Место твое впереди

Успехи окрыляют

На фронте шла перегруппировка войск. 22 июля дивизия получила приказ совершить переход в район населенных пунктов Чернь, Хитровка, Новый Свет. Это южное основание орловской группировки противника. 23 июля части дивизии сосредоточились в указанных им районах.

Бои подтвердили, что командиры и военачальники Красной Армии многому научились. Уже ушли в прошлое разговоры о тех горловых, о которых Александр Корнейчук писал в своей пьесе «Фронт». Каждая встреча с нашими военачальниками, такими, как Рокоссовский и Черняховский, убеждала: командуют нами люди талантливые, знающие дело, мыслящие ясно и глубоко. Перед дивизией ставились задачи сложные и трудные, но всегда выполнимые. А убежденность в том, что успех зависит от каждого воина, повышала ответственность и становилась основой его мужества. Стилю командующих фронтами и армиями подражали командиры дивизий, полков, батальонов. Никто уже не полагался на «авось». Все было подчинено твердому расчету.

Еще на марше нам стало известно, что дивизия переходит в состав 29-го стрелкового корпуса 70-й армии. Едва мы сосредоточились на новом рубеже, как началась подготовка к наступлению. Дивизии предстояло прорвать глубоко эшелонированную оборону противника, которую держали немецкие 102-я пехотная дивизия и отдельные части 7-й пехотной и 4-й танковой дивизий. После прорыва наша дивизия должна была продвигаться в направлении населенных пунктов Чернь, Жирятино, Чувардино.

Круглые сутки кипела напряженная работа в штабе. Штаб дивизии возглавлял энергичный, трудолюбивый, хорошо подготовленный подполковник Григорий Степанович Барон. У нас с ним установились деловые взаимоотношения. Штаб и политотдел работали дружно, в тесном контакте.

Подходили приданные нам части. Впервые за войну дивизию усиливали большим количеством артиллерии и танков. Достаточно сказать, что нам придали десять артиллерийских и минометных полков РВГК (резерва Верховного Главнокомандования), танковую бригаду, саперов...

Накануне наступления Военный совет Центрального фронта прислал нам обращение:

«Славные бойцы, командиры и политработники нашего фронта!

Мы первые летом этого года положили начало крупному разгрому немцев... Теперь надо первыми же устроить немцам второй Сталинград под Орлом. Что нужно для этого?

...Смело просачивайтесь в стыки противника, выбрасывайте в его тыл группы отважных автоматчиков, пулеметчиков, минеров...»

Обращение Военного совета мы довели до всего личного состава. Командир дивизии, политотдел, партийные организации добивались того, чтобы повысить у каждого командира чувство ответственности за выработку самостоятельных решений, усилить в сердце каждого солдата веру в то, что он может полагаться на своих товарищей из других родов войск.

Прорыв вражеской обороны начался 25 июля. Перед совместным ударом артиллерийских, танковых и стрелковых частей гитлеровцы не смогли устоять. Наша пехота, сопровождаемая танками и орудиями, в первый же день освободила поселки Красное Знамя, Новый Свет, Красный Уголок. Но успешно начавшееся наступление стало ослабевать. Противник подтянул на машинах подкрепление и при поддержке танков перешел в контратаку. Завязались тяжелые бои.

29 июля перед дивизией была поставлена боевая задача занять сильно укрепленный опорный пункт врага — деревню Жирятино. Требовалось срочно разведать вражескую оборону. За это дело взялся уже известный читателю Борис Алексеевич Поляков. Тщательно подготовив поисковую группу, Борис сам повел ее через линию фронта. Ночью разведчики проползли в глубь вражеского расположения. Им повезло. На склоне оврага, неподалеку от переднего края, три гитлеровца спали глубоким сном. Разведчики чуть не наткнулись на них. Дальнейшее было относительно просто...

Группа благополучно возвратилась. Пленные не принадлежали к фанатичным приверженцам фюрера и рассказали все, что знали. Слабые места в обороне противника были определены.

Как весел, полон жизни и радости был вернувшийся из разведки Поляков. Кто мог подумать о том, что через несколько дней он нелепо погибнет, подорвавшись на мине, что орденом Ленина за бои на Курской дуге его наградят уже посмертно!

