– $#@!^#, как же болит голова…^#^$*@… кто открыл окно… — голос, вырвавшийся из груди был каким-то странным, хриплым. Похоже, кое-кто заболел, ибо опять на ночь оставил окно открытым. А так как моя кровать стоит именно там… Вот, опять простуда. Северная столица такая северная.
Так, стоп!
Ещё толком не продрав глаза, я зашарил руками в поисках одеяла, пытаясь не дать ускользающему от меня сну снова сбежать. В этот раз мне приснилось, что я Сириус Орион Блэк собственной лохматой персоной, блудный сын Ориона и Вальбурги Блэк, лучший друг Джеймса, тот ещё оторва, но самый настоящий маг!
Во сне я сражался с каким-то крысоподобным пухляшом, а с моей палочки то и дело срывались далеко не самые светлые заклинания. Управлять магией было классно. Как приятно осознавать, что по твоей воле меняется сама реальность. «Мамочка бы одобрила…» — появилась чуждая мне мысль. И это было странно. Как будто кто-то шепнул мне прямо в ухо.
— Все, — решил я, открывая глаза. — Пора просыпаться и закрыть, наконец, это чёртово окно… э-э…
Первое, что я увидел, открыв глаза, была стена. Не стенка моей комнаты с чёрно-золотистыми обоями, все заклеенные постерами любимых групп, а самая настоящая стена — каменная, из грубого гранита, поросшая мхом, через щели в которой на меня дул холодный влажный воздух.
— Опять… — пробормотал я, вновь закрывая глаза. Иногда бывает, что просыпаешься прямо во сне, и сначала не осознаешь, что всё произошедшее было только воображением воспалённого мозга. Но это явно был не тот случай.
Я полежал ещё с закрытыми глазами, успокаивая забившееся от адреналина сердце.
«Вот сейчас я проснусь, и…» — я сильно зажмурился и открыл глаза. Ничего не изменилось.
Признаюсь, я немного запаниковал.
Вскочив с какого-то полуразвалившегося матраса, огляделся по сторонам. Три стенки из всё такого же грубого камня, и толстая железная дверь, сквозь большое окно которой виднелась другая железная дверь и кусочек узкого коридора, освещаемый лишь редкими факелами. В каменной коробке два на два метра был только этот соломенный топчан, дырка в камне в углу под нечистоты, и лужа уже грязной воды с противоположной стороны с какими-то глиняными осколками. С внутренней дрожью, я подошёл к этой луже, до рези в глазах вглядываясь в нечёткое отражение. Из лужи, словно из другого мира, на меня смотрел совершенно незнакомый человек. Лишь глаза остались прежними — голубыми, с примесью зелёного.
Я отшатнулся, рухнув на топчан. В голове зелёной вспышкой начали возникать образы и воспоминания. Вот мне шесть, и я делаю бумажные кораблики с дядей Альфардом, заставляя их магией плавать против течения ручья. Мне семь, и я сижу в родовой библиотеке на коленях у деда Арктуруса, а он рассказывает мне сказки Барда Бидля. Воспоминания о сёстрах и младшем брате Регулусе. Бэлла, Цисси, Меда… Отец, подаривший первую палочку и научивший первому заклинанию. Вальбурга — всегда аристократично отстранённая, но с гордостью смотревшая на своего маленького сына. Первая встреча с Джеймсом, первая драка и дружба, учёба в Хогвартсе, Ремус, Лили, Питер, оказавшийся предателем. Гарри… Калейдоскоп воспоминаний крутился всё быстрее и быстрее, словно в ускоренной перемотке показывая мне жизнь Сириуса, мою жизнь. И только волшебное беспамятство прекратило эту карусель. В этот раз я был ему рад.
Сознание вернулось резко, толчком заставив меня подняться. Откуда-то со стороны коридора донёсся еле слышимый шелест. Резко стало холоднее, изо рта повалил пар. Казалось, что света стало ещё меньше, хотя, казалось, куда уж. Изнутри стала подниматься глухая тоска, иррационально хотелось завыть… Это были они. Дементоры. Сириус знал, как защититься от их влияния. Вторая форма анимага притупляла мысли, выставляя вперёд лишь инстинкты и желания. Но это был Сириус. А я же совершенно не помнил, как становиться псом. А в присутствии стражей Азкабана сконцентрироваться на воспоминаниях было слишком тяжело.
Вдруг я буквально почувствовал, как внутри шевельнулось что-то темное, тяжёлое. Словно большой мохнатый зверь, оно медленно выползало из подсознания. Я и не заметил, как упал на четвереньки. Тело ломало, но вместе с этим становилось легче. Откуда-то из другой камеры раздался полный отчаянья женский крик. Спустя минуту в камере уже не было исхудалого узника, вместо него гневно скалился на безмолвные фигуры гигантский пёс.
