Место под солнцем

Глава 9

Возвращение Карлы домой после трехмесячного отсутствия стало событием, в честь которого ликовала даже унылая и замкнутая Анджела, более того, она приняла участие в семейных поцелуях и объятиях. Сильвана, накануне ставшая обладательницей нового музыкального инструмента, еще не пришла в себя. Габи, вдохновленная сообщением Ремо о «положительной реакции» Карлы на все события, щебетала как школьница. Улыбка, сияющая на ее лице, могла поспорить блеском с новым бриллиантовым гарнитуром, последним подарком жениха. Франческа, неизменно остающаяся фаворитом в семье, великодушно позволила всем бурно приветствовать Карлу, прежде чем сама ринулась в ее объятия. Миссис Де Лука держалась необычно мирно, почти застенчиво, хотя замечали это только, пожалуй, Карла и Габи. За столом мама «председательствовала» как обычно, но не командовала, только подробно расспрашивала старшую дочь о климате, жизненном укладе Тосканы, о еде, ценах и народе и, разумеется, высказывала свое неодобрение и недоверие к северянам в целом и к тосканцам в частности. После обеда по команде мамы Анджела и Сильвана покорно отправились мыть посуду. Франческе разрешили присоединиться к Карле, Ремо и Габи и поехать смотреть новый дом.

Карла с девочкой устроились в машине на заднем сиденьи. Они болтали, смотрели по сторонам, но Карла при этом непрерывно думала, как сообщить малышке сногсшибательные новости. Франческа пребывала в диком восторге, заполучив Карлу в свои руки, но увы, это не могло облегчить сложную задачу.

По дороге Ремо рассказывал, что дом этот он присмотрел еще давно, когда у них с Габи не было никаких отношений. Он давно подыскивал возможность поселиться так, чтобы его престарелая матушка жила бы с ним рядом, но в отдельной квартире. Ремо любил свою мать, но старался держаться от нее на расстоянии, чтобы у него не возникало осложнений в личной жизни.

…Новым владением Ремо оказался большой эдвардианского стиля дом, устроенный так, что в нем было четыре квартиры с отдельными входами, но с общим холлом, мансардой и просторным подземным этажом. Раньше хозяин сдавал эти квартиры четырем съемщикам, но при первом удобном случае продал дом целиком, особенно не торгуясь.

— Конечно, здание требует ремонта, но для жилья оно пригодно и сейчас, — тараторила Габи. — Смотри, матушка Ремо займет первый этаж, остальные два — наши. В мансарде… — Габи вдруг вспыхнула. — В мансарде поселятся няня или гувернантка. Но ничто не мешает тебе въехать сюда хоть сегодня.

— Если ты готова потерпеть шум от ремонтных работ, — добавил Ремо.

— Ты сэкономишь — квартира в Сохо больше не понадобится.

— Ни о каких деньгах не может быть и речи. Все равно дом пока будет стоять пустой.

Габи и Ремо перебивали друг друга, уговаривали Карлу с такой горячностью и искренностью, что девушка была тронута. Но ее согласие еще ничего не значит. Улучшив удобный момент, она повернулась к Франческе.

— Ну как? — весело и беспечно спросила она. — Может, согласишься пожить со мной в чудесном дворце короля Ремо и королевы Габи? А то мне одной будет скучно.

Глазенки у девочки расширились и вспыхнули.

— У меня будет своя комната? — ахнула она. — Мне не надо больше жить с Сильваной?

— Обязательно будет, — твердо сказал Ремо. — В доме комнат много-премного. Ты по-прежнему будешь ходить в свою любимую старую школу, потому что это совсем близко отсюда.

— И у меня будет свой шкаф для платьев? — продолжала недоверчиво расспрашивать Франческа. — И я буду первая идти в ванну?

Габи фыркнула, сдерживая смех. Ванна и запасы горячей воды всегда были поводом для ссор у девочек. Но уж так повелось, что первой всегда была Анджела, за ней Сильвана и только потом пускали горемычную Франческу. Конечно, малышка не спорила, старшие есть старшие, но все же позволяла себе мечтать об иных порядках.

— Конечно! — с трудом сохраняя серьезный вид, успокоила девочку Габи. — Если только тебе не захочется принять душ вместо ванны.

— Душ! — задохнулась Франческа, для которой душ был неведомой королевской роскошью. Больше сдерживать радость она не могла. — Ой, ну пожалуйста, ой, я так хочу! — запищала она и вдруг засомневалась: — А мама меня отпустит?

