Место твое впереди

Москва непобедимая

В ночь на 3 декабря полк передал участок обороны частям 29-й армии и совершил марш в район восточнее Калинина. Подразделения разместились в пустующих бараках, предназначенных для сезонников торфоразработок. После нескольких месяцев жизни в окопах и блиндажах отдых в бараках был для нас блаженством.

Утром узнали, что рядом с нами в лесу сосредоточились другие части нашей дивизии и соседних дивизий. Стало ясно, что происходит перегруппировка войск. Солдатский телеграф заговорил о наступлении. И не зря. 4 декабря командование полка получило боевую задачу. Командир и комиссар полка вместе с комбатами направились к берегу Волги на рекогносцировку. Не теряя времени, мы, партийные работники, пошли в подразделения, чтобы побеседовать с бойцами, помочь командирам проверить состояние оружия, обеспеченность боеприпасами.

Немало встреч было у меня в этот день. С утра в полк приехали представители Калининского городского Совета депутатов трудящихся. Они посетили подразделения, знакомили личный состав с письмом жителей города к воинам фронта.

«Дорогие наши защитники! — говорилось в письме. — Гитлеровцы хотят сделать нас своими рабами, но этому никогда не бывать. Бейте и истребляйте фашистских захватчиков... Под Москвой должен начаться и начнется разгром гитлеровских банд грабителей и насильников. Вперед, любимые советские воины, за победу, за нашу Советскую Родину!»

Помню разговор между пожилым депутатом и лейтенантом Башкатовым.

— Как думаешь, сынок, почему мы так верим, что сейчас здесь должен произойти поворот в войне? — спросил депутат.

— А потому, что немыслимо допустить, что фашисты могут взять Москву, — горячо отозвался Башкатов. — На бывать этому! Не бывать!

В ночь на 5 декабря подразделения полка выдвинулись к Волге. Вместе с представителем политотдела дивизии старшим политруком Стычковым я находился в 3-м батальоне. Во всех ротах прошли митинги. На них зачитывалось обращение Военного совета 31-й армии. Оно заканчивалось словами:

«...Поклянемся же, товарищи бойцы, командиры и политработники, отстоять Москву и похоронить на подступах к столице фашистские дивизии. Крепче удар, сильнее натиск на врага, и он побежит от Москвы так же, как он бежит от Ростова. Пусть героические успехи защитников Ростова вдохновят вас на священное сражение за Москву, за Родину. На подступах к Москве ринемся на полный разгром гитлеровских мерзавцев».

Выступали на митингах многие бойцы и командиры. Говорили по-разному, но суть была одна:

— Клянусь в предстоящих схватках с фашистами с честью выполнить боевую задачу.

Анализируя различные формы массовой политической агитации и пропаганды, я не раз убеждался в том, что во фронтовых условиях митинги имеют большое преимущество. Это преимущество заключалось прежде всего в том, что митинги в короткое время охватывали своим влиянием сразу большую массу людей. На них обычно принимались резолюции, носившие характер клятвенного обязательства, которое глубоко западало в душу. Вот почему мы тщательно готовили митинги.

После каждого митинга в партийное бюро полка поступали новые заявления с просьбой о приеме в партию. Мы старались своевременно рассматривать их, заботились о том, чтобы укреплять прежде всего те ротные партийные организации, где в ходе боев вышло из строя много коммунистов.

Политотдел дивизии, работники политотдела 31-й армии, в состав которой входило и наше соединение, регулярно информировали партполитаппарат полка о положении на Калининском фронте и других фронтах, сосредоточивали наше внимание на необходимости усиления партийной работы в ходе оборонительных и наступательных боев. Мы знали, что войска Калининского фронта готовятся к наступлению и что 31-й армии предстоит наносить удар по врагу юго-восточнее Калинина с целью охватить полукольцом вражескую группировку и разгромить ее. Вместе с командиром и комиссаром полка партийное бюро разработало и осуществило план практических мероприятий по мобилизации коммунистов и комсомольцев на выполнение задач предстоящего боя.

