Место преступления

Глава девятая КЛИЕНТ

Турецкий был расстроен тем, что сбылось худшее из его предсказаний: Филя сел-таки… Полез на рожон, понятное дело, все никак смола у него в одном месте не перекипит, не успокоится. И вот что теперь делать в первую очередь? Его из «узилища» вытаскивать, да еще знать надо, где оно, или заниматься своим прямым делом: расследовать обстоятельства убийства Краснова по-новому?

Они появились в Боброве в середине дня, когда операция по «поимке террориста» уже завершилась и «преступник» вместе с полковником, задержавшим его, отбыли из города. Куда? Наверняка в Дорогобуж, в районный центр, куда же еще? Ведь именно там Крохалев очень большой начальник. Но догадку следовало проверить.

Посовещавшись с напуганными все-таки появлением полковника и арестом Агеева женщинами, Турецкий с Гордеевым решили не откладывать основного вопроса, ради которого и прибыли, а проблему Фили решать попутно. Не послушался, поступил по-своему, вот и посиди, дружок, подумай о своем поведении.

К чести обеих Красновых, они активно защищали перед москвичами их друга. И вел он себя вовсе не вызывающе, скорее шутил, пытался чуточку смягчить напряженную обстановку, вызванную, надо откровенно признаться, грубым приходом полковника вместе со звероподобными оперативниками, его хамским тоном, который он безуспешно пытался смягчить, но это у него плохо получалось.

Турецкий слушал и кивал, как бы соглашаясь с Верой. А она рассказывала, точнее, красочно и с определенным пиететом «живописала», сцену странного допроса без протокола, без понятых и так далее, вспоминая все, о чем говорил ей Агеев. Он же предлагал ей сообщить об этих процессуальных нарушениях адвокату, вот она теперь и старалась ничего не упустить. А Катя лишь кивала, похоже, ее нравственные силы были на исходе, так ее достали «доброжелатели».

Сам же Александр Борисович думал о том, что Филя, конечно же, не смог удержаться от своих бесконечных «приколов». В общем, что ж, было бы неплохо, если бы он теперь сам и почувствовал на собственной шкурке, каково оно — не слушаться старших. Хотя в вопросе с возрастом между ним и Турецким большой разницы не просматривалось. Но Агеевское упрямство иной раз неплохо и охладить, а временное содержание Фили в каком-нибудь изоляторе не сильно грозило его здоровью. Скорее, опасаться должны были те, кто захотел бы проявить к нему излишнее любопытство, сопряженное с неправомерным действием. Так что с этой стороны можно было о нем не особо беспокоиться.

Но, с другой стороны, находясь на свободе, Агеев мог бы с успехом оттягивать на себя внимание того же Крохалева, который теперь, обезопасив для себя одного оперативника, примется с удвоенным вниманием следить за вторым. Что ж он, глупый, что ли, чтобы не понимать или просто не попытаться узнать по своим каналам, чем занимается «Глория»? А узнав, «забьет» во все колокола, — непременно. И как теперь работать? Одна надежда, что помогут те документы, которые ценой собственной свободы добыл-таки Филипп Агеев. И Турецкий с Гордеевым, отложив на время все самые необходимые действия по немедленному вызволению «сидельца», принялись за изучение папок из вместительной сумки сыщика. А он, решили они, несмотря на бурный протест Веры и молчаливое согласие с ней Кати, сам виноват.

Москвичей и смешила, и радовала такая реакция Кати с Верой. На их лицах постепенно исчезали сумрачная грусть и даже страх перед неизвестными и обязательно неприятными событиями, которые еще грозили им, а вместо этого стали появляться улыбки — у Кати еще робкие, а у Веры — вполне бодрые, скopee указывающие на ее оптимистический и непреклонный характер. Да, вместе с такой женщиной можно и повоевать, и порадоваться победе, и — вообще. У Гордеева прямо-таки глаза светились, так она ему нравилась. Совсем другой оказалась, не той, что была в агентстве — неуверенная и будто измученная навалившейся бедой. Нет, мы еще повоюем, словно бы подбадривал ее уверенным взглядом Юрий Петрович. Вместе, рядом, — наверняка хотел бы добавить. А Турецкий наблюдал и ухмылялся, но не обидно, а поощрительно, как самый старший и мудрый в этом доме.

Кстати, оценив обстановку и понимая, что прослушивающие устройства теперь абсолютно никому не нужны, Александр Борисович, с первых же минут появления здесь, с «акулой» в руках, привезенной с собой в специальном чемоданчике, обошел все, без исключения, помещения большого и вполне комфортного дома. А после этого он просто выдрал с корнями, в смысле, с проводкой, и спустил в унитаз обоих найденных Филиппом «жучков», и тем снял проблему всеобщего «молчания», делавшего пребывание у Красновых очень неудобным, да и неприятным. Будто ты в купальне, а за тобой подглядывают — так резюмировала Вера, и Гордеев с ней немедленно согласился. Причем, как показалось Александру Борисовичу, с большим, чем следовало бы в его возрасте, знанием дела. Во всяком случае, Вера отреагировала на замечаний адвоката, что это вообще черт знает что такое, благосклонным и даже поощряющим взглядом. А Турецкий между тем подумал: «Эх, Филя, сидеть теперь тебе до скончания века, некогда будет Юрке заниматься еще и твоими проблемами… А ведь предупреждал! Сам виноват…». Но совесть тут же возражала, что своих бросать нельзя. Может, Филе там уже плохо. Хотя вряд ли… Наверняка, немедленно вернулся к прежней мысли Александр Борисович, если и плохо, то кому-то другому.

Но ведь вот — ирония судьбы! Только подумал, как его задела, буквально до глубина души, трогательная интонация в голосе Кати:

— А как же с Филей? Верочка, Юрий Петрович!.. Он же нас защитил, и его арестовали, а мы про всякое тут… а он же не виноват, я не верю тому полковнику, у него гадский вид… — И не договорила, будто боясь расплакаться.

Да, очень трогательно, ничего не скажешь, особенно впечатлял «гадский вид», и Турецкий сказал, что о Филе беспокоиться не стоит, он все сделал правильно, отвлек внимание, и этого достаточно. Главное, теперь самим не отвлекаться на постороннее. А чтоб не отвлекаться, надо в срочном порядке изучить документы. Это ведь из-за них примчался сюда со своими операми полковник Крохалев! Значит, и Филипп Кузьмич четко выполнил свою миссию, а теперь пришла очередь побеспокоиться и о нем самом. Никто его не бросит и не забудет. В агентстве «Глория» изначально был установлен жесткий порядок: своих никогда не бросать.