Карла, безмолвно взывая к небу, сделала отчаянный шаг в новую жизнь.

— Что ты скажешь, Франческа, — неторопливо произнесла она, — если я сообщу тебе, что мама на самом деле мамина мама?

Застигнутые врасплох Габи и Ремо переглянулись и замерли в молчании. Впечатлительная, но рассудительная Франческа, казалось, обдумывала услышанное, потом подняла на Карлу свои огромные карие глазки. Ее открытый, доверчивый детский взгляд требовал всей правды — не меньше.

— Понимаешь, лапочка, — Карла будто со стороны слышала свой голос, — я твоя настоящая мама. Поэтому-то я всегда любила и люблю тебя больше всех. Когда ты родилась, я была еще слишком молода, чтобы растить тебя. Но сейчас, если ты согласна, я просто мечтаю, чтобы мы с тобой жили вместе. Конечно, если ты выберешь остаться у бабушки, ничего страшного, пожалуйста. Мне будет очень жалко жить с тобой врозь, но я пойму тебя и не обижусь.

Франческа сидела тихо-тихо, как мышка. О небо, в отчаянии думала Карла, что же я наделала… Разве можно выплескивать на ребенка такие новости, да еще так откровенно, без подготовки! Надо было сочинить какую-нибудь историю, подвести девочку к этому постепенно и бережно. Любой детский психолог или педагог пришел бы в ужас от подобной бестактности и прямоты.

Пауза длилась вечно. Наконец раздался голосок:

— Значит, Анджела — моя тетя?..

Карла, несмотря на душевный трепет, не сдержала улыбки, услышав в дочкиных словах умилительное огорчение.

— Боюсь, что так, — кивнула она. — И Габи, и Сильвана тоже.

— Они — это не страшно! — с сердцем воскликнула малышка. — Даже хорошо. Но Анджела и так воображает, а если она — моя тетя… то станет ужасной задавакой!

И все засмеялись — с облегчением и радостью. Франческа крепко-крепко сжала руку Карлы.

— Ты не думай, что для меня ванна — самое главное, — уверила она новоприобретенную маму. — Ты всегда можешь залезать первая!

Да, поняла Карла, взрослые недооценивают гибкость детской души, способность ребенка приспосабливаться. Для мамы это будет гораздо более тяжким переживанием, чем для Франчески, которая через несколько минут беззаботно носилась по новому дому, в котором было полно комнат, углов, чуланов и закоулков. Особенно ей понравился заросший, одичавший сад с прудом, полным кувшинок и ряски. На верхнем этаже, объяснял Ремо, косметический ремонт будет сделан в первую очередь, чтобы Карла и Франческа могли переехать как можно скорее. Последние документы о купле-продаже оформят буквально завтра, говорил он, после чего маляры немедленно начнут работу.

— Боюсь, ожидается большой шум и грохот. Не миновать также и запахов — краска, лак и прочее. Но ремонт будут делать частями — сначала верх, потом первые этажи, потом подвал. Слава Богу, не нужна новая крыша. Старый владелец недавно заменял ее за счет муниципальных средств.

Удивительно, но такая независимая, уверенная в себе, честолюбивая Габриэла окунулась с головой в семейно-хозяйственные вопросы. Похоже, ее напористый характер и деловая хватка раскроются еще полнее при наличии новых стимулов в жизни. Почтенная миссис Папетта очень быстро выяснит, что обрела невестку, достойную во всех отношениях, усмехнулась про себя Карла.

Пока в машине шло объяснение с Франческой, миссис Де Лука дома готовила своих дочерей к неожиданным новостям. Когда самое главное было сказано, она не успокоились и все продолжала говорить:

— Ваша сестра была юна, доверчива и глупа. Она встретила очень плохого человека. Вам обеим это тоже урок. Но мы должны благодарить Господа Бога, что он наградил нас таким чудным ребенком, как Франческа. Теперь пришло время Карле приступить к своим материнским обязанностям.

— А можно мне сказать в школе, что у меня есть племянница? — настойчиво спросила Анджела, для которой чрезвычайно важно было распределение ролей — семейных, социальных, каких угодно.

Миссис Де Лука поджала губы. Хоть с опозданием, но пересуды все равно начнутся, это неизбежно, с прежней досадой и горечью подумала она и сухо сказала:

— Лучше спроси об этом Карлу. А теперь за работу. Надо закончить уборку.