В середине дня 5 декабря началась артиллерийская подготовка. Длилась она 45 минут. Залп «катюш» возвестил о начале атаки. Все роты 3-го батальона нашего полка дружно поднялись, быстро достигли берега Волги и начали опускаться на лед. На правом берегу была оборона противника. Пулеметный и артиллерийский огонь оттуда вынудил бойцов залечь. Надвигались сумерки. Подул ветер. Двадцать градусов мороза. Время торопило. В обороне гитлеровцев надо было нащупать слабое место и возобновить атаку. На командном пункте остается комиссар батальона Максимов (комбат был болен), а мы со старшим политруком Стычковым направляемся в роты. Может быть, нам следовало пойти в разные подразделения. Но когда кругом рвутся снаряды и сознание долга борется со страхом, особенно хочется чувствовать локоть товарища.

На войне главным оселком в отношениях между людьми становится искренняя готовность поддержать друг друга во время выполнения боевого задания. И мы с Володей Стычковым решили не расставаться, побывать во всех трех ротах. Ползем в 7-ю роту. На льду реки ее не оказалось. Она отошла от берега на несколько десятков метров. С трудом находим командира роты. Однако разговаривать с ним было невозможно. Его трясла лихорадка. Командование ротой принял на себя командир взвода лейтенант Наговицын. Он смело повел бойцов вперед, на врага. Гитлеровцы открыли заградительный огонь. Достаточных средств для подавления артиллерии противника в батальоне не оказалось. Пришлось закрепиться на занятом рубеже и готовить роты к ночной атаке. Но вскоре позвонил комиссар батальона Максимов. Он получил приказание командира полка майора Колкова отвести на ночь батальон от Волги и наступление возобновить утром. Нас сильно тревожило, что полк не выполнил задачу дня.

Между тем другие части дивизии и соседние соединения прорвали линию обороны врага и освободили несколько населенных пунктов. Ночью командир полка провел перегруппировку сил. В районе 3-го батальона теперь сосредоточился весь полк. Подошла и артиллерия. Командир дивизии усилил полк ротой разведчиков.

6 декабря в 10 часов артиллерийский дивизион капитана Федора Максимовича Харьковского открыл огонь по переднему краю противника на правом берегу Волги. Все три наших батальона снова спустились на лед. Свистел ветер, гоня поземку. Ноги скользили. Снаряды врага раскалывали ледяную поверхность. Строчили пулеметы... Командир полка Ефим Григорьевич Колков продолжал управлять боем с берега.

Любимец бойцов комиссар полка Сергей Изосимович Чекмарев повел 3-й батальон в атаку.

Если меня спросят, почему Чекмарева любили в полку, нелегко будет сразу ответить. Он не рисовался бесстрашием, не был с подчиненными запанибрата. Но было в нем то особое обаяние, которое источают люди несгибаемой воли, неистощимой духовной силы. С такими людьми, кажется, и на смерть пойдешь без колебаний.

Роты пробежали под огнем по льду и залегли в мертвом пространстве под крутым правым берегом. Гитлеровцы превратили его в мощную крепость. Еще осенью они провели большие земляные работы. Скат к реке сделали почти отвесным. Зимой залили его водой. Вдоль берега отрыли траншеи, построили блиндажи и дзоты.

Однако не смогли эти укрепления задержать наших бойцов. Артиллерийский дивизион капитана Харьковского продолжал обрабатывать передний край врага с закрытых позиций, а батарея лейтенанта Бычкова вела огонь прямой наводкой. Первым выкатил свое орудие и ударил по огневым точкам врага старший сержант Леонов. За ним последовал командир орудия старший сержант Горшенин.

Саперы рубили топорами ступеньки. Артиллерия перенесла огонь в глубь обороны противника. В дело вступила пехота. На правом берегу Волги появились наши воины. Я видел, как лейтенант Башкатов во главе своей роты блокирует дзоты противника. Красноармеец Федор Бежев прыгает в траншею, бросает гранату, и вражеский пулемет замолкает.