Катя успокоилась. Это было понятно: ведь какое-то время, пусть и очень недолго, Агеев был ее единственным защитникам, что придавало женщине уверенность. Уж это Филя умеет: внушить уверенность. Ладно, не пропадет…

К концу дня у москвичей уже сложилась, в основном, концепция дальнейших действий.

Как бы они ни шутили и ни подкалывали заочно, разумеется, Филю Агеева, а сделал-то он немало, фактически провел главную и обычно самую неприятную часть расследования: добыл подлинники документов. Внимательно изучив их, Турецкий с Гордеевым полностью прояснили для себя картину тех, закончившихся трагедией, событий, которые сотрясли совсем недавно этот заштатный городок. Тут и убийство, и поголовное ограбление доверчивых людей, и шантаж, и прочие преступления. И за всеми ними стояла, по всей видимости, одна достаточно сильная и влиятельная фигура. Причем сугубо местного значения. Ибо в совершенстве знал тот человек, о чем говорят, о чем думают и чем живут здесь люди. И фигура эта организовала и очень грамотно в профессиональном отношении провела длительную, растянувшуюся практически на целый год, кампанию, сорвав в конце концов огромный куш. И осталась в стороне, вне всяких подозрений. Почему? Вот и главный вопрос. Узнай, кому выгодно?

Но самое примечательное было в том, что даже самому искушенному экономисту вряд ли могла прийти в голову мысль о том, что в подобном городке, в котором все население составляет несколько десятков тысяч, а предприятие только одно, и люди трудятся, в основном, в собственных огородах да в соседнем Дорогобуже, где еще имеется какая-то работа, — что в этом городке под подушками жителей хранятся такие деньги, ради которых знающие об этом истинно российском феномене готовы пойти на любое преступление. Что, собственно, и произошло.

Женщины не имели представления, о каком утреннем убийстве шла речь у полковника, когда он предъявил голословное обвинение Филиппу, но после ознакомления с документами Турецкий сделал уверенный вывод, что господин полковник, либо кто-то из его подручных, сам и совершил это преступление. Среди аккуратно подшитых финансовых документов в досье ростовщика фигурировали выписки из счетов переводимых в Смоленское отделение Внешнеторгового банка крупных сумм. Необходимо было выяснить, кому эти банковские счета принадлежали, но, сидя в Боброве, такой задачи не решить. Это понимали и Турецкий, и Гордеев. Следовательно, в этом вопросе им необходима была помощь, как говорится, «старшего брата». Отметили для себя: позвонить Косте Меркулову и посоветоваться, как достичь взаимопонимания с банкирами…

Другие документы вскрывали «хитрую» механику одновременных действий инвестиционной фирмы и активизации деятельности ростовщика, щедро снабжавшего население средствами для дальнейшего увеличения их капитала путем вложения этих средств в ту же самую фирму. Казалось бы, непонятный заколдованный круг, где вместо цирковой лошади по кругу арены циркулируют большие денежные суммы, не приносящие вкладчикам никаких, в сущности, дивидендов, но постоянно увеличивающие их долги. Кому? Да все тому же «доброму» ростовщику!

Получается, что жители Боброва по собственной охоте, даже с удовольствием лезли в бесконечную кабалу, мечтая о скором выигрыше, о процентах, которые, после возвращения долгов господину Плюхину, станут наличным капиталом каждого вкладчика. Но почему?

И снова Филипп высказывал догадку, подкрепляющую истинный смысл прошлогодней акции инвестиционной фирмы, когда она объявила, что отдельные вкладчики, у которых подошел срок расчета с компанией, могут рассчитывать на выплату вложенного ими капитала вместе с набежавшими процентами по вкладу. Их было немного, этих вкладчиков, но они же были, — те, из первых, самых робких. А возможно, и подставных, для затравки. И получение ими денег превратилось в целую демонстрацию доверия к фирме. И немедленно началось нашествие вкладчиков, реально увидевших возможность разбогатеть. К этому времени, что было зафиксировано в документах Плюхина, резко увеличился и у него приток заемщиков, причем суммы ссужались большие. Краснов, кстати, тоже фигурировал среди них.

Не могли понять ни Турецкий, ни Гордеев, как умудрился он так бездарно «купиться» на халяву, умный ведь человек?! И — тем не менее.

Другими словами, тот, кто «вел» разработку этой операции, выбрал наиболее удачный момент, чтобы «подстегнуть» жажду удачи в массовом сознании вкладчиков, когда, очевидно, появились у них первые сомнения, уж не «пирамида» ли здесь активно «строится»? Ну какая ж «пирамида»! Срок подошел, — получи свои деньги с процентами, никто не спорит. И верно ведь, любой после этого заключит с инвесторами договор еще на такой же срок: капитал-то удваивается! Где устоять?!

Вот так оно все и вышло. Потому что следом разразился «дефолт» местного значения, неожиданно для всех вкладчиков «лопнула» такая надежная фирма, а ростовщик — он жив-здоров, он просит вернуть должок. И повела Фрося свою корову к честному человеку Игнату Савельевичу, который взял только свое, ничего лишнего, — только долг и проценты по нему, а остаток денег за проданное мясо вернул хозяйке. Но почему? Так вот же она — новая инвестиционная фирма! И снова обещает малообеспеченным, обманутым вкладчикам вернуть, пусть хоть и без процентов. А вот и он — старый, добрый ростовщик! Нет, это была, конечно, классная операция…

А вот и еще весьма интересная информация к размышлению.

Она — в отдельной папочке, которую трудолюбивый ростовщик сохранил. Для потомства, что ли? Так у него никого, кроме него самого, не было. Для собственной славы? Но какая тут слава, если из его же финансовых выкладок следовало, что собственный его капитал был очень невелик. Значит, оперировал чужими деньгами? Но чьими? Ведь суммы, отдаваемые им в долг, становились все солиднее. Надо же было их где-то брать. Поскольку проценты, набегавшие на не возвращаемые вовремя долги, росли, конечно, но большого дохода принести не могли. Очевидно, у ростовщика был надежный источник, из которого он и черпал средства, когда в них возникала острая необходимость. К тому же очень крупные суммы он в доме у себя вряд ли держал, иначе его давно бы ограбили. А свидетели Филиппа сообщали, что ростовщик специально за деньгами никуда не бегал, не отлучался, хотя суммы просителям и предлагал, и давал в долг большие. Да хоть и тот же миллион — для Бориса Краснова. Уж он-то определенно в чемоданчике под кроватью не хранится. Да и на легендарного Корейко господин Плюхин, бывший оперативник, подчинявшийся Крохалеву в свое время, был абсолютно не похож. Он вообще редко выходил из дома.