Секрет происхождения Франчески Де Лука стал в округе кратковременной сенсацией, но после первой волны многозначительных взглядов и разговоров, новость на удивление быстро ушла в песок, так и не успев обрасти слухами. К счастью, Франческа не стала интересоваться своим отцом, отчасти потому, что с пеленок привыкла жить без него, отчасти потому, что имела вообще довольно смутное представление, что такое отец и для чего он нужен. Пройдет совсем немного времени, девочка начнет задавать вопросы и этот хрупкий мостик придется перейти, понимала Карла. Вероятно, все-таки придется выйти замуж, чтобы заполнить пробел в жизни дочери и дать ей отца, которого она заслуживает, — порядочного, доброго, веселого человека, такого, как Ремо, например. Но только не такого, как Джек. Но пока еще рано. Пока можно подождать.

Практически ничего не объясняя, Карла уведомила миссис Палюччи о своем скором переезде. Ей совершенно не хотелось привлекать к себе внимание обывателей Сохо. Вполне достаточно Илинга. Частную жизнь предпочтительно оставлять в тени, если дорога карьера. Кстати, пригород позволяет скрыть многие личные тайны от больших ушей и глаз театральных сплетников.

«Анна Прайс» Фримена, как и две предыдущие его пьесы, получила площадку в Театральной Галерее Кэмден-тауна. Собственно, это был не театр, а огромное складское помещение, которое переделали под зал и сцену. Зрители здесь в буквальном смысле слова сидели нос к носу к артисту; кулисы, рампа, осветительная техника — все было условно, если вообще имело место. Зал делился на четыре сектора, проходы вели прямо к дверям на улицу, никакого фойе, раздевалки, кафе не было и в помине. Галерея Кэмден-тауна не запрашивала статус профессионального театра из экономических соображений. Выгоднее было оставаться клубом. Поэтому лишь завзятые театралы и самые рьяные критики давали себе труд ехать за тридевять земель, чтобы сидя на жесткой скамье в течение двух-трех часов смотреть неизвестные пьесы никому неизвестных авторов. Спектакли Галереи не имели ничего общего с успехом корифеев Уэст-Энда, но клуб страшно гордился своим эстетским репертуаром и неординарностью. До сих пор это было довольно легко, так как Галерея пользовалась стипендией Национального Совета Искусств, которая, правда, выписана была только на год вперед, и благосклонностью фонда любителей драматургии. Этих средств осталось уже совсем мало. Иначе говоря, существовала Галерея только за счет частных добровольных пожертвований. Так и перемогались — от одной экспериментальной постановки до другой. Поэтому нужда в средствах была постоянной. Клубу отчаянно требовалась добротная, интересная пьеса, которая привлекла бы внимание прессы, заполнила бы зал и спасла бы финансы.

Карла, впрочем, как и вся труппа, была разочарована встречей с Джосайей Фрименом. Его уговорили приехать на репетицию для знакомства с коллективом, что он и сделал без особого энтузиазма. Обсуждать что-либо, давать советы и пожелания и уж, не дай бог, менять текст он наотрез отказался. Фримен, мужчина средних лет, осанистый, в очках, похоже, совершенно не умел общаться с людьми. После первой и единственной встречи с актерами и режиссером он, казалось, вообще потерял интерес к своей пьесе. Успех, провал, скандал, фурор — как всегда ему было безразлично. Оставалось только удивляться, что такой вялый и равнодушный субъект сочиняет пьесы, полные искренности, страсти и эмоций. Питер Меткалф, правда, был убежден, что факт самоустранения Фримена только благо для постановки. Он считал, что авторы мешают и досаждают режиссеру своими придирками, нытьем и претензиями. Лучше бы они все были отшельниками, как Джосайя Фримен, а еще лучше — покойниками, как Уильям Шекспир. К слову сказать, Меткалф давно подумывал о постановке «Макбета» в современной стилистике, на современном, например, латиноамериканском материале.

Карла обратилась к родным с особой просьбой не присутствовать на премьере. Для девочек эта пьеса явно неподходящая, маму покоробят морально-этические принципы персонажей, а Ремо и Габи Карла не готова была видеть в зале, пока у нее не уляжется «премьерная трясучка». Потом — ради Бога.

К счастью, билеты шли хорошо. Питер поднял все свои связи, всеми возможными способами подстегнул интерес к «Анне Прайс», и в результате на удивление много критиков и журналистов изъявили желание присутствовать на премьере. Тревога и дурные предчувствия обуяли Карлу, вплоть до того, что она начала страдать физически. Она не могла спать, не могла есть, ее постоянно мутило. Волей-неволей вспомнилась та злополучная ночь, когда Джек откачивал ее в ванной. Ничего не помогало, даже йога. Но по опыту Карла знала, что после премьеры, даже если будет провал, она придет в себя и снова станет человеком.