Коротким рывком вырвалась вперед рота разведчиков и ударила по врагу с фланга. Фашисты дрогнули и начали отступать. Полк вышел на правый берег Волги.

На занятом рубеже не задерживались. Сразу же начали продвигаться вперед. Вслед за пехотой шла полковая батарея лейтенанта Бычкова. Пушки и снаряды артиллеристы тянули на санях.

Вскоре завязался бой за поселок совхоза «Власьево». Гитлеровцы обрушили на нас шквал артиллерийского и минометного огня, но удержать совхоз им не удалось. Первыми ворвались в поселок подразделения Зайченко и Соколова. Пятьдесят гитлеровцев сдались в плен. Вид у этих «завоевателей» был мерзкий. Они нанизали на себя все, что им попалось в гардеробах жителей Калинина. На головы, под пилотками, были надеты дамские рейтузы или повязаны платки. Из-под шинелей торчали юбки, шерстяные шали. На сапогах — соломенные чуни.

При отступлении гитлеровцы оставили в совхозе много оружия и военного снаряжения. Немецкие офицеры не успели захватить свои парадные мундиры с орденами и награбленные в Калинине вещи: отрезы мануфактуры, дамские пальто и белье.

Да, армия Гитлера была грабительской армией.

Я был в 3-м батальоне, когда позвонил Чекмарев и сообщил о начавшемся контрнаступлении войск Западного и Юго-Западного фронтов. Все мы, кто был на КП батальона, поспешили в роты, чтобы рассказать об этой новости. Радости не было конца. Воины обнимались, кричали «ура», бросали вверх шапки.

Наступление продолжалось. К вечеру подразделения полка вышли на шоссейную дорогу Москва — Калинин.

С началом наступления совпали перемены и в моей личной судьбе. Поздно вечером 6 декабря Чекмарев вызвал Левченко, Пивоварова и меня на КП полка, разместившегося в совхозе «Власьево» под сводами бывшей церкви. Комиссар выслушал наши сообщения о проделанной работе. А через час меня вызвали в политотдел дивизии. Ночью добрался до ее КП. Новый начальник политотдела Борис Яковлевич Колядинский объявил, что старших политруков Стебунова, Улухпаева и меня отзывают в распоряжение политотдела 31-й армии. Утром я вернулся в полк. Партийное хозяйство полковой организации передал члену бюро Степану Левченко. Простился с друзьями. Сердечно, с самыми добрыми чувствами расстались мы с Сергеем Изосимовичем Чекмаревым. Замечу, кстати, что вновь встретились мы с ним лишь через двадцать два года.

Нелегко было уезжать из дивизии, когда весь ее личный состав охвачен неудержимым наступательным порывом. Но приказ есть приказ.

В политотделе армии задержались ненадолго. После короткой беседы вместе с другими товарищами меня направили в распоряжение политического управления Калининского фронта.

Здесь, в отделе кадров, оказалось несколько десятков человек, вызванных из различных соединений. 9 декабря нас принял начальник политуправления фронта бригадный комиссар Михаил Федорович Дребеднев. От него узнали, что направляемся в Москву, в распоряжение Главного политического управления РККА. Затем нас построили и объявили приказ о присвоении очередных воинских званий. Я стал батальонным комиссаром.

В середине дня на машинах, покрытых брезентом, мы двинулись в путь. Первое время все молчали, занятые своими думами. Я мысленно еще раз прощался с боевыми друзьями. Вспоминалось пережитое: боевое крещение под Плоскошью, тяжелые дни отступления, упорные бои за высоту 251,5, уличные бои в Калинине, оборона на Бежецком шоссе и, наконец, первые дни зимнего наступления.

Еще и еще раз добрым словом вспоминал я Сергея Чекмарева, Михаила Хрюкина, Владимира Стычкова, Сергея Соснина, Николая Букшенко, Максима Башкатова, Владимира Леонова, Спиридона Гришина и многих других боевых товарищей из нашей полковой семьи.