Но имелся один важный факт, касавшийся прежних служебных дел ростовщика. Он был уволен из органов, уличенный во взяточничестве показаниями многочисленных жертв своей жадности. Однако указанных в показаниях свидетелей крупных денежных сумм у Плюхина не нашли. Тем не менее, судьба его была решена.

И вот тут возникла еще одна примечательная фигура, которую «вытащил» бог знает откуда бродяга Макс, влезший без спросу в святая святых Управления кадров МВД и архивов Главной военной прокуратуры. Он выяснил, что расследование по делу Плюхина, сотрудника Оперативно-розыскного бюро, коим руководил полковник Крохалев, вел старший следователь Сутягин Арнольд Саввич. А фамилия супруги Крохалева до замужества была — Сутягина. И зовут ее Вероникой Саввишной. Вот так круг и замкнулся… Вряд ли захотел бы вспоминать сейчас об этом Степан Ананьевич Крохалев. Но можно ведь и напомнить? Во всяком случае, так договорились Турецкий с Гордеевым, что они «нижайше попросят» Меркулова, который, кстати, курирует Следственный комитет при Прокуратуре, поинтересоваться у прокурора города Смоленска господина Сердюка, чем занимается и, главное, чем сегодня дышит шурин «опасного» со всех точек зрения, да и во всех отношениях, полковника милиции Крохалева?

А запрос будет очень уместным именно теперь, когда в Боброве «зверски зарезан ножом в горло» Игнат Савельевич Плюхин, бывший Крохалевский оперативник, занимавшийся ростовщичеством.

Плюс узнать бы, кому принадлежат банковские счета в Смоленске. Но выносить этот вопрос на Смоленскую же прокуратуру ни в коем случае нельзя. Обязательно произойдет «утечка».

— А может, так и надо? — спросил вдруг Александр Борисович.

— Спугнуть их, что ли? — догадался Юрий Петрович.

— А чем черт не шутит? Паника-то среди них обязательно возникнет. Представляешь, явились в чужой монастырь! А нам с тобой много ли надо?..

Решили продумать и этот вопрос, но отложили пока тоже. И еще один «интересный» вопрос возник у сыщика и адвоката, после того как они прослушали «жалостные признания», записанные на диктофоне Агеева в двух квартирах.

Филипп придавал особое значение поиску нового хозяина предприятия «Универсал». Но ни от одного из «участников событий» ясного ответа не добился. Знали, что он — богатый человек. Из Смоленска. Но сам тоже не «светится», за него, по словам Захарикова, вечного помощника теперь еще и у этого самого Сороковкина, которого он ни разу и в глаза не видел, приезжало для встречи с Красновым и обсуждения проблем приобретения Бобровского предприятия другое лицо, действовавшее от имени этого Олега Сергеевича Сороковкина, — Федотов какой-то, Илья Ильич. Неприятный, скользкий тип, он даже Захарикову, этому полному ничтожеству, не понравился. Так Лешка, во всяком случае, сказал Филиппу в своей «слезной исповеди».

Бизнесмен, богатый человек, чего ему делать-то в Боброве? Зачем приобретать предприятие, чтобы после разорить его, пустить по ветру, разбазарить дорогое оборудование, как докладывал Турецкому Агеев, посетивший лично это предприятие и едва унесший ноги от «серьезной и грубой» охраны. Нет, там планируется что-то другое…

Филипп высказал предположение, что Сороковкин — просто подставное лицо, которого использует в своих далеко идущих целях именно тот, кому и принадлежит гениальная идея поголовного ограбления города, с тем, чтобы въехать потом в него на белом коне спасителя и полновластного хозяина. Но это — и не Федотов, а кто-то более опасный и сильный.

Однако есть у этого запутанного дела и вторая сторона: где же власти, куда они смотрят? Почему прямо на их глазах происходят массовые преступные деяния, но никто из городских руководителей не считает, что и им тоже надо звонить во все колокола? Почему такое спокойствие? Закономерен и вопрос: а кто у нас губернатор? Нет, ну, пониже, разумеется. Городской голова, к примеру? Или там руководитель городской администрации?

Вера, естественно, не знала, а Катя задумалась, но так ничего и не вспомнила. То есть, никого конкретно, а от мужа не слыхала, у него всегда были свои проблемы, которыми он предпочитал с женой не делиться. Оно и видно: вот к чему привела его «таинственность»!

Александр Борисович улыбался, наблюдая за смешными и наивными потугами Кати. Милая, замечательная женщина, так и тянет ласково назвать ее «девочкой». Конечно, за спиной успешного мужа ее ничто не беспокоило, кроме сынишки. И вдруг все перед ней в одночасье рушится. Что делать? Куда голову преклонить? И вообще, что она теперь будет делать одна в этом глухом к чужим бедам городе? Но это — уже другая тема. Это они с Верой должны теперь сами решать…

Но вопрос возник, и его стоило проверить. Итак, кто у нас голова? Может, Максу из Москвы это узнать легче, чтоб Александру Борисовичу зря не «светиться» во властных коридорах?..

С утра они разделили свои обязанности. Адвокат Гордеев отправится в городской отдел милиции, чтобы выяснить, куда был отправлен его клиент Филипп Кузьмич Агеев, которому лично полковник Крохалев выдвинул чудовищное и, кстати, абсолютно голословное обвинение в убийстве им совершенно невиновного человека. Причем не имея на руках ни одного конкретного доказательства и ни единой обличающей Агеева улики. Короче говоря, Юрий Петрович начнет поднимать громкий шум, который уж для полковника-то будет совершенно лишним, ибо вызовет нехорошую реакцию в Смоленской прокуратуре, спровоцированную, в свою очередь, телефонным звонком Меркулова к прокурору Сердюку. И шурин полковника, господин Сутягин, естественно, об этом узнает первым и донесет до ушей Крохалева. Начнут они принимать дальнейшие меры для выяснения вопроса или нет, и когда — это пока неизвестно, но Крохалеву такое известие крылышки несомненно подрежет. Что обеспечит и Агееву определенную безопасность от неправедных действий решительного полковника в своей вотчине, где он чувствует себя полновластным хозяином.