В момент, когда вспыхнули огни рампы и зал замер в ожидании, Карла была почти невменяема. Но профессионал всегда остается профессионалом. Прозвучала первая реплика и все исчезло: женщина по имени Карла Де Лука, зрители, кулисы. Ничего этого не было в жизни Анны Прайс, которая царила теперь на сцене, сама о том не подозревая. Антракт после первого действия прошел для Карлы как в тумане. Машинально глотая чай, она оставалась в другом мире. Ни с кем не говоря, она заперлась в гримерной, чтобы ничего не слышать — ни вздохов огорчения, ни криков восторга. Ей не было дела до реакции коллег, зрителей, журналистов. Спектакль продолжался. И только потом, после оваций и восторженных воплей, после объятий и поздравлений она смогла снова влезть в собственную шкуру. И только тогда она узнала, что в театральном мире произошла сенсация.

— Ты видела газеты? — рано утром кричала в трубку Габи. — Ты видела «Дейли Ньюс»?

Карла, которая впервые за неделю крепко спала всю ночь, спросонья плохо соображала.

— Нет, что ты… — зевнув, пробормотала она.

— Так слушай! «…Новая прекрасная пьеса и блистательная, талантливая молодая актриса, исполнившая главную роль, превратили вчерашний вечер в настоящий праздник искусства. Остается только пожелать, чтобы спектакль увидели все. Он заслуживает этого. И даже большего». Ой, Карла! Вот это да! Ну, ты рада?

— Да, вообще… наверное, — пробормотала Карла.

— Ну, смотри, теперь вся мамина родня явится в театр, чего во веки веков не бывало! — засмеялась Габи. — Как ты думаешь, есть в Лондоне театр, чтобы все они уместились?

Рассмеялась в ответ и Карла. Со стонами и вздохами она забралась обратно в постель и проспала почти до полудня.

Наивная Габи, конечно, не понимала, что у такого успеха есть и обратная сторона. Появлялась опасность, что на крючок клюнет знаменитая прима, иначе говоря, изъявит желание сыграть в новой пьесе главную роль. Но Карла не хотела разочаровывать Габи, искренне убежденную, что ее сестра стала великой драматической актрисой. Хорошая критика, ажиотаж в прессе сам по себе ничего не решал. Твердолобые и прижимистые спонсоры-толстосумы не дадут ни пенни на продвижение постановки по площадкам города, пока не увидят на афише имен популярных артистов. Питер Меткалф и Саймон Даф, финансовый директор Галереи, сбились с ног, предлагая свой товар, то есть «Анну Прайс». Плохие они коммерсанты. Бен Холмс ни за что не принял бы их к себе.

Желающих финансировать спектакль хотя бы в течение сезона не появилось. Хотя доходы от билетов были неплохие, «Анна Прайс» шла с аншлагом, зал заполнялся до отказа, но по-прежнему будущее было в тумане. Оказалось, что знаменитые артистки почему-то не выстраиваются в очередь, желая перехватить у Карлы главную роль. Похоже, никто не стремился проиграть в сравнении с великолепной первой исполнительницей, никто даже не высказывал желания рискнуть. Как ни странно и ни печально, но бесспорный талант Карлы Де Лука ставил под сомнение жизнеспособность постановки. Карла во всем винила себя, из скромности не решаясь признать, что весь секрет, по иронии судьбы, в ее успехе. Газетные критики, журнальная театральная элита давно уже обсудили все до мелочей, одобрение и восторг были всеобщими и полными. Постановке предсказывали долговременный успех. Мешало одно «если». Если найдутся средства для перехода на более солидную площадку. Альтернатива оставалась простой.

К счастью, Карла была слишком увлечена Франческой и новой жизнью, чтобы тяготиться этими профессиональными трудностями в свободное от работы время. Театр был ей нужен в качестве убежища от самой себя, успех — в качестве гарантии независимости. Удачная карьера обеспечила бы ей с дочерью безбедную жизнь и, пожалуй, все. Карле уже приходилось брать фальстарты, пусть и на другом поприще. Ради собственного покоя она принимала каждый день таким, каким он был, и скептически воспринимала шумиху вокруг своего имени.

