуру. Тот сам предложил юноше расстаться.

– Скажи, как зовут тебя, учитель? – спросил Рови, уже спускаясь по шаткой лесенке.

– Мое имя очень простое. Я известен в этих местах как гуру Натха. Не забывай меня. Прощай же.

– Буду рассказывать о тебе людям, – сказал Рови, удаляясь.

– В этом нет нужды, мальчик, – тихо проговорил гуру, так что Рови и не расслышал.

Учитель помахал вслед юноше рукой, словно благословляя.

С пьянящим ощущением полной свободы спустился Рови к реке, пробившей себе русло между скал. Поток здесь был еще узок. Юноша отправился вниз по течению и скоро увидел селение. Здесь река уже набрала силу. Дальше она – Рови это знал – еще шире разольется по долине и мощным потоком наконец выйдет к морю. Таков могучий священный Инд, отец и древний кормилец многочисленного здесь народа.

Поселок, к которому скоро подошел Рови, представлял собой скопище убогих хижин, сработанных из жердей и крытых соломой. Все это было обнесено изгородью. Вокруг селения и между хижинами всюду пальмы, какие-то незнакомые деревья с облезлыми, будто обглоданными стволами и ветвистые платаны, широко раскинувшие пятнистые, как змеиные шкуры, сильные ветви.

Под сенью одного из платанов Рови заметил безобразного вида старика с длинной седой бородой и очень темным лицом под косматыми бровями. Старик сидел на корточках, расставив костлявые колени. Грязные лохмотья, оставшиеся от одежды, свисали между ног. Рови остановился в двух шагах и наблюдал, как старик мерно раскачивается всем телом – возможно, молится. Старик будто не замечал юношу, раскачиваясь и бубня себе под нос. Его глаза, глядевшие из-под густых белых бровей, были бесцветны и бездонны.

«Он слеп», – решил Рови и присел перед стариком на корточки.

– Кто ты? – вдруг спросил старик и пояснил: – Я лишен зрения с детства, но почувствовал твое присутствие.

– На мне одежда странника, – ответил Рови, – а сам я из далекой страны Иудеи.

– Ты молод, – сообразил старик, не переставая раскачиваться. – Зачем ты пришел сюда из своей далекой страны?.. Я слышал, – прибавил он, не дожидаясь ответа, – что вашу страну завоевали люди, называющие себя римлянами. Они закованы в железо и злы, как дикие звери.

– Да, так и есть, – отвечал Рови, удивленный. – А странствовать я отправился, чтобы найти справедливость, чтобы совершенствоваться в Божьем слове и изучать Божьи законы.

– Хм! Ты говоришь гладко, как прилежный ученик… Так ты хотел сказать – изучать законы великого Брахмы?

Старик перестал раскачиваться и слегка напрягся в ожидании ответа. Вся его поза выражала внимание. Но Рови не отвечал. Он подумал, что напрасно упомянул о Божьем слове, о Божьих законах. Ведь он уже решил для себя, уходя от гуру Натхи, что не признает ни Брахму, ни его ипостаси, ни вообще наличие Бога. Бог для него – необъятная, непознаваемая природа. Как же ему теперь выпутаться из этой неловкости, исправить собственную ошибку? «Ладно, – решил Рови, – можно убраться восвояси потихоньку, ведь старик не видит».

И тут старик спросил:

– Ты еще здесь, юноша?

– Да, здесь.

– Почему молчишь? Не отвечаешь?..

– Нет, старик, – нашелся Рови, – я еще не знаком с богами вашего народа… Я хотел сказать, что странствую, чтоб найти справедливость и научиться праведной жизни.

– Тебе недостаточно заповедей вашего пророка Моше Рабейну? Он дал вам заповеди праведной жизни, разве не так?

– Ты слышал о пророке Моше Рабейну? Интересно…

– Я сижу на этом месте много лет, и много людей прошло передо мной. От них я и узнал о том, что делается в мире, о том, что было когда-то… Вот теперь здесь ты. Расскажи, откуда идешь.

– Вдоль реки иду. Спустился из страны гор. А туда попал с караваном купцов. – Рови помолчал и продолжил: – Там, в горах, я встретился с одним гуру и жил в его пещере… Теперь иду дальше… Встретил вот тебя…

– Многих гуру я знаю… и не только здешних. Ты знаешь, как звали того учителя?

– Он назвал мне свое имя, когда я покидал его.

– Назови и ты его имя.

– Гуру Натха.

Старик вдруг повалился всем телом вперед, почти уткнулся лицом в землю и так лежал недвижим. Рови бросился его поднимать.

– Что с тобой, старик?

– Юноша, – сказал старик, когда был водворен на прежнее место, – спасибо за помощь. Но я бы полежал еще так в знак бесконечного почтения к гуру Натхе. Это великий гуру. И тому, кто удостоился его благосклонности, очень повезло. Гуру Натха – самый мудрый учитель в нашей стране и самый справедливый. Кто общался с ним, тот получил хоть малую толику его мудрости.