Главный удар должен был наносить 107-й полк. Поэтому на нем политотдел сосредоточил основное внимание. Мы уже пришли к выводу, что нецелесообразно перед боем распылять работников политотдела по всем частям: они должны находиться там, где всего труднее. В 107-й полк мы пришли группой и включились в подготовку к наступлению. Командир полка майор Ф. В. Смекалин поставил наиболее трудную задачу перед 2-м батальоном. Ему надлежало выбить врага из рощи, расположенной на подступах к деревне Жирятино. Между тем гитлеровцы опоясали рощу несколькими траншеями, подтянули мощные огневые средства.

В этот батальон я и направился. Командовал им капитан Григорий Яковлевич Щербаков. Человек известный в дивизии. Подлинный командир-единоначальник. Он одинаково хорошо обучал и воспитывал подчиненных. Достойных рекомендовал в партию. Сам состоял в партии с 1931 года.

Вместе с комбатом мы обошли стрелковые роты. Беседовали с коммунистами, солдатами, командирами подразделений. Разъясняли боевую задачу. Долго говорили с командиром 2-й роты лейтенантом Макаром Степановичем Наумовым. Он начал воевать в нашей дивизии рядовым связистом, потом его назначили командиром взвода, а сейчас он командует ротой. Хотелось убедиться, насколько правильно он понимает боевую задачу, как подготовил к бою своих людей. Потом поговорили с бойцами. Впечатление осталось хорошее.

Вечером в батальоне прошло партийное собрание. Обсудили задачи коммунистов в предстоящем бою.

Старший инструктор политотдела майор В. С. Бень и агитатор политотдела майор Н. И. Пруцкий побывали в других батальонах, помогли командирам и политработникам подготовить людей к предстоящему наступлению.

Здесь же в полку заседала парткомиссия. Принимали в партию людей, отличившихся в недавних боях. Всю ночь в землянке при свете фронтовой лампы-коптилки, сделанной из снарядной гильзы, работники политотдела Андрей Петрович Козаев и Петя Курской заполняли партийные документы.

Еще до войны, когда я работал секретарем райкома, мне часто приходилось выдавать партийные билеты молодым коммунистам. Всегда это было радостным событием. Но никогда я не испытывал такого душевного подъема и волнения, как здесь, на фронте, где партбилет давал единственную привилегию — право идти первым в огонь. Много лет прошло с тех пор, а забыть этого волнения не могу. В годы гражданской войны в членских карточках партийцев, отправлявшихся на фронт, имелась памятка со следующими словами: «Товарищ Коммунист, знаешь ли ты, для чего наша Коммунистическая партия посылает тебя на фронт? Для того, чтобы обеспечить для нашей армии победу. Завоюй внимание и уважение к себе не должностью, которую занимаешь, а своей работой. Ты должен в бой вступать первым, а выходить из боя последним»[19].

В партийных билетах, выдаваемых во время Великой Отечественной войны, подобных памяток не было. Но коммунисты, как и во время гражданской войны, всегда вступали в бой первыми и дрались мужественно, самоотверженно. Преемственность поколений коммунистов — борцов за дело Великого Октября сохранилась.

Началось наступление на Жирятано. Накал боя нарастал с каждым часом. Несколько раз фашисты бросались в контратаку, но каждый раз отступали с большими потерями. Вскоре появились «юнкерсы». После яростной бомбежки снова двинулись на нас густые цепи гитлеровцев... Едва была отбита эта контратака, все присутствующие на НП командира дивизии с облегчением вздохнули. Но тут на пригорке показались немецкие танки.

...Три... пять... десять... четырнадцать... И вот уже не сосчитать. Я впервые вижу такое большое количество танков. Начальник артиллерии дивизии полковник Иван Семенович Зарецкий дает команду открыть подвижный заградительный огонь. Еще несколько минут — и на пути танков встает заслон разрывов. Часть танков останавливается. Другие отделяются и, обтекая рубеж заградительного огня, ползут к окопам. Артиллеристы переносят огневую завесу к самым окопам. Все полковые орудия ведут огонь прямой наводкой.

Облака дыма и пыли заволокли все. Время будто остановилось. Каждая секунда кажется вечностью. Но вот дым развеялся, и уже ясно: одни танки горят на поле боя, другие повернули восвояси. С НП комдива видно, что наши соседи справа и слева также ведут напряженные бои. Всюду пылают факелами вражеские танки...