Когда дементоры ушли… ускользили, уплыли даже, если можно так выразиться. Я превратился обратно. Тело била крупная дрожь, сил не было даже чтобы подняться и дойти до топчана. Ну, зато я вспомнил, каково это, превращаться.
Так я и лежал на холодных камнях до момента когда в двери открылось маленькое окошко и внутрь засунули деревянный поднос. Обострённое обоняние уловило запах еды. В животе заурчало. Я нашёл в себе силы, чтобы дойти до двери и, едва себя сдерживая, принялся за тюремную пищу. Это был какой-то бульон с крупой и кусок хлеба. Порция, достаточная для того, чтобы не сдохнуть, но не достаточная для того, чтобы хоть наесться. Когда я все съел — поднос исчез вместе с посудой, а на полу остались несколько камешков. Временная трансфигурация — как-то отрешённо мелькнуло в голове
– #$%@#$ — выругался я, — и угораздило же!
Когда последствия прихода дементоров немного прошли, я принялся обдумывать план побега. Даже не то, что со мной случилось, это можно было обдумать позднее, а план. Я чувствовал, что ещё пара таких визитов и думать будет уже некому, эти твари высосут мой мозг через трубочку, как это и случилось с Сириусом… со мной. Следует привыкать к тому, что я это он. Кстати, план побега у меня-Сириуса уже был, он обдумывал его без малого семь лет, но боялся. Как боялся и я. Выбраться из камеры было сложно, но не невозможно. Тело настолько исхудало, что в обличье собаки я бы смог протиснуться через окошко для кормежки. Анимагия позволяет при должных тренировках изменять размеры второй формы. Но помимо клетки, препятствием было то, что стены камеры служили не только способом удержать узника. Но и защитой от… Дементоров! Они не могли пройти через толстые преграды, и это защищало узников от «поцелуя». А тюрьма находилась где-то в северном море, под антиаппарационным и магглоотталкивающим куполами. На расстоянии многих километров от стен тюрьмы обитали лишь дементоры и узники, а до твёрдой земли было неизвестное количество миль, и я-Сириус не знал, хватит ли сил добраться до неё.
В отличие от него, я был уверен. Хватит. Либо так, либо останется только вскрыть себе вены. Мой взгляд упал на осколки кувшина, почему-то не превратившиеся обратно. Но это было бы слишком малодушно… Ведь в отличие от Сириуса, погрузившегося в пучину вины за смерть друзей, у меня была цель. Спасти Гарри, своего крестника, и отомстить одной мерзкой жалкой крысе…
О да, в этом наши с Сириусом желания полностью совпадали.
Подготовка к побегу неожиданно затянулась на без малого две недели. Я отсчитывал дни по кормёжке. Маленькая дверца открывалась ровно два раза в день — утром и вечером. Или утром и днём… Мордред его знает, в обозримом сквозь щели кладки пространстве погода не менялась совершенно, там всегда было темно и пасмурно, а свинцовые тучи прямо над островом не пропускали ни единого лучика света. Числа я царапал на стене осколками кувшина, чтобы не забыть. Бывший обиталец этого тела делал точно также, похоже я просто продолжил его занятие. От любопытства обследовал стены камеры, каждый ее угол. Похоже, я здесь не первый. Под мхом встречались имена, даты, стихи… Но чаще всего повторялись три имени — Гарри, Джеймс, Лили.
Память приходила урывками. Думается мне, что всё было бы намного проще, если бы не эти твари в плащах и балахонах. О, этих страшных созданий я возненавидел на всю оставшуюся жизнь. Уже через пару дней я мог безошибочно опознать когда они приближаются к камере, чтобы заблаговременно перекинуться в обличье пса. Приходили они дважды в день, словно бы в издёвку, до приема пищи. Видимо, чтобы узники не откинули ласты слишком рано. И ещё я узнал крик женщины — это была Беллатрикс, моя кузина. Первое время я пытался докричаться до неё. Не знаю, зачем. Возможно, чтобы убедиться, что я не один здесь. Но она все не отвечала. А другие узники уже даже и не кричали совсем. Итак, чего я ждал. А ждал я момента, когда вспомню как именно правильно аппарировать. Почему-то именно это воспоминание приходило дольше других, я практически вспомнил всю жизнь меня-Сириуса, даже палочковую и беспалочковую магию! Последний раздел я-Блэк знал не очень хорошо, и у меня не выходил даже слабенький Lumos.
Хотя, возможно, здесь просто нельзя было колдовать, да.