Думал я о долге живых перед людьми, заплатившими своей жизнью за счастье народа. Сможем ли мы когда-либо рассказать о них по-настоящему? Рассказать не потому лишь, что ничто не должно быть забыто и никто не должен быть забыт. Нет, не потому лишь!.. Хорошо когда-то сказал С. Щипачев в стихотворении «Потомкам»:

Обязанность перед прошлым неразрывно слита с ответственностью перед будущим. Думал ли я обо всем этом тогда, в 1941-м? В том тяжком, трагическом году, когда, самоотверженно сражаясь, погибая, советские воины своими подвигами закладывали фундамент будущих великих побед? Наверно, думалось по-другому, другими словами. Но суть в том, что героям того года, так же как героям сорок пятого, поднявшим наш флаг над рейхстагом, нынешнее поколение обязано тем, что мир не превратился в гигантский концлагерь и земля наша стала строительной площадкой созидания.

Суть в том, что, рассказывая о прошлом, мы отстаиваем будущее. Сыновьям и внукам живых, погибших или пропавших без вести героев дано спасти мир в нынешние тревожные годы, и могут они это сделать только храня в сердце память об отцах и дедах, равняясь на них, по ним сверяя свою любовь к отчизне.

Однако вернусь к повествованию.

Вечером 11 декабря мы прибыли в Москву.

«Москва! Как много в этом звуке для сердца русского слилось». Эти слова великого поэта мне особенно дороги. Здесь, в Москве, я родился и вырос. Здесь прошла моя комсомольская юность. Горжусь тем, что с 1925 года мне довелось работать на заводе «Динамо», известном своими славными революционными традициями. И сейчас, думается, стоит вспомнить о них. В 1903 году тут возник первый социал-демократический кружок, положивший начало созданию заводской партийной организации.

Рабочие завода под руководством большевиков активно участвовали в Октябрьской революции, гражданской войне и восстановлении народного хозяйства. 7 ноября 1921 года на торжественном собрании рабочих выступил Владимир Ильич Ленин. Беседуя с людьми, Ильич подчеркивал важность быстрейшего восстановления промышленности, делился своими мыслями о плане ГОЭЛРО. Он рассматривал завод «Динамо» как одну из баз электрификации страны.

В коллективе «Динамо» я встретился и крепко подружился с замечательными ребятами. Вместе с ними участвовал в общественной работе, был юнкором молодежной газеты «Шевели мозгами». Комсомольцы обмоточного цеха избрали меня секретарем своей ячейки. Я почувствовал себя в цеху как в родном доме, всем сердцем полюбил его тружеников. Пришлось много читать, пополнять знания. Не хотелось быть профаном. Понимал, что без политических знаний нельзя плодотворно вести воспитательную работу с молодежью.

В 1927 году я стал трансформаторщиком на электрозаводе. В этом же году стал членом большевистской партии. Мне доверили руководить заводским коллективом комсомола. Работать было трудно. Завод располагал небольшим костяком кадровых рабочих. Большинство парней пришло на производство из деревни. У некоторых из них еще сохранились собственнические инстинкты, невежество. Особенно дело страдало из-за прогульщиков.

Ростки нового в труде, в отношениях между людьми рождались и крепли в социалистическом соревновании. Застрельщиками соревнования были комсомольцы Володя Тимофеев, Лева Рыков, Коля Волков, Аня Шапиро, Борис Черноусов, Белла Вайнер, Вася Абрамов, Витя Серов...

Наступил 1929 год — время широкого размаха коллективизации сельского хозяйства. Меня послали на Рязанщину. Избрали там секретарем окружкома комсомола. Через несколько лет я снова вернулся в Москву. Работал в «Комсомольской правде», учился. А затем был избран секретарем Московского комитета ВЛКСМ.

Вспоминаю, что в Московском комитете и в райкомах комсомола работали удивительно способные и инициативные вожаки: Василий Чемоданов, Дмитрий Лукьянов, Иван Иванов, Иосиф Персиц, Григорий Эйдинов, Василий Дмитриев, Василий Горин, Илья Шоркин, Федор Нестеров, Софья Гальперина, Константин Воронов, Семен Рубинчик, Михаил Волков, Вениамин Ванников, Александр Шаширин и другие.