И в небе кипит бой. Стремительные «яки» атакуют тяжеловесных «юнкерсов», отгоняют «мессеров». Один за другим валятся вниз немецкие самолеты, оставляя черные хвосты дыма.

Бой не утихал ни на минуту. Не считаясь с огромными потерями, противник продолжал вводить новые резервы.

Этот день можно смело назвать днем величайшего напряжения духовных и физических сил для всех бойцов и командиров дивизии. Наши ряды поредели, но не дрогнули ни разу.

В 1-м батальоне 111-го полка в одной из рот выбыли из строя все офицеры. И тут же, не допустив замешательства, командование взял на себя рядовой боец Василий Константинович Конев. В 107-м полку взял на себя командование ротой рядовой коммунист Чиликов.

...Вновь вспоминаю людей, которым выдал партбилеты в то июльское утро 1943 года. Прошло только несколько часов, и они ушли в бой. Михаил Тимофеевич Пивнев — так звали пулеметчика из роты М. С. Наумова. Еще шла артподготовка, еще в тревожном оцепенении ждали сигнала атаки в траншеях наши бойцы, а Пивнев пополз вперед со своим пулеметом через ничейную полосу. С какой-нибудь полусотни метров он открыл огонь по амбразурам немецких дзотов.

Я перебираю сейчас полуистлевшие тетрадные листки, прошедшие через много рук. На этих листках тогда, в только что захваченной вражеской траншее, агитатор полка Петр Алексеевич Серебряков кратко описал подвиги молодых коммунистов. Листки назывались письмами-летучками.

Серебряков был немного медлительным, сутуловатым, худым. Мало походил на военного. Но его любили как боевого политработника и храброго солдата. Серебряков ходил в атаку, как ходят теперь на службу, привычно и буднично. Подбадривая оробевших, спрашивал удивленно:

— Ну, чего замешкался?.. Ничего ведь особенного... Война как война.

Пожалуй, ни один подвиг не оставался им незамеченным. А о замеченном он всегда находил и время и место сообщить всем.

В ночь на 1 августа дивизия форсировала реку Нежинку. Взводы старшего сержанта Притчина, старшины Файзулина и сержанта Вишнякова овладели первой траншеей на берегу реки. В цепи наступающих находились командир батальона С. Я. Павлов, его заместитель по политчасти И. Т. Заливко, комсорг батальона В. Н. Черный, парторг полка И. И. Недотанов, агитатор политотдела Н. И. Пруцкий.

Прекрасно действовал в этом бою рядовой Исаченко. Огнем своего станкового пулемета он прокладывал путь наступающим. Ему удалось подавить огонь неприятельского дзота.

В дивизии широко использовались противотанковые ружья для подавления огневых точек противника. Многие петеэровцы метко стреляли по амбразурам вражеских дзотов. К их числу принадлежал сержант Степан Мельников. В этом бою он заставил замолчать два немецких дзота.

Первыми овладели западной окраиной жирятинской рощи солдаты под командованием лейтенанта Макара Степановича Наумова из 2-й роты 2-го батальона 107-го полка.

В час ночи 1 августа опорный пункт противника — Жирятино — пал. Путь для дальнейшего наступления был открыт.

Наступила ночь, но отдыхать не пришлось. Среди многих неотложных дел особенно беспокоило положение с боеприпасами. Если их не подвезут ночью, завтра воевать нечем. Заместитель командира дивизии по тылу и начальник боепитания где-то застряли, и тут уж не до разграничения функций и служебных обязанностей. Пришлось этим делом заняться мне.

В тылы армии ехать было далеко. Да и не был я уверен, что сумею быстро договориться с тамошними интендантами. Для них начподив — не начальство. Вот я и поехал искать командарма и Военный совет.

Навстречу мне, к переднему краю, тянулись кухни, повозки с продовольствием. Свежие части шли на смену обескровленным. Куда-то передвигались артиллерия, танки. На сотнях машин с потушенными фарами везли боеприпасы, продовольствие, почту. Тягачи, громко урча, буксировали подбитые танки. Небольшими группами возвращались люди из госпиталей в части переднего края.