Время шло. В конце концов Карла нашла невозможным и дальше отказываться от приглашения Питера Меткалфа. Она решила, что лучше поскорее отужинать с ним, чтобы он успокоился, а потом заняться переездом в новый дом Ремо, где заканчивался ремонт. В общем, они с Питером договорились встретиться в субботу вечером, после спектакля. У Карлы, да и ни у кого из артистов не было собственной гримерной, поэтому убогий чуланчик, носящий это солидное название, она делила еще с тремя актрисами. Девушки попрощались, ушли, а Карла осталась ждать, когда заедет Питер. Мысли ее, правда, блуждали от него очень далеко. Надо было отбрить его еще сто лет назад, только с досадой подумала Карла.

Раздался стук в дверь. Карла быстро застегнула блузку, чтобы не давать «лишних надежд», и крикнула:

— Да, Питер, заходи.

Она взяла щетку, хотела пригладить волосы, но рука ее замерла. В зеркале она увидела… неужели кошмарные видения из прошлого явились к ней?

— Вынужден огорчить тебя, это не Питер, — сдержанно произнес Джек Фитцджеральд.

Карла судорожно сглотнула.

— О, Джек, здравствуй! — звонко воскликнула она, через мгновенье овладев собой. — Очень рада тебя видеть. Ну как тебе спектакль?

Фитцджеральд сел, вытянув длинные ноги.

— Тяжеловато для моего примитивного вкуса, — сказал он, откровенно разглядывая ее. Карла покраснела. — Но все же хочу поздравить тебя. Ты весь спектакль тянула на себе.

Сдержанный комплимент.

— Очень мило с твоей стороны, Джек. О такой роли мечтает каждая актриса. Героиня настолько хороша, что трудно сыграть ее плохо.

Чувствуя, что беспечное щебетание неуместно, Карла осеклась. Воцарилось неловкое молчание. Хотя неловко было только ей. Джек, похоже, ситуацией не тяготился. В его ленивом взоре, в расслабленной позе ощущалась воинственность.

— Как поживает Бен? — наконец спросила Карла. Она едва не ляпнула «Как Хелен?», но вовремя сдержалась.

— Бен на пороге счастливого супружества. Вина только на мне — это я отправил его в круиз. Остается надеяться, что второй опыт будет для него удачнее первого. А как поживает Питер?

— Питер? Ах, Питер! Ну… вообще-то…

Слава Богу, в этот момент открылась дверь, влетел Меткалф и, не замечая Фитцджеральда, одарил Карлу эффектным театральным поцелуем.

— Поторопись прекрасное создание, — пропел он. — Я погибаю с голоду.

— Питер, — пробормотала Карла, заметив, что Джек скривился в недоброй ухмылке. — Познакомься, это Джек…

— Фитцджеральд! — заорал Меткалф и принялся трясти его руку. — Где же ты скрываешься? Я только вчера звонил тебе в офис, мне сказали, ты в отъезде.

— Ты же знаешь меня, Пит, — вяло улыбнулся Джек. — Я сбежал от них.

— Старина, ты тот человек, который мне нужен, — с обворожительной улыбкой продолжал Питер. — Надеюсь, нет надобности ничего объяснять. Если ты видел «Анну Прайс», то уже все понял. Слушай, а что если нам вместе поужинать? Эта милая дама, — заявил он, фамильярно хлопнув Карлу пониже спины, — ныне гордость всего города!

— Пригорода, Питер, мы в Кэмден-тауне, — уточнила Карла. Ее страшно задела вульгарность Питера и ужаснул циничный блеск, мелькнувший в глазах Джека.

— Карла, козочка моя, не скромничай. Ты, наверное, еще не поняла, что Джек — тот всемогущий волшебник, который может обеспечить успех на другом берегу Атлантики всем нам и тебе в первую очередь. Так как, старина? Кстати, вы сами-то давно знакомы?

— Мы вообще не знакомы, — сказал Джек, опережая Карлу. — Просто я позволил себе вольность прийти за кулисы и высказать восхищение мисс Де Лука.

Девушка молчала. Если бы Питер узнал хоть что-нибудь об их отношениях с Джеком, то, несомненно, привязался бы к ней с назойливыми просьбами использовать его, чтобы добиться ангажемента. Джек невольно спас ее, но чувство благодарности вызвало в Карле прилив мучительной боли.

Они отправились в ближайший греческий ресторан, в который часто захаживали все обитатели и зрители Галереи. За трапезой Карла в основном молчала, не замечала, что перед нею в тарелке. Джек невозмутимо ел и пил, изредка бросал на девушку насмешливые взгляды. Питер же разглагольствовал, размахивал вилкой, и был так воодушевлен, что почти весь его ужин остыл нетронутым.