Особенно хочется сказать доброе слово о Василии Чемоданове. Из молодого, энергичного рабочего парня он вырос до руководителя Коммунистического Интернационала Молодежи.

Трудовую жизнь Василий начал в двенадцатилетнем возрасте на Телеграфном заводе. Потом его избрали секретарем комсомольской ячейки этого завода. Через некоторое время ему поручили руководить политпросветотделом Бауманского райкома ВЛКСМ. Отсюда его перевели в Орехово-Зуево. Здесь его избрали секретарем уездного комитета комсомола.

В 1924 году во время Ленинского призыва Чемоданов связал свою судьбу с Коммунистической партией, вступив в ее ряды. Три года он работал секретарем Московского комитета комсомола. В тот период я входил в состав бюро МК и много раз встречался с Чемодановым. Организаторский талант, простота в обращении с товарищами, обаятельность, задушевность — эти характерные черты Василия Тарасовича особенно хорошо запомнились мне.

С 1931 по 1937 год Чемоданов был секретарем Исполкома Коммунистического Интернационала Молодежи. Товарищи, работавшие вместе с ним, отмечали его исключительную выдержку, бесстрашие, инициативность.

VI Всемирный конгресс Коммунистического Интернационала Молодежи, состоявшийся в Москве осенью 1935 года, выдвинул задачу — создать широкий единый антифашистский фронт молодого поколения.

После конгресса коммунистические союзы молодежи разных стран развернули массовое движение за мир, против фашизма. В это движение включились миллионы юношей и девушек.

Большая роль в разработке стратегии и тактики коммунистического молодежного движения принадлежала Ленинскому комсомолу. Выступая на VI конгрессе Коммунистического Интернационала Молодежи, Георгий Димитров в числе наиболее видных руководителей международного коммунистического движения молодежи назвал Александра Косарева и Василия Чемоданова.

Подлинный советский патриот, интернационалист, активный боец ленинской партии — таким в моей памяти остался Василий Тарасович Чемоданов. Пусть эти строки будут данью уважения ему.

Однако же воспоминания юности как полая вода. Они могут и захлестнуть. Оставлю их, чтобы вновь вернуться к военным будням.

Находясь в Москве, я глубоко чувствовал, что она жила напряженной прифронтовой жизнью. Многие заводы были эвакуированы в восточные районы страны. На оставшихся производственных площадях, как мне доверительно сообщили друзья, развернулось массовое производство вооружения и боеприпасов. На заводе «Серп и молот», например, ремонтировали танки. Автозаводцы и коллективы заводов имени Серго Орджоникидзе и «Динамо» производили пистолеты-пулеметы системы Г. С. Шпагина (ИНШ). Рабочие «Динамо» наладили и выпуск минометов. Другие предприятия производили ручные гранаты, винтовки, пулеметы, противотанковые мины. Железнодорожные мастерские готовили бронепоезда...

Все москвичи не жалели сил, чтобы оказывать фронту всемерную помощь. За станками и верстаками на предприятиях стояли многие женщины, даже подростки. «Каждый завод, каждая фабрика Москвы должны стать кузницей оружия для фронта» — этот лозунг можно было прочитать во многих местах столицы.

Большое впечатление произвело на меня письмо молодым воинам — защитникам Москвы, подписанное 80 тысячами юношей и девушек столицы, опубликованное в газетах.

«Одни из нас работают на заводах, другие — на фабриках, третьи — на железной дороге, четвертые — в артелях, пятые — в магазинах, — говорилось в этом письме. — Все мы считаем себя бойцами. Все мы — на фронте. Воскресниками, выполнением двойных и тройных норм, участием в охране города мы помогаем фронту... Судьба столицы в наших руках!»