Природа не поскупилась, избороздив здешние поля балками. В них на различных расстояниях от передовой размещались штабы, медсанбаты, склады боеприпасов и горючего, мастерские...

В одной из таких балок, поросшей кустарником, я с трудом нашел командный пункт 70-й армии. Несмотря на поздний час, здесь никто не спал. Я вошел в блиндаж, освещенный электричеством. Навстречу мне поднялся коренастый генерал с открытым русским лицом, член Военного совета армии Н. П. Савков. Я доложил о цели приезда, о положении дел в дивизии.

— По таким вопросам ко мне редко обращаются начподивы, — сказал он, усмехнувшись, — но что ж... одобряю... правильно, что приехал... Боеприпасы к утру подвезем на армейском транспорте, — заверил он меня.

В последние месяцы я уже привык к тому, что у военачальников слово с делом не расходится. Сразу стало легче на душе.

— Зайди к начальнику политотдела армии, — сказал, прощаясь со мной, генерал.

В блиндаже начпоарма Я. Е. Масловского сидело несколько человек, только что вернувшихся с переднего края. Шел оживленный разговор о пережитом дне, о завтрашних планах. Я оказался к месту. Масловский стал подробно расспрашивать меня о дивизии, о политработниках, о настроениях личного состава. Он у нас еще не успел побывать.

В дивизию я вернулся утром. Автоколонна с боеприпасами пришла раньше меня.

Начало августа ознаменовалось неслыханной жарой.

Белье прилипало к телу, гимнастерки побелели. Пыль забивала нос, уши, горло, нечем было дышать.

Мы вели бой за деревню Гранкино. Здесь 7-я батарея артиллерийского полка, возглавляемая капитаном А. И. Воскобойниковым, вписала одну из славных страниц в историю нашей дивизии. Эта батарея была отрезана от своих. Один за другим на нее спикировали девять «юнкерсов». Еще не успел развеяться дым, еще не сосчитали люди ран и смертей, как полдесятка «тигров» и орудие «фердинанд» двинулись на батарею. И тут выяснилось, что осталась в строю только одна пушка, а ее командир старшина Иван Иванович Новиков ранен.

Казалось, есть только два выхода: бежать или умереть. Расстояние между немецким головным танком и орудием Новикова сокращалось. И тут Новиков скомандовал четко, как на учении:

— Расчет, к бою! По головному танку бронебойным, прицел двенадцать, наводить на башню... Огонь!

У наводчика Владимира Михайловича Смагина еще дрожали руки, подводили нервы, он слишком торопился: первый выстрел — промах! Второй выстрел — и головной танк подбит. Взрыв произошел у самого орудия. Выбыл из строя солдат Хисматулин, стоявший рядом со Смагиным, тяжело ранен и Смагин. Но с редкой точностью он все же подбивает второй танк. Новиков, выплюнув сгусток крови, занимает место Смагина. Четвертый выстрел — и третий танк горит.

Этим и кончилась неравная дуэль. Наши части уже врывались в населенный пункт Гранкино. Два уцелевших танка и «фердинанд» на полной скорости мчались назад.

...Неподалеку от Гранкино есть густой лес, чудом не тронутый войной. На опушке этого леса мы обнаружили тела разведчиков офицеров Н. И. Затюпы и В. С. Симонова. Их едва можно было узнать — головы без ушей, изуродованные ножами лица, оба без глаз...

Многое мы перевидали. Многое фашистам не могли простить. И это чудовищное преступление фашистов до сих пор жжет душу.

Наступление войск Красной Армии успешно развивалось. 5 августа очищены от врага Орел и Белгород. Освободителям этих городов вечером 5 августа, салютовала Москва. Это был первый в истории Великой Отечественной войны артиллерийский салют столицы нашей Родины.

Дивизия шла вперед. У политотдела появились новые заботы: мы помогали восстанавливать в освобожденных селах органы Советской власти. Жители освобожденных районов, долгое время отрезанные от своей страны и армии, жаждали знать правду обо всем. Нам в дни наступления приходилось оставлять, и порой надолго, агитаторов-политотдельцев в деревнях. Наша кинопередвижка моталась по селам с кинофильмом «Радуга», снятым по мотивам повести Ванды Василевской.