Ещё я откладывал еду на побег. Ну как, еду… по половинкам от той краюхи, что давали к баланде. Я прятал их в узелок, который сделал из уголка грязного топчана. Но тут уж не до брезгливости. Их я отрывал от самого сердца. Голод здесь стал моим постоянным другом — и я постоянно одергивал себя, чтобы не съесть даже эти крохи. Хорошо ещё, что блох не было. Похоже, они здесь просто не выживали, хоть какой-то плюс.
Ещё я немного занимался физкультурой… Ну как, физкультурой, это так даже называть стыдно.
Отжаться я мог всего один раз, организм был слишком истощен даже для этого, что было даже несколько обидно. Конечно, я понимал, что почти с десяток лет просидеть на Азкабановой диете — тут не каждый и двигаться-то сможет, но где-то в глубине души поселилась иррациональная обида, ведь что я там, в России, что я-Сириус тут были в прекрасной форме, а тут такой облом. Мысленный список дел «после побега» пополнился зарубкой о спорте или чем-то похожим, ибо смотреть и осознавать это было… очень неприятно, да.
Мой план был прост. Смотровое окошко закрывалось на простой замок, который в обычном состоянии я бы выбил одной левой. Но сейчас — вряд ли. Поэтому, паз для затвора я решил залепить кусочками матраса, размоченными до бесформенного состояния. Я с трудом вспомнил, как после допроса меня вели по длинным тёмным коридорам без окон. Только на третьем пролете был оборудован небольшой смотровой балкончик. Оставалось надеяться, что он на той стороне крепости, примыкающей вплотную к морю. Иначе… впрочем, об ином варианте я предпочитал не задумываться. И вот, на тринадцатый день моего «попадания» я наконец решился.
Старый смотритель Кентон не любил место своей работы. Впрочем, он бы наверняка удивился, если бы кто-то сказал, что любит такое место, как Азкабан. Однако бывший аврор, получивший в войне с Тем, кого нельзя называть, увечье не совместимое с его старой работой, не привык жаловаться на жизнь. Ко всему можно было привыкнуть — к постоянному ветру и холоду, чуть ли не спартанским условиям, обществу матерых уголовников, часть из которых он засадил сюда лично. Но вот к чему не мог привыкнуть седой однорукий аврор, так это к Дементорам. У него был амулет, для защиты. Их сторожка была защищена самыми разнообразными чарами, а в камине всегда весело потрескивал огонь… но за пределами уютных комнат, мерзкий холод все равно проникал прямо в душу. Так что момент, когда приходила его очередь разносить еду живым трупам, он не любил.
Однако, служба есть служба. И старик отправился по этажам, постоянно подновляя на левитирующих за ним подносах чары трансфигурации. Почему-то даже за пределами камер, заклинания держались очень недолго. Словно бы проклятые твари выпивали и их. Подойдя к камере № 13, Кентон прислушался. Из каменного мешка доносились слабые стоны, свидетельствующие о том, что знаменитый узник еще жив.
Сириус Блэк — бывший аврор, герой войны — и убийца. Предатель собственных друзей, приспешник Темного. Кентон всегда знал, что из этой паршивой темной семейки аристократишек не может выйти нормальный человек. Ему все давалось легко, по блату. Он не карабкался по карьерной лестнице, как честный маглорожденный Кентон Бретт. Не рисковал своей жизнью, ради какого-то пустякового значка. И кто в итоге победил? А? Бывший аврор с трудом удержался, чтобы не плюнуть в миску с тюремной похлебкой или вылить ее. Кентон вспомнил, как пару недель назад, этот сумасшедший затих, хотя вечно смеялся и выл как собака в своей камере. Но когда труп уже хотели уносить, тот вдруг снова начал выть. Так что смотритель лишь поставил поднос внутрь камеры, не пролив ни капли. «Смерть была бы для тебя слишком легким исходом» — злорадно думал смотритель, защелкивая дверцу. — «Помучайся еще, ублюдок.»
За своими мыслями, старик не заметил, как неправильно щелкнул замок. Он был слишком погружен в воспоминания своей юности, раз за разом переживая ее негативные моменты. Азкабан, не взирая ни на что, действовал на всех.
Едва успел. Затолкать тряпку в паз для замка задубевшими от холода пальцами, да еще так, чтобы этого не заметили было сложно. Но старый, бубнивший себе под нос ругательства маг ничего не заметил, и один этот факт наполнял меня бурлящей энергией надежды.
Для верности, подождал пять минут, пока смотритель не уйдет на этажи повыше, и только потом открыл предательски скрипнувшее окошко. Узелок был на месте, но перед тем, как окончательно расстаться со своим обиталищем — следовало нанести последние штрихи. Остаток глиняного осколка ушел на небольшую надпись. Как бы не пошло дальше, но сюда я уже не вернусь. В путь.