Настали дни, когда в сводках Совинформбюро все чаще и чаще звучали слова о том, что нарастают удары Красной Армии по немецко-фашистским войскам. Ее контрнаступление развивалось на огромном фронте — от Калинина до Ельца. 12 декабря был освобожден Солнечногорск. 15 декабря советские воины очистили от гитлеровцев Клин, Истру, Богородск. Через два дня в газетах под рубрикой «В последний час» сообщалось: «После ожесточенных боев войска Калининского фронта 16 декабря овладели городом Калинин. В боях в районе города Калинин наши войска нанесли поражение 9-й немецкой армии генерал-полковника Штрауса, разгромив 86, 110, 129, 161 и 251-ю пехотные дивизии, входившие в состав этой армии. Остатки разбитых дивизий противника отступают на запад. В боях за город Калинин отличились войска генерал-лейтенанта тов. Масленникова и генерал-майора тов. Юшкевича. Захвачены большие трофеи, которые подсчитываются. Наши войска преследуют и уничтожают отходящего противника».

Вскоре стали известны некоторые подробности боев под Калинином. Решающую роль в освобождении города сыграла 31-я армия, а наша 256-я стрелковая дивизия в числе первых вошла в него.

Военный совет Калининского фронта высоко оценил боевые действия нашей дивизии. Всему личному составу была объявлена благодарность, а 68 бойцов, командиров и политработников удостоены наград Родины. Радостно было сознавать, что в числе награжденных орденом Красного Знамена находился бывший командир нашего полка майор М. Т. Хрюкин, а орденом Красной Звезды — комиссар полка старший политрук С. И. Чекмарев.

Политработники в беседах с красноармейцами подчеркивали, что разгром немецкой группировки в районе Калинина и освобождение этого крупного административного и промышленного центра страны не только имели большое политическое значение, но и оказали влияние на улучшение оперативного положения советских войск на этом участке фронта.

В освобожденный город к своим землякам приехал М. И. Калинин. Он побывал на фабриках, заводах, в воинских соединениях, в том числе и в нашей 256-й стрелковой дивизии. Повсюду его встречали с большим радушием. Михаил Иванович выступил на собрании партийного актива города, рассказал о положении на фронтах, о самоотверженном труде нашего народа. Пророческими оказались его слова: «Происходящие сейчас события будут изучаться веками. Будущие поколения будут изумляться фактам героизма, проявления исключительного чувства самопожертвования, подчинения личного общественному целому современниками этих событий. Люди нашей страны поднялись на голову выше, чем были. И несомненно, наше время и его люди будут служить величайшим кладом для создания шедевров художественной литературы и искусства»[4].

Памятной датой для меня стало двадцать второе декабря 1941 года. В этот день я получил новое назначение. В качестве начальника политотдела 133-й отдельной стрелковой бригады мне предстояло выехать на Урал, где формировалось это соединение. Перед выездом со мной беседовал представитель Главного политического управления РККА бригадный комиссар А. Г. Котиков.

— На формирование новых соединений мы не зря посылаем политработников с боевым опытом, — говорил он. — Утверждают: люди учатся на ошибках, так помогите молодым воинам избежать тех ошибок, которые сами совершали, передайте им знания, которыми овладели в боях.

Вечером 22 декабря в общежитии Военно-политической академии имени В. И. Ленина меня разыскал старший батальонный комиссар. Познакомились. Это был комиссар 133-й бригады Михаил Иосифович Грановский. Условились на другой день выехать на Урал. Итак, я снова расставался с городом своей юности. Было грустно.

В пути следования хватило времени для многих бесед и знакомств. Грановский рассказал о себе. Он — кадровый офицер, политработник. Был политруком роты, секретарем партбюро части. Войну начал комиссаром штаба дивизии, позже стал комиссаром стрелкового полка. В бою получил ранение. Говорил Михаил Иосифович просто, доверительно. Он сразу понравился мне. Забегая вперед, скажу, что в своих первых впечатлениях я не ошибся. Грановский оказался хорошим комиссаром бригады, замечательным товарищем.