Меткалф не удосужился быть деликатным. Он знал, что у Фитцджеральда в руках огромные деньги и что тратит он их только на безусловные в коммерческом отношении постановки. Поэтому главной своей задачей Питер считал убедить Джека, что «Анна Прайс» будет иметь успех не меньший, чем «Звуки музыки». Переигрывает, подумала Карла с неприязнью. А Фитцджеральд забавлялся, безжалостно забрасывая Меткалфа коварными вопросами. Карла сразу вспомнила первую встречу с Джеком, когда она потратила несколько часов, пытаясь продать ему, как выяснилось, его же собственность. Сейчас из его слов девушка поняла, что он тонко чувствует смысл пьесы, что критические замечания его небезосновательны, хотя он намеренно давил на Питера, желая во что бы то ни стало обезоружить его. Трудно было, правда, сходу определить, что Джек говорит искренне, а что с целенаправленным подвохом.

«Торговля» эта стала Карле неприятна. Отвратителен был Меткалф, который разве что на коленях перед Фитцджеральдом не ползал. Питер совершенно не умел «обрабатывать клиента». Он сделал все мыслимые и немыслимые ошибки, каких не допустит даже начинающий коммерсант. Впрочем, к торговцам Питер всегда относился скверно. Он считал недостойным даже презирать их.

— С вашего позволения, господа, я возьму такси и поеду домой, — для убедительности зевнув, сказала Карла. — Я еле стою на ногах. А вам, уверена, еще есть о чем поговорить.

— Никаких такси, — заявил Джек. — Моя машина стоит в двух шагах. Вам в какую сторону?

— В Сохо, — только и оставалось сказать Карле. Слава Богу, она еще не успела перебраться в Илинг!

— Я остановился в «Шератоне», — как ни в чем не бывало продолжал Джек. — Меня нисколько не затруднит подвезти вас. Честно говоря, я сам чертовски устал, так что извини, Пит. Может, я и тебя подброшу?

— О… нет-нет, я на своей, спасибо, — затараторил Питер, почуяв удачу. — Вообще-то, уже действительно поздновато. Джек, если тебе надо подогнать машину, Карла подождет у дверей, правда, Карла? А пока, если не возражаешь, мы перекинемся с ней парой слов, недолго, нет, просто я подожду счет. Понимаешь ли, ангажемент, аншлаг — такая уж у нас профессия, всегда есть срочные дела. — Он вскочил, стал преувеличенно бурно пожимать Фитцджеральду руку. — Так сколько ты пробудешь в Лондоне, а, Джек?

— Как знать? — с какой-то злорадной улыбкой отозвался он. — Сегодня здесь, а завтра там… Я весь в этом.

— Слушай, может ты все же подумаешь? Ну, насчет того, о чем мы говорили сегодня? — снова начал канючить Меткалф. — Кто возьмется за «Анну», отлично заработает.

— Вас понял, — сухо ответил Фитцджеральд. — Итак, я жду у подъезда, Карла. Всего хорошего, Пит.

— Карла! — запел Меткалф, когда Джек ушел. — Этот тип наша последняя надежда.

— Что дальше? — вскинула голову Карла, уже зная, что услышит.

— Ну, так ты бы его подсластила немного, а? То есть я, конечно, не имею в виду, что ты должна…

— Нет, Питер, — отрезала девушка.

— Ради всего святого, Карла, да пошевели же мозгами! Ничего страшного, если ты немного вскружишь ему голову. Не знаю, как ты, а я заметил, как он жадно смотрел на тебя. Да что в этом такого, в конце концов? Подумай о постановке, подумай о своей карьере, о труппе!

— Спокойной ночи, Питер, — с трудом владея собой, сказала Карла. Она сознавала, что Питер просит ее развить безобразную роль, которую сам только что играл перед Фитцджеральдом. — Извини, но мне нужно помыть руки. Всего наилучшего.

