Место твое впереди

Фронтовая семья крепнет в боях

Отходили по проселочным дорогам Холмского района Калининской области. Хвойные и лиственные леса чередовались с колхозными полями. Села утопали в зелени. Оторваться от противника не удалось. 3-й батальон капитана В. А. Никольского, прикрывая отход, вел арьергардные бои.

Политотдел дивизии сообщил нам, что получено Постановление Центрального Комитета ВКП(б) о приеме в партию отличившихся воинов. «Установить, — говорилось в постановлении ЦК, — что красноармейцы и начальствующий состав действующей Красной Армии, особо отличившиеся в боях, показавшие образцы героизма и изъявившие желание вступить в партию, могут представлять рекомендации трех членов партии с годичным партийным стажем, знающих их по совместной работе и менее одного года. В этом случае вступающие в партию представляют боевую характеристику политического руководителя подразделения или комиссара части»[1].

Этот важнейший документ мы довели до всего личного состава. Воины встретили его с большим воодушевлением.

Вместе с красноармейцами наступая под вражескими пулями, хлебая ложкой из одного котелка, укрываясь одной шинелью, мы, коммунисты, узнавали людей куда быстрей, чем в мирное время. Лучших из лучших среди них мы рекомендовали в партию. Первую рекомендацию в кандидаты я дал комсомольцу сержанту Кукушкину, а в члены ВКП(б) — Михайлову. Оба они были доблестными воинами. Сергей Кукушкин начал войну рядовым. В первых же боях проявил храбрость. Закалку в огне он получил и в последующих схватках с гитлеровцами. Ему доверили командовать пулеметным взводом. Случилось так, что у деревни Томасово противник на рассвете отрезал его взвод от роты. Растеряйся молодой командир хоть на мгновение, допусти, чтобы люди дрогнули в огненном кольце, — и конец. Но Сергей был тверд и спокоен.

— Продержимся? Выручат нас? — с тревогой спрашивали его.

— Это пусть фрицы думают, как им удержаться! — отвечал он.

На выручку пулеметчикам пришли стрелки. Более часа длился бой. Гитлеровцы не выдержали штыкового удара и откатились от Томасово.

Политрук Михайлов прибыл в полк из Новопетергофского военно-политического пограничного училища имени К. Е. Ворошилова. В роте он был самым юным — розовощекий, с белым пушком вместо усов. Сначала некоторые красноармейцы не принимали его всерьез — встречали снисходительной улыбкой. Все изменилось после первого боя, в котором Михайлов проявил смелость и находчивость. Он шел в первых рядах атакующих, увлекая за собой бойцов. Бесстрашие Михайлова покорило красноармейцев. Его авторитет в роте неизмеримо возрос.

По-настоящему мужественного и смекалистого человека, не раз отличавшегося в разведке, Дмитрия Финогеновича Дюжина рекомендовали кандидатом в члены партии командир полка Хрюкин, комиссар полка Чекмарев.

В боевой обстановке было трудно, а порой и невозможно созвать собрание первичной партийной организации. Центральный Комитет разрешил проводить прием в партию в частях действующей армии на заседаниях партбюро полка с последующим утверждением решения партийной комиссией при политотделе дивизии. Почти на всех заседаниях полкового бюро мы рассматривали заявления. Мы радовались тому, что в тяжкую для Родины годину партия непрерывно пополняется замечательными людьми.

В связи с тем что заявления о приеме в партию рассматривались лишь на заседании партбюро полка, мы считали своим долгом информировать коммунистов в подразделениях о каждом решении. Все члены бюро (их было пять человек), выступая с информацией в ротных партийных организациях, популяризировали боевой опыт, героические подвиги тех, кто удостоился высокого звания коммуниста. Примечательно, что ни один из членов партбюро не возвращался из подразделений без заявлений красноармейцев и командиров, в которых излагалась просьба принять их в партию большевиков. Вспоминается такой пример. Командир взвода минометной роты комсомолец младший лейтенант Василий Николаевич Скибинский, выслушав сообщение члена нашего партийного бюро о приеме в партию мастеров боя, подошел к нему и сказал:

— Я тоже хочу быть коммунистом. Вот мое заявление. Прошу рассмотреть его на полковом партийном бюро.