А Турецкий, не без оснований облагая, что в данной ситуации к женщинам теперь с допросами никто не полезет, решил вникнуть в главные проблемы, которые и привели к гибели предпринимателя Бориса Краснова. В принципе, их было две: действия фирмы «Меги» и ростовщика Плюхина. Казалось бы, и первая, и вторая проблемы остались уже в прошлом, — Плюхин убит, а фирма обанкротилась. Но на самом деле все их, якобы таинственные, действия поддавались расшифровке. На место канувшей в Лету «Меги», разумеется, с той же целью, — обобрать еще не обобранных, — явилась близкая ей по духу, а возможно, и родственными отношениями, новая фирма, название которой Турецкому было пока еще не известно. Но она существовала. Растяжки на улицах видел Александр Борисович, когда вчера въехали в город, но как-то не обратил внимания на длинное название с нерусскими словами. Следовало уточнить, а также постараться изучить, чем на этот раз соблазняют устроители очередной пирамиды по-прежнему доверчивое население, которое, кажется, ничто уже, никакие несчастья не способны заставить думать. И, может быть, размышлял Турецкий, надо будет даже и самому поучаствовать в этом «спектакле», чтобы проникнуть в существо действий «заводного механизма». Ведь запустил же его кто-то! Можно подозревать, кого угодно и сколько угодно, но суду потребуются жесткие доказательства заранее продуманного преступления, иначе и дела затевать не стоит.

А вот когда обнаружится ключик к этому заводному устройству, тогда можно будет с уверенностью сказать, кто конкретно был заинтересован в смерти Краснова. Имя заказчика, которое затем подскажет следствию также имя исполнителя. То есть, другими словами, попытаться решить тот вопрос, ради которого и появилась в «Глории» очаровательная Верочка. Ну, как же не оказать услугу, как не помочь такой прекрасной женщине?! Да просто и спорить здесь не о чем. Наверняка именно по этой же причине и Филипп рискнул пожертвовать своей свободой, чтоб хотя бы на время отвести от молодых женщин опасность, которую представлял для них наглый и самоуверенный полковник Крохалев…

У Гордеева был свой джип, а Александру Борисовичу Вера охотно предоставила личную машину, серебристого «ленд ровера», — чтоб он не зависел от случайных обстоятельств. Тем более что сама она никуда из дома выходить не собиралась. На такой машине, подумал Турецкий, можно без труда стать клиентом… как же ее, черт возьми?..

Очередная растяжка через улицу красным по белому гласила: «Ваш друг, ваш советчик, ваша финансовая помощь! Инвестиционная компания «Ника Глобал Инвест» приветствует своих верных друзей и протягивает руку помощи! Никто не останется обиженным!».

Заманчиво. Так и тянет обратиться за советом и с трудным вопросом: а снова не обманут? Правда, денег дадут? Наивные такие вопросы, кто же скажет, что потом могут быть и отдельной разочарования? Отдельные, разумеется, но вас конкретно они не коснутся… ни боже мой!.. И ведь понесут…

План своих действий Александр Борисович разработал в общих чертах еще вечером, когда хозяйки пригласили их с Гордеевым поужинать. Вот тогда же, за столом, поглядывая с усмешкой, как Юрка, пытаясь сдерживать свои бьющие через край эмоции, ухаживает за Верой, и та оживленно отвечает на его шутки, неожиданно придумал толковый, с его точки зрения, вариант. И даже лицо, которое имел в виду Турецкий, всплыло перед ним совершенно неожиданно.

Нет, не даром Филя «терял» здесь время. Как человек сугубо прагматичный, он не ловил журавлей, его вполне устроила, надо понимать, симпатичная и близкая синичка. И отзывался он о Ефросинье Дмитриевне с теплым чувством. Так в чем же дело? Надо попросить ее подыграть немного, — для пользы и освобождения Филиппа, который ей наверняка понравился. Ведь Филя, что называется, по определению не может не нравиться женщинам. Особенно простым, не отягощенным грузом избыточных знаний и высокой культуры. А сейчас именно такая вот и подошла бы для Турецкого. Если у нее сохранился прежний договор с «Мегой», если она не выкинула его сгоряча. Точно такие же материалы, но взятые у Красновой, оказались бы просто убийственными для той операции, которую собирался «провернуть» Александр Борисович. Итак, к Фросе, на Лесную улицу, дом семнадцать! Двоюродный же брат приехал! Вот радость-то!..

— Как я хорошо теперь понимаю Филю! — с этой фразы Александр Борисович и начал свое знакомство с Фросей, в очередной раз, и как обычно, подивившись Агеевской изобретательности.

Серебристый, «богатый» джип застыл у калитки, дразня и привораживая к себе внимание этой симпатичной по-своему женщины, никогда не претендовавшей на подобную роскошь. А Турецкий, войдя во двор, хитро сощурился и приложил палец к губам, призывая выслушать его секрет.

— Я — от Фили. Мы можем поговорить без посторонних?

Женщина растерялась.

— А никого и нет! А чего с ним?

— Давайте, Фросенька, хоть на веранду, что ли, поднимемся?

И она пропустила его жестом. Вошла и присела на лавку сама, ему на стул показала.

— Сейчас я вам все расскажу… Ну, во-первых, чтоб вы знали… Он говорил вам о своем бизнесе? — и в ответ на ее кивок продолжил: — У нас с ним, можно сказать, общий бизнес. Мы с Филиппом — сыщики, преступления всякие расследуем. А у вас тут, в Боброве, уже их столько понаделали, что не знаешь, за что хвататься первым, чтобы вывести жуликов и бандитов-убийц на чистую воду… Так вот, Филю вчера арестовал полковник Кроха-лев, подозревая его в убийстве ростовщика вашего, Плюшкина. Только все это — вранье, мы знаем… точнее, догадываемся, кто это сделал. А убил его тот самый человек, что перед этим застрелил в машине Бориса Краснова, бывшего директора фабрики. Зачем, спросите? А чтоб Крохалев, так мы считаем, смог фабрику себе забрать. И про это успел узнать Филя за эти дни, пока находился около вас. Но сейчас он, как я говорил, в тюрьме, и к нему поехал наш московский адвокат, он и будет доказывать невиновность Филиппа. А чтоб этот процесс ускорить, мне нужна, уж извините, Ефросинья Дмитриевна, ваша скромная помощь. Я потому к вам обращаюсь, что Филя, разговаривая со мной по телефону, очень хвалил вас, как добрую и умную женщину. Даже сказал, — Турецкий обаятельно улыбнулся, — что на вас можно положиться, вы не подведете. Да и дела-то совсем немного. Вот я вам и признался.