Закрывшись в туалете, Карла, пытаясь успокоиться, сделала несколько глубоких вдохов. Не помогло. Ее трясло с ног до головы. И хотя омерзительна была торговля, которую устроил Меткалф, оскорбительны были его грубые предложения окрутить «клиента», Карла обнаружила, что ее расстроило нежелание Джека субсидировать пьесу. Хуже того, он готов был это сделать, но только ради нее. Хорошо, что Меткалф ничего не знает… Учитывая обстоятельства их разрыва, Джек не станет тратить деньги из сентиментальности, в ущерб своим финансовым интересам. Глупость, конечно, неужели она рассчитывала, что сверхэмоциональная, мятущаяся Анна Прайс, героиня никому неизвестной пьесы, тронет человека, который принимает жизнь такой, какая она есть и презирает тех, кто страдает и мучается, пытаясь разобраться в себе и в этой самой жизни? Но все-таки, чего Джек хочет от нее? Неужели он разыскал ее только для того, чтобы поздравить? Или гуляя по Лондону, он вдруг ощутил, как вспыхнула в нем былая страсть? Непохоже на Джека. Дешево досталось — легко потерялось, вот как он живет.

Черный «БМВ» стоял у дверей. Джек ждал Карлу. Машина тронулась.

— Джек, это не та дорога, — сказала Карла, когда они в молчании проехали несколько километров. — Если ты на следующем светофоре повернешь направо…

Но он не слушал ее, он продолжал молча вести автомобиль. Карла поняла, что он вовсе не собирается везти ее домой.

— Куда ты везешь меня? — ледяным тоном произнесла она, разом потеряв напускную беспечность.

— В свой отель, разумеется. У меня есть к тебе разговор приватного толка. И я не хочу, чтобы рядом суетились всякие Меткалфы или из-за стенки подслушивали соседи.

— Разговор? О чем же?

— А как ты думаешь? Об одной незавершенной сделке, конечно.

— Если ты собираешься развлечься, отдавая дань прошлому, то обратился не по адресу.

— Что за недоверие! Что за грязные мысли! Как ты ограничена, Карла! — насмешливо укорил он ее. — Хотя, если подумать, идея неплохая. Надо только все пепельницы убрать подальше.

Прежде чем Карла успела парировать, Джек нажал на тормоз. Они были у дверей «Шератона». Бросив ключ от машины швейцару, Фитцджеральд властно увлек за собой Карлу.

Она пребывала почти в прострации. Послушно села на краешек дивана, молча приняла бокал, который налил ей Джек.

— Послушай, уже очень поздно… — девушка решилась прервать молчание.

— Прежде всего я хочу сказать, — перебил он ее, — что несмотря на твою действительно потрясающую работу на сцене, я не собираюсь финансировать постановку. У меня не было и нет таких намерений, и что бы там ни говорил Меткалф, я своего решения не изменю. Однако я не хочу, чтобы у тебя создалось впечатление, что я придерживаю деньги в ожидании, что ты ринешься в мои объятия. Я не злопамятен и не имею привычки держать зуб на кого-нибудь. Тут дело в принципе. Вот и все. На свой счет можешь этого не принимать. Зная тебя, я решил, что именно так ты подумаешь.

Типично для Джека. Резко. Откровенно. Безжалостно.

— Избавь меня от всего этого, — сказала Карла. — Но учти, ты делаешь серьезную ошибку. Остается сожалеть, что состоятельные люди не видят среди серой массы шедевров, даже когда они просто бросаются в глаза. Впрочем, я от тебя другого и не ожидала.

— Вот как. Куда уж нам, деревенским лопухам. Хотя я, по крайней мере, не лезу из кожи вон с претенциозными рассуждениями как твой возлюбленный Меткалф.

— Что значит «возлюбленный Меткалф»?

— Не прикидывайся дурочкой. Этот красавец слюни на тебя пускает, и ты прекрасно видишь это. Кстати, извини, если испортил вам вечер. Третий — лишний.

— Питер, между прочим, — искренний и добрый человек. И мои отношения с ним тебя вообще не касаются.

— Милая Карла, я счастлив, что ты наконец избавилась от своих «пунктиков» относительно мужчин. Уважающая себя и процветающая актриса не путает работу с развлечениями. Однако разумно, если ты держишь его на голодном пайке. Так, во всяком случае, он не спустит тебя в канаву за ненадобностью. Ведь ты еще не знаменитость…

— После таких оскорблений, — отрезала Карла, с облегчением восприняв волну гнева, — я вынуждена поверить, что ты бесконечно злопамятен.

Джек помолчал.

— Может быть, ты и права. Может быть, я обманывался не только в этом.

Он подошел к ней. Девушка сидела, запрокинув голову и закрыв глаза. Неожиданно она почувствовала, как он сел рядом и положил ей на плечи руку. Впервые с последней ночи Джек прикоснулся к ней. И ее сразу потянуло к нему. Перехватило дыхание. Пробежали мурашки по коже. Застучала в висках кровь.