Вместе с заявлением Скибинского мне представили характеристику политрука минометной роты на Василия Николаевича. Краткое ее содержание таково. В разгар боя во взводе Скибинского кончились мины. Гитлеровцы словно почувствовали это и атаковали взвод. Было от чего растеряться некоторым минометчикам. Но Скибинский не спасовал. Он поднял красноармейцев в контратаку. Сам он с автоматом, а помкомвзвода комсомолец Николай Чернов и минометчики с винтовками бросились на врага. Появилась и подмога. Несколько бойцов во главе с политруком минометной роты Павлом Петровичем Поповым набросились на гитлеровцев с фланга. Атака фашистов была отбита.

31 августа на рубеже Столбово, Кузнецово полк занял оборону. Вскоре немцы атаковали 1-й и 3-й батальоны. Командир 1-го батальона старший лейтенант А. К. Матушкин доложил, что под натиском врага подразделения, находящиеся на левом фланге его батальона, отходят. Майор Хрюкин вместе с комиссаром Чекмаревым вскочили на коней и поскакали в 1-й батальон. Нам с пропагандистом полка старшим политруком Степаном Михайловичем Левченко приказали отправиться в 3-й батальон. Командир и комиссар полка остановили отступавшую роту, увлекли ее за собой в бой и восстановили положение. В 3-м батальоне все атаки врага были отбиты.

В тот день нам пришлось пережить нечто похожее на психическую атаку из фильма «Чапаев». Шеренги вражеской пехоты двинулись к нашим окопам. Гитлеровцы шли плотно — локоть к локтю.

1-й батальон подготовил все огневые средства к бою. Однако комбат Матушкин запретил стрелять без его команды. Напряжение возрастало с каждой минутой. Дошло до предела!.. И когда расстояние между гитлеровцами и нами сократилось до 100–150 метров, последовала команда:

— Огонь!

Шеренги фашистов сразу поредели, но оставшиеся в живых продолжали во весь рост бежать вперед. И тут командиры рот подняли бойцов в контратаку. Первыми в стремительном порыве врезались в шеренгу гитлеровцев комсомольцы старшина Лысаков, красноармейцы Медюков и Харитонов. Жестокая рукопашная схватка завершила разгром атакующих. Фашистов, которые пытались спастись бегством, настиг пулеметный огонь. Это комсомолец Бабич, выдвинувшийся на фланг со станковым пулеметом, отрезал им путь к отступлению.

Бой, описанный здесь, нетипичен. Гитлеровцы редко прибегали к подобным приемам. Они быстро убедились, что никакой психической атакой не сломить воли советских солдат. Между тем на Западе кое-кто до сих пор пытается переиначить историю. Западногерманский публицист Себастьян Хаффнер в 1969 году в восьми номерах журнала «Штерн» печатал свои «исследования», в которых изо всех сил пыжился доказать, что в сорок первом году русских солдат на фронт гнали силой, а дай им волю, они, дескать, все побросали бы оружие. Трудно вообразить более беспардонную ложь. Наши люди всегда ненавидели фашизм. Эта ненависть возросла во сто крат, когда заклятый враг посягнул на нашу землю. На всех участках огромного фронта советские люди сражались отважно, самоотверженно, не жалея ни крови, ни жизни.

...Поздно вечером 1 сентября командир полка получил приказ отойти на новый рубеж. (Снова нависла опасность окружения.) Снимались с позиций в проливной дождь. Дороги развезло. Люди шли по обочинам, заткнув полы шинелей за пояс. Обозы всех полков дивизии перепутались. Образовались пробки. Только к утру вышли на новый рубеж.

После напряженного боя и ночного перехода сказывалась крайняя усталость. И тут нас атаковали свежие силы противника, видимо подброшенные из резервов.

Впервые с начала боев наш полк отступил без приказа, не выдержав напора врага. Командир дивизии приказал восстановить положение. 2 сентября все было готово для начала наступления. Но противник опередил нас. Рано утром его танки атаковали нашего соседа слева и вышли на шоссе. Разведчики установили, что полк отрезан от других частей дивизии. Вражеские клинья соединились где-то впереди. Связь со штабом дивизии по радио прекратилась. Позднее мы узнали, что на КП, находившийся в районе деревни Болотово, прорвались автоматчики. В завязавшейся перестрелке погиб начальник штаба дивизии подполковник В. Г. Буянов.

Неподалеку по шоссе непрерывным потоком шли немецкие танки, артиллерия, пехота. Но нас неприятель не видел. Подразделения полка в районе деревни Тухомичи прикрывал густой кустарник.