— Я-то ничего не знаю, — несмело начала женщина, старательно вытирая руки фартуком. — А вчера ко мне наехали милицейские начальники, все его требовали. Или чтоб вещи отдала им, документы какие-то. А я — что могла? Я отвечала, как Филя и предупреждал, только правду. Ночевал у меня, уехал, должен вернуться. Главный начальник больно сердитый был. Но видела, что он поверил. Это подлец Сергуня их привел, больше он у меня на порог — ни ногой!.. А чего делать-то теперь?.. Его выпустят, не знаю, как вас называть?

— Обязательно. А посадят того, кто убивал. Филя ж обещал вам вернуться? Вот и вернется, — Турецкий снова улыбнулся, — со всей своей глубокой благодарностью, так я понимаю. Он же еще так и не отдохнул, одна работа на уме… А зовут меня Сашей. Или Александром Борисовичем. Фамилия — Турецкий, вот такая она. Дело же будет к вам следующее…

И Турецкий рассказал женщине о своих планах относительно новой фирмы «Ника Глобал…». Как чужой человек в этом городе, он даже близко подойти к ней не сможет, они же боятся, что их накроет правосудие. Поэтому и выбирают среди своих жертв самых неустроенных, бедных, которые к ним последние копейки принесут, думая хотя бы таким путем немного разбогатеть. Но этого никогда не случится. А судиться из-за небольших сумм каждый обманутый ими посчитает себе дороже. На том и строится расчет.

Ну, вот снова появилась инвестиционная фирма — под другим названием, и всего-то, а делать станет то же самое, как и та, якобы прогоревшая. А на самом деле деньги не пропали, их положил в карман именно тот, кто и совершал убийства. Его и надо накрыть с поличным. А чтоб накрыть, необходимо проникнуть в новую фирму, договориться с ними о крупном вкладе, документы их фирмы посмотреть, якобы для того, чтобы узнать, надежная они или нет. Но такие документы они постороннему человеку ни за что не покажут. А чтоб к ним не лезли с ненужными вопросами, как раз и существует милиция. Которой и командует сам Крохалев. Видно же теперь, как у них все здесь повязано! Друг за дружку — стеной! И милиция — их первая защитница. А если уж говорить о подозрениях, кто является главным преступником, — тут Александр Борисович понизил голос почти до шепота, — то на первом месте стоит именно этот самый полковник Крохалев, который и явился к Фросе вчера в поисках Фили. А Филипп к тому времени уже передал ему, Саше, сумку со всеми документами. Турецкий их за ночь изучил и теперь знает, что делать.

А сделать нужно вот что. Он скажет на фирме, когда приедет туда на такой дорогой машине, что он, Саша, в городе не чужой. Он — двоюродный брат по матери Ефросиньи Дмитриевны, по мужу покойному — Морозовой. А мама ее носила фамилию Турецкая. И сюда брат Саша приехал к сестре просто погостить: давно не виделись, в хозяйстве помочь. И когда узнал об инвестициях и хороших процентах, решил попробовать немного подзаработать — для сестры. Ведь ее уже один раз наколола подлая «Мега», даже корову продать пришлось. Правда, были слухи, что кое-кому вернут деньги, пусть и без процентов, но это пока — только разговоры. А потом, если эта новая фирма надежная, то он, Александр Борисович, — можете у сестры спросить! — готов немного поучаствовать. Ну, несколькими десятками тысяч. Есть у него сейчас немного свободных денег. Да и сестре будет какая-никакая компенсация.

В таком плане должен состояться разговор с фирмачами. Главное, чтоб они поверили, а захотят проверить — и проверили, но потом лицензию и другие регистрационные документы фирмы показали, и тогда все остальное уже — дело техники. Фросин же прежний договор, если он сохранился, будет нужен, чтобы показать им в доказательство того, что, мол, все правда, никакого обмана, вот вам и бумага, печатью заверенная и подписями ответственного лица…

Видел уже такую «филькину грамоту» Турецкий, у вдовы Краснова. Но на фирме уже сама фамилия вкладчика может вызвать среди служащих панику. А надо, чтоб они поверили.

Между прочим, заметил Турецкий, мошенничества подобного рода, которому подверглось практически большинство взрослых граждан Боброва, наказываются очень строго, причем по совершенно конкретным статьям Уголовного и Гражданского кодексов Российской Федерации. Но в данном случае ловкие проходимцы запросто обвели людей вокруг пальца, забрав у них деньги и самоликвидировавшись затем. Известный прием среди преступников. Но, очевидно, в Боброве на обвинения обманутых вкладчиков городское и милицейское начальство решило не обращать внимания, а тем, кто был больше всех недоволен и грозился даже в суд подать, им теперь новую фирму представили. Нате, мол, и заткнитесь. Обещали ведь вернуть частично? Вот как все подобные дела делаются. А с жуликов и взятки гладки. В то время как их судить надо!

К чести Фроси, заметил Турецкий, она не сразу приняла на веру его речи. Слушала, покачивая головой, думала о чем-то, потом документ попросила показать и внимательно его прочитала. Обратила внимание на погоны генеральские. И Турецкий объяснил ей, что в последнее время, после тяжелого ранения, работает вместе со своими бывшими оперативниками в агентстве «Глория». Эта же «Глория» в настоящее время и расследует именно убийство Краснова, а вовсе не самоубийство, как уверяет здешнее общественное мнение полковник Крохалев, боящийся, что его преступления раскроются. Но как раз за этим-то и прибыл сюда Филя Агеев, как теперь и он, Саша Турецкий. И дело наконец сдвинулось с места…

Фрося говорила, что «Мега» располагалась в бывшем кинотеатре «Уран», закрытом еще в начале девяностых: билеты сильно подорожали, и люди перестали ходить в кино. Так и пустовало это большое здание. Пробовали в нем ярмарки устраивать, так за аренду «город» такие деньги драл, что и от этого мероприятия отказались. И только в позапрошлом году, когда появилась инвестиционная компания «Мега», снова возродилась в здании жизнь. Буфет заработал, ковровые дорожки постелили, охрану поставили. Все как в солидном учреждении. Но когда фирма лопнула, просторное фойе вновь опустело, а что делалось в других помещениях, в том же кинозале, никто толком не знал. Приезжали какие-то машины, привозили ящики, мешки, их сгружали и уносили внутрь. Может, кто-то под склад приспособил? Да какая, в общем, разница…

Турецкий решил перепровериться, и по дороге к центру прижался ненадолго к тротуару. Увидел прилично одетого пожилого мужчину и вышел из машины.