— Значит, с тобой то же самое? — Ненужный вопрос. Все, что он хотел знать, он уже знал. Жар, исходящий от нее, дрожь в руках только подтверждали это. — Черт возьми, Карла, ну почему мы сами себе сопротивляемся? Почему, Карла?

Скажи ему все, скажи сейчас, кружились в ее голове обрывки мысли. Благоразумие исчезало от тепла его рук. У тебя будет и Джек, и Франческа…

— Джек… — неуверенно произнесла она.

— Что? — шепнул он и поцеловал ее волосы, шею… Карла вдыхала аромат любимого с жадностью изголодавшегося наркомана, мучительно сознавая, что не в состоянии противиться ему, что через какие-то мгновения она сдаст последние рубежи. Да, она жалкая, да, она малодушная, но ей невыносимо больше терпеть эту страшную боль. Она не хочет больше боли и страданий, она хочет радости и наслаждения, она хочет его… Чувственное желание заглушало способность мыслить логически, способность отвечать за себя, действовать… Пусти его к себе, иди к нему, доносился из самых глубин настойчивый тихий голос. Скажи ему о Франческе. И все будет хорошо. Вы будете счастливы. До тех пор пока…

Ожил затухающий в стихии вожделения рассудок. У меня есть дочь — доверчивая, невинная, принявшая мать беспрекословно, несмотря на годы, в течение которых была брошена ею. Эти годы еще предстоит искупить. Франческе нужен отец, настоящий отец. Нельзя, чтобы ей досталась второстепенная, унизительная роль. Неужели ее просто милостиво примут в жизнь, как ненужный довесок, как принудительный налог, который некто готов заплатить за любовь ее матери? Франческе и так судьба сделала одолжение, что впустила ее в жизнь. Карла внезапно увидела четкую и страшную картинку: Франческа сжалась около бабушки, а они с Джеком колесят по белу свету, предаваясь любви и страсти. Но где, где взять силы, чтобы устоять перед ним? Если она сдастся сейчас, то все потеряно. Бороться ни за себя, ни за Франческу она больше будет не в силах. Карла ощущала на щеке его губы, его руки скользили по груди.

— Карла, — глухо выговорил Джек. — Я не живу без тебя. Не могу. Карла, я умоляю…

И он припал к ее устам, дразня, искушая, моля, надеясь. Он ждал ответа, хотя бы намека, знака… Время вышло. У Карлы остался один путь — выстрелить по его самолюбию. Уязвить его гордость. И с отвращением к себе она молвила:

— Джек, если я пересплю с тобой, ты согласишься финансировать пьесу?

Вот что значит мертвая тишина — умирает все, даже ничто.

— Это Меткалф успел тебе посоветовать? — чужим голосом заговорил Джек. — Ты что, не поняла, почему я сказал ему, что мы никогда не встречались? Чтобы он не вздумал использовать тебя.

— Питеру такое и в голову не пришло бы. Я стала другой. Моя цель — гол. Я хочу, чтобы пьеса имела мировой успех. Я хочу этого успеха. Хочу так же, как ты хочешь меня. О браке говорить не будем. Устроим сделку. Я тебе даю желаемое, ты — мне. Ты мог бы очень помочь моей карьере. Ты очень влиятельный человек, Джек.

Карла говорила нарочито холодно и ровно.

— Ты смеешься.

— О, нет. После Италии я о многом передумала. Я решила быть победителем — точь-в-точь как ты. А ты выигрываешь чаще с краплеными картами. Ты сам меня этому научил, Джек.

Он отпрянул от нее.

— Все торгуешь, да, Карла? Мне, правда, больше нравилось, когда ты барахло продавала. До торговли собой ты не опускалась.

— Моральные нравоучения тебе не к лицу, Джек. И не надо преувеличивать. Каждый живет как может. Ну что, мне располагаться или ты отвезешь меня домой?

С ледяным спокойствием Джек вытащил из бумажника пятифунтовую банкноту и грубо вложил ей в руку.

— Возьмешь тачку, — рявкнул он, подавляя желание ударить ее. — Может, пришлешь и счет за время, проведенное в Италии? Мне не хочется, чтобы ты думала, будто я не отдаю долгов. Как там звучит итальянское слово, которого нет в разговорнике? Ага, вспомнил — puttana. Я знал, что рано или поздно оно может мне пригодиться.

Лицо Джека стало серо-пепельным от бешенства, а в глазах застыли такая ненависть и такая мука, что Карла не знала, кто из них страдает сильнее — он или она.

Хлопнула дверь. Джек Фитцджеральд исчез из ее жизни.