Что делать? Немедленно вступить в бой и попытаться прорваться к своим или дождаться ночи?

Силы ваши были слишком незначительны, и дневной бой не принес бы успеха. Майор Хрюкин решил отказаться от попытки прорваться до темноты, укрыть полк в глубине леса.

Мы разыскали учителя из Тухомичей Петра Захарова, и он балками провел полк в глухой бор. Здесь мы заняли круговую оборону. Учителя отпустили — не хотелось далеко уводить его от своих учеников.

Окружение... Конечно, это слово, пугавшее некоторых воинов в первые месяцы войны, передавалось из уст в уста, тревожило. От коммунистов не ускользнуло, что в души некоторых бойцов закрадывается неуверенность... Надо было сохранить организованность и высокую дисциплину, ободрить людей.

Комиссар полка Чекмарев, пропагандист старший политрук Левченко и я отправились в батальоны. В подразделениях мы провели беседы о необходимости дальнейшего укрепления дисциплины. Особое внимание обращали на то, что без четкого и беспрекословного выполнения приказов командиров, подчинения воли бойцов воле начальника не достигнешь победы. Малейшее ослабление дисциплины могло привести к тяжелым последствиям. Рассказали и о замысле командования полка — прорвать кольцо окружения ночью.

В 3-м батальоне случилось чрезвычайное происшествие. Нашелся трус, пытавшийся перебежать к гитлеровцам. Не добежал! Законы войны суровы: не было к убитому подлецу жалости — одно презрение.

К вечеру интенсивность движения немецко-фашистских войск на шоссе стала ослабевать. А ночью бой утих. Теперь наши боевые группы перекрыли большой участок дороги. Им удалось бесшумно остановить три немецкие машины, без выстрелов покончить с фашистами. Меж тем полк пересек шоссе и вскоре углубился в лес. Расчет командира полка оказался правильным.

Далее нам предстояло идти на соединение с частями дивизии. Шли лесными дорогами, параллельно шоссе, занятому врагом. Не все лесные дороги обозначены на картах. Их хорошо знали лишь местные жители. Однако где ночью найдешь проводника? Майор Хрюкин повел полк сам. Первую ночь он шел с головным отрядом. Наблюдая в эти дна за командиром полка, я открывал в нем новые черты характера. Мне, как, впрочем, и всем воинам полка, было известно, что он храбрый человек. Его не раз видели в цепи наступающих. Однако же порой казалось, что он охотней шагает под пулями, чем управляет с КП. Но вот, когда полк оказался отрезанным от своих, Михаил Трофимович проявил и самостоятельность, и твердость, и командирский талант. Он был энергичен и неутомим.

Ночной марш был успешным. Рано утром 3 сентября полк остановился в лесу вблизи колхоза «Красная лоза». От усталости и нервного напряжения все валились с ног. Командир полка приказал устроить большой привал.

В «Красной лозе» мы получили проводника. Им был председатель колхоза Иван Пушкин.

Шли проселочными и лесными дорогами — запыленные, исхудавшие. И все же усталость была лишь физической усталостью. Мысли оставались ясными. Люди говорили о причинах отступления, о судьбе страны. Спорили, задавали коммунистам вопросы. Более всего интересовались, конечно, обстановкой. Пожалуй, на их настроении ничто так отрицательно не сказывалось, как незнание обстановки — общей, в масштабах страны, и частной, в масштабах своей дивизии, полка. Советские люди воспитывались с детских лет как хозяева своего государства, ответственные за его судьбу.

Помню, как днем на одном из больших привалов комиссар полка Чекмарев разложил на траве карту и объяснял политрукам рот маршрут движения полка, положение противника, примерное место соединения с главными силами дивизии.

Теперь уже многие понимали, что для ведения политической работы в боевой обстановке нет какого-то особого «отдельного» времени. Политруки на коротком привале успевали проинформировать коммунистов о сложившейся обстановке. Коммунисты вели дружеские беседы. Значение этих бесед коммунистов с беспартийными бойцами трудно переоценить. Чем сильнее накалялась фронтовая обстановка, тем больше люди нуждались в добром, ободряющем, душевном слове.

На одном из привалов состоялись короткие открытые партийные собрания. Обсуждался один вопрос: «О хранении оружия». Коммунисты, все красноармейцы и командиры были единого мнения: оружие тяжело раненных и убитых не должно оставаться на поле боя. Каждую винтовку, автомат, пулемет, миномет, каждый патрон и снаряд надо беречь как зеницу ока.