— Прошу прощения, я впервые в вашем городе. Не подскажете, где размещается вот эта самая «Ника»? — Александр Борисович указал на растяжку с красными словами «приглашения к танцу».

Мужчина, чуть притормозив, с насмешкой взглянул на него и равнодушно пожал плечами.

— Если вам, молодой человек, некуда девать лишние деньги, пожертвуйте хотя бы на приют для бездомных собак, все больше пользы, чем доверяться откровенным бандитам. И ведь не вы — первый, эх, молодость!

— Благодарю вас за «молодого человека», но я вкладчик. Мне интересно.

— Ну, если так, следуйте до конца проспекта и сверните направо. Там — два шага. Бывший кинотеатр, легко узнаете. Прежде по стране таких же, типовых, но очень удобных, были десятки тысяч.

— Сердечно вам признателен, — Турецкий даже руку к сердцу прижал.

— Не стоит благодарности. Мой вам совет, не покупайтесь на эту дешевку, — он процитировал: — «Никто не останется обиженным!». Вот уж подлинная забота! А! — и, махнув рукой, мужчина ушел…

Припарковав джип возле ступенек к стеклянным дверям вестибюля бывшего кинотеатра, среди нескольких других, подобных же «ленд роверу», Александр Борисович бодрым шагом поднялся к дверям, которые оказались запертыми. Но стрелка и надпись «Ника» указывали направо, за угол здания. Ну, что ж, кажется, предсказания Турецкого самому себе сбывались почти в буквальном смысле. Таинственность и запутывание следов — первые признаки пресловутой «пирамиды». Пойдем направо.

И снова он испытал психологический эффект дежа-вю: было уже это все, было ведь, сам видел, и другие рассказывали, — ну, просто классика, до чего все то же самое!

За обитой железом дверью была другая, с глазком и сеточкой микрофона.

— Вы к кому? — услышал Александр Борисович совсем не гостеприимный голос.

— Компания «Ника» здесь располагается?

— А вы — от кого?

Вот уж совсем идиотский вопрос! Разве так вкладчиков встречают приличные инвесторы? Турецкий громко хмыкнул.

— От себя и своей сестры.

— Вы — местный?

— Я — нет, сестра — да. Послушай, что за допрос? — Александр Борисович немного сменил интонацию на более строгую и раздраженную.

— Это — не допрос. Проходите, — не обиделся на «ты», очевидно, охранник.

Дверь щелкнула и отворилась в небольшую комнатку с пультом охраны. Сам «сторож» был крупного роста, спортивного вида, с бритой головой типичного «братка», но в черной форме со многими золотыми нашивками на плечах и рукавах. Этакий «мореман». Или ресторанный вышибала, что ближе по теме.

— Сюда.

Он сам отворил другую дверь — в длинный коридор, устланный красной ковровой дорожкой. Освещение было здесь верхнее — стандартные для всех общественных мест, вплоть до туалетов, люминисцентные лампы, и ни окон, ни других дверей, только одна, в самом конце.

«Да, — усмехнулся Турецкий, — почище Лубянки. Наблюдают, наверное, нервничает жертва или готова уже безоговорочно пасть в ноги «благотворителям»? И он решил не менять своего спокойного и снисходительного тона, присущего пусть и не далекому, но знающему себе цену предпринимателю средней руки. Если и наблюдают, то джип-то наверняка заметили и оценили.

Остановил его новый глазок в двери. Турецкий постучал костяшками пальцев, и дверь отворил точно такой же вышибала, только меньше ростом, зато почти квадратный в плечах. Спортсменов бывших себе набрали, качков. Ясное дело, для чего. Чтоб клиент не спорил. И верно, поспорь тут…

Юная секретарша в белой рубашке оторвала пристальный взгляд от жидко-кристаллического монитора, и Александр Борисович увидел несвежее лицо в обильном макияже, заметно помятое, скорей всего, ночной жизнью. Все было у нее чересчур: вызывающе яркие губы, сильно подведенные глаза и даже пририсованные черным карандашом ресницы. Да и блондинка она была тоже искусственная, корни модно растрепанных волос были темными. Этакое чудище семидесятых годов — от трех вокзалов. «По три или по пять рублей они шли? — с юмором подумал Турецкий. — Эх, деньги! Но ведь нельзя забывать, что тот же «трояк» — это была бутылка водки! Стеклянная валюта…»

Александр Борисович тоже в «элегантности» своей недалеко ушел от нее, изображая пусть и богатого, но нисколько не обладающего великим вкусом бизнесмена «новорусского покроя». Бросался в глаза неумело завязанный галстук, который мешал Турецкому при разговоре, он оттягивал узел, морщился и вертел шеей, как бы отдавая дань приличию, но не больше. А его единственным желанием, — читалось в глазах, — было снять проклятый галстук и сунуть его в карман.

— Вы у нас впервые? — почти повторился вопрос первого стражника, и девица взглянула на него с явным интересом. Богатый — это было видно.

Александр Борисович самым что ни на есть «обычным», то есть не «интеллигентским», языком стал рассказывать о себе, о сестре, живущей здесь, о своем желании помочь ей, пострадавшей не так давно по причине банкротства «Меги». Даже договор с ней показал, и секретарша с подчеркнутым вниманием его прочитала. И он забрал его, сложив и спрятав в карман. А сам тем временем бесцеремонным, немного скучающим взглядом осматривал большое помещение за открытой дверью приемной офиса, в котором он теперь находился. Там двое молодых людей и девушка, также в одинаковых белых рубашках, — форма, очевидно, — пялились в экраны компьютерных мониторов, шустро бегая «мышками». Нет, это не Москва. Вся троица была заметно потасканного вида, и на него не обращала ни малейшего внимания, будто появление клиента было для них обычной, скучной и даже надоедливой рутиной. А если кто и был заинтересован в нем, так это секретарша.