Сложными, а порой и противоречивыми были наши чувства, когда мы проходили через освобожденные деревни, поселки, города. Не так-то просто было видеть вместо домов пепелища, одиноко скрипящие на ветру калитки, за которыми — ни кола ни двора; горько было слушать рассказы о людях, расстрелянных фашистами ни за что ни про что, о женщинах, угнанных в рабство, о детях, умерших от голода, еще горше узнавать о предателях (были и такие)... И все-таки боль и горечь отступали перед огромной радостью возвращения, перед счастьем приносить свободу и жизнь советским людям. И они, эти люди, «познавшие жизнь через смерть», забывали о своих бедах и печалях, когда обнимали нас. Как всматривались выплаканные глаза седых, морщинистых матерей в солдатские лица! Как ласково гладили пальцы женщин ткань пропотевших красноармейских гимнастерок! Они дождались нас.

Мы идем вперед, на запад. Идем победителями! И в конце концов, именно это самое главное! Об этом хочется говорить людям, делиться мыслями, чувствами, радостью.

Продвигаясь все время вперед, дивизия с 25 июля по 15 августа 1943 года прошла с боями 47 километров, освободила 30 населенных пунктов, в том числе Жирятино, Ново-Гнездилово, Толмачево, Чувардино, Волобуево, Ясную Поляну, Дерюгино, Мирную Долину и другие.

18 августа войска Центрального фронта во взаимодействии с Брянским фронтом изгнали врага со всего орловского выступа. Это резко меняло обстановку в центре советско-германского фронта.

Конечно, тогда мы еще не могли в полной мере оценить значения победы на Курской дуге. Позже стало известно, что «советские войска в ходе этой битвы разгромили 30 дивизий, вермахт потерял около 500 тыс. солдат и офицеров, 1,5 тыс. танков, 3 тыс. орудий и более 3,7 тыс. самолетов... Из 20 танковых и моторизованных дивизий, принимавших участие в битве под Курском, 7 оказались разгромленными, а остальные понесли значительные потери»[20]. От таких потерь гитлеровская армия уже оправиться не могла.

18 августа дивизия вела бои в районе города Дмитриев, а затем поступила в резерв командующего Центральным фронтом. Подразделения ее сильно поредели. Бойцы выглядели далеко не парадно: прохудились сапоги, обтрепались гимнастерки, в пропотевшем белье завелись «автоматчики» — вши, распроклятое порождение грязи. В мирные дни одно насекомое, обнаруженное в казарме, — чрезвычайное происшествие, поднимающее на ноги нашу медицину, командиров. Но война есть война, она не предоставляет ни еженедельной бани, ни чистого постельного белья.

На отдыхе чистились, проходили санобработку, меняли обмундирование.

Стало поступать пополнение: и опытные воины из госпиталей, и молодежь, еще не нюхавшая пороха. Предстояло много дел.

Политотдел дивизии понес в этих боях тяжелую потерю. Погиб секретарь партийной комиссии Константин Миронович Антонов — человек большой души, прекрасный товарищ. На его место прибыл Михаил Васильевич Поляков, с которым я крепко подружился.

В спокойной обстановке впервые появилась возможность собрать партактив дивизии. Это было событием.

...В летних сумерках чуть белела Меловая гора. Ее склоны густо заросли колючим кустарником. Тишина была неправдоподобной и непривычной. Мы встречали здесь участников партактива. Загоревшие до черноты, исхудавшие до невозможности, но с глазами, искрящимися радостью, шли люди — друзья-товарищи, подбивавшие танки, забрасывавшие гранатами амбразуры дзотов, герои траншейных боев. Многие хорошо знали друг друга, иные только понаслышке, знакомились тут же. Усаживались, закуривали, вели беседы.

Вижу, вместе сидят еще не полностью оправившийся от контузии командир 3-го батальона 228-го полка капитан Ф. М. Еровой и заместитель командира 3-го дивизиона артполка по политической части старый коммунист И. А. Крейн. Им есть о чем поговорить. 3-й дивизион помогал батальону Ерового отражать яростные танковые контратаки врага. И они не раз встречались во время боев.

А рядом с ними, растянувшись на траве, о чем-то ведут оживленную беседу почерневший от пыли и загара и без того смуглый парторг батальона капитан К. X. Садыков и парторг роты снайпер В. С. Ранчугов.