Иван Пушкин довел полк до колхоза «Красная Москва». Здесь мы познакомились с его председателем — коренастым богатырем с окладистой, черной как смоль бородой. Колхозники уважительно звали его Спиридонычем. Он собрал для нас у колхозников хлеб, отпустил картошки, зарезал быка. Командир полка выдал ему за полученные продукты расписку. (С этим у нас было строго. За мешок картошки, взятый без спросу, могли бы судить, как за мародерство.) Люди досыта поели, отдохнули. Ночью пошли дальше. Теперь сам Спиридоныч показывал дорогу.

Я долго шагал с ним рядом. Мы вели разговор, конечно, о положении на фронте. Спиридоныч верил в победу твердо, однако считал, что воюем мы плохо. На прощание он сказал:

— Помните! За все, что мы здесь под пятой оккупантов переживем, и вы в ответе!

Нелегко было выслушать такие слова. А тяжелее всего было проходить через деревни. На улицах всегда стояли женщины, старики, дети и молча провожали нас грустными взглядами. А бывало, у кого и прорывалось: «Не в ту сторону наступаете!»

— Вернемся! Скоро вернемся! — эти слова мы повторяли, как клятву.

6 сентября полк с боем вышел к линии фронта и установил связь со штабом дивизии. Вскоре к нам прибыли представители командования 27-й армии (дивизия вошла в ее состав) с приказом немедленно перейти в наступление. Между тем боеприпасы в полку иссякли. Люди устали. Наступление было заранее обречено на провал. К счастью, нам удалось переубедить представителей командования армии. Командарм наступление отменил. К нам подошли машины и перебросили всех людей в тылы дивизии на отдых.

Кругом лес неповторимой красоты. Множество озер. Здесь, недалеко от Селижарово, берет свое начало великая Волга. В годы войны прекрасное воспринималось нами особенно обостренно. Каждый подсознательно ощущал, что, может быть, видит все это в последний раз. Да и просто многое ведь врезается в память по контрасту.

Шла нормальная жизнь. Дымили походные кухни. Приходили газеты. Привезли подарки, присланные с Южного Урала. Сколько теплых улыбок появилось на исхудалых лицах наших бойцов, когда они получали кисеты, носовые платки и обязательно письма.

Письма из тыла... Как дороги они были для нас на фронте. И я тогда получил подарок и письмо, написанное детским почерком. Вот оно:

«Дорогой товарищ!

Я, ученица 6-го класса, посылаю Вам свой скромный подарок. Громите беспощадно ненавистного врага. Вы отважно боретесь с врагом, а мы — ребята — будем укреплять тыл своей работой.

С пионерским приветом Николаева Люся.

г. Молотов (ныне Пермь), Рабочий поселок».

Спасибо тебе, Людмила Николаева, за подарок и письмо.

Вечером, за беседой у костра, я обратил внимание на то, как сильно изменились бойцы за первые месяцы войны. Стали душевнее, ближе друг к другу. Первое знакомство давно переросло в дружбу. Радость боевых успехов и горечь отступления крепко спаяли всех. Это чувствовал я я по себе. Мы еще больше сблизились с командиром полка. Душевные контакты с ним стали особенно тесными в те дни и ночи, когда полк совершал многотрудные марши. Запомнилась беседа с Михаилом Трофимовичем на одном из привалов. Он рассказал мне о своей жизни. Детство у него было нерадостным. С малых лет пришлось батрачить у кулаков в бывшей Воронежской губернии. Рано пробудившееся классовое самосознание привело его, восемнадцатилетнего юношу, в ряды Красной Армии. Ему довелось участвовать в разгроме Врангеля и ликвидации махновских банд на Украине. После окончания гражданской войны Михаил Трофимович учился на курсах и стал красным командиром. Через некоторое время его снова послали совершенствовать военные знания. Потом дали полк.

Все чаще и чаще в красноармейском обиходе повторялись слова — фронтовая семья. Что ж, полк действительно стал дружной фронтовой семьей.

На второй день отдыха к нам приехал начальник политотдела дивизии батальонный комиссар Вениамин Иванович Попов. От него мы узнали о том, что дивизия снова вошла в состав 22-й армии и теперь находится на правом фланге Западного фронта.