Но когда Турецкий закончил свою преамбулу, девица встала и ушла в ту комнату, кивнув ему, чтоб немного подождал, и притворив за собой дверь.

Охранник, заметил он, сидел на диване у двери и не спускал с него равнодушного и неподвижного взгляда. Ну, конечно, а вдруг клиенту приспичит в секретарском столе покопаться?

Наконец, девица вышла и пригласила его пройти к менеджеру. Им оказался один из молодых людей, который вежливо поприветствовал его, подчеркнув, что рад «новому клиенту», подвел к креслу возле большого, круглого стола, предложил сесть и сам уселся напротив.

Турецкому пришлось заново повторить свой рассказ, сдобрив его на этот раз несколькими эмоциональными пассажами относительно того, что новая компания обещала там что-то вроде того, чтобы вернуть какие-то долги прежней фирмы. Но он с сестрой, в большей степени, конечно, она, не сильно рассчитывают на такое благодеяние. Главное ведь что? Чтобы вот эта «Ника…» и так далее, снова не обманула надежды вкладчиков. А так-то оно вроде бы и можно осуществить сотрудничество в виде приличного денежного вклада.

При этих словах в комнате появились секретарша и вторая девушка, которые внесли на одном подносе — кофейник и чашечки под кофе, с сахарницей и ложечками, а на втором — вазочки с печеньем, вафлями и конфетами-карамельками. Полный сервис! Кофе был тут же разлит, Турецкому подвинули его чашку, а остальные взяли себе присутствующие в комнате. Вероятно, пришествие клиента давало им право на участие в беседе. Лица, во всяком случае, у них были заинтересованные.

Александр Борисович развернул конфету, кинул в рот и запил глотком слабенького кофе. А с бумажкой поступил мудро: он её скомкал в пальцах и огляделся, куда выбросить. А урну он обнаружил за своим креслом, с другой стороны. Щелчком ловко отправил комок в нее. И все это проделал небрежно, будто машинально. При этом он внимательно слушал рассказ менеджера о своей компании «Ника Глобал Инвест», которая «нашла свою нишу» и осуществляет финансовую деятельность исключительно в работе с заимодавцами». И, словно предупреждая напрашивающийся вопрос достаточно эрудированного, с его точки зрения, клиента о том, как у компании обстоят дела с другими видами деятельности, например, с инвестированием в разные отрасли, такие как строительство жилья, дорог и прочие, способствующие обеспечению компании высоких доходов, менеджер туманно заявил:

— Видите ли, все прочие услуги и виды операций, которые продекларированы в уставе компании, мы пока рассматриваем как потенциальные. Да, за ними будущее, но ведь и наша «Ника» только набирает силы, в ожидании успеха. Ведь мы планируем, а фактически и гарантируем, выплату до восьмидесяти, — только вдумайтесь в эту цифру! — восьмидесяти процентов годовых! Где вы такое видели? У кого? — И менеджер широко улыбнулся, как бы призывая клиента разделить с ним будущий успех компании. Ну вот, как говорится, прямо на днях.

— Успешной, говорите, будет? Что ж, может быть, нельзя исключить… — так же туманно резюмировал Турецкий. — А уставной капитал у вашей компании, простите?..

Легкая заминка, короткая пауза, и снова — широкая, доброжелательная улыбка во все, сколько их там, белые зубы, не тронутые возрастом.

— В настоящее время пятьдесят тысяч.

— Ну-у, — разочарованно протянул Турецкий, — а я собирался вложить пока только шестьдесят…

— Так это же просто замечательно! — заторопился менеджер. — Может быть, не будем тогда терять времени? Еще чашечку?..

— А у вас бланки-то есть? Договора, имею в виду.

— Есть, но… — снова он замялся. — Мы предпочитаем отдавать дорогому клиенту уже отпечатанный и подписанный договор. Ну… — он опять помялся, — таков порядок… В уставе компании записано…

— А, кстати, «Ника», — неожиданно пришло на ум Турецкому, — это что дало название компании? Я так полагаю, что уж никак не эта… хм, богиня греческая? Нет. Но и не клубника, не земляника, что еще? Вероника, может, какая-нибудь?

Менеджер немного опешил и быстро переглянулся с коллегами, из чего Александр Борисович понял, что угодил в точку.

— С чего это вы взяли? — а тон-то изменился.

— Я-то? — «не заметил» Турецкий. — Так на поверхности же! Трава есть такая, в лесу. Лекарственная же, я матушке ее в аптеке покупал. От этого, — он похлопал себя по груди. — Ну, кашель там. И, главное дело, мочегонная! Ха! — и Турецкий обрадованно засмеялся. — Извиняйте, дамочки… А кофию, чего не выпить? Можно… Так глянуть-то договор… как?

— Мы можем показать, конечно…

— Ну, и дайте глянуть.

Менеджер сделал разрешающий кивок, и секретарша, отставив свою чашку, ушла в приемную и вернулась с бланком договора. Менеджер взял его, бегло просмотрел и протянул клиенту.

Турецкий «рассматривал» долго и придирчиво, — для «понта», что называется. О том, что собой представляет эта ловушка для дураков, он понял сразу, профессионально зная, куда надо смотреть в первую очередь. Так оно и есть. Вот она, фразочка-то: «Клиент передает в собственность компании денежные средства…». Ага, ты передал «в собственность», а она взяла, да и обанкротилась. С кого будешь свои взносы требовать? А не с кого… И он решил чуточку «пощупать» замирающих от счастья осуществить хорошую сделку менеджеров.

— Вопросики можно будет? — спросил небрежно, как знаток банковского дела.

— Будем рады ответить, — с трудом спрятал кислую улыбку менеджер и быстро переглянулся с секретаршей.

— Меня это… Вот, — Турецкий ткнул пальцем в текст. — А кто понесет ответственность за это… ну, за нарушение договорных обязательств, а? С вашей стороны.

— С нашей их не может быть, — покровительственно заметила секретарша.

— Это что ж, на веру? Не, так нельзя. Пункт должен это… иметь место. Записать, а как же. Другое дело, что никто нарушать не будет, но… надо. Порядок оформления, — солидно закончил Александр Борисович.