Превратившись в собаку, усилием воли и магии сделал свою вторую ипостась максимально низкой. Теперь я больше походил на таксу. Перед началом, с наслаждением съел половину своих запасов. Мне требовались все силы. А теперь — узелок в зубы — и бежать. С трудом протиснувшись в окошко (все же я был достаточно крупным даже так) я зубами вытащил тряпки из паза замка, лапой захлопнув дверцу. Так меня не хватятся дольше.
Дальше я медленно двинулся по коридору. Хотя собачье сердце требовало нестись во все лапы из страшного места, спешить было нельзя. Можно натолкнуться либо на обход, либо на дементоров. Но путь был, на удивление, практически чист. Приближение тварей темницы я чуял и обходил эти места стороной, а обходов не было. Так что спустя считаные минуты я уже был на балкончике.
Мокрый ветер трепал мою шерсть. Снизу раскинулось бушующее море. Черные волны бились о скалы внизу, а я никак не мог решиться. Сердце колотилось как бешеное, мне было действительно страшно.
«Ну же…» — подталкивал меня внутренний голос. — «Чего ты медлишь! Вперед!»
И я прыгнул.
Замок черным клыком возвышался над бушующими волнами, но в некогда темных помещениях, где хозяйничали дементоры, сейчас было непривычно светло и многолюдно.
— Альбус, полюбуйтесь! — низенький, полноватый волшебник в зелёном котелке был непривычно бледен. Его спутанные седые волосы прилипли к покрывшемуся испариной лбу, который тот постоянно промокал малиновым галстуком. Министр Фадж, а это был именно он, был явно напуган.
Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, кавалер ордена Мерлина первой степени, Великий волшебник, Верховный чародей Визенгамота и проч., был же наоборот неестественно спокоен. Его постоянная полуулыбка и искрящиеся глаза сейчас внимательно осматривали входную дверь. Искали что-то, и не находили ответа.
— Да, министр, вы что-то хотели показать? — высокому волшебнику пришлось немного согнуться при входе в камеру. Фоукс, недовольно крикнув, слетел с его плеча внутрь помещения, наполняя каменный мешок теплым светом.
— Что это значит, Альбус?! — министр показывал на каменную, испещренную цифрами стену, на которой ярко выделялось расчищенное ото мха место и написанные недавно строки. Дамблдор, нахмурившись, поправил очки-половинки, магией увеличивая четкость изображения и вчитываясь в буквально выдолбленные в камне строки.
Мы лежим на холодном и грязном полу,
Присужденные к вечной тюрьме.
И упорно и долго глядим в полумглу:
Ничего, ничего в этой тьме!
Только зыбкие отсветы, факела смрад
И вода с равнодушных небес.
Только длинные шаткие тени дрожат,
Протянулись — качнулись — слились.
Позабыты своими друзьями, в стране,
Где предатели, звери да ночь,
Мы забыли о солнце, о звездах, луне,
И никто нам не может помочь.
Очень скоро я скину оковы тюрьмы
Не поможет предателям лесть
И как духи чумы, как рождение тьмы,
Бойтесь Блэка, ведь я ваша месть… [1]
— Он жаждет… мести? Альбус! Но этот сумасшедший же сам убил своих друзей. А теперь ещё и сбежал, — министр в очередной раз промокнул лоб. — Как он это сделал?!
— Наверное, бедный мальчик и вправду сошел с ума, — Дамблдор, с уже привычной улыбкой повернулся к министру. — А с сумасшедшими никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Следует усилить охрану тюрьмы и объявить его в розыск.
— Разумеется, Альбус, я так и сделаю, — Фадж обернулся к ожидающим их на выходе аврорам и принялся за любимое дело — раздавать указания. Дамблдор же казалось сильно задумался.
— Как же ты сбежал, Сириус. И почему только сейчас? — холодный разум старого волшебника анализировал полученную информацию со скоростью хорошего компьютера… Но не находил ответов. Возможно, стоит расспросить последнюю представительницу темного семейства Блэков — Беллатрикс. Кто знает, какие ещё тайны скрывает эта наконец-то изжившая себя семейка. Но в ее безумии Альбус точно не сомневался. В отличие от безумия бывшего мародера. Но светлый маг понимал, что вряд ли она что-то скажет добровольно. А легилименция на разуме сошедших с ума, к сожалению, не работает. Так что нужно искать не здесь. Но где?
— Месть… мой мальчик, и кому же ты собираешься мстить?
(Константин Бальмонт, «В тюрьме», с изм. автора)