Несколько месяцев на Урале формировалась и готовилась к боевым действиям 133-я отдельная стрелковая бригада. Настроение у всех воинов было приподнятое. Мы находились под впечатлением успеха зимнего наступления Красной Армии. Работники политотдела помогали организовывать в частях беседы, политинформации и сами выступали перед личным составом, рассказывая ему о положении на фронтах. В беседах подчеркивалось, что немецко-фашистские войска после крупного поражения под Москвой были отброшены с занимаемых рубежей на 100–250 километров, а на отдельных участках — на 350 километров.

Коммунисты и комсомольцы оперативно доносили до воинов сводки Совинформбюро, в которых сообщалось, что Красная Армия полностью очистила от врага Московскую и Рязанскую области, многие районы Ленинградской, Калининской, Смоленской, Орловской, Курской, Харьковской и Донецкой областей, а также Керченский полуостров. В ходе боев более полумиллиона гитлеровцев было убито, умерло от ран или взято в плен. На поле боя захвачено 1300 танков, 2500 орудий, свыше 15 тысяч различных машин, много стрелкового оружия.

Мы, политработники, стремились довести до глубокого сознания каждого воина мысль о том, что победа нашей армии в великой битве за Москву означала начало коренного поворота не только в Великой Отечественной войне, но и во всей второй мировой войне. Разгром под Москвой развеял миф о непобедимости гитлеровской армии.

В пропаганде и агитации политработники, коммунисты и комсомольцы широко использовали примеры массового трудового героизма нашего народа. Они информировали красноармейцев о том, как тыл помогает фронту. На Урале, например, большого размаха достигло социалистическое соревнование за досрочное выполнение заказов фронта. По почину фрезеровщика Дмитрия Босых, сталеваров-скоростников зародилась новая форма массового патриотического движения — создавались фронтовые бригады, бравшие на себя обязательства перевыполнять плановые задания не менее чем в два раза.

Фашистские пропагандисты лезли из кожи вон, чтобы как-то приуменьшить достижения Красной Армии и тружеников советского тыла. Геббельс и его сподручные распространяли слухи о том, что у русских, дескать, иссякают резервы, что наша армия не пополняется новым оружием.

Разоблачая геббельсовскую ложь и клевету, политработники, коммунисты и комсомольцы нашей бригады усилили пропаганду достижений рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции на трудовом фронте. Во многом нам помогали в этой работе патриотические письма. Прилив новой энергии у личного состава бригады вызвало, например, письмо воинам-фронтовикам от трудящихся Свердловской области. «Мы, — говорилось в письме, — даем и будем давать вам все больше и больше танков, самолетов, оружия, боеприпасов, продовольствия, одежды, всего, что необходимо для полного разгрома ненавистного врага.

У нас на Урале хватит металла и станков, хватит хлеба, хватит умелых рук, чтобы постоянно давать нашей армии пушки и снаряды, танки и минометы, самолеты, пулеметы и патроны».

Письмо заканчивалось словами:

«Пусть соревнование сталеваров, медеплавильщиков, рудокопов и всех мастеров грозного оружия, кующих победу в тылу, сольется с соревнованием танкистов, летчиков, пехотинцев, кавалеристов, уничтожающих фашистские банды на фронтах. Пусть и впредь растет и крепнет содружество бойцов тыла и фронта».

Тогда не публиковались данные, характеризующие уровень промышленного производства на Урале. Теперь мы знаем, что уже в четвертом квартале 1941 года Урал дал народному хозяйству 62 процента всего произведенного в Советском Союзе чугуна, около 50 процентов стали, более 50 процентов проката и меди, 100 процентов алюминия, магния, никеля, кобальта. Уральская промышленность производила до 40 процентов всей советской военной продукции. Каждый второй снаряд, выпущенный по врагу, отливали из уральской стали.

Уральцы по праву гордились своей весомой помощью фронту. В наших подразделениях можно было услышать популярную в то время песню:

Крепкий советский тыл, и в частности трудовая доблесть уральцев, питал наших воинов патриотическими настроениями народа, готового во имя свободы Родины пойти на любые жертвы и лишения.