— Хорошо, — кивнул менеджер. — И это у вас все?

— Нет, погоди… А специальный раздел о гарантиях, а? Тоже запиши, без этого — недействительно может быть… Так… И вот еще. Это обязательно нужно. Укажи, какой суд будет рассматривать финансовые споры, если они возникнут между сторонами.

Сам бланк сейчас представлял для Александра Борисовича главную ценность. Как и тот, что дала ему Фрося. На первый взгляд показалось, что они идентичны. Неплохо бы проверить. Вот и попробуем, решил Александр Борисович. Он достал из кармана авторучку, которой предпочитал расписываться главным образом в платежной ведомости. Настоящий, старый «паркер» с золотым пером и специальными чернилами для таких, увы, выходящих из обихода, прямо-таки произведений канцелярского искусства. Отвинтив колпачок, Александр Борисович, — благо сидел не рядом, а напротив, — перевернул лист договора чистой стороной и стал записывать цифры. Менеджер и остальные буквально онемели.

— Что вы?.. — глаза его стали квадратными. — Это же…

— Погоди, не мешай… — Турецкий продолжал что-то складывать и отнимать. — Ты ж все равно переделывать будешь. А то ни один солидный бизнесмен, — Турецкий гордо выпятил грудь, — с твоей компанией дела иметь не захочет. Разве не так я говорю?

— Так, конечно, — покорно согласился менеджер. — Но зачем же вы… на этом… Есть ведь чистая бумага! — он кисло улыбнулся и кинул на секретаршу суровый взгляд, будто ее вина была в том, что клиент бланк испортил.

— А мне все равно, на чем писать! Я считаю, сколько процентов получится… от суммы… Погоди, парень, — уже по-простому, морща лоб, отмахнулся от него Турецкий. — Значит, ты на восемьдесят процентов, говоришь? — И перо написало число «80». — А ежели я кладу на два года, тогда? А?.. Я ж не только Фросины, я и своих добавляю. У нее-то — откуда суммы? А я — с каждой сделки, ну, по пять, по десять, пожалуй, процентов. Не больше пока. Это на первый срок. А ежели получится, тогда… тогда что? А посмотрим! — И он улыбнулся с такой обезоруживающей, неподдельной, почти детской радостью, что не поверить ему было нельзя. Будто он уже наяву отсчитывает положенные по вкладу проценты.

И еще он знал, что, если они потребуют вернуть испорченный договор, он просто скомкает бумагу и сделает вид, что швырнул в урну. А сам достанет носовой платок, чтобы вытереть испачканные пальцы, — можно для верности еще и жирную кляксу посадить и бумажкой этой воспользоваться, — и сунуть обратно, в карман, уже со скомканным бланком договора. Ничего, эксперту-криминалисту и «мятая улика» подойдет для установления идентификации, а также всех иных параметров: кем произведено, когда, где и так далее. Всю биографию фальшивого документа выяснят.

Однако хитрить не пришлось. Стремительно приближающийся звон монет усыпил бдительность менеджеров.

— Так вы что, готовы прямо сейчас и заключить? — у главного из них вспыхнули глаза, и его коллеги напряглись, как перед прыжком на добычу.

— Не, сейчас? Ну, откуда? Я же к Фроське утречком прибыл. Привез, конечно, кое-чего, но этого мне мало. Значит, так. Давай-ка, парень, я записываю твою «мобилу»? Есть?.. Нет?.. Как же ты работаешь? Ну, даешь! Тогда этот говори, который у девочки, — Турецкий подмигнул ей так, будто уже готов был «подцепить» ее и «уволочить» на серебристом джипе. — Я те завтра звоню и подкатываю. А ты кофию сделай, только не это… — он губами произнес бранное слово, означающее… ну, да, то самое, чем обычно называют все неприятное для себя. — Значит, повторяю, звоню завтра в десять ноль-ноль. И уточняю время своего приезда сюда. А к вам, пожалуй, положу… — он ухмыльнулся довольно. — Не обижу, одним словом. Номер диктуй, — обернулся он к секретарше.

И та продиктовала, а он крупно записал, небрежно сложил бланк и сунул его в боковой карман. — Ладно, договорились. Тебя звать-то как? — кивнул он менеджеру.

— Григорий… Михайлович. Можно просто.

— А тебя? — Турецкий посмотрел на девушку и слегка, но с явной целью, подмигнул ей. И она тоже «клюнула»:

— Люсей.

— Хоп, — подвел итог Турецкий и встал…

Он мгновенье подумал, а потом решительно сдернул галстук и, скомкав его, сунул в карман, словно вещь, которая ему больше была не нужна. И ушел с торчащим концом галстука из кармана — настоящий бизнесмен российского разлива конца девяностых годов и там же оставшийся. С рюкзаком, набитым банкнотами.

Люся, призывно улыбаясь, а возможно, и рассчитывая на то, что «интересный мужчина» вроде бы уже «положил на нее глаз», сама проводила его до другой двери, за которой тоже стоял охранник, очередной мордоворот. И тот услужливо распахнул перед клиентом последнюю, наконец, дверь. Александр Борисович оказался по другую сторону кинотеатра, у левой его боковой стены.

«Ну, «туфтачи», — сказал он себе с чувством. — Даже не стесняются дурить головы. Неужели до такой степени охамели и полную свою безнаказанность чуют? Нет, тут, видно, другое дело, тут — Ника-Вероника, вот кто. Супруга нашего славного мента, скорее всего. Вот чья это мышеловка!.. А как они прокололись-то, просто сказка. И с Никой этой, и с менеджерами-дураками, и с «липовыми» договорами. Да и девчонок этих, поди, прямо с панели привели. Если у них еще и есть панель… Но самое-то ужасное, что люди сюда идут! Клиентами, блин, становятся!..». И уже совсем ненужная мыслишка скользнула просто так, не задевая интереса: «А что, неужели они действительно захотят вставить перечисленные пункты о гарантиях и ответственности в свои «липовые бумажки», или им запретит это делать «понимающий» человек, он же — хозяин «пирамиды»? У которого не должно остаться сомнения в том, что его раскусили? Сложный вопрос…».

За, Фросю, договор с которой видели эти менеджеры, Турецкий не беспокоился. Этой компании предстоит жить ровно столько, сколько будет находиться на свободе господин Крохалев. И уж тут следует постараться, чтобы он не задержался, поводов уже немало…