– Не знаю, старик. Сам я не могу говорить о себе, приобрел ли я часть его мудрости… Но кое-что я узнал от моего первого настоящего учителя. И это пополнит ту мою ношу, которую носить не составляет никакого труда.

– Да, да, – согласился старик, – такая ноша не требует усилий тела. Нужна лишь хорошая голова… Но ты-то молод, и я думаю, голова у тебя – не дырявый мешок.

Старик засмеялся, будто закашлялся. Смех и правда перешел в кашель, долгий и изнурительный. А когда старику удалось справиться с кашлем, он сказал:

– А теперь иди своей дорогой. Ты помешал мне молиться.

Рови пожал плечами и пошел прочь, так и не зайдя в селение.

Он нашел себе приют в другом месте – в селении на противоположном берегу величавого Инда. Туда удалось переправиться на рыбачьей лодке. Промышлявшие в прибрежных камышах рыбаки заметили юношу нездешнего вида, глядевшего на далекий берег, и помогли ему. Рови и сам не смог бы объяснить себе, почему именно туда ему хотелось попасть. Был в этом, наверное, какой-то высший Промысел.

И вот Рови уже в другом селении. Оно большое, и людей в нем много. Вон они, у каждой хижины по нескольку человек, за каждой изгородью. Много и детей. Жизнь кипит… Не то что там, где в пыли сидел слепой старик. Там, похоже, все вымерли… Задумавшись, Рови не сразу услышал, как его окликнули:

– Эй, юноша! Ты, видно, странник? Заходи к нам.

От другой хижины донеслось:

– Нет, нет, сюда, в наш дом! Бедный мальчик, как он исхудал…

И так, пока он шел вдоль улицы, его приглашали зайти, отдохнуть, отведать скромной пищи. И не знал он, как поступить, чтобы не обидеть людей. «Как и у нас», – вспоминал Рови гостеприимство своего народа. Он уже наметил себе домик, где больше, как ему показалось, достатка у хозяев, да и народу поменьше за оградой – не хотел он обременять собой хозяев и вводить их в излишние расходы, – как вдруг путь ему решительно преградил высокий юноша и чуть ли не силой втолкнул в калитку. Кучка вертевшихся тут же детей громко и радостно закричала, воздев руки к небу. Гостя усадили на циновку в тени платана. Молодая женщина, обернутая с головы до ног в кусок ткани, быстро семеня, мелкими шажками забегала то в дом, то обратно, всякий раз принося какое-нибудь блюдо с едой. Пышные лепешки, фрукты, куски мяса, вареные бобы – все оказалось перед Рови.

Хозяева – пожилая женщина вместе с молодой, древний старик и пять-шесть ребят – уселись вокруг циновки, подобрав под себя ноги. Рови тоже подобрал ноги. Все одобрительно засмеялись. Рови почти ничего не понимал из разговора хозяев. А они так тараторили, будто колония птиц, собравшихся в дальний перелет. Ну а юноша знай себе ел из каждой миски, с каждого блюда. Их ему предлагали с разных сторон.

Наконец он насытился, замахал руками, когда ему придвинули следующее блюдо. «Не надо, больше не надо», – хотелось сказать, но слова не шли из его уст. Все громко рассмеялись, а древний старик поднялся со своего места во главе трапезы, подошел к Рови, погладил его по голове и что-то прошепелявил беззубым ртом. Может быть, он сказал что-то вроде: «Ну и изголодался же ты, бедняга».

День клонился к вечеру. Рови отвели в хижину и уложили спать. От земляного пола его отделяли бамбуковая циновка и кусок грубой мешковины. Рови заснул мгновенно. Он проспал до восхода солнца, а потом пролежал в дремоте еще до полудня. Ему не мешали. Днем пришли в хижину дети, уселись рядом и молча его рассматривали. Пришла и хозяйка, присоединилась к детям. Сквозь приспущенные веки Рови незаметно подсматривал. А когда он открыл глаза, хозяйка спросила:

– Как зовут тебя?

Естественный вопрос к незнакомцу. Но его обычно задают тотчас при встрече. А тут спустя почти сутки… «Замечательный народ здесь», – решил про себя Рови. И он рассказал о себе почти всю правду, все-таки утаив то, что он – мамзер, то есть рожденный замужней женщиной не от мужа. «Кто знает, какие здесь обычаи? – рассуждал Рови. – Вдруг не угодишь. Тогда и выгонят в три шеи». Когда он рассказал о недолгом пребывании у гуру Натхи, все, кто слушал его, немедленно ткнулись лбами в землю и застыли в благоговении. Когда же все снова выпрямились, хозяйка сказала:

– Живи у нас сколько хочешь. Это большая честь для нашей семьи и для всего селения. Мы будем называть тебя Рови-Натха. Знай, тебя коснулась мудрость великого учителя… – Все снова ткнулись лбами в пол. – Она оставила отпечаток и на твоем челе. Живи у нас, Рови-Натха…