Доклад об итогах боевых действий делал командир дивизии. Цифры были красноречивее слов. 62 километра прошла дивизия с боями и освободила 45 населенных пунктов. За это время было выведено из строя 60 вражеских танков и 6 самоходных орудий, а уничтоженных гитлеровцев — не сосчитать. За каждой цифрой — героизм наших командиров и солдат, вдохновляющее слово и дела коммунистов.

Было основание сказать на собрании партийного актива, что успех боев во многом обеспечила целеустремленная деятельность политработников, парторгов и членов партийных бюро полков и батальонов, ротных и батарейных парторгов, комсоргов, агитаторов.

Все политотдельцы, замполиты полков и подразделений, коммунисты были единодушны в том, что практика подтвердила жизненность и целесообразность новой структуры армейских партийных организаций. Теперь стало возможным более оперативно решать вопросы политической работы в ходе выполнения боевых задач. В результате намного повысилась боевитость партийных организаций, усилилось партийное влияние на личный состав.

Только в июле 1943 года партийная комиссия дивизии приняла 198 бойцов и командиров кандидатами в члены и 94 — в члены Коммунистической партии. В том же месяце 270 красноармейцев вступили в комсомол. Ни за один месяц в течение всей войны не принималось в дивизии столько людей в партию и комсомол. Это ли не свидетельство духовного роста наших воинов?

Наша ленинская партия стала подлинно сражающейся партией. Теперь известно, что в период войны были приняты кандидатами в члены партии более 5 миллионов человек, членами партии — более 3,6 миллиона человек.

Практика отвергла так называемые рекомендации, гладкие на бумаге, которые кое-кто давал политработникам. Например, советовали нам организовать работу парторгов и комсоргов так, чтобы днем они оформляли дела по приему в партию и комсомол, а ночью, в часы затишья, проводили заседания бюро. Но днем парторги и комсорги батальонов сражались, и некогда было оформлять документы. К тому же среди коммунистов стрелковых рот в ожесточенных боях росли потери. Выбывали из строя и парторги. Резерва же парторгов рот политотдел еще тогда не успел создать. А должности заместителей командиров рот и батарей по политической части были упразднены. И политработникам батальонного звена приходилось заменять их в ротах. Нечего и думать было днем о бумажных делах, хотя бы и самых значительных.

Оформлять документы по приему в партию и комсомол, проводить заседания бюро, докладывать на парткомиссии — для всего этого была лишь короткая летняя ночь, ночь почти без отдыха. Иногда казалось, силы исчерпаны, карандаш выпадает из рук... Но воля преодолевала усталость. И после бессонной ночи парторги и комсорги батальонов снова шли в боевые порядки — воевали, учили, агитировали, вели за собой людей. Бойцы не задумывались об их званиях и служебных должностях и по старой доброй привычке называли парторгов политруками. Это слово утвердилось так же прочно, как слово «комиссар» в гражданскую войну. Оно произносилось с такой же любовью. И поныне в памяти людей политрук — обобщенное звание армейского политработника, смелого, кристально чистого, преданного идеалам коммунизма.

Таким он после войны вошел и в литературу.

С удовольствием читал я в книге Георгия Березко «Сильнее атома»:

Не раз я повторял про себя строки из баллады Константина Симонова «Наш политрук», строки о его нынешней судьбе:

Конечно, тогда, когда шел фронтовой партактив, этих стихов еще не было и быть не могло. Но и в тот час мы говорили о политруках как о чести, совести, душе дивизии.

...С партийного актива расходились поздней ночью, гордые и счастливые, полные веры в победу, ощущая себя частицей великой Коммунистической партии.

Участники войны хорошо знают, что успехи, завоеванные в боях, умножают силы рот, батальонов, полков и дивизий. Курская битва, не имеющая себе равных по размаху, напряженности и упорству, увенчалась грандиозной победой советских войск. Эта битва и выход советских войск к Днепру завершили коренной перелом не только в ходе Великой Отечественной войны, но и в ходе всей второй мировой войны. Битва под Курском продемонстрировала великую силу Советского государства, его доблестных Вооруженных Сил, мудрую политику Коммунистической партии.